
Текст книги "Исповедь пофигиста"
Автор книги: Александр Тавровский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Глава двадцать третья
Один раз деньги нужны были позарез, и приехал мужик из-под Вильнюса.
– Ребята, есть работа, хорошо плачу. Нужно перевезти пять тонн наркотиков.
Я говорю:
– Это – нет!
– Да подождите, не спешите, вы ничего не поняли. В Прибалтике нет димедрола, а ваше самостийное правительство запрещает вывоз лекарств. Таблетки сильные, но только для лечения. Вы не поедете ни на какие склады, разгрузитесь прямо в больнице. Плачу сразу каждому по тыще баксов.
Это были бешеные бабки: зарплата на заводе тогда была тридцать баксов.
– Я буду ехать сзади. Вы даже из машины не выходите, денег у меня полный дипломат, все проблемы решу сам. Как идет машина?
– Нужно восемьдесят – буду ехать восемьдесят, нужно сто тридцать – буду сто тридцать. Но это будет дороже – ремонт дорог.
– Сколько?
– Ну, ста баксов хватит – на масло и резину.
Я резину покупаю по пять долларов за колесо. В троллейбусный парк иду в ночную смену: у нас с ними резина одинаковая, только у нас нейлоновый корд – мягкая, а на троллейбусах – камни дробит.
– Сколько?
– Пять по пять.
Они даже с троллейбусов при мне снимали.
– Мы сейчас старые поставим, а эти забирай.
Что колеса! Вся страна продается, и очень недорого, кстати.
Клиент мне говорит:
– О’кей! А фура пойдет сто тридцать?
– Эта – пойдет.
Выехали, едем. А была еще одна проблема – выйти из Киева. Дорога на Москву через КП, а у нас вообще никаких документов.
Паспорта и права «закопаны» у клиента в сидушке – ни товарных накладных, ни фига!
– Проедем киевское КП, остальное мои проблемы. Я – прибалт, хохлов не знаю, а дальше всех куплю.
– Братан, – говорю, – я выеду.
Включаю задний свет и лечу вместо шестидесяти девяносто кэмэ, залетаю на КП, торможу, бегу к менту – все сходу. Смотрю, литеха стоит.
– Командир! Тебе звезда светит!
– Что такое?
– Командир, три месяца назад из Германии вывез «бээмвуху», черную, спортивную, себе лично, работал на нее пять лет. Я ее из миллионов узнаю. Сейчас она едет сюда на чужих номерах – видно, гонят на Прибалтику.
– Да ты че!
– Они едут не спеша, не местные едут, не киевские. Ты видел, чтобы наши на «БМВ» тихо ездили? Давай я отъеду, а ты ее тормозни. О’кей?
– Давай-давай, сваливай!
Ну, мужик понял, что здесь звезда горит, будет он мои номера запоминать. Он ведь больше на КП стоять не собирается, он о моем «БМВ» думает. Я его после не раз видел: он даже мою рожу не запомнил.
Так мы Киев и проскочили, идем на Минск, с клиентами играемся: то мы их обгоним, то они нас. Доехали до границы, они нас тормозят:
– Мост застучал.
Посмотрел я, понюхал:
– Да у вас, ребята, шестерня полетела. Что ж, вас теперь полторы тыщи кэмэ на прицепе тащить?
– А что – тащи!
И так мы с приключениями до самого…
Вылазим на украинской таможне. Мент говорит:
– Хлопци! К вам там якась хреновина причепылась.
– Где?
– Та вон!
– А! Это так, на Прибалтику едут какие-то чуваки. Сломались, напросились за полтинник. Пятьсот кэгэ – не хвост, не отвалится.
– А шо везете? – это у них коронка.
– Да фигня всякая…
– А документы?
– А нет документов.
– Ну да! А права хоть есть?
– Нет, и паспортов тоже нет.
– Выходи!
Я тогда кричу:
– Артур! – Клиента Артуром звали. – Выходи!
Артур и вышел. А я в свою машину прыгнул и притих. Гляжу: руками машут – договариваются. Потом зашли в будку. Выходят, Артур смеется:
– Бабки дал, бабки взял!
В Белоруссии есть город со жлобским названием Жлобин. Стоит будка для собаки, вылазит оттуда ментяра – помятый, с перекуру, с перегару:
– Права, накладные!
Я машу рукой:
– Вон в прицепе усе.
– Положено, шоб у вас було.
– Командир, мало ли что положено. Клиент все документы забрал, чтоб мы не сбежали.
– А как вы сбежите, колы он у вас на веревке телепается? Взял он у Артура документы. Ушли они. Приходит Артур, растерянный трошки:
– Странно, что-то не хочет брать…
– А сколько давал?
– Штуку.
– Ну, дай пять – может, тогда его пронесет. Представляешь, если менты сюда всей кодлой сейчас нагрянут?..
– Так он уже им и позвонил…
Короче, конец нашей эры, крах традиций – полный абзац! Понаехали менты, человек десять на «таблетках» – такие машины, как бывшие «скорые». Нас вроде бы арестовали, простояли до вечера. Тот мент неподкупный сменился, все взяли по пятьсот и уехали.
– Вот дурак! – хихикает Артур. – Мог взять пять штук. А мне что ему весь кусок, что всем крошки – одна фигня.
Подъезжаем к прибалтийской границе, а там грузовым – направо, легковым – налево.
– А меня куда, – спрашиваю, – налево или направо?
– Направо, – решает мент.
– Как направо? У меня ж сзади легковушка!
– Тогда – налево.
– Моя фура там не пройдет.
– Ладно, гони направо и легковушку с собой тащи. Задолбал!
И вдруг «Мария» началась! А это – как всем народом враз обосраться. Таможня разбежалась. Я говорю:
– Айда и мы посмотрим!
Смотрим «Просто Марию». Наконец один таможенник устал смотреть, вышел на улицу:
– О! Там уже столько народу! Ну че, будем пропускать? Или до завтра?
Пропустили. Вовка взялся выезжать с таможни, а Артур, дурак, свою тачку одной рукой ведет, а сам эту «Марию» досматривает по телеку в кабине. А руль у него не разблокирован – надо зажигание включить, а для этого надо «Марию» выключить. А ее просто так не выключишь, она ж как мюсли: жуешь, пока челюсть не отвалится. А Вовка их прямо на железный забор тащит. Я кричу:
– Вовка! Стой!
Артур уже – раз! – в забор. А Вовка не чувствует ничего, – прет вперед. В общем, рожу, фары, крыло – все разнесли к чертовой матери! Все тут стали свистеть, бегать, орать, а Вовка таможенникам:
– Чего вам еще? Я уже все показал!
Ну – труба! Топором крыло вместе с фарой в артуровой «шестерке» отрубили. И снова – вперед.
Теперь Прибалтика с димедролом. Может спать спокойно!
Глава двадцать четвертая
Только не надо сразу, Склифосовский!.. Кому не интересно – под сидушку! Там меня нет, там тихо, сколько хочу, столько и гавкаю.
Короче, мы везли ампулы, которые от СПИДа, в Киргизию. Они очень дорогие, в России таких нет. Наняли нас на двух машинах, рейс абсолютно «черный», но тогда мы понятия не имели, что везли.
Ампулы, всего по одной коробке в каждой машине, сверху забросали упаковками с детским нафтизином. Будки специально не пломбировались, наоборот: заглянет чурка-мент в будку, а там нафтизин.
– Да-а-ай что-нибудь!
– Дети есть?
– А как же!
– Болеют насморком?
– Конечно!
– Так на тебе, на тебе и еще на тебе детского нафтизина. От всех болезней поможет, все болезни – от насморка.
Мужик, который нас нанял, славянин, а заказ делали для киргизского чурки. В Киргизии все – славяне и чурки.
Только заехали в Киргизию – мент. Я жопой чувствую, когда мент сечет. Одного мента можно отколоть, штрафом отделаться, а бывает мент – настоящий чекист, какой-то литеха, но один на миллион. Ему не нужен штраф, не нужны твои бабки – ему нужны твои права. Тому сразу отдашь талон – и вперед.
А этот, чувствую, именно меня ждет, сечет. Ему ни штрафа, ни бабок, ни прав не нужно, ему другой платит. Ему нужен ты.
Стоит, изучает документы, а они по-английски.
– Есть перевод?
– Есть. Вот русским языком написано: детский нафтизин.
– Сам вижу. Сколько?
– Три тонны.
– По колесам не скажешь.
А как три тонны можно увидеть по колесам? Значит, въедается, провоцирует, по-нашему – «хвост давит». Нужно обязательно понять, чего он хочет.
Я говорю Шурику:
– Нас ведут.
Он не верит:
– Да фуфло это!
На следующем посту снова останавливают:
– Все, разгружайтесь. Пойдем поговорим.
Заходим в КП, сидят ребята.
– Так, думайте, мужики. Каждому даем по две баксами, вы разгружаетесь и тихо уезжаете. Вы, один хрен, не знаете, что везете.
– Командир, – говорю, – я же жопой чувствовал, что вы нас вели!
– Ну какая разница, кто вас вел; а если очень умные, нужно сразу разобраться.
Я говорю:
– Командир, ну дай подумать.
– Хорошо! – и отдает нам права. Дескать, куда вы денетесь!
Мы догадывались, что груз предназначен для очень крутых людей в Бишкеке, поэтому с нами хотели обойтись тихо и без крови.
Вышли мы, посидели возле машины, перекусили.
– Шурик, все это – фуфло! Ну получим мы от них деньги, а что скажем клиенту? Что, он про нас забудет? Да никогда!
– Давай так. Дорога хорошая, хотя и неширокая, девяносто выжмем запросто. Сейчас киргизы спят – должны спать! – фуры не ездят. Лишь бы удалось сесть в машины.
Решили удирать в два ряда. Я становлюсь на одну полосу, Шурка на другую. Врубаем дальний свет, аварийку и прем. Стрелять вряд ли станут, я так подумал. Но если преследователь прострелит заднее колесо, я лягу на бок, и он обязательно в меня врежется. Значит, стрелять без риска можно метров за двести – попробуй попасть на ходу! Мы не в кино. По закону подлости все всегда бывает по-моему… или не бывает.
Но как они нас недоследили, как позволили в машины сесть? Я такое только в кино видел. Мы завелись – газ до пола! Прем в два ряда, чтобы на обочину полколеса зашло. Чтобы между нами был совсем узкий просвет. По центру и так никто не пройдет, верно? А обочину мы собой прикрыли.
Метров сто проехали, и все – хвосты со всех сторон. Стреляли-стреляли – мы у себя ни одной дырки не нашли. Хрен у них такое было запланировано, хотя я у них в штабе писарем не работал.
Пригнали мы таки в Бишкек, прямо на склад. Клиент, конечно, крутой, как яйцо: у него весь киргизский колпак золотом вышит. И, как у Горбачева вся страна, у него все склады под рукой, километра два – одни терминалы. Видели мы и хоромы хозяина Бишкека.
Нам сразу же после разгрузки дали по пакетику конопли. Подошел пацан: «Это вам!». «План», блин, чистейший, спичечная головка – на сигарету. Единственный наркотик, который не тянет: нет так нет; меня, блин, не тянет.
Предлагали и уколоться, но я категорически отказался. Во-первых, я боюсь иглы. Не то что в вену – и в жопу ни за что, ни за какие наркотики! Во-вторых… то же, что и во-первых.
Поехали обратно. Нас никто не тронул: зачем платить бандитам за убийство двух водил без груза? А «спидские» ампулы, как оказалось, стоили не меньше «лимона» баксов. Вообще-то могли и замочить, а я об этом тогда и не подумал. Во блин!
Глава двадцать пятая
И снова хороший заказ на «таблетки» в Бишкек. Я тогда уже на Андрея работал, поехал один. Дорогу знал, но впервые один. Страшновато.
Дошел до Волги, подъезжаю к Саратову. Мост платный, стоят менты:
– Тормози!
А тут ходит какой-то мужик и предлагает:
– Хочешь, мы тебя через мост проведем и в городе проводим, а то знаки там все поснимали.
– Да нет, не хочу, спасибо!
Я же знаю, что это обычный вшивый рэкет: проводят под мост и – деньги за «проводку». Он говорит:
– Нет, так нельзя! Ты что, лох?
– Не, – говорю, – не лох. Смотри, вон целый караван подкатил, из Москвы – точно лохи. Рекомендую!
Он туда убежал, а я – газу. Что я, по знакам по городу езжу?
Без приключений дошел до гор, каждый подъем – тридцать километров. Фуры становятся в ряд, не свернуть, через каждые двести километров – «карман», тоже под наклоном. За Троицком Казахстан.
Лес кончился, степь, дорога плитовая – как по волнам плывешь, резину режешь. Жара, зато харчевни кругом. Бабки сидят: по-русски ни бум-бум, манты продают, суп вкусный, чай зеленый. Я сахар кинул в чашку, у них глаза сразу расширились. Их главный аксакал только недавно объявил о великом открытии казахского народа: если, говорит, в чай кинуть сахар, он становится сладким. Но еще, видно, не до всех дошло, не до всего народа. Я люблю сладкое, а они не любят. Поэтому я и не родился казахом: пил бы всю жизнь чай без сахара. Дурдом!
В Бишкек прибыл нормально. Собрался назад и задумался. А я, когда начинаю думать, всегда в большие бабки влетаю, уж лучше мне больше гавкать.
На карте есть короткая, ну я и решил срезать. Сначала идет обычная трасса из Бишкека на Караганду через Балхаш, затем – направо на Россию. А та, ненормальная, обрезанная дорога – от Балхаша налево, на Кзыл-Орду, через пески «Долины смерти», так мне кажется.
А, думаю, резины у меня много, колеса приспущу и пойдет, как родимая, а сэкономлю время – больше проживу.
И пошел я на Кзыл-Орду. Видел туркменские минареты и кладбища. Могилы понравились. Туркмены закапывают труп то ли в кульке, то ли в мешке, то ли сидя, то ли стоя, а вокруг могилы строят дом без крыши с одной калиткой из камней, чтобы дух выходил свободно.
Но я так умереть не хочу, я вот что сделаю: проживу лет до пятидесяти, не меньше, потом куплю в кредит самую дорогую тачку, застрахую ее на миллион, проеду на ней, сколько душе захочется, и где-то не сверну на повороте… чтоб ни врачам, ни трупорезам, ни полиции ничего не досталось… А вечно сидеть мумией в кульке… Хорошо, что я не туркмен!
Еду на Александровское, село в горах. Дорога через всю пустыню, асфальта все меньше, ям все больше, пошли покореженные плиты. Вдруг и они резко кончаются и начинается песочная дорога, а там, на краю пустыни стоит КП и сидит мент-туркмент, загорает, зверюга, на солнышке. Галстук тут же висит, на стульчике, рубашка на груди расстегнута, грудь парит и фуражка на жирном колене. Сидит, короче, пески стережет.
Он даже не встал. Только рукой махнул:
– Откуда, куда?
– Вот – с Бишкека на Киев.
– Бишкек знаю. А Киев… Где это?
– На Украине.
– Это Китай, нэт?
У них вся Земля – Туркменистан да Китай. Ошский рынок забит китайским барахлом, проезд туда-обратно свободный: утром выехал, вечером вернулся, путевки для местных открывают прямо на границе.
– Ну хорошо. Знаешь, куда едешь?
– На Александровское.
– Ишак! Черэз пустыню едешь! Бак полный?
Открываю – половина.
– Иды заправляйся.
Права мои отобрал, чтобы я в пустыню без его приказа не сбежал. Я заправился.
– Вода есть?
– Литра три-четыре.
– Иды, заливай полную канистру. Верблуд!
Залил.
– Теперь можешь спать. В три часа ночи разбужу, будет холодно.
А я уже знаю этот дурдом. У них, когда ветер подымается, с ума можно сойти.
Разбудил, гад, ровно в три утра, права отдал, еще и проинструктировал бесплатно:
– Старайся быть рядом с границей. С дороги не съезжать, если ночью что случится, все равно с дороги – ни шагу. Из машины не выходить, на песке не спать, по пескам не лазить. Туалет – на дороге или в машине. Хо-хо!
А дорога – одно название: вытоптанный песок и мелкие острые камни торчат, а кругом барханы. Но зато я срежу тысяча двести километров! Еду, режу. Ночью температура плюс пять, днем за сорок. Жара сухая. Больше тридцати километров в час никак, хочешь больше – машина начинает дико дребезжать, вот-вот рассыплется. Хорошо еще дорога без подъемов.
Колесо располосовал. Еду. Бегает варан, постоит на холме и хвостом влево-вправо – абориген пустыни. Бурундучки свистят, сложат лапки и свистят. Видел, блин, скорпиона – выполз, гаденыш. След от змеи на песке. И – ни души.
Днем поспал пару часов. По спидометру отмахал всего триста пятьдесят километров, решил: буду ехать, пока не умру – значит, уже недолго. Тишина, перед фарами только перекати-поле летают.
Миражей не видел, я всегда вижу только то, что есть. Не то что Сашка: он как-то заправку видел, увидел и побежал навстречу, как будто там ларек с газировкой. Хорошо еще, что через двести метров в яму упал.
Сильно укачивало. Вдруг секунда невесомости и дичайший удар. Я ни хрена не понял. На руле распластался, лежу. Смотрю – фары горят, дорогу освещают. Что за хреновина! Дверь заело, через стекло вылез. Бля, прямо в огромную яму, как в могилу! Передок в нее въехал, бампер погнулся, а на левом колесе срубило все стремянки – рессора висит на одном болте.
Я отцепил прицеп, взял лом, всунул в днище прицепа и повернул в сторону, срубил рессору. Через трое суток сел за руль. Пустыня же!
И страшно мне в этой чертовой пустыне почему-то не было. В нашей бандитской фирме хуже, чем в пустыне, а здесь хоть бандитов нет – лафа!
Однако еда доелась, вода допилась, осталось литра два, чтобы обмыть мое тело. Оно подсохло, проветрилось, даже потом не пахнет – готовая мумия, только живая. Бывает живая мумия? Хрен знает! Но я и в туалет уже не ходил, чтоб с дороги не сбиться. Тряпку намочу – и на голову, чтобы и за шиворот текло. Ногой руль поджал – еду.
А! Мост играет, руль прокручивается, колеса разваливаются…
Гляжу: шатер стоит, как юрта, и дед сидит, как тот туркмент-пустынник. Возле пара овец, чан. А у меня воды уже – только глаза протереть.
– Дед, – говорю, – салям алейкум!
– Алейкум.
– Дай воды попить!
А дед по-русски, как я по-туркменски. С кем ему говорить в пустыне по-русски? Но сообразительный попался старик, принес молока и чай зеленый нагрел – горький, противный. Даже мясо приготовил на костре. У него миска, как еврейская кипа. Поставил он ее на огонь, прямо в костер, капнул жиру с тряпки и кинул туда что-то похожее на мясо. Я жевал-жевал… дед уже свою порцию съел, а я только перестал жевать… и выплюнул на ладошку.
– На, – говорю деду, – доешь. Еще жуется!
Он мне и лепешки дал на дорогу, и воды из бурдюка, и бутылку молока – жирного и горьковатого. Я этого деда до сих пор люблю!
Через два дня доехал я до Александровского. Там тоже КП и тоже туркмент.
Глава двадцать шестая
Я все-таки считаю себя тоже светлой творческой личностью, хоть я и не бандит. Во-первых, с ментами никогда не цапаюсь. Я как-то с ними поспорил: начал с тридцати долларов, а кончил тремястами баксов. Во-вторых, я девчонок никогда не обижал, даже уже до меня обиженных.
Одна была – до Сима попросила подбросить.
– Какие проблемы, садись.
Вечер, дождь. Девчонка вроде хорошая, внешне не скажешь, что плечевая. Сказала, что от бабушки домой едет. Жаловалась: жизнь плохая, зарплату дают заводскими изделиями. Я как-то все стеснялся задать коренной вопрос. Да не о зарплате. Хрен знает, чем ее там выдают. Может, унитазами. Я спросить хотел: работаешь на трассе или как? Так и не спросил. Поместил ее в спальнике, а сам лег на капот.
А до сна мы еще поужинали. Я салат накрошил в тарелку, свечку зажег, специально для нее новые простыни достал. А что? У меня для такого варианта всегда полный комплект постельного белья.
Я-то сам сплю без причуд: бабахнусь в кресло, ноги вытяну… Утром встаю, соску в рот, покурил – за руль, по утрам никогда не ем.
Ну, легла она в спальнике, я тоже залез в кабину. Слышу, она ворочается, а у меня было нормальное желание: залезть к ней погреться. Она ворочается, а я думаю: ну ее в баню, буду молчать. Свет гашу, чувствую: не спит. Ну что тут делать?
– Ничего, если я закурю? – спрашиваю.
– Кури.
– Чего ты не спишь?
– Да так, не спится. А ты?
Как же все получилось? Короче, она сказала, что ей не то холодно, не то страшно. Я к ней – вжик! – в постель. Прижался, девка горячая, обалдеть! Секунда – и я уже сплю.
Отрубился до одиннадцати утра, и она спала, сам видел. Утром зажег примус, даже дверью не хлопнул, чтоб не будить. Она жалуется:
– Что ж ты вчера так быстро заснул?
– Не, – говорю, – не помню.
Довез ее до Сима вечером. Она говорит:
– Ну куда я теперь пойду – всех перебужу.
А времени – всего восемь часов.
– Можно я на ночь останусь?
Мы встали на стоянке: кругом мужики, гульба. Я дал им сахару, они мне – кофе. Опять легли мы спать: она – в спальнике, я – на капоте. Лежу, чувствую, чья-то рука лезет. Чья, думаю? Не моя – точно. Рука залезла ко мне под одеяло и цап!.. да не, за ногу. Я сделал вид, что сплю. Какое мне дело? Впервые не захотел обидеть девку, а может, наоборот – обидел…
Но мне ее было почему-то жалко.
Глава двадцать седьмая
Раз, в самой глубинке России, подгоняю к КП, хочу переключиться на нейтралку, сцепление отжал – ни хрена! А впереди шлагбаум. Я дальний включил и по сигналу. Менты – в стороны. Я догадался нажать на глушилку и держу. За два метра до шлагбаума остановился. Машина заглохла, а передача все равно не переключается.
Открываю капот – все нормально. Менты машину раскачали – выключился. Слава богу! Завожу, хочу втыкнуть первую – не втыкается. Снова открываю капот, на сцепление нажал. Смотрю: двигатель ко мне подъехал, отпускаю – он обратно едет…
Я чуть кем-то не стал. Двигатель же на подушках и к раме прикручен болтами, а… ни одного болта нет! Вообще ни одного болта! Кати его, куда хошь! Такая система: болты от тряски вылетают. Один болт так разбил дырку в раме, что вместе с гайкой провалился.
Менты в восторге:
– Ну ты и ездишь!
Я прошу:
– Помогайте, ребята, выручайте!
– Ладно! – утешают, – сейчас будем останавливать машины, а ты спрашивай свои болты.
Я всем говорю:
– Мужики! Нужны три болта за любые бабки.
Ни у кого! Идет какой-то синий бухарик мимо. Местный. Я его останавливаю:
– У вас есть тут токарь? Или три болта? Прямо сейчас даю бабки на пол-ящика водяры. Мне нужны три болта.
– Щас! Сделаем, жжи меня здеся.
Отошел и – бабах! – упал.
Я его поднял, а он так на меня рукой машет:
– Со мной нельзя! Жжи тут!
– У вас что, в деревне все с утра пьяные?
– Все. Ну, такая деревня. Жжи.
Приполз с мопедом.
– Садись!
– Куда? Ты пьяный, здесь менты.
– Садись! Это мой дядька дежурит. Он тож пьяный.
Сели, поехали. Подъезжаем к какому-то дому, он орет:
– Дядя Вася, проснись, работа приехала! Дядя Вася! Проснись!
Через забор стал перелазить – бабах! – снова упал. Выбегает собака: то ли овчарка, то ли… просто собака. Он ей говорит:
– А где дядя Вася?
А тут голос из темноты:
– Я тебе такого дядю Васю нарисую! Лежи там, не двигайся…
Ага, хрен тебе! Он перелез обратно: не туда, блин, залез.
– Мужик, – пытаю, – ты в этой деревне живешь?
– Щас сообразим.
В другом доме действительно нашли дядю Васю. Выходит:
– Кто?
– Да я, Андрейка. Вот болты у него оторвало.
– Ну, завтра приходи.
– Какого, – кричу, – завтра? Мне завтра в Алма-Аты быть записано. Я баксами плачу!
– Куда я твои баксы дену, туалет ими оклею? У меня и банка тут нет. А рубли у тебя есть? Сколько дашь? На десять пузырей дашь?
– На пол-ящика дам!
– О, тогда пошли!
Пришли мы в мастерскую. Нашел он заготовки, нарезал, а я пошел баксы на рубли менять.
– Мужики! Десять баксов по самому низкому курсу меняю, кому нужны баксы?
Нашелся покупатель. А потом, в три ночи, купил я пол-ящика водки, отдал тому умельцу.
– Сломаешься в наших краях ишо – заходи!
Ага! Хрен я тебе больше здесь сломаюсь!