Текст книги "Исповедь пофигиста"

Автор книги: Александр Тавровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава двадцать третья

Один раз деньги нужны были позарез, и приехал мужик из-под Вильнюса.

– Ребята, есть работа, хорошо плачу. Нужно перевезти пять тонн наркотиков.

Я говорю:

– Это – нет!

– Да подождите, не спешите, вы ничего не поняли. В Прибалтике нет димедрола, а ваше самостийное правительство запрещает вывоз лекарств. Таблетки сильные, но только для лечения. Вы не поедете ни на какие склады, разгрузитесь прямо в больнице. Плачу сразу каждому по тыще баксов.

Это были бешеные бабки: зарплата на заводе тогда была тридцать баксов.

– Я буду ехать сзади. Вы даже из машины не выходите, денег у меня полный дипломат, все проблемы решу сам. Как идет машина?

– Нужно восемьдесят – буду ехать восемьдесят, нужно сто тридцать – буду сто тридцать. Но это будет дороже – ремонт дорог.

– Сколько?

– Ну, ста баксов хватит – на масло и резину.

Я резину покупаю по пять долларов за колесо. В троллейбусный парк иду в ночную смену: у нас с ними резина одинаковая, только у нас нейлоновый корд – мягкая, а на троллейбусах – камни дробит.

– Сколько?

– Пять по пять.

Они даже с троллейбусов при мне снимали.

– Мы сейчас старые поставим, а эти забирай.

Что колеса! Вся страна продается, и очень недорого, кстати.

Клиент мне говорит:

– О’кей! А фура пойдет сто тридцать?

– Эта – пойдет.

Выехали, едем. А была еще одна проблема – выйти из Киева. Дорога на Москву через КП, а у нас вообще никаких документов.

Паспорта и права «закопаны» у клиента в сидушке – ни товарных накладных, ни фига!

– Проедем киевское КП, остальное мои проблемы. Я – прибалт, хохлов не знаю, а дальше всех куплю.

– Братан, – говорю, – я выеду.

Включаю задний свет и лечу вместо шестидесяти девяносто кэмэ, залетаю на КП, торможу, бегу к менту – все сходу. Смотрю, литеха стоит.

– Командир! Тебе звезда светит!

– Что такое?

– Командир, три месяца назад из Германии вывез «бээмвуху», черную, спортивную, себе лично, работал на нее пять лет. Я ее из миллионов узнаю. Сейчас она едет сюда на чужих номерах – видно, гонят на Прибалтику.

– Да ты че!

– Они едут не спеша, не местные едут, не киевские. Ты видел, чтобы наши на «БМВ» тихо ездили? Давай я отъеду, а ты ее тормозни. О’кей?

– Давай-давай, сваливай!

Ну, мужик понял, что здесь звезда горит, будет он мои номера запоминать. Он ведь больше на КП стоять не собирается, он о моем «БМВ» думает. Я его после не раз видел: он даже мою рожу не запомнил.

Так мы Киев и проскочили, идем на Минск, с клиентами играемся: то мы их обгоним, то они нас. Доехали до границы, они нас тормозят:

– Мост застучал.

Посмотрел я, понюхал:

– Да у вас, ребята, шестерня полетела. Что ж, вас теперь полторы тыщи кэмэ на прицепе тащить?

– А что – тащи!

И так мы с приключениями до самого…

Вылазим на украинской таможне. Мент говорит:

– Хлопци! К вам там якась хреновина причепылась.

– Где?

– Та вон!

– А! Это так, на Прибалтику едут какие-то чуваки. Сломались, напросились за полтинник. Пятьсот кэгэ – не хвост, не отвалится.

– А шо везете? – это у них коронка.

– Да фигня всякая…

– А документы?

– А нет документов.

– Ну да! А права хоть есть?

– Нет, и паспортов тоже нет.

– Выходи!

Я тогда кричу:

– Артур! – Клиента Артуром звали. – Выходи!

Артур и вышел. А я в свою машину прыгнул и притих. Гляжу: руками машут – договариваются. Потом зашли в будку. Выходят, Артур смеется:

– Бабки дал, бабки взял!

В Белоруссии есть город со жлобским названием Жлобин. Стоит будка для собаки, вылазит оттуда ментяра – помятый, с перекуру, с перегару:

– Права, накладные!

Я машу рукой:

– Вон в прицепе усе.

– Положено, шоб у вас було.

– Командир, мало ли что положено. Клиент все документы забрал, чтоб мы не сбежали.

– А как вы сбежите, колы он у вас на веревке телепается? Взял он у Артура документы. Ушли они. Приходит Артур, растерянный трошки:

– Странно, что-то не хочет брать…

– А сколько давал?

– Штуку.

– Ну, дай пять – может, тогда его пронесет. Представляешь, если менты сюда всей кодлой сейчас нагрянут?..

– Так он уже им и позвонил…

Короче, конец нашей эры, крах традиций – полный абзац! Понаехали менты, человек десять на «таблетках» – такие машины, как бывшие «скорые». Нас вроде бы арестовали, простояли до вечера. Тот мент неподкупный сменился, все взяли по пятьсот и уехали.

– Вот дурак! – хихикает Артур. – Мог взять пять штук. А мне что ему весь кусок, что всем крошки – одна фигня.

Подъезжаем к прибалтийской границе, а там грузовым – направо, легковым – налево.

– А меня куда, – спрашиваю, – налево или направо?

– Направо, – решает мент.

– Как направо? У меня ж сзади легковушка!

– Тогда – налево.

– Моя фура там не пройдет.

– Ладно, гони направо и легковушку с собой тащи. Задолбал!

И вдруг «Мария» началась! А это – как всем народом враз обосраться. Таможня разбежалась. Я говорю:

– Айда и мы посмотрим!

Смотрим «Просто Марию». Наконец один таможенник устал смотреть, вышел на улицу:

– О! Там уже столько народу! Ну че, будем пропускать? Или до завтра?

Пропустили. Вовка взялся выезжать с таможни, а Артур, дурак, свою тачку одной рукой ведет, а сам эту «Марию» досматривает по телеку в кабине. А руль у него не разблокирован – надо зажигание включить, а для этого надо «Марию» выключить. А ее просто так не выключишь, она ж как мюсли: жуешь, пока челюсть не отвалится. А Вовка их прямо на железный забор тащит. Я кричу:

– Вовка! Стой!

Артур уже – раз! – в забор. А Вовка не чувствует ничего, – прет вперед. В общем, рожу, фары, крыло – все разнесли к чертовой матери! Все тут стали свистеть, бегать, орать, а Вовка таможенникам:

– Чего вам еще? Я уже все показал!

Ну – труба! Топором крыло вместе с фарой в артуровой «шестерке» отрубили. И снова – вперед.

Теперь Прибалтика с димедролом. Может спать спокойно!

Глава двадцать четвертая

Только не надо сразу, Склифосовский!.. Кому не интересно – под сидушку! Там меня нет, там тихо, сколько хочу, столько и гавкаю.

Короче, мы везли ампулы, которые от СПИДа, в Киргизию. Они очень дорогие, в России таких нет. Наняли нас на двух машинах, рейс абсолютно «черный», но тогда мы понятия не имели, что везли.

Ампулы, всего по одной коробке в каждой машине, сверху забросали упаковками с детским нафтизином. Будки специально не пломбировались, наоборот: заглянет чурка-мент в будку, а там нафтизин.

– Да-а-ай что-нибудь!

– Дети есть?

– А как же!

– Болеют насморком?

– Конечно!

– Так на тебе, на тебе и еще на тебе детского нафтизина. От всех болезней поможет, все болезни – от насморка.

Мужик, который нас нанял, славянин, а заказ делали для киргизского чурки. В Киргизии все – славяне и чурки.

Только заехали в Киргизию – мент. Я жопой чувствую, когда мент сечет. Одного мента можно отколоть, штрафом отделаться, а бывает мент – настоящий чекист, какой-то литеха, но один на миллион. Ему не нужен штраф, не нужны твои бабки – ему нужны твои права. Тому сразу отдашь талон – и вперед.

А этот, чувствую, именно меня ждет, сечет. Ему ни штрафа, ни бабок, ни прав не нужно, ему другой платит. Ему нужен ты.

Стоит, изучает документы, а они по-английски.

– Есть перевод?

– Есть. Вот русским языком написано: детский нафтизин.

– Сам вижу. Сколько?

– Три тонны.

– По колесам не скажешь.

А как три тонны можно увидеть по колесам? Значит, въедается, провоцирует, по-нашему – «хвост давит». Нужно обязательно понять, чего он хочет.

Я говорю Шурику:

– Нас ведут.

Он не верит:

– Да фуфло это!

На следующем посту снова останавливают:

– Все, разгружайтесь. Пойдем поговорим.

Заходим в КП, сидят ребята.

– Так, думайте, мужики. Каждому даем по две баксами, вы разгружаетесь и тихо уезжаете. Вы, один хрен, не знаете, что везете.

– Командир, – говорю, – я же жопой чувствовал, что вы нас вели!

– Ну какая разница, кто вас вел; а если очень умные, нужно сразу разобраться.

Я говорю:

– Командир, ну дай подумать.

– Хорошо! – и отдает нам права. Дескать, куда вы денетесь!

Мы догадывались, что груз предназначен для очень крутых людей в Бишкеке, поэтому с нами хотели обойтись тихо и без крови.

Вышли мы, посидели возле машины, перекусили.

– Шурик, все это – фуфло! Ну получим мы от них деньги, а что скажем клиенту? Что, он про нас забудет? Да никогда!

– Давай так. Дорога хорошая, хотя и неширокая, девяносто выжмем запросто. Сейчас киргизы спят – должны спать! – фуры не ездят. Лишь бы удалось сесть в машины.

Решили удирать в два ряда. Я становлюсь на одну полосу, Шурка на другую. Врубаем дальний свет, аварийку и прем. Стрелять вряд ли станут, я так подумал. Но если преследователь прострелит заднее колесо, я лягу на бок, и он обязательно в меня врежется. Значит, стрелять без риска можно метров за двести – попробуй попасть на ходу! Мы не в кино. По закону подлости все всегда бывает по-моему… или не бывает.

Но как они нас недоследили, как позволили в машины сесть? Я такое только в кино видел. Мы завелись – газ до пола! Прем в два ряда, чтобы на обочину полколеса зашло. Чтобы между нами был совсем узкий просвет. По центру и так никто не пройдет, верно? А обочину мы собой прикрыли.

Метров сто проехали, и все – хвосты со всех сторон. Стреляли-стреляли – мы у себя ни одной дырки не нашли. Хрен у них такое было запланировано, хотя я у них в штабе писарем не работал.

Пригнали мы таки в Бишкек, прямо на склад. Клиент, конечно, крутой, как яйцо: у него весь киргизский колпак золотом вышит. И, как у Горбачева вся страна, у него все склады под рукой, километра два – одни терминалы. Видели мы и хоромы хозяина Бишкека.

Нам сразу же после разгрузки дали по пакетику конопли. Подошел пацан: «Это вам!». «План», блин, чистейший, спичечная головка – на сигарету. Единственный наркотик, который не тянет: нет так нет; меня, блин, не тянет.

Предлагали и уколоться, но я категорически отказался. Во-первых, я боюсь иглы. Не то что в вену – и в жопу ни за что, ни за какие наркотики! Во-вторых… то же, что и во-первых.

Поехали обратно. Нас никто не тронул: зачем платить бандитам за убийство двух водил без груза? А «спидские» ампулы, как оказалось, стоили не меньше «лимона» баксов. Вообще-то могли и замочить, а я об этом тогда и не подумал. Во блин!

Глава двадцать пятая

И снова хороший заказ на «таблетки» в Бишкек. Я тогда уже на Андрея работал, поехал один. Дорогу знал, но впервые один. Страшновато.

Дошел до Волги, подъезжаю к Саратову. Мост платный, стоят менты:

– Тормози!

А тут ходит какой-то мужик и предлагает:

– Хочешь, мы тебя через мост проведем и в городе проводим, а то знаки там все поснимали.

– Да нет, не хочу, спасибо!

Я же знаю, что это обычный вшивый рэкет: проводят под мост и – деньги за «проводку». Он говорит:

– Нет, так нельзя! Ты что, лох?

– Не, – говорю, – не лох. Смотри, вон целый караван подкатил, из Москвы – точно лохи. Рекомендую!

Он туда убежал, а я – газу. Что я, по знакам по городу езжу?

Без приключений дошел до гор, каждый подъем – тридцать километров. Фуры становятся в ряд, не свернуть, через каждые двести километров – «карман», тоже под наклоном. За Троицком Казахстан.

Лес кончился, степь, дорога плитовая – как по волнам плывешь, резину режешь. Жара, зато харчевни кругом. Бабки сидят: по-русски ни бум-бум, манты продают, суп вкусный, чай зеленый. Я сахар кинул в чашку, у них глаза сразу расширились. Их главный аксакал только недавно объявил о великом открытии казахского народа: если, говорит, в чай кинуть сахар, он становится сладким. Но еще, видно, не до всех дошло, не до всего народа. Я люблю сладкое, а они не любят. Поэтому я и не родился казахом: пил бы всю жизнь чай без сахара. Дурдом!

В Бишкек прибыл нормально. Собрался назад и задумался. А я, когда начинаю думать, всегда в большие бабки влетаю, уж лучше мне больше гавкать.

На карте есть короткая, ну я и решил срезать. Сначала идет обычная трасса из Бишкека на Караганду через Балхаш, затем – направо на Россию. А та, ненормальная, обрезанная дорога – от Балхаша налево, на Кзыл-Орду, через пески «Долины смерти», так мне кажется.

А, думаю, резины у меня много, колеса приспущу и пойдет, как родимая, а сэкономлю время – больше проживу.

И пошел я на Кзыл-Орду. Видел туркменские минареты и кладбища. Могилы понравились. Туркмены закапывают труп то ли в кульке, то ли в мешке, то ли сидя, то ли стоя, а вокруг могилы строят дом без крыши с одной калиткой из камней, чтобы дух выходил свободно.

Но я так умереть не хочу, я вот что сделаю: проживу лет до пятидесяти, не меньше, потом куплю в кредит самую дорогую тачку, застрахую ее на миллион, проеду на ней, сколько душе захочется, и где-то не сверну на повороте… чтоб ни врачам, ни трупорезам, ни полиции ничего не досталось… А вечно сидеть мумией в кульке… Хорошо, что я не туркмен!

Еду на Александровское, село в горах. Дорога через всю пустыню, асфальта все меньше, ям все больше, пошли покореженные плиты. Вдруг и они резко кончаются и начинается песочная дорога, а там, на краю пустыни стоит КП и сидит мент-туркмент, загорает, зверюга, на солнышке. Галстук тут же висит, на стульчике, рубашка на груди расстегнута, грудь парит и фуражка на жирном колене. Сидит, короче, пески стережет.

Он даже не встал. Только рукой махнул:

– Откуда, куда?

– Вот – с Бишкека на Киев.

– Бишкек знаю. А Киев… Где это?

– На Украине.

– Это Китай, нэт?

У них вся Земля – Туркменистан да Китай. Ошский рынок забит китайским барахлом, проезд туда-обратно свободный: утром выехал, вечером вернулся, путевки для местных открывают прямо на границе.

– Ну хорошо. Знаешь, куда едешь?

– На Александровское.

– Ишак! Черэз пустыню едешь! Бак полный?

Открываю – половина.

– Иды заправляйся.

Права мои отобрал, чтобы я в пустыню без его приказа не сбежал. Я заправился.

– Вода есть?

– Литра три-четыре.

– Иды, заливай полную канистру. Верблуд!

Залил.

– Теперь можешь спать. В три часа ночи разбужу, будет холодно.

А я уже знаю этот дурдом. У них, когда ветер подымается, с ума можно сойти.

Разбудил, гад, ровно в три утра, права отдал, еще и проинструктировал бесплатно:

– Старайся быть рядом с границей. С дороги не съезжать, если ночью что случится, все равно с дороги – ни шагу. Из машины не выходить, на песке не спать, по пескам не лазить. Туалет – на дороге или в машине. Хо-хо!

А дорога – одно название: вытоптанный песок и мелкие острые камни торчат, а кругом барханы. Но зато я срежу тысяча двести километров! Еду, режу. Ночью температура плюс пять, днем за сорок. Жара сухая. Больше тридцати километров в час никак, хочешь больше – машина начинает дико дребезжать, вот-вот рассыплется. Хорошо еще дорога без подъемов.

Колесо располосовал. Еду. Бегает варан, постоит на холме и хвостом влево-вправо – абориген пустыни. Бурундучки свистят, сложат лапки и свистят. Видел, блин, скорпиона – выполз, гаденыш. След от змеи на песке. И – ни души.

Днем поспал пару часов. По спидометру отмахал всего триста пятьдесят километров, решил: буду ехать, пока не умру – значит, уже недолго. Тишина, перед фарами только перекати-поле летают.

Миражей не видел, я всегда вижу только то, что есть. Не то что Сашка: он как-то заправку видел, увидел и побежал навстречу, как будто там ларек с газировкой. Хорошо еще, что через двести метров в яму упал.

Сильно укачивало. Вдруг секунда невесомости и дичайший удар. Я ни хрена не понял. На руле распластался, лежу. Смотрю – фары горят, дорогу освещают. Что за хреновина! Дверь заело, через стекло вылез. Бля, прямо в огромную яму, как в могилу! Передок в нее въехал, бампер погнулся, а на левом колесе срубило все стремянки – рессора висит на одном болте.

Я отцепил прицеп, взял лом, всунул в днище прицепа и повернул в сторону, срубил рессору. Через трое суток сел за руль. Пустыня же!

И страшно мне в этой чертовой пустыне почему-то не было. В нашей бандитской фирме хуже, чем в пустыне, а здесь хоть бандитов нет – лафа!

Однако еда доелась, вода допилась, осталось литра два, чтобы обмыть мое тело. Оно подсохло, проветрилось, даже потом не пахнет – готовая мумия, только живая. Бывает живая мумия? Хрен знает! Но я и в туалет уже не ходил, чтоб с дороги не сбиться. Тряпку намочу – и на голову, чтобы и за шиворот текло. Ногой руль поджал – еду.

А! Мост играет, руль прокручивается, колеса разваливаются…

Гляжу: шатер стоит, как юрта, и дед сидит, как тот туркмент-пустынник. Возле пара овец, чан. А у меня воды уже – только глаза протереть.

– Дед, – говорю, – салям алейкум!

– Алейкум.

– Дай воды попить!

А дед по-русски, как я по-туркменски. С кем ему говорить в пустыне по-русски? Но сообразительный попался старик, принес молока и чай зеленый нагрел – горький, противный. Даже мясо приготовил на костре. У него миска, как еврейская кипа. Поставил он ее на огонь, прямо в костер, капнул жиру с тряпки и кинул туда что-то похожее на мясо. Я жевал-жевал… дед уже свою порцию съел, а я только перестал жевать… и выплюнул на ладошку.

– На, – говорю деду, – доешь. Еще жуется!

Он мне и лепешки дал на дорогу, и воды из бурдюка, и бутылку молока – жирного и горьковатого. Я этого деда до сих пор люблю!

Через два дня доехал я до Александровского. Там тоже КП и тоже туркмент.

Глава двадцать шестая

Я все-таки считаю себя тоже светлой творческой личностью, хоть я и не бандит. Во-первых, с ментами никогда не цапаюсь. Я как-то с ними поспорил: начал с тридцати долларов, а кончил тремястами баксов. Во-вторых, я девчонок никогда не обижал, даже уже до меня обиженных.

Одна была – до Сима попросила подбросить.

– Какие проблемы, садись.

Вечер, дождь. Девчонка вроде хорошая, внешне не скажешь, что плечевая. Сказала, что от бабушки домой едет. Жаловалась: жизнь плохая, зарплату дают заводскими изделиями. Я как-то все стеснялся задать коренной вопрос. Да не о зарплате. Хрен знает, чем ее там выдают. Может, унитазами. Я спросить хотел: работаешь на трассе или как? Так и не спросил. Поместил ее в спальнике, а сам лег на капот.

А до сна мы еще поужинали. Я салат накрошил в тарелку, свечку зажег, специально для нее новые простыни достал. А что? У меня для такого варианта всегда полный комплект постельного белья.

Я-то сам сплю без причуд: бабахнусь в кресло, ноги вытяну… Утром встаю, соску в рот, покурил – за руль, по утрам никогда не ем.

Ну, легла она в спальнике, я тоже залез в кабину. Слышу, она ворочается, а у меня было нормальное желание: залезть к ней погреться. Она ворочается, а я думаю: ну ее в баню, буду молчать. Свет гашу, чувствую: не спит. Ну что тут делать?

– Ничего, если я закурю? – спрашиваю.

– Кури.

– Чего ты не спишь?

– Да так, не спится. А ты?

Как же все получилось? Короче, она сказала, что ей не то холодно, не то страшно. Я к ней – вжик! – в постель. Прижался, девка горячая, обалдеть! Секунда – и я уже сплю.

Отрубился до одиннадцати утра, и она спала, сам видел. Утром зажег примус, даже дверью не хлопнул, чтоб не будить. Она жалуется:

– Что ж ты вчера так быстро заснул?

– Не, – говорю, – не помню.

Довез ее до Сима вечером. Она говорит:

– Ну куда я теперь пойду – всех перебужу.

А времени – всего восемь часов.

– Можно я на ночь останусь?

Мы встали на стоянке: кругом мужики, гульба. Я дал им сахару, они мне – кофе. Опять легли мы спать: она – в спальнике, я – на капоте. Лежу, чувствую, чья-то рука лезет. Чья, думаю? Не моя – точно. Рука залезла ко мне под одеяло и цап!.. да не, за ногу. Я сделал вид, что сплю. Какое мне дело? Впервые не захотел обидеть девку, а может, наоборот – обидел…

Но мне ее было почему-то жалко.

Глава двадцать седьмая

Раз, в самой глубинке России, подгоняю к КП, хочу переключиться на нейтралку, сцепление отжал – ни хрена! А впереди шлагбаум. Я дальний включил и по сигналу. Менты – в стороны. Я догадался нажать на глушилку и держу. За два метра до шлагбаума остановился. Машина заглохла, а передача все равно не переключается.

Открываю капот – все нормально. Менты машину раскачали – выключился. Слава богу! Завожу, хочу втыкнуть первую – не втыкается. Снова открываю капот, на сцепление нажал. Смотрю: двигатель ко мне подъехал, отпускаю – он обратно едет…

Я чуть кем-то не стал. Двигатель же на подушках и к раме прикручен болтами, а… ни одного болта нет! Вообще ни одного болта! Кати его, куда хошь! Такая система: болты от тряски вылетают. Один болт так разбил дырку в раме, что вместе с гайкой провалился.

Менты в восторге:

– Ну ты и ездишь!

Я прошу:

– Помогайте, ребята, выручайте!

– Ладно! – утешают, – сейчас будем останавливать машины, а ты спрашивай свои болты.

Я всем говорю:

– Мужики! Нужны три болта за любые бабки.

Ни у кого! Идет какой-то синий бухарик мимо. Местный. Я его останавливаю:

– У вас есть тут токарь? Или три болта? Прямо сейчас даю бабки на пол-ящика водяры. Мне нужны три болта.

– Щас! Сделаем, жжи меня здеся.

Отошел и – бабах! – упал.

Я его поднял, а он так на меня рукой машет:

– Со мной нельзя! Жжи тут!

– У вас что, в деревне все с утра пьяные?

– Все. Ну, такая деревня. Жжи.

Приполз с мопедом.

– Садись!

– Куда? Ты пьяный, здесь менты.

– Садись! Это мой дядька дежурит. Он тож пьяный.

Сели, поехали. Подъезжаем к какому-то дому, он орет:

– Дядя Вася, проснись, работа приехала! Дядя Вася! Проснись!

Через забор стал перелазить – бабах! – снова упал. Выбегает собака: то ли овчарка, то ли… просто собака. Он ей говорит:

– А где дядя Вася?

А тут голос из темноты:

– Я тебе такого дядю Васю нарисую! Лежи там, не двигайся…

Ага, хрен тебе! Он перелез обратно: не туда, блин, залез.

– Мужик, – пытаю, – ты в этой деревне живешь?

– Щас сообразим.

В другом доме действительно нашли дядю Васю. Выходит:

– Кто?

– Да я, Андрейка. Вот болты у него оторвало.

– Ну, завтра приходи.

– Какого, – кричу, – завтра? Мне завтра в Алма-Аты быть записано. Я баксами плачу!

– Куда я твои баксы дену, туалет ими оклею? У меня и банка тут нет. А рубли у тебя есть? Сколько дашь? На десять пузырей дашь?

– На пол-ящика дам!

– О, тогда пошли!

Пришли мы в мастерскую. Нашел он заготовки, нарезал, а я пошел баксы на рубли менять.

– Мужики! Десять баксов по самому низкому курсу меняю, кому нужны баксы?

Нашелся покупатель. А потом, в три ночи, купил я пол-ящика водки, отдал тому умельцу.

– Сломаешься в наших краях ишо – заходи!

Ага! Хрен я тебе больше здесь сломаюсь!