Текст книги "Путеводитель по картинной галерее Императорского Эрмитажа"
Автор книги: Александр Бенуа
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Гораздо лучше представлен Миль шестью картинами, из которых каждая типична для мастера и способна доставить большое наслаждение для тех, кто без предвзятого эстетизма подойдет к ним. Очень интересна сложная картина, рисующая обычную в Италии сцену: шарлатана, предлагающего с подмостков свои снадобья толпе доверчивых зевак.
Ян Миль. Шарлатан. Холст, масло. 60х74. Инв. 646. Из собр. графа де Нарпа, Санкт-Петербург, 1804
Еще интереснее прелестная сцена “У постоялого двора” (В наст. время – “Охотники на привале”), имеющая вид иллюстрации к каким-либо мемуарам времени. [162]162
Исключительного достоинства картина Миля находится в Петергофском Монплезире. Там же хорошая картина Т. Вейка в духе Лара.
[Закрыть]
Три художника, братья Бот (Ян и Адриан) и Асселейн (1610 – 1652) означают перемену в характере живописи итальянских голландцев. Они менее заняты фигурами и обращают большее внимание на пейзаж и, в особенности, на блеск солнца, на прозрачность далей. Можно уже видеть на них влияние Клода Лоррена, но нужно отдать справедливость, что в чисто живописном, техническом и красочном смысле картины голландцев даже превосходят более гениальные по замыслу произведения француза.
Асселейн, ЯнС Асселейном можно будет знакомиться в Эрмитаже лишь с момента поступления Семеновского собрания, ибо из имеющихся двух картин, одна, “Гавань”, не может быть оставлена за мастером, пейзаж же принадлежит к слабейшему в его творении.
Бот, ЯнНе блестяще представлен и утрехтский живописец, ученик Блумарта Ян Бот (1610 – 1652), двумя картинами, из которых вторая вызывает некоторое сомнение в его авторстве. Чтобы понять прелесть тонкого поэта, певца теплых итальянских закатов, шумящих рощ, тающих в лучах скал и развалин, нужно видеть его две картины в Царскосельском Старом дворце.
Берхем, КласСовершенного великолепия достигли в том же искании света, тепла и особой, полной неги музыкальности четыре художника, принадлежащие к одному поколению и являющиеся наиболее популярными из итальянских голландцев: гарлемец Клас Берхем, амстердамец Ян Батист Вэникс, ученик Блумарта, Карель Дюжарден (1622 – 1671) и, наконец, Адам Пейнакер, родом из окрестностей Дельфта (1622 – 1673). Возможно, что эти художники явились в Италию уже с готовым запасом впечатлений от творчества Рембрандта, вступившего в 1630-х годах в период своего полного красочного расцвета, и что эти впечатления им пригодились затем при изучении “солнца Италии”. Но еще скорее можно видеть в них лишь дальнейшее развитие достижений Асселейна и Ботов, основанных на изучении Эльсгеймера и Клода Лоррена. [163]163
Асселейн принадлежал к ближайшим друзьям Рембрандта.
[Закрыть]Впрочем, в неподражаемой золотистости Берхемавлияние Рембрандта сказывается решительным образом, а наша эрмитажная картина, помеченная 1649 годом, “Ангелы возвещают пастырям о рождестве Спасителя”служит прямым подтверждением увлечения художника своим великим соотечественником.
Берхем вообще богаче всех итальянских голландцев представлен в Эрмитаже – шестнадцатью достоверными произведениями и одним “полудостоверным”. Из них не все одинакового достоинства. Огромная картина “Похищение Европы”интересна лишь как эффектная декорация. Ряд картин позднейшего времени слишком черны в тенях и выказывают утомительную шаблонность.
Николас Питерс Берхем. Итальянский пейзаж с мостиком. 1656. Дерево, масло. 44,5х61. Инв. 1097. Из собр. герцога Э. Ф. Шуазеля, Париж, 1772
Зато мы имеем и такие шедевры мастера, как знаменитая, залитая вечерним светом картина “Мост”(гравированная Лебапод названием “Утро”), как сложнейшая композиция с массой фигур “Привал охотников”, написанная Берхемом по заказу амстердамского бургомистра на конкурс с Я. Ботом, как горячий “Закат”, и наконец, как полный романтизма “Гористый пейзаж”, на котором так красиво несутся тяжелые облака и так прекрасно скомпонованы фигуры пастухов и скота, спускающихся к броду. Эта картина помечена 1664 годом. [164]164
Другие пометки встречаются: на упомянутой картине “Мост”1656 г.; на картине “Брод”—1650 г.; на пейзаже– 1663 г.; “Швея”– прелестный в тоне этюд, по мнению Боде, следует отдать Я. Б. Вэниксу.
[Закрыть]
Чтобы иметь полное представление о Яне Батисте Вэниксе (1621 – 1660), нужно видеть две его парные картины в Кушелевской галерее. Это, пожалуй, лучшие картины во всей серии. Но и Эрмитаж обладает одним из капитальных произведений мастера “Приморская гавань”, в которой точно всплывает перед глазами полное звуков и суеты видение далекой жизни. Горячее вечернее солнце обдает широко раскинувшуюся сцену с ее внушительной декорацией из храмов, городских стен, развалин, памятников и гордых кораблей. Пространство заполнено людом: здесь и левантийцы, и китайцы, и дамы, и торговцы, и слуги, и пастухи со своими стадами, и кавалеры на быстрых лошадях. Все снует во всех направлениях, и точно слышишь говор, возгласы, брань, мычанье коров, крики команды с судов. Где такой порт? Что это – Ливорно, Генуя, Анкона? Перед картинами Вэникса не испытываешь того впечатления сна, прекрасного обмана, которое является при любовании “портами” Клода Лоррена. Но и это вряд ли определенное место, существовавшее когда-либо на итальянском побережье. Скорее мы видим некоторый синтез всех впечатлений художника от жизни и вида приморских городов, и лишь его колоссальная даровитость сумела связать в одно органическое целое разрозненные воспоминания или этюды с натуры, сделанные в различных местах.
С прекрасной стороны характеризован Вэникс еще в подписанных картинах “Пастухи”и “Стадо”. О мастерстве Вэникса в батальной живописи говорит его картина “Кавалерийская баталия”.
Пейнакер, АдамВэникс из всех итальянизирующих голландцев самый захватывающий. Рядом с ним его сверстники, Пейнакер и Дюжарден, представляют лирические и идиллические ноты. В то же время это художники, больше всего разработавшие проблемы света. Картина Пейнакера “Морской берег”в Эрмитаже является таким же пределом передачи тающего, пропитанного вечерним светом воздуха, каким является передача борьбы света с тьмой в “Данае” Рембрандта. Но и в картине Пейнакера, изображающей девушку спиной, наблюдающую за тем, как крестьянин нагружает осла “Двор в итальянской деревне”, задача света, тихое струение вечерних лучей, легкие длинные тени переданы с исключительным совершенством.
Адам Пейнакер . Барка на реке при закате солнца. Дерево, масло. 43,5х35,5. Инв. 1093. Из собр. Кроза, Париж, 1772
Непонятно, как такие полные поэзии картины, с убедительностью рисующие нам незатейливые, но трогательные путевые впечатления художников в милой Италии, могли долгое время служить каким-то примером маньеризма, скуки и холода в критиках фанатических сторонников национального голландского пейзажа.
Дюжарден, КарельОсобенно огорчал этих фанатиков Карель Дюжарден, начавший свою деятельность на том же пути, как Поль Поттер, и ушедший затем в “итальянщину”. Этому художнику не было даже суждено кончить свою жизнь на родине; он умер в Венеции. Однако если оставить подобные критические “насилия” над художественной личностью и отдаться, наоборот, ее прелести, то кажется, что Дюжарден себе никогда не изменял. И в Италии он остался тем же тихим, вдумчивым поэтом, тем же тонким (иногда лишь чересчур, до мелочности тонким) живописцем, каким он был на родине. Какая восхитительная вещь его пейзаж, в котором так верно передан знойный день, томление животных, общее затишье. Чересчур, быть может, чистенько написано “Стадо”, и странно поражают сизые деревья, тон которых так резко противопоставлен красному тону коров. Но как раз это все выдает (не совсем доучившегося) ученика Поттера, тогда как в итальянских своих пейзажах Дюжарден приобретает более широкую технику и более гармоничную красочность. Превосходен этюд облаков на картине “Переправа через ручей”. Особняком стоит “Возвращение с охоты”, тонкий этюд утопающего в золотистом свете дня.
Восемь перечисленных мастеров являются самыми даровитыми и интересными среди итальянских голландцев, но ими ряд еще не исчерпан. Надо только заметить, что позднейшие художники, шедшие им вслед, уже не прибавили ничего нового. Курьезно, что многие из этих Берхемистов и Ботистов не покидали Голландии и, сидя у себя на берегу Амстель, писали “со слов других” акведуки, гробницы, сабинские горы и албанских пифферари. Полны еще сильного художественного чувства амстердамский художник Якоб в. д. Дус (1623 – 1673), Иог. Бент (1650 – 1690), лейденский художник, кончивший жизнь в Берлине, А. Бегейн (1637? – 1697), гарлемский мастер В. Ромейн (1624? – 1693?) и, наконец, уроженец Франкфурта-на-Майне Иоганнес Лингельбах (1623 – 1676), самый верный последователь Лаара, с которым его часто смешивают.
Лингельбах, ИоганнесМрачная, полная дикого настроения картина Ромейна “Скот на пастбище”и ряд произведений Лингельбаха, рисующих с занятными подробностями уличную жизнь портовых городов и самого Рима (например, “Piazza di Spagna”, помеченная 1666 годом), уступают произведениям вожаков направления лишь менее гибкой виртуозностью и менее горячим колоритом. [165]165
У барона H. E. Врангеля имеется отличная подобная картина мастера.
[Закрыть]Но уже с ученика Асселейна, старшего Мушерона, родившегося в 1633 году, начинается заметный упадок. В моду у итальянских голландцев входит “чернота” и “серость”, все более и более они заражаются условностями эпигонов Пуссена, величественным стилем Лоррена. Сам Мушерон бывает часто очень декоративным (особенно прелестны его рисунки и акварели), а его последователь, Иоганн Глаубер, достигает иногда и подлинной красоты [166]166
Прекрасны его пейзажи в Царском Селе. Но и в Эрмитаже имеется красивая картина “Купающиеся нимфы”.
[Закрыть], но Я. ван дер Мэр-младший (1656 – 1705) и Я. де Гейсх (1657 – 1701) впадают в совершенный шаблон и теряют всякую прелесть. Течение это продолжается и в XVIII веке, но превращается в ремесленное повторение задов.
“Интимные пейзажисты”
Хороши итальянские голландцы, но действительно не они создали славу голландского пейзажа (хотя, несомненно, они немало способствовали его развитию). Когда говоришь о голландском пейзаже, то вспоминаются не красота Италии, не романтизм Кампаньи, а нечто совершенно особенное, строго местное и в то же время общемировое. Итальянские голландцы подошли к пейзажу со стороны понятной: они принялись изображать то, что как бы “стоило” изображать: достопримечательное, красивое, яркое, они привозили своим соотечественникам картины страны, в которую все стремились. [167]167
То же самое делали уже Питер Брейгель (за исключением своих зимних пейзажей) и его сын Ян.
[Закрыть]Но ряд художников, из которых первые и самые замечательные родились с веком, отказались от этих поисков диковин, а отдали себя изучению окружающего, повседневности. Шаг огромной смелости, столь смелый, что все эти новаторы, кроме двух-трех, должны были принести себя в жертву идее, прожить печальную жизнь в нужде или же кормиться посторонним заработком. Те самые художники, значение которых выросло в наши дни до чрезвычайных размеров, гибли с голоду, не находя признания у своих современников и сограждан.
То, что нашли эти художники, не может быть сведено к локальному, национальному значению. Не то замечательно, что они стали писать печальные дюны, плоские равнины, чахлые деревья, те или иные всем знакомые виды своей родины, а то, что они в своем творчестве разгадали и доказали “божественную красоту” простейших вещей, божественность всего мироздания. Реформация прервала религиозную живопись в Голландии, но какая-то пантеистическая религиозность проснулась именно в голландских пейзажистах. В церквах эти меннониты и анабаптисты видели лишь голые стены, жесткие скамейки, слышали лишь тоскливые проповеди и усердный рев общего пения. Зато на просторе, под открытым широким небом вселенная казалась им восхитительным храмом, полным торжественной или умилительной музыки. Однако открытие это было делом избранников, и долгое время большая толпа не могла понять их.
Блумарт, АбрагамНастоящим основателем всего этого течения был Абрагам Блумарт, которого так несправедливо принято считать представителем скучной академичности. Не столько в своих картинах, сколько в рисунках и гравюрах он первый стал воспевать прелесть задворков, размытых дождями дорог, корявых, одерганных осенью деревьев. Он первый отошел от условностей фламандцев, Конингслоо и Саверея, и первый начал с упорным, последовательным и уже чисто “современным” чувством реализма бесхитростно изучать природу, окружающую видимость. Но Блумарт не был живописным темпераментом. С красками он справлялся с трудом и сейчас впадал в условность. Трем чудесным художникам, родившимся через 30 и 40 лет после дня его рождения в первые годы XVII века, – Гойену, Саломону Рейсдалю и Нэру принадлежит честь красочного выявления бродившего идеала.
Гойен, Ян ванЯн ван Гойен родился в Лейдене в 1596 году – за 10 лет до Рембрандта. Его первыми учителями были малоизвестные художники Схильперорт и И. Н. Сваненбурх, и лишь после двухлетнего пребывания во Франции (где в то время он едва ли мог что-либо почерпнуть для себя полезное) Гойен поступает (еще в Гарлеме) к Эзайасу ван де Вельде и переезжает с ним в Гаагу.
Эзайас мог направить юного художника на изучение природы, но еще более могли на него подействовать тонкие, полные нежного чувства гравюры Блумарта и, вероятно, пейзажи чудесного амстердамского художника Геркулеса Сегерса (род. в 1589), рядом с которыми произведения обоих ван де Вельде кажутся скорее архаичными.
Первые картины Гойена также не лишены еще известной архаичности, сказывающейся как в пестроте фигур, так и в условном зеленом тоне деревьев, имеющем в себе что-то каллиграфическое. Но затем искусство его все более освобождается от маньеризма и достигает простой, широкой правдивости. [168]168
Трудно теперь выяснить, насколько он при этом обязан жившему в Гарлеме Питеру Молейну и не обязан ли, наоборот, Молейн – Гойену. Во всяком случае, между обоими мастерами существует столь сильное сходство, что картины их часто смешивают.
[Закрыть]К 1630-м годам, с переездом в Гаагу, он становится тем дивным мастером, значение которого обозначилось вполне лишь в наши дни, когда наконец была понята вся глубина его искреннего искусства, вся тонкая красота его мягкой, однотонной красочности. В Гааге Гойен достиг одно время известного благосостояния, но это, кажется, благодаря разным посторонним аферам (например, покупке и продаже домов). Умер Гойен в конце апреля 1656 года.
Гойен представлен в Эрмитаже девятью вполне достоверными произведениями. Все картины принадлежат к одному периоду, к 1640-м годам, когда искусство мастера достигло полной зрелости. [169]169
Превосходные картины Гойена, кроме тех, которые станут эрмитажными с момента присоединения к музею Семеновского собрания, находятся в собраниях П. Я. Деларова (между прочим, две его ранние картины), у графа А. А. Голенищева-Кутузова и у меня. Последняя картина считается некоторыми исследователями работой прелестного последователя Гойена П. Нольпе.
[Закрыть]
Наибольшая по формату из эрмитажных картин изображает берег Mac y Дордрехтаи помечена 1643 годом. Это превосходная, полная жизни картина, но не она говорит с полной убедительностью о своеобразной прелести Гойена. Для того, чтобы понять ее целиком, лучше обратиться к его восхитительному “Схевнингенскому берегу”, где одна серебристая желтизна общего тона как бы окутывает нас “ароматом моря”.
Ян ван Гойен . Берег в Схевенингене (В наст. время – Берег в Эгмонд-ан-Зее). 1645. Дерево, масло. 53х71,5. Инв. 993
Какое волшебство эта скромная, небольшая картина! Красиво писали облака венецианцы и фламандцы, но рядом с облаками Гойена их небеса покажутся грузными, “каменными”. Кажется, действительно вся эта рыхлая, пропитанная светом и влагой масса несется, развевается. Вот выглянул тусклый кусочек неба, вот сейчас он снова скроется за подвижными громадами. И как высоко до неба! Сколько простора. Дышится легко, бодряще. Внизу далеко светлеет серая равнина воды и с ней сливается плоская, желтая равнина прибрежного песка.
Большое наслаждение могут доставить и остальные эрмитажные Гойены. Из них “Зимний вид”, “Зимний вид в окрестностях Гааги”и “Вид на реке Маас”– помечены 1645 годом.
Ян ван Гойен . Зимний вид в окрестностях Гааги. Дерево, масло. 52х70
Четыре же маленькие кругляшки 1641 года имеют более декоративный характер. Это точно драгоценные камеи, на которых художник с большим вкусом расположил здания, хижины, суда и деревья. Такие картины Гойена в настоящее время редкость, но возможно, что в свое время мастер их готовил массами для сбыта небогатым любителям. Есть что-то ремесленное в этих работах, но эта ремесленность, подобно ремесленности Гварди, чужда пошлости.
Рюисдаль, СаломонО втором великом мастере голландского пейзажа, о Саломоне Рюисдале, можно будет судить в Эрмитаже лишь после поступления Семеновской коллекции, содержащей несколько первоклассных работ этого лишь с недавних пор снова оцененного мастера.
Саломон Якоб ван Рейсдаль. Переправа на пароме в окрестностях Арнема. Левый и правый фрагменты. 1651. Дерево, масло. 89х116. Инв. 3649. Из собр. графа Г. В. Орлова. Поступила в 1922 г. из Академии художеств
Покамест же слабо говорит об его серебристом тоне одна лишь маленькая картинка “Вид на реке”, безнадежно испорченная мытьем и реставрацией. [170]170
В академическом собрании имеются две картины мастера.
[Закрыть]Зато Аарт ван дер Нэр представлен в нашем музее с редкой полнотой, которая станет исчерпывающей, когда к имеющимся уже девяти картинам прибавится восхитительная зеленая “Опушка”Семеновской галереи.
Нэр родился в 1603 году в Амстердаме; об его художественном развитии ничего не известно. В картинах его можно встретить аналогии с С. Рюисдалем, с Гойеном, с Молейном, иногда и с более ранними художниками: обоими Вельде, с Аверкампом. Нэр известен как специалист по лунным эффектам и изображениям пожаров, и, вероятно, с этими задачами он познакомился по картинам или гравюрам Эльсгеймера. [171]171
Дельфтский художник Эгберт ван дер Пуль (1621 – 1664) сделался даже специалистом по пожарам. В Эрмитаже он представлен, впрочем, и подписной бытовой картиной 1647 г. “Крестьянское семейство”. Кроме того, ему приписывают прелестный nature morte “Кухня”, 1659 г. и другую “Кухню”, среди которой женщина чистит морковь (1648 г.). С типичным Пулем можно познакомиться в картине “Ночной пожар в деревне”.
[Закрыть]Впрочем, борьба света и тени была вообще проблемой живописи начиная с 1620-х годов, и в это же время в Амстердаме ею больше всего увлекался Рембрандт. Про Нэра известно еще, что он сотрудничал иногда с А. Кейпом, который был намного моложе его, что сын Нэра – Эглон, с которым мы уже познакомились выше, пошел совершенно другой дорогой, в сторону великосветской “прециозности” [172]172
Эглону приписан, между прочим, в Эрмитаже пейзаж “Пейзаж с купальщицами”, ничего общего с ним не имеющий.
[Закрыть], и что несчастный художник, после ряда неудачных предприятий, умер в совершенной нужде в Амстердаме 9 ноября 1677 года.
Прекраснейшей картиной Нэра в Эрмитаже является “Деревня на Mace”, или “Вечер”.
Арт ван дер Нер . Деревня на Mace или Вечер. (В наст. время название – “Пейзаж с мельницей”). Дерево, масло. 69х92. Инв. 927. Из собр. Дюваля, Санкт-Петербург, 1805
Это целая поэма. Удивительно правдиво в ней переданы тоскливо-розовый закат и делящиеся на нем силуэты мельницы, деревьев, свай. Но еще замечательнее то искусство, подсказанное теплым сердечным чувством, с которым переданы простор и дали. Это уже не только красивая панорама, но какой-то синтез всей Голландии. Когда глаз скользит по ней, то как бы совершаешь далекое путешествие, точно действительно заезжаешь в разные побережные деревушки и навещаешь дрогнущие в сырости строения, точно переходишь по хрупким мостикам с одного острова Бисбоха на другой, точно слышишь запах воды. В этой магии Нэра есть нечто общее с широко стелющимися, сложными пейзажами Рубенса и еще более с офортами Рембрандта. Но тон Нэра, какой-то безутешный, “пессимистический”, унылый, иногда даже трагический, целиком принадлежит ему.
Этот тон не покидает его в изображениях зимы, которые он любит населять фигурами конькобежцев.
Арт ван дер Нер . Зимний вид на реке. Дерево, масло. 35,5х62. Инв. 923. Из собр. кардинала Валенти, Амстердам, 1763
Часто над его замерзшими речками и прудами стелется лучистое небо или розовые тучи заката. Но от этой примеси как бы веселых нот не делается веселее на картинах Нэра и по-прежнему все в них говорит только о каком-то “упоении печалью”. Нэр, как истинный художник, обладает при этом даром заразительности. Его картины навевают грусть, тоску, но с этой грустью и с этой тоской труднее расстаться, нежели с оргийным весельем Рубенса и с ясной жизнерадостностью Гойена.
Арт ван дер Нер . Лунная ночь на реке. Дерево, масло. 33,5х46. Инв. 929. Из собр. Кобенцля, Брюссель, 1768
Особенно отличаются этой чертой знаменитые лунные ночи мастера. Он редко изображает луну в полном блеске, высоко над землей – чарующий “светоч любви”, льющий яркий, тихий свет. Луна Нэра всегда выходит из обложивших восток туч, она едва возвышается над башнями Дордрехта, над блеклой поверхностью Мас, в которой ее отражение тянется тоскливой полосой. Что-то жуткое есть в этих картинах, и не думаешь, глядя на них, об уюте залитых луной садов, а кажется, что такая луна должна видеть лишь человеческое горе да тайные преступления. Уже типично то, что на большинстве картин Нэра деревья лишены листьев и все на них указывает на неприветливую осеннюю стужу.
Дальнейший фазис “чистого пейзажа” получает свое начало в творчестве ряда художников с гарлемским мастером Яном Вейнантсом и дордрехтским живописцем А. Кейпом во главе. Но нужно помнить, что между ними, принадлежащими к поколению 1620-х годов, и Нэром несколько художников, скорее жанрового характера, расширили область пейзажа и сделали в нем большие завоевания в смысле света и техники.
Сафтлевен, КорнелисСреди них почетное место принадлежит сверстнику Рембрандта, роттердамскому уроженцу Корнелису Сафтлевену (1606 – 1681), одному из самых разносторонних художников голландской школы, находившемуся одно время под влиянием Эльсгеймера и писавшему всевозможные сюжеты, начиная от фантастических сцен, кончая табажиями во вкусе Броувера. В Эрмитаже он представлен односторонне – в двух картинах, в которых главную роль играют превосходно изученные животные, но как раз в серебристом “Скотном рынке”и в насыщенном светом “Отдыхающем стаде”мы видим наряду с совершенным разрешением красочных и световых задач его тонкое понимание природы. В то же время в Сафтлевене больше, чем в ком-либо, ясно обозначилась связь позднейших художников Поттера, Адриана в. д. Вельде, Дюжардена, Кампгейзена со стариком Блумартом.