Текст книги "Пройти лабиринт (СИ)"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

   Андрей, молча, кивнул, делая очередной глоток коньяка. Понимал он или не понимал – Михаил никак не мог определить.

   -Мир Огня – это, скорее всего, одно из множеств пространства старшей размерности.

   -Как и Мир Земли? – вопрос Андрея застал Михаила врасплох.

   Ему показалось, что брат его «подкалывает».

   -Как и Мир Земли, – согласился Михаил. – Такое понятие называют в математике «картой»...

   -Причем тут лабиринт? – не повышая голоса, спросил брат.

   «Все-таки слушает», – мелькнула мысль в голове Михаила.

   -Пока точно не скажу. Потому как сам толком не знаю. Могу предположить, что лабиринт как-то связан с «атласами». Так называют покрытия пространства, любые две «карты» из которого согласованны...

   -Ты говорил, что разбудил какого-то волка, – снова перебил Михаила брат.

   -У меня родилась одна теория, – возбужденно заговорил тот, – что в мире должен существовать такой объект, функция которого – «пожирать» Вселенные. Я обозвал его за «аппетит» Волком, или Фенриром...

   -Что за чушь! – вдруг отозвался Андрей. – Ключи, волки, лабиринты, паутины...

   Михаил побагровел.

   «Не быть тебе в моем воинстве», – прошептал он про себя, резким залпом выпивая остатки коньяка.

   И тут же вышел вон...

   16.

   Хотя Михаил и был взбешен, голова его работала предельно ясно. Уже в такси, подъезжая к вокзалу, он почувствовал слежку.

   Очевидно, что-то в нем изменилось. Он стал острее чувствовать любой «негативизм», исходящий от людей. Особенно, если он касался его самого.

   Почему и как это произошло, Михаил не пытался понять. Да и зачем это сейчас?

   Он попросил водителя притормозить и, рассчитавшись, вылез на улицу. Подойдя к витрине ларька, он сделал вид, что внимательно смотрит на выставленный товар, а сам, пользуясь стеклом, как зеркалом, обшарил пространство за спиной.

   Синий «Форд», стоявший на другой стороне, и был тем источником «негативизма». В нем сидело трое. И хотя они делали вид, что не смотрят на Михаила, он ощутил «уколы» их взглядов. И даже, как на мгновение показалось, их мысли. Вернее, обрывки.

   Михаил не спеша направился к зданию вокзала, отмечая, что тройка вылезает из машины, а водитель прижимает к уху мобильный телефон.

   И еще Михаила вдруг смутил подъехавший грязно-белый микроавтобус. И хотя тот стал в «отстойник» для маршруток, это был не обычный автобус.

   Михаил чуть прибавил скорости, пытаясь затесаться в толпу. Так он готовился защитить себя от «снайперов», если таковые тут были.

   Тройка наблюдателей взяла его в плотное кольцо, не спуская глаз. И Михаил уже явно чувствовал их спиной.

   Войдя через огромные двери в здание железнодорожного вокзала, он тут же изменил траекторию движения, и быстрым шагом двинулся к кафе. Там уж точно должен был быть «черный» выход.

   Он быстро перемахнул через стойку, под крики возмущенной официантки. Топот за спиной говорил о том, что троица агентов начала преследование.

   В зал ворвались люди в камуфляже.

   -Всем лечь! – проорал чей-то властный голос.

   Но Михаил уже юркнул в узкий коридор, на ходу доставая «КЛЮЧ» и активируя его.

   И все же один из агентов, явно молодой и физически более подтянутый, чем его коллеги, догнал Михаила у самой двери. Он ловко подсек свою жертву, но в туже секунду сам полетел на пол. Причем, как он не старался сгруппироваться, голова его гулко стукнулась об пол. Пришел он в себя, спустя десять минут, на руках своего напарника.

   Михаил выскочил на улицу, ощущая за дверью присутствие «омоновцев». На ходу в подкате, он сбил с ног ближайшего противника, в ту же секунду «исчезая» из поля их зрения.

   «Омоновцы» переглянулись.

   -Что произошло? Растворился, словно призрак...

   Оглядываясь по сторонам, они помогли подняться своему коллеге.

   Михаил не знал, что его «выбросило» в паре километров от вокзала, прямо на пустырь. От этих «переходов» мутило. В прошлый раз, когда из Англии он добирался сюда, ему не было так плохо.

   Он огляделся по сторонам, пытаясь собраться мыслями.

   Трезво оценив ситуацию, он выбрал конечной точкой путешествия Рекъявик.

   И снова замигал зеленый индикатор «КЛЮЧа», и Михаил, тяжело вздохнул, сделал шаг.

   В этот раз «переход» был еще хуже. Его вдруг вырвало прямо на дорогу. Не обращая внимания на прохожих, Михаил сел на снег, и несколько минут собирался силами. В голове медленно начинал созревать план.

   Поднявшись на ноги, Михаил снова ощутил подступающий к горлу комок. Кое-как совладав с порывами рвоты, он доплелся до отеля и снял недорогой номер.

   Приняв душ, он завалился спать.

   17.

   Поднялся Михаил с кровати только утром. Голова была тяжелой и неприятно покалывала.

   В ванной из зеркала смотрело бледное небритое лицо.

   Наскоро умывшись, надев неприглядный костюм, Михаил спустился вниз и поел. Вкус пищи он практически не ощутил, и только кофе медленно, но верно вернуло Михаила в этот бренный мир, с его красками, звуками и прочей атрибутикой.

   Осмотрев себя в зеркале ванной комнаты, Михаил пришел к неутешительному выводу: выглядел он, как заядлый революционер. Что-то среднее между Че Геварой и Фиделем Кастро.

   И тут же от тоски защемило сердце: революционер всегда был обречен на одиночество. Его понимают лишь потомки, да и то не все. Понимают и сожалеют, что так трагично сложилась жизнь «этого человека».

   А потом пишут диссертации либо рефераты: «Ошибки и победы товарища Мао» или «Ленин в октябре». Ведут диспуты и дискуссии, как надо было бы поступить.

   А режиссеры снимут душераздирающие драмы, в которых, как когда-то пел Боярский, будет «пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони». И конечно не обойдется без трагических моментов, глядя на которые, обыватель пустит слезу.

   Михаил нахмурился. Остро захотелось выпить.

   Ему всегда казалось, что он стремится только к лучшему, светлому. А на самом деле, как когда-то и предупреждала его мать, он совершил миллионы ошибок, на исправление которых затратил кучу сил, повлекших еще тысячи просчетов.

   Михаил сильным усилием воли согнал «плаксивое состояние». Он резкими шагами вышел из ванной комнаты.

   Прежде всего, по плану, надо было встретиться с профессором Гримссоном.

   Михаил вернулся в номер, накинул куртку, и направился на улицу. Он сел в одно из дежуривших рядом с отелем такси, и отправился в центр.

   План дальнейших действий едва-едва только начинал прорисовываться. Но нужно было хорошо отдохнуть и собраться силами, и только потом приступать к детальному продумыванию дальнейших действий.

   Жаль, конечно, что с братом не нашел общий язык. Он, очевидно, уж слишком закостенел в бытовых дрязгах.

   О лучшем мире, как говорится, думают лишь те, кто еще не прочувствовал семейные перипетии, кто еще не увяз в быту. И лишь они, на удивление, порой находят верные пути-дорожки.

   «Мы выбираем путь, – пели когда-то „Земляне“, – Идем к своей мечте. И надо не свернуть с пути уже нигде...»

   -Да, я выбрал путь. Давным-давно, – Михаил поднял глаза кверху, словно ожидая там кого-то увидеть. – И этот путь очень тяжел. И усталость иногда сжимает у сердца грудь... Но пути назад действительно нет. Нельзя просто «отмотать» всё, как кассету в магнитофоне. Надо либо идти вперед. Либо...

   Он хотел закончить фразой про смерть, но вдруг пред глазами снова возникло безжизненно висящее тело матери, и Михаил тихо добавил:

   -Надо только вперед!

   Он вытянул из кармана блокнот и стал искать номер телефона профессора.

   Спустя минуту, созвонившись с ним, Михаил вышел из такси и направился в Интернет-кафе, где провел пару часов, выискивая по крохам необходимую информацию.

   А уже через двадцать минут, он ждал Гримссона в ресторане.

   Профессор опоздал на четверть часа. Он быстрым шагом вошел в помещение и принялся глазами выискивать Михаила.

   -Я здесь, Эйдур! – помахал рукой тот.

   -Извините, был на встрече, – застенчиво улыбнулся Гримссон. – Рад вас снова видеть.

   -И я.

   Подошел официант.

   -Что будете? – спросил Михаил у профессора. – Я сегодня угощаю.

   Заказав блюда, они стали, не спеша, смаковать аперитив.

   -А у меня к вам серьезный разговор, – вдруг сказал Михаил.

   -Да? – удивился профессор. – И в чем же дело?

   -Помогите мне в кое-чем разобраться. Видите ли, у меня есть подозрения, что все же «вариетет» человека – это вполне реальный факт.

   Гримссон пристально посмотрел в глаза Михаилу.

   -Вполне возможно, – как-то неопределенно сказал он. И сделав несколько длинных глотков вина, продолжил: – Давай начнем вот с чего: с древних мифов и легенд. Обычно, те сведения, которые хранятся там, зачастую кажутся нам вымышленными. И дело не в сказочности или фантастичности этих сведений.

   -А в чем? – спросил Михаил, включаясь в беседу.

   -Дело в несоответствии наших представлений о тех исторических моментах, о которых говорится в этих текстах. Мы просто не верим в реальность этих событий...

   -Еще бы! Вы хотите сказать, что ковер-самолет, к примеру, реально существовал?

   -Зачем так утрировать? – Гримссон нахмурился. – Ну, вот представьте себе следующую картину: ребенку три годика и он впервые видит, что с неба идет снег...

   -Как это? А где он до этого жил? В Африке?

   -Нет. Здесь, в Рекъявике. Под словом «видит» я имел в виду слово «осознал». Итак, это ребенок, выйдя на улицу, вдруг видит, что на земле лежит белая холодная субстанция, которая, как он понимает, сыпется сверху с неба.

   -Ну и что? – не понимал Михаил.

   -И это ребенок, не дождавшись объяснений взрослого, решает, что это и есть само небо. Оно вдруг стало осыпаться на землю. И он говорит маме, что «небо поломалось».

   -При чем тут «сказочность» к снегу и этому ребенку?

   -Да притом, что ваш ковер-самолет мог быть, в аллегоричном, конечно, смысле, этим самым «небом, которое падает на землю». И если некому объяснить, или если разум в силу своей ограниченности не в силах понять объяснения, то субъект становится этим самым ребенком, который ищет собственное описание устройства нашего мира.

   -Хорошо, допустим. И что это нам дает?

   -Не торопись, Михаэль. А теперь возьмем математику. Вернее, геометрию.

   Гримссон достал карандаш и, взяв салфетку, нарисовал на ней жирную точку.

   -Если мне не изменяет память, то согласно какой-то там теоремы, название ее не помню... а, может, это и аксиома – сейчас это не суть важно... так вот, через эту точку можно провести бесконечное множество прямых.

   -Можно, – согласился Михаил, смотря, как профессор начертил несколько скрещивающихся линий.

   -Обычно, мы говорим, что будущее инвариантно и все зависит от того, что мы сделали сейчас, какую, так сказать, из линий движения выбрали: левую или правую, шестую или сто двадцатую. Но если посмотреть наоборот, то и прошлое инвариантно. К данной точке настоящего могли привести миллионы прямых. Отсюда и вопрос: кто знает, какая из наших «историй» нас сюда и завела, – профессор почему-то обвел рукой ресторан. – Всем известно, что все радиальные нити паутины, раньше или позже сойдутся в центре.

   -Я не понимаю.

   -Неужели? – Гримссон улыбнулся. – Ладно, попробую еще раз объяснить. Представь себе дельфина и ихтиозавра.

   -Ну, представил.

   -Что между ними общего?

   -Оба живут в воде. Оба хищники. Что еще? Форма тела, практически, идентична.

   -Да, – кивнул головой профессор. – Только дельфин – млекопитающее, а ихтиозавр – рептилия. И разница во времени между этими двумя животными составляет миллионы лет. Понимаешь?

   -Не совсем.

   -Если примитивно, то не только млекопитающим «пришла в голову» идея перебраться в море. А, совершив это, оба животных – и дельфин, и ихтиозавр – приобрели одинаковые конвергентные признаки. Тогда почему мы считаем человека – вершиной эволюции? Неужели никто другой не пытался обрести разум? Параллельные процессы в эволюции были всегда. Вопрос лишь в том, были ли эти события в прошлом, или настанут в будущем.

   Хотя, если все же продолжать аналогию с паутиной, то радиальные линии через центр пресечений, переходят друг в друга. Так что считать за прошлое, а что за будущее – это еще надо посмотреть. Неизвестно с какой стороны двигаемся мы.

   -Но разбитая бутылка назад же не собирается. Значит, мы движемся от прошлого в будущее, – возразил Михаил.

   Гримссон хитро улыбнулся:

   -Давай опять вернемся к геометрии, – тут он расчеркал салфетку еще дополнительными линиями. А потом при помощи спирали, превратил все это в паутину. – Вот это, – Гримссон ткнул в одну из радиальных линий, – допустим, линия прошлого, а это, – тут он показал на ее продолжение, уходящее из центра в другую сторону, – линия будущего. Кроме центральной точки, у этих линий, по крайней мере, есть еще две точки соприкосновения. Это точки их пересечения со спиралью. А это значит, что прошлое, минуя настоящее, может оказаться будущим, а будущее, соответственно, прошлым.

   -Н-да! Мудрено что-то, – покачал головой Михаил.

   -Не спорю, – снова улыбнулся профессор. – Мудрено. Но вот тебе еще один факт: Раймонд Дарт считается основоположником так называемой «теории саванны». Согласно ей, предки людей обитали на деревьях. Но ряд условий привел их к тому, что они стали приспосабливаться для жизни в саванне. Не буду вдаваться в детали, но эта теория имеет право на жизнь. Однако, есть ряд анатомических особенностей человека, такие как отсутствие шерсти, развитый слой подкожного жира, прямохождение, которые указывают на то, что человек приспособлен к полуводному образу жизни.

   -Это как?

   -Ходить на двух ногах люди стали из-за необходимости искать на мелководье пропитание. Отсутствие волосяного покрова характерно для большинства морских млекопитающих: китов, дельфинов. Тоже касается и подкожного жира. Ну и так далее.

   -И что? Какая теория права?

   -Я сейчас не об этом. Понимаешь Михаэль, долгое время считалось, что эволюция человека была, так сказать, линейной. То есть один вид сменял другой, причем каждый последующий был прогрессивней предыдущего. Однако сейчас все больше данных о том некоторые виды гоминид сосуществали практически в одно и тоже время. К примеру, где-то пятьдесят тысяч лет назад на Земле было одновременно несколько видов гоминид: Homo erectus, Homo neanderthalensis, и даже Homo sapiens. И даже как-то странно, что сейчас существует один только вид... И потом, что мы понимаем под разумом человека? Войти в «шкуру» иного разума пока не было возможности.

   -То есть вы предполагаете...

   -Да, предполагаю. Дельфин и ихтиозавр, несмотря на сходства, имеют и большие различия. Тоже касается, скажем, кроманьонца и неандертальца. Если сравнить их черепа, то мы также увидим явные отличия. У неандертальца большие затылочные доли. Вполне возможно, что его «вариант разума» – это символическое мышление. Оно основано на ассоциативных связях зрительных образов. Речь у него тогда должна была состоять из нескольких десятков слов. Но каждое слово охватывало целый букет ассоциативно связанных понятий. И мне думается, что общение в таком случае должно было происходить на телепатическом уровне. А взять кроманьонца: у него хорошо развиты лобные доли. А это значит, что его «вариант разума» основан на логически-аналитическом мышлении. Улавливаешь ход мысли?

   -Вроде бы да.

   -А потом вдруг неандертальцы вымерли, – профессор допил вино и показал официанту, чтобы наполнили его бокал.

   -Вымерли? – Михаил не совсем сообразил, куда клонит Гримссон.

   -Вымерли... Или может ушли по другой линии «паутины». Как я уж тебе говорил: через точку можно провести бесконечное множество прямых.

   -А сколько таких точек? – вдруг спросил Михаил.

   Гримссон рассмеялся:

   -Михаэль, ты так наивен! Неужели ты думаешь, что я всеведущ. Я всего лишь рассказал тебе один из мифов, – и он снова рассмеялся. – Как видишь, здесь тоже были «ковры-самолеты». А в начале беседы ты сомневался!

   Наконец принесли заказанные блюда. Несколько минут они молча поглощали еду, прежде чем Гримссон снова продолжил.

   -Возможно, что и «теория саванны» и «теория водной обезьяны», имеют реальные исторические корни. Только вот какая из них и в какой линии зародилась? И какая из них наша?

   -Вы же сами говорили, что прошлое инвариантно. Может обе линии привели к существующей точке?

   -Может. Тогда эти линии должны были быть настолько идентичны, что практически неотделимы друг от друга. И спираль, несколько раз их пересекая, еще больше их сблизила... А что, если предположить, что эти радиальные линии лишь фикция, а истинная же суть Вселенной вот эта вот спираль, – Эйдур ткнул пальцем в рисунок. – И только она соединяет прошлое и будущее и ведет к центру мироздания.

   Михаил уставился в пол. Только сейчас он начал понимать смысл своих слов, сказанных брату: «Мне, кажется, что вижу узоры... Те узоры, что сплели нити, на которые нанизаны все вещи... Они связываются в лабиринт...»

   Это было настоящее откровение. И он не понимал его тогда, да и сейчас лишь смутно начинает понимать.

   -Послушайте, Эйдур. Эта ваша «теория паутины» реальна? Я имею в виду, что насколько ей можно довериться.

   -Ни насколько. Это лишь теория. И, быть может, она совершенно неверна. А, может, она лишь частный случай чего-то большего. Мы, как тот ребенок: некому объяснить, что падающие белые хлопья, это не куски неба, а обычный снег.

   -Что вы мне посоветуете?

   -Ничего конкретного. Попробуй заняться анализом сам.

   -Я пробовал: не выходит.

   -Да? – Гримссон задумался. – Конечно, все дело в варианте «нашего разума». Может, как инструмент для описания мира, он не совсем годится.

   -Как это?

   -Разум – это лишь один из органов, помогающий нам адаптироваться к окружающей среде. Как рука, нога, как плавники у рыб, крылья у птиц. А Вселенная огромна и непредсказуема. Будь другие исходные данные, может, у нас был бы совсем другой «разум».

   -Как у неандертальцев?

   -Кто знает? Может как у знаменитого Соляриса... А, вообще, как думают боги мы ведь не знаем.

   Гримссон вдруг погрустнел, а Михаил странно улыбнулся...

   18.

   Дни шли серой чередой. Работа-дом-работа-дом... Андрей снова втянулся в этот ритм и события того дня подзабытой беседы с братом растаяли, словно сливочное масло на горячей корке хлеба.

   -Доброе утро! – в кабинет без стука влетела старшая медсестра Полина Аркадьевна.

   -Доброе! – улыбнулся из вежливости Андрей.

   Улыбка вышла какая-то кривоватая, как у пирата. (Так почему-то подумалось ему.)

   -Вот! – Полина Аркадьевна положила на стол толстую тетрадь. – Вы просили...

   Андрей нехотя, но с видимостью желанья поработать на начальствующем челе, развернул тетрадку к себе.

   Дальнейшие слова медсестры пролетали мимо.

   "Сегодня выпал снег. Я не заметил, как это произошло. Проснулся утром (если это вообще можно назвать утром), а вокруг уже лежит снег... А потом я понял, что это пепел, – прочитал Андрей на первой странице. – Серое небо было затянуто тяжелыми мрачными тучами. Сегодня будет не ахти какая погода. Это я по своим костям чувствую".

   Андрей закрыл тетрадку и прочитал на ее обложке: "Журнал регистрации..."

   Он непонимающе посмотрел на Полину Аркадьевну.

   -Что? – спросила она.

   Андрей снова открыл: даты, количества, росписи...

   -Который час? – голос его стал суховат.

   -Без пяти четыре. А что?

   -Просьба: давайте перенесем разговор на завтра.

   Андрей отложил тетрадь в сторону.

   -Хорошо, давайте на завтра.

   Полина Аркадьевна вышла.

   "Что за чертовщина! – Андрей потер глаза, будто это должно было помочь. И глядя куда-то сквозь рабочий стол, спросил у самого себя: – Что, родной, происходит?"

   Это написал его брат. По крайней мере, почерк был похож...

   Андрей поймал себя на том, что рукой гладит поверхность стола. Ладонь была влажная. На полированной поверхности медленно испарялись следы пота.

   -Вызывали? – тоже без стука вошел Паша-водитель.

   -Да-да... сейчас поедем в управление... Возьми у Ермолаева пакет. Он знает какой.

   Паша вышел.

   Андрей встал и, не спеша, стал одевать пальто. Глаза сами несколько раз скользили по тетради. Не выдержав, он ее снова открыл.

   "Выдан... дата... роспись..."

   -Тьфу ты!

   Андрей резко захлопнул тетрадь и принялся складывать в портфель бумаги.

   Внизу стоял уже прогретый автомобиль.

   -Едем! – Андрей разместился сзади и по привычке не тратить время даром, вытянул из портфеля отчеты.

   "Чтобы понять лабиринт, – прочитал в одном из них Андрей, – его форму, а также, чтобы набраться смелости и решиться войти внутрь, требуется определенная степень зрелости".

   -Как они суда затесались? – это были одни из ксерокопий тех книг по лабиринтам и прочей ерунде, которые Андрей пытался прочитать пару недель назад.

   Странный сегодня день. Вернее, вечер.

   Андрей вытянул все бумаги из портфеля и разложил их по стопкам. Отчеты и прочие документы он сложил назад, а ксерокопии стал сортировать: фотографии отдельно, статьи из газет во вторую стопку, страницы из каких-то научных книг – в третью.

   -Приехали, – остановил машину Паша.

   -Секунду, пожалуйста, – отчего-то оправдываясь, Андрей сунул бумаги под мышку, стал вылезать из машины.

   На совещание приехало человек двадцать. Начальство как всегда задерживалось. Андрей присел в углу и снова достал свои распечатки.

   "Присмотритесь повнимательнее к форме лабиринта, – прочитал он. – Это внутреннее пространство, отделенное от остального мира. Оно окружено внешней стеной, в которой имеется лишь одно отверстие для входа. Внутреннее пространство кажется на первый взгляд ошеломляюще сложным.

   Оно заполнено максимально возможным количеством поворотов. Много раз человек приближается к цели – к центру, и только затем, чтобы путь вновь отводит его в противоположную сторону. А поскольку на пути к центру идущий лишен возможности выбора, то тот, кто в состоянии вынести это психологическое напряжение, непременно достигнет цели.

   Достигнув центра, человек остается в полном одиночестве, наедине с самим собой, с Минотавром или же с чем-то другим, чем может быть наполнено содержание понятия "центр", где человеку дается возможность обнаружить нечто настолько важное и значительное, что это открытие требует кардинальной смены направления движения".

   Андрей вытянул одну из фотографий северных лабиринтов и ручкой пробежал по ее спиралям.

   Спирали древнего лабиринта притягивали какой-то своей странной энергетикой.

   Андрей попытался сам воссоздать что-то подобное и начертил пару кривоватых лабиринтиков. Они были таким смешным и уродливым подобием оригинала, что Андрей нервно скомкал лист бумаги.

   И тут его осенило: а что если на фотографиях этих древних лабиринтов изображены лишь подобия того самого первого Лабиринта? Его производные?..

   Андрей открыл глаза. Кажется, он задремал.

   "Точно задремал, – Андрей затряс головой, словно отгонял комаров. – Во, даю!"

   Он давно не замечал за собой привычки спать после обеда...Да еще на работе...

   Стоп! Это что за дежа вю?

   Он снова открыл глаза: совещание было в самом разгаре. И судя по всему, сейчас о чем-то жарко спорили.

   Андрей закрутил головой: шея затекла. То ли он действительно заснул, то ли...

   Он не знал как закончить эту мысль. Она ему казалась не важной , и потому, как все не важное, мысль вытекла из сознания тонкой песочной струйкой.

   На часах было восемь вечера. За окном было уже темно.

   Хотелось домой. Андрей задумался над тем, как бы выскользнуть отсюда, как вдруг объявили, что совещание прерывается и переносится на следующую неделю.

   Паша-водитель дремал на переднем сидении. Даже когда Андрей сел и хлопнул дверью, он даже не проснулся.

   -Павел!

   -А!.. Что....

   Он непонимающе закрутил головой.

   -Поехали.

   Паша включил двигатель, и устало зевнул.

   -Домой? – спросил он.

   -Нет. Отвези-ка меня на Тургенева.

   -Куда?

   -На Тургенева. Там четырнадцатиэтажка есть...

   Паша обернулся.

   -Оставишь меня там, – проговорил он, как бы оправдываясь за то, что приходится так долго эксплуатировать водителя.

   Ночной город горел желтыми глазами кухонных окон. Андрей поймал себя на мысли, что ему нравится этот желтый цвет. Местами попадались окна, где стояли энергосберегающие лампы. Но владельцы этих квартир почему-то выбирали холодный белый свет.

   "Как в морге", – мелькнула мысль.

   Все-таки, лампа накаливания, несмотря на все свои "не", имела родство с первобытным очагом, который в ночи пещер, согревал людей и защищал, хоть и в чем-то условно и призрачно, от ночных ужасов.

   И словно вторя Андрею, из динамиков донесся голос ведущего радио, цитирующего к чему-то Волошина:

Есть два огня: ручной огонь жилища,

Огонь камина, кухни и плиты,

Огонь лампад и жертвоприношений,

Кузнечных горнов, топок и печей...

   "Есть что-то мистическое в этом, – Андрей откинулся на сидении и закрыл глаза. – Пламя очага в темноте ночи, очерчивающий круг света... А за ним, за этой чертой, неизвестность... тьма.... страх и ужас...хаос..."

   -Здесь? – стал притормаживать Паша.

   Андрей выглянул в окно.

   -Да. Притормози у дерева.

   И уже вылезая из машины, Андрей понял, что автомагнитолу никто не включал...

   19.

   Шахта лифта была заколочена потемневшими от времени досками. Андрей вздохнул и поплелся на четырнадцатый этаж. Ни на одной площадке не было света. Если бы ни луна, пробивающаяся в узкие окошки с улицы, то увидеть даже собственные пальцы перед глазами было бы проблематично.

   Минут через двадцать Андрей добрался наверх и, чуть отдышавшись, принялся искать нужную квартиру. За время подъема глаза немного адаптировались. Нащупав кнопку звонка, он осторожно ее нажал.

   За дверью послышался резкий звук сирены.

   "Словно гудок на начало каторжных работ", – мелькнула такая мысль.

   Через минуту замок щелкнул и дверь распахнулась. Яркий свет лампы заставил прижмуриться.

   -Так поздно? – голос принадлежал Петру Сергеевичу.

   Но он не удивился, будто ждал прихода Андрея.

   -Проходи, раздевайся.

   Коридор был обклеен старыми пожелтевшими газетами.

   -Начал когда-то ремонт, – пояснил Петр Сергеевич.

   "Я вроде не спрашивал, – улыбнулся про себя Андрей. – Мне все равно, что у тебя: ремонт или безденежье".

   Раздевшись, он прошел в комнату.

   -Слушаю, – без всяких предисловий начал Петр Сергеевич.

   Андрей нервно потер лоб и полез в портфель. Боковым зрением он видел, что Петр Сергеевич с каким-то пренебрежительным превосходством смотрит на его потуги.

   -Послушайте... я хотел бы... вот что...

   Словно студент на экзамене, Андрей пытался начать отвечать зазубренный билет, но от волнения все мысли перемешались между собой.

   Петр Сергеевич проигнорировал вступление и даже не сделал "шага" на встречу. Он по-прежнему сидел на своем стареньком стуле в растянутой от времени жилетке, белой рубашке и штанах древней покройки.

   Такое пренебрежение к своему "я", выраженное в запущенности квартиры, безвкусицы одежды и тому подобному, говорило либо о полном безразличию к сему миру, либо крайней бедности.

   Андрей поймал себя на мысли, что начинает злиться. Но от этого порядок в голове не наводился. Лишь мысли начинали все более хаотично носится туда-сюда.

   -У меня есть проблема... Хотел бы чтобы вы помогли мне...

   Петр Сергеевич снова молчал.

   -Ну, так как?

   Петр Сергеевич погладил свои коленки и сухо сказал:

   -Я по-прежнему тебя слушаю.

   -Мне трудно соткать свою мысль, – продолжил Андрей, а сам вдруг отметил, что отчего-то сказал "соткать".

   -Все еще ищешь свой "идеальный" путь?

   -Что?.. При чем тут это?

   -Ты пожинаешь плоды своих собственных промахов. Это как "эффект бабочки"...

   -Я к вам пришел не за тем, чтобы разбирать старые дела.

   -А я думаю, что за этим.

   "Глупый старый осел! – Андрей злобно заходил желваками. – Какого черта я к нему приперся?"

   -Хотя ты по своей сущности интроверт: замкнут, сосредоточен, молчалив, скрытен...

   -И что? При чем тут это? – Андрею захотелось встать и уйти.

   -А кто еще обладает такими же чертами?

   -Кто угодно!.. Петр Сергеевич, я пришел...

   -Подумай. Кто?.. Идеальный путь – это не путь напрямую...

   -Мы с вами опять приходим к тому спору, который расколол....

   -Который тебя смутил. Ты выбрал консенсус с этим обществом.

   -Что выбрал?

   -У человека не спрашивают согласия, хочет ли он жить в "общепринятой реальности". Тебя приучают путём выработки условных рефлексов в процессе воспитания. И в результате ты соглашаешься, то есть достигаешь консенсуса с другими людьми в отношении реальности.

   -В таком случае, вы сделали тоже самое, но со своей "реальностью"?

   -С моей реальностью ты консенсуса не достиг, – впервые Петр Сергеевич улыбнулся.

   -Не достиг... Потому, что я живу нашем мире, а не вымышленном!

   -А может прав все же я? – Петр Сергеевич сказал это с такой интонацией, что Андрей несколько смутился. Ему и без того было многое не понятно.

   -Прав или не прав – это гадание на монетке: орел либо решка.

   После последних слов Андрея наступило тягостное молчание. Петр Сергеевич по-прежнему поглаживал свои колени и смотрел куда-то в пол.

   "Твою мать! – Андрею страшно хотелось уйти. – Чего я добился?"

   -Ты помнишь, – негромко начал Петр Сергеевич, – когда тебе было девять, ты с матерью собрался ехать в другой город, якобы к тете. Вы пришли рано утром на автовокзал. Она усадила тебя на скамью, а сама ушла за билетами. А чтобы ты не скучал, она оставила книжку: это был старенький томик со сказками. Картинок там не было... И ты читал ее от самой первой до самой последней страницы. Даже тираж и издательство... кто был редактором... на какой бумаге... Ты читал час, два, сутки... двое... Она не приходила... И не пришла.... Никогда больше...

   Андрей смутился. Но лицо Петра Сергеевича не отображала тех эмоций, которые выливались из его слов. Казалось, что он вообще безразличен к своему собственному рассказу.

   На секунду Андрей "провалился" в воспоминания. Это было сродни падению на дно бесконечного темного колодца...

   Рука матери была влажная. Влажная и теплая.

   Они вышли к остановке. Серое раннее утро... Еще никого не было.

   -Садись здесь.

   Мама строго ткнула пальцем на разбитую металлическую скамью.

   -А ты? – мальчик вопрошающе поднял брови.

   -Я? – мама на секунду замешкалась. – Пойду за билетами. Держи бублики.

   И она вытянула из кармана старенького плаща целлофановый пакет.

   -Держи, – повторила мама. – И еще это.

   Она протянула серую клееную книжечку.

   -Давай читай, – словно оправдываясь перед кем-то, продолжила мама. – Надо же учиться грамоте...