Текст книги "Миллион лун"
Автор книги: Александр Матюхин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Александр Матюхин
Миллион лун
Часть первая
Глава первая.
Устраиваясь на работу, не забывайте любыми способами понравиться работодателю!
Юлик Колесникова. Из разговора со стажерами
– И кто же вас направил? – Игнат Викторович отложил в сторону ломаную по углам пластиковую папку, из которой торчала закладка в форме пера, и поднял на меня глаза.
– Антон Погодин, – ответил я, чувствуя себя глупо.
– Не припоминаю.
Наступила неловкая пауза.
Вообще-то я не ожидал такого поворота, вот этого самого «не припоминаю». Антон дал мне адрес гостиницы три дня назад, когда я, отчаявшийся до предела, напился пива и долго изливал ему по сотовому телефону «наболевшее». Выговорил сто сорок два рубля, залез «в минус» и едва не посадил аккумуляторную батарейку. Впрочем, батарейка до сегодняшнего дня уже не дотянула. Антон, мой верный и единственный друг на протяжении миллиона лет, внимательно выслушал, посочувствовал и сказал, что есть вариант хорошо устроиться. «Скажи, что от меня, и тебя обязательно примут, – напутственно произнес в трубку Тоша, – за Игнатом должок».
Почему-то столь уверенные нотки в голосе друга вселили в меня твердую надежду. В девять утра я подъехал в гостинице. Окна здесь были огромнейшими. Гостиница явно не страдала минимализмом. Располагалась она чуть в стороне от центра, вокруг нее не наблюдалось ни одной многоэтажки, зато всюду теснились кирпичные коттеджи и частные дома, те самые, с высокими заборами и надписями «Осторожно, злая собака» на калитках. В общем, район был не из бедных, и класс гостиницы, скорее всего, соответствовал. Когда я поднимался по лестнице, то почему-то подумал о высокой зарплате работников этой самой гостиницы. Высокая зарплата – это всегда хорошо. Особенно для человека, который раньше получал ровно столько, чтобы заплатить за квартиру и коммунальные, отдать долги и купить себе новые носки на две недели… ах, да, еще один раз сходить в кино и после этого уж точно залезть в новые долги…
И вот сейчас мои надежды рушились. Мечты о том, что удастся снять квартиру, наконец-то хорошо поесть, выспаться на стираных сотни раз – но все равно свежих и чистых простынях, просто поваляться в кровати, читая книгу или разгадывая кроссворды – все эти мечты мгновенно рассыпались в прах. Перед глазами уже маячили деревянные стулья в зале ожидания железнодорожного вокзала, в котором я имел счастье провести две последние ночи, а в ноздри тревожно ударил запах плохо прожаренной сосиски в тесте и запревшей от времени курицы-гриль. Нет ничего отвратительнее в мире, чем пролежавшая в морозилке несколько дней курица-гриль.
Игнат Викторович – тот самый Игнат, со слов Антона, его близкий друг и непосредственный директор гостиницы – смотрел на меня с выражением посредственной тоски. В его взгляде читалось много важных и неотложных дел, куча совершенно несвободного времени, неподписанные бумаги, недорозданные распоряжения, недобитые отчетности, несостоявшиеся звонки – и все это он, тем не менее, отложил в пользу моей скромной персоны. Отложил, надо сказать, в разгар рабочего дня.
Если мне не удастся пробудить в нем хоть каплю заинтересованности, то мечты о теплой постели улетят в неведомые дали.
– Антон, – повторил я без особой надежды, – Погодин. Такой, невысокого роста, блондин, он работает в центре, доспехами торгует.
– Чем? – густые чернявые брови Игната Викторовича удивленно взметнулись вверх.
– Ну, эта, фэнтези атрибутика, – сказал я, – знаете, игрища за городом. Люди переодеваются в орков, эльфов, гномов, магов и бьются.
– Насмерть? – заинтересовался Игнат Викторович.
– Нет, не насмерть. Они же деревянными мечами бьются. На очки. А Антон изготавливает и продает доспехи, шлемы, кольчуги всякие. У него свой магазинчик. Бизнес, так сказать, небольшой.
Мне показалось, что в глазах Игната Викторовича промелькнуло то ли любопытство, то ли какое-то воспоминание. Он откинулся в кресле, положил свои большие руки на не менее большой живот и спросил:
– А с чего вы взяли, молодой человек, что нам вообще нужны работники?
Я был вынужден снова пожать плечами:
– Антон сказал, что у вас вакансии…
– Опять Антон, – буркнул Игнат Викторович, – кто из вас на работу устраивается? Вы или он?.. Сколько лет?
– Кому?
– Не мне же. Вам, вам.
– Двадцать четыре.
– Хороший возраст. Бойкий. Где раньше работали?
– Учился, – с вызовом ответил я, – в университете. На археолога. Ну и подрабатывал сторожем на заводе.
Игнат Викторович весело улыбнулся:
– И чем, интересно, археолог собрался заниматься в гостинице? – спросил он, – древних ископаемых в наших подвалах, вроде не водится. Чего же вы по профессии работу не ищите?
– Ситуация такая, понимаете, – я развел руками, – в один день остался и без работы и без квартиры. Тут бы сейчас поесть нормально, а черт с ней, с профессией.
– Черта не надо! – погрозил пальцем Игнат Викторович, – женаты были?
– Был. Сейчас уже нет.
– Куда делась?
– Ушла. Точнее, уехала в другой город, к маме. Сказала, что с мамой ей лучше… А вам это зачем?
– Во-первых, интересно, – сказал Игнат Викторович, – а во-вторых, должен же я знать, кого беру на работу. Вдруг у вас какое-нибудь темное прошлое?
– У меня?
Игнат Викторович улыбнулся вновь:
– У вас, у вас. Знаете, молодой человек, у каждого за спиной есть темное прошлое. Вдруг, вы какой-нибудь мелкий мошенник?
– Но в бумагах-то указано… трудовую посмотрите!
– …или, скажем, крупный мошенник, который выдает себя за мелкого! Бывает такое? Бывает. – Самозабвенно продолжал Игнат Викторович, – А что трудовая? Трудовые, нынче, на каждом базаре продаются. А вот диплом у вас почти красный, это хорошо, это одобряю.
– Так принимаете?
Игнат Викторович поднял руку. Все пальцы были собраны в кулак, кроме указательного, на котором блестело толстое золотое (почему-то я был уверен, что оно действительно золотое, а не какая-нибудь цыганская поделка с рынка) кольцо. Начертил пальцем в воздухе какой-то знак, кашлянул:
– Погодите, молодой человек, не торопитесь. Я-то, быть может, вас и приму, но вы-то сами захотите? Вот в чем прелесть данного вопроса!
– Захочу, – быстро сказал я.
Игнат Викторович кашлянул снова, с каким-то задумчивым выражением на лице стал наблюдать за своей собственной рукой, которая вычерчивала в воздухе невидимые загогулины. Потом резко опустил руку на стол. Пенал с ручками на столе подпрыгнул. Я тоже.
– Очень сложная и ответственная работа. Очень. – Сказал Игнат Викторович, – особенно та должность, которую я хочу вам предложить. Двадцатичетырехчасовой рабочий день устроит?
– То есть как?
– Будете работать круглые сутки. Не все время, конечно, периодически. Но нужно постоянно быть начеку.
– А как же личная жизнь?
– А личная жизнь в перерывах между работой. Жить вы будете здесь, в гостинице. У нас для работников специальные номера. Плюс два дня в неделю выходные и месячный отпуск в году. Можете слетать куда угодно, хоть на Альфа-Центавру. А уж хорошим трехразовым питанием мы вас обязательно обеспечим.
Я подумал. Запах бутербродов, холодного чая и бомжей с вокала постепенно улетучивался. Призрак мороженой курицы-гриль маячил где-то вдалеке. Сказать нечего – трехразовым питанием Игнат Викторович бил по живому…
– Оклад?
– Останетесь довольны. У нас зарплата по процентам, но намного больше, чем у любого сторожа на любом заводе города. Вся зарплата «белая», будете получать свои законные отчисления в Пенсионный фонд.
– А что за работа?
– Вы будете числиться в обслуживающем персонале, – сказал Игнат Викторович, – ваша должность – доставщик. Будете доставлять все необходимое нашим постояльцам.
– С этого места, пожалуйста, подробнее. Таскать полотенца, шлепанцы и пиццу?
Тут Игнат Викторович громко расхохотался.
– Вы почти угадали! – Сквозь смех воскликнул он, – если у постояльца закончились спички, вы должны будете их принести. Если он захочет подключить кабельное телевидение, вы устанавливаете тарелку. Все это делается не бесплатно. В нашем мире деньги правят балом. Проще говоря – любой каприз за деньги клиента, – Игнат Викторович ткнул пальцем вверх, словно именно над нашими головами обитали те самые «клиенты». Я невольно поднял голову и увидел белый потолок и странные пятна вокруг люстры. Пятна почему-то напоминали следы чьих-то маленьких босых ног.
– Двадцать четыре часа в сутки я буду мальчиком на побегушках, верно? – уточнил я.
– Откровенно говоря, да, – кивнул Игнат Викторович, – работа посменная, полные сутки напрягаться будете только по праздникам. Тогда большой наплыв постояльцев…
В это время на столе затрещал большой красный телефон, у которого вместо циферблата было две квадратные кнопки – синяя и белая.
– Извините, – Игнат Викторович снял трубку, утопил пальцем синюю кнопку и буркнул:
– Викторович слушает… да, я… Откуда?.. А дверь? Кто отпер дверь?! Колесникова? Зараза! Я же тыщу раз предупреждал, ну, сколько можно, в конце концов?! Что вам, руки поотрывать что ли?.. Ладно, успокаивайтесь, Гала Иванована, сам разберусь… Как, как, поднимусь и разберусь… да, прямо сейчас. Немедленно.
Игнат Викторович швырнул трубку на рычаг и обратил в мою сторону мгновенно налившееся красным лицо:
– Работа! – проворчал он, – скажите мне, э-э-э?..
– Артем, – сказал я, – Дьячков.
– Скажите мне Артем одну вещь. Я, знаете ли, обязан спрашивать у всех новичков. Вы действительно хотите работать в нашей гостинице? Ну, то есть, по настоящему, не просто так, на пару месяцев забрели, чтобы выспаться и отдохнуть. Готовы остаться, что бы ни случилось?
– А что у вас может случиться?
– Нам нужны работники, – сказал Игнат Викторович очень серьезным тоном, – но у нас всегда что-нибудь случается. Просто скажите мне – согласны выйти на работу прямо сейчас, или нет?
– Подъемные дадите? – вконец обнаглел я.
Игнат Викторович неопределенно хмыкнул и грузно встал из-за стола:
– Пойдемте со мной, Артем. А потом поговорим о подъемных.
Мы вышли из кабинета в широкий пустой коридор. В коридоре почему-то пахло котлетами, видно, где-то неподалеку располагалась гостиничная столовая. Я набрался смелости во второй раз и спросил:
– Вы вспомнили Антона?
– Нет. Не вспомнил. – Сказал Игнат Викторович, – Но вы мне понравились, Артем.
И пошел по коридору к лестнице.
Бывать внутри гостиниц мне раньше не приходилось. Не тот социальный уровень. Да и повода не было. Со слов одного моего знакомого, гостиницы нужны только в двух случаях – если ты приехал в другой город и не знаешь, где бы переночевать, и если нужно найти местечко, где можно изменить жене с представительницей противоположного пола. Из родного города я выезжал всего два раза, еще в детстве, а жене, между прочим, ни разу не изменял. Так что, с гостиницей в моей жизни не случилось…
Почему-то я был уверен, что увижу просторные коридоры с коврами на полу и лампами дневного света на потолке. Скорее всего, все отделано под «евроремонт», радует глаз и удивляет… Действительно, удивило. Лампы дневного света отсутствовали, зато в нишах вдоль стен стояли странные устройства из мутного, непрозрачного стекла, разгоняющие тени по углам мягким светом. Казалось, свет лился не изнутри, а от самих стекол.
Вместо ковров на полу лежал обыкновенный линолеум, сморщенный местами, затертый до белых пятен, желтоватый и совершенно непривлекательный. А еще царила удивительная прохлада, хотя за стенами гостиницы поджидал самый разгар лета. Причем, как я ни смотрел по сторонам, обнаружить кондиционеры так и не удалось.
Кабинет Игната Викторовича находился на первом этаже, слева по коридору, в пяти шагах от скромного на вид холла. Кстати, для гостиницы подобной величины холл был еще и чрезвычайно мал. Ни регистратуры, ни столов, ни стульев, только у самой двери стоит одинокая кадка с пальмой, и табуретка, перегораживающая вход. Когда я заходил в гостиницу, табуретки не наблюдалось… Ага, впускать тут впускают, а вот выпускать… Я усмехнулся: «Коварные обитатели гостиницы похищают стажеров, заманивая их объявлениями в газетах и рекламой по телевидению». А что они делают с бедными стажерами – и подумать страшно…
– На лестнице долго, – оценил Игнат Викторович и направился к лифту. Я поспешил за ним, ожидая от лифта еще каких-нибудь странностей. Но лифт оказался удивительно скучным, обыкновенным, совершенно чистым, и с лампой дневного света наверху. Мы поднялись на третий этаж, коридор которого был огорожен от лестницы дверьми с мутными зелеными стеклами, и сразу же столкнулись молоденькой блондинистой девушкой. Одета она была во что-то воздушно-легкое, ввиду чего глаза непроизвольно опускались туда, куда приличным молодым людям смотреть не положено, а уж затем стыдливо поднимались на лицо, кстати, довольно симпатичное…
Девушка рыдала. Громко. Навзрыд. Слезы стекали по блестящим щекам, вслед за тушью, оставляющей неровные дорожки на милом личике.
Мне сразу же захотелось обнять ее и успокоить, погладить по пышным светлым кудрям. В крайнем случае, сказать что-нибудь одобряющее. Рыдающие девушки вообще всегда вызывают во мне чувство жалости. Правда, придумать слова одобрения я не успел.
– Юлик! – рявкнул Игнат Викторович, да так, что я подпрыгнул от неожиданности, – кто разрешил открывать тринадцатый?!
– Да… я… постучали… – всхлипывая, произнесла Юлик, голос ее задрожал и она снова зашлась в рыданиях.
Игнат Викторович потряс в воздухе могучим кулаком.
– Постучали! – сказал он, – и что? Постучали, и сразу открывать? Ты сколько у нас работаешь, Юлик?
– Почти год, – всхлипнула Юлик, тыльной стороной ладони стирая с щеки поплывшую тушь.
– Вот. И хочешь мне сказать, что ни разу не слышала про тринадцатые номера?
– Слышала, как же не слышать-то… Но я не ожидала! Ни разу до этого не стучали, а тут… ну я бросилась с ключами… – каждое ее слово прерывалось протяжным всхлипом. В конце концов, Юлик разрыдалась снова.
Мы с Игнатом Викторовичем переглянулись. Он неуверенно хмурил бровь. Рыдания продолжались еще минуты полторы. Затем Игнат Викторович не выдержал, привлек Юлик к себе, приобнял и мягко погладил по волосам:
– Ладно, не реви, разберемся. – Сказал он уже без былой суровости в голосе, – Ключи-то у тебя?
– В замке, – глухо всхлипнула Юлик. Игнату Викторовичу она едва доставала до плеч, – там остались, в тринадцатом… Я увидела, испугалась, ну и…
Она кивнула в сторону, и в этот момент я увидел то, что творилось в коридоре, за спиной Юлик.
Пол коридора был усыпан белым нетронутым снегом, который искрился на свету и кружился, словно разгоняемый невидимыми вентиляторами. Третья дверь справа была распахнута, и из нее вырывался вихрь снежинок. Снежинки взмывали под потолок, кружились, а потом оседали по полу. Мне даже показалось, что я слышу тихое завывание ветра. А напротив двери уже успел вырасти ощутимым полуметровый сугроб.
Зима в гостинице в самый разгар лета?
Я почувствовал, как пол уходит из-под ног. Я поймал взглядом сверкающие белоснежные искорки. Я увидел связку ключей, болтающуюся из замочной скважины распахнутой двери. Я сделал глубокий вздох.
– Что это?
– А ведь я предупреждал, чтобы кодовые замки поставили, – неизвестно к кому обращаясь, произнес Игнат Викторович, – вечно проблемы с этими архитекторами. Ну, поглядите, заладили одно и тоже – нужно, нужно, а сами ничего не делают. А я им ведь говорил, что во всех цивилизованных странах уже давно идет двенадцатый номер, а следом уже четырнадцатый. И никаких тринадцатых, и проблем нет. Поэтому они и цивилизованные, и живут лучше, без всяких проблем.
Я осторожно дотронулся до большого плеча начальства, предчувствуя, что сейчас произнесу несусветную глупость:
– Там кондиционер сломался, что ли?
Юлик вдруг резко перестала рыдать и подняла на меня большие красивые глаза. Игнат Викторович усмехнулся:
– Можно сказать и так.
– А вы кто? – спросила Юлик, уже не всхлипывая, – новенький? Игнат Викторович, вы нам новенького взяли? Ну, наконец-то!
– Я еще не совсем новенький, – смутился я.
– Я надеюсь, что вас возьмут, – заявила Юлик решительно.
– Так, Колесникова, марш на рабочее место! И чтобы до закрытия смены привела себя в порядок! – пресек флирт Игнат Викторович.
– Но…
– О наказании за халатное отношение к работе я еще с тобой поговорю!
Юлик нахмурилась, с вызовом развернулась на каблуках и, распахнув дверь на лестницу, исчезла из поля зрения.
Игнат Викторович покачал головой:
– Ну, как можно на нее злиться? – спросил он, глядя на меня.
– Я тоже так думаю.
– Рано тебе еще об этом думать.
Мы одновременно посмотрели на дверь. Мне показалось, что я услышал слабый скрип и похрустывание, словно кто-то шел по снегу. Игнат Викторович нахмурил густые брови.
– Что здесь происходит? – спросил я тихо.
Из-за двери валили уже густые хлопья снега, а по линолеуму растекались грязные лужицы. Так ведь и на нижний этаж протечь может!
– Этот ваш Антон ничего больше не говорил? Про специфику работы, например? – Спросил Игнат Викторович тоже шепотом, – у нас вообще гостиница со странностями.
Я покачал головой. Антон даже не намекнул на двери, из-за которых валит снег. Если начистоту, он вообще ничего не рассказывал про гостиницу. Отделался поверхностным объяснением, зараза.
Игнат Викторович буркнул нечто вроде: «Я так и думал», и направился к двери, оставляя на быстро тающем снегу рыхлые следы.
Я хотел было последовать за ним, но не решился:
– А он что-то должен был сказать? – спросил я вслед с надеждой.
Игнат Викторович приложил палец к губам и жестом подозвал меня к себе. Робость пришлось подавить.
Признаюсь, я не без боязни ступил на белое полотно снега. Почему-то я вдруг подумал о том, что увижу за дверью совсем не гостиничный номер. Там раскинется прекрасный зимний пейзаж: огромная заснеженная равнина, редкие деревца, согнутые под тяжестью снега, а далеко на горизонте – горы, макушки которых не видно среди сплошных серых туч. Но тучи еще далеко, а здесь, перед нами, светит яркое солнце и чистое голубое небо… Бред конечно, глупости, но сделать второй шаг мне удалось с трудом.
«Увижу Антона – убью», – подумал я, отчаянно ощущая мурашки на коже.
Действительно похолодало…
За дверью обнаружился вполне себе обыкновенный номер, такой, каким я его и представлял. Номер, словно сошедший со стерильных кинолент конца восьмидесятых. У стены стояла, застеленная синим покрывалом кровать, рядышком примостилась тумбочка и аккуратный прямоугольный столик, укрытый скатертью. У противоположной стены – в ряд три табуретки. Номер, как номер… если бы не одно «но»…
Вот именно – но.
Но… пол, кровать, тумбочка, стол, табуретки – все это было покрыты снегом.
Но… не было окна, а вместо него, прямо напротив нашей двери, обнаружилась еще одна распахнутая дверь. В противоположную сторону.
Из дверного проема лился мягкий голубоватый свет, какой может быть только в сумерки зимой. И там, за дверью, в другом конце номера, я увидел огромную белоснежную равнину, и голые низенькие деревца, и налитое ядреной краснотой, словно спелое яблоко, солнце, и смутные рельефы гор на горизонте, скрытые серыми облаками…
Игнат Викторович взял меня за плечи, будто подвыпившего старого приятеля, который уже не в состоянии передвигаться самостоятельно.
– Пока не пугайся, – сказал он, сделав упор на слово «пока», – я же говорил, что наша гостиница немного странная. Этакий старомодный стиль.
– Вы говорите – немного?
– Ладно, согласен. Внутри она выглядит совсем не так, как снаружи…
– Я заметил.
– И у нас немного странноватые постояльцы. Они… не совсем с Земли.
– Они… оттуда? – спросил я, и посмотрел на потолок. На потолке, что странно, обнаружились маленькие черные пятна, похожие на следы босых ножек.
– В научной фантастике есть такое понятие – «дверь в стене», – сказал Игнат Викторович, – его придумал писатель Герберт Уэллс. У него даже имеется рассказ с таким заголовком. Где-то в регистратуре у Львовны валяется экземплярчик, если хочешь, я распоряжусь, чтоб она тебе откопала. Почитай, там интересно. Буквально «дверь в стене» означает какой-нибудь проход в параллельный мир, что-то вроде телепорта – в современной фантастике. По форме оно не обязательно должно быть дверью. Может быть окном или, скажем, трещиной. Но у нас в гостинице все по книге. Буква в букву. Вот это, перед нами, и есть дверь в стене. Проход в другой мир.
– На другую планету, – уточнил я.
– Возможно. Это может быть другая планета, или другая Вселенная… – Игнат Викторович почесал кончик носа, – надо покопаться в архивах, поглядеть, на кого зарегистрировано…
– И много у вас таких дверей?
– В каждом номере. Видите ли, Артем, в этом и заключается особенность нашей гостиницы. К нам заезжают исключительно из других миров. Туристы, одним словом. Поэтому гостиница и называется «Миллион лун».
У меня перехватило дыхание:
– У вас тут двери в миллион миров?!
Игнат Викторович открыл рот, чтобы ответить, но тут что-то отвлекло его внимание. Приглядевшись в зимние сумерки, Игнат Викторович деликатным жестом отодвинул меня себе за спину.
– К нам приходят не из города, а из этих дверей. Твоя задача, как работника гостиницы, определить – кто пришел, открыть ему дверь снаружи, проверить документы и позаботиться о том, чтобы гостю понравился сервис. Если ему понравится обслуживание и отдых, он приедет еще раз. А это уже доход. Если довольных пришельцев окажется большинство – это уже стабильный доход…
– То есть где-то здесь сейчас должен быть пришелец? – я заинтересованно оглядел гостиницу, но никого не обнаружил. Даже под столом.
– Есть одно правило, – сказала Игнат Викторович, – никогда не открывайте тринадцатые номера. За этими дверьми скрываются неблагожелательные миры.
– Что же здесь неблагожелательного? Снежок, горы, закат красивый…
А договорить я не успел. Снежную гладь вдруг распороли гигантские извилистые трещины, пол под ногами дрогнул. Я ухватился за холодный дверной косяк, чтобы не упасть. Резкий порыв ледяного ветра в одно мгновение отморозил мне губы и нос.
– В сторону! – закричал Игнат Викторович.
Из черных трещин, выбивая в воздух комья снега, показались покрытые бурой шерстью лапы. Что это были за лапы! На кончике каждого пальца этих самых лап могла уместиться вся моя семья и папина немецкая овчарка по кличке Никита в придачу. Стоит ли упоминать длинные желтые когти трехметровой длины и неимоверной ширины?
Я отступил на шаг назад. Вдруг стало трудно дышать. Ветер усилился.
Игнат Викторович забежал в номер, вскинул руки к потолку и что-то закричал, но голос его потонул в завывании ветра. Дверь захлопнулась с такой силой, что затрещали косяки. Несколько секунд я вслушивался в странные звуки, доносившиеся из-за двери. Кажется, что-то взрывалось. я различил непонятные слова, хруст, шипение… на мгновение яркая вспышка мелькнула сквозь щели, запахло паленым… а спустя еще несколько секунд дверь распахнулась. На пороге появился Игнат Викторович, как ни в чем ни бывало стряхивающий с плеч снежинки. На груди расплылось большое мокрое пятно.
Если бы не черный дым, струившийся с кончиков его пальцев, я был бы готов поверить, что ничего необычного не произошло.
Но я заглянул ему за спину и увидел, что дверь в стене закрыта и забита двумя поставленными крест-накрест досками. В центре креста было что-то написано большими светящимися загогулинами.
Игнат Викторович сдул дым с ногтей и облизал губы.
– Все, больше лет двадцать ни один булфрог не сунется, – довольно буркнул он.
– Что это было?
– Ерунда. Не бери в голову. Сегодня же отдам распоряжение переставить замки во всех тринадцатых номерах. Черт с ней, с бюрократией, лично дам деньги на переоборудование! Из своего собственного кармана возьму и положу! И пускай только не сделают, что я скажу! Всех на перекуй сдам! Надоело каждый раз тратить манну на всевозможные глупости!
Я молча облокотился о стену. Меня слегка трясло.
Игнат Викторович подошел ко мне и почти приятельски похлопал меня по плечу. Удар у него был хоть и щедрый, но тяжелый. Бедные косточки затрещали.
– Я вас беру, вы молодец, – сказал Игнат Викторович, – многие в таких ситуациях удирают со всех ног, а вы ничего, держитесь. Будем считать, что это была проверка знаний… А вот теперь скажите мне, согласны поработать?
– О чем вы говорите? – произнес я, стряхивая снег с промокшей насквозь легкой рубашки, – безусловно!
Глава вторая.
Если вы видите пришельцев – принимайте лекарство.
Говорят, очень помогает.
Рита Львовна. Заведующая регистратурой
Через час я сидел в регистратуре.
Это было маленькое помещение, расположенное в самом закутке первого этажа, где-то между холлом и концом узкого коридора, в котором горела каждая третья лампа, да и то тускло и вяло.
Как и в любой другой регистратуре, здесь шагу негде было ступить, чтобы не задеть какой-нибудь шкаф со стеклянными дверцами, забитый до отказа папками и увешанный табличками со странными и непонятными фразами вроде: «Гидр. район 11–23», или «Рег. клин. р-н, 2-й уч.». Там, где не было шкафов, папки лежали просто так, сложенные в неровные стопки, которые, похоже, ждали своего часа, чтобы шумно рухнуть на пол. В некоторых, особо опасных местах, нагромождение папок достигало критического уровня, казалось, что стоит кашлянуть где-нибудь поблизости, и все это рухнет с неимоверным грохотом. Так что ситуация сложилась, как в библиотеке, святой закон которой – не шуми.
Единственный свободный от бумаг пятачок располагался аккурат возле двери. В нем уместился небольшой деревянный стол и табуретка. Которую я нечаянно задел ногой, зайдя внутрь.
За столом, последи всего этого бюрократического рая, сидела Рита Львовна – пожилая дама в огромных очках, за которыми ее глаза увеличивались втрое, и с длинным острым носом. Издалека она напоминала сову. И зрачки у нее были темно-желтыми Рита Львовна разглядывала меня сквозь толстенные линзы с выражением глубокой скорби на лице.
Я же сидел на табуретке, смиренно сложив руки на коленях. Возле меня стояли две спортивные сумки – нехитрое наследство, накопленное после нескольких лет «взрослой» жизни. Молния на одной из сумок расходилась, обнажая аккуратно сложенную сверху зимнюю рубашку в клеточку.
– И зачем вам это надо, молодой человек? – проскрипела Рита Львовна. Причем «проскрипела» – довольно уместное определение.
– Интересно, – пожал я плечами, – ни разу, знаете ли, не встречал настоящих инопланетян.
– Положим, я тоже не встречала. Покуда бог миловал, – ответила Рита Львовна, – и вам, молодой человек, не советую. Что в них хорошего? Одни – зеленокожие, другие – двухголовые, гадят везде, по гостинице шастают, ночами спать не дают, слышала, что есть такой инопланетянин, которого все называют не иначе как Сьерра…
– Сьерра?
– Согласна, с натяжкой можно принять за человеческое имя. Сама удивилась. Пришелец велит так себя называть в гостинице. На самом деле у него какое-то сложное и труднопроизносимое имя! И это – Самый страшный пришелец. В Мире. – Рита Львовна сделала паузу, чтобы я, видимо, проникся глубиной только что сказанного, затем продолжила, – … что еще? Превращаются во всяких, спать мешают, гремят по ночам чем-то, западное крыло недавно едва не сожгли. И это еще не самое страшное.
– Ну, уж, – недоверчиво буркнул я.
Рита Львовна опустила глаза на заваленный бумагами стол, сухими пальцами стала перебирать содержимое особенно толстой папки:
– Бывали случаи, – скрипнула она тихо, – и не один, а целых три на моей памяти. Один пришелец сильно пьянел от соли, а официанты, не подумавши, подали ему соленых огурчиков из банки. Беднягу развезло так, что он два дня буянил, едва за пределы гостиницы не вырвался, сквозь пол просочиться хотел. Насилу остановили, вот. Весь пол загадил своей протоплазмой. Неделю отмывали потом, вот.
– Не пугайте меня, – честно попросил я, трогая мокрый еще ворот рубашки, – я уже кое-что успел увидеть.
Рита Львовна сочувствующе покачала головой, взяла стопку бумаги, которую перебирала, и наклонилась, чтобы убрать ее в стол:
– А я и не пугаю.
Когда Рита Львовна выпрямилась, обнаружилось, что в руке она держит стеклянный пузырек из непрозрачного стекла со странной этикеткой, на которой крупным шрифтом был написано: «Внутрь не принимать! Ядовитое вещество!». Когда крышка была отвинчена, в нос мне ударил резкий горький запах. Я поморщился и отодвинулся чуть назад. Впрочем, Риту Львовну это ни капли не смутило.
Высыпав в морщинистую ладонь горстку голубеньких с отливом пилюлек, Рита Львовна тяжело вздохнула, сказала:
– Нервная работа, – и закинула пилюльки в рот.
Я содрогнулся. Несколько секунд в тесной регистратуре слышался только хруст и жевание. Рита Львовна работала челюстями мощно и целенаправленно. Желтые глаза ее при этом, не отрываясь, наблюдали за мной. Закончив жевать, она взялась за следующую стопку листов:
– Итак, молодой человек, где ваши документы?
Я протянул паспорт, трудовую и, на всякий случай, пластиковое пенсионное страховое свидетельство. Рита Львовна повернулась к монитору компьютера, по которому плавал «скринсервер» в виде небольшого паучка, ткущего паутинку, шевельнула «мышкой» и быстро застучала по клавишам аккуратно заостренными ногтями. Ногти эти укрепили мое мнение о сходстве Риты Львовны с совой. К тому же в свете монитора глаза ее показались мне несколько странными – зрачки были не круглыми, а узкие и вертикальные, словно разрезающие глаза пополам. Я моргнул, и видение исчезло. Печатала старушка впечатляюще быстро. Старая школа, наверняка секретарь-машинистка в прошлом…
– Дьячков Артем Александрович, – пробормотала Рита Львовна, на секунду сверкнув глазами из-за толстых очков, – так… года рождения у нас восьмидесятого… прописка… как же это вас к нам занесло?
– С родителями переехал, – сказал я, – в детстве.
– В гостиницу, в гостиницу-то как попали? Что же это за злейший враг к нам вас направил?
– Друг, – поправил я.
Рита Львовна вновь сверкнула в мою сторону глазами. Мне показалось, что на ее лице скользнула легкая улыбка:
– Пошлите вашего друга ко всем чертям! Нашел что советовать! Он вообще соображал, куда вас отправлял? В последний путь сюда не отправляют, а он!..
– А что здесь плохого-то?
– Все. От подвала и до чердака.
Быстро набирая одной рукой какой-то текст, Рита Львовна наклонилась и второй рукой выудила из-под стола зеленую бутылку с этикеткой пива «Хольстен». На дне бутылки что-то плескалось.
– Хотите глоток?
– Не пью.
– И я не пью. – Ответила Рита Львовна, и мне показалось, что сейчас она завершит фразу бессмертной цитатой из старой советской комедии – «что тут пить?», но продолжение вышло иным, – это не пиво, а бальзам на сердце. Без бальзама на такой работе не обойтись.
