355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Абердин » Герой по принуждению. Трилогия (СИ) » Текст книги (страница 81)
Герой по принуждению. Трилогия (СИ)
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 22:42

Текст книги "Герой по принуждению. Трилогия (СИ)"


Автор книги: Александр Абердин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 83 страниц)

Не знаю, то ли от того, что я был достаточно убедителен, то ли Гелиора просто пожалела меня, но она, еще раз взглянув на пейзаж, который с огромной высоты не казался таким уж и ужасным, погладила меня по щеке и сказала:

– Пожалуй ты прав, Ольгерд. Хотя ты и Защитник Мироздания, ты ничуть не меньше нас нуждаешься в верных и преданных друзьях. Но упаси тебя Бог, показывать такие ужасы другим девчонкам, особенно Галле, уж она этого точно не сможет пережить. Любовь моя, хотя то, что ты мне показал ужасно, я вовсе не считаю тебя кровожадным монстром и клянусь тебе, Ольгерд, моя любовь к тебе от этого не станет меньше. Ты Защитник, моя любовь и только ты ведаешь что творишь, а мы – Смущенно опустив глаза, моя возлюбленная сделала рукой небрежный жест – Все мы, лишь несмышленые дети по сравнению с тобой. Глупые, наивные и беспечные, когда речь заходит о чем-либо подобном. Как всякие дети мы пугаемся всего непонятного и страшного, хотя как раз этого может быть и не следует делать. Было время, когда мы учили тебя, сначала мой сын Ури, а потом, как мне хочется думать, и я, а теперь настало время, когда ты стал учить нас. Мне не очень то понятно многое из того, чему ты меня уже научил, да это и не главное то, что рано или поздно я все равно осознаю, что такое быть магом такого высокого уровня. Для меня же, Ольгерд, куда главнее и важнее то, что я не мыслю своей жизни без тебя, любимый, и хочу чтобы и ты любил меня, а потому я никогда не покину тебя и всегда буду твоим другом.

После этих слов, которые пролились на мою душу бальзамом, я немедленно убрал изображение и поинтересовался, что творится в золотых чертогах. Мои друзья уже проснулись и занимались своими делами, а какими именно, меня совершенно не интересовало, потому что я не большой любитель, подглядывать в замочную скважину. Как раз этого нельзя было сказать о Гелиоре, которая, увидев, что Фламарион мнется в покоях Айрис, немедленно потребовала от меня:

– Ольгерд, а ну-ка быстренько верни зеркало в покои своей сестры. Ах вот оно что, это плут, вскружил голову Галле своими обещаниями, а сам отправился к Айрис. Ну и задам же я ему трепку сегодня вечером.

– Господи, Гели, неужели ты ревнуешь? – Спросил я эту любопытную красавицу. Она, в ответ на это, без малейшего стеснения, сказала:

– Конечно нет, но ведь этот обманщик при мне наобещал нашей малышке всяческих чудес, а сам смылся к Айрис.

Недовольно покрутив головой, я в сердцах принялся показывать Гелиоре все апартаменты подряд, начав со спальной комнаты своей сестры, которая, вскочив с кровати, дарила Фламариону свои последние поцелуи. Когда же дело дошло до их собственной спальни, мы увидели, что Ури и Галла все еще занимаются любовью. Это тут же успокоило Гелиору и она, громко рассмеявшись, тут же сказала:

– Ну, раз дело обстоит именно так, то тогда все в порядке, Ольгерд. Никто не остался в накладе...

После этого Гелиора тотчас решила, что мы тоже можем не торопиться. Хотя подле этого золотого пульта она испытала шок, от увиденной действительности, эта страстная и удивительная женщина вовсе не сочла это обстоятельство сколько-нибудь серьезным препятствием для своего желания. Она даже сочла золотой пульт управления вполне приемлемым местом для секса и соскочив с моих коленей, присела на его край и откинулась спиной как раз на золотую панель между рычагом, регулирующим температуру солнца Парадиз Ланда и штурвалом, вращая который, я мог изменять силу тяжести.

Памятуя о том, что уже испытал сегодня с этой женщиной и не желая рисковать обоими мирами, не обращая внимания на её заманчивую позу, я взял Гелиору за руки, заставил подняться и увлек на ковер, подальше от пульта. Однако все меры предосторожности оказались излишними. Теперь между нами уже не было столько страсти, зато наше общее желание породило совершенно новые ощущения. Нежные, мягкие и почти воздушные. Пожалуй, впервые я искренне пожалел о том, что Гелиора не является моей постоянной подругой, но это длилось совсем не долго, ведь будь мы близки каждый день, она не смогла бы накопить в своей душе столько огня, который я поглотил без остатка.

Впрочем, уже одно то, что эта женщина вообще существовала в этом мире, до самых краев наполняло мою душу радостью. Как и то, что я, наконец, окончательно понял, – такая любовь, с какой я столкнулся здесь, в Парадиз Ланде, свободная, легкая и игривая, без малейшей примеси ревности, с обилием новых открытий и привязанностью совершенно иного рода, является не целью существования, а всего лишь способом жизни. Только при таком условии я смогу теперь прожить хоть десять миллионов лет и не потеряю при этом интереса к жизни и способности творить и созидать.

Ведь сегодня Гелиора дала мне такой мощный заряд энергии, что я смог бы сотворить, на едином дыхании, добрый десяток Вселенных. С этого момента во мне уже ни осталось той прежней, ложной стыдливости, которая заставила меня однажды прятать глаза от её сына Уриэля. Теперь я был счастлив, что у меня есть такой друг как Фламарион, который не истязает своих подруг ревностью, а лишь боится потерять их навсегда, как боюсь этого и я сам. Тем не менее, я вовсе не считаю своих подруг, Лауру, Астреллу, Неффи, Сцинию, Виталию, да и всех остальных моих возлюбленных, к которым я могу прийти в любую минуту, своей собственностью. Пожалуй, именно это было одно из самых важных моих открытий, сделанных в Парадиз Ланде спустя год с лишним после моего внезапного появления здесь.

Насладившись последним подарком Яххи, магической купальней, вода в которой была в равной степени благосклонна как к Гелиоре, так и ко мне, мы вышли в мой домашний зал приемов и заседаний. По этому поводу я облачился в свою белую тогу, к которой стал понемногу привыкать, а моя возлюбленная решила остаться нагой, ну, к этому мы все уже давно привыкли. Так что я не считал, что Гелиора вызовет чьи-то гневные возгласы, тем более, что ангелы-патриархи, единственные блюстители нравственности, замок уже покинули.

Придав массивному, золотому трону Яхве, более приемлемую форму, такую, чтобы на нем поместились сразу все мои подруги, я сотворил удобные кресла для своих друзей и расставил их перед троном полукругом, в два ряда и в шахматном порядке. Так мне было бы видно сразу всех моих друзей, ведь я хотел обратиться к ним с небольшой тронной речью и предложить кое-что хорошее. Более всего меня интересовало то, как они отреагируют на мое предложение стать не придворными феодального правителя, а менеджерами самого современного толка, которым отныне предстоит решать множество самых сложных вопросов.

Для того, чтобы пригласит сюда моих друзей, мне не требовалась помощь воронов-гаруда. Не нужно было мне и беспокоить их магическим матюгальником старины Яххи, достаточно было воспользоваться небольшим пультом возле трона, набрать текст на допотопной клавиатуре, явно, снятой с какого-то "Ундервуда" и щелкнуть несколькими тумблерами, чтобы в их покоях загорелись табло с соответствующей надписью.

Нагая Гелиора сидела у меня на коленях и мы, в ожидании наших друзей весело разговаривали. Её интересовало, что я намеревался делать сегодня вечером и когда мы спустимся с небес и навестим старых друзей. Она уже соскучилась по Алмазному замку, и хотела увидеть подруг, с которыми ей так и не удалось обсудить все сплетни за последние сто лет, уж очень быстро мы покинули её родной дом. Не успел я ответить даже на десятую часть вопросов Гелиоры, как двери распахнулись и в зал вошли мои друзья, одетые весьма странно и с еще более странным выражением на лицах.

Наверное, куда более сильное впечатления на меня произвело только то, если бы они вообще вдруг взяли и не пришли. Впереди всех шагал, прямой как палка Узиил, одетый в дикий, феодальный наряд, состоящий из длинного, коричневого камзола, простого, дешевого сукна, каких-то идиотских, черных бриджей, чулок грубой вязки и обутый в грубые башмаки. Вид у него был такой, словно он собрался на мои похороны. Да и все остальные мои друзья выглядели ничуть не лучше, а один взгляд на очаровательных девушке, одетых в какие-то бурые, монашеские клобуки, вообще привел меня в самый настоящий ужас.

В полном молчании эта странная и какая-то дикая процессия молча проследовала к трону и более всего мне поразило то, что все они вдруг пали передо мною ниц. Не встали на одно колено, даже не на оба, черт возьми, а именно уткнулись носом в пол, выложенный рубиновыми и сапфировыми плашками с золотым окаймлением, и простерли руки к моему трону. Даже Гелиора и та, увидев этот жуткий маскарад, пришла в изумление и, похоже, не знала что ей теперь делать. Молчание нарушил Узиил, который, не поднимая головы, вдруг громко сказал с неестественным завыванием в голосе:

– Защитник Мироздания, мы пришли с покаянием и желаем принести тебе клятву верности! Позволь нам сделать это и мы со смирением приступим к тому, что ты нам поручишь.

Час от часу не легче. Гелиора от этих слов заерзала у меня на коленях и попыталась спрыгнуть, но я её удержал. Не зная как мне поступить и видя, что все мои спутники относятся к этому средневековому действу очень серьезно и даже все мои прекрасные подруги были вовлечены в него, я, самым грозным голосом, громко рявкнул:

– Да встаньте же вы, черт вас подери! Мне от вас нужны не ваши дурацкие, кабальные клятвы, а совсем другое, то, что вы всегда дарили мне от всего сердца, ваша дружба, любовь, шутки и веселое настроение, а вовсе не эти, дикие верноподданнические шуточки, достойные только рабов и слуг!

Эта, решительно настроенная компания, восприняла истошный вопль моей души, несколько по своему. Хотя они и выпрямились, молитвенно сложив руки на груди, но с колен не поднялись и явно намеревались довести начатое до конца, что мне вовсе не улыбалось. Все это уже начало попахивать очень крупным скандалом и виной тому были отнюдь не мои моральные и нравственные устои, но я еще надеялся решить все миром и особенно не вдаваясь в довольно щекотливые подробности. Для начала, я решил применить самые жесткие меры в отношении своих любимых подруг, а потому, глядя на Лауру с притворным гневом, негромко спросил её, явственно наполняя свой голос ядом:

– Лаура, дорогая моя, что ты выберешь для себя, немедленно встать, переодеться в красивую, легкую тунику, поцеловать меня, как ни в чем не бывало, и занять свое обычное место рядом со мной или же получить обратно лук, вернуться в лес или еще куда-нибудь и уже больше никогда меня не видеть? В равной степени это относится ко всем вам, мои дорогие.

Лаура не стала раздумывать слишком долго, быстро поднялась на ноги и громко сказала:

– Да пошли они к черту, эти ваши патриархи! Как же, дождетесь, так я и стану бросать Ольгерда и возвращаться в лес из-за их дурацких причуд!

В следующее мгновение она уже была в тунике и подбегала к трону. К нам присоединились и остальные мои подруги, но уже молча и в крайнем смущении. Они старались не смотреть не то что на меня, а даже друг на друга и, окружив меня на золотом, шестиместном троне, принялись сосредоточенно рассматривать всяческие его детали. Обстановка продолжала оставаться крайне мрачной и гнетущей. Гелиора, в обществе которой я провел полдня, только теперь известила меня о долгой, ночной беседе моих друзей с целой делегацией ангелов-патриархов, сказав, пряча от меня свой взгляд:

– Ольгерд, дорогой извини, но я не хотела портить тебе настроение. Да, я и не думала, что они – Гелиора махнула рукой на моих коленопреклоненных друзей – Воспримут все требования ангелов-патриархов так серьезно. Ольгерд, они взяли с них слово, что они непременно принесут тебе свою клятву верности по всем правилам, так, как это полагается. От меня Уриэль и Элиас этого не очень-то добивались. Но не кажется ли тебе, что сегодня я уже принесла свою клятву верности в твоей постели?

Нежно поцеловав Гелиору, я, наконец, позволил этой умнице встать и пылко воскликнул:

– Да моя, любовь и эта была лучшая из клятв, так как ты поклялась одновременно и мне, и моему другу Фламариону, любить нас всегда и быть нам добрым другом и товарищем, а не рабыней наших капризов, прихотей и похоти. – Сердито насупившись, я добавил – А из этих упрямых субчиков, я сейчас начну выбивать дурь по другому.

Следующим, кто очень бурно и импульсивно возмутился деспотичному диктату ангелов-патриархов, стал Роже. Вскочив на ноги и быстро превратив свой идиотский, суконный мундир в обычный костюм, этот рыцарь-тамплиер подбежал к моему трону, повернулся к своим друзьям и сказал громким, возмущенным голосом:

– Если кто-нибудь это еще помнит, то я уже принес однажды Михалычу клятву и ничто не заставит меня нарушить её! К тому же, друзья мои, где это сказано, что я должен присягать своему другу дважды? Так что ваши ангелы-патриархи могут забыть о том, что я дал им сдуру какое-то слово. Если Михалычу действительно претит сама мысль о том, что мы будем клясться ему в верности стоя на коленях, да еще в этих дурацких балахонах, то лично я предпочитаю послушаться его и дождаться того момента, когда он сам потребует от меня принести ему клятву верности или решит, что настало время просто распить со мной бутылку доброго вина вместо этого.

В ответ на эти слова, сказанные моим другом, я встал и, обойдя кушетку Сцинии, крепко пожал ему руку. Гелиора, задрапировавшись в легкое, полупрозрачное сари уже взобралась с ногами на кресло в первом ряду. Роже, продефилировав перед своими друзьями, демонстративно занял соседнее кресло и тут же стал, улыбаясь и жеманничая, перемигиваться с ней. Остальные же мои спутники по прежнему стояли на коленях и их лица были крайне строгими и скорбными. Даже подлинные дочери Маниту, в которых, как ни в ком другом, преобладал рассудок и здравый смысл, и те впали в этот маразм. Хотя пауза затягивалась до неприличия, так как от меня явно ждали разрешения на зачтение текста клятвы, я решил молчать до последнего. Тишину нарушила Гелиора, которая прикрикнула на своих упрямых домочадцев:

– Галла, Фламарион, немедленно идите ко мне! Поверьте мне на слово, Ольгерд сегодня не намерен шутить и ваши клятвы ему совершенно не нужны. Он не хочет, чтобы ему клялись подобным образом, а если вы будете упрямиться, то оба окажетесь внизу, но тогда учтите, мои дорогие, я обязательно покину вас и стану подругой Ольгерда!

Фламариона такая перспектива совершенно не устраивала, но еще меньше его устраивало то, что нарушив слово, данное патриархам, он окажется вне своего племени. Поэтому он обратился ко мне с мольбой, впервые назвав меня по отчеству:

– Михалыч, для меня нет чести большей, чем иметь такого друга как ты! Но поверь мне, наши патриархи совершенно правы, до тех пор, пока в Парадиз Ланде есть бессмертные существа обладающие знанием высшей магии, ни один из небожителей не будет уверен в том, что кто-то из нас не захочет свергнуть тебя с престола и узурпировать власть. Это вовсе не вопрос нашего упрямства и скудоумия, такова сложившаяся ситуация! Гелиора не давала слова мастеру Уриэлю-старшему, она только сказала, что даст тебе свою собственную клятву, но мы то дали это слово не только добровольно, но и осознанно. Мы не можем вызывать подозрений у простых обитателей Парадиз Ланда. Создатель Яхве был велик не только потому, что он гений, но еще и потому, что никто не мог сравняться с ним в могуществе кроме тебя. Ты не восстал против старины Яххи, но нет гарантии, что завтра я, не будучи связан клятвой, не восстану против тебя и не нанесу тебе предательский удар в спину, поэтому я и хочу принести её в этом рубище, пребывая в полном смирении перед тобой.

Именно этого я и боялся более всего. Слуги и рабы по определению не могут стать Создателями. Это прерогатива личностей свободных и независимых, гордых и самостоятельных, тех, кто никогда не был ни рабом, ни униженным. Про это нигде не было написано, но это было так очевидно, что, на мой взгляд, даже не нуждалось в каких-либо дополнительных объяснениях. Яхве не требовал от темных ангелов рабской клятвы верности. Он просто взял с них слово, что они будут молча ждать Избавителя и не дрыгаться.

Фламарион оказал мне очень большую услугу тем, что он поднял вопрос о клятве и тем более такой конкретной. Теперь меня уже ничто не сдерживало и я мог объяснить своим спутникам, что произойдет в том случае, если эта клятва будет произнесена. Прежде всего я лишу Господа Бога целой когорты Создателей. Если же я не приму этой клятвы, то тем самым действительно нарушу покой и гармонию в Парадиз Ланде, что тоже было не сахар. Нужно было что-то срочно предпринимать и прежде всего объяснить этим тугодумам, к чему приведет их клятва. Прикинув кое-что к носу и увидев, что из этого получается неплохая бородавка, я сказал:

– Так ребята, нам всем нужно серьезно подумать, как нам всем выбираться из этого дерьма! Ваша клятва откладывается на пару часов, – это раз! Принять её я не могу, так как этому старому кретину, доблестному папаше нашего друга Ури, видимо, совершенно не ведом тот факт, что тогда всем вам будет навсегда закрыта дорога в Создатели, а это, после того как вы все приняли Божью Благодать в виде моих оберегов, да вдобавок ко всему еще и Яххи причастил вас своими кексами, продуктом все той же Божьей Благодати, может повлечь за собой самые неприятные последствия как для Парадиз Ланда, так и для Зазеркалья, – это два! Вы все, тем не менее, должны будете принять на себя все обязательства по отношению ко мне, чтобы не ломать картины, но, само собой разумеется, без какой-либо вонючей, рабской клятвы, – это три! А теперь дайте мне текст вашей долбанной клятвы и позвольте малость поработать мозгами, а еще снимите с себя эти ваши гнусные гнидники и сядьте в кресла, как нормальные люди. Все равно из этого зала никто не выйдет, пока все не решится к всеобщему согласию.

Фламарион, пораженный моими словами о запрете на профессиональную деятельность больше других, который чуть было не коснулся его, вскочил на ноги первым и сгоряча, просто разорвал на себе суконные одежды в клочья. При этом наш тихий и всегда спокойный ангел взревел как раненый лев:

– Ури, друг мой, прости, но я этого идиота, твоего папашу, превращу в осла! До меня только сейчас дошло то, как он подставил Ольгерда со своими дурацкими требованиями.

Асмодей, поднимаясь на ноги, строго спросил Узиила:

– Узи, это что, заговор? Тут же на лицо прямое вредительство и саботаж! Ты хоть понимаешь теперь, что на всех, кто носит в себе обереги Создателя Ольгерда и получил причастие от Создателя Яхве, снизошла Божья Благодать и нам самим Господом Богом отныне суждено стать Создателями? Если этого не произойдет, то на кого по твоему падет гнев Господень? Да на всех нас без исключения! Господи, и как только этого старого ишака сподобило на такую глупость? А я, старый кретин, куда я-то смотрел?

На Узиила было больно смотреть. По его лицу градом катил пот, а губы дрожали. Чтобы хоть как-то привести архангела в чувство, я спросил у него:

– Мастер Узиил, ты дашь мне наконец текст этой треклятой клятвы? Или мне что, на колени встать перед тобой?

Узиил стал судорожно выворачивать все свои карманы и, наконец, подал мне, сложенный в четверо, лист пергамента, протертый на сгибах чуть ли не до дыр. Уже из одного этого я понял, что клятва была отнюдь не шутейной, так как была написана очень давно, да и все эти клоунские наряды, от которых мои друзья стали поспешно избавляться, тоже что-то, да означали. На пергаменте же было написано крупными, красиво отрисованными буквами на латыни:

Перед Всевидящим Оком Господа Бога, смиренно склонив голову, я клянусь Защитнику Мироздания, что ни единой мыслью, ни единым словом, ни единым жестом и ни единым делом своим я не восстану против его воли. До скончания дней своих я буду его преданным слугой и безмолвным рабом всех его повелений. Клятва моя будет так же крепка, как крепка священная гора Обитель Бога, подпирающая небесный свод и будет нерушима до тех пор, пока стоит эта твердыня Парадиз Ланда. Если же я нарушу свою клятву, то будут навеки прокляты все мои потомки вплоть до двадцатого колена и да постигнет меня смерть от карающей десницы Господней, а душа будет обречена на вечное скитание вне Дома Господня. Аминь.

Господи, какая радость что текст этой дурацкой клятвы писал какой-то болван, совершенно не знакомый с истинным положением вещей! Это значительно упрощало мою задачу и позволяло решить все малой кровью. Расхохотавшись во весь голос, я хлопнул Узиила по плечу и сказал:

– Все в порядке Узи! – Обращаясь ко всем свои друзьям, я веселым голосом добавил – Ребята, ровно через полчаса мастер Уриэль-старший сможет вытереть этой бумажкой задницу, а сейчас я вынужден вас покинуть на несколько минут.

Из своего зала приемов я вылетел прямо в огромное окно, но перед этим я сделал его хрусталь молочно белым, чтобы мои спутники вдруг не наделали в штаны, когда я примусь разрушать главное условие этой клятвы, касающееся твердыни Парадиз Ланда, горы Обитель Бога, которая никогда не подпирала собой небесный свод, хотя бы потому, что не доставала до него добрых пятидесяти километров.

Поднявшись над Золотым дворцом, я завис в полукилометре над стометровым сапфировым шаром, венчающим огромный золотой шпиль. Вершина горы Обитель Бога была плоской и имела в поперечнике добрых пятьдесят километров, а в основании все сто пятьдесят. Точной высоты горы я не знал, поскольку так и не удосужился произвести какие-либо замеры, да это было и не так уж и важно. Все равно Первичная Материя, которая составляла едва ли не семьдесят процентов её объема, нашла бы себе место. В крайнем случае Парадиз Ланд станет больше еще на каких-то там несколько тысячных процента, в чем не было никакой беды.

Хотя мне и было жалко лишать Парадиз Ланд его украшения, но само его существование мне было гораздо дороже, тем более, что я стал подозревать, что это был некий тест на сообразительность. Как заставить небожителей поверить в то, что мои менеджеры будут верны мне до последнего вздоха, было вообще пустяком, ведь все они могли заключить со мной самый обыкновенный трудовой контракт со множеством пунктов, включая санкции за его нарушение или одностороннее расторжение. Такие контракты мне имело смысл заключить и с моими консультантами, души которых Господь Бог передал в мое полное распоряжение. Вот уж где-где, а как раз в Парадиз Ланде ничто не делалось случайно и всегда имело свои конкретные последствия. Все мы здесь ходили под Богом и с этим непременно следовало считаться.

Рассуждая таким образом, я сотворил довольно мудреное магическое заклинание, предусматривающее все возможные последствия, начиная от землетрясения и вплоть до возмущения воздушных масс. Заодно я даже побеспокоился о том, чтобы все три обители душ перестали походить на бублики и превратились в нормальные линзы, без синего цилиндра посередине. Подкрепив магическое заклинание голубым сиянием сразу четырех Колец Творения, я стал плавно вдавливать гору Обитель Бога в поверхность Парадиз Ланда и за какие-то восемь с половиной минут, навсегда убрал эту оригинальную деталь его ландшафта.

По завершении работы Золотой дворец стоял на здоровенном зеленом холме, высотой в добрых пять километров, который уже ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать твердыней мироздания. Этому пологому холму с ровной поверхностью без бугров рытвин и оврагов, шириной в пятнадцать километров с гаком, поросшему ярко-зеленой травой, я, из чистого озорства, придал идеальную форму груди молоденькой девушки, вот только сосок у этой груди был неожиданный, – золотой, квадратной формы и из него поднималась к небу восьмигранная башня, увенчанная длинной рапирой шпиля с синей бусинкой на острие.

Как только все было закончено, от облачных линз, парящих на огромной высоте, вниз ударили гигантские столбы радуг, которые принялись неспешно танцевать в небе. Стремглав вернувшись в свои покои, я быстро вернул окнам их первоначальную прозрачность и воскликнул:

– Ребята, вы только взгляните на эту красоту!

В широкое окно, которому я вновь вернул былую прозрачность, брызнули яркие, радужные сполохи, которые, однако, не помешали моим спутникам увидеть, что пейзаж за окном разительно переменился. Теперь они видели не бескрайние просторы Парадиз Ланда, а цветущую степь, за ней высокий, буковый лес с кудрявыми кронами. За лесом, на фоне синих гор, сверкал, в лучах солнца и радуг, крохотный на таком расстоянии, Золотой замок мага Альтиуса. Сами же радуги, которыми было отмечено исчезновение горы Обитель Бога, радовали наш взор своим неспешным танцем. Они причудливо извивались, сплетались в огромные косицы, закручивались в замысловатые петли и вновь выпрямлялись туго натянутыми струнами волшебной арфы.

На всех моих друзей, без исключения, это произвело очень сильное впечатление. Они бросились к окну и буквально прилипли к хрустальным панелям, забранным в золотой переплет. Чтобы еще сильнее увеличить впечатление, я подошел к пульту и заставил башню золотого дворца вращаться быстрее, а сам молча уселся на свой трон и развернул его к окну. Первой опомнилась Розалинда. Моя маленькая сестренка-фея тихонько отошла от окна, подбежала к трону и быстро взобралась ко мне на колени, явно намереваясь попросить меня о чем-то. Однако её просьба имела отношение к совершенно другим вещам, нежели пейзажи за окном.

– Ольгерд, любовь моя, мне кажется, что теперь это в твоих силах. – Сказала моя маленькая сестренка, крепко обняла меня, отчего родинки Маниту тут же принялись жалить наши тела, и попросила меня страстным шепотом, прикусывая мочку моего уха – Любовь моя, я больше не могу жить, дышать и радоваться жизни! Ты можешь убрать с моего тела звезду Великого Маниту? Если нет, то я лучше удалюсь в Башню Фей, потому что больше не могу мучится желая такого мужчину, как ты и не смея преодолеть проклятье Маниту, я слишком слаба, чтобы быть только твоей сестрой. Сделай, с этими родинками что-нибудь Ольгерд, сделай меня своей подругой, любимый! Я не могу жить без тебя!

Перспектива возвращения Розалинды в Синий замок была для меня совершенно неприемлема. Особенно после того, как я сделал Гризеллу новой королевой фей. В том, чтобы снять с этой белокурой красавицы магические чары Маниту, я не видел для себя никакого труда, хотя этого могли потребовать для себя и все остальные мои братья и сестры. Впрочем это было их право и потому я сказал своей очаровательной сестричке, так сильно влюбленного в своего брата:

– Хорошо, Розалинда, я освобождаю тебя от власти звезды Великого Маниту, но вот относительно того, станешь ты моей подругой или нет, тебе придется договариваться с другими моими подругами. Мне не хотелось бы, чтобы в моем любовном союзе была навсегда утеряна гармония.

С этими словами я немедленно сотворил магическое заклинание, секрет которого мне передал мой папаша, и сделал руками магические пасы. Эффект наступил немедленно и уже в следующее мгновение Розалинда целовала меня без малейших неприятных ощущений, страстно и увлеченно, и от этих поцелуев в моей груди гулко стучало сердце. Ко мне вновь вернулась моя маленькая розовая пантера и моим подругам придется с этим не только смириться, но и принять её возвращение как должное. Айрис, внезапно повернувшись к нам, возмущенно воскликнула:

– Розалинда! Маленькая бесстыдница! Немедленно прекрати мучить Ольгерда, тебе, кажется, давно уже стоило бы понять всю бессмысленность таких поцелуев и объятий.

В ответ на эти слова Розалинда соскочила с моих коленей на золотую кушетку Сцинии, сбросила с себя легкую, серебристую тунику и продемонстрировала моей сестре свое чистое, сияющее в радужных сполохах тело, на котором уже не было никаких родинок. Показав Айрис язык, она ехидно сказала этой ревнивой блюстительнице семейных нравов:

– Ну, что, съела? Ты мне теперь не сестра! Так что оставь свои нотации для остальных своих родственничков, а мне ими больше не докучай. Ольгерд мой возлюбленный и я буду заниматься с ним любовью тогда, когда нам вздумается!

Моя маленькая фея, даже и не подумав одеть на себя свою тунику, немедленно вернулась ко мне на руки, но не стала немедленно претворять в жизнь все свои грандиозные планы, а просто удобно устроилась у меня на руках и испытующе посмотрела на других моих подруг. Их уже перестали интересовать прелестные виды за окном и они изумленно уставились на Розалинду. Однако они вовсе не сочли расширение нашего многоугольника сколько-нибудь предосудительным и потому, подбежав к трону, прежде всего принялись целовать фею, а потому уж меня. Астрелла же весело сказала ей:

– Милая, тебе придется усвоить несколько наших правил.

Однако Астрелла не сочла нужным инструктировать Розалинду немедленно, тем более, что наши друзья уже пришли в себя и подступили к моему трону вплотную. Вид у них был озадаченный и растерянный. То, что им уже нечего было положить в основание своей клятвы, все они прекрасно поняли и теперь даже самые настырные из них сменили одежды. Узиил, переминаясь с ноги на ногу, спросил меня:

– Создатель Ольгерд, что ты намерен делать дальше? Теперь, когда в Парадиз Ланде больше не существует горы Обитель Бога и Господь дал нам всем понять, что он приветствует это, в той древней клятве, которую некогда составил для нас мастер Элиас, уже нет никакого смысла. Как ты собираешься объяснить обитателям Парадиз Ланда, что мы твои преданные друзья, а вовсе не слуги?

Наконец я с облегчением вздохнул. Уж если Узиил больше не собирался приставать ко мне со всякими глупостями, то и все остальные мои спутники уже не станут этого делать. Мне в голову пришла отличная идея, устроить пикник в каком-нибудь живописном местечке, поблизости и там рассказать моим спутниках о своих дальнейших планах, что я и сделал немедленно. Это не вызвало ни у кого возражения и уже спустя несколько минут мы покинули Золотой дворец, вылетев прямо через открытое окно.

Полчаса спустя мы уже расположились лагерем возле живописного водопада. Русалочки и юная друинна с наслаждением купались в чистых водах под водопадом. Дочери Маниту занимались ужином, мои подруги сервировали стол, длинную, белую скатерть, постеленную прямо на траву, а я сидел на бережке, на небольшом валуне, опустив босые ноги в теплую воду. Отсюда был прекрасно виден холм, освещенный лучами заходящего солнца. Гелиора, которая в изящной позе лежала на песке, положив голову на колени Фламариона, сидящего в позе лотоса, проследив за моим взглядом, сказала:

– Ольгерд, любовь моя, ты в точности воссоздал облик моей груди, какой она была у меня в юности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю