Текст книги "Герой по принуждению. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 83 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Очень философская потому, что в ней мой любезный читатель узнает о чем мы разговаривали после того, как я выказал свою несостоятельность в одном весьма щекотливом вопросе, который показался мудрому ворону-гаруда Блэкстоуну очень важным. Заодно мой любезный читатель узнает о том, как устроился в Парадиз Ланде новгородский гость Садко и как он обустроил свой быт в славном древнерусском городе Малая Коляда. Лично меня это обстоятельство привело в полный восторг и мой любезный читатель вскоре поймет почему.

К исходу четвертого дня пути мы остановились на берегу небольшого, красивого озера лежащего в Озерной степи возле кудрявой липовой рощи. Как только я начал воплощать в жизнь один из своих архитектурных проектов, Ослябя подошел ко мне и настойчиво попросил:

– Михалыч, однако, давай поспим хучь одну ночку на земле? Трава здесь рослая, сочная и коням хороша и нам псовинам. Под крышей оно, конечно, сладко спится, да, я уже забывать стал, как лес пахнет поутру.

Просьба вудмена не показалась мне бессмысленной и я погасил голубой луч, хотя его идея провести эту ночь в спальнике не вызывала у меня особого энтузиазма. В Микенах мы оставили все лишнее, включая надувную кровать, которая вместе с видеодвойкой и набором видеокассет осталась в нашей с Лаурой хижине.

В нее немедленно въехала Эка. Этой помолодевшей дриаде очень понравилось любимое развлечение ангела и я видя то, как полюбились ей герои Сильвестра Сталлоне, Арнольда Шварценегера, Стивена Сигала, Кевина Костнера и других актеров, подарил ей видак вместе с кассетами, как и множество других вещей. Эка, позабыв о старости, отбросила также все свои прежние представления о вреде собственности и забыла о своем не стяжательстве. Девушке очень понравились комфорт и уют современного жилища.

Теперь, когда я мог путешествовать по Парадиз Ланду лишь с бутербродом в кармане и банкой пива, мне уже не были нужны ни многочисленные вьюки, ни даже кони, ими навьюченные. Вот только с этими красавцами магического происхождения я ни за что не хотел расставаться, даже не столько потому, что сделал их неуязвимыми, а лишь только из-за того, что они стали для меня верными и преданными друзьями.

Горыня и Хлопуша натащили из леса громадную кучу хвороста и мы развели настоящий костер, а не магическое, стерильное и бездымное пламя. Поужинав китайской тушенкой под пиво и выпив коньяку, мы сидели вокруг костра, как туристы, и любовались звездным небом, единственным недостатком которого было то, что звезды на нем были выстроены в геометрически правильном порядке.

Горыня стал петь песни, которые он выучил слушая в Микенах компакт-диск "Старые песни о главном". Он пел очень хорошо, с чувством, проникновенно и главными его слушателями были я и Ослябя. У Осляби слезы наворачивались на глаза, когда тот вытягивал звонким тенором:

– Нас извлекут из-под обломков,

Поднимут на руки каркас

И залпы башенных орудий,

В последний путь проводят нас...

Подперев голову кулаком, я вполголоса подпевал этому косматому певцу, одетому в черный летний мундир, пошитый по фасону униформы бравого американского полицейского, патрулирующего на пляже где-нибудь в Сан-Франциско или Майями – черная рубаха с короткими рукавами и черные шорты. Вудменам эта одежонка приглянулась больше всего и они сами просили меня сделать им для нее фурнитуру и нашивки.

Вообще-то, им нравились крутые американские копы, которые лихо наводили порядок на улицах. При этом душа у этих ребят была наша, чисто русская, широкая и чувствительная. Смахнув огромным кулачищем слезы со своей шелковистой морды, Ослябя шмыгнул носом и сказал:

– Хорошая песня, Михалыч, жалистливая. И пострел наш хорошо её поет, с чуйством. Михалыч, расскажи-ка нам еще про то, как супостат на Рассею пошел и как русичи от злого ворога отбивалися.

Мне уже не раз доводилось рассказывать вудменам об истории отечества и о войнах, в которых мои деды и прадеды громили вражьи полчища начиная от монголо-татарских племен, вплоть до событий последнего времени. Мои друзья слушали эти рассказы затаив дыхание, с переживанием, сокрушаясь о том, что им не удалось принять участия в битвах на Чудском озере и на Куликовом поле, в Бородинской битве, в Сталинградской битве и в битве на Курской дуге.

Все-таки они были русские по духу, эти песиголовцы, псовины, как они сами себя называли, хотя я и предпочитал называть их на английский манер вудменами. И как все русские, они очень любили поговорить об исторических перспективах и послушать анекдоты, перемыть кости начальству и обсудить политику. Не успел я начать свой очередной рассказ, как сначала Конрад, а затем и Ослябя насторожились. Вудмен, вслушиваясь в тишину ночи, прерываемую треском дров в костре, с убеждением в голосе сказал:

– Однако, конь-летун к нашему огоньку путь держит.

Конрад подтвердил его слова:

– Похоже, что так, мастер. Сейчас слетаю, проверю.

Почему-то спрыгнув с седла на траву, Конрад резко взмахнул крыльями и метнулся в темноту. Раздалось громкое хлопанье крыльев и вскоре черная птица растворилась в ночи. Минут через пятнадцать и я услышал отдаленное конское ржание, а еще через десять минут возле нашего костра приземлились все трое наших друзей, Уриэль, Узиил и Конрад. Ангел сбросил с себя оружие и, потянувшись, поприветствовал меня:

– Мое почтение, мессир. Лаура, милая, не найдется ли у тебя часом, чего-нибудь перекусить.

Мы обменялись с Уриэлем рукопожатиями и пока Горыня и Бирич расседлывали Узиила, он быстро доложил мне:

– Мессир, твой приказ выполнен. Красотка доставлена в Золотой замок и сдана мною на руки мага Альтиуса в полном здравии. Бертран чуть из штанов не выпрыгнул, когда увидел эту прелестницу свеженькой, как персик, и одетую таким восхитительным образом. Когда он прочитал твое письмо, ему даже плохо сделалось. Он никак не ожидал, что ты будешь столь любезен с ним после всего, что он предпринял против тебя. По-моему старик искренне раскаивается в своих поступках. Во всяком случае когда Нефертити предложила ему пройти водные процедуры, столь полезные для здоровья, он чуть не расплакался, мессир. Все-таки старик сильно сдал с тех пор, когда я его видел в последний раз, но зато сейчас он в полном порядке, стал таким красавчиком, что только держись, даже твоя пассия и та слюнки пустила.

Ангел не умолкал даже тогда, когда Лаура подала ему глиняную миску с разогретой на костре тушенкой, здоровенный ломоть хлеба и открытую банку с пивом. Он просто ликовал, рассказывая нам о том, что для Нефертити были отведены огромные покои потрясающей роскоши, с собственным садом и кучей слуг в придачу. Моя царица была принята в Золотом замке с таким вниманием, которого не удостаивался еще ни один смертный. Да, оно было и понятно, ведь в руках у Нефертити имелся теперь мощный инструмент давления на мага Бертрана Альтиуса и всех его приближенных. Ангел взахлеб делился своими впечатлениями:

– Михалыч, ты бы видел, как они вьются вокруг нашей Неффи, просто из кожи вон лезут, чтобы угодить ей, а она просто прелесть, скромна, застенчива, ласкова со всеми, но может иной раз так взглянуть, что некоторых парней, к которым уже вернулась молодость, а вместе с ней и нахальство, потом от пола приходится отскребать. Держится она столь величественно, что даже я, поначалу, оробел немного. Политику она проводит четкую, как выстрел из Стечкина, если кто пытается раскрыть рот и вякнуть что-либо против твоей милости, мессир, то она такого типа сразу же на месте уничтожает, морально, так что если ты соберешься как-нибудь в Золотой замок, тебя там встретят с такой помпой, что ты и сам удивишься. Неффи сразу же взяла Бертрана в оборот и теперь он твой верный союзник до скончания времен. Во всяком случае когда я ему передал твое предложение встретится в Синем замке, он отреагировал моментально, сказал, что прибудет по первому же твоему приказу. Меня там тоже принимали не хуже, чем архангела Серафима или архангела Гавриила, не знали куда усадить и чем угостить. Переговорил я с Бертраном и относительно меча Дюрандаль, но он поначалу ответил весьма уклончиво, сказал лишь, что время еще не пришло. Неффи тут же наехала на него и он честно признался, что очень хотел заполучить этот меч, но, похоже, он все-таки не знает, как его нужно применить и для чего. Наша красавица еще раз поднадавила на него и он признался, что где-то есть золотой щит, на который должен быть положен этот меч и тогда произойдет какое-то очень важное событие для всего Парадиз Ланда. Об этом он слышал от самого Создателя, но тот сказал, что это произойдет очень не скоро, хотя с того дня прошло уже почти две тысячи лет.

Судя по тому, что ангел начал говорить о пустяках, я понял, что он то ли готовится сказать мне о чем-то важном, то ли пытается это от меня как-то скрыть. Угощая его сигаретой, я кивнул головой и сказал:

– Отлично, Ури, я счастлив, что Нефертити, наконец, живет так, как ей и подобает жить, по-царски. Но я не слышу от тебя самого важного.

Уриэль встрепенулся:

– Тебе уже все известно, мессир?

Видя, что я храню молчание, Уриэль улыбнулся и сказал:

– Мессир, я поражен твоим даром предвидения. Я выполнил твой приказ и, пробыв в Золотом замке ровно двое суток, отправился в Микены, чтобы посидеть сутки там. Как ты и просил, я был настороже и не расслаблялся ни на минуту. Сутки еще не истекли, как в Микенах вновь поднялся переполох и на этот раз его подняли грифоны, над которыми сжалился Милон и дал им возможность залечить в магической купальни те раны, которые я им нанес. Грифоны, которые возвращались к своим скалам, принесли неприятное известие о том, что в сторону Микен летит стая странных драконов и что на нескольких драконах сидят ангелы, черные, как смоль. Мы с Антиноем сразу же поднялись в воздух и отправились им навстречу, с нами полетело около двух сотен грифонов и все те вороны-гаруда, что переселились в Микены. Мессир, это были жуткие твари, огромные и зубастые, и они снова были похожи на тех свирепых созданий, которые некогда населяли Зазеркалье. Я тут нарисовал, как выглядит такая пташка.

Уриэль достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его мне. На рисунке был нарисован птеродактиль и для масштаба был нарисован ангел. Чудище имело в длину от кончика хвоста до зубастого клюва метров пятнадцать и действительно выглядело очень злобным и чрезвычайно неприятным существом. Передав рисунок Ослябе, я спросил ангела:

– Ну, и как вы разобрались с гигантскими птеродактилями, Ури? Как действовали наши новые боеприпасы?

Ангел мотнул своей златокудрой головой и сказал:

– Как, как, перебили их всех до одного, к едрене Фене, как еще. Как только черные ангелы увидели нас, они моментально бросили свое крылатое войско и спикировали в лес. Я послал за ними воронов, но те их так и не нашли. Они, словно сквозь землю провалились. Может быть я и нашел бы какие-то следы, но мне в тот момент было не до того. Эти пташки были не по зубам ни грифонам, ни воронам-гаруда и тогда я приказал им отступить и не путаться у нас перед носом. Твои новые магические пули, мессир, действуют очень эффективно, они сразу же снимают заклятие с этих чудовищ и хотя не убивают их мгновенно, наносят им очень серьезные раны. Мы с Антиноем, перещелкали их еще на высоте в десять километров, а всю остальную работу доделали грифоны и вороны. Не одна гадина не ушла. С ними даже не интересно сражаться, мессир, орут, как оглашенные и только. Как мне рассказывала Лаура, тиранозавр и то был куда опаснее. По-моему Антиной и сам бы с ними справился, если бы поднялся в воздух на грифоне. Вот и все, мессир, кроме того, что мы с Антиноем устроили грифонам и воронам отличное угощение, больше мне сказать не о чем, разве что еще раз выразить тебе свое восхищение твоим даром предвидения. Ведь ты с невероятной точностью указал мне, где именно я должен был находиться. Мессир, я прошу прощения за то, что так и не смог поймать для тебя ни одного из черных ангелов. Пожалуй, я все же смог бы подстрелить одного из них, но мессир, для меня была невыносима сама мысль о том, чтобы стрелять из столь страшного оружия в своего собрата-ангела, пусть даже и черного. А вот старине Блэкки стоит задать трепку воронам Драконова леса за то, что они, в полном смысле слова, проворонили нападение этих драконов и не смогли угнаться за черными ангелами и найти то место, где они спрятались.

Блэкстоун щелкнул клювом и кивнув головой сказал:

– Ты прав, Уриэль, этим глупым и сонным курам нужно всем поотворачивать головы за такой промах, что я и сделаю, как только доберусь до них. Уж теперь-то они у меня попляшут, ленивые бездельники.

Что бы Блэкки не распалялся, я одернул Уриэля:

– Ури, ты порешь чушь! Вороны-гаруда Драконова леса ни в чем не виноваты. Во-первых, они не получали приказа наблюдать за небом, а, во-вторых, нельзя требовать от них невозможного, чтобы потом за это дрючить, как самых последних индюков. Ну, а тебе Блэкстоун не следует так относится к своим подданным, ты ведь знаешь, если один из твоих воинов чего-то не смог сделать, значит этого не смог бы сделать даже ты сам. И уж тем более ни одно живое существо, будь то ангел, маг или простой смертный, этого не сделало бы. Тебе, Блэкки, не стоило бы поддаваться гневу понапрасну. Ты должен всегда отстаивать своих воинов перед кем угодно, даже перед самим Создателем! Ну, ладно, так не так, перетакивать уже нечего.

Прочитав эту отповедь, я задумался. Вырисовывалась довольно интересная картина и мне даже стало досадно, как это я не догадался об этом с самого начала. Не желая делать из своей догадки тайны, я немедленно высказался по этому поводу:

– Ну, что же друзья мои, теперь мы хотя бы знаем, что за третья сила нам противостоит. Похоже, что ангелы, которых Создатель заточил в своих подземельях, нашли способ, как разрушить магические заклинания Создателя и теперь имеют возможность выбираться на свет божий, хотя, скорее всего, именно солнечного света они и не выносят. Так ведь, Уриэль? Птеродактили появились с заходом солнца?

Уриэль сидел на корточках на седле снятом с Доллара. Он увлеченно поглощал вторую порцию тушенки и не сразу ответил мне, но когда он, прожевав, открыл рот, то подтвердил мою догадку и даже сделал соответствующие оргвыводы:

– Да, мессир. Мы сражались с чудовищами при свете полной луны. Что же, выходит так, что возьмись я поймать одного из этих типов, то все равно ничего не смог сделать даже если бы и погнался за черными ангелами. Ведь они просто вновь ушли под землю, чего я не смог бы сделать даже в том случае, если бы упал на землю с высоты в сто километров.

Улыбнувшись Уриэлю, я сказал ему как можно теплее:

– Все правильно, Ури, ты сделал все, что мог и большего тебе не дано было сделать, ведь ты не знаешь магических заклинаний, позволяющих ангелам из подземелий Создателя выводить тиранозавров и птеродактилей прямо из-под земли и скрываться там в минуты опасности. Надеюсь, ты понимаешь, Уриэль, что у меня нет ни малейшего желания воевать с твоими собратьями. Наоборот, я попытаюсь сделать все, что только будет в моих силах, чтобы вызволить их из темницы и вернуть им светлый облик. Они уже достаточно настрадались и если нам с тобой удастся прервать сон Создателя, то я буду на коленях молить его о том, чтобы он простил своих верных, но таких нетерпеливых помощников. А теперь друзья, давайте-ка залегать на боковую.

Ослябя, который спровоцировал меня провести ночь на открытом воздухе, как будто я был какой-нибудь бойскаут, решительно поднялся на ноги и, взяв в руки свое седло, вдруг, громко заявил:

– Однако, Михалыч, коли Урилька вновь с нами, я поеду вперед и подготовлю тебе встречу в Малой Коляде.

По мне, так Ослябя мог забрать с собой и всех своих братцев, которые обладали феноменальной способностью храпеть лежа в любом положении, с меня вполне хватало и одной единственной телохранительницы, которая делила со мной ложе каждую ночь и была просто божественно хороша в постели. Может быть не так энергична и требовательна, как моя прекрасная царица Нефертити, но зато удивительно нежна и ласкова. Обняв Лауру за талию, я взял спальник и пошел в степь, стремясь удалиться как можно дальше от костра.

Все равно неподалеку от меня будут дремать в полглаза вороны, а кто-то из вудменов будет обязательно находиться в боевом охранении, но когда эти парни не спят, они двигаются тихо, словно тени или бесплотные духи леса. Уже через несколько минут мы лежали в спальном мешке и смотрели на яркие звезды, которые в отличие от звезд Зазеркалья, не имели имен, хотя они и использовались людьми, при составлении магических заклинаний, в том числе и любовных.

На следующий день, ближе к вечеру мы поднялись на вершину огромного холма, стоящего на берегу широкой и полноводной реки. Между подножием холма и рекой вдоль берега раскинулась на несколько километров Малая Коляда, которая, как выяснилось, была городом с населением в тридцать с чем-то тысяч человек, что по меркам Парадиз Ланда являлось весьма необычным явлением, так как небожители не строили больших городов.

Малая Коляда вся утопала в зелени садов. Хотя этот город и был срублен из дерева, он был построен крепко и основательно. Дома в нем стояли большие, с просторными дворами, иные в два, а то и в три этажа. Еще сверху я заметил, что в Малой Коляде царят суета и жуткая беготня. Это меня не очень-то радовало, но зато я был обрадован тому, что вдоль берега реки стояло множество банек и из многих труб весело курился легкий дымок. Вот по чему я соскучился еще в Зазеркалье, так это по хорошей, горячей бане и дубовому веничку.

Сдерживая бег наших коней, мы стали степенно и чинно спускаться по Розовой дороге, которую я проложил от вершины холма прямо к тому месту в центре Малой Коляды, где стояла большая толпа народу. Нас встречали громкими звуками гуслей, рожков и ложек, выстукивающих веселую и задорную плясовую мелодию. Все жители Малой Коляды были нарядно одеты и сердце у меня бешено заколотилось, когда я увидел русских бородатых мужиков в длинных белых рубахах, разноцветных штанах и красных сапожках, женщин и девушек в нарядных сарафанах и с головами украшенными кокошниками, богато расшитыми бисером.

В Малой Коляде жило очень много вудменов, они составляли едва ли не треть её населения. Жило в ней также довольно много представителей других рас небожителей и чисто русское население составляло лишь четверть жителей этого города, но даже нимфы и дриады были одеты в древнерусские платья, не говоря уже о русалках, кикиморах и русоволосых красавицах человеческой расы с длинными косами через плечо, стоящими перед нами большим полукругом. Позади них стояли мужчины и тоже самых разных рас, но и они были тоже одеты в белые рубахи с вышивкой, штаны и обуты в сапожки с загнутыми кверху носками и только вудмены были одеты в свои юбки и мохнатые овчинные куртки, словно им было мало своей собственной шерсти. Так что это был город русичей.

Первое, на что я обратил внимание, спешившись с коня, так это на то, что от вудменов шел запах мыла "Сейфгард" и французских мужских парфюмов, ввезенных мною и покойным Лехой в Парадиз Ланд. Когда меня подтолкнули в спину и я оказался перед молодой, статной красавицей с длинной русой косой, то у мое сердце совсем зашлось от радости.

Курносая, голубоглазая девушка держала в руках большое деревянное, резное блюдо с хлебом-солью и я с удовольствием поклонился ей до самой земли, после чего сначала отведал хлеба-соли, а потом троекратно и чинно расцеловался с девушкой. После этого вторая красавица вынесла мне большую чарку хмельного меду. Опрокинув чарку чуть ли не одним глотком, я вновь расцеловался и черт меня дери, если бы я взялся сравнить, что же было слаще, хмельной мед или поцелуи этих статных, рослых красавиц, дочерей новгородца Садко.

Господи, как же здорово было идти по широкой улице в толпе народа и видеть вокруг себя лица людей озаренные теплыми, дружескими улыбками. Нас проводили к здоровенному дому, выстроенному в три этажа, срубленному из толстых, серебристо-серых бревен, и украшенному петушиной головой на коньке крыши. Перед домом нас ждал хозяин, сам новгородский гость Садко, высокий, статный седой старик в красном кафтане, расшитом золотыми узорами, его домочадцы и Ослябя собственной персоной. Нас приняли, как родных, и заботливо ввели в просторный, светлый дом с высокими потоками, где полы были устланы полосатыми половиками, а по углам висели веники из ароматных трав.

Хозяин предложил нам немного перевести дух, а затем попариться в баньке, которую уже истопили в ожидании нашего приезда. Лаура, которая не раз бывала в поселениях русичей, недовольно поморщилась, но отказываться не стала, так как я стал горячо благодарить Садко за его предложение.

Уриэль тоже вежливо принял его приглашение, хотя и был гораздо больше заинтересован статной красавицей, которая повела ангела в его горницу. Нас с Лаурой тоже отвели в большую, просторную комнату. Обстановка в ней была предельно проста. Комната была угловой и вдоль двух стен, в которых были прорезаны окна со ставнями, занавешенные серебристой тканью, стояли вместо стульев большие лавки.

Подле другой стены, в углу, стояли высокие полати, на которых было постелено несколько мягчайших перин и высилась горка подушек. На полу была постелена большая медвежья шкура, а из мебели в горнице было только два здоровенных сундука, стоявших по обе стороны от двери. В горнице стоял приятный запах чобора и лаванды и от всего в ней веяло теплом, радушием и искренней заботой о дорогих гостях.

Дверь была невысока и мне пришлось пригнуть голову, чтобы войти в горницу, каково же было тогда входить в свою горницу ангелу, ведь его крылья возвышались над головой довольно высоко. По всем четырем углам горницы висели пышные веники трав, перевязанные белыми рушниками с вышитыми на них оленями, а на кровати лежало два больших венка, свитых из пронзительно синих васильков.

Девушки, которые внесли в горницу наши седельные сумки, поклонились нам в пояс и степенно вышли. Как только дверь за ними закрылась, они прыснули от смеха и я услышал громкий девичий шепот:

– Ой, Лада, ты видела кака у барина борода смешна?

– Вот чудно-то. А у подруги-то его волосы стрижены, словно у парня, и ходит она в штанах. – Со смехом ответила своей подружке Лада, но в их разговорах ни я, ни Лаура не услышали и тени издевки или насмешки.

Взяв с постели один венок, я надел его на голову Лауре, а она надела мне на голову другой. Целуя девушку, я сказал:

– Вот мы и обвенчались, любовь моя.

Лаура прижалась ко мне и ответила вполголоса:

– О нет, милорд, ты обвенчан со всеми женщинами Парадиз Ланда, а я только твоя первая подруга.

Подхватив девушку на руки и опрокинувшись на полати, я не стал с ней спорить, справедливо полагая, что судьба моя была столь неопределенна и темна, что вряд ли стоило что-то загадывать наперед, хотя в тот момент я уже мог вполне определенно сказать, что готов попробовать еще раз встать под венец с этой нежной малышкой. Мягкая перина навевала сладкую дрему, но поспать мне не удалось, так как за дверью звонкий девичий голос громко позвал нас:

– Барин, Лаурочка, гости наши дорогие, банька поспела, торопитесь пока не простыла.

Лауре, похоже, была неприятна сама мысль о русской бане, но увидев, что я стал выкладывать из седельной сумы пиво, бутылку водки, вязанные шерстяные шапочки и перчатки, она заинтересовалась.

– Милорд, в купальнях этих русичей и так жарко, зачем ты еще берешь с собой зимние вещи?

– Пойдем, моя дорогая, сейчас узнаешь. – С хитрой улыбкой ответил я своей подруге.

Сложив в целлофановые пакеты банно-стаканные принадлежности, я сбросил с себя всю одежду, надел на себя длинную белую рубаху, лежавшую на сундуке, взял с него вторую рубаху с полотняными штанами и стал подталкивать Лауру, тоже переодевшуюся в длинную белую рубаху к выходу из горницы. По-моему девушка согласилась идти со мной в баню лишь потому, что считала своей обязанностью охранять меня всюду и судя по всему вовсе не считала русскую баню тем местом, где можно было получить настоящее удовольствие и наслаждение. Усмехаясь себе в кулак, я думал о том, как бы мне понадежней и получше доказать ей обратное.

Во дворе нас уже ждал Садко в заячьем треухе, три девушки с русыми, распущенными по плечам волосами, четверо могучих, бородатых мужчин различного возраста, миниатюрная девушка с экстравагантными, ультрамариново-синими волосами и высокий, сутулый старик с лицом исполосованным шрамами и уродливой культей вместо правой руки. Все они, как и мы с Лаурой, были одеты в белые, просторные рубахи из домотканого полотна, в руках у мужиков были связки березовых и дубовых веников, а в руках у девушек большие корзины, покрытые вышитыми рушниками.

Последним из дому степенно и важно вышел златокудрый ангел Уриэль-младший, укутанный, как в тогу, в белую простыню и с сигаретой в зубах, которого вели под руки сразу две русые девушки. По-моему Уриэль ни разу в своей жизни не видел русской бани и потому ни о чем не подозревал. Он был, как всегда, беспечен и весел. Дочери Садко смотрели на него влюбленными глазами, а крылья ангела нежно оглаживали их девичьи прелести, приводя девушек в радостное изумление.

В моей голове сразу после слов Садко стал вызревать коварный план, как мне хорошенько попарить этого райского летуна. Увы, но теперь только мне одному было доступно как следует отхлестать веником и его самого, и Лауру. Против усилий любого другого человека или мага немедленно бы сработали магические силы моих оберегов и ангелу все было бы по барабану. Но куда более серьезным препятствием для меня были ангельские крылья. У меня уже имелась одна оригинальная идея на счет того, как сделать это и именно поэтому я прихватил с собой не только все стандартные банно-стаканные принадлежности, но еще и семь золотых оберегов.

До бани, стоящей на берегу реки, было рукой подать, но как только я увидел это шестигранное, шатровое сооружение, имевшее в поперечнике метров тридцать и в высоту метров десять, сразу же понял, что это была не совсем обычная баня. Садко, увидев мое изумление, спросил:

– Что, Михалыч, велика моя банька? – Не дожидаясь ответа он сказал, довольно ухмыляясь – Как Ослябя под утро прискакал, так с самого утра мы её и топим, греем-калим для дорогого гостечка. Давненько, ох, как давненько русичи в райские кущи не забредали. Да, давненько.

Лаура, услышав, что баня топилась весь день, не на шутку забеспокоилась и тихонько проворчала:

– Милорд, это может быть опасным для тебя, в их чертовых купальнях и угореть можно.

Уриэль тоже испуганно встрепенулся и спросил:

– Мессир, может быть действительно обойдемся простым омовением? Что-то мне не внушает доверия это строение.

Громко фыркнув от возмущения, я прикрикнул на своих неразумных спутников:

– Тихо вы, умники. Да, что вы знаете о русской бане? Да, я за хорошую баню последнюю балалайку продам! Правда, эта банька, явно, не на русский манер сложена, а скорее на финский, ну, да, ничего, мне не привыкать в сауне париться. Вот увидите, друзья мои, вам самим понравится.

Старик с искалеченной рукой, которого бережно вела под руку синеволосая девушка, заулыбался.

– Садко, однако мессир знает толк в банях. Не зря ты меня послушался, когда закладывал баньку.

Перед баней нас поджидало еще дюжины полторы мужчин и женщин. Со стороны реки к бане был пристроен просторный предбанник с длинными лавками, застеленными простынями. Посреди предбанника стоял стол, на котором стояли большие братины с какими-то душистыми напитками. Придирчиво обнюхав деревянную бадью, стоявшую около лавки, я откупорил банку пива и стал выливать его в неё. Садко заволновался и озабоченно посетовал:

– Михалыч, однако, зря напиток изводишь.

Хмыкнув, я ответил:

– Эх, Садко, Садко, видно давно ты уже здесь забыл, что такое хлебный дух в бане. Вели-ка лучше воды в бадью долить и пускай её внутрь занесут. Да, заводи народ в баньку и принимайся пивного пара нагонять.

Быстро сбросив с себя рубаху и оставшись нагишом, я натянул на голову шерстяную шапочку. Лаура, увидев, что я собираюсь войти в дверь, тоже стала торопливо раздеваться и когда она осталась нагой, я и на её головку тут же надел вязаную шапочку и вручил ей заодно маленькие, малиновые мохеровые перчатки. Девушка ящеркой проскользнув между мужиков и женщин, вошла в парилку первой и выскочив через минуту наружу, подбежала к нам и сообщила ангелу:

– Вроде бы все в порядке, Уриэль, там не так уж и жарко.

Говоря это, Лаура, видимо, совсем забыла о том, что мои золотые обереги, имплантированные в её прекрасное тело, создали бы ей комфортную обстановку даже в ванне с кипящей серной кислотой и лишь тогда, когда я сам начну охаживать её веничком она почувствует, что это за чудо, настоящая русская баня. Садко видя, что я не тороплюсь заходить в баню первым, тотчас подхватил бадью с водой смешанной с пивом и стал подгонять других парильщиков, приговаривая:

– Давайте робяты, заходите, не стойте тут, видите барин не торопится. Знать дело у него есть к ангелу.

Стоило Уриэлю сбросить с себя простыню и двинутся в парилку, как я ухватил его за кончик крыла и попросил задержаться ненадолго. Лауру же я ласково и нежно похлопал по попке и предложил тоже пойти и осмотреться в баньке. Ангел стоял и смотрел на меня спокойно и внимательно, видимо ожидая каких-то особых распоряжений, но у меня было для него всего лишь одно предложение и я сказал ему:

– Ури, дружище, я знаю, что ты мне не поверишь, но русская баня, это действительно, что-то особенное. Правда, мне будет весьма трудно доказать тебе это, если ты не пойдешь на один смелый эксперимент.

– Мессир, я готов выполнить любой твой приказ! – С жаром отозвался ангел.

Отмахнувшись от его слов, я воскликнул:

– Да, какие там к черту приказы, Ури, я просто хочу, чтобы ты на некоторое время повесил на крючок свои крылья и оголил для меня свою спину!

Ангел испуганно вздрогнул и в ужасе отшатнулся от меня, а я тотчас принялся его успокаивать:

– Ури, дружище, пойми, ничего с твоими крыльями не случится, я даже принес специально для них свои золотые обереги. Понимаешь, парень, я тут покумекал малость и придумал, как снять с тебя крылья на время и потом снова водрузить тебе их на спину. Ну, что ты отважишься на этот шаг?

Набрав полную грудь воздуха и резко взмахнув рукой, Уриэль зажмурился и решительно выдохнул:

– А, ладно, была не была, Михалыч! Ты эти крылья спас один раз, тебе и решать теперь, как им мне служить, на моей спине или вне её.