Текст книги "Проклятый Лекарь (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4

Ледяной холод проклятия сжал грудь железными тисками, выбивая воздух из лёгких. Я мысленно заглянул внутрь. Семнадцать процентов. Остаток после всех испытаний.

– Есть вопросы? – Морозов смотрел на меня с лёгкой, едва заметной усмешкой хищника, загнавшего жертву в угол.

Злость – это роскошь, которую я не могу себе позволить.

– Никаких вопросов, – ровно ответил я. Голос не дрогнул.

Мысли метались, как крысы в горящем амбаре. Нужно что-то придумать. Прямо сейчас. Иначе через две недели я сам окажусь на одном из этих секционных столов, и какой-нибудь магистр Крюков будет лениво ковыряться в моих внутренностях.

– Распределение окончательно, – добавил Морозов, словно читая мои мысли и отрезая все пути к отступлению. – Обжалованию не подлежит. Завтра в восемь утра явитесь к доктору Мёртвому.

Доктор Мёртвый в морге. Оригинально. Что дальше? Доктор Живой в реанимации? Доктор Пьяный в наркологии? Доктор Весёлый в психиатрии? Местная система именований напоминала мне дешёвый водевиль.

После объявления ко мне подошёл Фёдор. Его обычная широкая улыбка померкла, на лице было написано искреннее возмущение.

– Эй, это… это же полная несправедливость! Ты классно диагностируешь, я сам видел! Тебе место в терапии, в диагностике, где угодно, но не в морге! – заявил он.

– Ничего, – я пожал плечами, изображая безразличие. – Мёртвые пациенты хотя бы не жалуются.

Он нервно засмеялся, не оценив шутку.

– Вот это настрой! Слушай, если что… Ну, если нужна будет помощь, ты только скажи. Я попробую поговорить со своим куратором, – предложил он.

– Спасибо. Но я справлюсь.

Справлюсь. Потому что альтернатива – сдохнуть. А я не планирую умирать второй раз за такой короткий срок.

Варвара прошла мимо, бросив на меня быстрый, странный взгляд. Я ожидал увидеть злорадство, но в её глазах читалось что-то другое. Что-то похожее на… облегчение?

Видимо, она рада, что опасный свидетель, призрак её прошлого, отправится к мертвецам, где ему, по её мнению, самое место.

Не радуйся раньше времени, дорогая. Я ещё вернусь. И выясню, что именно вы сделали с прежним владельцем этого тела.

Выходя из футуристического здания клиники, я вдохнул прохладный вечерний воздух. Огни Москвы уже зажигались, превращая город в россыпь далёких, холодных звёзд.

Ирония, достойная богов – некромант, который не может работать с мертвецами. Это как повар, которому запретили готовить, или палач, которого заставили лечить. Хотя, постойте… я ведь теперь именно это и делаю. Проклятие, у тебя извращённое чувство юмора.

Морг – это катастрофа. Но не конец.

Во-первых, в морг привозят не только давно умерших. Иногда поступают те, кто умер считанные минуты назад. Теоретически, я могу…

Нет, глупость. Воскрешение – даже самое простое – привлечёт слишком много внимания.

Во-вторых, патологоанатомы иногда консультируют по сложным случаям, помогая поставить диагноз живым. Если я проявлю себя как блестящий диагност, возможно, меня заметят и переведут… Слишком долго. У меня нет времени на «возможно».

В-третьих…

Я остановился посреди тротуара.

А что если…

Морг – это не только мёртвые. Это также место, куда приходят живые. Родственники для опознания. Следователи, расследующие подозрительные смерти. Другие врачи за консультациями. Студенты на практику. И если кто-то из них окажется при смерти… Если у кого-то из них случится сердечный приступ от горя, или на следователя нападёт преступник, или студент-недоучка отравится формалином…

Шансы малы. Но они есть.

План был рискованным, отчаянным. Но у меня не было выбора.

Сосуд внутри холодил душу, напоминая о тикающих часах. Я мысленно пересчитал: три процента в день уходит на поддержание этого тела. Значит, у меня есть пять дней. Максимум шесть, если я буду экономить силы и не двигаться.

Но лежать трупом в ожидании смерти – не мой стиль. Даже когда я БЫЛ трупом.

За это время я должен найти способ перевестись в другое отделение. Или найти умирающих среди живых посетителей морга. Или…

Проходя мимо клумбы у входа, я заметил дохлого воробья в кустах. Инстинктивно потянулся некромантской силой – и ничего. Пусто. Но где-то в глубине мелькнула искра отклика. Ещё рано. Но когда-нибудь…

Нужно было экономить каждую крупицу Живы, поэтому я направился к ближайшей станции метро. Спуск по гулкому эскалатору был похож на погружение в другой мир – мир шума, спешки и тысяч переплетающихся судеб.

Поезд прибыл с грохотом, двери с шипением разъехались, и я вошёл в вагон, стараясь занять место в углу, подальше от самых оживлённых групп. Стоять неподвижно было энергетически выгоднее.

К тому времени, как поезд доехал до моей станции, у меня в голове уже был готов предварительный план действий. Он был рискованным, отчаянным и имел мизерные шансы на успех, но это было лучше, чем пассивное ожидание конца. Я вышел из метро, чувствуя, как напряжение последних часов превращается в холодную, злую решимость.

Дом на Малой Бронной выглядел респектабельно – трёхэтажный особняк из тёмно-красного кирпича с изящными коваными балконами. Но знающий человек, тот, кто умел смотреть, а не просто видеть, сразу бы заметил признаки, выдающие истинных хозяев.

Тяжёлые, зачарованные на прочность решётки на окнах первого этажа. Тонкие руны защиты, вплетённые в узор чугунной ограды. И двух крепких молодцев у входа, которые лениво «вышли покурить», но их взгляды сканировали каждого прохожего, а под полами длинных пальто угадывались рукояти кое-чего посерьёзнее перочинных ножей.

Один из них – Гришка по прозвищу Костолом, которому я в прошлый раз вправлял раздробленную кисть, узнал меня и лениво кивнул:

– Лекарь вернулся. Проходи.

«Лекарь». Для них я просто полезный инструмент.

Человек, который штопает их людей после разборок, не задавая лишних вопросов. Это было взаимовыгодное сотрудничество. Они получали анонимную медицинскую помощь, я – крышу над головой и относительную безопасность.

Моя комната на втором этаже была обставлена просто, но качественно. Массивная дубовая кровать, которая не скрипела, тяжёлый письменный стол, вместительный шкаф, даже небольшой диван, обитый тёмно-зелёным бархатом.

Всё чистое, добротное, но абсолютно безликое – как в недорогой гостинице, где ещё не успел поселиться постоялец.

Единственное, что выдавало присутствие жильца – горы медицинских учебников. Они были повсюду: на столе, аккуратными стопками на полу, даже на широком подоконнике. «Анатомия человека», «Основы диагностической магии», «Патологическая физиология».

На столе, среди раскрытых книг, лежала визитка. Черный, как сама ночь, картон, тиснёные золотом буквы: «Павел Чернов». Для своих – Паша Чёрный Пёс. И короткая приписка от руки синими чернилами: «Только в экстренных случаях».

Глава клана собственноручно оставил визитку. Значит, ценит.

В прошлый раз я вытащил его племянника буквально с того света после неудачной стычки с конкурентами. Парень истёк бы кровью за пять минут, но я успел. Благодарность таких людей – вещь полезная, но опасная. Она всегда имеет свою цену.

Я сбросил пиджак и сел за стол. Открыл ближайший учебник – «Топографическая анатомия».

«Печень расположена в правом подреберье, проецируется на переднюю брюшную стенку…» Да знаю я, где печень! Я разбирал тысячи трупов, от гоблинов до драконов! Но нужно было изучить местную терминологию, запомнить их классификации, чтобы не выдать себя какой-нибудь глупой оговоркой.

Через час чтения буквы начали расплываться. Тело требовало отдыха. Я перешёл на диван и попытался медитировать – старая некромантская техника для замедления метаболизма, сохранения энергии.

Дыхание. Вдох на четыре счёта, задержка на семь, выдох на восемь. Замедлить сердцебиение. Остановить лишние, паразитические движения. Каждый сэкономленный вдох – это лишняя минута жизни.

Я лёг в кровать, продолжая считать. Шестнадцать процентов. К утру будет четырнадцать. Первый день в морге должен быть продуктивным, иначе…

Иначе через неделю какой-нибудь другой патологоанатом будет вскрывать моё тело и удивляться странной энергетической аномалии в районе души. С этой обнадёживающей мыслью я провалился в сон.

Утро встретило меня серым светом, пробивающимся сквозь неплотно задёрнутые шторы. Первым делом – проверка.

Я закрыл глаза. Четырнадцать процентов. Прогноз сбылся с математической точностью. Проклятие работало как швейцарские часы.

Я быстро собрался. Никакого завтрака – переваривание пищи тоже отнимает энергию. Только стакан холодной воды. В зеркале на меня смотрел бледный молодой человек с тёмными кругами под глазами. Вид у меня был подходящий для новой работы. Почти как у одного из моих будущих клиентов.

Я вошёл в клинику через главный вход, прошёл мимо сияющего холла, где суетились лекари и пациенты, и направился к лифту для персонала.

Патологоанатомическое отделение располагалось в самом нижнем, подвальном этаже клиники. Спуск на лифте, а затем по холодной бетонной лестнице, символически обозначал переход из мира живых в царство мёртвых. Воздух с каждым шагом становился холоднее, запахи – резче. Шум и суета верхних этажей стихли, сменившись гулкой тишиной.

У тяжёлой металлической двери с табличкой «Патологоанатомическое отделение. Посторонним вход воспрещён» меня встретил пожилой санитар с лицом, которое, казалось, видело всё и давно перестало чему-либо удивляться.

– Новенький? Пирогов? – он окинул меня оценивающим взглядом, от которого не укрылась ни потрёпанность моего пиджака, ни дешёвая обувь. – Я Семёныч. Пойдём, покажу, где переодеться.

Раздевалка оказалась тесной комнатушкой с рядами старых железных шкафчиков, Семёныч выдал мне форму – белый халат, шапочку и тяжёлый, прорезиненный фартук.

– Это обязательно? – спросил я, разглядывая фартук, похожий на доспех мясника.

– А то! – хмыкнул санитар, закуривая папиросу. – Первый раз труп вскроешь – все кишки наружу вывалятся. Без фартука домой в требухе пойдёшь.

Милый человек. Он думает, что я буду ковыряться в теле, как свинья в грязи. Он не понимает всю тонкость этой работы.

Я усмехнулся про себя. Вскрытие может быть искусством. Точный разрез, аккуратная работа с органами, минимум крови и биологических жидкостей. Это вопрос техники и контроля, а не грубой силы.

Но спорить с этим представителем местного пролетариата было бессмысленно. Я молча натянул на себя этот уродливый фартук. Придётся соответствовать их представлениям о работе патологоанатома. Хотя бы первое время.

Переодевшись, я последовал за Семёнычем по длинному коридору. Стены были выкрашены в мертвенно-зелёный оттенок, который почему-то считается успокаивающим в медицинских учреждениях. На меня он действовал скорее удручающе.

– Вот секционная, – он указал на двойные двери из матового стекла. – Там сейчас доктор. А вот сюда пойдём.

Он толкнул тяжёлую, герметичную дверь, и меня обдало волной холода. Мы вошли в хранилище – длинное, просторное помещение с рядами металлических столов. На каждом – неподвижная форма под белой простынёй.

Температура была около четырёх градусов. Идеально для сохранения тел. В воздухе висел слабый запах формалина и… та особая, густая тишина, которая бывает только в присутствии мёртвых.

Я глубоко вдохнул, закрыл глаза и почувствовал… покой. Впервые за два месяца в этом суетливом, шумном теле я ощутил себя дома.

– О, Тьма! – вырвалось у меня. – Как же тут хорошо! Благодать!

Семёныч попятился.

– Ты это… того… Нормальный? – его глаза округлились.

За спиной раздался сухой смешок.

– Первый раз за двадцать лет слышу такое в этих стенах, – проскрипел следом незнакомый голос.

Я обернулся. В дверях стоял человек, который не мог быть никем иным, кроме доктора Мёртвого.

Высокий, болезненно худой, с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами. Седые волосы были аккуратно зачёсаны назад. В его облике было что-то птичье – может, из-за крючковатого носа или из-за манеры склонять голову набок, разглядывая собеседника.

– Доктор Всеволод Кириллович Мёртвый, – он протянул костлявую, длиннопалую руку. – И да, это настоящая фамилия. Прадед был гробовщиком, если вам интересна ирония судьбы.

– Святослав Пирогов, – я пожал его руку. Холодная, сухая, но на удивление крепкая.

– А, вы тот самый Пирогов, который заставил Сердце Милосердия устроить световое шоу? – в его голосе не было ни восхищения, ни зависти. Только профессиональное любопытство учёного.

– Виновен, – кивнул я.

– И после такого триумфа вас отправили ко мне, – он склонил голову, разглядывая меня как интересный препарат под микроскопом. – Морозов не любит аномалии. А вы, судя по всему, та ещё аномалия.

– Просто у меня особые отношения со смертью, – ничуть не соврал я.

– Особые отношения? – он едва заметно улыбнулся. – Как интригующе. Что ж, здесь вы найдёте множество возможностей их углубить.

Семёныч кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Я это… пойду. Работа не ждёт, – пролепетал он, явно испытывая дискомфорт от нашего разговора.

Когда санитар поспешно ушёл, Мёртвый обвёл рукой хранилище.

– Добро пожаловать в моё царство, – провозгласил он. – Здесь всегда тихо, никто не жалуется, и каждый клиент хранит свою историю. Вам нравится?

– Честно? – я снова огляделся, впитывая атмосферу. – Это лучшее место в клинике.

– Хм, – он прищурился. – Вы либо прирождённый патологоанатом, либо у вас очень специфическое чувство юмора.

– Почему не то и другое? – спросил я.

– Резонно, – он кивнул. – Знаете, Пирогов, живые постоянно врут. О болезнях, о привычках, о причинах недугов. А мёртвые… Мёртвые всегда честны. Каждый разрез скальпеля раскрывает их последнюю правду.

О, если бы ты знал, НАСКОЛЬКО я это понимаю… И не только последнюю.

– К тому же, – продолжил он, – мёртвые хотя бы не жалуются на сквозняки. И не требуют сменить палату на люкс. Самые благодарные пациенты!

– И не угрожают жалобами в городскую управу, – добавил я, прищурившись на его последнюю фразу. Какая еще благодарность от мёртвых?

– О, вы быстро схватываете! – он почти улыбнулся. – Думаю, мы поладим. Пойдёмте, покажу ваше рабочее место.

Следующие несколько часов прошли в обучении. Доктор Мёртвый оказался педантичным, но на удивление терпеливым учителем.

– При клинике действует похоронное бюро «Последний путь», – объяснял он, пока мы шли по коридору. – Элитное заведение для тех, кто может позволить себе умереть красиво. Ваша задача – подготовка тел к прощанию и присутствие при опознании.

Он показал мне процедурную – просторное помещение с мраморными столами и шкафами из тёмного дерева, полными косметики, инструментов и химикатов.

– Базовая подготовка включает омовение, бальзамирование по желанию родственников, косметическую обработку. Вот инструкция, – он вручил мне толстую, тяжёлую папку. – Изучите в свободное время.

Свободное время. У меня его примерно пять дней.

– А вот и первый клиент дня, – Мёртвый кивнул на каталку, которую вкатил Семёныч.

Под простынёй лежал пожилой мужчина. Инфаркт, судя по синюшности лица.

– Родственники придут через час. Нужно привести его в порядок. Справитесь? – спросил он.

Я кивнул.

Работа руками – это было знакомо. За столетия я подготовил тысячи тел. Правда, обычно для превращения в нежить, но принцип схожий. Нужно было лишь проявить немного больше деликатности.

Через сорок минут покойник выглядел умиротворённым и даже моложе, чем при жизни. Я закрыл следы инфаркта специальной косметикой, придал лицу спокойное выражение.

– Превосходно, – оценил Мёртвый, заглянув в процедурную. – У вас явный талант.

Столько лет практики что-то да значат.

В зал прощаний вошёл мужчина лет шестидесяти – брат покойного, судя по сходству. Он тяжело опирался на трость, лицо было серым от горя.

На каталке под простынёй лежал пожилой мужчина с густыми седыми усами и большим родимым пятном на щеке. Я сдержанно откинул ткань. Его брат, такой же усатый, но ссутулившийся и серый, замер. Он не плакал. Он просто смотрел, и в его взгляде была пустота.

– Да, это он. Мой брат-близнец, – тихо сказал старик, протягивая дрожащую руку и касаясь холодной щеки покойного. – Всю жизнь вместе, как две капли воды. Только у него вот, – он ткнул пальцем в родимое пятно, – «метка дьявола», как мать в детстве шутила. А у меня нет. Говорил ему, бросай пить, Степан, до добра не доведёт. Не слушал…

Он говорил это не мне, а в пустоту, словно подводя итог их общей жизни.

Когда он повернулся, чтобы уйти, я заметил, что его движения скованы, а взгляд расфокусирован.

– Вам плохо? – спросил я.

– Голова кружится, – он покачнулся, опираясь на стол. – С братом ушла последняя родная душа…

Я активировал некромантское зрение. Так и есть – защемление третьего и четвёртого шейных позвонков. Отсюда головокружение, спутанность сознания, проблемы с координацией. Ещё пара месяцев такой жизни, и он присоединится к брату.

Если не вмешаться.

– Позвольте помочь, – я встал сзади, делая вид, что обеспокоен его состоянием. – У вас воротник рубашки слишком тугой.

Делая вид, что поправляю воротник, я быстрыми, точными движениями пальцев нащупал нужные позвонки и вправил их. Лёгкий, почти неслышный хруст, и…

– Ой! – мужчина выпрямился. – Что вы… Странно, голова прояснилась.

– Бывает от стресса, – пожал я плечами. – Мышцы шеи зажимаются.

Он несколько раз повернул голову, удивляясь внезапно обретённой лёгкости движений.

– Спасибо, молодой человек. Я и не заметил, как привык к этой боли.

Тёплая волна благодарности коснулась Сосуда. Я мысленно заглянул внутрь – плюс ноль целых пять десятых процента.

Полпроцента. За спасение от медленной, мучительной деградации и, возможно, смерти от падения с лестницы. Это грабёж!

К обеду я помог ещё двоим. Женщине с мигренью (защемление нерва – ноль целых семь десятых процента) и мужчине с «несварением» (начальная стадия гастрита – ноль целых восемь десятых процента).

В обед, сидя в пустой процедурной, я подводил итоги.

Получено: два процента Живы. Потрачено на существование: три процента. Итог: минус один процент. При таких темпах я сдохну быстрее, чем планировал.

– Плохие новости? – доктор Мёртвый вошёл в комнату бесшумно, как призрак.

– Просто считаю… эффективность работы, – ответил я.

Он присел на край стола, скрестив свои длинные ноги.

– Знаете, что я заметил? – задумчиво спросил он. – Вы смотрите на живых так же, как я на мёртвых. Оценивающе. Диагностически. Словно они уже пациенты, просто ещё не знают об этом.

Проницательный старый ворон. Он видел больше, чем показывал.

– Профессиональная деформация, – уклончиво ответил я.

– Возможно, – он встал. – Кстати, после обеда у нас вскрытие. Судебно-медицинская экспертиза. Готовы испачкать руки?

– Более чем.

Мне нужны не головные боли и защемления. Мне нужны умирающие! Но где их взять в морге?

Секционная оказалась хорошо оборудованной – современные столы с дренажной системой, мощные бестеневые лампы, набор инструментов, который вызвал у меня приступ ностальгии.

На столе лежал молодой мужчина лет двадцати пяти. Бледный, с синюшными губами.

– Предполагаемое отравление, – пояснил Мёртвый. – Нужно установить точную причину, – он протянул мне скальпель. – Начинайте. Стандартный Y-образный разрез.

Я взял инструмент, и… это было как вернуться домой. Лезвие легло в руку идеально. Одно точное движение от плеча к середине груди, затем вниз к лобку.

– Превосходная техника, – заметил Мёртвый. – Где вы учились?

– По учебникам, – соврал я. – И немного практиковался.

На тысячах трупов за пятьсот лет. Но ему об этом знать необязательно.

По мере вскрытия я почувствовал знакомое, пьянящее ощущение. Остаточная энергия смерти – та самая, которую обычные люди не замечают – начала просачиваться в меня.

Не Жива, нет.

Это была тёмная сторона той же монеты. С каждым разрезом, с каждым извлечённым органом моя некромантская сила крепла. Как мышца, которую долго не использовали, но теперь начали интенсивно разрабатывать.

– Смотрите, – я указал кончиком скальпеля на печень, которую только что извлёк. Орган был увеличен, дряблый, неестественного тёмно-вишнёвого цвета. На разрезе его структура напоминала глину, испещрённую трещинами. – Классические некротические изменения, вызванные мощным гепатотоксином. И запах… – я принюхался. – Чувствуете? Лёгкий аромат горького миндаля?

– Цианид, – кивнул Мёртвый, его глаза за стёклами очков блеснули профессиональным интересом. – Классика. Дешёвый, быстрый и почти без следов, если не знать, где искать. Вы хорошо разбираетесь в ядах.

– Приходилось сталкиваться, – уклончиво ответил я, вспоминая одного барона из Проклятых Земель, который любил угощать своих врагов вином с похожим ароматом. Пришлось долго изучать его рецептуру, прежде чем преподнести ему ответный «подарок».

К вечеру, закончив с двумя вскрытиями, я чувствовал себя… сильнее. Некромантская искра во мне разгорелась в маленький, но стабильный огонёк. Это не прибавило мне процентов в Сосуде – он, наоборот, опустел ещё на полтора процента. Но я чувствовал, как возвращается контроль. Как будто я заново учился ходить после долгой болезни.

Прошёл второй день. Потом третий. Рутина затянула меня, как болото, но это было полезное болото. Утром и днём я, как ищейка, выцеплял из потока скорбящих родственников и уставшего персонала тех, кому требовалась моя помощь. Вот пожилая женщина с подскочившим давлением, вот молодой следователь с защемлённым нервом.

Каждый день я зарабатывал два, иногда три процента Живы, помогая с этими мелкими недугами. И каждый день моё проклятие исправно сжигало те же три процента. Мой запас застыл на отметке в четырнадцать-пятнадцать процентов. Я не умирал, но и не жил. Я балансировал на лезвии ножа.

Но вечера принадлежали мне. Каждый вечер доктор Мёртвый оставлял мне одно-два вскрытия. И с каждым разрезом, с каждой извлечённой порцией холодной, мёртвой плоти, моя некромантская сила крепла. Я впитывал остаточную энергию смерти, как сухая губка впитывает воду. Моя связь с миром мёртвых становилась всё прочнее.

К концу третьего дня я подтвердил свои первоначальные расчёты. Стратегия «мелкого ремонта» живых посетителей работала, но лишь для поддержания статус-кво. Она не давала роста. Это была тактика выживания, а не победы. Полагаться только на неё в долгосрочной перспективе было бы стратегической ошибкой.

Одновременно с этим вечера, проведённые в секционной, принесли свои плоды. Я накопил достаточно тёмной энергии. Достаточно для перехода ко второму этапу моего плана. Я мог призвать помощника.

Это потребует Живы. Много Живы. Минимум десять процентов. Расход был просчитан заранее. Но теперь, когда первая фаза – стабилизация – была завершена, настало время для активных действий. Время инвестировать капитал в инструмент, который принесёт настоящую прибыль.

Именно в этот вечер, когда морг опустел, Мёртвый ушёл домой, а Семёныч закончил смену, я и приступил к реализации следующего пункта своего плана.

Нюхль – мой старый фамильяр!

Маленькая костяная ящерица, мой верный ищейка. Он обладал уникальным даром – чувствовать «запах приближающейся смерти». Не смрад разложения, нет.

Он чуял тонкую, едва уловимую ауру тех, чья нить жизни вот-вот оборвётся из-за болезни или еще какого недуга. В прошлой жизни это помогало мне находить лучший «материал» для моих легионов – свежие, нетронутые тлением тела.

А в этой жизни…

В этой жизни его дар мог стать моим единственным спасением. Он мог бы находить для меня тех, кто стоит на пороге смерти. А я, вместо того чтобы забирать их души, буду их спасать, получая взамен драгоценную Живу.

Это был единственный выход. Не ждать случайных посетителей морга с их мигренями и защемлениями, а активно охотиться. Охотиться за умирающими.

Действовать нужно сейчас, пока у меня есть хотя бы минимальный запас для ритуала. Это безумие. Это ва-банк. Но это единственный ход, который у меня остался.

Я закрылся в дальней комнате – бывшей каморке для инвентаря. Достал кусок мела – позаимствовал из процедурной – и начал чертить на пыльном полу круг призыва.

Пентаграмма. Руны подчинения. Символы связи между мирами. Всё по памяти, но рука помнила каждый изгиб.

Я стоял перед начерченной на пыльном полу печатью, и меня охватило секундное колебание. Десять процентов. Потратить десять процентов, когда у меня их всего четырнадцать?

Это безумие. Я превращаю пять дней медленного угасания в два дня агонии. Любой стратег назвал бы это смелым ходом, но чертовски опасным.

Но что такое пять дней пассивного ожидания конца? Это медленная капитуляция. А я не привык проигрывать. В прошлой жизни я всегда ставил всё на кон в решающий момент. И побеждал. Привычки не меняются, даже если ты сменил мир и тело.

Лучше сгореть за два дня в попытке вырваться, чем тлеть пять дней в безнадёге.

Я встал в центр круга и начал ритуал. Некромантская сила откликнулась охотно, словно радуясь возможности проявиться.

– Тенью Полуночи и Костью Рассвета, – слова лились сами, древние, как мир. – Я призываю тебя, верный слуга. Откликнись на зов хозяина!

Сосуд внутри заледенел. Жива хлынула из него рекой, питая ритуал. Десять процентов утекли за несколько секунд.

Воздух в центре круга задрожал. Появился призрачный контур, который начал обретать плоть. Или то, что от неё осталось.

Скелет ящерицы размером с крупную кошку материализовался передо мной с тихим стуком костей о бетон. Пустые глазницы вспыхнули тусклым зелёным огнём. Костяная пасть приоткрылась в подобии улыбки.

Нюхль. Мой последний шанс.

Я пошатнулся, опираясь рукой о пыльную стену. Перед глазами на миг поплыли тёмные пятна. Сосуд показывал четыре процента. Четыре! Это едва ли полтора дня жизни.

– Слушай меня, старый друг, – прохрипел я, голос сел от слабости. – У нас нет времени. Совсем нет. Мне нужен умирающий. Срочно. Не просто больной, а тот, кто стоит на самом краю. Ищи!

Нюхль наклонил свою костяную голову, его зелёные огоньки глаз непонимающе моргнули. Он сделал несколько шагов по кругу, поводил черепом из стороны в сторону, совершая абсурдное для существа без носа действие – он принюхивался.

Прошла секунда. Две. Пять. Ничего.

Он остановился, посмотрел на меня и виновато развёл передними лапами, словно говоря: «Извини, хозяин, пусто».

– В смысле «ничего»? – прошептал я, не веря. – Как ничего⁈ Это «Белый Покров»! Элитная клиника! Здесь сотни пациентов! Кто-то должен умирать!

Четыре процента. Полтора дня жизни. И фамильяр оказался бесполезен…