Текст книги "Проклятый Лекарь (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 24

Интересный поворот. Бандитская разборка – это много раненых. С обеих сторон.

Много раненых – много благодарности. А мне нужна Жива. Очень нужна. Это шанс за одну ночь пополнить Сосуд так, как я не смог бы и за месяц рутинной работы в клинике.

С другой стороны, влезать в войну двух крупных кланов – не самая умная идея.

Шальная пуля, захват в плен, обвинение в пособничестве… последствий может быть масса. Но Паша прав. Они мне доверяют. А доверие в моей ситуации – это ресурс, который дороже золота. И который нельзя терять.

– Док? – Паша ждал ответа. – Время не ждёт.

Внедорожники, словно подтверждая его слова, синхронно взревели мощными моторами.

– Ладно, – кивнул я. – Но на моих условиях.

– Каких? – с облегчением выдохнул он.

– Обсудим в дороге.

Я не стал ждать его ответа. Произнёс это как утверждение, а не как предложение, и тут же открыл тяжёлую дверь внедорожника, забираясь внутрь. Это был классический приём: создаёшь иллюзию, что всё уже решено, и не даёшь оппоненту времени на возражения.

Паша на мгновение замер, явно не ожидая такой наглости. А затем, поняв, что выбора ему не оставили, усмехнулся и сел рядом. Он принял мои правила игры.

Салон пах кожей, оружием и адреналином. Нюхль, невидимый для всех, тут же устроился у меня на коленях, недовольно поскрипывая костями. Ему явно не нравилась эта суета.

Я усмехнулся. В конце концов, что может пойти не так? Абсолютно всё.

Машины с рёвом тронулись с места. Впереди меня ждал вечер, полный крови, боли и безграничных возможностей. Моя стихия.

Двое бандитов на передних сиденьях молча проверяли свои рунические пистолеты, а Паша, сидевший рядом со мной, изучал какую-то карту.

– Итак, Паша, – я прервал эту тишину, когда мы выехали на широкое, почти пустое шоссе. – Теперь, когда я сижу в этой машине, окружённый вооружёнными до зубов людьми и еду неизвестно куда, самое время обсудить мои условия.

Он оторвался от карты и посмотрел на меня.

– Я слушаю, док.

– Мне нужны гарантии полной безопасности, – сказал я. – Я врач, а не боевой маг. Я не умею уворачиваться от пуль или ставить магические щиты.

Паша усмехнулся.

– Всё продумано, док. Мы же не идиоты, чтобы рисковать таким ценным активом. Смотри сюда.

Он развернул на коленях большой лист бумаги – детальный план какой-то промзоны. На нём крестиками и стрелками была обозначена расстановка сил. И в самом конце колонны, в так называемой «зелёной зоне», был нарисован небольшой фургон.

– Вот, – он ткнул в него своим толстым пальцем. – Это твой мобильный госпиталь. Бронированный микроавтобус. Броня держит автоматные очереди, стёкла – пулестойкие. Будешь стоять в паре кварталов от основного замеса, в полной безопасности. Раненых будем привозить прямо к тебе.

– И это всё?

– Не совсем, – Паша наклонился вперёд, и его голос стал серьёзным. – Понимаешь, док, это не просто работа. Одно твоё присутствие там, рядом с полем боя, поднимет боевой дух моих парней до небес. Они будут знать: даже если их подстрелят, у них есть шанс. Что лучший, мать его, док в этом городе их вытащит. Это дорогого стоит. Это – наше психологическое преимущество.

Психологическое преимущество. А до этого все выставил так, будто это крик о помощи. Но я знал, что он не так прост. И он знал, что я тоже.

Он хочет использовать меня как знамя, как живой талисман. Что ж, талисманы стоят дорого.

– Насколько дорогое преимущество? – спросил я.

Паша улыбнулся, понимая, что я повёлся на его игру.

– Пять тысяч рублей за одну эту ночь. Плюс по тысяче за каждого спасённого. Наличными. Сразу после боя.

Жива и деньги. Что может быть лучше? За одну ночь я смогу заработать больше, чем за месяц в этой проклятой клинике, и, что гораздо важнее, наполнить Сосуд. Риск огромен, но и куш соответствующий.

– Я согласен, – кивнул я.

– Вот и славно! – Паша с силой пожал мою руку. – Добро пожаловать в команду, док. Сегодня будет весело.

Я смотрел в тёмное окно, на проносящиеся мимо огни. «Весело». У бандитов и некромантов, видимо, очень схожее чувство юмора.

Внедорожник мягко покачивался на рессорах, убаюкивая, но напряжение в салоне можно было резать ножом.

Заброшенный склад на окраине города выглядел как декорация к фильму про апокалипсис: ржавый металл, выбитые окна и два десятка машин, выстроившихся в боевой порядок. Полсотни вооружённых до зубов людей, молча проверяющих оружие.

Меня проводили в бронированный микроавтобус, который Паша предусмотрительно поставил за углом склада, и начал раскладывать инструменты. Нюхль, невидимый для всех, забрался на крышу – оттуда ему был лучший обзор на предстоящее представление.

Началось оно внезапно.

Не было ни криков, ни предупреждений. Просто ночь взорвалась огнём и грохотом. Сухие, злые хлопки выстрелов, крики, глухие разрывы светошумовых гранат. Судя по тому, что стрельба шла с трёх сторон одновременно, «Серые Волки» атаковали грамотно. Кто-то из их главарей явно служил в спецназе, а не просто смотрел боевики.

Первый «клиент» появился через пять минут. Молодой парень с безумными от адреналина глазами. Пулевое в плечо, чистое, навылет.

– Держись, браток, – бормотал своему товарищу тот, кто его притащил. – Док тебя сейчас залатает, будешь как новенький.

Я остановил кровотечение, зашил рану, ввёл обезболивающее и влил тонкую, экономную струйку Живы, чтобы ускорить регенерацию.

– Как новенький! – он вскочил, проверяя руку. – Спасибо, док!

Два процента в Сосуд. Начало положено.

Следующий – осколочное ранение в бедре. Потом – глубокий порез на руке. Ножевое в бок. Перелом рёбер от удара руническим кастетом. Они сменяли друг друга, как на конвейере.

Я работал как автомат. Некро-зрение для мгновенной диагностики, быстрое хирургическое вмешательство, минимум Живы – только чтобы стабилизировать и отправить обратно в бой или на отдых.

И Жива лилась рекой. Не жалкими ручейками, как в клинике от лечения насморка. А мощным, горячим потоком. Искренняя, почти первобытная благодарность людей, которые только что смотрели смерти в лицо и были спасены. Эти парни, в отличие от изнеженных аристократов, знали настоящую цену жизни.

Я чувствовал, как Сосуд наполняется. Сорок процентов… Пятьдесят… Пятьдесят пять…

К концу боя, когда стрельба стихла, я проверил счётчик. Шестьдесят процентов! Невиданная, почти забытая цифра. За одну ночь я получил больше, чем за целую неделю в этой проклятой больнице.

Жаль, что клановые сражения происходят не так часто. На моей памяти это первый раз.

Полевым хирургом мне тоже бессмысленно устраиваться. Сражения случаются крайне редко – я умру быстрее, чем ко мне приведут раненого. Сейчас Российская империя не ведет активных войн с соседями. Потому клановые разборки куда интереснее. И опаснее.

Стрельба стихла. «Чёрные Псы» победили, «Серые Волки» отступили. Но не все.

– Док! – в микроавтобус заглянул боец с окровавленной повязкой на голове. – Ещё один! Из «Серых»! Тяжёлый! Срочно!

Из «Серых»… Врагов сегодня я еще не лечил.

Внутрь втащили молодого парня. Лет двадцать пять, тёмные волосы, аристократические, почти женственные черты лица, даже под слоем крови и грязи. Огнестрельное ранение в живот. Серьёзное.

Я начал работать, разрезая его одежду, но что-то царапнуло моё сознание. Машина, в которой я находился, слишком резко, с визгом шин, рванула с места.

– Куда мы⁈ – крикнул я водителю. – Я ещё не стабилизировал его!

Но он не ответил.

Странно. Очень странно. Он бы подождал, пока я закончу. Впрочем, некогда было думать. Кровотечение нужно было остановить. Прямо сейчас.

Я склонился над раненым, и тут его лицо показалось мне смутно знакомым. Где я мог его видеть? И почему мы так спешно уезжаем с поля боя, бросив остальных?

Микроавтобус резко, с визгом тормозов, остановился в каком-то тёмном, вонючем переулке. Мы проехали от силы пару кварталов.

Я как раз заканчивал пережимать артерию, когда задние двери распахнулись, и внутрь, отталкивая друг друга, набились люди Паши.

Сам он втиснулся последним, и его лицо сияло, как начищенный до блеска медный самовар. Он был похож на кота, который только что проглотил не просто канарейку, а целую стаю.

– Знаешь, кого ты сейчас латаешь, док? – он ткнул пальцем в раненого. – Это не просто рядовой «Волк».

Я пожал плечами, не отрываясь от работы и накладывая швы. Мне было всё равно, кого лечить – пешку или короля. Главное, чтобы платили. Но когда Паша назвал его должность, мои руки на мгновение замерли.

– Это Алексей Ветров! Сам «Молния» Лёха! Глава «Серых Волков»! Мы взяли их самого главного!

Алексей… Тот самый «милый», с которым Аглая ворковала по ментальной связи. Тот самый, ради которого она сбежала из дома. Тот самый, к которому она так рвалась на Чистых прудах. Вот это поворот. Мир действительно тесен. И полон жестокой иронии.

– Это не просто пленный, док, – Паша потирал руки от удовольствия. – Это – наша ядерная бомба! Теперь я им всем покажу! «Волки» на брюхе приползут, будут умолять о пощаде!

– И что дальше? Обменяете его на что-то выгодное?

Улыбка Паши стала хищной и неприятной.

– Лечи его, док. Лечи хорошо. За него я тебе заплачу ещё столько же, сколько за всех остальных вместе взятых. Сделаешь его здоровым, как быка.

– Зачем? Хотите получить хороший выкуп? – поинтересовался я.

– Выкуп? – он рассмеялся, и этот смех мне совсем не понравился. – Нет, док. У нас планы поинтереснее. Он будет нашим… бесконечным источником информации. Будем его пытать – а ты будешь его лечить. Мы снова пытать – а ты снова лечить. И так до тех пор, пока он не выдаст нам все их тайны, все склады, все контакты! Гениально, правда?

Я закончил зашивать рану. Парень был без сознания, потоки Живы в его теле едва теплились. Благодарности от него сейчас было не дождаться.

План Паши с точки зрения бизнеса был безупречен. Бесконечный источник дохода. Постоянная, сложная работа для меня. А значит – постоянный, мощный приток Живы. Идеально.

Но что-то в этом плане… что-то в довольном, предвкушающем лице Паши напрягло меня изнутри. Бесчувственность? Жестокость?

Пытки и исцеление – классическая и очень эффективная методика некромантов. Но сейчас… сейчас что-то было не так. Неужели в этом слабом, смертном, человеческом теле я стал сентиментальным? Или это просто душа стареет, и ей надоели одни и те же кровавые игры?

Что-то изменилось при моем попадании в это тело… И я догадываюсь что. Появилась лекарская магия. Впервые за сотни лет я чувствовал вокруг себя не только человеческий страх, но и благодарность.

И мне это даже нравилось.

– Готово, – сказал я, отстраняясь от пациента. – Жить будет. Но ему нужен абсолютный покой и стерильные условия.

– Получит, – кивнул Паша своим людям. – В нашем лучшем, самом тихом подвале. Поехали.

Внедорожник снова взревел мотором. Я откинулся на сиденье, закрывая глаза. Ночь была долгой и… продуктивной. Сосуд был полон, карманы – тоже скоро наполнятся. Но странное, почти неприятное послевкусие от плана Паши никуда не делось.

Ох, да пребудет с тобой Тьма, Алексей Ветров. Ибо в ближайшее время она станет твоей единственной спутницей.

Обратная дорога до дома прошла в молчании. Бандиты были довольны победой, но вымотаны. Они высадили меня у подъезда, сунули в руки толстую пачку купюр и, не прощаясь, уехали.

Я вошёл в квартиру, и меня окутал умопомрачительный запах. Запах дома. Аглая приготовила что-то особенное – судя по аромату, это было жаркое из говядины с розмарином и чесноком. После запаха крови, пороха и адреналина, этот аромат казался чем-то из другого, мирного мира, в который я лишь заглядывал, как гость.

– Ты очень поздно, – она выглянула из кухни. На ней был мой старый фартук, в руках – прихватка. – Я начала волноваться.

– Срочный вызов, – соврал я, снимая пиджак. – Очень сложный случай. Пришлось оперировать в полевых условиях.

Ирония была в том, что это была чистая правда.

За ужином она была непривычно тихой. Обычно она щебетала без умолку, рассказывая о прочитанном в моих книгах. Сегодня же она просто ковыряла вилкой в тарелке и тяжело вздыхала. Атмосфера уюта, которую она создала, была пропитана её тоской.

– Что случилось? Жаркое не удалось?

– Скучаю, – призналась она, откладывая вилку. – Просто… скучаю. Мне надоело сидеть в этих четырёх стенах, как в тюрьме. Я хочу на воздух, к людям. Увидеть солнце, а не только крыши из этого окна. Я же не преступница какая-то!

Она надула губы – жест, который на другой девушке выглядел бы капризно, но на её аристократическом лице смотрелся на удивление мило.

Я смотрел на неё и понимал: золотая клетка, даже самая уютная, остаётся клеткой. Её бунт был предсказуем. И его нужно было погасить в зародыше. Но не силой, а хитростью.

– Ты права, – сказал я с самым серьёзным видом. – Тебе нужен свежий воздух. Завтра сходим на прогулку.

– Правда? – она просияла, её глаза заблестели от радости. – Прямо завтра?

– Да. Но мне нужно будет подготовиться. Продумать безопасный маршрут, где мало людей. Возможно, придётся немного замаскировать тебя. Это целая операция. Но мы справимся.

– Ты лучший! – она снова улыбнулась, и на этот раз искренне.

Конечно, лучший.

Особенно учитывая, что твой драгоценный возлюбленный Алексей сейчас лежит в подвале у Паши, и его судьба полностью в моих руках. Но тебе об этом знать не обязательно.

Пока это не станет выгодно мне.

Когда я уже лежал в кровати, глядя в тёмный потолок, меня терзала одна очень неприятная мысль.

Ментальная связь.

Что, если она почувствует его? Что, если её дар работает на близком расстоянии, как локатор? Он ведь прямо в этом доме, в подвале. Если она почувствует его боль, его страх во время допроса… это будет катастрофа.

Я не мог рисковать. Полагаться на случай – удел идиотов.

Тихо встал и на цыпочках прошёл к раскладушке, на которой спала Аглая. Она лежала, свернувшись калачиком, и ровно дышала. Я подошёл к её кровати и, сконцентрировавшись, соткал из своей некромантской силы тончайшую, почти невидимую паутину. Это было простое заклинание – «Кокон Тишины». Оно не блокировало магию полностью, но создавало вокруг неё «белый шум», который должен был заглушить любые внешние ментальные сигналы.

Расход Живы был минимальным – меньше одного процента. Но цена за спокойный сон была невысока.

Убедившись, что «кокон» стабилен, я вернулся к себе. Теперь можно было спать. Я сделал всё, что мог.

Утром проснулся отдохнувшим и спокойным.

Первым делом прислушался к тишине в квартире. Слышно было только, как за окном шумит утренний город. А потом – тихий, мелодичный напев из кухни. Аглая возилась у плиты, готовя завтрак, и, судя по весёлой мелодии, была в прекрасном настроении.

Значит, заклинание сработало. Она ничего не почувствовала. Прекрасно.

Но полагаться только на «кокон» было бы неосмотрительно. Нужно было подстраховаться. Сегодня, когда пойду на работу, я найду способ спуститься в подвал к Паше. Якобы проверить состояние «пациента».

И наложу ещё один, более мощный «Кокон Тишины» уже непосредственно на Ветрова. Двойная защита. Это должно полностью изолировать его ментальные «крики» от внешнего мира.

В любом случае, непосредственная угроза миновала. Пока что.

Так я и сделал. Люди Паши пропустили меня без проблем, а сам заложник до сих пор не пришёл в себя. Моя мини-операция прошла успешно, и я, торжествуя, отправился на работу.

В клинике, на утренней планёрке, всё было буднично и предсказуемо. Место Волкова за столом пустовало, и это пустое место выглядело как выбитый в его самодовольной улыбке зуб. Без него атмосфера в ординаторской стала почти здоровой.

Варя и Оля сидели по разные стороны стола, как два генерала враждующих армий. Но обе, делая вид, что увлечены докладами, то и дело поглядывали на меня с плохо скрываемым интересом. При этом, когда их взгляды случайно пересекались, они метали друг в друга молнии.

Соперничество было в самом разгаре.

Отлично. Пусть стараются. Это может быть полезно.

После планёрки, когда все начали расходиться, я задержал Сомова.

– Пётр Александрович, минутку. Что слышно о нашем коллеге Волкове?

– Пока ничего хорошего, – он мрачно покачал головой. – Морозов держит его у себя в кабинете. Второй день уже. Говорят, даже домой не отпускает. Кормят там же.

– Держит? – я изобразил удивление. – Прямо как заложника?

– Что за формулировки, Пирогов! – Сомов дёрнулся. – Не говорите глупостей!

Я усмехнулся про себя. Просто в последнее время все вокруг берут заложников. Бандиты – аристократок и главарей. Главврачи – провинившихся ординаторов. Прямо какая-то эпидемия заложничества.

Может, и мне взять кого-нибудь? Чтобы не отставать от моды.

Глафиру Степановну, например. Хотя нет, за неё выкуп никто не даст. Ещё и приплатят, чтобы не возвращал.

– Идите работайте, Пирогов, – буркнул Сомов, видя мою усмешку. – И поменьше философствуйте. У вас и так дел хватает.

Он был прав. Дел хватало. Нужно было проверить Синявина, разобраться с Воронцовой и спланировать нашу «прогулку» с Аглаей. День обещал быть насыщенным.

Я шёл по коридору терапевтического отделения и впервые за долгое время чувствовал себя… комфортно. Коллеги, ещё вчера смотревшие на меня свысока, теперь кивали с уважением. Враги были повержены или запуганы. А в Сосуде было целых пятьдесят семь процентов. Можно было немного расслабиться.

В коридоре на моём плече заёрзал Нюхль. Я почувствовал, как он готовится спрыгнуть и отправиться на свою привычную охоту за умирающими.

– Куда собрался, неугомонный? – спросил я мысленно.

Вместо мысленного ответа Нюхль устроил целое представление прямо у меня на плече. Он лёг на спину, картинно сложил когтистые лапки на груди, высунул язык и замер, изображая покойника. Затем вскочил и отчаянно замахал лапой в сторону хирургического отделения.

Понятно. Искать умирающих. Работа не ждёт.

– Стой. Будь рядом. Живы пока достаточно. И что-то мне подсказывает, что твои… особые таланты… скоро понадобятся для чего-то более интересного, чем просто поиск клиентов.

Нюхль недовольно цокнул челюстями, но подчинился. Он любил охоту. А я предлагал ему сидеть в засаде. Скука.

Я как раз шёл к палате Воронцовой, чтобы проверить результаты её анализов и продолжить лечение, когда увидел впереди две знакомые фигуры.

Михаил Волконский, в своём идеально отглаженном халате, вышагивал рядом с пожилым аристократом. Высокий, сухой, с идеально прямой военной выправкой, седыми висками и тростью с массивным серебряным набалдашником. Его лицо было похоже на маску – никаких эмоций, только сталь в глазах.

Я инстинктивно замедлил шаг, прислушиваясь.

– … уверяю вас, граф, в нашем отделении – лучшее диагностическое оборудование во всей Империи! – подобострастно вещал Волконский. – Мы найдём любую аномалию! Диагностика на высшем уровне!

– Меня интересует не ваше оборудование, молодой человек, а результат, – отрезал аристократ, и его голос был холоден, как лёд. – С тех пор, как моя дочь пропала, это проклятое сердце так и шалит. Приступы, головокружение… У вас есть неделя, чтобы поставить меня на ноги.

Граф? Дочь пропала? Неужели…

– Конечно, граф Ливенталь, – продолжал лебезить Волконский, совершенно не обращая внимания на суть его слов. – Мы проведём полное обследование! К тому же, мои связи в городской полиции… мы можем помочь и с поисками…

Ливенталь! Отец Аглаи! Вот это удача! Судьба сама принесла мне в руки главный козырь. Он ищет дочь и одновременно нуждается в лечении. А дочь – у меня. Идеальный расклад. Осталось только правильно его разыграть.

Они свернули в боковой коридор, ведущий к кабинету Сомова. Я тенью последовал за ними, держась на безопасном расстоянии.

Нужно было познакомиться с графом. Произвести на него впечатление. Стать для него полезным, незаменимым.

А для этого сначала нужно было убрать с дороги этого павлина Волконского, который уже успел примазаться к чужой беде, строя из себя великого целителя.

Я погладил невидимого Нюхля по его костяному гребню.

– Приготовься, малыш. Сейчас мы с тобой устроим небольшое, но очень эффектное представление. Пора показать графу, кто в этой клинике «лучший специалист».

Глава 25

Я подал мысленный сигнал. Нюхль, невидимой тенью скользнул к ногам Волконского и сделал то, что умел лучше всего – создал хаос.

Он своей маленькой костяной лапкой развязал шнурок и засунул его под начищенный до блеска ботинок аристократа. Волконский, который как раз пафосно жестикулировал, описывая графу преимущества своего отделения, запнулся на ровном месте и с удивлённым вскриком полетел вперёд.

Прямо на тележку с медикаментами, которую везла молоденькая медсестра.

Звон бьющегося стекла, визг девушки, поток отборных ругательств от Волконского. Идеально.

Я тут же подбежал.

– Какой ужас, Михаил! Вы не ушиблись? – мой голос был полон фальшивого сочувствия. – Надо же, у вас ноги прямо сами друг об друга заплетаются. Может, вам стоит провериться у невролога?

Ливенталь смотрел на эту сцену с ледяным, аристократическим презрением.

– Вы в порядке, Михаил? – холодно спросил он.

– В полном, Платон Игоревич, – стиснув зубы и потирая локоть, ответил Волконский.

– Нужно смотреть под ноги, молодой человек, а не витать в облаках, – отрезал он.

– Ты… – зашипел Волконский мне.

Я тут же проигнорировал своего поверженного коллегу и как бы невзначай посмотрел прямо на Ливенталя.

– Простите, ваше сиятельство, – я сделал выражение лица. – Вы здесь как посетитель или как пациент? Если как посетитель, то я настоятельно рекомендую вам немедленно стать пациентом. У вас серьёзные проблемы с сердцем.

Волконский, кое-как поднявшись на ноги при помощи подбежавшей медсестры, тут же попытался перехватить инициативу.

– Да, граф Ливенталь, пройдёмте в мой кабинет! – он взял его под руку. Ливенталь охотно зашагал рядом. – Не обращайте внимания на этого… стажёра из морга. Так вот, ваше сиятельство, как я и говорил, очевидно, стресс вызвал у вас пароксизмальную тахикардию. Нервное истощение. Сердце просто «сбоит». Я назначу вам Кордарон – самый современный и мощный антиаритмик! Он точно «успокоит» ваше сердце.

Они уже начали удаляться, но я бросил им в спину спокойную, ледяную фразу, которая заставила их обоих замереть.

– Простите за вмешательство, но Кордарон при тех симптомах, что описывает Платон Игоревич, может его убить.

Волконский побагровел и резко обернулся.

– Пирогов⁈ Что вы себе позволяете⁈ – рыкнул он на меня.

– Позволяю себе спасти жизнь ещё одному пациенту, – я подошёл к графу, полностью игнорируя Волконского. – Ваше сиятельство, опишите ваши приступы подробнее. Вы чувствуете головокружение при резком вставании?

– Да, особенно по утрам, – граф уже с интересом смотрел на меня.

– А сердце «замирает» или «трепещет»?

– Трепещет! – он удивлённо кивнул. – Точно! Как птица в клетке!

– Это не стенокардия, – я покачал головой. – Это пароксизмальная мерцательная аритмия, скорее всего, на фоне тиреотоксикоза.

Волконский фыркнул:

– Бред! Откуда у него тиреотоксикоз⁈

Я снова обратился к графу:

– Ваше сиятельство, вы похудели в последнее время, несмотря на хороший аппетит? Руки дрожат? Потливость усилилась?

Ливенталь медленно, почти неохотно, кивнул.

– Всё так. Но я думал, это всё от переживаний… из-за дочери. Нервы знаете ли…

– Переживания запустили процесс, но ваша щитовидная железа, скорее всего, уже давала сбои. Посмотрите, – я указал на его руки. – Лёгкий тремор пальцев. Глаза слегка навыкате. И пульс… позвольте?

Я взял графа за запястье.

– Сто двадцать ударов в минуту в состоянии покоя. И он неравномерный. Волконский, – я повернулся к нему. – Какой пульс при стенокардии?

Тот нахмурился.

– Ну… обычно учащённый…

– Но равномерный, – поднял палец я. – А здесь – аритмия. А теперь, Волконский, самое главное. Кордарон, или Амиодарон, который вы так щедро хотели назначить, – это препарат, насыщенный йодом. А введение больших доз йода пациенту с недиагностированным тиреотоксикозом – это самый верный и быстрый способ спровоцировать тиреотоксический криз. Это кома. И почти стопроцентная смерть.

Я говорил, глядя прямо на графа, но обращался к Волконскому:

– Вы собирались не лечить его, Волконский. Вы собирались подлить масла в огонь его болезни.

Граф побледнел. Он посмотрел на Волконского так, будто тот был ядовитой змеёй.

– То есть этот… господин… чуть не убил меня? – голос графа дрогнул.

Я был беспощаден:

– Одна-единственная инъекция. И мы бы уже обсуждали не ваше лечение, а дату и место похорон, ваше сиятельство.

Волконский попытался возразить:

– Но… но нужны анализы! Подтверждение!

– Конечно, нужны, – кивнул я. – Анализы на гормоны ТТГ, Т3, Т4, а также на антитела к рецепторам ТТГ. Но лечение нужно начинать немедленно. Тирозол для блокировки щитовидной железы, пропранолол – но очень осторожно, под постоянным контролем пульса. И обязательно седативные – валокордин или настойка пустырника.

Граф смотрел на меня с новым, неподдельным уважением.

– Вы говорите как человек, который точно знает, что делает. В отличие от некоторых.

– Я знаю, ваше сиятельство. И я знаю, что стресс из-за пропажи дочери усугубляет ваше состояние. Найдём её – и ваше сердце успокоится.

– Вы так думаете? – в его голосе прозвучала надежда. – Думаете она найдется?

Нюхль на моём плече довольно зашуршал костями.

– Я уверен в этом. Мало ли какие новости могут прозвучать уже буквально завтра, – уклончиво ответил я.

Волконский сделал последнюю, жалкую попытку:

– Граф, не слушайте его! В нашем отделении…

– В вашем отделении меня только что чуть не убили, – холодно оборвал его Ливенталь. Он повернулся ко мне. – Доктор Пирогов, я хочу, чтобы моим лечащим врачом были вы. Когда вы можете меня принять?

Я посмотрел на раздавленного Волконского. Шах и мат, мажор. Учись играть с профессионалами.

А потом повернулся к графу:

– Хоть сейчас, ваше сиятельство. Следуйте за мной. Кажется, у нас как раз освободилась ВИП-палата в терапевтическом отделении.

Я шёл по коридору, а за мной следовал граф Ливенталь. Волконский остался позади, раздавленный и униженный.

Медсёстры и врачи, становившиеся свидетелями этой сцены, провожали нас удивлёнными взглядами. «Парень из морга» только что на глазах у всех увёл самого важного пациента у лучшего ординатора диагностического отделения. Расстановка сил в этом террариуме снова менялась.

– Платон Игоревич, позвольте полюбопытствовать, – спросил я, пока мы шли по коридору. – Почему вы изначально обратились в общее терапевтическое отделение, а не в ВИП-крыло? С вашим статусом.

– Статус? – он фыркнул. – Молодой человек, я командовал полком в Туркестанской кампании. Я видел, как настоящие мужчины умирают от ран и болезней в грязи и пыли. А здесь, в этом вашем хвалёном ВИП-отделении, я вижу только золотые унитазы, а не хороших врачей. Они умеют сосать деньги, а не лечить. Ваш коллега Волконский – яркое тому подтверждение. Бездарь в дорогом халате.

Прямолинейный, суровый мужчина. Мне такие нравились. С ними всегда проще работать. Никаких намёков и полутонов. Только факты и результат.

У стойки регистрации нас встретила медсестра – полная, властная дама с вечно недовольным выражением лица, будто весь мир был ей должен. Они в клинике в принципе были все как на подбор.

Увидев меня, она сразу прищурилась, но тут её взгляд упал на моего спутника.

– Матрёна Павловна, – обратился я. – Оформляем нового пациента. Граф Ливенталь, Платон Игоревич. Палата двадцать первая.

– Граф⁈ – её лицо мгновенно преобразилось. Недовольство сменилось подобострастной, заискивающей улыбкой. – Конечно, доктор Пирогов! Сию минуту! Всё устроим в лучшем виде!

Пока она суетилась с бумагами, я повернулся к молодой медсестре. Мой голос был чётким и не допускающим возражений.

– Срочно! Анализы крови – полный спектр гормонов щитовидной железы. ТТГ, свободные Т3, Т4, антитела к рецепторам ТТГ. Лечение начинаем немедленно – схему я сейчас распишу. И следите за его пульсом и давлением. Каждые два часа. Лично. Докладывать мне о любых изменениях.

Граф устроился в просторной и новой ВИП-палате, с одобрением осматриваясь.

– А здесь неплохо. Никаких золотых излишеств. Только то, что нужно для дела, – оценил он.

И тут случилось неожиданное. Тёплая, уверенная волна Живы потекла от него ко мне. Не так много, процентов пять, но ощутимо. Это была не благодарность за будущее лечение. Это было что-то другое.

– Спасибо, доктор, – сказал он просто, глядя мне в глаза. – Давно никто не говорил со мной так… честно. Без лести и подхалимства.

И тут до меня дошло. Я вылечил не только его начинающийся тиреотоксикоз. Я вылечил его душевную боль.

Одиночество сильного, властного человека, которому все вокруг врут и льстят, но никто не говорит правды. И за это он был благодарен больше, чем за спасение от неправильного лечения.

– Отдыхайте, ваше сиятельство. Завтра мы начнём полноценное лечение.

Выходя из палаты, я уже строил планы. Первое – вылечить его тело. Второе – вернуть ему дочь.

Классическая, безотказная схема создания преданного, могущественного союзника. И я только что успешно её запустил.

Дальше нужно было пожинать плоды своих действий. И я направился в палату к Синявину.

Картина, которую я увидел внутри, была разительной противоположностью вчерашнему хаосу. Аппарат ИВЛ был отключен. Пациент больше не лежал без сознания, опутанный проводами.

Аркадий Синявин полусидел на кровати, приподнятой у изголовья. Кислородная маска была снята, вместо нее в нос были вставлены тонкие носовые канюли, по которым тихо шипел кислород – дышать самостоятельно ему было все еще тяжело.

Он был бледен и выглядел ужасно уставшим, но на его щеках пробивался легкий, здоровый румянец.

Он медленно, с видимым удовольствием, пил куриный бульон из чашки, которую держала его жена, которая сидела с ним рядом на стул.

В её глазах, когда она посмотрела на меня, стояла такая смесь благодарности и благоговения, что я почувствовал, как Сосуд внутри приятно теплеет.

– Доктор Пирогов! – он увидел меня и попытался привстать. – Спаситель мой!

– Лежите, Аркадий, – остановил я его жестом. – Не нужно лишних движений. Как самочувствие?

– Превосходно! – он хлопнул себя по груди. – Дышу еще не полной грудью, но уже гораздо лучше! А ведь вчера думал – всё, конец. Уже завещание в уме составлял.

– Главное теперь – никаких голубей, – напомнил я. – Совсем. Никогда. Даже на картинках.

– Да я их теперь на пушечный выстрел к дому не подпущу! – он рассмеялся. – Жена сегодня утром написал объявление, что мы продаем голубятню. Соседи давно ругались на это, как они говорили, варварство. Теперь будут довольны. Моё здоровье дороже! Спасибо ва доктор, огромное!

И тут началось.

Я почувствовал не просто тепло. Это был мощный, почти обжигающий поток чистой, концентрированной благодарности. Благодарности человека, который был на самом краю пропасти и которого вернули к жизни.