Текст книги "Проклятый Лекарь (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 14

– Пока точно сказать не могу, Аркадий Викторович, – честно ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал успокаивающе. – Картина нетипичная. Но не волнуйтесь. Мы обязательно разберёмся. Сейчас я назначу вам дополнительные, более углублённые исследования. А пока – кислородная маска. Дышите глубже.

Я вызвал медсестру и распорядился насчёт кислорода. Нужно было делать бронхоскопию – осмотр бронхов изнутри с помощью специального зонда.

И, возможно, биопсию – взять кусочек ткани лёгкого на анализ. Рискованно, учитывая его состояние, но это был единственный способ заглянуть внутрь этого «тумана» и понять, с чем я имею дело. И сделать это нужно было быстро.

Пока медсестра устанавливала маску, я ещё раз просмотрел его анализы на планшете.

Итак, что мы имеем?

Кровь кричит о неспецифическом воспалении – СОЭ и С-реактивный белок зашкаливают. Но при этом посевы крови на бактерии – абсолютно чистые. Значит, это не сепсис.

За последние сутки присоединилась одышка, и я отчётливо слышу крепитацию – характерный хрустящий звук – в нижних отделах лёгких. Рентген показывает диффузное снижение прозрачности по типу «матового стекла». Похоже на атипичную пневмонию, вызванную, например, микоплазмой или легионеллой.

Но есть «но». И этих «но» слишком много. Во-первых, лихорадка у него циклична – температура то подскакивает до сорока, то падает почти до нормы. При классической пневмонии она была бы постоянной.

Во-вторых, как я выяснил из анамнеза, ему уже давали курс мощных антибиотиков до поступления к нам – без малейшего эффекта. Это не инфекция в классическом её понимании.

Это… реакция. Гипериммунный ответ. Его организм не борется с захватчиком, он сходит с ума, атакуя что-то, с чем постоянно контактирует. Что-то, что попадает в него извне. И тут всё сходится.

– Аркадий Викторович, – я подошёл к нему. – Скажите, в архиве, где вы работаете… там очень пыльно?

Он с трудом кивнул, не снимая маски.

– Ужасно, доктор. Вентиляции почти нет. Некоторые стеллажи не разбирали, кажется, со времён императора Павла. Пыль там… вековая.

Из-за маски его голос звучал приглушенно, но слова разобрать удавалось.

– А грибок, плесень на стенах или документах замечали? Чёрные, зеленоватые пятна?

– Да, – его голос под маской звучал глухо. – Этого добра много. Особенно в дальних хранилищах. Пахнет сыростью и тленом.

Я кивнул. Моя рабочая гипотеза укреплялась.

Скорее всего, это какая-то редкая, агрессивная инфекция, возможно, грибковая, подхваченная из архивной пыли. Она не определяется стандартными посевами и устойчива к обычным антибиотикам.

Я открыл его электронную карту и внёс новые назначения.

– Я назначу вам курс системных антимикотиков, – сказал я скорее для медсестры, которая как раз вошла в палату. – И нам нужно будет провести бронхоскопию, чтобы взять образцы непосредственно из лёгких.

Я чувствовал себя как детектив, который по паре незаметных улик вышел на след преступника. Осталось только поймать его за руку.

Пока это не принесло мне ни капли Живы, но дало кое-что другое. Доказательство о том, что я на правильном пути к разгадке этой медицинской тайны.

Я покинул палату Синявина, оставив его на попечение медсестёр и кислородного аппарата.

Теперь – деловая часть программы. Восстановление справедливости.

И, что важнее, получение заслуженной благодарности. Путь в ВИП-крыло, где нежился спасённый мной граф, лежал через центральный, самый оживлённый коридор хирургического отделения.

Именно там, на самом видном месте, мой фамильяр решил устроить представление.

Автоматические двери, гордость клиники, установленные по последнему слову магической техники, вдруг сошли с ума. Они начали открываться и закрываться с бешеной скоростью, издавая отчаянное механическое жужжание и громкое щёлканье, будто кастаньеты великана.

– Что за чертовщина? – взвизгнула пожилая медсестра, прижимая руки к сердцу и едва успев отскочить от норовящих ударить её створок.

На той стороне стоял санитар с каталкой, на которой лежал пациент. Видя происходящее, он не решался пройти.

Мне-то причина была известна. В воздухе у потолочного механизма дверей мелькнула полупрозрачная тень. Нюхль, мой заскучавший фамильяр, висел на датчике движения и с упоением раскачивался на нём, как маятник в часах сумасшедшего часовщика.

– Прекрати немедленно, – мысленно приказал я. – Ты привлекаешь слишком много внимания.

Костяная ящерица на мгновение материализовалась, чтобы я её точно увидел, высунула свой язык и снова исчезла. Откуда у ящерицы язык? Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос. Похоже, что после ритуала это единственная часть, которую он-таки смог отрастить.

Двери продолжили свой безумный, ритмичный танец. Нюхль явно наслаждался произведённым эффектом.

– Опять эти новомодные штучки барахлят! – проворчал проходивший мимо пожилой хирург. – Говорил же Морозову – ставьте обычные, деревянные двери! Надёжно и без фокусов! Но нет, подавай им «магический прогресс»!

Я подошёл к пульту управления на стене и сделал вид, что с глубоким знанием дела изучаю сложные руны настройки.

– Похоже, сбой в основной магической матрице, – авторитетно заявил я собравшейся небольшой толпе. – Датчик движения перегрелся от частого использования и вошёл в резонанс с контуром обратной связи. Классический случай.

С этими словами я «случайно» задел пальцем нужную комбинацию рун, отвечающую за аварийную перезагрузку системы. Двери в последний раз жалобно щёлкнули и замерли в открытом положении.

– Вот так-то лучше! – выдохнул санитар, выкатывая свою дребезжащую каталку через двери. – Спасибо, доктор! Вы нас просто спасли!

– Всегда пожалуйста, – кивнул я и, не дожидаясь дальнейших благодарностей, свернул в боковой, менее людный коридор, ведущий к ВИП-крылу.

Только там, убедившись, что вокруг никого нет, я мысленно позвал своего проказника.

Нюхль с гордым видом материализовался у моего плеча и победно защёлкал челюстями.

В его костяных лапках я заметил блестящую авторучку с золотым пером – видимо, трофей, стащенный с пульта управления, пока все смотрели на двери. Кажется, он решил, что представление прошло на ура.

Я забрал у него авторучку.

– Я понимаю, что тебе скучно, мой маленький костяной террорист, – сказал я тихо. – Но постарайся больше так не делать. Это мир людей. Они боятся того, чего не понимают. И я не знаю, что они с тобой сделают, если обнаружат. В лучшем случае – попытаются разобрать на сувениры. В худшем – вызовут экзорциста. И ни тот, ни другой вариант мне не нравится.

Нюхль виновато опустил череп, выхватил у меня трофейную ручку и спрятал за спину. Думаю, до него дошло.

Так, ладно. Герой дня. Спас санитара от взбесившихся дверей.

Может, и за это полагается какая-то благодарность? Хотя вряд ли. Мелкая услуга. А мне нужна была крупная рыба. И я шёл прямо к ней.

Переход из обычного отделения в ВИП-блок был подобен мгновенной телепортации между мирами.

За двойными дверями из полированного дуба, которые бесшумно открыл лакей в ливрее, казённая плитка сменилась мягкими персидскими коврами, тусклая побелка – дорогими шёлковыми обоями с тиснёным узором, а резкий запах хлорки и лекарств уступил место тонкому аромату сандала и каких-то дорогих благовоний.

Первое, что бросалось в глаза, – гигантская хрустальная люстра размером с небольшую карету. Она висела в центре холла, отбрасывая мириады радужных бликов на позолоченные рамы картин.

Интересно, сколько настоящих, жизненно важных лекарств можно было бы купить на стоимость одной этой безделушки?

Пару сотен курсов редких антибиотиков для бедняков из инфекционного отделения? Или, может, полностью оборудовать операционную в обычной, не «элитной» части клиники?

Вопросы, конечно, риторические.

На стенах висели портреты благотворителей. Купцы первой гильдии, промышленники, один великий князь Ржевский. Все с одинаковыми самодовольными, сытыми физиономиями людей, которые уверены, что купили себе место не только в этой жизни, но и в следующей.

Мимо, бесшумно ступая по ковру, прошла медсестра в идеально накрахмаленном халате. На ней были дорогие серьги, которые явно не входили в стандартную униформу и стоили больше, чем большинство врачей зарабатывает за год.

А вот и ответ на вопрос о благодарности. Эти пациенты не благодарят – они платят. Для них спасение жизни – это просто ещё одна дорогостоящая услуга, как стрижка у модного цирюльника или покупка новых сапог.

И чаевые соответствующие. Многие в «Белом Покрове» мечтают попасть работать в ВИП-блок, но получается далеко не у всех. И отнюдь не у самых лучших… Отбор туда был весьма своеобразным.

Палата графа Акропольского больше напоминала кабинет министра, чем больничную комнату.

Сам граф полулежал в огромной кровати, подложив под спину гору подушек, и с хмурым видом листал какие-то финансовые документы. Мужчина лет шестидесяти с холёным, одутловатым лицом и брезгливо поджатыми тонкими губами. Увидев меня, он даже не поднял головы.

– Кто вы и что вам нужно? – спросил он тоном, каким обычно разговаривают с назойливой прислугой. – Говорите быстрее, у меня мало времени.

– Доктор Пирогов, – представился я, спокойно подходя ближе. – Я ассистировал на вашей вчерашней операции. Хотел справиться о вашем самочувствии.

– А, вы тот самый, – он наконец удостоил меня взглядом, в котором не было ничего, кроме холодного безразличия. – Который ворвался в операционную. Мне доложили.

– Я счёл необходимым вмешаться, – поправил я. – Ситуация выходила из-под контроля.

– Ситуация всегда под контролем, когда работают профессионалы, – отрезал Акропольский, возвращаясь к своим бумагам. – Вы удовлетворили своё любопытство? Можете идти.

Он даже не предложил мне присесть. Я остался стоять посреди его роскошной «палаты».

– Ваше сиятельство, – я не сдвинулся с места. – Я рад, что операция прошла успешно. Но я думаю, вы должны знать, что первоначальный диагноз хирургов был ошибочным. Они искали проблему не там.

Он медленно поднял голову. В его глазах мелькнул интерес, смешанный с раздражением.

– И что же, вы, простой ассистент, оказались умнее целой бригады во главе с заведующим хирургией?

– Я просто заметил то, чего не заметили они, – я пожал плечами. – И это спасло вам жизнь.

Наступила тишина. Он смотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом.

– Вы пришли за благодарностью, молодой человек? – наконец спросил он.

– Я пришёл убедиться, что вы понимаете, что на самом деле произошло.

– Я понимаю одно, – он снова взял в руки свои бумаги. – Я плачу этой клинике огромные деньги, чтобы меня лечили лучшие врачи. И они выполнили свою работу. А вы – свою. На этом разговор окончен.

Я сохранял на лице маску вежливого почтения, но внутри закипала холодная, спокойная ярость.

Ах ты, старый напыщенный хрыч. Вот она, логика аристократа. Все вокруг – просто оплаченная прислуга, которая обязана исполнять свои функции.

Повар – готовить. Лакей – подавать. Врач – спасать.

Никакой благодарности, только расчёт. Свою работу, значит? Ну что ж, посмотрим, как ты запоёшь через пару часов.

– Конечно, ваше сиятельство, – я почтительно склонил голову. – Позвольте мне только проверить ваши показатели. Это протокол.

Я подошёл к медицинскому монитору у его кровати – последняя модель с магическими датчиками и сложной рунической панелью управления.

Делая вид, что с глубоким вниманием изучаю показания, я незаметно провёл пальцем по рунической панели, внося крошечное, но ключевое изменение в алгоритм датчика гидратации. Просто сдвинул нулевую точку до упора вниз. Никакой угрозы жизни это не несет.

– Всё в полном порядке, – объявил я. – Рекомендую вам больше пить воды для скорейшего восстановления.

– Мне уже сказали это десять раз, – проворчал граф, снова принимаясь за свои документы. – Идите, не мешайте мне работать.

Я откланялся и вышел. У двери меня уже ждал невидимый Нюхль. Я почувствовал, как он с довольным видом ткнулся мне в ногу, а затем в моей руке материализовался тяжёлый, из дорогой кожи, кошелёк графа.

Я усмехнулся и, не заглядывая внутрь, спрятал добычу во внутренний карман халата.

– Молодец, – прошептал я мысленно. – Возместим, так сказать, моральный ущерб. А теперь – смотри представление.

Не прошло и минуты, как из палаты донёсся возмущённый, почти панический вопль:

– Что за дьявольщина⁈

Монитор не просто пищал. Он выл, как раненый зверь, заливая палату тревожным красным мигающим светом. Граф судорожно нажимал на кнопки, пытаясь отключить тревогу, но писк только усиливался.

– Медсестра! Техника! Кто-нибудь! – кричал он.

Я спокойно шёл по коридору, подсчитывая в уме. После каждого глотка воды, который он будет делать по рекомендации врачей, умные датчики будут фиксировать «критическое изменение уровня жидкости в организме» и запускать тревогу. Отключить её можно было только полной перезагрузкой системы, а это часа три работы техника из сервисной службы.

А ведь граф мог этого избежать, если бы просто поблагодарил врача. Но нет. Он не такой человек. И моя шалость станет ему уроком.

Спускаясь обратно в своё родное терапевтическое отделение, я чувствовал себя почти отдохнувшим. После стерильной, вычурной роскоши ВИП-блока, терапия казалась почти домашней. Тот же привычный запах лекарств, та же деловитая суета медсестёр, те же недовольные лица пациентов.

И, конечно же, тот же Волков, который, словно дурной знак, снова попался мне на пути.

Он стоял у окна, что-то с покровительственным видом объясняя пожилому пациенту в дорогом халате.

– Пётр Семёнович, уверяю вас, это всего лишь возрастные изменения, – вещал он громко, чтобы все вокруг слышали его мудрость. – Мышцы теряют эластичность, связки ослабевают. Примите эти таблетки и через неделю будете как новенький.

Пациент – крупный, краснолицый мужчина с массивным перстнем на пальце – недовольно хмурился.

– Какие, к чёрту, возрастные изменения⁈ Мне всего пятьдесят пять! И боли не проходят уже месяц! От ваших таблеток только изжога!

Время вмешаться. Я подошёл ближе, делая вид, что просто иду мимо в ординаторскую.

– Прошу прощения, коллеги, – сказал я, останавливаясь. – Я случайно услышал о болях. Очень уж характерные жалобы. Могу я взглянуть?

Волков побагровел. Он понял, что я делаю. Я вмешивался в его работу на его территории, на глазах у его пациента.

– Пирогов, не лезь не в своё дело! Я сам разберусь! – тихо прошипел он.

Я полностью проигнорировал его выпад и повернулся к пациенту.

– Коллега, я просто хочу помочь. Где именно болит, Пётр Семёнович?

– Вот здесь, в паху, – пациент ткнул пальцем. – И в ногу отдаёт, особенно когда кашляю.

Я присел на корточки и аккуратно пропальпировал указанную область.

Активировав некро-зрение на долю секунды, я увидел то, что и ожидал. Не просто «выпячивание». А ослабленную, почти прозрачную стенку брюшной полости, через которую под давлением внутренних органов наружу рвалась петля кишечника.

Классическая паховая грыжа, которую этот идиот не смог диагностировать, потому что, видимо, даже не удосужился нормально осмотреть пациента.

– Паховая грыжа, – констатировал я, поднимаясь на ноги. – Причём застарелая. Удивляюсь, как вы так долго терпели боль.

– Грыжа⁈ – пациент изумлённо уставился на Волкова. – А ты, шарлатан, говорил мне – растяжение! И пичкал меня таблетками от ревматизма!

– Требуется особое, комплексное лечение, – продолжил я, обращаясь к пациенту, но глядя прямо на Волкова, который открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. – Специальные упражнения и процедуры. И вам, Пётр Семёнович, несказанно повезло! Доктор Волков – наш лучший специалист именно по таким случаям!

– Правда? – обрадовался пациент.

Волков открыл было рот, чтобы возразить, но я опередил его, не дав вставить ни слова.

– Абсолютно! – я говорил с максимальным воодушевлением. – Особенно эффективны грязевые аппликации на поражённую область. Доктор Волков разработал собственную, уникальную методику – он лично, вручную накладывает тёплую лечебную грязь и проводит глубокий восстанавливающий массаж. Процедура, конечно, деликатная, требует полного доверия между врачом и пациентом, но крайне действенная! А иначе эффекта не будет.

– Превосходно! – пациент, который, судя по всему, был каким-то влиятельным купцом, схватил Волкова за руку. – Когда начнём? Я готов платить любые деньги! За уникальную методику не жалко!

– Я… но… – заикался Волков, бросая на меня взгляд, полный чистой, концентрированной ненависти. – Я не специалист по… грязям…

– Никаких «но»! – рявкнул купец. – Вы же специалист? Или доктор Пирогов ошибается?

– Нет, конечно… я… специалист… – выдавил из себя Волков.

– Вот и славно! – просиял пациент. – Начнём сегодня же! Ежедневные процедуры, минимум месяц. И не забудьте – грязь должна быть особой, тёплой консистенции, иначе, как сказал доктор Пирогов, эффекта не будет.

Я вежливо откланялся, оставляя Волкова наедине с его новым, восторженным и очень требовательным пациентом.

Месяц ежедневной, интимной возни с грязевыми компрессами на чужих паховых грыжах. Достойная плата за утреннюю подставу. И это только начало, Егор. Только начало.

Я с чувством глубокого удовлетворения направился в ординаторскую, чтобы закончить с бумагами. Моя утренняя смена в терапии подходила к концу. Ещё пара минут – и я смогу вернуться в свой тихий, упорядоченный мир.

Работа с живыми была продуктивной с точки зрения пополнения Сосуда, но выматывала. Их эмоции, страхи, капризы – всё это создавало ненужный шум. С мёртвыми была благодатная тишина.

Я уже предвкушал, как спущусь в прохладу морга, надену фартук и приступлю к честной, понятной работе, когда у лестницы, ведущей в подвал, меня перехватила Елизавета Золотова.

Она явно поджидала меня. Рядом с ней стояла дама лет пятидесяти.

Дорогое, но строгое платье, идеальная укладка, нитка жемчуга на шее. Но за всей этой ухоженностью я сразу заметил нездоровый, почти лихорадочный румянец на щеках и едва заметную дрожь в пальцах, сжимающих маленькую сумочку.

– Доктор Пирогов! – воскликнула Золотова с театральной радостью. – Как удачно! Я как раз хотела вас искать! Познакомьтесь – это Марина Вячеславовна Воронцова, моя дорогая подруга.

Интересная дружба. Лет пятнадцать разницы в возрасте. Впрочем, в их кругах дружба измеряется не годами, а каратами в бриллиантах и количеством нулей на банковском счету.

– Рад знакомству, – я вежливо поклонился.

– Марина жалуется на здоровье, – продолжила Золотова, беря меня под локоть. – А я ей сказала, что вы у нас лучший диагност! Просто гений!

Внутренне я оживился. Новый пациент – новый потенциальный источник Живы. Особенно если судить по её ауре, в которой уже виднелась какая-то неприятная дисгармония.

– Что вас беспокоит, Марина Вячеславовна? – спросил я с самым профессиональным участием, на какое был способен.

– Знаете, доктор, – Марина смущённо улыбнулась. – Всё как-то… не так. Иногда лицо так краснеет, приливы жара. Как будто стыдно становится ни с того ни с сего, а причины нет. И дыхание иногда перехватывает. Я, конечно, понимаю, возраст… Наверное, климакс начинается.

Моё воодушевление улетучилось, как дым. Банальная менопауза.

Приливы, тахикардия, вазомоторные симптомы. Скучно. Полпроцента Живы максимум, и то, если она будет очень благодарна за совет попить чай с ромашкой.

– Классические симптомы менопаузы, – констатировал я, уже теряя интерес. – Вам следует обратиться к гинекологу-эндокринологу для подбора заместительной гормональной терапии.

– Вот видишь, Мариночка, – с облегчением начала Золотова. – Я же говорила, ничего страшного…

– Это не то, – тихо, но твёрдо перебила её Воронцова. – Потому что…

Она не договорила. Её глаза внезапно закатились, слова оборвались на полувздохе, и тело обмякло, как тряпичная кукла. Я едва успел сделать шаг и подхватить её, не дав удариться головой о мраморный пол.

Глава 15

Тело пациентки было тяжёлым, безвольным и горело жаром.

– Марина! – взвизгнула Золотова, отскакивая в сторону.

Я опустил Воронцову на пол. На мгновение мелькнула мысль – можно было бы влить в неё немного Живы, привести в чувство за пару секунд. Но вряд ли я смогу вернуть энергию обратно в полном объеме.

Да и зачем? Вокруг целая клиника, полная врачей, которые получают за это зарплату. Тратить свой драгоценный, невосполнимый ресурс, когда можно воспользоваться чужим – это нерационально.

Я не стал тратить ни капли своей Живы. Просто провёл быструю диагностику. Приложил пальцы к сонной артерии – пульс был частым, но слабым. Зрачки слабо реагировали на свет.

Активировав некро-зрение на долю секунды, я увидел тот же хаос в её ауре – что-то выбрасывало в кровь вещества, вызывая системный сбой.

– Быстро! – скомандовал я подоспевшей медсестре. – Позовите еще людей! Нужна каталка и реанимационная бригада! Бегом!

Пока она, спотыкаясь, бежала за помощью, я просто удерживал Воронцову в правильном положении, обеспечивая приток воздуха. Через минуту прибежали две медсестры с нашатырём и тонометром, а за ними – дежурный врач из приёмного покоя.

– Что случилось? – спросил он, опускаясь на колени.

– Внезапный коллапс, – коротко ответил я. – Пульс сто шестьдесят, давление падает. Потеря сознания.

Женщину быстро привели в чувство. Она открыла глаза, испуганно глядя по сторонам.

– Что… что со мной было? – пробормотала она.

– Вы потеряли сознание, Марина Вячеславовна, – я посмотрел на неё. – И это точно не климакс. Вам необходимо немедленно лечь в нашу больницу для полного обследования.

Она испуганно кивнула. Её только что вытащили с порога смерти, и вся её аристократическая спесь испарилась.

– Спасибо, доктор, – прошептала она. – Если бы не вы…

Лёгкая, едва заметная волна благодарности коснулась моего Сосуда. Процента два, не больше. За своевременную диагностику и организацию помощи. Мелочь, но без всяких затрат с моей стороны. Теперь сосуд заполнен на тридцать шесть процентов.

Чистая прибыль.

Мне нравится такой подход. Пациентка Воронцова пока становится моей первой любимицей в этом маскараде.

* * *

Александр Борисович Морозов наслаждался редкими минутами тишины в своём безупречно чистом, как хирургический инструмент, кабинете. Утреннее солнце пробивалось сквозь узкие щели деревянных жалюзи, ложась на персидский ковёр длинными, косыми полосами.

Морозов просматривал финансовые отчёты, и цифры его радовали.

Клиника процветала.

Внезапно дверь из полированного дуба распахнулась без стука, с силой ударившись о стену.

На пороге стоял граф Алексей Петрович Бестужев – невысокий, но внушительный мужчина лет шестидесяти с проницательными серыми глазами и властной осанкой человека, привыкшего, что все двери открываются перед ним сами.

«Старый интриган. Вечно недовольный, вечно ищущий, к чему бы придраться», – Морозов мысленно поморщился, но тут же встал из-за стола, натянув на лицо свою самую профессиональную и фальшивую улыбку.

– Алексей Петрович, – его голос был полон радушия. – Рад вас видеть. Каким ветром?

– Оставьте ваши любезности, Морозов, – Бестужев прошёл в кабинет. С хозяйским видом он бросил свой дорогой плащ на спинку кресла для посетителей и тяжело опустился в него, заставив кожу жалобно скрипнуть. – Я здесь по делу.

Морозов внутренне напрягся, но сохранил невозмутимое выражение лица и ответил:

– Слушаю вас внимательно.

– Персонал моей торговой компании, а это более двухсот человек, обслуживается в вашей клинике уже три года, – начал Бестужев, глядя на Морозова в упор. – Мы платим вам немалые деньги за корпоративное обслуживание. И что мы получаем взамен?

– Высококачественную медицинскую помощь? – предположил Морозов.

– Очереди, хамство и вопиющую некомпетентность! – рявкнул граф, ударив ладонью по подлокотнику. – Мой главный бухгалтер, Семён Маркович, у него начала отслаиваться сетчатка, а ваш «специалист»-окулист прописал ему капли от сухости глаз! Две недели, Морозов! Из-за вашей некомпетентности я чуть не потерял лучшего счетовода в городе!

– Я немедленно разберусь с этой ситуацией…

– Вы всегда так говорите, – Бестужев презрительно фыркнул. – Знаете, если бы не моё участие в попечительском совете, «Белый Покров» давно превратился бы в захудалую уездную больничку. Собственно, при вас он уже семимильными шагами превращается в обычную забегаловку.

Морозов сжал под столом кулаки так, что побелели костяшки. Ему хотелось вышвырнуть этого наглеца из своего кабинета. Но он не мог. Бестужев был не просто посетителем. Он был одним из столпов, на которых держалось финансовое благополучие «Белого Покрова».

– Я приложу все усилия для улучшения ситуации, Алексей Петрович, – его голос был ровным, без тени эмоций.

– Надеюсь, – граф поднялся, давая понять, что эта тема закрыта. – Ладно, хватит об этом. Я пришёл не только ругаться. Как там тот молодой человек, которого я вам сосватал после инцидента в «Серебряном Кресте»? Пирогов, кажется?

Морозов напрягся ещё сильнее. Пирогов. Эта фамилия в последнее время вызывала у него только головную боль. Он ожидал от него чего угодно – новой жалобы, известия о скандале…

– Работает, – осторожно ответил Морозов. – Он в патологоанатомическом отделении. Весьма… своеобразный специалист.

Бестужев нахмурился. Его добродушное настроение мгновенно испарилось.

– В морге? – переспросил он, и в его голосе прозвучал холодный металл. – Позвольте, Морозов. Я присылаю в вашу клинику человека, который спас мне жизнь, а вы отправляете его работать с трупами? У меня всё больше и больше сомнений в вашей компетентности.

– Я… – начал было Морозов, пытаясь найти оправдание, – таковы были обстоятельства…

– Не утруждайтесь, – оборвал его Бестужев, поднимаясь с кресла. – Я сам найду дорогу. Надеюсь, в подвале вашей клиники не так грязно, как в её управлении.

Он вышел, оставив Морозова одного, с лицом, побагровевшим от сдерживаемой ярости. Старый лис Бестужев и молодой волчонок Пирогов. Что этим двоим нужно друг от друга? И почему у него такое плохое предчувствие, что эта встреча не сулит клинике ничего хорошего?

«Нужно срочно с этим что-то делать, – решил Морозов, с силой хватая трубку внутреннего телефона. – Нужно выяснить, во что опять успел вляпаться Пирогов. И почему все дороги в этой клинике теперь ведут к нему».

* * *

Оставив Воронцову на попечение реаниматологов, я спустился в свои подвальные владения. После суеты реанимации и истерики Золотовой прохладный воздух морга действовал почти как успокоительное.

Здесь царили тишина и порядок. Мир, где всё уже случилось и ничего нельзя изменить. Никаких капризов, никакой паники. Только холодная, честная правда.

Доктор Мёртвый сидел за своим столом, изучая какие-то документы при свете настольной лампы. Увидев меня, он, не поднимая головы, демонстративно посмотрел на большие настенные часы.

– Пирогов. Три часа дня, – его голос был сух как старый пергамент. – Ваша смена в мире мёртвых началась час назад. Живые так сильно вас задержали?

– Они очень не хотели отпускать, – ответил я, снимая верхний халат и надевая свой рабочий, прорезиненный фартук. – Пришлось проявить настойчивость.

– Мудрость, достойная философа, – заметил он, наконец откладывая документы и посмотрев на меня поверх очков. – Но, к сожалению, наш мир не так идеален. Пока родственники требуют тела для похорон, а следователи из городской управы – результаты вскрытий, даже у мёртвых есть свои обязанности. Так что извольте не философствовать, а работать.

Он встал и подвёл меня к дальнему столу, на котором под простынёй проглядывалась фигура человека.

– Специально для вас приберёг нечто… изысканное, – сказал он, и в его голосе прозвучали нотки гурмана, представляющего редкое блюдо. Он откинул ткань с таким жестом, с каким сомелье открывает бутылку старого, коллекционного вина. – Молодой человек, двадцать восемь лет. Доставлен сегодня утром. Предварительная причина смерти неясна.

Я взглянул на тело – и сразу понял, почему Мёртвый назвал случай интересным.

Это был настоящий медицинский ребус. Синюшность губ и точечные кровоизлияния на белках глаз кричали об асфиксии – удушении. Но при этом на шее была чёткая, глубокая странгуляционная борозда, характерная для повешения. А неестественное, скрюченное положение левой руки и гримаса боли, застывшая на лице, прямо намекали на острый коронарный синдром – сердечный приступ.

Его пытались отравить, повесить и довести до инфаркта одновременно? Абсурд.

– Матрёшка смертей, – произнес я, натягивая перчатки.

– Простите? – Мёртвый приподнял бровь. – Любопытная метафора. Поясните.

– Множественные, противоречащие друг другу причины смерти, наслоившиеся одна на другую, – пояснил я, беря в руки скальпель. – Как матрёшка. Нужно аккуратно разобрать по слоям, чтобы найти самую первую, самую маленькую куклу – истинную причину.

Активировав некро-зрение, я увидел то, что и ожидал. Но картина превзошла мои самые смелые предположения.

Потоки смерти в его теле не просто переплетались, они создавали сложный, почти красивый тёмный узор. Три разных «почерка» умирания, три разных временных слоя, наложенных друг на друга с почти хирургической точностью.

Сначала – яд, медленно парализующий нервную систему. Затем, когда он был ещё жив, но уже полностью беспомощен – петля. И в самый последний момент – мощный, целенаправленный магический удар по сердцу.

Это было не убийство. Это была казнь. Тщательно спланированная, почти ритуальная. И убийца хотел, чтобы мы увидели именно это. Он не прятал следы. Он оставлял послание. И моя задача теперь – прочитать его.

Тяжелый секционный нож в моих руках двигался легко и уверенно. Первый Y-образный разрез и поехали… Я был не врачом, а исследователем, читающим последнюю, самую честную страницу в книге жизни этого человека.

Лёгкие действительно показали признаки отёка, характерные для удушения. Но желудок преподнёс сюрприз. Когда я вскрыл его, в нос ударил резкий, горьковатый запах. Я взял пробу содержимого желудка на стекло. Даже без химического анализа было понятно.

– Стрихнин, – констатировал я. – Классический, почти театральный яд. Судя по концентрации запаха, доза была смертельной.

– Значит, отравление? – спросил Мёртвый, с интересом наблюдая за моей работой. – Но это не объясняет странгуляционную борозду.

– Именно, – кивнул я. – А ещё это не объясняет вот это.

Я перешёл к сердцу.

– Смотрите. Обширный разрыв миокарда в области левого желудочка. Классический инфаркт, – моё некро-зрение и временные маркеры на тканях дают чёткую картину. – Инфаркт случился первым. Затем, пока он умирал, агонизируя, кто-то влил ему в горло яд. А когда и это не сработало достаточно быстро – его удушили. Три разных способа убить одного человека.

– Кто-то очень, очень хотел его смерти, – заметил Мёртвый.