Текст книги "Проклятый Лекарь (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 12

Я приложил палец к губам, приказывая ей молчать, и бесшумно двинулся к выходу из комнаты.

Медленно шёл к двери, а в голове уже складывалась картина произошедшего. Их драгоценная пленница, дочь графа, испарилась из подвала. Паника. Суета. «Чёрные Псы» сейчас, без сомнения, переворачивают весь район вверх дном, пытаясь найти её до «Серых Волков», или тем более – до разгневанного папаши.

И, конечно, в своём незамысловатом поиске они решили начать с единственной «белой вороны» на их территории. С меня.

С лекаря, который живёт в их доме, но не является частью их стаи. Логика была примитивной, но железной: «А не замешан ли наш док в этом побеге?» Грубая работа. Но чего ещё ожидать от людей, чьим главным аргументом является кастет?

Это было ожидаемо. Но когда они проверят мою квартиру и убедятся, то больше сюда не сунутся.

Это было частью плана. И хорошо, что в момент их визита я оказался дома. Хотя без моего присутствия через печать они бы проникнуть не смогли.

В проёме стоял Паша Чёрный Пёс. За его спиной маячили две мрачные фигуры, от которых пахло потом и дешёвым табаком.

– Здравствуй, док, – Паша попытался улыбнуться, но вышло не очень. – Как дела? Не спишь?

– Уже спал, – мой тон был холодным и неприветливым. – Что-то срочное?

– Есть разговор. Открой.

– Я не одет.

– Да ладно, – он хмыкнул. – Я же вижу через щель твою рубашку. Открывай, док.

– Я думал, ты понимаешь намёки, Паша. Я не в настроении принимать гостей. Особенно в такой час.

Маска дружелюбия слетела с лица Паши в одно мгновение. Его челюсти сжались, а глаза, видневшиеся в узкой щели, холодно блеснули.

– Док, – его голос стал ниже, в нём появился металл. – Не заставляй меня выламывать твою дверь. У меня был очень, очень плохой день. И я не хочу делать его ещё хуже. Для тебя.

– Уверен, Паша? – мой голос стал тихим и ледяным. – Может, всё-таки попробуешь?

Он замер, уставившись на меня через узкую щель. Я видел, как в его глазах промелькнула тень воспоминания о том, что я сделал с его людьми, которые пытались вести себя со мной бесцеремонно. Он тяжело вздохнул, стирая с лица остатки агрессии.

– Ладно, док. Прости. Нервы. Открой, пожалуйста. Нам просто нужно поговорить.

Я не стал отвечать. Вместо этого я закрыл дверь и начал громко, демонстративно возиться с замками, создавая шум.

– Сейчас открою! – крикнул я, чтобы слышала Аглая. – Замки заедают, говорил же вам, чтобы починили! Совсем развалились!

Я тянул время, ожидая сигнала. И вот он появился. Из-за угла комнаты выскользнул Нюхль, на мгновение материализовался в полумраке, показал мне большой палец когтистой лапой – жест, которому я его научил – и снова исчез.

Всё чисто. Она спряталась.

Я снял цепочку и распахнул дверь.

– Почему так долго возился? – нервно спросил Паша, заваливаясь в квартиру.

Два его «шкафа» последовали за ним, заполняя мою маленькую прихожую своими массивными телами и запахом табака.

– Почините замки, которые сами же ставили, и вопросы отпадут сами собой, – я спокойно закрыл за ними дверь, отрезая путь к отступлению.

Паша прошёл в комнату, не разуваясь, и начал осмотр. Он двигался как хозяин, бесцеремонно. Распахнул дверцы шкафа, заглянул внутрь.

Глупо. Слишком очевидно. Искать хрупкую девушку в шкафу, где висит мой единственный приличный пиджак? Я бы на её месте спрятался в вентиляционном коробе на кухне. Туда бы им и в голову не пришло заглянуть.

Затем он опустился на колени и заглянул под кровать.

«Тоже банально. Первое, что проверяет любой идиот. А вот ниша за старыми книжными полками, где я храню свои инструменты… Почему он не проверил её? Идеальное укрытие».

Он явно нервничал и действовал по шаблону, не включая голову. Это было мне на руку.

– Паша, – я прервал его бесцеремонный осмотр, мой голос был абсолютно спокойным. – Могу я поинтересоваться, что именно вы ищете в моей квартире? Посреди ночи. Вы ведь сами мне её предоставили. Я ведь могу и что-то… незаконное здесь хранить.

Паша усмехнулся, не прекращая осмотра.

– Док, своей запрещёнкой ты меня не удивишь. У меня у самого под кроватью арсенал, на который можно небольшую армию вооружить. Мы ищем девушку. Беглянку. Сбежала из подвала, – он выпрямился и пристально посмотрел мне в глаза, проверяя реакцию. – Не заходила к тебе случайно? Хрупкая, тёмненькая, из благородных.

Я выдержал его взгляд, не моргнув.

– Паша, ты серьёзно? Посмотри на меня. Последний раз девушка заходила в мою квартиру… никогда. Я целыми днями либо с живыми в клинике, либо с мёртвыми в морге. На личную жизнь времени вообще не остаётся.

Он поверил. Но хмыкнул и продолжил обыск.

– Если сильно приспичит, ты скажи, – бросил он через плечо, заглядывая в нишу. – Организую тебе отборных девиц. Скрасишь одиночество.

– Спасибо за заботу, но падшие женщины меня не интересуют.

– Принципиальный? – он удивлённо посмотрел на меня. – Ну-ну.

Не принципиальный. Просто считаю, что нет смысла платить за то, что можно получить бесплатно.

Он остановился у двери в ванную и спросил:

– А там что?

– Ванная, – я пожал плечами. – Хочешь проверить, нет ли её в унитазе?

Он нахмурился, но дёрнул ручку. Заперто.

– Почему заперто?

– Замок старый, его часто заклинивает.

– Выламываем! – скомандовал Паша своим людям, и два «шкафа» шагнули вперёд, готовясь навалиться на дверь плечами.

– Не советую, – я спокойно встал у них на пути. – Испортите дверь – будете ставить новую. Из красного дерева. Дайте-ка я.

Я отстранил их, взялся за дверную ручку, чуть приподнял её вверх до еле слышного щелчка, а затем медленно повернул. Старый, известный только мне трюк с этим заедающим замком.

Пока я медленно открывал дверь, мой мозг просчитывал варианты.

Если Аглая решила, что ванная – лучшее укрытие, придётся действовать быстро.

Первый – удар в кадык. Второй – в солнечное сплетение. Пашу придётся глушить чем-то тяжёлым. Потом – хватать Аглаю, Нюхля, сумку и сматываться из квартиры.

Да и в городе будет передвигаться затруднительно – у Чёрных Псов крупные связи. Всего этого очень не хотелось бы.

Дверь со скрипом открылась, открывая вид на маленькую, выложенную старым кафелем ванную.

Пусто.

Паша оттолкнул меня и вошёл внутрь. Он рывком отдёрнул дешёвую клеёнчатую шторку, заглядывая в пустую ванну. Потом, к моему удивлению, поднял крышку унитаза и заглянул туда.

Это было уже лишним. Я ещё из коридора видел, что в ванной никого нет.

Паша недовольно цыкнул, оглядев пустую ванную, и, не сказав больше ни слова, направился к выходу.

– Ладно, док. Похоже, чисто, – бросил он через плечо. – Извини за вторжение, – его извинение было сухим, формальным, лишённым всякой искренности. Но ждать чего-то большего от него не следовало.

– Замки почините, – мой ответ был не просьбой, а требованием.

– Починим, – ухмыльнулся он уже в дверях. – И, док… если вдруг что-то услышишь или увидишь – дай знать. Мы хорошо платим за информацию.

Это было не просто предложение. Это была проверка и попытка завербовать, причём уже не первая. Я промолчал.

Когда за ним и его молчаливыми гориллами наконец закрылась дверь, я повернул ключ в замке и выдохнул от облегчения. Не пришлось прибегать к силовому варианту и тратить драгоценную, с таким трудом накопленную Живу на этих идиотов.

А теперь…

Так, а где, собственно, наша аристократка?

– Нюхль! Доклад! – мысленно приказал я.

Фамильяр немедленно материализовался из воздуха и без лишних слов ткнул своей когтистой лапой в сторону окна в спальне.

Окно? Эх и дура! Третий этаж, конечно, но с улицы двор просматривается как на ладони! Решила сыграть в Ромео и Джульетту на минималках, пока внизу шастают её похитители?

Я быстро прошёл в спальню, ожидая увидеть её, цепляющуюся за подоконник или пытающуюся перебраться на соседний балкон. Распахнул окно, готовый выругаться на её безрассудство… и на мгновение замер.

То, что я увидел, заставило меня изменить мнение. Она не висела на подоконнике. Она лежала на широком каменном карнизе, который шёл по всему периметру старого дома, и была надёжно скрыта от взглядов с улицы массивным архитектурным выступом. Снизу её было абсолютно не видно.

А девчонка не так проста. Не дура, а молодец. Смекалка и хладнокровие. Ценные качества. В моём старом мире из таких получались отличные шпионы. Или очень живучие жертвы.

– Чисто, – сказал я в темноту. – Можете возвращаться.

Я протянул ей руку и помог перелезть обратно в комнату. Она дрожала – не от холода, а от пережитого напряжения.

Молча снял с кресла старый плед и накинул ей на плечи. Она села на край раскладушки, закутавшись в него, и только сейчас позволила себе несколько глубоких, судорожных вдохов.

Сходил на кухню, быстро вскипятил чайник и заварил две чашки горячего травяного чая.

– Думал, вы придумаете что-то другое, – заметил я, вернувшись в комнату и протягивая ей кружку. Аромат ромашки и мяты наполнил помещение.

– Я слышала, как они ходят по квартире, – её голос был тихим и хриплым. – Думала, это конец.

Мы сидели в тишине. Ночь, моя спартанская комната, две чашки чая. Контраст с недавним хаосом был разительным.

– Он… он мог меня убить, – наконец сказала она, глядя в свою чашку. – Если бы нашёл.

– Паша? – я отпил чай. – Нет. Он не убийца. Он бизнесмен. Мёртвая дочь графа – это огромные проблемы с аристократией и городской стражей. А вот покалеченная, но живая – это ценный актив для торга. Он парень с понятиями, просто нервный и неуравновешенный. С такими нужно быть осторожнее, но бояться их не стоит.

Она удивлённо подняла на меня глаза. Кажется, мой хладнокровный анализ её похитителей немного выбил её из колеи.

– Что вы намерены делать дальше? – спросил я, меняя тему. – Они сюда больше не вернутся. Можно немного выдохнуть.

– Я… я не знаю, – она опустила взгляд. – Мне нужно время. Подумать. Но вы правы, они ведь уже обыскали вашу квартиру. Значит… значит, они больше не будут здесь искать. Это теперь самое безопасное место, верно?

Она сама нашла причину, чтобы остаться. А мне это только на руку. План выйти на её отца не давал мне покоя. Только нужно было сделать это чуть более элегантно, не ломиться в лобовую.

– Верно, – кивнул я.

– Можно… можно я останусь ещё на пару дней? – спросила она, и в её голосе была почти детская просьба. – Просто пока не решу, что делать.

Я ничего не ответил. За пару дней я смогу уговорить тебя бросить своего Ромео и вернуться к папаше под крылышко. И кто знает, может, и благодарность за спасение дочери от папаши удастся получить.

На этом наш ночной разговор закончился. Она, уставшая и измотанная, почти сразу уснула прямо в кресле, закутавшись в плед. Я перенёс её на раскладушку, укрыл одеялом и отправился спать на свою кровать.

Засыпая, я слушал её ровное, спокойное дыхание.

Интересно, как изнеженной аристократке спится на этой старой, скрипучей раскладушке? Впрочем, если она действительно сбежала из дома с какой-то шпаной, то должна быть готова спать и на коврике у двери, и на сеновале. Посмотрим, из какого она теста на самом деле.

Я проснулся от тихого цоканья когтей. На раскладушке сидела Аглая, она выглядела значительно лучше.

Рядом с ней сидел материализовавшийся Нюхль, и она без всякого страха чесала его за костяным подбородком. Фамильяр щурился от удовольствия, как обычный кот.

Какие разительные изменения за одну только ночь.

– Какая необычная ящерица, – сказала она, заметив, что я проснулся. – Никогда таких не видела.

– Экспериментальный образец, – буркнул я, наливая себе стакан воды. – Снял с неё кожу с помощью одного старого реагента, думал, сдохнет. А она, видите ли, не сдохла. Теперь вот так и живёт. Привязалась.

Что, в общем-то, было отчасти правдой. Снял некромантией, и действительно не сдохла.

Аглая осторожно отставила Нюхля в сторону и посмотрела на меня серьёзно.

– Я хочу ещё раз вас поблагодарить. Вчера я была слишком слаба, чтобы полностью осознать, что произошло. Вы спасли мне жизнь. И я этого никогда не забуду. Я в неоплатном долгу перед вами.

Я кивнул, привычно заглядывая в сосуд. Но процентов Живы не прибавилось. Повторная благодарность не работала…

Я посмотрел на часы. Время поджимало. Аглая с любопытством гладила Нюхля.

– Мне нужно на работу, – сказал я, поднимаясь со стула.

– Уже? – на её лице отразилось искреннее разочарование. – Так рано?

Я усмехнулся.

– Аристократы, может, и просыпаются к полудню, но простым лекарям приходится работать. К тому же, – я окинул взглядом пустые чашки и беспорядок на столе, – кто-то должен зарабатывать на еду, а кто-то – эту еду готовить и поддерживать порядок. Раз уж вы здесь живёте, могли бы и помочь по хозяйству.

Она вспыхнула и густо покраснела – от смущения или от возмущения, было неясно.

– Я… я…

– Ясно, – я не стал дожидаться её ответа. – Вы исправитесь.

Я не планировал превращать свою квартиру в убежище для беглых аристократок. Но раз уж так вышло, пусть от неё будет хоть какая-то польза. Не бесплатно же я её лечу и прячу.

– Я не сомневаюсь, – добавил я уже более мягко, направляясь к двери. – А теперь слушайте внимательно.

Я оставил ей короткий, почти армейский инструктаж.

– Дверь никому не открывать. На звонки не отвечать. Еда в холодильнике, разберётесь, что с ней делать. Аптечка – в ванной.

Я вышел в прихожую, она последовала за мной. Я демонстративно проверил замок, а затем незаметно коснулся дверного косяка, проверяя целостность печати. Руна была на месте.

– И самое главное, – я обернулся к ней уже с порога. – Не пытайтесь выйти из квартиры. Для вашей же безопасности.

С этими словами я вышел и закрыл за собой дверь, не дожидаясь ответа.

Выскочив из дома, я почти бегом направился к метро. Летел по улицам, лавируя между прохожими и каретами, мысленно проклиная свою новую гостью, которая отняла у меня драгоценное утреннее время. Времени оставалось впритык – планёрка начиналась через двадцать минут.

По привычке, спускаясь на эскалаторе, я проверил – нет ли «хвоста».

Пусто.

Никаких серых плащей, никаких «случайных» попутчиков, читающих одну и ту же страницу газеты.

Два дня подряд Морозов снимает слежку. Почему? Он решил, что я не опасен? Бросил эту затею?

Маловероятно.

Люди вроде него не бросают начатое. Значит, он точно сменил тактику. И это мне совсем не нравится. Открытый враг предсказуем. Враг, затаившийся в тени – смертельно опасен.

В клинику я влетел за три минуты до начала планёрки. Коридоры терапевтического отделения встретили меня волной неодобрительных взглядов от пробегавших мимо медсестёр. В ординаторской уже все собрались.

– Пирогов! – голос Сомова был холоден как скальпель. – Это уже входит в привычку. Ваше второе опоздание за неделю. Какие будут объяснения на этот раз?

Все взгляды обратились ко мне. Волков ехидно ухмылялся. Глафира Степановна смотрела с презрением.

– Транспортный коллапс, Пётр Александрович, – я выдал первую пришедшую на ум ложь. – На линии метро произошла авария с руническим поездом. Стояли в тоннеле полчаса.

– Удивительно, как эти аварии и коллапсы случаются именно с вами, – Сомов с сомнением покачал головой. – Позже еще разберемся с этим вопросом. А пока – вот, – он протянул мне тонкую историю болезни, – ваш новый пациент. Палата двенадцать. Займитесь им. И постарайтесь больше не опаздывать. Мой лимит доверия не безграничен.

Я молча взял папку.

Отлично. Новый пациент. Новая головная боль. И серьёзный разговор с начальником. День начинается просто прекрасно.

После планёрки я направился в двенадцатую палату.

Новый пациент, которого мне подбросил Сомов, был для меня такой же загадкой, как и для остального отделения. Я взял его историю болезни – тонкую, почти пустую папку. Мужчина, двадцать восемь лет, поступил ночью.

Диагноз: «Лихорадка неясного генеза».

Я вошёл в палату. На койке лежал молодой мужчина, но выглядел он на все сорок. Пергаментная, сухая кожа, нездоровый, лихорадочный румянец на щеках и блуждающий, затуманенный взгляд. Он лежал под одеялом и мелко дрожал, несмотря на тепло в палате. От него исходил слабый, едва уловимый запах пыли и старой, слежавшейся бумаги.

– Как самочувствие? – спросил я, подходя ближе и одновременно активируя некро-зрение.

– Плохо, доктор, – его голос был слабым, а губы потрескались. – Третий день как накатывает – то в жар бросает так, что рубашку выжимать можно, то озноб до костей пробирает. Голова раскалывается, будто её в тиски зажали.

Картина потоков Живы в его теле озадачила.

Я ожидал увидеть чёткую картину – тёмное пятно инфекции, энергетический тромб, блок в каналах. Но вместо этого я увидел… муть.

Вся его аура, вся сеть жизненной силы была словно подёрнута дымкой, как будто смотришь на мир через запотевшее или грязное стекло. Не было конкретных очагов.

Болезнь была везде и нигде одновременно, как туман, пропитавший каждую его клетку, медленно высасывая из него жизнь.

– Что предшествовало приступу? Травмы, отравления, контакт с больными?

– Ничего особенного, – он с трудом сглотнул. – Работаю в городском архиве, бумаги перекладываю. Тихая, спокойная работа.

Архивная пыль? Какая-нибудь редкая форма грибка? Проклятие, наложенное на старый документ? Нет, картина не та. При проклятии я бы увидел чёткий инородный след.

При аллергии – гиперактивность иммунной системы, яркие вспышки энергии. А здесь – общее, системное угасание. Словно что-то медленно, но верно высасывало из него жизнь, как паразит. Но самого паразита я не видел.

Это была загадка. А загадки я любил. Но лечить наугад, основываясь только на неясной картине в некро-видении, было бы слишком рискованно.

– Я назначу вам несколько анализов, – сказал я, доставая бланк. – Общий анализ крови, биохимию, ЭКГ, рентген лёгких, посевы крови на стерильность. Нужно собрать данные, получить полную картину. Пусть сначала поработают машины и реагенты. Они медленные, но дают факты, от которых можно оттолкнуться.

Я едва успел выйти из палаты, как в коридоре раздался громкий, возмущённый голос, который, казалось, заставил вибрировать стены:

– Где этот шарлатан Пирогов⁈

По коридору, расталкивая медсестёр и пациентов, нёсся как разъярённый носорог мужчина лет сорока в дорогом, но помятом костюме. Лицо его было багровым, а глаза метали молнии.

Я узнал его – вчерашний пациент с «несварением», мелкий чиновник из министерства транспорта.

– Я здесь, – спокойно сказал я. – В чём дело?

– В чём дело⁈ – он подскочил ко мне, размахивая каким-то рецептурным бланком. – Вы что мне вчера прописали⁈ Я всю ночь не слезал с горшка! Жена думала, я помираю! Я буду жаловаться! Дойду до самого министра! Вас лишат лицензии! Вас посадят! Я позабочусь, чтобы вы до конца своих дней работали в сельской амбулатории, где лечат только кашель у коров!

– Позвольте взглянуть на назначение, – я взял у него из рук бланк.

И на секунду замер.

Вместо лёгкого спазмолитика, который я ему выписывал, в графе «назначение» чётким, почти каллиграфическим почерком было выведено мощное слабительное в тройной дозировке.

Почерк был похож на мой. Очень похож. Талантливая, почти безупречная подделка. Но я заметил едва уловимое различие в нажиме ручки в конце росписи. Волков. Сомнений не было.

Он перешёл черту. Мелкие пакости – это одно. А это – прямое вредительство, которое могло нанести реальный ущерб здоровью пациента. Что ж, игра принята. Только правила теперь будут моими.

Весь коридор высыпал поглазеть на скандал. В дверях ординаторской мелькнуло довольное, ухмыляющееся лицо Волкова.

– Уважаемый, – я понизил голос, заставляя чиновника прислушаться и сбавить тон на фоне моего спокойствия. – Вы уверены, что приняли именно то, что я прописал? Не перепутали упаковки дома?

– Да как вы смеете! Я грамотный человек!

– Не сомневаюсь, – я создал иллюзию доверия и соучастия. – Но позвольте уточнить – препарат вам выдавали в нашей аптеке при клинике?

– Нет, покупал в городской, по дороге домой…

– Вот видите, – я развёл руками, создавая общего, безликого врага. – Возможно, фармацевт ошибся. Усталость, конец смены, всякое бывает. Или, что ещё хуже, препарат был некачественный, поддельный. Сейчас много таких развелось. Давайте не будем горячиться. Я выпишу вам компенсирующее средство, и к вечеру всё нормализуется. Как рукой снимет.

Чиновник слегка остыл. Моя логика и спокойствие сбили его с толку. Он всё ещё фыркал, но уже не кричал. Я быстро выписал ему рецепт на закрепляющее и лёгкое успокоительное, параллельно думая о мести.

Нюхль и так весь день доставляет Волкову мелкие неприятности, пока ищет мне умирающего. Потерянные ключи, передвинутые бумаги. Но теперь этого мало.

Это была уже не шутка. Это была объявленная война. И на войне я не привык проигрывать.

Ты хотел сыграть по-крупному, Егор? Хорошо. Только ты ещё не знаешь, каковы мои ставки.

В обеденный перерыв я забился в самый дальний, тёмный угол больничной столовой. Шум, гам, запах кислой капусты и пережаренных котлет – всё это создавало идеальный фон для моих мыслей.

Я сидел, механически ковыряя вилкой безвкусный шницель в своей тарелке. Аппетита не было. Все мои мысли были заняты Волковым. Как сделать так, чтобы он не просто пожалел о содеянном, а чтобы его жизнь превратилась в маленький, персональный, тщательно спланированный ад?

– Можно?

Надо мной возникла Ольга с подносом в руках. Она неловко переминалась с ноги на ногу, не решаясь сесть без приглашения.

Я молча кивнул.

Она села напротив и начала без конца помешивать свой чай, хотя сахар там, я был уверен, давно растворился.

– Хочу извиниться за вчерашнее, – сказала она, не поднимая глаз от своей чашки. – Я… насчёт той встречи в ординаторской… Прости. Я была не в духе. Не должна была на тебе срываться. Просто… день был тяжёлый.

– Бывает, – я пожал плечами. – Где твоя подруга Варвара?

Ольга поморщилась так, словно съела лимон целиком.

– В буфете. С Волковым воркует. Как голубка. Он выбрал её, а она и рада стараться, не замечая, какой он на самом деле… пустой и самовлюблённый.

Интересный расклад. Две подруги, один объект вожделения. Классический любовный треугольник. Ревность – отличный рычаг для давления.

Нюхль материализовался у меня под столом, невидимый для всех. Он посмотрел на меня, потом на Ольгу, потом снова на меня. А затем сложил свои когтистые лапки в форме кривого, костяного сердечка и многозначительно подмигнул мне своей пустой глазницей.

Спасибо за подсказку, костяной Купидон. Ольга с Волкова решила переключиться на меня. Кажется, я нашёл её слабое место. Грех не воспользоваться.

– Знаешь, Ольга, – начал я задумчиво, отодвигая тарелку с нетронутой котлетой. – Мне всегда было интересно, вы с Варварой такие разные. Она – такая правильная, амбициозная, всегда знает, чего хочет. А ты – более эмоциональная, живая. Как вы вообще подружились?

Она подняла на меня удивлённый взгляд. Кажется, такого вопроса она не ожидала.

– Мы с детства вместе… – начала она, и в её голосе появилась тёплая нотка. – Наши родители дружили. Варя всегда была такой… правильной. А я…

– А ты была её тенью? – мягко подсказал я.

Она вздрогнула.

– Почему ты так говоришь? – спросила она.

– Потому что я вижу, как ты на неё смотришь. И на него, – я кивнул в сторону буфета, где, по её словам, ворковала парочка. – Знаешь, я неплохо разбираюсь в людях. И в их тайнах. Например, я знаю, что у тебя на душе тяжело. Не только из-за Волкова. Есть что-то ещё. Что-то, что гложет тебя уже давно.

Я усыплял её бдительность, вёл разговор в безопасное, но очень личное русло, заставляя её думать о своих чувствах, а не об опасности. Она опустила глаза, снова начав помешивать остывший чай. Она попалась на крючок.

– Скажи мне, – я наклонился чуть ближе, и мой голос стал тихим, почти интимным, как у священника на исповеди. – Что на самом деле произошло в тот день на выпускном? В тот день, когда вы меня «потеряли» в лесу?

Эффект превзошёл все мои ожидания. Она сначала побелела так, что её лицо слилось со стеной. Потом, наоборот, залилась густым, уродливым румянцем.

Чашка в её руке задрожала, и остывший чай выплеснулся ей на колени, но она, кажется, даже не почувствовала этого. Её губы беззвучно зашевелились.

– Я… что ты… откуда…

Её глаза расширились от чистого, животного ужаса.

Она вскочила, с грохотом опрокинув стул.

– Мне нужно идти!

Но я был быстрее. Моя рука, как стальной капкан, сомкнулась на её запястье. Не сильно, но твёрдо, не давая вырваться.

– Нет, Ольга. Мы не закончили. Мы только начали. И на этот раз ты расскажешь мне всё.