Текст книги "Дороги Рагнара Ворона (СИ)"

Автор книги: Александр Ледащёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Александр Валентинович Ледащёв
Дороги Рагнара Ворона

Пролог

Тяжело подминая волны, к берегу шел драккар. Несколько весел безвольно болтались по его правому борту. Щиты на драккаре были повернуты боевой стороной наружу, голова дракона мрачно смотрела на белую пену волн. Людей на драккаре не было видно, не звонил гонг, отбивая ритм для гребцов, драккар мертво и слепо, как огромный хищник, смертельно раненый и ищущий место, где бы спокойно умереть, подползал к берегу, влекомый приливом.

Женщины и дети давно уже убежали за каменные валы, как только черный драккар вошел в тихие воды фиорда.

На берегу, мрачно готовясь к встрече опасного гостя, не скрывавшего своих воинственных намерений, стояли мужчины селения, наскоро собравшиеся. Их было немного, поселок был небольшой и никто не обольщался мыслями о том, что удастся отогнать морского дракона.

Молчал драккар. Молчали люди на берегу. Расстояние меж ними все уменьшалось, вот драккар на волне прилива ударил килем в гальку и устало завалился на бок. Все. Пришел. Можно умирать.

Время тянулось и тянулось. Оно тянулось все более и более медленно, но выбора у жителей поселка не было – невзирая на то, что драккар ясно обозначил цель своего прихода, напасть первыми было бы, самое меньшее, глупым. Судя по румам, на драккаре было вдвое больше бойцов, чем готовилось к битве на берегу.

Молчал драккар. Молчал берег. Молча стлалась по гальке вода.

– Я узнаю этот драккар, – негромко сказал самый старший из селищенцев, – это драккар Рагнара Ворона. Его появление всегда было предвестником несчастья. Но сейчас, похоже, он сам попал в беду.

Люди промолчали. Их строгий край, не прощающий ошибок, приучил их не торопиться ни словом, ни делом. Старый Бю говорит, что это драккар Рагнара Ворона пришел с приливом и молча стоит на берегу? Драккар, чьи щиты были повернуты в сторону мира угрожающей стороной? Голова дракона оскалила бесчисленные зубы? Что с того? Еще немного и станет ясно, что делать. С драккара ринутся окольчуженной волной воины Рагнара, а на берегу, под прикрытием стрелков, прячущихся среди камней, их встретят жители поселка, погибнут, поселок будет разграблен, и Ворон унесется дальше, в великое море.

Вот и все. Все, как всегда.

…Но все же не как всегда. Рагнар Ворон и его люди вели себя более, чем странно. Внезапности не вышло, да и выйти не могло, так как драккар вошел в воды фиорда днем, значит, предстояла простая резня, кто кого. И даже ясно было, кто и кого. Но драккар молчал. Не спешили на берег воины Рагнара.

Но на берегу, между тем, никто не сетовал на лишние мгновенья жизни.

На драккаре же, наконец, послышались какие-то звуки, словно кто-то тяжело ворочался на палубе, как будто кто-то полз к борту, упрямо цепляясь бессильными руками.

На начало боя это походило мало. Это, если уж совсем по-честному, вообще ни на что не походило. Люди на берегу ждали, а на борту кто-то возился.

Наконец, с борта, на котором лежал драккар, на прибрежную гальку упал человек. Он упал на спину, попытался было повернуться, но смог лишь перевалиться набок и затих.

На берегу никто не пошевелился, никто не проронил ни слова. Потом Старый Бю, тот самый, что узнал драккар, осторожно подошел к человеку.

Тот, окатываемый приливными волнами, сделал еще одну попытку перевалиться на живот, чтобы ползти, но смог лишь вытянуть перед собой руку. Бю наклонился к нему, закрываясь от драккара щитом и держа топор наготове. Он мельком глянул на человека, пристально на драккар и крикнул своим: «На драккаре никого нет!»

Люди потянулись к берегу, окружили Бю и упавшего. Бю присел к нему и перевернул на спину. С залитого кровью лица на него в упор глянули два побелевших от ярости и боли глаза. Человек попытался что-то сказать, но смог издать лишь негромкое рычание, замершее через миг в горле. Глаза закрылись, но шевельнулись губы. Бю поднял руку, призывая людей к тишине, и человек еле слышно прошептал:

– Далеко ли до Норангенфьорда?

– Да не то, что бы уж очень – ответил Бю.

– Скажите Хрольфу Пешеходу, чтобы уходил в Валланд. Что Рагнар Ворон не смог сделать того, что обещал. Он поймет. Он наградит гонца.

Бю выпрямился и сказал: «Это и есть Рагнар Ворон. Осторожно возьмите его и отнесите в мой дом. Оттащите от воды и поставьте его драккар на подпорки. Я сам пойду к Хрольфу в Норангенфьорд».

Так на берег Нур-фиорда попал Рагнар Ворон.

Глава первая,
в которой Старый Бю рассказывает историю рождения Рагнара Ворона

Рагнара Ворона отнесли в дом старого Бю и положили на постель. Деревенская колдунья, прибежавшая в деревню сразу же после того, как один из мужчин оповестил ушедших за валы, что опасности нет, потребовала поставить на огонь котел воды и, недолго думавши, выгнала всех, включая Старого Бю, за дверь.

После того, как выяснилось, что битва и резня отменяются, люди не разошлись по своим делам, а так и остались стоять у дома Старого Бю, словно ожидая какого-то продолжения так необычно начавшемуся дню. Кто-то присел на бревно, лежавшее у стены дома, кто-то и просто на землю. Один из молодых спросил негромко, словно опасаясь, что его слова проникнут сквозь бревна дома Бю: «Отчего его прозвали Вороном?» Старый Бю поудобнее уселся на камне, на котором сидел, и ответил:

– Прозвали? Нет, скорее «назвали». Да-да, назвали, – старик повел суровым глазом вокруг себя, словно ожидая хора голосов, утверждавших обратное. Никто не сказал ни слова и Бю продолжил: – Он родился «волчьей ночью», темноволосым, даже нет – черноволосым, с черными, черными, как смоль, волосами. Его мать, красавицу Гудрун, да и его самого, спасло от смерти только то, что во фьорде не было больше никого с черными или даже просто темными волосами, а его отец, Оттар Медведь, не смог припомнить ни одного гостя с темной головой, который мог бы подбросить ему в постель младенца на память, во всяком случае, за последний год. По обычаю Оттар Медведь должен был решить, унести ли новорожденного в лес (а многие ожидали именно этого) или же дать ему имя.

Бедняга Оттар, давно ждавший наследника (его жена, красавица Гудрун, рожала ему одну дочь за другой), может, и сам был бы не прочь ненароком потерять ребенка по дороге в общую комнату его дома, где сидели гости, но это был мальчик. Поэтому он внес ребенка в комнату и молча показал его собравшимся со всех соседних усадеб, гостям. Те настороженно ждали.

– Я оставляю ребенка у себя, – твердо и грозно сказал тогда Медведь – и нарекаю его… – Тут он посмотрел на ребенка еще раз, вздохнул, задумался не в первый раз и сказал негромко: «Ворон, как есть ворон», но недостаточно негромко, так, что его расслышала колдунья и завопила на весь дом: «Ворон! Вороном назвал Оттар Медведь своего наследника!». Оттар Медведь не был мастером решать сложные дела, оттого попросту заорал еще громче: «Рагнаром! Рагнар будет его имя!»

Застолье смолчало, ибо не нашлось желающих разозлить Оттара Медведя, праздничное угощенье прошло непривычно тихо, но по всем правилам, и люди, пожелав ребенку побед, достойных Тора и мудрости, достойной Одина, разошлись.

Они-то разошлись, не дав воли языкам в доме Оттара, но Оттар-то прекрасно понимал, что этими языками они до костей оближут и его, и красавицу Гудрун, и уж тем более, его сына. Чтобы это не вошло в привычку, которая усложнила бы ему и его семье жизнь, Оттар дождался первого и, как потом говорили, даже не самого удачного случая. Кто-то из мужчин помянул их пьяным и небрежным языком. Оттар Медведь вызвал обидчика, не помнившего наутро, что он и говорил, на поединок. И поделил его надвое секирой, сделав из одного болтуна сразу двух, а также дав острастку другим острословам на будущее.

Оттар Медведь был хевдингом, малым вождем, за ним поднимали мечи около шестидесяти человек, его жизнь была в походах и боях, такая же судьба ждала и, как вы видите, дождалась и его сына.

Оттар Медведь погиб в набеге на варяжский берег, его дружина перешла под начало Рагнара, которого уже тогда звали «Рагнаром Вороном», несмотря на то, что ему минуло только четыре года. Ибо, с легкой руки Оттара, а точнее, с длинного языка колдуньи, мальчишка получил прозвище тогда, когда дети еще и имя-то свое нетвердо знают.

Его мать, красавица Гудрун, вела дом твердой рукой, и самое странное, что дружина Оттара не разошлась по другим хевдингам. Мать Рагнара была не только красива, но и умна, а к тому же еще ее посещали видения, которые редко когда не сбывались. Она сулила удачу тем, кто останется с ее сыном, а пока тот сосал грудь, с ней самой, охраняя усадьбу и добытое Оттаром добро до того момента, когда тот сам сможет водить хирд. Хирд поверил ей и остался при Рагнаре, а вернее, при Гудрун.

Само собой, что люди Оттара Медведя предпочитали не пахать и рыбачить, а воевать, и Гудрун просто-напросто стала сдавать хирд хевдингам, ищущим людей внаем за четвертую часть добычи.

Так что все остались довольны. Хевдинги тем, что всегда могли рассчитывать на хирд Оттара. Воины Оттара тем, что не сидели без дела и постепенно богатели. А Гудрун тем, что ее усадьба и земли бондэров, плативших ей подати, не были разорены случайным набегом досужего соседа.

Но было ясно, что долго так продолжаться не может, и уже с самого раннего детства Рагнар Ворон все время проводил с воинами, когда те не были в походе. В свой первый поход Ворон ушел в десять лет и умудрился остаться в живых, и вернуться домой. Перед походом хирд принес ему клятву верности и в десять лет Ворон стал хевдингом, который, как ни крути, сводил хирд в поход и вернулся домой с добычей.

Понятно, что и походом, и всем прочим заправлял кормчий Оттара Медведя, но люди помнят имена вождей, пусть даже те не могут еще толком ни грести, ни сражаться.

В пятнадцать лет Рагнар Ворон уже имел за спиной дела, достойные викинга, удача ходила в походы вместе с ним, Гудрун выдала замуж дочерей, тоже очень и очень удачно, а люди как-то и не думали, сколько лет тому, кто водил их в походы и собирал подати с земель. Какая разница, если хирд не редел, а походы Рагнара становились все более и более удачливыми?

Торговать и торговаться он не любил, добычу сбывал быстро, хотя скупые могли бы сказать, что он терял кое-что на такой торговле. Но его люди не роптали, так как добычи обычно бывало много, и стоила она очень дорого.

Друзей у Рагнара Ворона не было. С самого детства он жил каким-то своим миром, каким-то своими мыслями, которыми не спешил делиться с окружающими. Он любил войну ради войны, походы ради походов, победы ради славы, он словно был тем хевдингом, о которых теперь поют разве что скальды и которых, я думаю, не было на самом деле никогда. Но Гудрун сказала правду – никто не пожалел о том, что остался с Рагнаром.

Раньше всех иных хевдингов он уходил в море после зимы и позже всех возвращался. Люди, ходившие под его началом, были на редкость верны ему, насколько я знаю, ни один не ушел из его хирда, что, как вы сами знаете, невиданная редкость.

Так рос и богател Рагнар Ворон, прославленный мореход, мудрый хозяин и расчетливый вождь. Но что-то вечно гнало его вперед и вперед из дома, да и его люди со временем стали ему под стать. Я слышал о нескольких походах, из которых они вообще не привезли почти никакой добычи, но привезли лишь рассказы о берегах, где люди вдыхают дым из трубок, а на войне охотятся за волосами с головы врагов, которые снимают вместе с кожей. Вы можете себе представить викингов, убивших время без малейшей выгоды и пришедших зимовать с пустыми руками? Да, я тоже могу. Но представить себе, что они не бросили такого хевдинга сразу же после прибытия домой? А? То-то. И я не могу. Удача бежала за Рагнаром Вороном, а он же словно бежал от своей удачи. Однажды…

– Бю, – наконец-то сказал кто-то из слушателей, – тебя попросили лишь ответить на вопрос, отчего его так прозвали. А ты умудрился поведать целую песнь, отняв у нас кучу времени!

Старик смолк, нахохлил брови и сказал: «Вы считаете, что я даром потратил ваше время? Отлично. Тогда я дам вам совет – поставьте драккар Ворона на берегу так, чтобы из входа в фиорд он выглядел, словно пришел на зиму. И какое-то время мы сможем не бояться морских набегов. А для того, чтобы вы не стали спорить со мной, я рассказал вам о том, кого нынче лечит под моим кровом старая Эйла».

И все сошлись на том, что время, проведенное в покое, стоит того, что потратил старый Бю на рассказ о Рагнаре Вороне.

Так Старый Бю рассказал, кто такой Рагнар Ворон и почему его так прозвали.

Глава вторая,
в которой Рагнар Ворон приходит в себя

Можно ли прийти в себя рывком? Рагнар Ворон, по крайней мере, пришел в себя именно так – внезапно и сразу. Не открывая глаз и не дыша, сразу же ощутил свое тело, вспомнил, кто он и где он. Прекрасно помнил он также и то, как здесь оказался. Открывать глаза он пока не стал, но изо всех сил прислушивался к тому, что было вокруг него.

В комнате кто-то неустанно бормотал себе под нос, пахло травами, теми же травами пахло и от его бороды, и от усов. Рагнар еще раз мысленно обследовал свое тело, стараясь понять, что с ним. Горела левая щека, гудела голова, левое плечо ныло сильной, тупой болью, а левую лопатку время от времени пронизывало, словно копьем. Все тело болело так, словно он попал в лапы медведя. Поочередно он напряг левую, затем правую ногу, а потом, поняв, что укрыт шкурой от посторонних взглядов, сильно сжал несколько раз кулаки.

Голова, руки и ноги были при нем и, на первый взгляд, подчинялись. Открывать глаза было преждевременно, да и лень. Рагнар подумал мельком, что если его поят травами, то есть две возможности – его лечат, чтобы вылечить. А вторая – его лечат, чтобы вылечить, а затем казнить. Если люди Гальфдана Черного нашли его, то вторая возможность становилась самой очевидной. Люди Пешехода просто сразу прикончили бы его и весь сказ. Значит, не они.

Он несколько раз провел языком по небу и щекам изнутри – вкуса крови не было, значит, внутренности, или уж хотя бы их часть, были целыми. О готовности же драться пришлось пока забыть, он уже понял, что полностью голый под шкурой. Как же все так глупо вышло? Почему ты не проверил тот фьорд? Почему поверил Гололобому? Почему сразу кинулся в драку? Проклятые шхеры. Проклятый фьорд. Проклятая глупость, если уж быть честным.

– Ворон! – крикнул тогда кормчий Эрик Весло, – Ворон, приближается шторм, пора прекращать поиски, хотя бы на сегодня! Войдем в шхеры.

Ты запрыгнул на нос драккара, обвел взглядом море – с моря на берег шли стада тяжелых, брюхатых бурей туч, вдалеке уже погромыхивал гром, вспыхивали молнии. Эрик был прав, и ты уже хотел крикнуть, чтобы шли в шхеры, как вдруг… Вечное «вдруг»!

Ты почувствовал, как хищный оскал исказил твое лицо. Гололобый не соврал тебе!

– Эрик! – позвал ты, – Эрик, как скоро начнется шторм?

– Да кто может сказать точно, кроме Эгира? А что?

– А то, что Гололобый Эйнар не обманул нас! Вон «Морской Змей»! – И ты указал рукой на темно-синий, по-змеиному узкий драккар, выходивший из-за скал шхеры. Это теперь ты понимал, что дураком, редкостным, истинным, чистых кровей, оказался именно ты. Но тогда ты думал только о том, что если успеть войти в пролив, скала закроет вас от шторма, а узкому драккару попросту некуда будет деться, его хваленая скорость тут ничего не решит. Ты нашел его. Ты догнал его. Ты припер его к стене.

Эрик Весло тоже увидел этот узкий драккар, осклабился и тут же переложил кормило чуть левее, он не хуже тебя понимал, что «Морского Змея» надо зажать в проливе и уйти от бури за скалы.

На «Морском Змее», не разворачивая драккар, на это все одно уже не оставалось времени, гребцы просто повернулись лицом к корме и ударили веслами в воду, словно стараясь выместить на ней злость. Гонг «Морского Змея» из чистого золота, прославленный по всей Норвегии, задавал бешеный ритм, но твой «Ворон» если и уступал «Морскому Змею» в скорости, то в умении гребцов и кормчего не уступил бы никому. «Ворон» настигал «Морского Змея», ты уже видел лица людей, столпившихся на палубе. Гальфдана Черного ты узнал сразу по шлему, усаженному короткими шипами, и красному плащу, который, распахиваясь, показывал тяжелые доспехи. Доспехи? Черный, конечно, слыл умным и осторожным человеком, но здесь, в краях, где все его любили и ждали, и куда он, по словам Гололобого, просто зашел для того, чтобы принести жертву Фрейе… Что-то здесь было не так. Тем временем твой «Ворон» вклинился между «Морским Змеем» и правым берегом скалистого прохода и теперь борт в борт становился к драккару Черного. «Морской Змей» уже не успевал войти в узкое горло одного из проходов шхеры, ты готовился первым прыгнуть на его палубу, твои воины по команде «Бросай!» кинули абордажные крюки, впившиеся лапами в борт драккара, и теперь спешно и слаженно тянули веревки к себе, подтягивая «Морского Змея», как вдруг среди людей на его палубе ты увидел Гололобого. Одновременно ты понял, что золотой гонг уже давно не бьет бешеный ритм, и в голове твоей, наконец, все сложилось один к одному. Гололобый и впрямь не соврал тебе, Черного любили все и он тоже настолько, что врал тебе просто взахлеб! Треклятый Гололобый был очень убедителен, когда клялся, будто ушел от Черного, оскорбленный какой-то его выходкой. Казалось, что скалы шхеры дрогнули от твоего рева: «Руби концы! Уходим!», – а ты обернулся и заметил, что уже опоздал. С «Морского Змея» полетели крючья и намертво связали ваши драккары. Из двух узких горловин шхеры, с левой ее стороны, как две смертоносные ласки к оплошавшему глухарю, кинулись два драккара «Куница» и «Росомаха», драккары Черного, который, по словам все того же Гололобого, пришел сюда только на одном драккаре. Выход в море уже перекрывал, выйдя из лабиринта проходов, третий, точнее, четвертый драккар, если считать с «Морским Змеем». Этот драккар ты тоже узнал, это был «Вепрь» Эйрика Свиноголового.

Единственным, что можно было с огромной натяжкой назвать хорошим, было то, что «Куница» и «Росомаха» не смогли бы взять тебя в клещи: с одной стороны ты был прикрыт близким и каменистым берегом, с другой – тебя невольно прикрыл «Морской Змей».

– Что делать, хевдинг? – невозмутимо спросил тебя твой воин с торчащими из-под верхней губы клыками Эстольд Кабан.

Что делать? Единственное, что можно было успеть придумать, так это высадка на «Морского Змея» и быстрое убийство Гальфдана Черного, а там, глядишь, прыти у «Куницы» и «Росомахи» поубавится!

– Все на «Змея» – крикнул ты, – быстрее! Весло, ты остаешься на «Вороне»!

– Брось свои шуточки, Ворон, – загремел с «Морского Змея» властный голос короля Гальфдана, – бросайте оружие, сушите весла!

Спорить с ним было некогда, и ты рявкнул: «Лучники!», – и с твоего драккара полетели стрелы. На «Морском Змее» подняли щиты, но повезло не всем, и несколько человек упали. В следующий миг «Ворон», которого все еще тащили к себе с «Морского Змея», ломая себе и ему весла, сошелся с драккаром Гальфдана борт в борт. Ты прыгнул на палубу первым с мечом в одной руке и с топором в другой. За тобой, как белки в горящем лесу, на «Морского Змея» попрыгали твои люди.

И на «Морском Змее» весело и ярко вскипел кровавый водоворот! Быстрее! Быстрее! Еще быстрее, быстрее, пожри вас всех Ёрмунганд! Твой меч сходу отрубил кому-то подбородок, топор воткнулся в чью-то грудь, а время стало вязким, словно смола. Тебе было некогда смотреть, что происходит, и так было ясно, что ничего хорошего! Было одно, главное – убить Черного и больше ничего. Быстрее! Еще немного! Еще! Прорываясь к Гальфдану, ты рубил на обе стороны, но становилось понятно, что проломить живую стену из воинов Черного будет непросто. «Быстрее!» – кричал ты. Твои люди делали, что могли, они прекрасно понимали, в чем их единственный шанс. Но чем больше воинов Гальфдана падало, тем, казалось, больше их становилось. Ты понял, что «Куница» и «Росомаха» встали к «Морскому Змею» впритык и, не имея возможности зажать в клещи твой драккар, втрое увеличили число воинов Черного, прыгая на его борт и вступая в схватку.

В твоей руке уже давно не было топора, а было чье-то короткое копье. Как оно там оказалось, ты не помнил. Но сейчас оно оказалось более чем кстати, и ты, широко размахнувшись, метнул его в лицо короля. Тот быстро, по-молодому, отшатнулся и копье только распороло ему щеку и вонзилось, как ты видел, в горло Гололобому.

– Хей-хо! – Крикнул ты радостно – тоже неплохо! – И обвел взглядом царившую вокруг резню. К Черному было уже невозможно прорваться, его людей все прибывало. И потому ты крикнул единственно верное: «Уходим! Все на «Ворона»! Уходим отсюда, Эгир побери Гальфдана вместе со Свиноголовым!»

И твои люди, те, кто еще остался, стали прорываться к борту «Морского Змея». И время застыло. Хлестала кровь, на палубу падали отрубленные руки и ноги, валились люди, твои, чужие, ноги то и дело оскальзывались на чьей-то требухе, и бешенство грызло тебя, как волк, потому, что ты не мог уже убить Черного! Попутно обрубая веревки абордажных крючьев, падая и больше не вставая, отбиваясь от людей Гальфдана с мужеством безнадежного отчаяния, твои люди прорвались к «Ворону». Ты тоже прыгнул на борт своего драккара, напоследок отрубив кому-то обе кисти. Все, кто остались в живых, одновременно уперлись обломками весел в борт «Морского Змея» и, оттолкнувшись, гребя уцелевшими веслами, вырвались на чистую воду.

С «Куницы» и «Росомахи» сыпались стрелы и летели пращные ядра, стрелы летели и с «Вепря», все было очень глупо и просто. Просто пришла пора умирать. Пытаясь отчалить от «Морского Змея», «Куница» и «Росомаха» умудрились посадить его на мель и теперь старались отцепиться от него, мешая друг другу. А твой драккар, как покалеченная птица, стремился прямо к «Вепрю», закрывавшему выход на большую воду. Хотя ты прекрасно понимал, что и на большой воде вам ловить нечего, от твоего хирда осталась хорошо, если пятая часть, и даже то, что уцелевшие похватали запасные весла и теперь гребли изо всех сил, не помешали бы драккарам Гальфдана и Свиноголового догнать вас в море и добить. Но это было лучше, чем просто сдаться. Намного лучше. И ты знал, что так думают все твои люди. Пока еще твои, потому что один за другим, поражаемые стрелами, они уходили от тебя в Валгаллу.

«Вепрь», при виде «Ворона», который все быстрее шел к нему, носом прямехонько в борт, ощетинился было баграми и веслами, но Свиноголовый понимал – безумный хирд, во главе с Вороном не остановится, а протаранит его «Вепря», видимо, желая захватить с собой как можно больше врагов.

– На таран! – закричал ты, и Свиноголовый не выдержал. Весла «Вепря» вспенили воду, и его драккар успел уйти от верного столкновения. В тот же миг над вашими головами вспыхнула молния, сразу же ударил дикий раскат грома, а затем хлынул ливень с градом, стеной, которая скрыла вас от врагов.

– Куда теперь, Ворон? – взвыл кормчий.

– В море! Веди в открытое море! – крикнул ты.

– Шторм, мы не успеем отойти от берега, нас разобьет о камни!

– Хуже точно не будет! Уходи в море, попробуем! – ответил ты, не сводя глаз с выхода из шхеры. Темные пятна, одно за другим, выходили из стены дождя, стремясь в погоню. Видимо, люди Гальфдана тоже решили рискнуть и нагнать вас.

И снова стрелы и ядра, снова крики и стоны, и оглушительно смеется Эрик Весло, раненый, но твердо стоящий на ногах и уводящий «Ворона» все дальше от полосы прибоя.

Тут море решило показать, что шутки кончились. Огромный вал, с носа до кормы, прошелся вдоль твоего драккара, смывая викингов за борт, но кое-кто был еще жив, а Эрик Весло все так же держался за кормило с той только разницей, что он был мертв. Волны накрывали «Ворона» все чаще и чаще, и кормило держал уже ты, оттолкнув тело кормчего ногой, а людей становилось все меньше, потом жар схватки оставил тебя, зато резко наверстала свое боль от полученных ран, и ты упал на палубу, потеряв сознание.

Шторм подхватил «Ворона» и понес неведомо куда. На борту в живых оставался только ты, и ты очнулся. И намертво привязал себя к кормилу поясом. И снова на тебя обрушилась темнота.

И вот ты здесь. Ты голый лежишь под толстой и теплой шкурой, и борода, и усы пахнут травами, травами пахнет и вокруг тебя, и чей-то голос монотонно что-то бубнит.

Ты открыл глаза.

Так Рагнар Ворон припомнил то, что с ним стряслось в последние дни.