Текст книги "Дороги Рагнара Ворона (СИ)"

Автор книги: Александр Ледащёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава двадцать пятая,
в которой Рагнар Ворон продолжает путь к Дании

«Морской Змей» подходил все ближе. Ворону, закутанному в плащ с капюшоном, нечего было бояться, что его узнают, поэтому он с интересом поглядывал на приближающийся драккар. Драккар короля был в несколько раз больше драккара сыновей Канута, и потому люди на «Морском Змее» вели себя не так осторожно, как следовало бы, приближаясь неизвестно к кому. Щиты на «Морском Змее» были пока повернуты мирной стороной, но надменное лицо Ингольфа, стоящего на носу, говорило, что каждый миг все может резко перемениться.

Дети Канута, собравшиеся на правом боку своего драккара, к которому подходил «Морской Змей», выглядели совершенно беззаботно. Вроде бы, даже и не обращали внимания на «Морского Змея». В них не ощущалось ни готовности, ни напряжения. Просто двенадцать викингов идут по своим делам, никакой вины за собой ни в чем не чувствуют, а потому и прятаться им не от кого. Время от времени кто-нибудь из них посматривал на приближающийся драккар, но не более того. Вот над ними снова раскатился веселый хохот. Скурвфа просто сел на палубу от смеха. Да, завтрашний день не сильно заботил этих людей, и сам Ворон чувствовал, что и он стал по-другому, более легко относится к жизни.

В своем хирде Ворон чувствовал себя хозяином, хевдингом, уважаемым воинами предводителем. И это было заслуженным, он тщательно думал прежде, чем что-то сделать или сказать. Думал, куда и как повести своих людей. Знал земли и народы, которые там жили. Старательно следил, чтобы добыча продавалась быстро и по достойной, пусть даже не самой большой, цене. Вовремя приставал к берегу, чтобы пополнить запасы воды и пищи. Был судьей во всех спорных вопросах. На нем постоянно висело бремя забот, привычных с детства, важных, нужных, почетных. Но все же бремя.

С сыновьями Канута Рагнар Ворон чувствовал себя так, как чувствовали себя, видимо, те легендарные викинги, о которых пели скальды. Сегодня жив, это хорошо. Завтра убили – попал в Валгаллу, тоже неплохо. Что так, что сяк, а викинг всегда в барыше. И о чем думать, если ветер попутный, враг перед тобой, предстоит добыча, а перед этим – славная драка? Чего еще желать?

Драккары, наконец, сошлись достаточно близко. Ингольф, как человек, привыкший к вниманию и повиновению, негромко спросил, полагая, что люди на маленьком драккаре сообразят прислушаться к человеку, предводительствующему на драккаре на двадцать румов:

– Эй, на драккаре! Кто вы, куда идете и кто ваш хевдинг?

Но на него никто не обратил ни малейшего внимания. Скурвфа снова начал что-то рассказывать, а остальные внимательно слушали, готовые в любой момент разразиться хохотом. Ингольф повторил свой вопрос чуть громче. На него по-прежнему никто не смотрел. Тогда Ингольф повторил уже в полный голос:

– Эй, на драккаре! Я спросил, кто вы, куда идете и кто ваш хевдинг?

В этот раз ему повезло больше. Оттар, мельком обернувшись к нему, потрогал за плечо Харальда, а когда тот повернулся к нему лицом, рукой указал ему на Ингольфа. Харальд сморщился, но все же подошел к борту. Не сказав ни единого слова, он уставился на Ингольфа, вопросительно приподняв подбородок. Ингольф повторил в четвертый раз:

– Кто вы, куда идете, кто ваш хевдинг?

– Мы свободные викинги, идем, куда ветер дует, а хевдингом можешь звать меня. – Беззаботно ответил Харальд.

– Это не ответы на мои вопросы. Не заставляйте меня разозлиться, – сказал ярл.

– Хорошо. Мы свободные викинги, идем, куда глаза глядят, я хевдинг на этом драккаре, а зовут меня Харальд Камешек, – еще раз повторил Харальд и прибавил: Если такие ответы тебе не нравятся, то других у меня нет.

– Хорошо, оставим пока это. Ответь мне, Харальд Камешек, нет ли на твоем драккаре объявленного вне закона Рагнара Ворона? – строго спросил Ингольф.

– А кто спрашивает? – все так же беззаботно спросил Харальд.

– Я ярл Ингольф, правая рука короля Гальфдана Черного, это его драккар! – горделиво ответил Ингольф. Харальд сделал знак рукой, который мог обозначать только «подожди немного». Он прошел к Ворону и спросил:

– Ворон, а как ты относишься к ярлу Ингольфу, правой руке короля?

– Любой из них повесил бы меня на собственных кишках, – ответил Ворон доверительно.

– Страшное дело! – сказал Харальд, – какие ужасы ты рассказываешь, кормчий! – Это он произнес куда громче. Ингольф расслышал это и крикнул:

– Мне долго ждать?

– Иду, иду, – отвечал Харальд Камешек, возвращаясь к борту. – Тут такое дело. Рагнар Ворон говорит, что вы со своим королем готовы убить его, если поймаете. Так что, как ты сам, думаю, понимаешь, мы никак не можем его отдать. – Сыновья Канута, как понял Ворон, занимали тем временем, свои места, причем оказывались там настолько невзначай, что Ингольф и не заметил, как кучка смешливых викингов распалась на цепь, стоящую у борта. Просто люди поговорили и разошлись, не утратив ни беззаботности, ни веселого расположения духа.

– Ты спятил, Харальд Камешек? Понимать ли это, как признание того, что объявленный вне закона Рагнар Ворон сейчас на твоем драккаре? – спросил Ингольф, видимо, будучи не в силах поверить в такую наглость Харальда.

– Нет, с моим разумом все хорошо, ярл Ингольф. Ворон у нас за кормчего, никаких нареканий на него нет, так что отдать тебе, за здорово живешь, нужного на драккаре человека, повторюсь, мы не можем. Кормчий, море… Сам понимаешь! – негромко, загадочным голосом ответил Харальд и таинственно подмигнул ярлу. – Так что, ярл Ингольф, не обессудь. Разворачивай свое водопойное корыто и иди, куда шел. У нас много дел, а путь неблизкий. Королю передай мое почтение и сожаление, что я не смог ему ничем помочь. Я верю, что он поймет меня!

– Вижу, что ты сам ищешь смерти, Харальд Камешек. Отдай Ворона, или я убью всех вас. Это говорю тебе я, ярл Ингольф… – начал было Ингольф, но Харальд перебил его:

– Знаем, знаем. Правая рука короля Норвегии. Каково же будет королю потерять свою послушную, любимую правую руку! – протянул он с сожалением, и вдруг голосом, в котором не осталось уже ничего человеческого, взвыл: «Вперед, сыновья Канута!»

Преображение было столь разительным, что растерялся даже Ворон, стоя у кормила. Вот только что эти люди были обычными, смешливыми здоровяками, дружелюбными и неспешными и вот, миг спустя, сыновья Канута одним комом ярости буквально выплеснулись на борт «Морского Змея». Именно, что выплеснулись, так как людей Ингольфа, стоявших там, в ожидании приказа, словно смыло за борт этой ревущей волной в простых, неподпоясанных белых рубахах.

Ворон сам был викингом, он часто сражался, его нередко охватывала ярость, но такого он и представить себе не мог. Отталкиваясь от палубы своего драккара, сыновья Канута уже в воздухе будто обращались в диких зверей. С их губ падали клубы пены, глаза наливались дурной кровью, от рева и воя берсерков, казалось, дрожали скалы. Оружие они похватали как раз в тот момент, когда их призвал Харальд. Ни щитов, ни шлемов, ни луков, ни брони у сыновей Канута не было. Они сражались… Нет, они убивали с таким неистовством, что никто не мог устоять перед ними. Как стена огня в лесу, они шли с носа «Морского Змея» к его корме и, как огонь в лесу, пожирали все, что оказывалось на их пути. Каждый удар топора или меча, или боевой дубины, который наносили дети Канута, уносили с собой чью-то жизнь. Палуба «Морского Змея» текла кровью, багряные брызги взлетали в воздух, отрубленные руки, ноги и головы падали на палубу и за борт.

Ворон слышал, что берсерки неуязвимы. Теперь он знал, что это ложь. Кровь так же пятнала их белые рубахи, как у любого другого человека, но люди, противостоящие им, не могли наносить выверенных, точных ударов, сопротивление викингов Ингольфа напоминало драку маленьких детей, когда малыши, зажмурившись, колотят во все стороны руками и ногами, не думая, куда попасть, лишь бы по неприятелю.

Ингольф оказался удачливее и быстрее многих – он успел отступить от места высадки берсерков и теперь старался подбодрить своих людей. Но все было бесполезно: викинги Ингольфа, охваченные ужасом, кидались в полной броне за борт. Застонав от отчаяния, Ингольф прыгнул на борт драккара сыновей Канута. Убить, во что бы то ни стало убить напоследок эту тварь, которая, обзаведясь где-то драккаром берсерков, уничтожала сейчас его хирд. Ворона. Рагнара Ворона. Ингольф, взмахнув мечом, кинулся на викинга, но Ворон, прокатившись по палубе, оказался слева от него, и, не вставая, ударил копьем Одина снизу вверх. Звенья кольчуги Ингольфа лопнули, словно были сплетены из веревок, и зазубренное копье, легко проломив ребра, ужалило его прямо в сердце. Ворон резко выдернул копье, и Ингольф, так и не опустив меча, упал за борт. Ворон вернулся к кормилу.

Палуба «Морского Змея» была уже полностью очищена. Сыновьям Канута стало некого убивать, и они торопливо возвращались на свой драккар. Ступая на его палубу, берсерки падали на доски и моментально засыпали. Последним на палубу ступил Харальд и поманил Ворона пальцем. Ворон поспешно подошел к хевдингу.

– Сейчас я упаду и не приду в себя до завтрашнего вечера. То же самое будет и с моими братьями. Это «бессилие берсерка», за все надо платить. Возьми с драккара короля все, что тебе надо, нам не надо ничего. И перевяжи наши раны.

– Что мне делать дальше, Камешек? Я не смогу один вести драккар до завтрашнего вечера, – негромко спросил Ворон.

– Не думай об этом. Когда упадет багровый туман, не суетись, он не причинит зла. В водах же фьордов нет такого дурака, который полез бы в этот туман, – с этими словами Харальд Камешек упал на палубу и тут же уснул.

Ворон прошелся по драккару, поискал на румах, наконец, под помостом, где хранилось оружие, он нашел тюк тонкой белой холстины. Сыновья Канута получили немало ран в этом бою, но никто не был ранен серьезно. Ворон был прав: противникам сыновей Канута было не до расчета и холодного рассудка – били с перепугу, абы как, словно забыв, как это делается. Ворон быстро осмотрел берсерков и быстро промыл пресной водой и замотал холстиной самые кровоточащие раны. Кое-что пришлось зашивать, иглу и нитки Ворон нашел в сумке Харальда. «Не забыть бы потом ему сказать, что это я рылся в его вещах и что именно искал», – подумал мимоходом Ворон. Он прыгнул на палубу «Морского Змея». Странное чувство: он был один бодрствующий на двух драккарах. Сам себе голова. Однако тянуть время не стоило – мало ли кто еще вынырнет из близлежащего фьорда. Ворону удалось найти целую кольчугу, шлем с личиной и новехонький синий щит. Также он нашел тюк тонкой белой ткани и перенес его на борт драккара сыновей Канута. Подумав, он прихватил еще бочонок воды и всю снедь, которая могла бы долго храниться. Уже покидая «Морского Змея», Ворон подобрал с палубы меч в ножнах; его надвое разваленный хозяин не успел даже схватиться за рукоять. Интересно, зачтется ли ему его смерть, как достойная Валгаллы, если он убит в бою, но не держал в руках оружия? Рагнар усмехнулся своим мыслям. Помимо всего прочего, он собрал с «Морского Змея» все золото и серебро, что было в кошельках у убитых. Им оно уже не понадобится. И что это за багровый туман, о котором упомянул Камешек?

Ворон шагнул на палубу драккара сыновей Канута. И тут же на море, накрыв и их драккар, и «Морского Змея», упал обещанный Харальдом туман. Ворон никогда не видел такого, только слышал о нем в старинных легендах. Багровыми сполохами переливался этот туман, отливал в кровавый закат, густо-розовым вихрем закручивался над мачтой драккара, пестрел рубиновыми искрами. Красными пальцами туман ощупывал оба драккара, лица мертвых и спящих, их вещи, ложился на море и, не сливаясь с ним, плыл над самой водой. Сухой, шелестящий голос послышался Рагнару Ворону:

– Чего ты хочешь, викинг, идущий с сыновьями Канута? Остаться здесь или продолжить путь? Если ты желаешь идти в Данию, мы пойдем в Данию, но скорость будет очень невелика. Если нет, то мы останемся здесь, пока не очнуться сыновья древнего конунга.

– Кто здесь? Кто говорит со мной? – с интересом спросил Ворон.

– Сила, заклятая великой колдуньей для помощи детям Канута. Какая разница, что или кто, если это на твоей стороне?

– Тогда лучше идти в Данию, пусть даже и медленно, – решил Ворон. В последний миг он набросил веревку на голову «Морского Змея», и сразу же после этого оба драккара тяжело пошли по зеленой воде.

– А мы можем поговорить? – спросил Ворон.

– Разумеется, можем, – ответил все тот же шелестящий голос.

– Как я должен вести драккар в тумане? – снова спросил Ворон.

– Если хочешь, можешь держаться за кормило, а если хочешь, ложись спать, – Ответил багровый туман.

– Сколько тебе лет? – неожиданно для самого себя спросил Ворон.

– Трудно будет объяснить. Но мне довелось увидеть, как Ёрмунганда тащили на крючке к борту лодки.

– А ты можешь предсказывать будущее? – продолжал Ворон задавать вопросы. Багровый туман передернулся, словно кисейная ткань, и на миг стал просто ослепительно-красным, как пламя пожара.

– А не многого ли ты хочешь, викинг? – прозвучал голос, – я несу два драккара, скрываю тебя от врагов, и избавил тебя от труда стоять у кормила.

– Ты прав, – согласился Ворон, – но человек так устроен. Получив одно, он тянется за другим.

– Так можно возжелать солнце и луну в кладовку, начав с медного гроша и селедки. И стать несчастным от этого. Человека надо обучать скромности и сдержанности… – В голосе тумана послышалась тоска. Он словно понимал что-то, недоступное Ворону, о чем не желал говорить.

– С тобой трудно говорить, туман, – сказал Ворон, помолчав.

– Тогда заткнись. Невелика радость разговаривать с человеком, – отрезал туман и замолк, только вода бурлила под килями драккаров. Вызвать его на разговор больше не удалось, и Ворон, прыгнув на «Морского Змея», стал сбрасывать за борт трупы викингов, снимая с них броню, если она была несильно повреждена. Собранные брони, шлемы и щиты, а также все найденное оружие, Ворон сложил под помостом. Драккар он решил оставить себе. Когда он вернулся на драккар сыновей Канута, то почувствовал волчий голод. Он уселся на рум, и тут же из его сумки вылез ошарашенный Дворовый. Он молча вскочил на скамью, взял кусок мяса и стал задумчиво его жевать.

– Что-то ты сам не свой, Дворовый, – ухмыльнулся Ворон.

– Немудрено, – ответил Дворовый. – Я думал, что я немало видел на своем веку, но я здорово ошибался. Последние дни я вижу такое, о чем даже не слышал. Даже на Кромке. Ну, тут понятно, у вас своя Кромка, у нас своя, но тем не менее. Одни сыновья Канута чего стоят! Двенадцать человек порубили, как хворост, хирд человек на семьдесят быстрее, чем сгорает в костре охапка сухой травы. Ты уверен, что с ними безопасно?

– А теперь выбора нет, – спокойно сказал Ворон. – Идем в Данию, потом идем в Свею. Сыновья Канута обещали мне, что мы будем в Свее вовремя. Я верю им. Ну, а если меня убьют по дороге, – то такова воля Одина, и такой длины была нитка Норн.

– Ну, тут спорить не приходиться – согласился Дворовый, – у нас нынче, куда ни кинь – всюду клин. А нельзя сразу пойти в Свею?

– Нет, нельзя. Я обещал им свою помощь и, кроме того, мне самому хочется напоследок зайти в Данию. Я ненавижу их так, как никого и никогда за свою жизнь.

– Всех? – негромко спросил Дворовый.

– Да, – резко бросил Ворон, – всех, до единого.

– А какую помощь ты можешь оказать сыновьям Канута, даже если сейчас, когда они бессильны, нас тащит и прячет багровый туман? А в бою кормчий не так и нужен.

– Не знаю, – отвечал Ворон, подумав, – действительно, странно.

– Вот и я про то же, – сказал Дворовый. Ворон не ответил.

Дворовый тяжело вздохнул и влез к Ворону на плечо. Рагнар улыбнулся. Драккары тихо резали волны, поскрипывали снасти, вихрем кружил багровый туман, сыновья Канута беспробудно спали, и море, пусть и скрытое сейчас от глаз, все-таки принадлежало им.

Так Рагнар Ворон продолжал свой путь в Данию.

Глава двадцать шестая,
в которой Рагнар Ворон приходит в Данию

Время под покровом багрового тумана тянулось очень долго. Ощущение усиливало еще то, что драккары, как казалось Рагнару, еле ползли по воде. Со скуки Ворон долго смотрел на буруны, разбегающиеся от киля драккара, но потом понял, что ему стало еще скучнее.

– Туман! – окликнул он, – долго ли еще ждать до пробуждения берсерков?

Но туман промолчал. По нему волнами пробегали золотые искры, и время от времени его пересекали малиновое всполохи. Он не пропускал света, и потому Ворон не мог даже определить день ли вокруг, ночь ли, утро или вечер. Дворовому не нравился туман, и он отсиживался в сумке.

Ворона тоже начинало раздражать это постоянное красноватое свечение, не меняющееся, хотя сам туман постоянно менял цвет – от нежно-розового до густого багрянца. Злило молчание и полная тишина, нарушаемая лишь негромким журчанием воды под килями драккаров. Ворон лег на палубу и заснул. Проснулся он все в том же окружении багрового тумана. Ворон кликнул Дворового, и они не спеша поели.

Ворон разбежался и прыгнул на «Морского Змея». Интересно, не прикажет ли Камешек бросить его, потому что он замедлит их ход? Но любой викинг понимал, что драккар – это настоящее сокровище и, может статься, Харальд вспомнит это. Интересно лишь то, сколько народу захочет идти с ним, и найдутся ли гребцы на «Морского Змея»?

Ворон уселся на носу «Морского Змея» и развлекался тем, что в который раз уже рассматривал свое копье. Оружие было великолепным, даже если бы и не являлось копьем Одина. Гладко отполированное древко из неизвестной ему древесины, утолщавшееся именно там, где было надо, словно копье сделали для него, Ворона. Синяя веревка, намотанная под наконечником копья, была так искусно увязана вокруг древка, что он опять не смог найти ни одного ее конца. А четырехгранный наконечник, легко пробивающий броню и кости, был сам по себе совершенен. Да, Рандвар не наврал ему. Копье это сделали не люди. Ворон не мог даже понять, из какого металла сделаны наконечник и насадка на тупой конец копья. Копье привносило в его жизнь уверенность и покой, стоило только посидеть с закрытыми глазами, положив копье на колени.

Туман вдруг перестал искриться и, казалось, надвинулся со всех сторон на Ворона.

– Откуда у тебя это копье? – спросил шелестящий голос с удивлением.

– Это копье Одина. Его дал мне по ошибке тролль Рандвар. Оно приносит удачу.

– Да… – с какой-то затаенной нежностью, сказал багровый туман, – я помню его. Тебе очень повезло, что оно досталось тебе. Береги его. Оно еще не раз поможет тебе.

– А где ты его видел? – поинтересовался Ворон.

– В горах, – неопределенно ответил багровый туман, – только тогда оно было намного длиннее.

– Его что – пилили потом? – спросил Ворон, почему-то оскорбясь.

– Нет, – в голосе багрового тумана слышалась улыбка, – просто его размеры напрямую зависят от владельца. Оно может стать и короче, как вот у тебя, и длиннее, если его, к примеру, возьмет горный тролль.

– Я не знал, – пробормотал Ворон, удивленный новыми свойствами копья.

– Да разве так уж важно все знать? – спросил голос. – Иногда знание убивает красоту или волшебство. Слишком много знаний, особенно при вашем неумении делать выводы, чаще всего только тяжелый, а часто и болезненный груз. Люди всегда будут тянуться к знаниям, знания будут калечить их души, а нередко и просто убивать, но людское племя не понимает, что можно, а что нельзя. Казалось бы, вот-вот и человек, наконец, исчезнет с лица земли. Ан не тут-то было: всегда что-то отводит его от самого края. Это очень обидно, Ворон.

– По-моему, люди сделали тебе много зла, туман, – сказал, помолчав, Ворон.

– Они просто делают много зла, а я вижу его. Какая разница, мне или тебе причинили зло, если мы оба видим его? Никакой. Для меня, – уточнил багровый туман. – Вы неустанно преувеличиваете зло в мире и кажется, что этому не будет конца. Вчера вы убили восемьдесят человек. За что? Тебе было трудно спрятаться, даже просто спрятать свою рожу, а Камешку соврать, что он впервые слышит про тебя? Но нет, куда там! Дух зверя разрывает людскую душу, и она вновь и вновь алкает битвы. Герои…

– Но Ингольф не поверил бы… – начал было Ворон, но туман брезгливо перебил его:

– Вот в этом ваше счастье. Вы не умеете видеть целое, а цепляетесь за отдельные картинки. При чем тут вчерашняя битва? Она могла быть и вчера, и завтра, а могла бы и не быть. Но вы все же ее осуществили.

– Мы воины, – безразлично ответил Ворон. – Так было, так будет.

– Само собой. Ума в вас вложить не удастся, думаю, никому. Единственно, в чем поднаторел человек, так это в изобретении способов убийства. Дальше будет еще хуже. А теперь сиди молча, я не желаю больше говорить с тобой. – И туман отступил от драккара.

– Поговорил с багровым туманом, Ворон? – раздался сиплый голос Камешка. – Не обращай внимания, он способен заговорить до смерти самого Локи.

– Пока не забыл, Камешек, – сказал Ворон, вернувшись на драккар сыновей Канута, – я рылся в твоей сумке, искал иглу и нитки, зашить лишние дырки в ваших шкурах. И еще – я взял с собой драккар короля, он может здорово пригодиться мне, если я доберусь до Свеи и встречу там своих.

– Не страшно, пусть болтается сзади, мне он не мешает. Это все, что произошло?

– Нет, у меня еще есть вопрос, – спокойно сказал Ворон.

– Говори, я слушаю тебя, – отвечал Харальд.

– Ты сказал, что вам нужен кормчий, но он, я смотрю, нужен вам, как собаке пятая нога. Зачем вы взяли меня с собой?

– На этот вопрос я не имею права ответить тебе, Ворон. Могу намекнуть, что тебе до зарезу надо в Данию, а мы, так сказать, можем тебе в этом помочь.

– Спасибо и на том, – неторопливо отвечал Рагнар.

Тут туман свернулся в алый кокон, полыхнул нестерпимо ярким светом и исчез. На драккар сразу упал вечер, а на появившемся небе загорелись первые звезды.

– Однако, скорость была не так мала, как говорил туман, – сказал Ворон, всматриваясь в береговую линию. – Мы порядочно прошли.

– Если бы шли, не останавливаясь для того, чтобы проучить правую руку короля, то прошли бы уже вдвое больше, – усмехнулся Харальд камешек. – Пора будить моих братьев, подкрепиться и продолжать путь.

Разбудить братьев оказалось не так просто, как это звучало в устах Харальда. Братья мычали, рычали, отмахивались руками и даже лягались. Но Харальд был настойчив, Ворон не отставал от него, и вскоре все одиннадцать братьев сидели на палубе, разминая затекшие тела. Затем братья, как и говорил Харальд, сели подкрепиться, и Ворон понял, что берсеркизм их распространялся и на количество съеденного. Рагнара, смотревшего со стороны, тоже вскоре потянуло составить им компанию и долго над драккаром было слышно только жадное чавканье.

– Скажите, сыновья Канута, – обратился Ворон сразу ко всем, – а вас могут убить?

– Могут, пока мы здесь, в мире живых. И тогда тому, кого убьют, придется ждать остальных в Валгалле, пока не выйдет срок или пока не перебьют всех. Правда, такое было только однажды, когда мы умерли в первый раз. Тогда семь драккаров просто взяли нас в кольцо и засыпали стрелами, – отвечал ему Харальд Камешек.

– А что на самом деле происходит в Валгалле и после смерти? – спросил Ворон.

– Это просто. Когда тебя убьют, ты сразу все это узнаешь, – ответил ему Скурвфа и братья дружно рассмеялись.

– Понял, – улыбнулся Ворон в ответ. – Это просто – всему свое время.

Ворон стоял у кормила, а ветер, стихший, пока над драккарами висел багровый туман, снова с силой надувал парус. Несмотря на буксируемый «Морской Змей», в скорости они ничего не потеряли. К Ворону подошел Камешек.

– Что, Ворон? Завтра мы будем в Дании. Но почему ты так обрадовался возможности зайти туда напоследок? – спросил он.

– Когда-то даны убили близкого мне человека, – отвечал, помолчав, Ворон. – С тех пор каждый дан стал моим кровным врагом.

– Тогда ты нашел лучший хирд, для того чтобы хоть немного утолить свою ярость, викинг, – рассмеялся Харальд Камешек. – Но, боюсь, что долго щипать берега Дании не получится. Как я понял, тебя должны ждать в Свее?

– Да, времени у меня не так много, сколько хотелось бы, раз мы идем к данам, – согласился Ворон.

– Не грусти, Ворон! В конце концов, это лучше, чем совсем ничего. Ведь если бы мы не встретились, ты вообще не попал бы к данам, – сказал Камешек и хлопнул Ворона по плечу.

Ночью ветер усилился, по морю побежали белые барашки, волны стали выше и настойчивее, но братья и не подумали снять парус. Напротив, казалось, они радовались предстоящему шторму так же, как радовались бою. Шторма, правда, не случилось, но драккары полетели над водой еще быстрее. Оттар сменил Ворона на его месте кормчего, и Ворон уснул.

Когда он проснулся, уже давно было утро, а перед ними уже ясно виднелась темная полоса приближающейся земли. Ворон схватил трубку Рандвара и начал жадно всматриваться вдаль. Его лицо исказила злая, ледяная улыбка.

– Дания! – крикнул он.

– Само собой, – ответил ему Скурвфа. – Я думаю, ты бы расстроился, если бы мы отвезли тебя, скажем, в Валланд! – И веселые дети конунга Канута дружно рассмеялись.

Человек в синем плаще к этому времени уже достиг Свеи и теперь старательно искал людей Ворона. Его поиски вскоре увенчались успехом. В неприметном и безлюдном фьорде, недалеко от границы с Норвегией, как он и предполагал, нашлись люди Рагнара. Человек в синем плаще тщательно изучил окрестности. Наконец, он нашел скальную площадку, обрывавшуюся в бездну. Здесь он и думал поджидать Ворона. Отсюда он прекрасно видел весь берег фьорда и людей Ворона. Он надумал просто бросить вызов Ворону при его хирде, пригрозив, в случае отказа, ославить его во всех землях, куда только пристают драккары викингов. Ворону придется принять его. Тогда, наконец, он получит возможность дотронуться до него. После стольких лет.

Лихорадочное возбуждение последних дней оставило его, и пришел покой. Сидя на скалах, человек в синем плаще вынул из сумки извечный пирог и сладкое вино. Ворон будет здесь со дня на день. Он просто обязан прийти.

Драккар детей Канута сожрал расстояние до Дании в один присест. Ворон успел надеть кольчугу и шлем, привязал копье Одина к руке и встал у борта. Среди сыновей Канута, стоявших в простых рубахах, он смотрелся достаточно странно, но у него оставалось еще слишком много дел в этом мире, чтобы стремиться в Валгаллу. Братья поглядывали на него с понимающей улыбкой. На кормиле стоял Оттар. Договорились, что на высадку пойдут все. Если что-то пойдет не так, то толку от того, что кто-то остался на драккаре, не будет никакого. Если же удача повернется к ним лицом, то опять же, оставаться на драккаре никому не стоило. Лишняя пара рук не помешает. Тем более, таких.

Они свернули в первый же фьорд, который оказался у них на пути. Фьорд привел их к селению на берегу. На воде стоял драккар на десять румов, и Харальд обрадовался:

– О, тут живут не бонды, тут воины! Видимо, еще не успели уйти на весенний промысел. Тем лучше. Будет веселее. – Братья ответили согласным гулом.

Люди на берегу уже давно увидели одинокий драккар, который несся к ним. Воины на берегу приготовились к встрече. Жители селения, вооружаясь, бежали на берег. Народу собралось немало, в любом случае, намного больше нападавших. Видя это, бабы и дети не поспешили скрыться, а только убежали с берега.

Драккар сыновей Канута, словно на крыльях, подлетел к берегу и, повинуясь кормилу Оттара, встал бортом к полосе прибоя. «Морской Змей», следуя за драккаром сыновей Канута, подчиняясь умелой руке, тоже повернулся к берегу бортом. Пустить в ход луки местные не успели: берсерки, как и в битве с «Морским Змеем», буквально обрушились на них, как голодные волки кидаются на стадо овец. На берегу запело железо, слышались дикие крики умирающих и изувеченных, раздавался вой сыновей Канута, хрустели кости, и разлеталась во все стороны щедро расточаемая кровь. Кто-то катался по берегу, наматывая на себя собственные кишки, кто-то старался подхватить отрубленную руку, чья-то голова скатилась в море. Лопались разбиваемые щиты, сыновья Канута врезались в строй данов и разрезали его, как нож масло. Строя больше не было, остались отдельные люди, которые уже понимали, что обречены, но зная, что за спиной остались старики, бабы и дети, и понимая, что берсерки не пощадят никого, продолжали сопротивляться.

Жители селения с мужеством отчаяния пришли на помощь воинам. Но это ничего не изменило. Завывая от бешенства, роняя клубы пены на песок, с ног до головы залитые чужой кровью, берсерки шли вперед с такой легкостью, словно противостояли им соломенные чучела.

Ворон был в гуще боя, там, где не доставали кого-то дети Канута, успевал он. Прикрываясь щитом, он скупо, выверенно бил копьем, бил в грудь, бил в спину, уворачивался от направленного на него оружия, добивал раненых и успевал, казалось, везде.

Бой пьянил его. Он кричал что-то, чего и сам бы не смог разобрать, он убивал жадно и зло, он шел через толпу врагов, помня только о том, что нельзя обгонять берсерков, ибо все, что было перед ними, подлежало уничтожению, и они не различали, друг это или враг. Лица тех, кого он убивал, слились в одно, он не видел различия. Он мстил данам за то, что такие же, как они, оставили его без сердца много лет назад. Вернуть его, конечно, уже не получится, но хоть немного ослабить боль было вполне возможно.

Берсерки уже уничтожили тех, кто встречал их на берегу и теперь догоняли и убивали разбегающихся баб, стариков и детей. Ворон не присоединился к ним. Он отнюдь не был добрым человеком и при нужде мог убить кого угодно, но убивать баб и детей во имя убийства он не стал. Пусть даже они все были данами. Он неторопливо шел за сыновьями Канута.

Берсеркам надоело уже гоняться за бабами и стариками, и они, пошатываясь, шли назад, к берегу. Ворон пошел им навстречу, как вдруг…

…На лесистом холме, поодаль, куда не добрались сыновья Канута, стояли две женщины. Видно было, что они и не думали убегать. Перед глазами Ворона заплясала радужная пелена, а горло сдавило так, что он ни слова не смог бы сказать, даже если от этого зависела бы его жизнь.

Так Рагнар Ворон добрался до берегов Дании.