Текст книги "Дорога к дому (СИ)"

Автор книги: Александр Куликов

От неожиданности Безымянный подскочил и крутанулся на месте. Вглядевшись в полутемный проулок, он различил мощную фигуру Влада, казавшуюся из-за массивных боевых доспехов чуть ли не квадратной. Кон, пройдя немного вперед, вышел из тени на залитый солнцем дворик и остановился в нескольких шагах от брата. Его глаза с любопытством изучали Безымянного, отмечая заострившиеся черты лица, утратившего прежнюю юношескую мягкость; длинные, давно не стриженные темно-русые, волосы неровными прядями падавшие на плечи; потертую и заношенную одежду. Сам Влад почти не изменился за прошедшие годы, разве что лицо его стало чуть более резким, очерченным, да глаза утратили какую-то неприметную посторонним частичку былого света. А в остальном это был всё тот же непоседливый и веселый парнишка с полными, всегда готовыми к смеху губами, чуть крупноватым носом и высоким лбом.

 
Глава 7: Братья.
 
 
Ингва поднял руку свою на брата – Ингва проклят! Ингва, подняв руку свою на брата, спас сонм душ бессчетных – Ингва проклят?
«Мудрость Земли», автор не известен.
 
 
Несколько секунд прошли в абсолютной тишине. Два родича глядели друг на друга, не отрываясь, не шевелясь, а затем Влад внезапно шагнул вперед и заключил оторопевшего Безымянного в медвежьи объятья.
 

– Как же я рад видеть твою уродливую рожу! – кон разжал объятья, но рук не опустил, и его ладони с силой вцепились в плечи Безымянного, не желая даже на миг отпустить того, будто опасаясь, что, стоит отвести руки – и он исчезнет, растворившись, как призрак.

– Чтоб твоей любовницей всю жизнь была старая чертовка, – прошипел в ответ Безымянный, с трудом глотая воздух и потирая грудь. – Ты ж меня чуть не раздавил!

Но в его голосе не ощущалось неудовольствия. За шуткой он попытался скрыть множество охвативших его чувств и удивление: – столь искренней радости от встречи с братом он не ожидал ни от себя, ни от него!

– А твоей – пьяная обезьяна, – не остался в долгу Влад, улыбаясь во все лицо. – Где же ты пропадал все эти годы? Почему не связался ни с кем из семьи?

– Я… – попытался вставить слово Безымянный

– Погоди, – Влад торопливо перебил брата и, развернувшись, решительно направился прочь из переулка, без видимых усилий таща Безымянного за собой. – Здесь поблизости есть сносный кафф – там и поговорим! Клянусь всеми Порождениями Бездны, такой разговор нельзя вести на сухое горло!

– А как же твои люди? – поинтересовался Безымянный, с трудом поспевая за стремительно прорезающим людской поток коном. – Наверное, ты должен за ними…

– Да ну их, – досадливо отмахнулся Влад. – Сами доберутся до казарм, не маленькие, не заблудятся. Мне эти дурацкие патрули– уже знаешь, вот где, – кон внезапно остановился и, сморщившись от отвращения, выразительно провел ладонью по горлу. – Каждый день с утра до вечера шататься по улицам, выискивая – не пойми что! "Обеспечение безопасности и законности в условиях, приближенных к боевым", – это теперь так называется. Знал бы, какой придурок в ответе за такой идиотский приказ, – придушил бы сволочугу!

Несколько прохожих, услышав столь резкие слова из уст кона, поспешно отвернулись, дабы скрыть недоумение, промелькнувшее на лицах. Обсуждать, а тем более осуждать указы командующих, – это было не в обычае Конфедерации. Тем более при посторонних!

Миновав несколько кварталов и свернув пару раз на оживленных перекрестках, братья остановились возле неприметного шестиэтажного здания без вывески, оплетенного с фасада лозами дикого винограда, за которыми прятались медленно разрушающиеся под воздействием времени скульптуры. Войдя внутрь и спустившись по изящной металлической лесенке с фигурными перилами, они оказались на первом, полуподвальном этаже, где в просторной зале с драпированными дешевой тканью – безыскусно имитирующей бархат – стенами и располагался кафф. Крохотные столики, рассчитанные самое большее на четверых, размещались – будто кружась в диковинном, хаотичном танце – по всему залу безо всякого порядка. В дальней от входа стене виднелась полуоткрытая дверь, ведущая к хозяйственным помещениям, неподалеку от неё примостился на невысоком помосте старый весь в царапинах, рояль. Посетители в заведении отсутствовали, что было вполне объяснимо: ведь день едва перевалил за середину, и большинство завсегдатаев усердно занималось своими каждодневными трудами. Многолюдье наступит позже, вечером, когда умаявшиеся за день люди соберутся и по многолетней привычке за чашечкой плохо сваренного каффа или кружкой кисловатого белого винца примутся делиться свежими новостями и обсуждать приключившиеся за день события.

Выбрав столик в углу, справа от входа, братья устроились поудобнее на металлических стульях с узкими, высокими спинками и некоторое время провели в молчании, глядя друг другу в глаза – будто бойцы, готовившиеся к трудной схватке.

 
Первым молчание нарушил конфедерат:
 

– Вина! – во всю глотку рявкнул Влад возникшему в мгновение ока официанту, хрупкому невысокому юноше с печальными глазами. – Самого лучшего! Кафф лучше не заказывай – дрянь редкостная, – обратился он к Безымянному и, усмехнувшись зардевшемуся от негодования пареньку, добавил: – Вино, впрочем, тоже. Но все ж получше, чем в других местах.

Дождавшись, когда паренек вернется с пузатой бутылью и парой кружек, Влад жестом отослал его прочь и принялся ловко орудовать штопором.

– Ну, рассказывай, – откупорив бутыль и по въевшейся в кожу привычке обнюхав пробку, обратился кон к Безымянному, разливая золотистое вино по кружкам. – Начни…

– Погоди, – перебил его Безымянный, пригубив вина, – расскажи вначале о семье. Как вы? Все ли живы? Как дела дома? Я ведь ни слова не слышал о вас всё это время!

 
Влад понимающе кивнул.
 

– Не волнуйся, все целы и невредимы. Дед как всегда трясется над своими виноградниками. Пару лет назад у нас были сильные заморозки, так он чуть не в одежду укутывал свои драгоценные лозы – вот смеху было! Твои родители тоже в порядке, насколько я знаю. По крайней мере, пару месяцев назад так оно и было. Отец теперь преподаёт в Наверенийской академии, так что в замке его редко застанешь, но его, похоже, всё устраивает. Только вот Никлас… он некоторое время назад правил в Занергарде, на должности гроссмейстера, но… – Влад потупился и, помолчав немного, добавил: – Он пьёт. Много. Несколько раз только заступничество старейшин рода уберегало его от «Кары». Думаю, он до сих пор не смирился с твоим изгнанием. Я встречался с ним недавно, как раз перед тем как нас перебросили сюда. Грустное зрелище!.. От него, прежнего, мало что осталось. Почти ничего… Сейчас он служит у Раемма. Мы думали что… сам понимаешь: новое место, легендарный маршал… мы все полагали что это его хоть немного встряхнет, но…

 
Влад развел руками и грустно покачал головой.
Безымянный с трудом сглотнул внезапно подступивший к горлу комок и одним глотком выпил остававшееся в кружке кисловатое вино. Потянувшись к бутыли, он плеснул добавки, но пить не стал. Отвернувшись, он подняв взгляд к запотевшему окну, с грязными пылевыми разводами на стекле, и спросил севшим от навалившегося чувства вины голосом:
 

– А Кэт? Как она?

– Ты бы удивился, – немедленно просветлев лицом и озорно усмехнувшись, ответил Влад. – И очень сильно! В ней проснулся нрав Александеров. Конечно, после смерти Андре и твоего изгнания ей пришлось нелегко – она всегда была излишне чувствительной – но она не сломалась. Скорее, закалилась. Взрослея, она всё больше и больше становилась похожа на Никласа, каким тот был раньше: такой же безудержный темперамент, такая же жажда жизни. А когда ей исполнилось двадцать, она вдруг решила, что должна обучаться и стать полноправным конфедератом. Поначалу все посчитали это простой блажью, смеялись, подшучивали, но когда она отправила заявку в патриархат – шутки кончились! Твой отец пытался её образумить, уговаривал, убеждал, грозил – ничего не помогло! Эта девчонка просто как с цепи сорвалась, стала упрямой как мул, в конце концов, он не выдержал и дал согласие. Кэт попала в Фастлийскую академию, знаешь, ту, которая специализируется на выпуске Исцеляющих. Думаю, все в тайне надеялись, что даже если она и выдержит подготовительный курс, то в итоге станет целителем. Как бы не так, она и слышать ничего не желала об исцелении, а вдобавок у неё обнаружился сильно выраженный талант в вязи, так что теперь она на последнем году обучения… как боевой ваятель!

Безымянный не мог найти, что сказать в ответ: новость была поистине удивительной, ведь в его памяти Кэт оставалась тихой, застенчивой девочкой, с огромными серыми глазами, тоненькой и по-мальчишески угловатой, девочкой, вечно старавшейся избегать шумных сборищ и проводившей больше времени с книгами, чем с людьми. Трудно было представить, что этот стыдливый и робкий ребенок превратился в сильную и уверенную в себе молодую женщину, решившуюся в нарушение традиций семьи связать свою жизнь с высоким искусством ваяния Силы. И в обход всех негласных запретов добиться своего.

Нет, в "Каноне Истины" – письменном своде правил и законов Конфедерации, не было никаких ограничений, препятствующих женщинам поступать на действующую службу – во всяком случае, явных. Но в действительности такие стремления… не поощрялись. Отчасти это было вызвано подспудным желанием патриархов избежать повторения – пусть и весьма маловероятного – событий, схожих с мятежом атлантов и появлением Акватикуса. Отчасти – искренним стремлением оградить дочерей Конфедерации от трудностей и треволнений, связанных с боевым обучением. Но самой главной причиной являлось нежелание рисковать своим любимым детищем – матреальной евгенистической программой, даже в мелочах – ведь битвы не различают полов, а потеря даже одной генетической линии в сложной системе МЕП вполне могла обернуться катастрофой и отбросить всю программу на столетия назад. Впрочем, об этом редко говорилось вслух, и немногочисленным представительницам прекрасного пола, решившим несмотря ни на что вступить в ряды боевого союза, не отказывали в открытую, их просто направляли в наиболее безопасные регионы филиалов и устанавливали над ними негласный, но очень жесткий контроль.

– Вот оно, значит, как вышло, – наконец проговорил Безымянный, и в голосе его сквозила неприкрытая горечь, – из нас троих только Кэт удалось стать настоящим Александером. Разве не забавно? После такого поневоле поверишь в предназначение. Из-за ошибки одного дурака столько всего… изменилось.

Он поднял кружку с вином в символическом приветствии и опорожнил одним долгим глотком, даже не почувствовав вкуса.

– Не вини себя, – тихо, но решительно сказал Влад.

– А кого тогда? Судьбу? – бесстрастно поинтересовался его брат.

– Прошлого все равно не изменить, – сурово возразил кон, – и нет никакого смысла наказывать себя за то, чего нельзя исправить.

– А ты изменился, – взглянув на брата по-новому, другими глазами, так, словно перед ним сидел незнакомец, проговорил Безымянный. – Я думал, что уж кто-кто, а ты не сможешь меня…

– Простить? – уточнил Влад. Пристально глядя в глаза брату, он слегка улыбнулся и передернул плечами, словно удивляясь недоумению, промелькнувшему у того на лице. – Я повзрослел – и только. Конечно, я злился на тебя за то, что ты сделал, даже подумывал оставить шрам – помнишь, на щеке? – как "непрощающий зарок". Возможно, я даже ненавидел тебя и уж точно презирал за предательство, за то, как ты обошелся со мной, со всеми нами, за тот "позор", что ты навлек на наш род, но… Знаешь, я ведь бывал в Запределье, кое-что повидал… Никто не заслуживает изгнания в те проклятые земли! Никто! Какими бы ни были преступления, что бы человек ни совершил, это… слишком жестокая кара! А в твоём случае и вовсе не заслуженная!

Взгляд кона внезапно потяжелел и, устремившись в невозвратные дали былого, где неспешно плыл хоровод образов и воспоминаний, доступных лишь ему одному, замер, окаменел. Руки Влада непроизвольно сжались, напряженные мышцы сплелись в тугой клубок, а по телу пробежала едва приметная нервная дрожь.

– Да, я бывал там, – резко мотнув головой в сторону, сказал он после продолжительного молчания. – Тартр… Первый раз это случилось лет через семь после твоего изгнания. Наша рука в то время располагалась в тридцать четвертом регионе, у самых границ. Тогда был очень неспокойный год. Черные Братья по приказу своих хозяев совершали постоянные набеги на поселения, угоняли много пленных. Их следы всегда вели на север, за Барьер. После одного, особенно жестокого нападения наш гроссмейстер решил, что терпеть больше нельзя, и вознамерился отправить отряд на их поиск. Я сам напросился в ту группу. Ты же знаешь тридцать четвертый, он считается достаточно спокойным – да и чины не катекианцы, с ними отроду хлопот не возникало – и туда редко направляют ветеранов, в основном молодых, только-только из академий. В нашем отряде было сто пятьдесят человек, для усиления нам выделили шестерых плетельщиков и четырех ваятелей. Наш командир, Сайлус Венар, – ему и сорока не было… Щенок, назначенный младшим гроссмейстером только потому, что приходился внучатым племянником патриарху региона, счёл этот поход прогулкой! Мы все так считали! С нами было четверо "стариков", сосланных в ту глушь за какие-то мелкие нарушения, они предупреждали нас, пытались достучаться до командира – мы только смеялись над ними, про себя называя трусами и горлопанами.

Влад невесело хмыкнул, и на его лице проступило смущение. Он поднес к губам кружку, глотнул вина – то ли испытывая жажду, то ли стремясь заполнить образовавшуюся паузу, – и, поставив её на место, впервые за все время рассказа просмотрел брату прямо в глаза.

– Один из них – Маарик Свенс его зовут – и спас меня. Вытащил из того пекла. Тянул на собственном загривке сорок миль до передовых застав, после того как пульсар Черного снес мне полноги.

Ладони кона сжались, костяшки побелели от напряжения, на скулах проступили желваки, но голос оставался ровным, и Безымянный внутренне содрогнулся, но не от слов брата, а от обыденности, с которой тот говорил. Его взгляд вперился в стол, словно пытаясь проникнуть сквозь дерево и разглядеть покалеченную ногу кона.

– А вот остальным повезло меньше! – Влад усилием воли заставил кулаки разжаться и опустил их на стол ладонями вниз. – Я так и не понял, как Черным удалось провернуть эту штуку, ведь мы все время шли по их следу, не отступаясь ни на шаг, да и времени у них было немного, но как бы то ни было, стоило только нам углубиться в Тишайший лес, как на нас набросилась целая свора жутких уродцев: рост под три метра, длиннющие руки или лапы – кто их разберет – с громадными серыми когтями, а уж морды, зеленовато-карие, выдающиеся вперед наподобие лошадиных, только намного уродливее – такие и в кошмарном сне не привидятся!

– Маурги, – уверенно заявил Безымянный, без труда опознав в описании брата одного из самых часто встречающихся в Запределье полуразумных хищников.

 
Влад кивнул и вновь потянулся за кружкой.
 

– Это после я узнал, как эти твари называются, уже в «палатах», – он отхлебнул вина и, скривившись, заметил: – Редкостная гадость, у деда от одного запаха случился бы приступ.

– Это точно, – рассмеявшись, согласился Безымянный.

– Ну, в общем, те твари всё лезли и лезли, и конца этому не было, – продолжил рассказ Влад, отставив кружку подальше. – Мы встали в круг, сбились в плотную группу тройного заслона и начали отстреливаться – классическая схема ведения боя в условиях полного окружения – одним словом. Как на параде или полигонных учениях…

Безымянный удрученно покачал головой, заранее предвидя, к чему могла привести подобная тактика в Тартре.

– …только боевых маршей и музыки не хватало. А ведь Черные того, видать, и ждали. Мы оказались зажатыми в небольшой лощине, со всех сторон – деревья, за которыми ни черта не видно. Влево, вправо – не сунешься, слишком покатые склоны, да и бурелома навалено – не проберешься. Впереди – каменистая насыпь – надежная, как дешевая шлюха, сзади – валом прут маурги – пат! Ну, наш герой Венар от большого ума и приказал нам встать в круг, недоумок долбаный! И только мы выстроили порядки, как сверху, из-за деревьев, на нас обрушились Черные. Мы и опомниться толком не успели – повсюду стрельба, вопли, визг. Половина полегла раньше, чем мы успели очухаться, строй рухнул, наши сбились в кучу, как стадо, стиснули тех, кто в центре, так – что и вздохнуть нельзя, а со склонов палили Черные – в упор, как в тире – бойня! Из всего отряда уцелело только шестнадцать человек, тех, кто успел вовремя улизнуть, или тех, кого ребята успели вытащить, как меня.

– Странно, – Безымянный откинулся на спинку стула и задумчиво уставился поверх плеча своего собеседника. – Маурги почти никогда не охотятся стаями, только если уж сильно припечет. Они звери свободолюбивые, одиночки…

 
Лицо Влада внезапно ожесточилось, утратив обычную подвижность.
 

– Забудь, – он попытался улыбнуться, но получилось лишь жалкое подобие, не способное никого одурачить. – Что было, то прошло. Расскажи лучше про себя. Где ты был последние пять лет? Почему не связался с семьей?

Безымянный кивнул, молча принимая желание собеседника сменить тему беседы, а про себя отметил, что информация о маургах и их новой тактике, по всей видимости, до сих пор является закрытой от посторонних.

Попивая вино и перемежая беседу шутками и общими воспоминаниями, он постепенно поведал Владу – не вдаваясь, впрочем, в подробности – о своей жизни в Тартре; о диковинных тварях, с которыми ему довелось столкнуться; о зароке, что дал самому себе, – провести в Запределье пять лишних лет во искупление былого; о своем возвращении на большую землю. Когда же интерес кона был более-менее удовлетворен, Безымянный и сам полюбопытствовал о причине столь изрядного присутствия Конфедерации в Штормскальме. Откровенно говоря, он не очень рассчитывал на исчерпывающий ответ, прекрасно зная о маниакальной подозрительности патриархов и стремлении скрывать за нагромождением лжи самые незначительные крохи истинной информации даже и от своих собственных людей. "Чего не знаешь – о том не проболтаешься" – этот неписанный закон власть предержащих давно стал основой их мысли. Про себя он полагал, что готовится крупномасштабное вторжение, и каково же было его удивление, когда Влад поведал ему о том, что происходит в действительности.

– А ты разве ещё не слышал? – казалось, удивлению кона не будет предела, впрочем, даже не выслушав ответа, он, понизив голос до восторженного полушепота, сказал: – Здесь Фамари!

– И что? – недоуменно пожал плечами Безымянный, то ли не расслышав в тоне брата почтительных и восхищенных нот, то ли не придав им значения. – Стоило пригонять чуть ли не полную когорту ради охраны одного, пусть и очень ценного инструмента…

– Ты не понял, – перебил его кон, встряхнув головой и широко – точно ребенок, заприметивший на столе свое любимое лакомство, – улыбнувшись. – Не фомары, Фамари! Они САМИ здесь!

– Фамари? – Безымянный недоверчиво уставился на радостно кивающего собеседника.

Вот так дела! Да, теперь ему становилось понятно и количество конов, разгуливающих по улицам с таким видом, будто они находятся в лишь недавно захваченном вражеском городе, и присутствие множества клановых боевиков, связанных с Конфедерацией договорами, и огромная масса сновавших повсюду – словно пчелы у растревоженного улья – храмовников. Редкие появление Фамари всегда сопровождалось шумом…

– Погоди, – Безымянный склонился над столом и, придвинувшись вплотную к брату, очень тихо спросил: – Ты сказал – сами? Их что, несколько?

– Их одиннадцать! – шепотом, в котором явственно слышалось, чуть ли не благоговенье, отозвался Влад.

Одиннадцать! Безымянный откинулся на спинку стула и застыл в потрясенном молчании. Целых одиннадцать Фамари, собранных в одном месте за пределами Фай`лао Оласини, – такого не происходило очень, очень давно, по крайней мере несколько столетий.

Фамари, Творцы Прекрасного, Строители – у представителей этого народа было много имен, и каждое из них – истина! Самая загадочная и почитаемая раса Терры, оставившая неизгладимый след в истории и давным-давно практически сошедшая с её сцены…

Некогда крохотные общины Фамари жили в землях, известных ныне как Тартр, совершенствуя врожденные способности трансмутации неживой материи и придания формы, доводя их до идеала, превышающего возможности искусства и красоты. Они всегда были весьма малочисленным народом, и, хотя сроки их жизни исчислялись многими столетиями, странная прихоть судьбы или эволюции ограничила способность Строителей к воспроизводству. Лишь трижды за свою долгую жизнь женщина-фамари могла выносить дитя, следствием этого и являлась небольшое количество Творцов. Во времена расцвета, предшествующего трагедии Бездны, тридцать семь тысяч Фамари мирно обитали в северных землях или путешествовали, посвящая себя созиданию и улучшению архитектуры и зодчества по всей Терре, создавая несравненные шедевры из камня и металла. Они никогда не были воинственными, никогда не брали в руки оружия, ведь надежным щитом, всегда пребывающим на страже их безопасности, являлась Конфедерация, чтящая Творцов и неизменно готовая оказать им любую помощь. Но, когда Врата Бездны разверзлись, когда пал Золотой Город и цитадели Севера осыпались прахом, когда сама Конфедерация, терпящая одно поражение за другим, отступала под сокрушительным натиском Порождений, бледное покрывало савана пало и на мирный народ Фамари. Отвергнув все доводы разума и тщетные мольбы патриархов, Фамари остались в маленьких городках-общинах в надежде своим вдохновенным искусством отвратить от себя ужасы грядущего нашествия. Они верили, что красота их творений убережет самих творцов от любой опасности, отведет от них предстоящее. Они ошиблись. Как и многие до них они чересчур поздно поняли, что красота – слишком ненадежный заслон против испепеляющего пала ненависти и безудержного гнева обезумевших от легкой крови полчищ.

Вынужденные в конце концов бежать, они покидали нефритовые башни и хрустальные дворцы, втайне надеясь однажды вернуться и вновь обрести утраченное, но в глубине души знали – этому не бывать. Они медлили, омывая слезами прощания своё исчезающее наследие, взращенное трудами поколений, каждый шаг, уводящий их прочь, давался невероятным трудом, и потому они не успели… Меньше двух сотен Фамари сумели прорваться из умирающей земли и добраться до ещё удерживаемых Конфедерацией цитаделей Севера. Суровые, многоопытные, ожесточившиеся в нескончаемой череде кровопролитных битв, коны рыдали, не скрываясь, при виде изможденных остатков некогда великого народа, превратившегося в изгнанников на земле, тысячелетиями принадлежавшей их предкам.

Шли годы, неспешно сливаясь в десятилетия. Безумный круговорот смерти распространялся, охватывая все новые земли, выплескиваясь дальше и дальше, а Фамари всё так же бродили по землям Терры, ища нечто ведомое лишь им одним, пока однажды путеводная нить судьбы не привела их в самое сердце только-только созданного филиала Катека. И там, в небольшой горной долине, окруженной седеющими каменными исполинами, под печальный напев тысяч ручейков и заунывный плач ветра они вырастили город-мемориал, город-склеп, город-памятник ушедшим временам и павшим Фамари. Город столь прекрасный, столь совершенный, столь чуждый всему зримому в земной юдоли, что любой человек, любое разумное существо, хоть раз взглянувшие на него пусть и издали – умирали, будучи не в силах вынести тех чувств, что пробуждало в них это величайшее из творений Строителей. Во всяком случае, так утверждали предания. Фамари назвали этот город Фай`лао Оласини – Плач Разорванных Душ, и никто, кроме них самих, не смел приближаться к этому воспетому в легендах приюту скорби.

С тех пор прошло много тысячелетий, Фамари всё реже и реже покидали свою долину. О них начали забывать… Вот и Безымянный, как ни силился, не мог придумать ни одной причины, по которой Конфедерация вынуждена была бы вновь, как в далеком прошлом, обратиться за искусством Строителей

– Я думал, Фамари больше не выходят во внешний мир в таком количестве, – еле слышно прошептал он. Да и зачем бы? Конфедерация уже давно не использует их песни для строительства новых зданий – только для поддержания в целостности уже выращенных: слишком дорого обходятся их услуги!

– Неужели же ты ещё не догадался? – заговорщицки ухмыльнулся Влад, и на миг его лицо озарилось тем светом и проказливым озорством, что и в детстве, когда они на пару затевали тайком от взрослых какую-нибудь каверзную проделку. – Возводится зикурэ! Это решение патриархата. Нам, конечно, многого недоговаривают, но я считаю – Верховный Конклав хочет возродить традицию вим. На нашей территории уже начато взращивание семи зикурэ, эта – восьмая. Уж не знаю, во что обошелся договор с катекианцами и самими Фамари, но… ты только представь себе – парящие вимы! Сколько лет прошло с тех пор, когда они последний раз поднимались в воздух?

– Больше тысячи, – сухо отозвался Безымянный, испытывая странное переплетенье чувств – зависти и смутной тревоги. – Насколько я помню, последний раз вимы принимали участие в восьмом Походе Священного Гнева против Акватиукуса.

Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, припоминая историю, и продолжил уже другим, задумчивым голосом, словно с трудом вытаскивая из кладовых памяти факты давно минувших событий:

– Это была катастрофа. Истощенные накопители разрушались один за другим, кристаллы памяти не справлялись с нагрузками, вимы – лишенные защиты и направляющих пространственных форм – оказывались под прямым огнем амазонок и гарпий… Шесть – было полностью разрушено шесть вим, семнадцать получили критические повреждения. Наши наземные войска оказались отрезанными от основных сил и угодили в котел, из которого лишь немногим удалось вырваться. Донерианцы понесли самые большие потери за всю историю – именно после этого они отказались от сотрудничества с остальными филиалами. А потом началась Одиннадцатое Вторжение… Да, с тех пор вимы ни разу и не поднимались в воздух – цена непомерна…

 
Влад неожиданно рассмеялся.
 

– Если бы ты знал, – с трудом справляясь с собственной неуместной веселостью, проговорил он, всё еще хихикая, – до чего ты сейчас напоминаешь Оуэна! Огонь и Тьма, ты даже говорил с теми же самыми интонациями!

Безымянный улыбнулся с чуть заметной грустью, вызванной далекими воспоминаниями. Оуэн – старый рыцарь-храмовник, маленький, весь сморщенный как печеное яблоко, сухой… с неизменной доброй улыбкой и мягким светом мудрости лучащимся из белёсых стариковских глаз. Безымянному не хватало старика, не хватало даже больше чем ближайших родичей. В детстве, Оуэн был для него, пожалуй, самым главным человеком: мудрый наставник всю свою жизнь посвятивший служению роду Александеров, воспитавший несколько поколений наследников рода – он был для них всех кем-то вроде любимого дедушки (да ведь Оуэн и впрямь был их дедом)… Он покинул этот мир за три года до того как сам Безымянный превратился в преступника и изгоя.

– Ты всегда был его любимчиком, – уже без тени веселья в голосе произнес Влад.

– Может, это оттого, что я реже остальных засыпал на его уроках? – чуть улыбнувшись, предположил Безымянный.

– Возможно, – Влад поднял свою кружку, – легких путей!

– Лёгких путей, – не замедлил присоединиться к кону Безымянный. Ещё одна ритуальная фраза, фраза которой провожали в дальний путь почивших с миром. – Что бы там не было, – осушив до дна свой кубок, добавил он, – Оуэн был настоящим Александером!

– Да, он был Александером, – прихлопнул ладонью по столу, согласился Влад. – Но, вернемся к вимам: после потери северных зикурэ общая энергетическая сеть оказалась нарушена и направляющие потоки дестабилизировались. Но теперь-то у нас будет шанс вернуть славу вим! С этими новыми зикурэ, что возводятся, у нас появится реальная возможность если и не полностью восстановить, то хотя бы уравновесить дисбаланс энергий в электромагнитной сети Терры…

Увлеченные разговором, собеседники не заметили, как начало смеркаться. Над могучим Штормскальмом разливались вечерние тени, кафф постепенно стал наполняться людьми и гомоном голосов; официанты, бесшумно скользя по залу, активировали шары-светлячки, размещавшиеся в стенных нишах, и их мягкий бледно-оранжевый свет окутал гостевой покой атмосферой уюта и безмятежности, не лишенной легкого ореола романтичности.

– Мне, пожалуй, пора, – поглядев в окно на темнеющую улицу, кон нехотя поднялся из-за стола. – Завтра с утра я отправляюсь на пост к Опорной Стене и ближайшие десять дней буду торчать, как пугало, у прохода, раздражая всех подряд своей кислой рожей, – он скривился и издал хриплый смешок. – Ты не представляешь, сейчас у Стены ошивается почти целая "рука". И вдобавок с полсотни ваятелей и "плетеков"! Мы прямо как к войне готовимся! И ладно б только это. Каждые два-три дня направляются усиленные боевые группы в глубокие рейды за Барьер, контроль за входящим со стороны Тартра усилен многократно, вся центральная площадь города отцеплена, все дома, выходящие на неё, – опечатаны и набиты стражами под завязку. Неудивительно, что местные косятся на нас, как волки на хохлатых! Мы им уже в печенки наверняка въелись.

Он с сожалением окинул взглядом кафф, но время его и впрямь поджимало, на прощанье он крепко сжал руку брата и поинтересовался:

– Кстати, я ведь так и не спросил, а ты где остановился? После того как вернусь, надо бы нам посидеть, как следует, так что выкладывай.

– Да я ведь только сегодня пришел в город и ещё даже не успел, как следует, осмотреться, остановиться – тем более. Как раз этим и занимался, когда мы с тобой встретились.

– Когда ты пытался от меня удрать, – весело уточнил Влад и озорно, почти как в старые времена, подмигнул брату.

– Точно, – чуть смущенно отозвался Безымянный.

– Ну, значит, так, советую тебе "Пьяную бочку", это рядом с Южными вратами, по соседству с кондитерской. Приличное место – несмотря на название – чистое, спокойное, да и девочки там такие – залюбуешься. Кроме всего прочего, это единственное в городе заведение, где подают сносное вино, к слову – с наших виноградников. Подозреваю, дед имеет долю в этом хоттоле, это вполне в его духе, но так или иначе нашу семью там знают и уважают. Скажи Ингару – это хозяин, что ты из Александеров, передай от меня привет – и скидка, вкупе с отличной комнатой, тебе гарантирована.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Безымянный.

– Да, если тебе нужны деньги… – спохватившись, Влад опустил руку к поясу в поисках кошелька.