Текст книги "Дорога к дому (СИ)"

Автор книги: Александр Куликов

– Зато и другие гости к вам не заглядывают, – полувопросительно-полуутвердительно заметил он.

– Да нет, бывают, изредка правда, – возразил Гаргарон, сразу смекнув, о каких "гостях" помянул его посетитель. – Но не задерживаются. Люди у нас тертые, любую нечисть, как положено, приветить могут.

– Верю. А как у вас тут с бандитами? – словно бы между прочим поинтересовался Безымянный.

– С кем? – удивленно-непонимающе переспросил хоттолен.

– С бандитами, – повторил путник и на всякий случай, будто имея дело с тугодумом, добавил: – Ну с грабителями.

– Отроду не водились! – грубо заявил гигант. – Мы эту погань быстренько изживаем, – и, весьма неприятно усмехнувшись, добавил. – На конопляной веревке и крепком суку.

Путник задумчиво кивнул и, уставившись в кружку, принялся размышлять о чем-то своем.

– А с чего это ты спрашаешь? – видно, Гаргарон был из тех веселых молодцов, кому молчать даже некоторое время было невмоготу, потому как не прошло и пары минут, как он прервал размышления путешественника. – Я про бандитов, в смысле.

– Да встретились тут неподалёку трое, к северу по дороге, там, где у вас грушевая роща, – отозвался Безымянный, прервав размышления. – Налетели, пистолем грозили…

– Ну да, – осклабился хозяин, – а у старшого наверняка шрам на правой руке и носопетка влево глядит?

– Верно! – припомнив внешность угрожавшего ему пьяницы, кивнул Безымянный.

– Тоже мне бандиты! – насмешливо заявил хоттолен. – Наверняка Петро и не иначе как с Ваней малым и Кирей. С ними по пьяни такое иногда случается, хоть и не часто. Но нынче они изрядно наклюкались, да и потом уж больно они возмущались, когда я в конце отказался им в долг наливать. И чего с ними?

– Я же сказал, – пожал плечами Безымянный. – Шел по дороге, тут они, достали пистоль, стали грозить…

– И чего ты? Часом не… того? – испуганно спросил гигант, впившись в путника взглядом.

– Нет, – человек отрицательно мотнул головой и положил руки ладонями вниз на стойку. – К утру очухаются, я думаю.

– Это вряд ли, учитывая, сколько они вылакали, – успокоившись, пророкотал хоттолен. Громогласно расхохотавшись, он вдруг крикнул, глядя куда-то в зал: – Сеня, твой шурин с братьями снова дрыхнуть на дороге улеглись, сходи, проведай. А то как бы ими хохлатые не закусили!

– Опять? – донесся раздраженно-усталый голос из кучки толпящихся возле дальнего столика людей. – Чтоб его… Да пусть им дьяволы кишки в узел завяжут! Не пойду!

– Твоё дело, – скаля зубы, откликнулся Гаргарон, – но, когда Маришка узнает, что из-за тебя мужа лишилась, она ж тебя со свету сживет, помяни моё слово!

Недовольно ворча и сетуя на злодейку-судьбу, Сеня – ражий, патлатый паренек лет двадцати, все же внял голосу разума и, прихватив за компанию пару приятелей, направился к выходу.

– Они в этот раз подальше обычного забрались, – окликнул их у самого выхода Гаргарон, продолжавший хихикать, как заведенный. – У Грушовой Балки расположились.

– Найдём, – отмахнулся Сеня и с тем вышел, громко хлопнув дверью.

– Вечно с этим Петро одни неприятности, – наклонившись к Безымянному, доверительно сообщил отсмеявшийся хотоллен. – Не, так-то он мужик ничего, справный, но вот как выпьет – а выпить он не дурак – ему горы по пояс! Такого чудить начинает! Вот раз было: он с зелёных глаз полез в свинарник, и там его словно накрыло, порешил, что хрюши – его родичи, а он, пьяный, смел, как сам греммел, – вот он и стал им высказывать, чего в душе накопил – а прикопилось там немало! А то днём было, и свинарник не чей иной, как мой! Народу собралось – чуть не половина посёлка! А он их в упор не видит и со свиньями – вовсю говорит! По именам родни величает да орёт во всю глотку! Вот смеху-то. Не ему, правда: он как протрезвел, с неделю из дому носа не казал, синяки прятал, потому как от него больше всего хрюшам, в которых он жену с тёщей признал, досталось. Ну а потом уж и их черед наступил душу отвести, когда он проспался, значится…

 
Путник незло усмехнулся и, не имея в виду ничего конкретного, сказал:
 

– Весело живете.

– Не жалуемся, – тут же согласился Гаргарон, довольно кивнув. – Может, тебе чего погорячее налить? Ты, гляжу, мужик крепкий, чего зря рот жиденьким полоскать. А у меня, скажу я тебе, такая настоечка созрела – не оторвёшься! Ну, так как?

– Позже, – задумчиво проговорил Безымянный. – А пока налей-ка мне, хозяин, кружку молока и дай, если есть, кусок ржанухи посвежее.

– Молока?! – удивлённо переспросил хозяин.

Губы его растянулись, и казалось, что сейчас вся эта огромная, многокилограммовая масса разразится оглушительным хохотом, но тут в глазах его промелькнуло нечто похожее на догадку, а взгляд, вновь пристально обежав посетителя, задержался на его левом плече.

– Бес, – это был не вопрос. – Только прошу, не вызывай его прямо здесь, – хоттолен как-то виновато посмотрел на человека и развёл руками. – Тут людишки бесов не особенно жалуют.

– Я понимаю, – просто ответил человек.

 
Гигант махнул на него рукой.
 

– Да ничего ты не понимаешь. Думаешь, раз мы в глухомани коптимся, так уж совсем озверели? Да тут, почитай, у любого кто-нибудь обретается. У многих ещё со времён войны приживалы околачиваются, другие – чтоб от соседей, стало быть, не отстать – сами себе приятелей на шею повесили. Мы тут такого понавидались – другим, небось, и за сто лет во сне не привидится. Народ здесь пуганый, да не пугливый. Да вон, сам погляди.

Гаргарон указал пальцем за спину человеку и, недовольно пробурчав что-то невнятное, принялся ожесточённо протирать и без того чистую стойку. Путник неспешно и без особого любопытства оглянулся. Картина, представшая его взору, была до нелепости обыкновенной – такую можно наблюдать практически в каждом хотолле на земле. За одним из пристенных столиков, специально разграфлённым для игры в кости, собрался с десяток любителей этой древнейшей забавы. Поругиваясь и подшучивая друг над другом, они передавали из рук в руки небольшой стаканчик, и каждый бросок сопровождался громким хохотом или протяжным воем. Но совсем не на это обратил внимание своего посетителя хотоллен. Рядом с одним из игроков стояло маленькое существо, едва-едва достававшее своему хозяину до пояса, с крошечными загнутыми назад рожками на непропорционально крупной голове. Цепляясь передними восьмипалыми лапками за край стола, чтоб его случайно не отпихнули в сторону, создание неотрывно следило за мелькающими кубиками. От переполнявшего его азарта оно все время переступало с ноги на ногу, и в результате ко всеобщему шуму прибавлялся ещё и отчётливо различимый цокот крохотных копытец.

Вскоре ход перешёл к его хозяину, человек тряхнул стаканчик и небрежно выбросил содержимое на стол, словно заранее был уверен в победе. Но что-то у него пошло не так, как хотелось. Оглушительный хохот, взорвавшийся за игорным столом, стал ярким тому доказательством. Чёрт, у которого от огорчения вся короткая буроватая шёрстка встала дыбом, яростно подпрыгнул и пнул хозяина по лодыжке. Впрочем, человек этого даже не заметил; в это самое время он как раз пытался доказать всем присутствующим: его бросок не считается.

Одновременно с этим, на противоположной стороне стола появился – невидимый до того из-за плотного людского сутолока – другой, радостно скалящийся и улюлюкающий чертенок, принадлежащий, по всей видимости, человеку, обыгравшему хозяина первого. Заприметив друг друга, рогатые обормоты на мгновенье замерли, а затем одновременно запрыгнули на стол и… Кости, монеты и клочки бумаги полетели прочь, люди прянули в стороны, давая бойцам пространство, поднялся невообразимый гам: хозяева чертей принялись подбадривать своих любимцев, остальные свидетели, разделившись на примерно равные части, присоединились к ним, послышались голоса делающих ставки.

Черти меж тем принялись вовсю мутузили друг друга крохотными кулачками, изредка пуская в ход копытца, при этом оба пытались поддеть противника рожками или хотя бы как следует боднуть лбом. Вскоре столешница показалась им явно недостаточно большой ареной, и они свалились на пол, перевернув стол, и продолжили охаживать друг друга почем зря, катаясь из стороны в сторону и оглашая воздух задорными боевыми кличами.

– Чёртовы черти, – еле слышно ругнулся хотоллен.

– Я думал, по закону им нельзя присутствовать на играх, – повернувшись к нему, заявил путник, улыбаясь во всё лицо.

– Закон! – презрительно хмыкнул Гаргарон. – Ты что, видишь здесь конов? Законы – они для городов, да и то не для всех, далеко не для всех. У нас тут конов последний раз видели перед филидской кампанией, да и тогда они в наши дела носа не совали. Оно им надо? Раньше – да, мне дед сказывал, что раньше они, верно, повсюду были, а теперь и на своих-то землях не особо высовываются. Не, оно, конечно, понять можно, здорово их в последний раз потрепало – чуть не половина ихних в Змеиных Рассветах полегла, от такого быстро не оправишься…

– Знаю, – прервал говорливого хотолена путник.

– Ага, конечно, – торопливо кивнув, согласился Гаргарон, – сам, небось, побывал в пекле?

– Нет, – Безымянный качнул головой и, приложившись к кружке, добавил. – Брат и отец. Они рассказывали. Я тогда и не родился ещё, – он беззлобно усмехнулся, увидев недоумение на лице хоттолена. И верно, "Вторая филидская" бушевала около пятидесяти лет назад – ничтожный срок, по меркам долгоживущих, да и он сам ну уж никак не выглядел молокососом, только-только разменявшим пятый десяток лет, оттого-то удивление хоттолена и не вызвало у него раздражения. – Брат рассказывал: их, в Сарсской академии, из тех, что постарше, само собой, отобрали две сотни, вернулось – восемнадцать.

– Угу, – сокрушенно тряся головой, согласился хоттолен. – Я и говорю – пекло!

Путник вновь приложился к кружке, отметив мимоходом превосходный вкус пива – сразу понятно: пивовар делал напиток как для себя, не поскупившись на ячмень и солод. Стянув заплечный мешок, он опустил его на соседнюю табуретку, сверху набросил плащ: всё ж таки камин, пожиравший огромные поленья неподалёку от стойки, изрядно натопил общую комнату, и даже легкий ветерок, проникавший сквозь два полуоткрытых окна, не разгонял жары, не остужал разгоряченные игрой и выпивкой головы посетителей.

Драка чертей меж тем достигла своего апогея, о чем свидетельствовал истошный вопль одного из драчунов. Безымянный оглянулся. Картина, представшая его взору, была настолько забавной, что даже он не смог удержать улыбки: один чертенок, лежа брюхом в пол, что есть сил елозил зубами хвост своего неприятеля, который, в свою очередь, лупцевал его по спине кулачками и оглашенно вопил. Человек покачал головой, мысленно отдавая победу черту, атакующему хвост, и, повернувшись к стойке, продолжил беседу с хоттоленом:

– Откуда знаешь-то? – он забросил в рот крохотное печеньице из миски, услужливо подставленной к нему хоттоленом, и, разжевав, поспешно потянулся за кружкой. Малюсенький хлебец состоял, казалось, из одной соли, здорово сдобренной перцем и ещё чем-то столь же жгучим. Понятно теперь, отчего эти хрустяшки щедрыми горками красовались на всех без исключения столах – угощайся не хочу. Стоит съесть один – и волей-неволей придется заказывать пиво или ещё чего-нибудь в том же роде – а это всяко прибыль! Хитрый хотоллен!

– А с чего ж не знать-то?

Гаргарон с гордым видом выпятил грудь и, оглянувшись на стену позади себя – вдоль и поперек уставленную бочками на деревянных полках, кивнул на висевшие чуть не у потолка, прямо посередине стены, ружьё и топор. Оружие и впрямь заслуживало внимания: огромное двуствольное ружьё с длиннющим воронёным стволом наверняка было способно прострелить навылет неактивного хельма-стража с сотни шагов; не уступал ему и топор, вернее секира, настоящая боевая секира с двумя широкими серповидными лезвиями и рукоятью чуть не в рост – воистину оружие, соответствовавшее своему владельцу!

– Я сражался, – просто сказал Гаргарон, с трудом оторвав взор от предметов, напоминавших ему о славном боевом прошлом. – Этот топор я добыл в битве. Трофей – сам понимаешь.

Безымянный молча кивнул. Теперь ему стало ясно и происхождение рогов, красовавшихся у входа в хоттол.

– Ндааа… – протянул здоровяк, мечтательно покачав головой и вздохнув. – Ах, какое было времечко. Мы тогда поначалу здорово натерпелись: эти бесконечные марши, сырость, холод – я, помнится, думал, что уже никогда не согреюсь. А ещё постоянные наскоки и засады! Ты не поверишь, но за время перехода наша когорта потерял народу больше, чем в самой битве. Правда, – тут он застенчиво хихикнул, – если уж говорить совсем откровенно, в самой битве мы не особо участвовали, так, в основном по резервам. Сам знаешь, ваша братия не особо-то любит, когда у них под ногами ополченцы путаются. Но всё ж подраться пришлось, это когда греммелы прорвались через правый фланг к нам в тыл. Ну и каша получилась: я такого в жизни не видывал, словно в огромном котле все, а всё равно – каждый сам по себе. Команды вроде идут, а никто их и не слушает, каждый за себя старается. Ну, оно и понятно – мы ж к такому не привычны. Одно благо, с нами тогда несколько прайдов эффов было, они-то и выручили, помогли кое-как отбиться, порядок навести…

 
Гигант хотолен внезапно погрустнел и весь словно съёжился.
 

– Только и полегли они там все до последнего, никто не уцелел… Помню, была среди них одна девчушка, по-нашенски если – лет двадцать ей было, не больше, Маарил звалась. Смешная такая, всё к нам, людям, приставала… как, мол, жизнь у нас идет да как с миром ладим… Славная была, светилась вся… она из них последняя на ногах держалась, когда пошел четвёртый, последний, вал греммелов.

Окончательно сникнув, Гаргарон вытащил из-под стойки свежую пивную кружку и, нацедив в неё из стоявшего под стойкой бочонка крепчайшего, судя по аромату, бренди чуть не по самую кромку, одним махом отправил себе в глотку.

– Такой вот она мне и запомнилась, – поставив опустевшую кружку на место, продолжил хотоллен. – Потом, уже после боя, мы нашли… то, что от неё осталось… изорванная вся, искусанная, а лицо – целое, и всё такое же светлое… жалко.

Не спрашивая разрешения, хоттолен поднял опорожнённую едва ли наполовину кружку путника и, выплеснув содержимое на пол, наполнил её бренди, после чего налил и себе:

– За память павших, – дождавшись, когда Безымянный присоединится к нему, провозгласил Гаргарон.

– Да минуют их души Бездну! – прошептал путник.

– И да обретут они вечный покой по ту сторону Вечности, – закончил ритуальную фразу хотолен, одним махом втянул в себя огненный напиток и, крякнув с натуги, прихлопнул пудовым кулачищем по стойке. – Ах, хороша водица, согласись, братец!

– Ничего… – приглушенно отозвался Безымянный, с трудом переводя дух после выпитого.

– Это я её тебе сватал вначале, – довольный реакцией гостя, сообщил хоттолен, – а ты всё отнекивался, как амазонка перед мужиком!

Довольный собственной шуткой, он широко разинул рот и захохотал, мгновенно позабыв о грусти.

– Так, а что тут у вас за история с бесами? – дождавшись, когда хозяин отсмеется, полюбопытствовал путник, видимо весьма заинтересовавшись этой историей.

– Да вишь какое дело, – хоттолен негромко хмыкнул и, почесав брюхо, приступил к рассказу. – Я тут сам виноват. Было дело! Лет десять назад остановился здесь путник, навроде тебя – тоже из-за гор дорожкой плёлся. Ну, въехал он, стало быть, покрутился, огляделся, а к вечеру, как компания собралась костишки метать – он к ним. Я в тот день, хоть и не любитель, а тоже пару раз тряхнул стакан. Ну вот, слово за слово, бросок за броском, и остались мы с ним – почитай, одни. А дело уж к рассвету. Играли-играли, он чуть не подчистую продулся. Ну, говорит, видать, плохо дело: и отыграться охота, и деньги надо поприжать – чтоб за комнату, да за стол со мной же и расплатиться! Я уж было совсем разомлел, стал денежки со стола сгребать, а он мне – погоди, говорит; есть у меня что проставить! И так глядь себе за плечо. Вылезай, – говорит. Я глазами хлоп-хлоп, гляжу – бес! Да такой здоровый – не поверишь – мне чуть не по грудь. Рожа злющая, глаза горят, того и жди – башку откусит, жуть. А этот путник так гордо на беса тычет и говорит – вот, мол, моя ставка. Я ему – на кой мне бес? А он как пустился в сказ, не, честно слово, такого брехуна сладкого – поискать! Знатно трепался, ничего не скажешь! Так он мне всё в красках расписал: и какой это помощник – все, мол, делает, и какой добрый да умный…

Безымянный, догадавшись, куда клонит хоттолен, разразился громким хохотом.

– В общем, сплоховал я тогда, согласился. Потом уж, когда время прошло – докумекал. Он, путник-то этот гадский, того только и дожидался, как бы какого дурачка выискать. И вот ведь зараза! Он тогда так много продул, что я и впрямь уверовал в своё счастье. Дальше – больше. Выиграл я, он от огорченья чуть не всплакнул. Ну – говорит – ничего не поделаешь, игра есть игра! И передаёт мне беса! Достаёт оставшиеся денежки, платит мне за постой и отправляется в комнату, утро – говорит – вечера справнее. Отоспится – глядишь, и сообразит, как товарища выручить. Наутро его, само собой, и след простыл. А я оклемался, проспался и… В общем, начался с того самого утра сущий бардак! Бес тот – ни дай, ни приведи – в каждую щель свой нос суёт, посетителям хамит, в драки лезет, спорит – это ужас. Он за месяц перебил посуды столько, что пришлось спешно новую заказывать. А сколько он сожрал! Этого и не представить.

Гаргарон, огорченный тяжелыми воспоминаниями, печально покачал головой и с досады принялся наполнять свою кружку очередной порцией бренди.

– Так и куда же он делся? – борясь со смехом, полюбопытствовал Безымянный. – Сбагрил, небось, какому-нибудь "везунчику"?

– Ага, – гоготнул хотоллен, – теще по третьей жене! И не поверишь – ладят, обретаются душа в душу!

Жизнь хоттола, меж тем, шла по обыденной, проторенной дорожке. Люди ели, пили, играли и сплетничали. То и дело возникали споры и ссоры по самым незначительным поводам и так же внезапно как и возникли, исчезали, сменяясь заздравными тостами и заверениями в вечной приязни. Что примечательно – ни одна ссора до драки не дошла. Этому обстоятельству явно способствовала могучая во всех отношениях личность самого хоттолена. Здоровяк Гаргарон оказался на удивление подвижным и рачительным хозяином, он успевал всюду, переговаривался со всеми, стараясь никого не обделить вниманием, а его трое помощников – они же его сыновья – ловко справлялись с тем немногим, что не успевал их отец.

И всё же большую часть времени хозяин уделял своему новому постояльцу, находя его общество если и не приятным, то освежающе-новым и необычным – несомненно. После одной из бесчисленных отлучек разговор у них зашел о местной жизни, и Безымянный, не утерпев, задал хоттолену терзавший его вопрос о защитном кольце вокруг поселения.

– Года три-четыре назад, – охотно принялся рассказывать Гаргарон, – у самого перевала наши охотники натолкнулись на странную парочку. Одного звали… звали… вот память дырявая! Никак не могу вспомнить. Да и не важно, как его звали, главное – он сам из эффов был. Второй – человек. Им, беднягам, видно, совсем туго пришлось, потому как эфф еле на ногах держался от усталости, но спутника своего не бросал. А тот совсем плох был, еле дышал. Они по ту сторону на каких-то тварей нарвались: то ли на свистунов, то ли на хохлатых – еле отбились, одним словом. Но человека здорово зацепило, бедро ему порвали до кости да вдобавок и спину поцарапали. А в переходе они ещё и под камнепад попали. В общем, выглядели хоть стой хоть падай. Ну, парни помогли им сюда добраться, а уж здесь наши ведьмы их кое-как подлатали. Выкарабкались – одним словом. Вот. А тот человек оказался каким-то очень серьезным: то ли ваятелем, то ли плетельщиком, из какого-то малого клана, что ли – ведьмак справный, одним словом. Не знаю. Но через неделю, после того как мы их подобрали, здесь, у нас, столько народу из этого ихнего клана собралось – плюнуть некуда. Ну вот, а когда тот раненый вконец оклемался, заявил: вы меня, мол, от смерти спасли, и я хочу вас отблагодарить. Вот и отблагодарил.

– Повезло вам, – уверенно проговорил Безымянный. – Такая штука в центральных землях стоит как полгорода. Мастерски сделана.

– И не говори! – немедленно согласился хоттолен, усердно кивая. – Мы ж до того чуть не спали с оружием в обнимку, каждую неделю в караул очередь выпадала, и днем и ночью настороже. А нынче, право слово – будто на Большой земле живем, про тревогу и облавы и поминать забыли! Да вот, намедни прорвалась из шахт какая-то нечисть. Горняки и чихнуть не успели, а она прямым ходом к нам – мясо учуяла, не иначе, гнусь поганая! Мы и не сообразили-то толком, как на восточной стороне жуть какая-то сиреневая полыхнула, вой был – хоть стой хоть падай! А потом только кучки маслянистого пепла и нашли, штук шесть. Вот и кончилась вся нечисть! Даже и не поняли, что это за дрянь была.

Проговорив ещё некоторое время о том о сем, Безымянный, попросил хоттолена указать ему комнату, в которой можно расположиться.

– Давай я сам тебя провожу, – предложил радушный хоттолен и, не дожидаясь ответа, крикнул старшему из своих сыновей, похожему на отца – такого, каким тот, вероятно, был во времена своей боевой молодости, как две капли воды: – Митя, пригляди за порядком!

 
Глава 3: Разговор за ужином.
 
 
Я играю роль? Или это роль играет меня…
Карл Оанаси, маршал объединенной армии филиалов, накануне битвы при Фриаэлле.
Из мемуаров Тобиаса лейн Красета.
 
 
Шустро выбравшись из-за стойки, Гаргарон приветливо махнул Безымянному и направился к двери, расположенной с правой стороны от входа и ведущей на небольшую площадку перед лестницей на второй этаж
Поднявшись по скрипучей лестнице с широкими, стертыми ступеньками наверх, они очутились в коридоре, освещенном единственным шаром-светлячком, укрепленным под самым потолком в плетеной – наподобие корзины – люльке. Восемь одинаковых, массивных дверей, лишенных каких бы то ни было украшений и ведущих в гостевые комнаты, располагались с каждой стороны. Остановившись возле четвертой комнаты по левому краю, хоттолен распахнул дверь и, посторонившись, пропустил Безымянного внутрь.
Комната оказалась небольшой, но весьма уютной. Стены были обшиты узкими, ладно подогнанными друг к другу панелями из старого мореного дуба, на полу лежала выцветшая шкура бурого медведя, упиравшаяся задними лапами в выложенное речной галькой основание широкого камина, большей частью упрятанного вглубь стены. Из мебели в комнате присутствовали: кровать, платяной шкаф, тумбочка с лежащим на подставке в форме руки с раскрытой ладонью бледно-голубым шаром-светлячком и небольшой стол с парой неказистых стульев, придвинутых вплотную.
 

– Как? Устраивает? – обведя своё хозяйство не лишенным некоей толики гордости взглядом, обратился к постояльцу хоттолен.

– Вполне, – удовлетворенно кивнул Безымянный.

В любом городе, подконтрольном Конфедерации, подобная комнатушка могла подойти разве что караванному стражу, даже успешные мастеровые вряд ли соизволили бы остановить на ней свой выбор, но в приграничье она казалась, чуть ли не пределом мечтаний.

– Ну, тогда устраивайся, гость дорогой, обвыкайся, примеряйся, а я пока за ужином твоим схожу. Да, совсем забыл, ты с дороги, верно, помыться хочешь? С этим у нас не шибко справно – звиняй! Баня есть, правда: спустишься вниз и сразу от лестницы направо, там и вода, и мыло и всё прочее, но одна она на весь хоттол, да и время позднее – поостыла уж, наверное. Ты ополоснуться – сходи, конечно, но с остальным лучше до завтра повремени.

– Спасибо, – поблагодарил заботливого хоттолена Безымянный.

Проводив глазами удаляющегося гиганта, он опустил возле кровати свой мешок, плащ набросил на спинку кровати и следом – верхнюю куртку. Поразмыслив немного, он решил последовать совету и помыться. Спустившись вниз и без особого труда обнаружив банную комнату, Безымянный с удовольствием скинул остававшуюся на нем одежду в небольшом закутке, служившем то ли гардеробной, то ли предбанником, и приступил к приятнейшему – особенно после нескольких недель, проведенных под открытым небом в дороге, занятию – омовению! Температура в парильне, как и предсказывал хоттолен, была так себе, да и вода порядком поостыла, и всё же, окатывая себя раз за разом еле теплой водой и размазывая клочья желтоватой мыльной пены по усталому телу, Безымянный чувствовал себя почти счастливым. Помывшись и как следует растеревшись грубым полотенцем, он вышел в предбанник и, окинув недовольным взглядом свою затасканную и пропыленную одежду, принялся с видимым отвращением одеваться. Запасных вещей у него не было. Всё то немногое, что успел нажить за время пребывания по ту сторону гор, он, по давней традиции возвращающихся из изгнания, оставил земле, пощадившей его. А новыми, хоть сколько-нибудь сносными вещами можно было разжиться только в городе. Вот и приходилось терпеть.

Поднявшись наверх и войдя в свою комнату, он застал там Гаргарона, выставлявшего с подноса на стол разномастные тарелки и горшочки, источающие ни с чем несравнимый аромат сытости. Среди принесенных хозяином блюд были кусочки шпигованной чесноком утки, золотистой горкой покоившиеся на тарелке; сильно прожаренная крупными кусками свинина с острым перцем; моченые яблоки и огурцы; небольшая тыква, фаршированная морковкой и пряной зеленью; отварной картофель и несколько видов салатов и холодных закусок в небольших мисочках. Довершал все огромный каравай ржаного хлеба, разрезанный напополам. Так же на столе высился здоровенный кувшин, до краёв наполненный пивом, и другой, поменьше, со свежим молоком.

– Ну вот, – заметив возвратившегося постояльца, пророкотал Гаргарон, довольно улыбаясь. – Чего ещё надо после долгой дороги? Помылся, наелся, продрых с добрый денек – вот оно и счастье. Разве не так?

– Верно, – кивнул Безымянный, подходя к столу и усаживаясь на услужливо пододвинутый к нему табурет. – Верно говоришь.

– Ты ешь, ешь, – довольно потирая руки, хоттолен уселся на заправленную войлочным одеялом кровать, – все прямо с пылу с жару, налегай. Да и приятеля своего не забудь кликнуть, а то эти бесы такие обидчивые.

– Это уж точно, – согласился Безымянный и позвал бесёнка: – Ноби!

– Я всё ещё злюсь! – пробухтела возникшая за его левым плечом голова беса с надутыми щечками, выражающими крайнюю степень недовольства. – И это целиком и полностью твоя вина!

Хитро поблескивавшие глаза бесенка тем временем проворно осмотрели комнату и, остановившись на могучей фигуре хоттолена, примостившего своё многокилограммовое тулово на краешке кровати, победно сверкнули: наступал час долгожданной мести!

– Вы не представляете себе, – плаксивым голосом обратился к нему бесенок, – как я счастлив наконец-то оказаться в приличном обществе! Это ужасный, ужасный человек! Изувер! – материализовавшаяся вслед за головой лапка принялась ожесточённо тыкать в Безымянного, норовя попасть в глаз. – Недавно он хотел заставить меня съесть трёх несчастных крестьян, вся вина которых заключалась в том, что они оказались у него на пути! А когда я решительно отказался принимать участие в таком зверстве, он задумал сдать меня в бестиарий храма для опытов! А ещё…

– Ноби, молоко, – Безымянный обреченно пожал плечами и вздохнул. Жаловаться и ныть по самому мелкому поводу – в этом весь Ноби! Правда, когда дело доходило до серьезных передряг, бесенок становился совсем другим: хитрый, по мере необходимости – отважный, сообразительный, изворотливый, он не раз оказывал "своему человеку" неоценимую помощь. Зато всё остальное время… Но Безымянный уже давно свыкся с привычками приятеля и научился им противостоять. – И свежий хлеб! Считаю до трех, если не успеешь их взять…

Договаривать не пришлось. Оскорбленно пискнув, Ноби материализовался полностью и, сграбастав со стола кувшин молока и полкраюхи ржаного хлеба, перелетел на высокий шкаф, располагавшийся у самых дверей. По пути он от натуги забавно подгребал задними лапками и, дрожа от возбуждения, расплескивал вожделенное молоко – любимейший свой напиток! Устроившись на шкафу, будто на насесте, бесенок жадно отхватил здоровенный кусок хлеба, с трудом запихал себе в рот. Торопливо жуя, он, брызжа во все стороны слюной, молочными каплями и хлебными крошками, заявил хоттолену:

– Вот видите! Этот жуткий человек только что на ваших глазах грозился уморить меня голодом, и…

Остальной его монолог потонул в чавкающих звуках, странном шипении и других, малоприятных шумах, так что для слушателей осталось неизвестным, чем именно из своих многочисленных выводов и рассуждений о несовершенстве человеческой природы их собирался порадовать бесенок. Что, без сомнения, было к лучшему.

Понаблюдав немного за прожорливым бесом, Безымянный и сам принялся усердно поглощать весьма вкусную, хоть и простоватую снедь, принесенную хоттоленом. Утолив первый голод, он решил возобновить беседу и задал очень значимый для себя вопрос, который никогда не решился бы выговорить в общей зале:

– Меня интересует работа, – Безымянный предупреждающе поднял руку, не давая Гаргарону раскрыть рта, и добавил. – Но не всякая. Я знаю, что вам иногда передают… особые, скажем так, поручения для заинтересованной стороны. Очень опасные, очень незаконные и весьма высокооплачиваемые.

– И чего ты с этими особыми поручениями делать собираешься? – настороженно поинтересовался хоттолен, сощурив глаза. – Мы, хоттолены, неприкасаемые – сам знаешь. Мы стучать не станем! Так что, если ты порешил сдать моих доверителей своим – забудь.

– Оно мне надо? – миролюбиво возразил Безымянный, попутно хлебнув пива в тщетной попытке затушить пожар в животе, вызванный изрядно переперченной свининой. – Мне самому нужна работа. С мелочевкой связываться охоты нет, беготни много, а денег – чуть. Нужен хороший контракт.

– Мы обычно с чужаками о таких делах не болтаем, особенно с вашим братом, – по-прежнему настороженно проговорил хоттолен.

– Знаю, – кивнул Безымянный. – Знаю.

Так повелось издревле. Хоттолы всегда были особым местом, заповедным, местом, куда стекались слухи и домыслы, где собирались самые странные, отверженные повсюду существа, местом, где возможно было практически всё. Даже Конфедерация, железной рукой правившая на всей Терре, не решалась оспаривать древней свободы хоттолов. И не раз случалось, что в благословенных стенах этих последних оплотов воли находили себе убежища смертники и приговоренные всех мастей и рас и жили себе припеваючи, ничего и никого не боясь… до тех пор, пока хватало денег расплачиваться с хозяином. А ещё хоттолы были местом, куда обращались за помощью те, кто не смел делать этого в открытую. Как правило, они просили о совершенно незаконных вещах, но изредка случалось, что люди просто не хотели связываться с Конфедерацией и искали правды у хоттоловых наёмников.