Текст книги "Всеволод Залесский. Дилогия"
Автор книги: Александр Золотько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)
– Табачку бы лучше, – улыбнулся боец.
– И поспать в тепле… – сказал второй.
– И с молодкой… – подхватил третий.
Бойцы засмеялись.
– Прямо двигайтесь, там вас сержант встретит, – тоже засмеявшись, сказал Орлов. – Выйдем к своим – все молодки ваши.
– Так мы им и скажем! – пообещал боец. – Мол, старший лейтенант Орлов приказал, чтоб, значит, безотказно…
– И в любых количествах… – Орлов вытер лицо двумя ладонями, словно совершая омовение. – Только бы выйти…
– Извини, – сказал Севка.
– Что извини? Что ты не смог еще десять шагов пройти? Ты же тут должен быть самым аккуратным, самым осторожным. Ты же мне талдычил, что неосторожным движением… да что там движением – словом можешь все испортить. И что? Что, я тебя спрашиваю? Ты порешил четверых, да я с твоей подачи – еще одного, а в результате война не через полтора года закончится, а через два. И погибнет не сто тысяч, не двести, а миллион. Или наоборот – через неделю немцам не хватит этих пятерых при наступлении, и вермахт побежит к себе в Берлин? Что ж ты творишь, Севка Залесский? – Орлов махнул рукой и двинулся прочь.
– Девятого мая сорок пятого, – сказал Севка, глядя в спину Орлова.
– Что? – не оборачиваясь, переспросил старший лейтенант.
– День Победы – девятого мая сорок пятого. И наших погибнет больше двадцати миллионов.
– Сволочь, – помолчав, выдохнул Орлов и пошел вперед, не оборачиваясь.
Севка побрел следом.
Зачем он это сказал? Вырвалось, не смог удержать в себе? Захотелось уязвить этого самоуверенного старшего лейтенанта, который ведет себя так, будто все знает наперед, будто все просчитано им заранее и нанесено на карту.
Он спокойно повел свою группу через поселок, занятый, как оказалось, немцами. И провел бы, если бы не Севка с его растертой ногой. Снова прав Орлов и не прав Севка. И снова Севка, так красиво и, главное, правильно рассуждавший о недопустимости вмешательства в прошлое, вмешивается, вмешивается и вмешивается… И, как оказывается, для того, чтобы наплевать на судьбы миллиардов людей, ему достаточно просто испугаться. За себя любимого.
«Такие дела», – сказал Севка.
Бойцы сидели на земле, дожидаясь подхода командиров. Тина и грязь сползали с их одежды и обуви на траву под непрерывными ударами дождя.
– Воду из сапог вылей, – бросил Севке Орлов и сам стал переобуваться.
– Больше привалов не будет, – сказал старший лейтенант. – Пока дождь, нам нужно пройти как можно дальше.
– Чего там… – махнул рукой один из бойцов, – дойдем. Вы только командуйте, товарищ старший лейтенант. А мы дойдем. И полковника донесем… Ему бы перевязку…
– Нет бинтов, – сказал Малышев.
– Если пойдем в нужном темпе, то часа через три будем у моста. – Голос Орлова был спокоен и деловит. – Так что нужно постараться. Встать и – шагом марш!
Раньше Севка слышал, что человек может вытерпеть все. Слышал неоднократно, но не верил. Оказалось, был не прав. Он шел, забыв о боли в ноге и об усталости.
Через два часа ливень превратился в частый мелкий затяжной дождь. Немного посветлело.
Еще через час они вышли к мосту.
– Стой! – скомандовал Орлов, поднимая руку.
Все остановились.
– Носилки опускать? – спросил кто-то из бойцов. Орлов разрешил.
Мост из себя ничего особенного не представлял. Да и река была в ширину метров пятьдесят, не больше. Севке всегда казалось, что такие вот реки не могут быть слишком уж серьезным препятствием.
Присмотревшись, Севка понял, что фокус тут был не в ширине реки, а крутизне ее берегов. Этот берег был низким, а вот противоположный – песчаным обрывом метров в десять высотой. И вправо, и влево, насколько можно видеть, ниже тот берег не становился.
– А наш берег, – словно прочитав мысли Севки, сказал Орлов, – болотистый. Танки тут завязнут, а там – не поднимутся. Такой мост нужно охранять и оборонять. Вопрос только в том, кто его сейчас охраняет, наши или немцы…
– Сходить глянуть? – предложил Малышев.
Орлов хмыкнул, покачал головой.
– Ты бы где, сержант, часового поставил?
– Вот тут, перед мостом. В камышах.
– Вот и я так думаю. Пошли посмотрим?
Орлов снял винтовку с шеи, закинул ее на плечо, стер с лица капли воды. Малышев одернул гимнастерку, поправил пилотку и шагнул к мосту.
Они со старшим лейтенантом прошли всего пять или шесть шагов, когда их окликнули из камышей. «На русском языке», – с облегчением понял Севка.
Свои.
Как и предполагал Орлов.
Теперь нужно было только перейти мост. Но для этого – уговорить часового.
Минут пять Орлов объяснял несговорчивому невидимке, что не будет бросать оружие и поднимать руки, что требует командира, что у них с собой тяжелораненый полковник, командир дивизии… Часовой упрямо продолжал требовать неукоснительного выполнения своих требований.
– А давайте, товарищ старший лейтенант, я гранату ему туда брошу, – громко предложил Малышев. – Оборонительную, «Ф-1». Разлет осколков – двести пятьдесят метров. Идиота – в клочья. Я быстро. Я знаете, как гранаты бросаю?
– Я тебе брошу! – возмутился часовой. – Я вот сейчас стрельну…
– Вот я сейчас и без гранаты к тебе подойду, – рассвирепел старший сержант, – винтовку отберу и знаешь, куда ее тебе засуну…
– Спокойно, Малышев! – Орлов поправил винтовку на плече. – К нам идут.
По мосту шли трое в плащ-палатках. С автоматами.
– Кто такие? – остановившись метрах в двадцати, спросил тот, что шел первым.
Двое других разошлись в стороны, к перилам моста, и навели автоматы на Орлова и Малышева.
– Да вот, товарищ капитан… – начал из камыша часовой.
– Я вас спрашиваю, – капитан посмотрел на Орлова.
Тот медленно, плавным движением, снял с плеча винтовку и передал ее Малышеву. Сержант сразу же закинул трехлинейку на левое плечо.
– Старший лейтенант Орлов, выхожу с группой из окружения. С нами – тяжелораненый полковник Горелов. Разрешите предъявить документы?
– Давайте.
Орлов подошел к капитану, на ходу доставая документы.
– Партбилет, – потребовал капитан, приняв командирскую книжку.
– Пожалуйста. – Орлов протянул партбилет. – Обратите внимание, скрепки ржавые, что указывает на то, что мы не диверсанты и не шпионы.
Капитан внимательно посмотрел на Орлова.
– Это я к тому, что в поддельных немецких документах скрепки из нержавейки, как мы с вами оба знаем, – Орлов улыбнулся. – Еще могу расстегнуть гимнастерку, чтобы продемонстрировать…
– Покажите полковника. – Капитан вернул документы Орлову. – Серьезно ранен?
– Сутки не приходит в себя. Проникающее в грудь.
Капитан подошел к носилкам, присел на корточки и, приподняв край плащ-палатки, посмотрел на лицо полковника, на коричневые от крови бинты.
– Его нужно как можно быстрее в тыл.
– Нужно. – Капитан выпрямился. – Хватайте носилки и бегом на ту сторону. Там сейчас… В общем, может быть, его подвезут.
Севка, который все это время стоял затаив дыхание, облегченно выдохнул. Он все еще боялся, что в последнюю секунду что-то пойдет не так. Он уже стал привыкать к тому, что обязательно должна произойти какая-нибудь пакость вроде немецкого самолета, мотоциклистов или натертой ноги и немца в черных трусах до колен.
Но они спокойно прошли по гремящему настилу моста. Уже почти выйдя на берег, Севка рассмотрел два окопа справа и слева от моста и пушку в окопе. Маленькую, приземистую, с тонким стволом. «Сорокапятка». Их часто показывали в кино. И там же, в кино, говорили, что слабенькие это пушки. И не могут пробивать броню немецких танков. Или это говорили в фильмах о конце войны? О «тиграх»?
Артиллеристы сидели там же, в окопах, накрывшись шинелями и плащ-палатками. Если бы берег был не песчаный, то окопы уже, наверное, давно бы залило.
Наверху, почти возле самого края обрыва, были вырыты стрелковые ячейки. И даже какая-то огневая точка была сложена из нетолстых бревен и прикрыта сверху пластами неровно нарезанного дерна.
Чуть дальше, на опушке совсем еще молодой березовой рощи, между деревьями был натянут брезент, образуя нечто вроде навеса, под которым сидело десятка два бойцов. Судя по внешнему виду, недавно вышедших из окружения. Перед навесом прогуливался часовой с автоматом. Дальше стояла армейская палатка. И виднелся вход в блиндаж.
Перекрытие блиндажа было тоже из не очень толстых бревен. Все носило печать временности и какой-то торопливости в исполнении.
Серьезный и внушающий доверие вид имел только бронеавтомобиль, вооруженный пушкой, и черная, покрытая пылью и грязью легковушка.
Дверь в броневике была открыта, Севка увидел внутри человека в черном комбинезоне и танковом шлеме, оживленно разговаривавшего с кем-то невидимым в глубине машины.
Водитель легковушки дремал, оперев голову на руль.
И еще был пулемет, очень деловито глядевший на низкие тучи. Севка подумал, что в позе ссутулившегося на треноге пулемета читается обида и разочарование. Пулемет так хотел пострелять…
Севка улыбнулся своим мыслям, спохватился, осознав неуместность такой улыбки, и торопливо отвернулся от пулемета.
Капитан быстрым шагом подошел к блиндажу, и Севка только сейчас разглядел, что возле того тоже стоит часовой. Капитан спустился в блиндаж.
– Располагайтесь тут, ребята, – приказал Орлов и посмотрел на часы. – Отдыхайте. Раздвиньтесь тут, дайте поставить носилки.
Бойцы, сидевшие плотной группой, пытаясь укрыться от брызг и холодного ветра, подвинулись в сторону.
– Тут есть врач? – спросил Орлов, когда носилки поставили на землю.
– Нету, – ответил небритый боец с четырьмя треугольниками в петлицах. – Ничего тут нету, кроме, вон, пушки-мухобойки, десятка саперов и трех пограничников. И еще начальство минут тридцать назад подъехало…
Орлов глянул на часы, кивнул.
– А что за начальство?
– А бог его знает… Большое. Просто так броневик гонять не станут. Сам он в черном кожане без петлиц, но с ним два лейтенанта с автоматами. Думаю, не меньше генерала. – Небритый потер щеку и поморщился. – Если бы не он, нас бы уже, наверное, проверили и дальше отпустили…
– Как же, отпустили… – Рыжий красноармеец в разодранной на груди гимнастерке сплюнул в сторону. – Пограничники тебя, старшина, отпустят! Просмотрит тутошний командир документы и погонит всех нас в окопы – мост оборонять.
– И погонит, – согласился старшина. – А что делать? Пустыми окопами врага отпугивать?
– Отступать нужно, – сказал рыжий. – Мост зажечь… или рвануть… и отступать. Оборо-она… Это погода еще милует, а если бы солнце, так прилетели бы «юнкерсы» да все тут в мелкое крошево и перетерли. Я такое уже не раз видел. И пулемет этот ничего не сделает. Тоже мне – зенитка. Один самолет, а потом даже танков не нужно, прикатит на велосипедах команда и добьет тех, кто уцелел да убежать не додумался…
– Разболтался ты, боец, – ленивым голосом произнес Орлов. Рыжий бросил на него быстрый взгляд и отвел глаза. – Где прикажут, там и будем драться. Если мне прикажут в окопы идти – попрошу, чтобы тебя мне отдали. Ты же небось без оружия вышел? Винтовочку случайно посеял, когда на супостата в атаку шел? Раны в заднице, случайно, нет? Пикирующие бомбардировщики ужас как любят бомбами в задницы таких героев попадать. Их просто хлебом не корми, дай бомбой – да прямо в задницу…
Бойцы засмеялись, рыжий отвернулся.
Орлов посмотрел на часы, обернулся к мосту.
– Товарищ командир! – окликнул его часовой. – Вы бы не отходили от расположения…
– Само собой, извини, – улыбнулся Орлов. – Ты только крикни капитану, что полуторка к мосту едет…
Но капитан заметил машину и сам. Он вышел из дзота, накинул на фуражку с зеленым верхом капюшон плащ-палатки и быстрым шагом пошел к мосту.
Севка встал, вышел из-под навеса, чтобы тоже глянуть на машину, раз уж она привлекла внимание всезнающего и опытного Орлова.
Машина как машина. Такая же, как та, которую позавчера – всего лишь позавчера, мама родная! – расстрелял немецкий истребитель. В кузове – десятка полтора бойцов, Севка заметил масляный отблеск света на касках. Грузовик дисциплинированно остановился метрах в пяти перед мостом, по-видимому, по команде часового.
– Что там? – спросил Севка.
– Полуторка… – ответил Орлов.
– И что?
– Ничего. Повезло ребятам. Дорога – та, по которой мы ночью шли через поселок. Развилок нет нигде от поселка до моста. И если по дороге мерить, то сюда оттуда – километров пять. Уловил? Или с боем прорывались, или немцы куда-то ушли… – Орлов оглянулся на Севку. – Ты, случайно, когда в армии служил, в той, своей, из пулемета не стрелял? Из крупнокалиберного?
– Нет, – растерянно ответил Севка. – Только из автомата. А что?
– Ничего, это я так, на всякий случай.
Капитан с бойцами подошел к машине, из кабины кто-то ловко выпрыгнул, шагнул к капитану.
– Малышев! – негромко позвал Орлов.
– Я, товарищ старший лейтенант! – Малышев вскочил и подошел к Орлову.
– Не суетись, сержант. У тебя в винтовке обойма полная?
– Пять патронов. Я перед самым болотом заряжал.
– Хорошо. А из «ТТ» стрелял?
– Из «нагана». Из пистолета – не довелось.
Капитан вскочил на подножку грузовика, и тот медленно поехал через мост.
– Не нравится мне этот грузовик, сержант, – тихо сказал Орлов. – Не оттуда он едет…
– Но капитан документы проверил, пропустил…
– Все может быть. И на старуху бывает проруха. Давай-ка мы с тобой не будем расслабляться и посмотрим, что это такое приехало.
Фыркая мотором, грузовик выехал к дзоту, капитан спрыгнул с подножки, что-то сказал, указывая рукой на блиндаж. Грузовик проехал еще несколько метров и остановился перед бронеавтомобилем.
Из кабины выпрыгнул капитан, что-то сказал водителю, тот кивнул.
– Капитанов развелось… – пробормотал Орлов неодобрительно. – Сева, ты отойди в сторонку и переложи свой «наган» из кобуры в карман штанов… Или лучше под гимнастерку за брючной ремень. Но так, чтобы никто не видел, нечего народ нервировать…
Севка еще раз посмотрел на приехавшего капитана и пожал плечами.
Высокий, ладный. Движется как-то даже пританцовывая, словно весело ему. Светло-русый, глаза светлые. У Севки тоже, между прочим, светло-голубые глаза и светлые волосы.
– Добрый день! Капитан Срипников. – Капитан откозырял Орлову, тот улыбнулся в ответ.
– Старший лейтенант Орлов.
– Тоже в очереди на прием? – спросил капитан Скрипников. – Может, пропустите меня вперед? Я тороплюсь…
– Да пожалуйста, – широким гостеприимным жестом Орлов указал на блиндаж. – Только от меня ничего не зависит. Я тут просто отдыхаю после прогулки. А местное начальство принимает сейчас начальство заезжее.
– Кто-то из штаба армии. – Скрипников хлопнул себя ладонью по бедру. – Или даже фронта…
– Очень может быть, – согласился Орлов. – Если вы торопитесь, то идите… Как говорил приходской священник, ищущий да обрящет.
Скрипников оглянулся на полуторку, почесал щеку задумчиво.
– Ладно, попытаюсь…
– Там, в блиндаже, сейчас лейтенанта нашего допрашивают, – вмешался старшина. – Когда броневик и машина подъехали, минут через пять подошел боец и попросил нашего взводного туда пойти. Чего-то у него узнать хотели… может, обстановку?
– Ага… Значит, стоит подождать, когда лейтенант выйдет. Очень не любит высокое начальство, когда его отвлекают от дел. Машину нужно с дороги убрать, – спохватился Скрипников.
Он широкими шагами подошел к машине, водитель открыл дверцу кабины.
– Что мы видим? – вполголоса спросил Орлов у сержанта.
– Водитель мотор не заглушил, – тихо сказал Малышев. – И из кабины не вышел. А нормальный водила всегда что? Как только остановится, так сразу выходит по скатам ногой постучать, машину обойти…
– Молодец, – одобрил Орлов. – Еще что?
– Не знаю… Бойцы в машине как приклеенные сидят. Дождь моросит, промокли уже, наверное, а никто даже и не попытался слезть. Ни по нужде, ни закурить… Как не родные, честное слово… Я бы уже своих только матом на месте удержал, а эти сидят как примерные, по сторонам глазеют…
Грузовик медленно тронулся с места, из дзота вынырнул капитан-пограничник, крикнул что-то, неразличимое в шуме двигателя. Скрипников подошел к нему и стал объяснять, указывая на дорогу и машину.
– А вот если машина станет между блиндажом и дзотом, – сказал Орлов, – то можно будет…
Грузовик съехал с проезжей части и остановился как раз напротив выхода из блиндажа. Водитель двигателя не заглушил. Бойцы в кузове сидели неподвижно.
Скрипников достал из кармана портсигар, угостил пограничника, и они задымили возле дзота.
– А еще, Сева, обрати внимание. Все бойцы в кузове вооружены автоматами пепеде…
– И что?
– Ну, во-первых, автоматик скорее командирский… Во-вторых, откуда столько роскоши… и, в-третьих, они автоматы на коленях держат. Стволами наружу. Это же неудобно. Ставишь автомат прикладом на пол, руками придерживаешь… Почти пять с половиной килограммов веса.
– А у капитана ихнего, – перебил Малышев, – кобура с пистолетом на животе. И расстегнута. Он когда тут стоял, я обратил внимание. Под накидкой.
– Какой выносим вердикт?
– Что? – не понял старший сержант.
– Так что решим – немцы или наши?
– Ну… – задумался Малышев.
– Не нукай, не запряг. – Орлов повернулся к Севке: – А твое мнение?
– А я откуда знаю?
Севка все никак не мог понять, отчего это Орлов прицепился к капитану и его бойцам. Ну – сидят. Ну – дисциплинированные и вооруженные. Дальше что? Мотор не глушит, потому что собирается ехать дальше. Может, у него аккумулятор барахлит, заглушит мотор, больше не заведет.
– Предположим, – задумчиво сказал Орлов, поворачиваясь боком к грузовику. – И ты, сержант, не пялься, не нужно… Если они сейчас вдруг начнут воевать, то мы тут все поляжем героически. Пятнадцать автоматов – это не шутка. Ребята в бронеавтомобиле даже дверь закрыть не успеют. Если что. И, судя по всему, где-то неподалеку немцы. Сразу за своей группой они не поехали, дали возможность осмотреться, прикинуть варианты. Минут двадцать я бы дал диверсантам на такое дело. Ну, полчаса…
Орлов посмотрел на часы.
– Прошло десять. Капитан приехал, глянул и обнаружил тут дополнительный приз – высокого начальника. Севка, ты бы попытался его захватить?
– Наверное…
– Наверняка, – поправил Орлов. – И как? Штурмом? Не получится… Блиндаж хлипкий, но автомат его не пробьет. Я бы лучше вошел, перестрелял охрану, а тем временем мои орлы из кузова вымели бы здесь все. Ну, и пару гранат в дзот, как же без этого… Значит, в первую голову нужно войти за капитаном в блиндаж и прострелить ему башку.
– А если это не немцы?
– Значит, у Красной армии будет на одного капитана меньше. Ну, и тебя расстреляют…
– Почему меня?
– А потому что ты не умеешь стрелять из пулемета, – ответил Орлов. – Не дрейфь, Сева, я почти на сто процентов уверен, что это немецко-фашистская сволочь… У него еще минут пятнадцать есть на то, чтобы все провернуть. Значит, если через пять минут летеху-взводного из блиндажа не выпустят, капитан просто пойдет туда через часового. При любом раскладе ты, Сева, идешь за ним. Если часовой будет жив и попытается тебя остановить, ты его бьешь рукоятью револьвера в лицо. Лучше в нос. Нам нужно его не убить, а только оглушить, выиграть всего пятнадцать секунд. Дальше ты входишь в блиндаж и без разговоров стреляешь капитану под пилотку. И постарайся, чтобы пуля пошла снизу вверх, в потолок. Еще начальство подстрелишь невзначай… Время… время…
Орлов посмотрел на часы, бросил быстрый взгляд на капитана, докурившего папиросу, уронившего окурок и что-то со смехом говорившего пограничнику.
– Осталось минут десять…
Из блиндажа вышел лейтенант в выгоревшей, испачканной чем-то бурым гимнастерке. Вздохнув с видимым облегчением, он пошел к навесу.
– Внимание, – скомандовал Орлов.
– Но если все-таки…
– Я тебя сам пристрелю. – Орлов с недобрым прищуром посмотрел в глаза Севки. – Иди и стреляй. А потом бросай в сторону револьвер, падай на колени и кричи во весь голос, что это диверсант, только лицо не прячь, ищи взглядом глаза начальника, смотри в них просительно и жалостливо… у тебя получится, я знаю. Я в тебя верю…
Капитан Скрипников пробежал трусцой мимо Орлова, остановился перед блиндажом и стал что-то быстро говорить стоявшему в дверях автоматчику. Тот оглянулся вовнутрь, что-то спросил, потом шагнул в сторону.
Скрипников повернулся к машине и крикнул:
– Не глуши мотор, Петров! Через три минуты едем!
Капитан показал три пальца, чтобы водитель без сомнения понял, что именно три минуты понадобится капитану для того, чтобы…
Севка стиснул зубы.
Три пальца – средний, указательный и большой. А как бы показал тройку Севка? Правильно: указательный, средний и безымянный. А с большим пальцем цифры показывают немцы, про это Севка где-то читал. Не помнил, где именно, но помнил точно про эту особенность.
Значит, Орлов снова прав?
Севка решительно двинулся к блиндажу.
Часовой, стоявший снаружи, шагнул к нему навстречу, не снимая винтовку с плеча, протянул руку, чтобы остановить резвого политрука.
– Да у меня вот… – выпалил Севка, поднимая край гимнастерки, будто собираясь лезть в карман. – Очень важно!
– Нельзя… – Часовой, паренек лет двадцати, курносый, конопатый и с лопушистыми ушами, хотел объяснить, что без разрешения лейтенанта из конвоя начальства все равно нельзя входить, даже если очень нужно, но Севка ударил его револьвером в лицо, по этому самому конопатому носу.
Часовой выронил винтовку и схватился руками за лицо. Севка толкнул его в грудь и влетел в блиндаж.
Вот этого Орлов не учел – с улицы в блиндаже было почти темно. Сквозь узкое отверстие под самым потолком вовнутрь проникало немного света, но это не помогало, а скорее мешало, превращая людей, стоявших в глубине, в одинаковые черные силуэты.
…– А твоя задача, – сказал Орлов сержанту, когда Севка быстрым шагом пошел к блиндажу, – твоя задача, товарищ старший сержант, сделать так, чтобы меня не убили. Хотя бы в ближайшую минуту. Мне больше не нужно… Как только я прекращу стрельбу, бросай оружие и падай на землю с криком про диверсантов… Понял?
– Чего уж тут не понять… – Малышев пошел следом за Орловым.
– Ребята! – крикнул старший лейтенант, приближаясь к полуторке. – Ни у кого закурить не найдется? Сил уже никаких нет терпеть…
Поравнявшись с «ДШК», Орлов мельком глянул на него, потом повернулся к Малышеву и гневно закричал:
– Ты что с пулеметом сделал, остолоп? Кто же бросает оружие под дождем? Я тебя…
Орлов подошел к пулемету, взялся за ручки. Снова посмотрел на старшего сержанта, который что-то громко отвечал ему, извиняясь, наверное, но Орлов его не слушал.
Пятьдесят патронов в ленте. Пятнадцать человек в кузове полуторки. Калибр пули – двенадцать и семь, темп стрельбы – восемьсот выстрелов в минуту. Расстояние – десять метров.
Орлов рывком развернул пулемет и нажал на гашетку.
Пули ударили в деревянный борт, разнесли, не останавливаясь, его в щепу, и за несколько секунд перемололи всех сидящих в кузове людей в мертвое мясо. Никто даже не попытался выпрыгнуть или выстрелить в ответ. Тяжелые пули прошивали все навылет и уходили к низким серым тучам, чтобы сорвать на них свою неутоленную злость.
Тремя последними пулями Орлов разорвал в клочья водителя, и пулемет замолчал.
Оказывается, Малышев все это время кричал, стоя спиной к спине с Орловым, орал, надсаживаясь, что диверсанты, что скорее, что все сюда, в машине диверсанты…
Когда пулеметная очередь закончилась, Малышев оглянулся на Орлова и, отбросив в сторону винтовку, упал на колени, поднимая руки. Рядом с ним рухнул коленями в лужу старший лейтенант Орлов.
И их стали бить.
…Черные одинаковые силуэты. Севка почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Слева от входа – не Скрипников. Туда отступил автоматчик. Где-то еще должен быть один, старшина говорил, что двое охранников…
Мысли неслись вскачь, автоматчик слева начал движение, поворачиваясь к внезапно появившемуся в блиндаже чужаку.
Лейтенант в фуражке. И второй должен быть в фуражке. И начальство – наверняка в фуражке… а капитан Скрипников был в пилотке. В пилотке он был, точно.
Севка вскинул руку с револьвером.
Выстрел. Отдача отозвалась в руке, уши заложило.
Высокий человек в пилотке рухнул, капли крови полетели вперед, забрызгав тех, кто сидел за столом лицом к двери.
– Не стреляйте, – крикнул Севка, отбрасывая в сторону оружие. – Не стреляйте, прошу вас!
Он упал на колени, поднимая руки и продолжая кричать.
– Это немец! Слышите! Немец!
Только сейчас, в эту секунду, Севка понял, что его могут убить. Нет, он сознавал, что рискует, но больше боялся убить своего, советского, а теперь осознал, что и сам может погибнуть, расстрелянный в упор этими черными силуэтами.
И поэтому он кричал с неподдельным ужасом, вцепился побелевшими пальцами в край стола, запрокинув голову, пытаясь увидеть лицо того самого начальника, от слова которого теперь зависит жизнь Всеволода Залесского.
– Не стреляйте!
– Не стрелять! – прозвучало в блиндаже.
Севку ударили в лицо, швырнули на пол, устланный ветками. Навалились сверху, заламывая руки.
За дверью взревел пулемет.
– Посмотри, что там, – приказал спокойный голос.
Севка лежал, прижавшись щекой к листьям на полу, и продолжал шептать, крепко-крепко зажмурив глаза:
– Не стреляйте, это немец, немец… Не стреляйте…
Пулемет замолчал, послышались невнятные крики. Потом кто-то вбежал в блиндаж.
– Что? – спросил уверенный низкий голос, принадлежавший, по-видимому, начальнику.
– Старший лейтенант расстрелял из зенитного пулемета грузовик. Сказал, что это диверсионная группа…
– И что?
– Я посмотрел… Похоже, он прав. Немецкая рация, карты, ракетницы… Нужно тщательнее ознакомиться, но пока я приказал старшего лейтенанта не убивать.
– Значит, и этого можно поднять на ноги, – сказал начальник. – Поднимайте.
Севку поставили на ноги, но рук не отпустили. Кто-то невидимый смахнул у него с лица приставшие листья.
– Значит, так выглядит наш герой… – Человек встал из-за стола и подошел к Севке. – Черт, бывает же такое… Как зовут?
– Всеволод Залесский… – Севка спохватился, что назвал свое настоящее имя, но ничего уже поделать не мог.
– Значит, Залесский… – Человек в черном кожаном плаще внимательно смотрел в лицо Севки, словно изучал его. – Повернись к свету…
Севка повернул голову.
– Бывает же… – протянул человек в плаще. – Ты как понял, что это немец?
– Ну… – Севка дернул плечом и застонал – руку сразу же заломили.
– Отпустите его, – приказал человек в плаще и оглянулся на командира, все еще сидевшего за столом. – Вы бы, майор, пошли, глянули, что ли… Если это действительно диверсанты, то с минуты на минуту можно ждать атаки со стороны моста. Всех, кто есть, отправляйте в окопы.
– Есть. – Майор встал и вышел.
– Никита, давай за ним, – приказал человек в плаще. – Проследи, чтобы не рванули мост сгоряча. А ты присаживайся, политрук.
– Товарищ комиссар, у вас на лице кровь, – сказал кто-то из-за спины Севки.
– Это не моя. – Комиссар достал из внутреннего кармана платок и провел по лицу. – Все?
– Да.
– Ну и хорошо. Ты скажи водителям, чтобы заводились. Проследи, чтобы комдива в бронеавтомобиле разместили. И – минутная готовность. Нечего нам тут в отражении атаки участвовать.
– А как же…
– Не беспокойся, я сам как-нибудь справлюсь. – Комиссар сел за стол напротив Севки, устроившегося на ящике.
На вид комиссару было лет сорок – сорок пять. В углах глаз – морщинки, над переносицей кожа собрана в глубокие вертикальные складки. Взгляд спокойный, но Севка вдруг отчего-то подумал, что, не меняясь в лице и так же доброжелательно улыбаясь, этот комиссар спокойно разрядит пистолет в лицо собеседнику. Или прикажет его вывести в расход.
– Так как ты сообразил, что это диверсанты? – Комиссар сложил руки перед собой, как прилежный ученик, только пальцы что-то бесшумно выстукивали, медленно-медленно.
– Это мой командир, старший лейтенант Орлов…
– Тот, что с пулеметом?
– Наверное. В смысле – да. Он увидел и понял… А я… я уж потом, когда капитан… то есть немец, своему водителю показал тройку рукой… вот так…
Севка поднял руку и оттопырил три пальца с большим.
– А это по-немецки…
– Наверное… – кивнул комиссар. – На таких вещах и прокалываются обычно. По мелочам. То есть из-за такой ерунды немцы лишились удовольствия лично поболтать со мной…
– Товарищ комиссар, – позвали от входа. – Тут старший сержант Малышев просится к вам, говорит – очень важно. Говорит – вопрос государственной безопасности.
– Ну, раз говорит – впускай. – Комиссар посмотрел на Севку. – Твой сержант?
– Мы вместе шли… – Севка оглянулся на дверь.
Какая такая государственная безопасность? Что еще придумал старший сержант Малышев?
Севка сжал руки в кулаки.
Чего это его интересует сержант? Ему нужно думать о своей судьбе. Стоит комиссару задать вопрос о прошлом… или только проверить документы. И все. Все.
И шутить он не станет.
– Разрешите? – старший сержант Малышев вытянулся у входа.
– Входи, сержант. Что у тебя?
Малышев протянул комиссару сложенный лист бумаги.
– Что это? – спросил комиссар.
– Записка вам от старшего лейтенанта Орлова, – отчеканил Малышев. – И вот тут еще карта.
Комиссар взял записку, развернул ее… Вздрогнул, посмотрел на сержанта, перевел взгляд на Севку. Еще раз перечитал записку.
– Сержант, позови сюда лейтенанта Ивановского, он, наверное, возле входа… – голос комиссара чуть дрогнул.
Когда лейтенант вошел, отодвинул Малышева, комиссар положил записку перед собой текстом вниз и несколько раз провел ладонью, разглаживая.
– Никита, сейчас очень аккуратно выйди наружу, без разговоров выруби старшего лейтенанта Орлова… Только выруби, он мне нужен живым. И тащи сюда.
– Есть. – Лейтенант вышел из блиндажа.
– Как зовут этого Орлова? – спросил комиссар.
Желваки дернулись у него на лице.
– Данила, – сказал Севка и похолодел, увидев, как меняется выражение лица комиссара, как мгновенно исчезает даже подобие улыбки, проступают сталь и камень. И лед.
– Отчество?
– Я не помню…
– Ефимович, – сказал Малышев. – Старший лейтенант Данила Ефимович Орлов.
– Так… – Комиссар выпрямился, в руке его вдруг оказался пистолет. – Данила Ефимович Орлов… Это ж сколько ему сейчас? Лет сорок пять?
– Да нет, он сказал, что двадцать шесть… – Севка растерянно смотрел на небольшой пистолет, очень уместно выглядевший в руке комиссара.
– А на вид?
– Да столько же…
– Может, не он… – пробормотал комиссар, взял записку в левую руку, еще раз перечитал. – Тогда почему?..
– Нет его, – выпалил влетевший в блиндаж Ивановский. – Ушел. Только-только, говорят, был и исчез… Прикажете догнать? Только…
– Что?
– Танки на той стороне. Две штуки. И пехота до роты.
– Значит, нужно уходить. – Комиссар спрятал пистолет в карман, прошел к выходу.
Севка осторожно перевел дыхание.
– А что там еще за карта? – спросил комиссар.
– Вот. – Малышев протянул свернутую топографическую карту.
– Хорошо. – Комиссар ее взял, и, не разворачивая, сунул за борт плаща. – Старший сержант свободен, а политрук… политрук следует за мной. Никита, подними его револьвер, и поехали.
