Текст книги "Мир свалки. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Грог

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

  Эта из Метрополии, когда от собственной клетки куда-нибудь выбирается – до того же гальюна, всегда пытается руками закрываться, а по глазам видно – жалеет, что у нее только две руки. Тут по ее смешному разумению обязательно еще надо. Одной грудь пытается закрыть – сразу две – ясно не очень-то получается, а второй... В общем, понятно что второй.

  Дохлику всякий раз хотелось сказать, чтобы не очень старалась, что грудь у нее неказистая – то ли дело у некоторых голышек со Свалки! – приятно глазу! Но так и не сказал, робел отчего-то. Должно быть, потому, что голышка не простая, а метропольская. Хотя, если теперь по их положению смотреть, они ровня – одинаковые, а он, Дохлик, даже выше. Во-первых, потому, что раньше здесь оказался, уже обжился, а это преимущество. Во-вторых – мужского пола, а это всем примуществам – преимущество, это неистребимо. И пусть сколько угодно она одну руку по самый локоть на груди свои накладывает, а второю во всю ладонь растопыривает на том месте, откуда дети, пусть (по глазам видно) жалеет, что третьей и четвертой нет, чтобы ягодицы свои закрывать, Дохлику это... Чудная право, это дело у всех одинаковое, уж он-то знает!

  Дохлик нарочно отпрашивается, когда и она, чтобы в проходе столкнуться, а раз, когда мимо проходила, не удержался-таки, приложил ей ладонью. Взвизгнула, зашипела, забыла, что надо руками прикрываться кинулась глаза выцарапывать. Завалила на пол, запнулся, упал – потянулась к лицу – еле успел кисти перехватить. А Дохлику смешно – к лицу тянется и одновременно отстраняется, чтобы телом не прикасаться. Зато сумел рассмотреть – ничего соски, и грудь тоже тугая – не хуже, чем у голышек. Размер вполне завлекательный – возможно, от того, что вниз сейчас сосками, налилось все. Треугольник тоже ничего – ровный, аккуратный, следила, наверное, чтобы не зарастал лишним.

  Старший на визг пришел, растащил, стал разбираться – кто виноват.

  – Не я! – взялся уверять Дохлик. – Ошибочка!

  – Как не ты, если след? Вот пятерня отпечаталась!

  У Старшего серьезный, строгий вид, а в глазах хитринки прыгают.

  – Не моя пятерня!

  – Как не твоя?

  Старший искренне заудивлялся, а голышка метропольская возмутилась.

  – Не мой размер – разве не видно?

  Давай примерять...

  Ну, и как такой момент упустить? С размаху по второй половине приложил – сверяйте теперь!

  Визг, шум, гам... и драка, конечно. Очень смешная драка. Уж Дохлик расстарался, чтобы всем весело было. Технари снизу поднялись, остальные живцы со своих невеселых мыслей отвлеклись, ржали, как подорванные – они ведь с самого начала присутствовали.

  Закончилось, правда, невесело.

  Администрант спустился – сказал, что у штурманмастера голова болит, еще и небесного разбудили – велено разобраться и всыпать.

  Что тут разбираться? Дохлик вину на себя взял. Здесь разборы недолгие, отцепили специальную доску, разложили, обездвижили. Сколько раз мимо ходил – гадал – зачем доска? Вроде бы не к месту. Даже спросить хотел – оказывается не надо спрашивать. Очень к месту оказалось.

  У этих, на Девятой машине, должно быть, со скуки, целый ритуал выработан. Больше всех отчего-то Старший суетится, должно быть, выслужмвался. По такому случаю как на праздник, живцов приодели. Всех, кроме Дохлика, разумеется. И все по очереди велели, (кроме Дохлика разумеется) его, Дохлика сечь с условием, что если признают, что делали недостаточно усердно, местами поменяться. Дело нехитрое, но неприятное. Дохлик стерпел, но немножко обиделся, что метрополькая голышка так усердствовала, ее даже оттаскивать пришлось – со счету сбилась.

  Голышинский комитет, конечно, с такого наказания только бы поухмылялся. Дохлик так до того самого момента думал, как банку мурав принесли... опрокинули, крышки сдернули, вот тогда наорался. Это, чтобы, как потом Старший объяснил, чтобы продезинфицировать и заодно разума прибавить. Тут Дохлик всерьез наорался – раньше только подыгрывал и под это горячее метропольке этой того же самого пожелал от души. Впрочем, не заржавело. Недели не прошло, как ей то же самое прописали. В побег ушла...

  Как раз перед тем Старший зашел

  Ей сегодня обедать на четвертой палубе, – сказал, стараясь не смотреть в глаза.

  Когда вернулись, Дохлик сразу понял – 'раскупорили' ее, 'прочистили'. Возможно, что рановато для ее возраста, хотя кто его знает, с какого в Метрополии положено... Грудь не прикрывала, а двумя руками держалась за низ живота.

  Дохлик посочувствовал, но одновременно и поздравил – у них всегда этому сочувствовали и поздравляли – так принято было. Тут голышка в рев и ушла, сквозь слезы обещая им (и Дохлику в том числе) то же самое проделать, только еще хуже. В общем, несуразицу понесла.

  Побег без ума – не дело. Часа на воле не отбыла. Прописали полный пансион по тому же самому ритуалу.

  Невразумилась. Тут же во второй свой побег ушла. Поймали, конечно. Удвоили.

  'Все следующее должно удваиваться, иначе оно теряет смысл. Наказание ли, награда ли...' – объявил Старший закон Метрополии. Потом сказал, что за побег ей одну ловлю добавили. А за второй удвоили. Теперь у нее не одна ловля, а все четыре получается отработать живцом... А Дохлик на это безразмерно удивлялся – как такое получается, что в побег уходить из-за какой-то одной ловли? А Старший сказал, что повезло, что одна была. За побег все удваивается, за всякое нарушение все штрафные вдвое. Теперь, если опять удумает, то не четыре ловли будет, а уже восемь! А следующий, все, что свыше десяти получается – уже бессрочка. Пожизненный живец. Правила такие. Потому охаживать будет вдвое, и так всякий раз от предыдущего. Если выучиться не желает – вгонять ум через... в общем, понятно через что. Тут Дохлик призадумался, сурово у них. Только как такое получается, если он – живец бессрочный, то что ему потом две бессрочности пахать? А потом четыре бессрочности?

  Но Старший не улыбнулся нисколько, спросил:

  – У вас, когда человеку предел определили, как поступают?

  – Гриль на площади у мэрии.

  – У нас за шею вешают на рее у столовки – видел такой брус у входа? Будешь следующий раз под ним проходить, обрати внимание, как натерт. Недавно вашего сняли – техники пожаловались, попахивать стал, на аппетит влияет. А между прочим вход у техников с другой стороны. Понял, какая после бессрочности вторая бессрочность? Кстати, у всех живцов, если штрафными больше десяти ловлей на свой хребет набирают, автоматом бессрочность настает. Кстати, последний раз на том брусе как раз два живца висели – бессрочники, он и она. Так что, мотай на ус... Впрочем, раз усов нет, мотай на другое! – хохотнул Старший жизнерадостно.

  Невразумилась. Тут же во второй свой побег ушла. Поймали, конечно. Удвоили.

  И когда Дохлику пришел черед ее охаживать – прошелся нежалеючи, что выгибалась вся. Чтобы врубилась, дура! За остальными из-за нее присмотр ужесточили.

  Не врубилась. В третий ушла, и в четвертый! А после четвертого раза – бессрочка. А после бессрочки – брус! Стало у Девятой машины к тому моменту, когда, наконец, к Свалке доползли, два живца бессрочника...

  ДЛИННЫЙ

  Дохлик, как мог, на Девятой машине свои дела устраивал. Рассказывал как правильно по Свалке ходить. А у Столовки один раз повезло – одного из своих встретил. Сейчас все, кто не чужие, ему своими казались. Какой-то несуразно длинный подошел к Старшему и попросил разрешения с ним, Дохликом, поболтать. Дохлик сразу же понял, что с ним – есть нечто неуловимое, что отличает всех людей Свалки.

  – Какая машина? – спросил Старший.

  – Пятая! Техник-смотритель шестого колеса по правому борту.

  – Почему именно с ним?

  – Он оттуда же, откуда и я, – сказал Длинный и уточнил: – Откуда я был когда-то.

  – Своих учишь крестиками ходить? – внезапно спросил Старший.

  – Ходить? – удивился Длинный и посмотрел на Дохлика.

  Дохлик два раза моргнул глазами.

  – Мне за это не платят! – заявил Длинный.

  – Разговаривай, только недолго.

  – Свалка? – спросил Длинный, показывая на характерные шрамы вокруг кистей и предплечий Дохлика. – Скатика словил? Повезло, что маленький? За спиральками охотился?

  И тут же закатал собственный рукав.

  – Вот – смотри. Синенькая была. А у тебя?

  – Перламутр, – сказал Дохлик.

  – Повезло тебе! Много дали?

  – Ничего. У нас все общее.

  – Голыш? То-то смотрю – на статусника не тянешь! Как с зоны выпустили? Тебе контракты подписывать до первого статуса неположено.

  – Самовывоз! Сам я подписался, понял?!

  – Зачем сердишься? – удивился Длинный. – Подписался и подписался – твоя шкура, не моя. Давно здесь?

  – С этого этапа, – сказал за него Старший.

  – А я с Желтых провинций – с болот хлебаю! – с гордостью заявил Длинный.

  – А я с самого начала! – похвастал Старший. – С Метрополии!

  – Ого! – тут же зауважал его Длинный. – Сильно!

   Видно было, что уважение Старшему понравилось.

  – Давно в этих местах не был – смотрю шрамики у малыша знакомые.

  – Я не малыш! – заявил Дохлик, но никто не обратил на это внимания.

  А кем здесь? – заинтересовался Старший.

  – Волонтерил в Желтых провинциях.

  – А здесь почему? Дезертир?

  – Нет. Сначала велели сопровождать по Желтым, потом хозяину 'пятерки' понравился – мой контракт у капрала выкупил – и дальше. Мне то все равно, даже лучше. Когда не в части, считаюсь как бы на боевых – всякий день за три считается. Удобно! Еще, как оказалось, родные места удастся посмотреть. Вот уж не ожидал!

  Говорил и смотрел на Дохлика. Словно специально для него красовался!

  – Никто не ожидал, – сказал Старший. – Сафари на Свалке впервые.

  – Мне до следующего статуса, чтобы безналоговым стать у себя дома, осталась полная фигня! – продолжал с воодушевлением Длинный. – Дома барчик открою для транспортников с Метрополии. Поставлю у Южных ворот! Поставил там кто-нибудь барчик? – спросил озабоченно.

  – Да! – чуточку злорадно ответил Дохлик.

  – У склона?

  – У склона!

  – И как он?

  Дохлик понял, что Длинный хочет выслушать плохое, и не стал скрывать.

  – Жалуется – налоги душат!

  – То-то же! – обрадовался Длинный. – Ты сначала статус отработай, потом бар открывай.

  – Он под Теневым.

  – Все бары под Теневым! – отмахнулся Длинный...

  Старший, слушая их, откровенно скучал, не замечая, что левая рука Длинного выстукивает по коленке, замысловато рисует пальцами различные фигуры, а когда прерывается, пальцы Дохлика начинают нервно теребить, мять отворот собственного комбинезона, и Длинный внимательно смотрит на них. И опять, только перестают двигаться пальцы одного, начинают свою пляску пальцы другого...

  – Так получается, что ты с зимы? – спросил, вдруг, Старший.

  – Да, с четвертого этапа.

  – Порядочно, – сказал Старший одобрительно. – И уже смотритель. Раньше, небось, рядовым стрелком был, охранником?

  – Да, – подтвердил Длинный.

  – А на лесном этапе?

  – Уже смотрителем, – сказал Длинный.

  – Что там у вас на лесном было? Кто-то колесо вам отстрелил... Не твое?

  – Не мое! – сказал Длинный. – Тоже шестое, но не мое. По левому борту.

  – Подстава?

  – Не знаю. Смертник взорвал. Скатился с горки на каком-то устройстве в обнимку с такой здоровенной круглой штукой заостренной на конце – никогда таких не видел – и так же, не отпуская, в колесо. Наверное, кончиком надо было, чтобы сработало. Ухнуло так, что всех о стенки бросило, а колесо напрочь!

  Старший от души рассмеялся.

  – Смешно!

  – Не очень.

  – Да уж, не очень! Если бы таких смертничков дюжина оказалась – остались бы без колес – в двенадцать раз смешнее было!

  – Все равно, черная подстава, – сказал Длинный. – Нам даже штрафных не засчитали, потому что судейские так и не разобрались – кому за счет нас плюсы ставить.

  – Вы и без этого два этапа от всех отставали!

  – Колесо восстанавливали.

  – Надо было твое отстрелить и покатили бы нормально.

  – Перегруз!

  – Барахла надо меньше с собой возить! И в болотах чуть не утонули... Невезучая пятая машина, как есть, невезучая!

  – Не хрявкай хрыльником! – сказал Длинный. – Она себя еще покажет!

  – На спине вверх колесами! – урезал Старший. – Девятка всех сделает!..

  Старший уставился на руку Длинного.

  – Что с рукой? Контужен? Где служил?

  – Подразделение волонтеров Бурло, – нехотя проворчал Длинный.

  – Так ты из этих... Из карателей? – брезгливо сказал Старший.

  – Мы всякие, – сказал Длинный – тоже неодобрительно. – Не стоит при малыше на меня навешивать.

  – Я – не малыш! – заявил Дохлик.

  – А кто ты?

  – Я – Дохлик!

  – Неважное имя для малыша, – покачал головой Длинный.

  – Ладно, – сказал Старший. – Ты – техник. В чистые выбился – это обязывает. Отдельно для тебя водить не буду, а захочешь словцом перекинуться – приходи в столовку, садись за соседний. Передавать ничего нельзя – замечу, живцу будет шкурное простукивание, на тебя – бумага судейским. Ты – техник, тебе многое можно. Ему – нельзя!

  И поддернул петлю...

  ЛОВЛЯ

  – Я думал живец впереди машины идет, – удивился Дохлик.

  – Зачем?

  – Чтобы с ней ничего не случилось.

  Старший засмеялся.

  А что с ней может случиться? Ты эти машины видел? На ходу видел?

  Дохлик видел как ходят (правда издали), внушительно, но видел и Свалку, потому с сомнением пожал плечами.

   Администрант спустился.

  – Почему не выпускаешь? Где живцы?

  Администрант спрашивал строго. Но не видно было, что в охотничьем азарте горели глаза. Вот у Дохлика у самого на любую охоту горят, даже, когда поутру на блошек охотится, но только не тогда, когда сам блошкой выступает, не сейчас.

  – Этот почему не в своем кубрике? Почему на смотровую допустили? – спросил Админстрант, показывая на Дохлика.

  – Пусть смотрит, – сказал Старший. – Он больше увидит, чем мы. И рано еще кого-то выпускать. Плохая охота – бестолковая. У соседей потери. У десятой машины – живец, у восьмой – два...

  – Поймали что-нибудь? – живо заинтересовался администрант.

  – Нет! – твердо сказал Старший. – И даже непонятно – что ловили.

  – Так и простоим, не выпуская? Ей, живец, тебе что, на ловлю не хочется?

  – Нет, – просто сказал Дохлик.

  – За живцов я отвечаю! – отрезал Старший.

  – Небесный проснется, будет недоволен.

  – Прикажет – выпустим. Хоть всех разом.

  – А что, штрафные в этом туре за утерю живцов не выписывают? – встрял Дохлик.

  С оттенком спросил – почему бы бессрочному живцу чуточку не понаглеть? Тем более, что к Свалке подошли, сейчас впервые на нее заехали – не так далеко, даже отсюда край видать, расставили машины в красивый равный друг к другу разброс, время выделили сколько-то часов, устроили свою первую бестолковую ловлю. Потом опять вниз, к подножью – очки подсчитывать и потери. Толку не будет – сразу видно. Он здесь, на 'девятке', первый по Свалке специалист. А у 'четверки', еще и вчера (слышал про такое) первые потери среди 'чистых', самочинно сунулась, тоже недалеко, из любопытства исключительно – с верхотуры на лагерь посмотреть, заодно проверить – вскарабкается ли, техники вышли пройтись вокруг машин – внешний осмотр сделать. Ну, и спохватились, когда на одного техника меньше стало. Даже не поняли – когда и куда.

  – Это тот наглый живец, что с подвохом? – спросил админстрант.

  – Да.

  – В чем подвох разобрался?

  – Возможно, подвох в том, что нет подвоха, – сказал Старший. – Какой подвох может устроить живец, если ему никуда доступа нет?

  – Что небесному сказать, когда проснется?

  – Про соседей скажи, про то, что мы, ничего не делая, по баллам их уже опережаем. Если вернемся без потерь, то одни такие будем – выделимся.

  – А если он сам пострелять захочет? Или какая-то машина возьмет образец?

  – Думаю, не возьмет, – сказал Старший. – Сегодня не возьмет. Здесь та тактика, что на Болотах не годится... Надо другое думать.

  – Надумаешь?

  – Не обещаю, но попробую.

  – Смотри, тебе отвечать! – сказал администрант отворачиваясь.

  Постоял еще немного для укрепления авторитета и ушел. Старший умел договариваться...

  Подозвал Дохлика поближе, взял пятерней за ухо, и стал нашептывать, стараясь смотреть в глаза:

  – От первого раза тебя почти отмазал, а ты, пока не выгнали, отсюда смотри, что у соседей делается. Смотри и думай о том, что завтра пойдешь, как они... И если ты, сволочь этакая, до завтрашнего чего-нибудь умного не придумаешь, голым на ловлю пойдешь!

  Нет, все-таки умеет Старший договариваться, – еще раз подумал Дохлик.

  Дохлик уже видел, как у 'десятой' слизнуло живца. Только был на поверхности и – раз! – нет его. Жаль, далеко, не разглядеть на что это похоже? Червивая яма? Скат – переросток? Панцирь-перевертышь? Или похожий по способу охоты на него гнилушник, который тоже захватывает, потом переворачивается и ловит в себя, в тот момент, когда верхняя корочка лопается под ногами? Про такие большие не слышал, но рассказывали. Раньше даже не верил, что есть такие большие – думал, завирают, как много про Свалку.

  – Можно и сейчас ходку сделать, – вслух подумал Дохлик, удивляясь самому себе.

  – Всерьез? – обрадовался Старший.

  – Только без оружия не пойду! – твердо сказал Дохлик.

  – Зачем оружие живцу? – удивился Старший. – Он же – живец, а не охотник? Охотники в машине, живец на воле. Сейчас небесный проснется – скажу – будет из окошка охотиться.

  – Стрелялка нужна, – повторил Дохлик. – Специально для этого случая.

  – Ты, случаем, не в Небесного решишь пальнуть? – подозрительно спросил Старший. – Нас же, даже если не попадешь, всех развесят вдоль столовки! Сейчас администранта позову!

  Сам сходил, сам с ним спустился.

  Администрант выглядел мрачновато.

  – Небесного не будите, без него приз возьмем, – сказал Дохлик.

  – Очень наглый живец! – с чувством сказал Администрант, и посмотрел на Старшего неодобрительно. – Распустил! Давай на доску его?

  – Хорошо бы, но не время, – ответил Старший. – А живец особый – местный, к тому же еще и бессрочник, – подтвердил Старший. – Но ему виднее.

  – Дайте однозарядку, – распорядился Администрант и уже озабоченно добавил: – Не застрелится? Может, в этом подвох? Какие за это штрафные?

  – Нет. Жизнь любит – по глазам видно.

  – Смотри, на тебе ответственность. Застрелится – будут за то большие штрафные на машину – его место займешь.

  – На одну ловлю? – деловито спросил Старший.

  – На полторы! – сострил Администрант.

  – Нет, не застрелится, – повторил Старший. – Жизнь любит. Даже такую. Я таких отличаю.

  – Предупреди настрого, что образец живой нужен, – сказал Администрант Старшему, будто Дохлик и не стоял тут же рядом. – В крайнем случае, пусть подраненный, но чтобы вид товарный имел!

  – Можно ваши ловушки посмотреть? Только такие, которые сам поднять смогу?

  Старший хмыкнул.

  – Пошли!

  Никогда не видел такого разнообразия – походил потрогал. Некоторые и не догадаешься – что за устройства...

  В углу свалено вроде бы знакомое старье, только размерчиком раз в десять побольше.

  – Этого мало. Еще надо! – сказал Дохлик . перебирая железки.

  – Что еще? – удивился Старший.

  – Второй живец, – сказал Дохлик и, упреждая, добавил: – Только я сам выбираю.

  – Выбирай! – сказал Старший.

  Дохлик назвал.

  Брови у Старшего взметнулись.

  – Запри нас в одной коморке на время, – попросил Дохлик. – Чтобы ни она не могла выбраться, ни я...

  – Такое вам не положено! – сурово сказал Старший. – Такое только на четвертой палубе столовки. Иногда с вами, но не для вас!

  – Мне не это! – возмутился Дохлик. – Я этим делом не занимаюсь!

  – Все занимаются!

  – Мне о ловле пошептаться! Чтобы по Свалке ходила так, как скажу. Раз спарить решились, то от партнера теперь многое зависит – боюсь, подставит или сама подставится.

  Старший задумался.

  – Только недолго и без 'этого'! – предупредил строго.

  – Без этого, без этого! – проворчал Дохлик.

  Вот же недотепа этот Старший! Стал бы он на это время тратить, когда завтра, а может быть и сегодня, последний день жизни...

  Драться не полезла, ни во что выступающее не вцепилась, хотя ждал именно этого и был готов.

  – Жить хочешь?

  – Нет! – сказала, как отрезала.

  Дохлик этим не удивишь, видал всяких.

  – А умереть хочешь мягко или жестко? Если меня послушаешь, то по кусочкам не уйдешь. И на перекладине, если слушать будешь, не замаринуют. И очень может статься, сама, кого захочешь, замаринуешь.

  – Я тебя хочу по кусочкам!

  – Меня нельзя, – серьезно сказал Дохлик. – Я твой пропуск со Свалки. На одной ноге стоять умеешь?

  Взглянул презрительно.

  – Ты – бесстатусник! – сказала, как обожгла.

  – На тебе тоже статуса не нарисовано. Нет, значит – голышка! – сказал Дохлик и объяснил – кто они такие – голыши и голышки.

  Возмутилась.

  – Статус! Ха! Я сама статус! Вам такого за всю жизнь не выработать! Я с Метрополии!

  Последнее в той тональности, как подвальные про себя говорят: 'я – подвальный', чердачные: 'я – чердачный', а сам Дохлик всякий раз с неподдельной гордостью заявлял: 'Я со Свалки!'

  Тоже мне, нашла чем хвалиться на Свалке – природным прижизненный статус для уроженцев Метрополии! Это когда сама голая и такой же голой сейчас наружу пойдет! Будто в той Метрополии сложнее выжить, чем на Свалке. Есть чем гордиться?..

  Одно дело – привязка на собственную местность, которую считаешь козырной. Но потом от всего этого, даже личный код получив, так просто не уйдешь, так и будешь жаться к 'подвальным' или 'чердачным', только уже другим. Тем, кто с кодом, только кажется, что собственные кланы составляют. Пусть уже не по подвалам и крышам, но навыки те же и отношения едва ли не те же (разве что чуточку поскуднее) – трудно отойти от кучкования. Редко бывает. Чтобы одному и сладко. Но бывает. Несладко? Почти всегда, иногда и совсем худо – смотря к какой группе прибился по собственному недомыслию. А вот уже менять группы не принято. Новые до конца не примут, старые не простят...

  Мир слоист, – внезапно подумал Дохлик чужую мысль. – Все мы ходим одними и теми же путями по разным дорогам.

  – Что делать надо?

  – На одной ноге стоять и цепь шевелить. Справишься?

  – Ха!

  – Пошли?..

  – Так в чем подвох? – опять спросил Администрант (должно быть, не давала эта мысль покоя).

  – Пока не вижу подвоха, – сказал Старший. – Но на каждый подвох контрподвох найдется.

  И показал на голышку.

  – Решили спарить – на одну цепи посадить. Пусть поработают.

  – Да! – хлопнул по плечу: – Молодец!

  Старший посмотрел на Администранта странно. Дохлику показалось – брезгливо.

  – Еще клетка нужна с мелкой ячейкой, – сказал Дохлик. – Но очень большая. Есть такая?

  – У нас все есть, – сказал Старший. – А чего нет, то сделаем. Полная машина бездельников. Кого ловить будем?

  – Поток ландикуров, спешащих на Большую Случку. Самой время. Сезон! Всех возьмем, всю стаю.

  – А ружье зачем? – спросил Старший.

  – Яйца вожаку отстрелить. Чтобы думать не мог и указывать – где вырваться можно. Крепкая клетка?..

  ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАП

  После первой ловли, сделали послабление – ленту на шею дали, да разрешили выходить из своего закутка, когда хочешь и свободно ходить по этой же палубе, где клетки живцов, с техниками и обслугой небесного разговаривать... если они захотят, конечно.

  Между кубриками – клетками живцов ровного пространства на десять шагов. Дохлик выбил у Старшего разрешение живцов учить. Тот тоже иной раз приходил – смотреть. Дохлик показывал – так надо ходить, чтобы получался шелест червя и как, если надо на далекое расстояние и быстро, как ногами крест в крест перебирать – одна за одну переступая, получается, что как бы боком двигаешься. На коротких, что им сейчас нужно – переваливаться с пятки на носок, держа ступни глубокой миской, с края на край куляясь. И всякий раз пятку ставить к носку вплотную, а все движение чтобы было нераздельно, несостановочное. Всякие разрывы в движении подозрительны – единая вибрация должна быть от движения, один сплошной звук, не такой, как у ходящих.

  Гонял до пота, до мышечных судорог заставлял ноги выламывать. Носок к пятке! Перекатом! Круче стопу выгибай! Давай! Хочешь ловлю пережить? Учись!

  – А как тогда ловить? – спрашивал Старший. – Если на живца не идет, зачем тогда живец?

  – Чтобы ловить, – надо специально подманивать, а не дурью, – объяснял Дохлик. – И уже туда – где ловушка приготовлена. Для этого живец – он как бы поводырь. Он ведет...

  Однажды Старший вышел в коротком. На ляжке огромный рваный шрам, спустил штаны – показал куда поднимается...

  – Был живцом! – заявил Старший. – Каждый из вас может в Старшие выбиться, пусть он даже и бессрочник!

  И внимательно посмотрел на Дохлика. Дохлик понял, что представление это для него и предназначалось. Старался смотреть преданно, не мигая, не отводя глаз, только охал уважительно, шрам разглядывая.

  Старший лоснился довольством.

  – Этап Сафари прошел – считай, полсвободы себе заработал. А после этого этапа всем, даже бессрочникам, снимут до минимума, до одной ловли. Я лично с небесным поговорю! – расчувствовался Старший. – Заработали! Показывай, как по Свалке ходить надо...

  На третьем этапе 'Двойка' не вышла. Пропала. Потом нашли машину номер Два – цела, в порядке, но людей нет. Никого нет! И следов нет. Крови тоже нет. Пусто! Гладко кругом, будто слизняком каким-то вылизано.

  Вот подвох, так подвох! – косились на судей. Те делали вид, что так и должно быть. А Дохлик понимал, что ничего им неизвестно – это Свалка их Сафари на зубок попробовала. Теперь только ждать – понравилось ли ей...

  Надо же, – думал Дохлик, – сколько подлецов Свалка слизнула за один раз! В этот раз, похоже, у них отбор будет жестокий – даже Прилизанный, уж на что ушлый, а и тот... Видел его издали – хмурый, озабоченный. Должностей захотели? Так пойдет, в следующий год Сафари не состоится, не найдут у себя столько новых уродов. В убытке Метрополия будет после Свалки...

  Четвертый этап по нормативам – самый глубокий заход вглубь Свалки. 24-х часовой переход. Когда уже не должны вернуться на прежнее место, туда, откуда заходили – в базовый лагерь, а, углубившись на максимальное расстояние, пройти параллельно ее северной стороны, двигаясь едва ли не борт о борт друг с другом, но ни в коем случае, не пересекая чужого следа, полагаясь в этой ловле исключительно на собственную удачу... Можно быстро. Можно медленно, набирая очки исключительно на ловле. Отставая или обгоняя. Каждая машина оставляет неистребимый след...

   Вот здесь и началось то, чего ждал и боялся.

  Можно идти медленно и набирать очки не за счет пройденного расстояния, а за счет двух 'ф', отдавая предпочтение тем образцам, которых нет в каталогах метрополии

  Девятая машина предпочла это вариант и шла последней. Уже поймали на 'жирный сапог' – недавнее изобретение Дохлика, образец номер Ф-14-С-9, который теперь бесновалась в выносной клетке, нанося себе повреждения, и никак не удавалось усыпить, хотя нашпиговали всяким, а озабоченно Старший натирал виски. Впрочем, метропольский гладколобый, назначенный на машину, только охал и восторгался – говорил, что в том, что не поддается, и заключается дополнительная уникальность образца, что это даст машине дополнительные очки – он обязательно проголосует. Дохлик переживал за крюки и сапог, что теперь никак не вынуть из глотки, и придется выдумывать нечто новое на ходу, когда Небесному снова взбредет на ум остановиться и поохотиться. Надоедлево постанывал тот живец, которому пришлось с тем сапогом выходить наружу, ногу ему тоже зажевало порядочно. Но тут Дохлик не виноват. Не его очередь была. А вот сейчас будет его.

  Остановились. Словно сам себе взял и приманил неприятности!

  Когда вызвали на смотровую площадку, увидел, что шестая машина, явно ввалившаяся в легкий мусор, утонула почти вся. На верхней открытой палубе вперемежку с голышами и техниками сидели самые 'чистые' и даже сам Небесный – капитан и владелец машины, никто не оказывал им почтения. Небесный сидел в своем форменном халате, по сторонам не смотрел, насупившийся и мрачный, должно быть, раздумывал: кто до него первый доберется – Свалка или его люди?

  Те машины, которые шли впереди, не остановились даже, чтобы позлорадствовать. Сафари – игра жестокая.

  Чужой след пересекать нельзя – за это такие штрафные, что никакие выловленные образцы не окупят. До шестой машины получается три корпуса и еще примерно столько же. Далековато... И все, что внизу Свалки взбудоражили, 'то самое', что машины не кинулось догонять, теперь не скоро успокоится и реагировать на любой шум будет очень нервно. Так Дохлик подумал. Смотрел на тех, кто на Шестерке и думал, что не многие сюда дойдут. Да и зачем? Уже знал – Старший рассказывал – что если машину на этапе потеряли, то до конца его, кто бы ты не был по статусу, теперь становишься полный ноль, до выкупа. А платить той машине, которая спасла и платить столько, сколько она скажет. Сердитые здесь друг на друга, слишком много подлянок друг другу делают, мало за это не попросят, а уж поиздеваться – ни за что не лишат себя такой возможности.

  Весело поорали им, что всех, кто с Шестерки добежит, возьмут живцами. Сорвались спрыгнули побежали все. Только Небесный остался. Не шелохнулся. Добежали лишь четверо слышно было, как с верхней палубы ухахатываются и ставки делают.

  Среди четверых – Длинный. Три добежали по слепой удаче, а он один знал, как по Свалке ходить надо – наступал на мусор бережно, не вгонял пятки. Правда, отсюда было видно, навыки уже не те, подрастерял. 'Скользил' неловко, уже и поторапливать стали, подбадривать, да под заклад биться – дойдет или нет, но дошел самым последним. Сверху орали, подбадривали, торопили – думали, что он такой вялый от трусости...

  Снова тронулись, Дохлик, сколько мог, смотрел назад, на Небесного, все ждал – когда, так не дождался, скрылась Шестерка позади, мельком взглянул вперед. И сорвался с места, подскочил к говорильнику, отталкивая чистых. Все рычаги разом нажимая ладонями, одновременно вниз лицо опустил и заорал истошно:

  – Стоп! – Тормози!

  Тут же смахнули на пол. Даже не заметил, что ударился, что разгневанные все. Только думая, что такая колымага сразу не остановится, как не уговаривай.

  У Дохлика сердечко тоскливо сжалось – сейчас вляпаются! Прищурился, за уши взялся двумя руками, привычка такая с детства – делал так, когда пугался сильно. Остановились.

  Кто-то из техников выскочил, тоже сильно раздраженный.

  – Все прикладки пожгли! Кто тут такой раскомандовался?!

  Старший тоже взбешен. Глаза разгневанные. Не положено живцу машиной командовать.

  Дохлик, как мог, принялся объяснять мусор по курсу не того цвета.