Текст книги "Рожденный убивать"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– Не верю. Доллары у вас ещё есть. Но дожимать вас не буду. Вы мне нравитесь, Учитель. Я тоже человек порядочный с поправкой на свой бизнес. Потому договоримся так. Если ситуации в вашей жизни изменятся и вы передумаете, то найдете меня там, где встретились. Во всяком случае, информацию о Лехе-шалопуте получите там полную. Леха-шалопут, запомнили?

– Куда уж как. – улыбнулся Яров.

– Чудесно. Только учтите, что сука-Миланка, могла ещё и видеокамеру включить, чтоб засечь ваш облик возле кассы. Здесь, в округе, вращайтесь поменьше, во всяком случае. Еще пива не хотите?

– Спасибо.

– Тогда прощаемся, а то мой шофер человек нервный, если не сказать трусливый. Тачка у нас приметная, так что и нам лучше свалить сейчас подальше. На время.

– Я понял.

– Тем не менеее, я всегда к вашим услугам.

Леха поднялся из-за стола, так и не допив свое пиво.

А Яров цедил свой бокал минут сорок – не чувствуя вкуса напитка. Раздумья нарисовали безрадостную картинку: в мгновения ока рухнули все базисы, на основе которых он, Яров, выстраивал свою будущую яркую, пусть и короткую жизнь. Нет богатства, нет подруги, все доллары подлеца Рола фальшивые. А подруга, натурально, не пожелает повторить встречу с человеком, которого хватает на улице милиция при автоматах. Следом за этим спокойным, хотя и невеселым размышлением, Яров осатанел. Подлец Роликов самозванный граф оценил свою жизнь и ухо Ярова фальшивой валютой! Может решил её на нем проверить, может – подвести под монастырь, значения это не имело никакого! Но выяснений дело – требовало! Точнее сказать практика педагога не допускала каких-то неясностей темы.

Молодой официант в затейливой курточке остановился над Яровым, спросил ненавязчиво.

– Повторить не желаете?

– Нет. А где тут можно позвонить?

– Вы без мобильника? Ну, поскольу вы друг Леши-шалопута, это не проблема.

Официант извлек из кармана мобильный телефон, положил на стол и деликатно удалился к стойке.

Яров поразился – черт знает сколь незаметно для него качественно меняется обслуга в ресторанной жизни России! Быть может, официанты теперь и не прихлебывают из кружек клиентов, пока тащат их из буфета в зал?

Яров достал визитку Рола, разобрался в трех телефонах и решил, что тот который написан от руки – мобильный.

С аппаратом управляться он умел и через несколько секунд услышал бодрый голос Рола.

– Говорите!

Тщательныую фразу Яров уже подготовил – первые уроки криминального мира даром не прошли.

– Ролл. Это участник битвы при Маренго.

– А-а! Понял! Узнал! Что стряслось? – радостно ответил Рол, но в последнем слове уже прозвучала настороженность.

– Рол, та сумочка, которую ты мне подарил, оказалась из искуственной кожи. Подделка. Фальшивка. Это не натуральная кожа.

Реакция Рола оказалась мгновенной.

– Не для телефона разговор. Приезжай.

– Не к чему. Но это так. Ты меня крупно подвел.

– Даже приехать не можешь?... Ты из ментовки?!

– Нет.

– Откуда звонишь?

– Приехать могу. Пока ещё на свободе.

– Тогда гони сюда без трепотни!

– Нет смысла. Будь здоров, мы больше не увидимся.

– Стой! – крикнул Рол. – Я заменю сумочку! Настоящую получишь, понял? Бери мотор и гони в больницу! Все! Не дури, я тебя все одно найду!

Связь оборвалась.

В благодарность за предоставленный аппарат Яров заказал ещё кружку пива, под которую попытался свести концы с концами в перспективах своих грядущих отношений с Ролом.

Первое: от этого дикаря не увернешся. Найдет, как обещал.

Второе: "заменить сумочку" – неплохой вариант, но втягивает в дела непредсказуемые.

Третье: плевать на всё, терять нечего.

Третий аргумент оказался настолько сильным, что Яров допил пиво, расплатился и вышел из зала, решив что возмет такси, которым не пользовался уже лет восемь, не менее.

Такси не подвернулось. Остановились первые же "Жигули", едва Яров поднял руку.

– Куда? – спросил водитель.

– Республиканская больница, возле парка, недалеко.

– Знаю, – ответил автовладелец и назвал вполне приемлемую цену.

...Рол на условный стук в дверь, распахнул её сам. В длинном алом халате, бледный и настороженный, рывком вдернул Ярова в свою палту и захлопнул дверь:

– Мы одни. Я всех специально погнал. Что случилось?

Яров спокойно вытащил оставшиеся от тысячи семьсот долларов и положил на стол.

– Фальшивые. Остальные донесу, или уничтожу. Как прикажешь. И будь здоров.

– Сядь! – непререкаемо рявкнул Рол, взял со стола купюру, отошел к окну и, к удивлению Ярова, извлек из кармана халата большую и, видимо, сильную лупу. На осмотр долларов у него ушло около минуты. На ощупавание и обнюхивание – две. Потом прозвучал вердикт.

– Хорошая работа, но – туфта, мать её в зад! Напечатали, помяли, погрязнили и пустили в дело... Сволочье позорное! Удумали, придурки, подставить меня, пока мне жопу резать будут, а?!

– Кто? – вяло спросил Яров.

– Этим с тобой и будем заниматься. Надо придурков вычислить!

– Я? Уволь.

– Да уж само собой, что от тебя проку мало! Где валюту менял и как прокололся? Подробно.

Яров неторопливо поведал всю историю своего "прокола" и спасения, после чего ответил на дюжину непонятных ему по сути вопросов.

Потом Рол долго молчал, глядя в стенку, лицо его загипсовалось и, без шуток, – с бандита можно было писать портрет: "Полководец в утро перед битвой". Было совершенно очевидным, что он перестраивал свои боевые порядки, проверял наличный состав войск, резерв определял их моральный дух, а главное – тщательно анализировал возможность предательства в стройных фалангах своей армии. Затем выдал диспозицию.

– Значит, так. Вечером придешь. Условный стук меняем: четыре – два три. Принесешь те доллары, которые остались. Я для тебя не какой-нибудь фуфлыжник – обменяю на досконально настоящие.

– Но...

– Молчать. – без нажима оборвал Рол. – Делать из себя дурака Рол никому не позволит. А если это не просто делают дурака, а подставляют, то тем более. Фальшивые деньги – не мой бизнес, мать их в рот! Не мой! Я работаю по нефти, бензину!

– Ну, и что?

– Яму мне друганы копают, вот что! Братки мои думают, что я отсюда уже живым не вылезу! – угрожающе произнес Рол. – Я им кишки наружу выпущу, иль не ясно?!

– Это уж твои развлечения. Как хочешь. – безразлично заметил Яров, а Рол ухмыльнулся.

– Ишь ты! А сам мне рассказывал, как Наполеон предателям головы рубил, так что помалкивай.

– Ты спутал. – отмахнулся Яров. – Наполеон человек западный и к тому же солдат: он расстреливал. Бандитов – вешал. А головы налево и направо без разбора самолично рубил наш Петр Алексеевич Великий.

– Я ни Наполеон, и ни Петр. Я гаденышей в дерьме топить буду! Но буду. – Рол схватился руками за задницу. – Черт, как жопа болит! Завтра наконец резать будут! Две клизмы ещё вечером принимать и две утром! Но вечером – приходи. Часам к десяти. Разборку небольшую устроим.

Кто потянул за язык Ярова – неизвестно, но он вдруг спросил нелепо.

– А тебя до вечера не убьют?

Рол круто повернулся.

– С какой стати?

– Ну, как я полагаю, в твоей команде есть публика ненадежная. Так мне кажется. И если они узнают, что я, как говорят, "прокололся и засветился", то "прокололись" и они... Значит, ты их вычислишь, и значит...

– Значит, все это уже не твое дело! – рявкнул Рол. – Катись домой, и вечером возвращайся. Настоящие бабки получишь, мое слово железное!

– Нет. – сказал Яров твердо. – Я даю тебе слово, что оставшиеся фальшивые деньги сожгу и больше с вашей компанией ни в какие игры не играю.

Рол молча уставился на него, потом спросил с неожиданной неуверенностью.

– Илья Иванович... Ты сбежал из больницы... А ты, извини, знаешь, чем болеешь? Тебе сказали, или...

– Я все знаю. – неприязненно перебил его Яров. – Все знаю до конца. Так что, как сам понимаешь, напугать меня уж ничем нельзя. А наводить страх – это твоя основная стратегия.

– Понял. – кивнул Рол. – А ты понимаешь, что после твоего прокола с фальшивой валютой, менты будут тебя искать? Не очень старательно, но при случае – прихватят? Портрет твой у них есть, хотя бы словесной фоторобот. А то и с видеокамеры тебе срисовали. И понимаешь, что тебе досконально надо подмыть на пару месяцев хотя бы куда подальше от Москвы? И что на это деньги нужны, а у тебя только голодные блохи в карманах прыгают.

– Голодный блохи пусть прыгают! – разозлился Яров. – Но это приятней, чем фальшивые купюры.

– Так я ж тебе толкую – сменяю на настоящиие! Получишь загранпаспорт и махнешь на месячишко в Грецию! У меня там кунак и...

– Какая Греция?! Какой загранпаспорт! – вдруг запаниковал Яров. Меня же теперь засекла милиция, сам говоришь! Я под колпаком!

– Брось пургу гнать. – пренебрежительно отмахнулся Рол. – Триста баксов не та сумма, чтоб тебя в натуре засекли. Выскочишь за бугор, там и покувыркаешся. Ну, засранец, не делай из меня шалашовку, я же тебе должен, понимаешь? За жизнь свою твой должник!

Понять этикет бандита Яров не мог, но видимо, был в модели существования Рола какой-то закон, по которому он был обязан любыми путями откупиться от него, Ярова, за то что тот, якобы, спас драгоценную Роловскую жизнь.

– Ну, хорошо. – сдался Яров. – Я прийду вечером. И все принесу.

И только когда после прощания Яров уже собрался уходить, его пронзила очередная, решительно неожиданная мысль. Он замер у дверей:

– Послушай, Рол... Я забыл... Ведь все началось ещё два дня назад! Когда я вышел из больницы, ночью, на меня напали! Ну, да! Еще тогда хотели эти деньги отобрать!

– Сядь в зад. – Рол втолкнул его в кресло. – Кто напал и как?

– Ну да! – засуетился Яров. – Понимаешь, я теперь понимаю, что меня не случайно, а как бы это сказать – прицельно ждали! Выход из больницы к метро один, до трамвая тоже, и мне этого переулка было не миновать! Быть может, это только предположение, но в свете всей суммы событий... И к тому же когда эти крысята разговаривали, теперь надо вспомнить... Что-то там светилось.

– Ты ещё кое-что забыл. – тяжело глянул на примолкнувшего Ярова Рол.

– Что?

– Да то, что в нас стреляли! Вон с той крыши! – он махнул рукой за окно.

Яров дернулся.

– Извини, не "в нас", а в тебя стреляли!

– А ты уверен? – колыхнулся плечами, коротко хохотнув Рол. – По моему разумению стрелять могли в меня, в тебя, или в Мишку Дукова... Вот ведь как получается. Трое нас бегало по палате. Так что может стрелок этот хренов с крыши ошибся, тебе ухо подранив, а может и нет! А?

Подобное предположение даже обсуждению не подлежало и Яров ответил на него пренебрежительной усмешкой.

– Стреляли в тебя. А меня только хотели ограбить. Отнять фальшивые доллары. И грабили те, кто знал, что той ночью я сбегу из больницы.

Рол глянул на него так, что Ярову стало жутковато.

– Кто это знал?

– Тот, кто в тот вечер был у тебя здесь в палате. Когда ты вручил мне доллары.

– Так... Были я... Ты... Пащенко... И Мишка Дуков. Правильно... Все видели доллары... И ты сказал, что ночью сбежишь с долларами домой.

– Вот и разбирайся. – бросил Яров и взялся за дверную ручку.

Рол его не останавливал.

– Ладно, прожуем это дело вечером. И попрощаемся. У меня завтра операция.

– Переживешь. – бросил Яров и вышел из палаты.

...Спокойная и безнадежная мысль "Зачем мне все эти игрища нужны?" пришла Ярову в голову, когда он уже вышел из больницы и не столько шагал к метро, сколько просто двигался куда глаза глядят, ибо день к мутным сумеркам стоял все ещё мягкий, безветренный, да и торопится было некуда.

Встречный мужчина поздоровался с ним и Яров, только разминувшись вспомнил, что это врач из практологии Нейменов, которого он без халата не узнал. А надо бы догнать и поблагодарить – он с ним, Яровым, тоже возился весьма много и тщательно.

Пустое. Теперь всех не отблагадаришь, да и смысла в блогадарностях нет.

Его так легко и неожиданно тронули сзади за плечо, что с испугу он шарахнулся в строну, поспешно обернувшись.

Елена смотрела на него немного удивленнно и с нескрываемым интересом.

– Илья Иванович, я вас испугала? Извините...

– Вы... Откуда?

– Да из больницы, конечно! Я же говорила, что надо забежать! А вот вы откуда и почему без наручников и конвоя милиции?!

Яров окаменел. Она лукаво смеялась и он не уловил ни в словах, ни в глазах ни тени настроженности или осуждения. Словно это совершенно обыденное явление – приличного человека за секунду до свидания хватают, кидают в милицейскую машину и увозят, чтобы через квартал попасть в аварию!

– Меня выпустили. – осторожно ответил он. – Это было недоразумение...

– Ну, конечно! Я так и подумала!

Она смялась с такой беспечной легкостью, что Яров тут же решил: такого смеха ради он, Яров, – не то что вновь примет Рола бандитский подарок "грязными" деньгами, но, если понадобится, то и сам будет способен снять кошелек с окровавленного трупа.

Яров заторопился.

– Лена, нам действительно надо поговорить. Я предлагаю кое-какой план на ближайшее время. Тем более, что отдаленного времени у меня нет.

– Хорошо, хорошо, – перебила она. – У меня тоже есть что сказать, но сегодня у нас не получилось, а сейчас я тороплюсь.

Он почувстовал в ней нетерпение, она куда-то рвалась и придержала его только из вежливости. Яров, как всегда, испугался показаться навязчивым.

– Да, конечно, мы поговорим. Видите ли, когда потеплеет, мы можем сьездить куда-нибудь к морю, достаточно в хорошие места, на эти Канарские острова или...

– О-ох! Не надо, Илья Иванович! Уж если так, то мы можем сделать много проще. Если вы не против. В конце мая, начале июня у меня будет свободная неделя. А у моего деда под Нижним Новгородом дом на Волге. Он уж лет пять просит навестить, а я, дрянь эдакая, все только обещаюсь. – она быстро оглянулась. – Мой трамвай идет. Договорились?

– Да, конечно! – от радости Яров мало что соображал. – Это очень хорошо. Но мы же хотели сьездить в Лавру и...

– Подождем до конца мая, Илья Иванович! Сейчас ещё зима и я все ещё заторможенная! И дел набралось невпроворот! Хорошо?

Лена легко тронула его за плечо, отвернулась и быстро пошла через дорогу к трамвайной остановке.

На какое-то мгновение Ярову показалось, что эта незапланированная встреча ему лишь привиделась, что весь разговор входил в рязряд его мечтаний, а на самом деле его и не было. Но, получалось, – был.

Трамвай на миг заслонил Елену, остановился, и, когда она догнала его, – обернулась, помахала Ярову рукой и исчезла. Потом укатился и трамвай, на остановке никого не осталось.

Яров растеряннно оглянулся. Новый поворот в ситуации требовал хоть какого-то анализа. Минуту назад он не собирался возвращаться вечером к Ролу. Участвовать в бандитских разборках было рискованным занятием. Фальшивые доллары, остававшиеся дома, можно было уничтожить и на этом закончить криминальную эппопею. Но теперь оказалось, что Елена не ушла, не исчезла из его жизни. А потому все возвращалось на круги своя – требовалось "собрать лихих друзей и хмельных женщин" и на пиру этой жизни принять яд, как советовал классик. И для этого ПИРА, имей он место быть здесь или на Волге, в Нижнем Новгороде, – требовались хоть кое-какие средства.

А потому следовало не колеблясь:

А: положенные, настоящие доллары у Рола – взять.

Б: до конца мая тихо-спокойно уладить все оставшиеся дела.

В: в конце мая, на Волге, жизнь даст яркий всплеск, быть может последний.

Г:...

Что включало в себя "Г", он определить не смог и испугался – не может того быть, чтоб жизненные задачи уже заключали в себе только три пункта!... Но так оно и было, и хуже того: осталось всего ДВЕ цели – Деньги и прекрасная Женщина. Категории взаимосвязанные, как это не цинично.

После этого вывода незначительные неприятности сегодняшнего дня и вовсе отодвинулись куда-то в сторону. Яров повеселел и обнаружил, что будто на заказ, к настроению – перед ним торчит на углу пивная палатка, при которой пятеро мужичков цедили напиток из пенных кружек, а к окошку розлива очереди не было. Яров решил, что не будет лишним подогреть радости дня хмельком благословенного народного напитка и пошел к ларьку. Но в пяти шагах от окошка его обогнал юноша лет восемнадцати, хорошо одетый, при галстуке, в коротком плаще.

– Извините, – кинул он Ярову смущенно. – У меня трубы горят.

– Ничего.

Юноша сунулся в окошко и просительно сказал.

– Солнце моё, налей мне на все что есть! Поторопись, если можно!

Сквозь стекло киоска Яров разглядел, что названное "солнце" оказалось здоровенным, пузатым мужиком, лет за тридцать, в грязном белом халате.

– Я тебе не солнце! – рявнул он парнишке. – Сколько тебе, рожа, цедить?

– Да на все, что есть! На кружку может наберется.

– У меня тара маркированная! – заорал брюхатый пивник. – Либо полная, либо половина! Иди-ка ты, хрен моржовый, на....

Пивник сгреб мелочь и вышвырнул её почти в лицо парня. Монетки упали на землю, юноша поначалу опешил, даже покраснел, потом крикнул высоким голосом.

– Да пошел ты сам туда же, скотина жирная! Прижрался тут, обирала, пиво своей мочей разбаляешь!

Яров уже сунул руку в карман и хотел предложить парню кружку по случаю неукротимой жажды, но тот отвернулся и расстроеный до слез, пошел от ларька.

Не тут-то было! Толстый пивник с грохотом вылетел из дверей палатки и заорал во всю глотку.

– Ах ты, мразь вонючая! Щенок! А ну стой, сейчас я тебя соплями умою!

Яров знал эту породу хамов – здоровенный и наглый, ненавидящий свою работу, своих клиентов, он – общающийся в основном с публикой непрезентабельной и покорной – при любом удобном случае пускал в ход кулаки.

В два прыжка пивной хам настиг парнишку, а тот внезапно отскочил, сунул руку в карман и в следующий момент вырвал пистолет, тут же передернув затвор. По металлическому лязгу моментально стало понятно, что оружие настоящее.

Юноша смотрел в лицо пивника расширенными глазами, а лицо его побледнело.

Пивной король замер и попятился. Губы парнишки тряслись и его слова едва доносились до Ярова.

– Ах, ты шваль поганая... Я тебя проучу... Ты теперь на всю жизнь научишся уважать людей. Навсегда запомнишь.

– Ты что? Ты что? – скороговоркой заверещал и попятился пивник, жирное лицо его затряслось от звериного страха. – Ну, извини, братан, я ж шутковал, а те налью, брось пургу гнать... Я водочки могу...

Ствол пистолета уровнялся со лбом жалкого труса, но потом резко, по дуге, оружие опустилось вниз и выстрел прозвучал, словно лопнул автомобильный баллон.

Пивник завизжал, упал на спину и схватился обеими руками за стопу правой ноги, из которой тотчас обильно потекла кровь.

Юноша отлетел в строну, сунул пистолет в карман и помчался по улице в ближайщую подворотню, где и исчез во мгновение ока.

Все события проскочили с такой противоестественной, невероятной скоростью, что мозг Ярова не поспевал за ними. Он стоял столбом над визжащим толстым мужиком – и никак не мог понять, что случилось, почему совершенно безобидная ситуция у пивной, пусть даже при вполне обычном скандале, почти ежедневном и неизбежном, закончилась вдруг вот так кроваво и неожиданно.

– На помощь! Милиция! – вопил пивник, катаясь по грязному тротуару. Скорую помощь! Милиция! Ловите его!

Яров потеряно оглянулся. Возле пивной никого не было! Только несколько кружек валялись на змеле. Никого! – и казалось, что подстрелянный хам может вопить до потери голоса, до истечения последней капли крови, а к нему так никто и не подойдет.

– Беги, дурак, что стоишь! – услышал Яров чей-то голос за спиной.

Он оглянулся и увидел серенького старикашку в шляпе. Если чем-то он и был приметен, так только иконостасом потертых медалей и орденских планок под распахнутой курткой.

– Беги! – повторил он, брызгая слюной. – А то ж тебя менты замордуют, а эта сволочь Афонька скажет, что ты его и подстрелил! Рви когти!

И сам первым последовал собственному совету.

Яров – "рванул когти". Он не отдавал себе отчета, почему никогда не свершавший ничего противозаконного честнейший учитель средней школы бежит, словно заяц по улицам города. До него не доходило, как мирная обстановка могла разрешится такой кровавой бойней. Без подготовки, без мотивировок просто так: человек мог получить пулю в лоб и лишь в последний момент оказался наказанным только прострелянной стопой.

Яров "рвал когти" пока не задохнулся. Первобытный страх уступил в его душе место полному равнодушию. Происшедшее не могло быть реальностью. Иначе что-то в этом мире просто выворачивалось наизнанку.

А если б у каждого из нас было по пистолету в кармане, так что ж? за пару лет так друг дружку бы и перестреляли у пивных ларьков?! Правильно. Зато оставшаяся часть населения оказалась бы очень вежливой в общении друг с другом.

Он немного успокоился, когда обнаружил, что оказался как раз в том переулке, где недавно ночью его пытались ограбить. Яров тяжело передохнул, развернулся и сделал несколько ровных шагов, прежде чем вновь остановился, не зная, как понимать то, что увидел.

По противоположеной стороне переулка быстро шла Елена. Хотя пять минут назад она села на трамвай.

Яров замер, убежденный в том, что это "глюк-видение" сейчас испариться. Испарилось – но не так, как он предполагал. Не сбавляя темпа поступи, Елена вытащила руку из кармана, вытянула её вперед и маленький, сиреневый "фольксавеген", стоявший у тротуара, – пискнул системой охраны, подмигнул фарами и щелкнули запоры в дверях автомобиля. Елена села к рулю, почти в тот же миг загудел мотор, и без всякого прогрева сиреневый "фольксваген" сдернулся с места, скрылся за углом.

Все, что успел за эти секунды оценить Яров потрясло его до полной растерянности. Мысли его заметались от происшествия у пивнушки к совершенно фантастическому явлению Елены.

Мозг Ярова отметил, что автомобильчик Елены был не новым, но и не так чтоб вовсе дряхлым – возрастом лет пяти, не более. Управлялась с ним Елена легко, с привычной хозяйской уверенностью. И что так перепугало во всем этом Ярова, он и сообразить не мог. Понятно, что на свою зарплату медсестра могла в лучшем случае владеть щетками "дворников" от своего транспорта, да мало ли откуда они ей достался?! Дело в другом. Мозг Ярова выдал унылую мысль. "А ты дурак, Илья Иванович. Ну, и что тут во всем такого? Есть у медсестры автомобильчик и по соображениям тактики она стесняется на нем ездить на работу, держит за углом, подальше от больницы. А приобрела его она в период замужества, может при разводе они ей и остались от радостей семейной жизни – сын, да автомобиль. И ничего более из этого не следовало"

Отнюдь, в следующий миг сообразил Яров. "Из всего из этого следует, что, создавая свои лучезарные миры (на май месяц, скажем) ты не учел того, что категорически не знаешь с кем имеешь дело." Вот ведь в чем проблема! Ибо если молодая интересная женщина прожила на свете 25-26 лет, то ведь для неё это целая эпоха, переполненная бурями, страстями, приключениями. В двадцать пять лет женщина уже набирает такой "хвост" и багаж пережитого, который не у всякого мужчины накапливается и к пятидесяти! В двадцать пять лет у женщины уже вполне богатая и оформившаяся лирическая биография, уже весьма большой опыт, чтоб человек разумный не понимал, что встречается не с девочкой, которую можно соблазнить стихами и прогулками под луной. Мужик до тридцати, до сорока лет может оставаться мальчишкой. Девочка становится женщиной много ранее этих сроков, во всяком случае в двадцать пять лет это уже сложившаяся личность.

В конце концов, несколько опечаленный Яров укорил себя за убогость мышления учителя средней школы: "Ты все ещё разделяешь людей по внешним признакам социальной жизни и поведению. Медсестра для тебя – один статут. Просто цветущая молодая особа на улице – другой. А дама с автомобилем это, "совок" темный, – это уже нечто третье и сомнительное. А пора бы понять, что образ един! И никаких глупых выводов из этого делать, действительно, не следует!"

...Еще укороченный весений день угасал, когда Яров вернулся домой. Едва он ступил на порог своей квартиры, как разом почувствовал, что здесь кто-то был. Трудно сказать, чем обьяснялось это ощущение: то ли непривычный оттенок в запахах, или дверь в туалет приоткрыта, или обувь в стойке не так стояла, но Яров это ощутил разом, как всегда улавливает перемены одинокий человек, вернувшийся в свое скудное логово. Поначалу он подумал, что наведывался сын и даже окликнул.

– Игорь? Это ты здесь?

Но ему никто не ответил. Сын, скорее всего, ещё не знал, что Яров бежал из больницы. У него были свои ключи и он мог заглянуть к отцу, хотя бы ради того, чтоб приглядеть за порядком. Хотя – вряд ли.

Яров скинул куртку и прошел в комнату. Все было на с месте, давно установленный порядок ни в чем не претерпел изменений, а ощущение чужого визита оставалось. Яров, не сходя с места, присмотрелся внимательней. Через минуту он утвердился почти полностью, что кто-то у него побывали. На долю миллиметра не задвинуты ящики в письменном столе, слишком плотно прикрыты дверцы шкафа, слегка смещен со своего места транзистор. Все это могло лишь померещится, все это могло быть навеяно общением с Ролом, нападением "крысят" и попыткой захвата Яровым возле пункта обмена валюты – жизнь его стала дикой и всего теперь приходилось остерегаться.

Он прошел на кухню, чтобы засунуть в холодильник купленные по дороге кусок мяса и пару бутылок пива. Кухня тоже не носила видимых следов чьего-то посещения и – так же сохраняла признаки этого визита: все же кто-то был!

Яров взялся за ручку холодильника и замер. Последнии сомнения исчезли. Дело в том, что холодильник стоял задней стенкой к окну и длинная штора всегда прихватывалась в дверцу, когда её закрывали. И поэтому Яров уже многие годы следил, чтоб эта штора не попадала под дверцу холодильника, всегда отвидил её рукой в сторону.

Теперь край шторы был зажат дверцей, отчего она была прикрыта не герметично. В камере холодильника даже что-то потекло. Яров такого допустить не мог, он автоматически отдергивал штору в сторону.

Кто-то открывал холодильник – без него!

Яров глянул на стол, ожидая там записки от Игоря, тот в подобных случаях всегда здесь оставлял писульку. Ничего подобного не было. Он быстро сунул мясо и пиво в морозильник, почувстовал легкий озноб во всем теле и вдруг вспомнил – доллары! Четыре тысячи фальшивых басков оставались в доме, когда он с тысячью помчался в обменный пункт!

Он быстро вернулся в прихожую, нашел на вешалке старый плащ и сунул руку в карман.

Доллары, пусть и фальшивые, оставались на месте.

Как ни странно, это открытие Ярова не обрадовало – если б валюта исчезла, то все бы могло проясниться. С другой стороны, капиталы были спрятаны столь наивно до глупости, что их могли не найти. Тогда где же сумка из натуральной кожи, вместе с которой он этот подарок получил?

Не сдвигаясь с места Яров напряг память. Баксы он считал за столом, тысячу сунул в крман, четыре – положил в плащ, сумочку... Да, сунул в стол.

Он прошел в комнату и открыл центральный ящик.

Сумочка лежала на месте. Но – вывернутая наизнанку. Ярова был слишком аккуратен в обращении с хорошими вешами, чтобы даже по рассеянности вот так не расправиться с дорогой барсеткой. Да и зачем ему было её выворачивать? Вывернул тот, кто до конца хотел убедиться, что в ней ничего нет.

Неожиданная трель телефонного звонка испугала Ярова. Он не понимал, почему боится снять трубку. И терпеливо выждал минуту, пока телефон не смолк. Звонить, в приципе, было некому. Только несколько человек, связанных с больницей, могли предположить, что Яров дома.

Неожиданно он почувствовал слабость во всем теле – организм среагирвал на приключения дня. Сказались месяц, проведенный в больнице, и напряжение последних часов. Яров добрался до дивана. Захотелось послать к чертям собачим и Рола, и всю его компанию. Но, во-первых, – обещал прийди в десять вечера, во вторых – следовало получить наградные суммы. И теперь казалось, что он, Яров, на эти суммы имеет заслуженное право, коль скоро вокруг них закрутилась муть непонятных, устрашающих событий.

Он поставил будиник на 20.30, прилег и почти разом уснул.

...Без четверти десять Яров миновал пост охраны больницы, бросив охране небрежное.

– Меня вызвали к Роликову Василию Петровичу. Отделение практологии. У него завтра операция.

Охранник спросил.

– Фамилия?

– Яров Илья Иванович.

Охранник кивнул и взялся за телефон – этому Рол тоже уже платил, хотя тот и числился на больничном бюджете.

Яров поднялся на лифте на третий этаж. К десяти часам жизнь в отлелении практологии уже затихла, только в холле пара человек понуро смотрели телевизор.

Рол ждал его в открытых дверях своей индивидуально оплаченной палаты, дымил сигаретой, сказал сдержанно.

– Хорошо, что подвалил пораньше. У нас всего несколько минут.

– Для чего? – спросил Яров.

– Деньги сейчас тебе отдам. Фальшивые принес?

Яров шагнул за порог, выложил на стол сумочку.

– Четыре семьсот. Триста я разменял.

Он тут же увидел, что в кресле, у журнального столика сидит незнакомый мужчина – за сорок лет, в поношеном светлом плаще. С высохщего лица аскета смотрели прищуренные глаза. В правой руке он держал сигарету, а левая неловко и каменно лежала на подлокотнике кресла, на ней была черная перчатка – протез, как понял Яров.

Рол прикрыл дверь и незнакомца не представил, а тот быстро сунул сигарету в пепельницу и схватил выложенные Яровым фальшивые банкноты, принялся их осматривать.

Рол подал Ярову пакет, умотанный в газету.

– Держи свои пять штук. Без фальшивки. – он нервно улыбнулся. – Мне уже одну клизму сделали, в одиннадцать вторую влепят. Завтра в десять ноль-ноль ругай меня распоследними словами, резать меня будут.

Мужчина у журнального столика произнес сипло и резко.

– Это не моя запечатка! И роспись не моя! И деньги я выдал Мишке Дукову при Хлебникове в мелких купюрах, а здесь сплошь сотенные! С Мишки, Василий Петрович, и спрашивай! Или с того, кто эти доллары получил. Вот с него! – ткнул мужчина пальцем в Ярова. – Может он туфту гонит!

Рол склонил голову на бок и сказал тихо.

– Он, Свиблов, не может подменить потому, что у него не только настоящих, но и фальшивых долларов взять не откуда. А с Мищки Дукова мы спросим. Ты теперь иди. Но не пропадай, Свиблов, ты меня знаешь.

Свиблов поднялся и глянул из подлобья.

– Ты меня, Василий Петрович, тоже знаешь не первый год. Я твою кассу пятый год держу и никогда ни в одной копейке ты меня не укорял. Потому я тебя об одном прошу – найдешь виновного, мне его сдай. В мои руки.

Лицо Свиблова было при этом неподвижным, словно деревянная маска истукана, зато от выразительности его голоса, Ярова охватила легкая дрожь этот человек отвечал за свои слова. Но Рол отмахнулся благодушно.

– Иди, Аркадий, не хорохорься.

Без всяких церемоний Рол выпроводил своего гостя за двери и повернулся к Ярову.