Текст книги "Рожденный убивать"
Автор книги: Александр Горохов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Здраствуйте, Тамара. – как ни в чем ни бывало произнес Яров.
– Кому вы сейчас докладывались? – спросила вдова Михаила Дукова.
– Дежурному... В милицию.
Где-то рядом, за забором загудел автомобильный мотор и женщина сказала.
– Подойдите ближе.
Яров прикинул, что он и так стоял достаточно близко, чтоб она даже при желании не смогла промахнуться, стреляя ему в живот. Бояться было нечего и он подошел вплотную. Ему показалось, что от мотоциклиста и женщины горячо пахнет кожей, бензином, порохом и крепкими французскими духами. Женщина спросила тихо.
– Вы меня узнали?
– Да.
– Теперь вам все ясно?
– Не знаю, – повинился Яров. – Могу только догадываться, что вы отомстили Хлебникову за мужа.
– Правильно. Это он подменил те ваши пять кусков баксов.
– Да?
– Да. Он, гаденышь, втихую фальшивой валютой промышлял. Всех нас под удар ставил. Я его расколола.
Мотоциклист держался обеими руками за руль своей машины, на Ярова не смотрел, опирался обеими ногами в землю, а Тамара глядела в глаза Ярова, слегка откинув назад голову, снизу вверх и ствол автомата почти упирался в пах Ильи Ивановича. Он сказал нерешительно.
– Но ведь я слышал, что официально и совершенно неоспоримо было признано, что ваш муж застрелился сам. Самоубийство. Простите, я случайно видел его труп, наверное, через час после смерти. А может меньше.
– ЧТО?
– Да. Я пришел на ту дачу, увидел труп и убежал. Мне тоже показалось, что он выстрелил себе в рот сам.
– Сам. – кивнула Тамара. – По принуждению.
– Но, я слышпал, что нашли его записку. Доказали, что он написал её сам.
– Сам. – лицо Тамары исказила неприятная усмешка, она, наконец, обнаружила, что разговаривает с человеком, упирая в него ствол автомата и припрятала автомат под себя, прижала его ляжкой к мотоциклу.
– Так как же тогда вы говорите, что его убили?
– Очень просто. У них, когда вступали в Союз Охраны, в команду Хлебникова – клятва была на верность. И к этой клятве полагалось писать сразу записку, о своем самоубийстве. Заранее. Чтоб потом, в случае чего, если сам не застрелишся, то тебя друзья прибьют и эту записку подкинут. Мишу застрелили. А записку его подкинули.
Молчавший, подобно сфинксу, водитель мотоцикла бросил сквозь шлем глухо, не поворачиваясь.
– А ещё телохранители из Союза сами себе заранее могилы рыли.
– Грустно, – сказал Яров, лишь бы что сказать, тем более что не был ещё уверен в благополучном исходе для себя этой странной беседы на заре наступающего дня в тиши непроснувшегося городка.
– Может грустно, может весело. – бросила Тамара, а водитель произнес сдержанно.
– Поехали, хватит базлать.
Яров сказал с неуверенной улыбкой.
– Я никому не скажу про вас.
– Правильно. Говорить вам не выгодно.
– Спасибо, что не застрелили на дороге меня.
– Вы – свой. И ни в чем таком не виноваты.
"Милая! – мелькнуло в голове Ярова. – Да у тебя-то есть твердая уверенность, что ты пристрелила именно того, кого надо?! Убеждена ли до конца, что нашла истинного виновника смерти мужа, или в отчаянии пристрелила того, кто уже вышел в тираж, кто бежал, спасая свою шкуру и проиграв всю свою игру?! Но ты себя успокоила. И смыла позор с памяти мужа. Живи счастливо – если сможешь."
Тамара надела на голову шлем и сказала с неожиданной мягкостью.
– Вы толковый мужик, Илья Иванович. Миша говорил, что вы очень много знаете забавного из истории. Я как-нибудь подьеду к вам потрепаться.
– Подьезжайте.
Мотоцикл быстро откатился. Мелькнули светлые волосы над узкой спиной, обтянутой гладкой кожей и Яров остался один. Он сел в машину ничего в душе не ощущая, кроме недоумения.
... У табачного киоска все оставалось так, как бросил Яров. Двери открыты, мокрая щетка валяется на земле.
Яров запер дверь и пошел на пустырь, искать свой тайник. Он достиг знакомого места у грязного ручья и присмотрелся к ориентирам.
Поиски не потребовали усилий. Там, куда Яров несколько деней назад закопал коробку с наркотиками – зияла яма.
Коробка с наркотиками – исчезла! Яму даже не удосужились прикопать. Следовало понимать, что четыре тысячи баксов пропали бесследно. Но такие суммы не исчезают – их востребуют. Не сегодня. В конце месяца.
Нет – сегодня! Потому что ещё раз глянув растеряными глазами на разрытую яму, он увидел, что рядышком, приколотый веткой, лежал листок бумаги из школьной тетрадки. Яров нагнулся, взял листок и перевернул его.
Очень корявыми буквами, стремясь придать им безликий, угловатый вид, было написано.
"Если хочешь выкупить, то за 5 000 долар. Если согласен, поставь на крышу табачки ведро."
Вот, значит, как получается... Яров осмотрел клочок бумаги со всех строн, ничего больше на нем ничего не было. Очевидным были два факта – не только он сам был здесь "смотрящим", но кто-то ещё контролировал, в свою очередь, и каждое его движение и каждый поступок. Во всяком случае, его засекли в тот момент, когда он прятал свой опасный товар. Это – раз. Второе: человек, вскрывший захоронку с наркотиками, в ценах полученного сокровища оринтировался не точно – пять тысяча долларов, это явное превышение номинальной стоимости. Можно было предположить, что какой-то парнишка или вообще человек сторонний случайно либо видел, как Яров прятал коробку с "кайфом", либо наткнулся на неё ненароком. Нет, маловероятно. Просто этот "смотрящий" (как впрочем и Яров в свое время) о шкале цен наркотической дури на рынке ничего не знал. Реализовать товар самостоятельно боялся, или – не умел. Но тем не менее, он был где-то рядом и, быть может, в данный момент держит все действия Ярова под контролем.
Он оглянулся. Жизнь вокруг шла своим чередом. Просыпалась трасса, работали обе бензозаправки, над трубой шашлычной курился дымок. Приметить что-либо подозрительного не удалось. И все-таки этот "вор-перехватчик" дилетант. "Поставь ведро на крышу!" Только ещё раз подтвердил, что неотрывно наблюдает за обьектом вымогательства. И почерк у него корявый, детский – писать этому попрошайке приходится не часто. Но как он будет обходить самое тяжелое и опасное звено в цепочке получения своей выгоды обмен ценностями? В работе вымогателя это самый грозный момент. Он требует личного участия и чаще всего именно в этом периоде своей работенке вымогатели и горят.
Яров для чего-то ещё попинал ногами холмик земли возле ямы, потом отвернулся и пошел к табачке. Он не чувствовал в душе своей ни огорчения, ни волнения, и в таком настроении спокойно вымыл стекла киоска. Потом подмел вокруг него землю в радиусе десяти метров, нашел старое ведро и водрузил его на крышу.
Сигнал подан. Началась ещё одна игра в общей системе. А может и в другой – параллельной.
Следил ли сейчас за ним кто-то, или нет, значения не имело. Если следили, то ждали – как он будет реагировать. Ждали его реакции. И дождались. Но как теперь рассчитаться с поставщиком за полученный для реализации товар, было не совсем ясно. Неразмененых четыре тысячи баксов у Ярова ещё оставалось и выкупить товар у вымогателя он как-нибудь смог бы. Выкупить наркоту, вернуть её Алику Черному и спокойно жить дальше. До конца мая. Но тогда, без денег, – прощайте все мечты о любых радостях жизни. Уже не свершить никакой поездки на Волгу, да и вообще существование будет зависеть только от легальной и жалкой торговли в табачке.
Яров сообразил, что практически обанкротился. Наркотиков нет, торговать с приличной выгодой нечем. Свои накопления надо сдать за украденные наркотики. Даже выкупив их назад – продать "кайф" с наваром, да и вообще продать хоть как-то, он не сумеет, да и не сможет. Он их просто сдаст Алику Черному и полностью останется "на бобах". Был вариант обратиться за помощью к Ролу, но Яров понимал, что их отношения закончились. Для Рола он – отработанный пар, никто, потому он и провел откровенную во всем и до конца беседу за шашлыками.
От размышлений его оторвало стремительное, на пределе допустимого движение по шоссе – милицейский "жигуль" и словно на троссе за ним черная "волга" промчались мимо. Так и следовало ожидать – будут отсчитывать от шалычной четырнадцать километров триста метров, искать точку у реки. Быстро найдут – для профессионалов там достаточно много обнаружится следов. Скорее всего, к полудню результаты расследованию в качестве слуха достигнут Воробья, который держал под контролем все неофициальные события, происходящие от него в радиусе сотни километров.
Около восьми жизнь трассы оживилась, а к девяти набрала свою обычную активность трудового дня. В это же время Анна Павловна с дочерью развернули свою торговлю и Аян перебежала дорогу с большим термосом в руках.
Уже издали крикнула.
– Добрый день, Илья Иванович! Хотите я вам чашку кофе налью?
– Здраствуй, наливай.
Он достал чашку, Аян открыла термос и по вкусу напитка Яров сразу определил – растворимый, из дорогих, если судить по аромату и мягкому привкусу.
– Илья Иванович, а какие книжки можно прочитать про этих греков и Реннесанс, о котором вы вчера рассказывали?
– Их много. Я тебе составлю список. Будешь читать всю жизнь.
– Ой! Слишком умной стану, это тоже нехорошо! Вам никакой газеты не надо?
– Нет, спасибо Она закрыла термос и побежала назад. Сердце Ярова дрогнуло, когда он увидел, как Аян увернулась, проскочив перед носом тяжелого грузовика.
Неминуемого визита Яров ожидал где-то к полудню и предполагал, что в свящи с важностью этой встречи явиться, наконец, сам Алик Черный. К разговорам с ним Яров был уже готов – имел как основную тему, так и запасной вариант. Выплачивать из своего кармана четыре тысячи баксов Яров не собирался.
Но визитером оказался вовсе опять же не Алик Черный, а в одиннадцатом часу возле табачки тормознула зеленая "нива" и из нее, путаясь в длинных ногах, вылез нескладный парень, крещенный Яровым под именем Дон Кихот. Он был весел и нагловат, поскольку следовало понимать – получил четкие инструкции.
– Привет торговле! – гаркнул он. – Прошу сдать ненужный товар! Я от бригадира!
– Точнее? – спросил Яров.
– Да от Алика Черного!
– Почему я должен верить? – пожал плечами Яров, а длинноухий удивился.
– Да что ты дуришь? Отдай коробку с товаром, на ней написано "кайф", я же сам тебе её загружал! А теперь ты от работы отказался и, как я слышал, до осени тут проторчишь. Торгуй себе, раз разрешили! Но ненужный-то товар сдай!... Или...
– Или. – сказал Яров. – Я передумал.
Дон Кихот вытаращил глаза.
– В натуре?!
– В натуре.
– Ну, ты даешь! А мне что делать?
– Доложи по инстанции. В указанный срок пусть приезжают за выручкой. Чего тут непонятного?
– Понятно или непонятно, это не мне решать! – парень был явно растерян. – Я сейчас поеду, доложу... Слушай, а ты не сбежишь?
– Может и сбегу, если будешь тянуть.
Предельная строгость, которую только можно было выразить длинным носом, длинными ушами – сконцентрировались на лице Дон Кихота.
– Иваныч, ты так не шути. Ты меня старше, я тебя уважаю, и если ты не знаешь, то скажу: такие шутки у нас плохо кончаются. Дурить будешь, так тебя на "счетчик" поставят. В срок не отдашь выручку, так через пару недель уже не четыре тысячи баксов с тебя, а десять получиться!
– Я тебе ясно сказал, доложи Алику Черному, что я буду работать! вышел из себя Яров. – По прежним условиям! До тридцатого мая! В этот день, как договаривались – расчет! Тебе ещё раз повторить?
– Достаточно...
– Тогда и выполняй! И скажи Алику, чтоб прислал мне ценник за розничный товар!
– Бу-сде... Отчаяный ты мужик.
Что так смущало вислоухого Дон Кихота в поведении Ярова осталось невыясненным. Парень залез в машину и зеленая "нива" укатилась было. Но возле газетных стендов притормозила, Дон Кихот что-то прокричал женщинам и проехал мимо – видимо, парень прололжал извиняться.
Яров нашел под креслом "жигуленка" пистолет, вновь претерпевший метаморфозы своего назначения. Яров снял накладку с рукоятки оружия, и без труда вставил внутрь подаренный Хлебниковым баллончик. Присмотревшись, он понял суть конструкции. Кнопка предохранителя толкала полую иглу, которая прокалывала балоннчик, наполненный кислотой под давлением. Спусковой крючок приводил оружие в действие – семь метров сжигающей струи, как было обещано. Ни сжигать, ни калечить кого-либо Яров не собирался, но разговор с Аликом Черным (а теперь следовало ожидать именно его) мог быть очень непредсказуемым по поворотам темы. И мог возникнуть такой вариант, что придется попортить Алику ботинки, или пиджак – предположим так.
До полудня ничего не случилось, если не считать того, что Анна Павловна неожиданно свернула торговлю. На фургоне подьехал Чингиз с каким-то помошником и они быстренько загрузили все газеты и журналы, свернули палатку, усадили в кузов женщин и укатились. Непонятный маневр. Совсем закрыли торговлю?
Дуга виража как-то сразу словно осиротела. Во всяком случае для Ярова. Он даже почувствовал укол глубокой обиды, что с ним не попрощались все же отнощения сложились соседские, если не сказать почти родственные. Но потом он решил, что это лишь какие-нибудь временные, очередные сложности жизни беженцев и все прояснится к вечеру или завтра.
До обеда Яров продал всего три пачки сигарет и упакову жвачки. Он уже собирался идти в шашлычную, чтоб перекусить, когда увидел, что к нему подкатывается все та же зеленая "нива" и возле Дон Кихота сидит мужчина в таком же желтом жилете охранника автостоянки.
Яров переложил пистолет из внутреннего кармана куртки в боковой и еле удержался, чтоб заранее не нажать на кнопку предохранителя. Но из машины выскочил лишь Дон Кихот, крикнул бодро.
– Залезаем в будку, дам ценные указания!
Его спутник в салоне "нивы" не пошевелился, лица его Яров разглядеть за ветровым стеклом не мог. Он вошел в киоск, следом за возбужденным Дон Кихотом. Тот уже совал ему под нос листок бумаги и говорил быстро.
– Значит все очень просто! У тебя два вида "дури", а потому и две цены... Тот который натуральная "травка" – в больших упаковках, в стакане заваривается, а который обработанный, тот дороже и....
Яров не прислушивался к инструкции, поскольку торговать ему было нечем. То, что ему оставили прежний вид криминальной деятельности давало выигрыш во времени, а уж что произойдет под расчет, Ярова мало волновало. Для него интересней было прояснение общей ситуации происходящего, необходима была беседа непосредственно с Аликом, а не наставления нелепого парня.
– Все понял? – спросил тот.
– Капитально.
– Тогда уже мой совет. Курс доллара прыгает. Продавай порциями. Продал – разменяй на доллары и отложи. Снова продал порцию – снова поменяй. Чтоб Алику сдать в конце месяца его четыре куска баксов. А что сверх того, то уж твое законное. И сюда, в табачку, приноси порциями, чтобы в случае чего тебя менты не накрыли при работе "в больших размерах".
– Где-нибудь в шашлычной можно припрятать? Я договорюсь с Воробьем? пошел на провокацию Яров, проговорив фразу беззаботно.
– Ты что?! – вытаращился Дон Кихот. – Да Воробей же с ментами в завязке!
Он тут же понял, что проговорился, выдал сведения весьма опасные и торопливо принялся поправляться:
– Воробей у нас не охвачен, подставлять его не надо! Нет, у него свои дела. Где-нибудь возле бензоколонок закопай, хоть той, хоть этой. Там и вонь хорошая, так что собаки не унюхают.
– Понял.
– Ну, а уж совсем на худой конец – глотай!
– Все что есть глотать? – осведомился Яров. – Так ведь концы отдашь!
– Это твои проблемы.
– А если я быстрее, за две недели расторгую?
– Во вкус вошел?! – заржал Дон Кихот, сверху вниз гладя на Ярова, отчего казался колодезным "журавлем".
– Вошел.
– Тогда так сдалай. Выстави в окно, – он пошарил глазами по киоску. Ну, выстави в окно вот эту пустую пивную бутылку. Как сигнал. Подвезут ещё партию. К нам не ходи. Не светись лишний раз.
Яров понял, что вся сеть подпольной торговли находится под постоянным контролем, а потому и нечего было искать похитителя его коробки с "кайфом". Кто-то практически постоянно, по всяком случае регулярно держал под наблюдением все местые точки подпольной торговли. Коробка с "кайфом" теперь в руках все той же банды, и его, Ярова – плотно зацепили "на крючок", так что условия ужесточились. Партнеры по шелудивому бизнесу попались нешуточные и Яров сам лез в их сеть.
– И будь осторожней, – тихо добавил Дон Кихот. – У нас есть сигнал, что облава скоро может случится.
Следом за ним Яров вышел из киоска. Спутника Дон Кихота в машине не было. А тот сел за руль, подмигнул и укатился. Оставалось только предполагать, сопровождал ли эту поездку сам Алик Черный, или он предпочитал действовать все в той же системе глухой конспирации, чтоб, скажем, при грядущих опознаниях в милиции никто из его подчиненных не смог ткнуть пальцем ему в лицо: "Это он, Алик Черный! Организатор и владелец сети наркоторговли в этом районе Подмосковья, а может и более широкой!"
Продуманная сеть торговли, по сути своей копировала схему революционеров-подпольщиков: вся организация делилась на "пятерки" и "тройки", так что в случае провала, гибли только рядовые, "низовые" члены организации, почти не затрагивая "верхушку пирамиды". Яров понял, что и Дон Кихот прямой связи с Аликом Черным не имел. Но такой многоступенчатый механизм конспирации имел и свою уязвимую сторону: сведения снизу доходили до верху столь же долго, как нервный сигнал от хвоста до мозга динозавра ему уже мыши ногу наполовину сгрызли, а он, динозавр, все ещё полагает, что на колючку наступил.
А в то, чтоб хитрюга Воробей по настоящему "стучал" в милицию – Яров не поверил. Вполне вероятно, что осторожный трактирщик слегка и "подстукивал", но выдавал информации не более, чем остальные владельцы общедоступных точек питания и развлечений с отдыхом. Сдавал пьяниц, проворовавшихся бомжей, мелких хулиганов (они похвалялись в шалычной своими подвигами) различную шпану, но чтоб задевал лидеров крупного рекета и уж упаси Бог подпольной наркоторговли – такого он себе позволить не мог: от его заведения давно бы остались одни головешки и угольки.
Но все же Алик Черный остерегался общаться с Воробьем лично и непосредственно – вот что важно было в качестве вывода из полученной информации.
От всех этих размышлений у Ярова не то чтоб голова разболелась, а на душе муторно стало. Но мозг был настолько загружен работой, что глядя сквозь окно табачки на шашлычную, Яров даже не сразу признал, что парень, крутившийся у веранды – его собственный сын Игорь! Приехал-таки проведать папу!
Взрослые дети навещают родителей, в восьми случаях из десяти, по причине выпросить денег. В двух оставшихся случаях, детишки триумфально похваляются своими жизненными успехами. То и другое достаточно приятно. И, наблюдая за действиями своего наследника, Яров прикидывал, насколько сработает этот математический закон больших чисел.
От шашлычной до табачки Игорь докатился на темном "форде", вылез из него и Яров шагнул к нему навстречу из киоска.
– Ну, батя, и нашел ты себе место творческой деятельности! распростер обьятия Игорь, но Яров тут же приметил, что ни легкости, ни жизнерадностности в Игоре сегодня не наблюдается и математический закон общения, похоже, дал сбой.
– Здраствуй, – сказал Яров.
– Здраствуй. Чем ты здесь занимаешся?!
– Живу. – пожал плечами Яров. – Заятие не хуже другого.
– Сказал бы мне. Я бы нашел тебе место потеплее.
Не смотря на уверенность ответа в Игоре было что-то незнакомое, вглядывался в отца он тревожно и сказал не скрывая нервозности.
– Батя, нам бы поговорить надо. Где-тут присесть... Пойдем пивка попьем что ли, в эту забегаловку?
Он кивнул на веранду шашлычной, но Яров уже понял в чем дело.
– Пиво у меня есть в своей фирме. А там нам помешают. Заходи.
Они тесно устроились внутри табачки и Яров подал сыну бутылку пива, пробку с которой Игорь сорвал зубами.
– Ну уж и манеры у тебя, Игорь. – укорил Яров, а тот сказал быстро.
– Батя, я был в твоей больнице.
– Да?
– Да. И говорил с твоими врачами. Я все знаю, батя.
Яров не придумал ничего лучше, чем профилософствовать.
– Знания умножают скорьбь...
– Перестань держать меня за младенца! И юморить по глупому перестань! – тоскливо выкрикнул Игорь.
– Хорошо. – кивнул Яров. – Но не разводи соплей, ладно?
Игорь покосился на него, глотнул из бутылки пиво и пробормотал.
– Ты оказался посильней меня. Я такого не ожидал, честно говоря... Меня с утра трясет, как на вибраторе. Ты мужественный мужик, батя.
– Перестань. – поморщился Яров. – Я трус. Каждое утро я просыпаясь только с одной мыслью. И трясусь, просто задыхаюсь от дикого страха. И каждый вечер так же засыпаю.
– Поэтому и торчишь здесь?
– Да. Но не будем об этом.
– Подожди. Разве совсем ничего нельзя сделать?
Яров пожал плечами.
– Получается так. – он попытался улыбнуться предельно беспечно. – И то сказать, Игореха. По трезвому размышлению, мне уже не за что цепляться. Просто жизнь наша приходит к моменту, когда это понимаешь. Отжил – и точка. Конец рано или поздно неизбежен. А ценности со временем угасают. От бесконечного повтора. Не за что тут цепляться, по большому счету!.. Во всяком случае, я себя в этом убедил.
– И тебе не страшно?
– Я тебе уже ответил...
Игорь передернул плечами, словно от озноба и сказал напряженно.
– Быть может, тебе даже проще... А я просто вою от беспомощности и бессилия. Батя, я просто не знаю, что тебе сказать!
– Так и не говори ни хрена! – засмеялся Яров. – Очень мне приятно слушать твой жалкий лепет?!
– Но хоть что-то я сделать могу?
– Можешь. – кивнул Яров . – Пристрелишь меня, как собаку, когда придут боли и мучения.
Игорь опустил бутылку на прилавок и вытаращил глаза.
– Ты что? Как это – пристрелишь?
– Да очень просто. Я выпью водки до невменяемого состояния, а ты изобразишь ограбление и пристрелишь. То ли бандиты, то ли диверсанты называют такой финт "выстрелом милосердия".
Игорь ответил тихо.
– По-моему, батя, ты уже с ума сошел.
– Нет. Я просто рассуждаю с точки зрения религиозного человека. Самому на себя руки наложить – грех, Господь не велит. А безвинно убиенный получает прямой доступ о десницу Господа в рай.
– Так ты же ни во что никогда не верил, черт тебя дери! – вовсе отчаялся Игорь.
– Ну, так уж сказать нельзя... В богов, понятно, не верил и не верю. Но верю в науку, в прогресс, в бесконечность мироздания. Да и в человека тоже. Как ни крути, а мир меняется к лучшему, хотя и весьма замедленными темпами. За убеждения уже не карают, на кострах не жгут, фашизм придавили. Национализм держат в узде. Уже достаточно.
Сын помолчал и ответил хмуро.
– Я в тебя выстрелить не смогу. Даже яд тебе достать не смогу. Не проси. – он перехватил взгляд Ярова и спросил осторожно. – Батя, может ты хочешь куда за границу сьедить? Или в свою Карелию? У меня сейчас одна группа в Прагу собирается, можно прристроиться. На неделю? У меня есть возможности, не стесняйся. Погуляешь.
Яров негромко рассмеялся.
– Я уже пробовал. В казино ходил. Мог их там всех ободрать до разорения, но пожалел.
Сын отвел глаза и неожиданно покраснел, явно собираясь сделать ещё какое-то предложение. Яров положил ему руку на плечо:
– И попрошу тебя, не помогай мне с позиций своего возраста. Ты сейчас ещё до того додумаешся, что родному батюшке придложишь женщину. Понятно, что у тебя их навалом, но в этом я обойдусь без твоей помощи.
Игорь ответил сдавленно.
– Ладно... Так и будешь торчать на этой пыльной трассе?
– А что? – удивился Яров. – Прекрасный Подмосковный пейзаж! Пасторальная идилия, можно сказать. Милый коллектив. Мошенничают, правда, с бензином, да наркотиками приторговывают, но в этом плане теперь в Росси ни одной деревни не найдешь, наверное, чтоб не боролись за выживание всеми способами.
Игорь глянул подозрительно.
– Ты что, батя, уж не занялся ли тут борьбой с мафией?
– Я сам мафиози. – заверил Яров. – Хочешь получить задание?
Игорь посмотрел недоверчиво, а Яров неожиданно понял, что хоть таким диким предложением можно прекратить эту тягостную, категорически ненужную беседу. Толку от неё – никакого.
– Какое задание?
– Покрутись по округе, будто ты ишешь наркотики. Ну, а если духу наберешся, то изобрази деятеля, который собирается загнать крупную партию "дури". Прикинь, кто клюнет на предложение.
– Ты серьезно?
– Вполне.
Сын колебался несколько секунд, потом поднялся и спросил.
– Где работать?
– Начни с шашлычной. – он уже пожалел о диком предложении. – Только будь острожней. В этом пастральном пейзаже народец обитает лихой.
– Не учи.
Яров видел, как Игорь сел в машину и покатил в шашлычную.
Вышел из неё он минут через сорок, вновь сел к рулю своего "форда" и мимо табачки погнал в Щелковск.
Он вернулся часа через полтора и загнал автомобиль за стену табачки, так чтоб оставаться неприметным со стороны шалшычной и трассы.
В киоск он залез едва сдерживая возбуждение.
– Батя! Да тут прямо черт знает что творится!
– Да?
– Главное, что в основном, знаешь, к кому советуют обратиться за "косяком"?
– Ко мне, понятно.
– Вот именно! К тебе и на газетный развал, там две женщины торгуют. Их сегодня временно нет. У мамаши иногда бывает "экстези", но это только для своих. Шашлычная – чистая. В основном, как я думаю, промышляют возле рынка. Ну, и к цыганам, понятно, отправляют, это как везде.
Яров усмехнулся.
– А ты, оказывается, кое что и можешь. Кроме своего умения причесывать дамочек во всех местах. Переночуешь у меня? Я сейчас закроюсь.
Игорь заколебался.
– У меня конкурс на носу, батя. На ночь я бригаду для видео-сьемок заказал. Могу, конечно, позвонить, отменить...
– Не надо. – прервал Яров. – У меня тоже вечером свои дела. Мы с тобой ещё успеем поговорить "за жизнь".
Они простились, страясь разыграть бодрячество друг перед другом.
"Форд" Игоря вписался поток движения на трассе и исчез. Яров вернулся в киоск, и попытался разобраться в смешанных своих чувствах. Хорошо, что Игорь заглянул и хорошо, что самому близкому,из оставшихся людей теперь тоже все известно и от него не надо ничего скрывать.
Вообще всё относительно хорошо, кроме того, что беспомощных беженцев-киргизов втянули в безобразия торговли наркотиками. И вырвать их их этого у Ярова не было возможностей – это не по музеям устраивать экскурсии.
глава 3. Дуэль
Вечером в шашлычной "У трассы" только и разговоров было, что о катастрофе возле реки. Яров никому не задавал наводящих вопросов, без них можно было понять, что из воды извлекли машину с прицепом, а из машины труп мужика с прострелянной головой. Бедолагу никто не опознал, но судя по вещам, которыми были набиты "волга" и прицеп, он был подпольным торговцем оружием. В багажнике и прицепе оказалось с дюжину автоматов, фермерских помповых ружей, взрывчатка и целый чемодан фальшивых долларов! Дружный коллектив завсегдатаев шашлычной пострадавшего не пожалел – так и надо этим подонкам, которые торгуют оружием, фальшивыми деньгами, а от того страдают невинные люди. Да хоть бы все эти говнюки утопли в нашей реке – места хватит!
Более осведомленные люди (они выражались потише и поосторожней) делали предположения, что погибший мужик почти наверняка и может быть имел отношения к братве Солнцевской, Ивантеевской, Орехово-Зуевской групировок, а вполне возможно, что подчинялся и ребятам Алика Черного. А потому с известной степенью допустимости можно предположить, что этот оруженосец и фальшивомонетчик в чем-то "нагрел" свою братву, за что и получил столь суровое наказание, от которого пытался бежать.
Воробей, проигравшийся накануне, жаждал реванша, а когда ближе к вечеру появился Широков, то шашлычник заявил, что пора поднять "учетную ставку за вист", поскольку по его, Воробья, мнению, у них идет не настоящая игра мужчин и гусар, а сопливая детская забава. Широкова деньги как таковые не волновали, он был законченным игроком по натуре – важна сама игра, с её перепадами страстей.
– Воробей, – сказал он с укоризной. – Если память мне не изменяет, кто-то прошлым летом продул свой "форд-эскорт" проезжим армянам. А теперь тебе и твой "опель" надоел?
– А это не твои заботы! – взвился Воробей. – Я могу и заведение на кон поставить, но не позволю меня в дураках при картах числить!
В конечном итоге, после ожесточенных споров добились того, что вист оставили прежним. Но в процессе игры как-то без слов и соглашений начали дружно подыгрывать Воробью, так что после первой "пули" он выиграл рублей полтораста и был столь счатлив, будто пристроил к шашлычной бассейн с девочками. Однако нахал тут же потребовал продолжения игры, при которой был наказан на семьсот рублей – подзалетел на "паровоз" в хамском мизере и зацепил восемь взяток. В этой своей неудаче Воробей обвинил пьяниц, которые сегодня беспрерывно стучались в двери и просили продать бутылку. За ценой не стояли. А неурочные визиты свои обьясняли тем, что единственный магазин круглосуточной работы в городе – закрыт. Не ехать же в Москву?
Было уже около полуночи, играть никому, кроме Воробья не хотелось, но решили дать бедняге ещё один шанс и начали писать третью "пулю", при которой Воробью пошла фантастическая "пруха". Практически он один только и играл. Он ободрал всех подчистую! В сложности преферанса и зыбкости удачи при этой игре – крайне редко случается, чтоб один игрок так поголовно очистилтрех своих партнеров. Это рекорд сродни упоминанию в книге рекордов Гиннеса. Если Широков и Яров сумели расплатиться на месте, то Володька полез в долг.
Ликованию шашлычника не было предела, а благородство натуры выплеснулось в коммерческом варианте:
– Ладно, мужики! Коли так, то сегодняшняя вся выпивка под игру – за счет заведения!
На том бы и разошлись. Но Широков с Володькой, решили сыграть круг в "очко". Широков протасовал колоду, назначил банк в сто рублей, выкинул Володе карту и вдруг заволновался, пощупал колоду и вскинул на Воробья настороженный взгляд:
– Колода меченая!
Воробей дернулся.
– Ты что, Рудик, рехнулся?!
– Меченная, я тебе говорю! Твоя колода?!
Воробей шумно возмутился. Хотя играли они, в общем-то, не на настоящий "интерес", даже фатальный проигрыш партнера не раздевал до никтки, но среди игроков подобное преступление было делом принципа.
– Не моя это колода! – закричал Воробей. – Я не помню кто её принес!
– Врешь, Воробей! – нажал Широков. – Твоя колода! А если и не твоя, все одно игра идет в твоей хате! Ты отвечаешь!
Воробей схватил колоду и закричал истошно.
– Где меченая, где? Что ты тут увидел?!
– Стоп, не лапай! – Широков выдернул у него колоду из рук и подал её Ярову. – Иваныч, оцени и рассуди! Это дело крутое! Сейчас, Воробей, мы тебя шандалами бить будем!
Яров взял колоду, полагая, что этот скандальчик Широков разыграл от скуки, чтоб завершить вечер дружеской перепалкой. Более всех серьезен был Володька, который внимательно смотрел на руки Ярова.