Текст книги "Рожденный убивать"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Он принялся неторопливо выкидывать карты на стол рубашкой вверх. Колода была средней степени затрепанности и если говорить о "меченности" то на ней, понятно, оставались какие-то следы использования – то отогнутый уголок, то оборваный, кое-где были жирные следы, но чего ждать еще, если здесь шашлычная, а не профессинальная карточная "хаза".

– По мастям разложи, Иваныч! Я давно слышал, Воробей, что ты на руку не чист! Сейчас будешь отвечать!

Какой-то системы пометок на картах Яров уловить не мог, но через минуту Широков закричал.

– Мечены все тузы! И все семерки!

– Не доказано! – рванулся Воробей. – Это случайность! Я же сам предлагал на каждую игру пару новых колод покупать!

Широков посмотрел на него в упор и произнес внятно.

– Воробей, если хочешь порешить дело добром, то отдавай весь выигрыш и удваивай его за штраф!

– Что-о? – не без угрозы спросил Воробей. – Выигрыш и штраф?

Поразительное дело – Воробей мог выставить бесплатное угощение, безтрепетно и безвозмездно кормил порой бомжей, но отдавать в чужие руки "живые деньги" почитал для себя расносильным самоубийству.

– Воробей, ты хочешь разборки? – понизил голос Широков. – Для тебя это плохо кончится.

– Какие ещё разборки?! Илья Иванович, меченные карты или нет?

– Я не специалист. – уклонился Яров.

– Володя, твое мнение?!

Помошник трактирщика оказался в трудном положении – у него явно было свое мнение, он был опытный картежник, но подводить хозяина было рисковано. Он ответил осторожно.

– У меня тоже нейтральное мнение.

– Вот так! – решительно закончил Широков. – Мое слово против твоего! Значит, завтра подаем карты на экспертизу! Крышка, тебе Воробей!

– Это оскорбление! – закричал Воробей. – Ты за это ответишь!

Широков привстал и спросил напряженно.

– Ты что, требуешь сатисфакции?

Более всего Яров удивился терминологии – "сатисфакция" (!) в кругу друзей-картежников! Но Воробей побледнел, забавы все происходяшее уже не напоминало, это не был розагрыш, все пошло на серьезном уровне.

– Да, зараза! – рявкнул Воробей. – Никто не имеет права меня оскорблять! Кровью за это ответишь.

– Тогда давай. – четко ответил Широков и поднялся из-за стола.

Яров произнес укоризненно.

– Да перестаньте вы, мужики! На шпагах что ли собрались драться?

Но противники оказались настроены очень решительно, а главное, что поразило Ярова – категорически серьезно воспринимал происходящее Володя.

– На завтра откладывать не будем? – с вызовом спросил Воробей.

Широков криво ухмыльнулся:

– Если ты уже завещание написал, то не будем. Илья Иванович, вы не откажетесь быть у меня секундатом?

– Вы что, идиоты, много выпили? – рассердился Яров. – Ничего повеселей не придумали?

– Тогда нам и одного Володьки хватит. – решительно заявил Широков.

– Так нельзя. – заколебался сказал Володя. – Секунданты согласуют условия.

– Обычные условия. – обрезал владелец бензостанции. – Дистанция двадцать шагов, стреляемся до первой крови. Кто выбирает оружие?

Воробей сказал высокомерно.

– Ты меня оскорбил! Значит оружие – моё!

– Неси. – коротко бросил Широков и пошел через зал к служебному выходу.

Володя позвал Ярова.

– Пойдемте, Илья Иванович. Если что, два свидетеля все-таки лучше. Так положено.

Яров встал из-за стола, не зная, смеятся ли ему или пугаться. Дуэлянты были настроены крайне решительно, Володя тоже не видел никакого комизма в ситуации, но само намерение устроить поединок казалось диким. Одно дело, когда гусары некогда защищали свою честь в кровавой рубке саблями, другое дело когда жуликоватый шашлычник и темный в своей бизнесе бензиновый король собирались решать вопросы чести. Той самой чести, которая у них вряд ли и была – в понимании нормального человека. Уж не в такой ли форме возвращаются в Россию традиции дворянства?! Ничего более идиотского и представить себе было невозможно.

Вчетвером они вышли черным ходом из шашлычной наружу и двинулись в темное поле. Володя нес фонарь на аккомуляторе, который давал яркий круг света. Яров приметил, что Воробей тащит под мышкой два коротких помповых ружья и сумку через плечо.

Яров попытался начать ерничать, в надежеде шуткой погасить нелепый скандал, который набирал чрезмерную и опасную форму:

– Господа, а не угодно ли вы помириться? Не готов ли господин Широков принести свои извинения?

В ответ ему было полное молчание, разбавленное мрачным сопением спутников.

– А не готов ли господин Воробьев принять извинения? – Яров постарался быть строг, но ироничен.

– Нет. – жестко оборвал Широков.

– Всякий за свои слова должен отвечать. – столь же твердо подхватил Воробей.

Больше говорить было не о чем. Яров припомнил, что кто-то из классиков определил главную доминанту русской жизни минувших веков – СКУКА. Большая, беспробудная Скука. От неё родимой – спивались, стрелялись, и, может быть от неё же, затевали Революции. Времена менялись, а Скука оставалась.

– Пришли. – остановился Володя. – Соперники, займите свои места.

Воробей положилд ружья на пенек, рядом опустил сумку и отошел в строну. Ширков – в другую.

– Будем заряжать стволы. – мрачно проговорил Володя.

Яров оглянулся. Они оказались на опушке чахлой рощи, где-то в стороне светился участок трассы, проезжих машин почти не было, лишь изредка мелькал свет фар и доносился едва слышный гул моторов. Место для смертоубийства было выбрано со знанием дела.

– Я заряжать не умею. – сказал Яров, почувствовав, как по спине его прошла зябкая дрожь.

– Ничего, я все сделаю. Вы только удостоверьте, что в оба ствола честно вложены пули.

Точными движениями Володя быстро зарядил оба помповых ружья, и положил их на пенек. Оказалось, что возле него уже лежали оставленными светлая куртка Воробья и пиджак Широкова.

Володя подхватил одежду соперников, взял фонарь и отошел куда-то в темноту.

Потом Яров увидел, как секундант повесил на соседних деревьях одежду дуэлянтов – метрах в пяти друг от друга. А между ними поставил на землю фонарь.

Все-таки игра! – отлегло от сердца Ярова. Жутковатая, нелепая – но игра. И правила её можно было предугадать.

Володя вернулся и бросил коротко.

– Командуйте, Илья Иванович.

Не долго думая, Яров выкрикнул, давясь смехом.

– Теперь – сближайтесь!

Воробей и Широков кинулись к пеньку. Широков первым схватил ружье, Воробей запыхался, припоздал, но тоже оказался вооружен. Оба дуэлянта прицелились в освещенную одежду противника и...

...И в этот момент, как по заказу, – погас аккумуляторный фонарь освещающий цель.

– Секунданты! Включите свет! – закричали наперебой Широков и Воробей, а Володя подхватил.

– Илья Иванович, включите фонарь!

Почти в непроглядной темноте Яров шагнул было к мишеням и – замер. Вот оно что! Вот основная цель этой нелепой дуэли! Это вовсе не игра – а едва он сейчас включит фоанрь, как загрохочут выстрелы, а уж куда попадут пули, остается только гадать! Да и гадать нечего – одна пуля наверняка достается ему, Ярову! А может и обе. И предельно просто нарисуется поутру обьяснение трагедии: выпили, шутили, начали баловаться с оружием и случайно застрелили человека! При хорошем адвокате можно получить за такие шутки всего несколько лет тюрьмы, как "убийство по неосторожности"! А при очень хорошем адвокате и дураках присяжных, которые вошли в моду, – можно отделаться и условным сроком!

"Черт с вами, – безразлично решил Яров. – Коль так, то так. Быть может, все это и к лучшему."

Он дошел до белеющего в темноте фанаря, нащупал кнопку включения, нажал её и быстро повернулся лицом к стрелкам.

Выстрелы загремели разом, ослепили Ярова и он не смог их сосчитать то ли четыре, то ли пять подряд.

– Попал! Попал! – закричал Воробей.

– Я тоже тебя пристрелил! – заверил Широков.

"Мимо, – подумал Яров, слегка покачиваясь и не сдвигаясь с места. Снова, пока еще, – мимо!"

Оба дуэлянта, оставив ружья на пеньке, кинулись обследовать мишени. Пиджак Широкова был безнадежно испорчен: от воротника и рукава остались лохмотья. Но и грудь куртки Воробья зияла дырой, куда можно было вставить два кулака.

Воробей, радостный, как ребенок, засмеялся.

– Опять я свою честь отстоял! Со мной в такие игры не играй, Рудик!

А противник его ничуть ничем не огорчался – даже испорченой одёжой. Дуэлянты обнялись, замирились, собрали аксессуары поединка и дружно двинулись в шашлычную, что бы отметить резцульта соответствующей выпивкой. По их мнению, оба вели себя достойно, как положено настоящим мужчинам.

Яров подумал, что какой-то смысл в подобных нелепых забавах, может быть, и был. В конце-то концов, за подлости, клевету и оскорбления, которые стали нормой быта, человек должен нести ответственность. И не ограничиваться подачей иска в суд во реабилитацию "чести и достоинства". Тем более, что сплошь и рядом у этих истцов никаких "чести и достоинсва" изначально нет.

Во втором часу пополуночи дружеские беседы Ярову надоели и он простился с компанией, которая все ещё никак не могла утихомириться. За ним потянулся и Володя. Воробей проводил гостей до выхода из зала и запер за ними двери.

Ночь показалась Ярову такой теплой, что он сразу решил провести её опять же в табачке – просить крова у Воробья было рисковано, поскольку друзья вновь заставили бы до утра играть в "очко" или ещё какую малоинтеллектуальную игру на троих.

Володя приостановился под навесом, прикурил, глубоко втянул в себя дым вместе со свежим ночным воздухом и сказал.

– Хорошо! А того лучше, что они оба друг в дружку из ружья попали!

– А то что бы было?

– Ну, если бы один попал, а другой промахнулся, то убитый должен был бы сам завтра застрелиться. Чтоб никаких дознаний, никаких свидетелей.

Яров вздрогнул. Вот вам и современный поворот в дуэльном кодесе русского человека чести! Яров спросил нервно.

– Ты шутишь, надеюсь?

– Бывало и так. – Володя пожал плечами и повернулся в темный угол навеса, откуда доносился всхлипывающий храп из под стола в углу. Судя по всему, кто-то из местных пьяниц, выпросив у Воробья бутылку, перебрал лишку и свалился на том месте, где получал высокое наслаждение.

– Пьянь позорная. – презрительно заметил Володя. – Вовсе совести не имеют! Купит здесь бутылку, на месте выжрет, а у нас потом проблемы с ментами! Давил бы я их! Спокойной ночи, Илья Иванович.

– Спокойной ночи.

Яров ещё постоял под навесом, а потом вдруг приметил, что торчащие из-под стола ноги обуты в женские ботинки. Он с отвращением отвернулся, поскольку вида бесстыдно надравшихся женщин не переносил.

Он добрался до табачки, разложил раскладушку и перед тем, как утроиться "в горизонталь" глянул в окно. От шашлычной, неровным зигзагом двигалась шатающаяся фигура, в ней Ярову показалось что-то знакомым и, присмотревшись, он понял, что это Анна Павловна.

Он выскочил из будки и побежал навстречу женщине, страшась, что шаткая поступь вынесет её на проезжую часть, по которой хотя и изредка, но на высокой скорости мчались в ночи автомобили.

– Анна Павловна! – он схватил её за руку. – Что с вами?!

Она подняла к нему оплывшее тупое лицо, почмокала губами и прохрипела.

– Я... Я до вас шла, Иваныч.

Левой рукой она уцепилась за плечо Ярова, а правой прижимала к груди початую литровую бутылку водки.

– Выпьем, Иванович... Вся жизнь в одночасье вовсе порушилась.. Вконец.

Яров оглянулся. В шашлычной уже был погашен свет и будить Воробья было рискованно, тем более что забубенных пьяниц тот глубоко презирал, а уж вовсе пропойц женского рода.

– Анна Павловна, идемте, я отвезу вас домой.

– Нет... Ни за что... Дома нет... А Чингиз меня убьет, я здесь... Или я его убью. Нет.

Стараясь придержать её за плечи, чтоб не упала, Яров кое-как довел женщину до табачки, где она грохнулась задом на раскладушку и пьяно засмеялась.

– Выпьем, Иванович!... Все теперь одно! Богатая я буду! Долгов нет, ничего нет, деньги будут... Выпьем!

– Какие деньги и какие долги? – раздраженно спросил Яров, не представляя себе, что делать дальше.

– Дочь мы продали!

– Что?!

– Продали Аян... В гарем... За долги продали... И ещё денег дадут.

– Кто даст денег?

– Ишь ты! – в глазах её засветилась пьяная подозрительность. – Так тебе все и скажи! А вот выпьешь со мной, так может и скажу.

Яров, в течении игры у Воробья почти не пивший, почувствовал, что это теперь стало для него необходимым.

Он достал два стакана, извлек из рук женщины бутылку и решил, что нужно быть терпеливым и зажать настойчивость, чтобы Анна Павловна в меру пьяной возможности поведала о происходящем.

– Молодец. – она приняла стакан. – Ты понимаешь... Я сразу подумала, что ты – человек. А вокруг тигры лютые...

Яров решил, что разумней будет начать издалека.

– Так вы уехали из Киргизии с долгами? Прятались здесь? И вас нашли?

– Н-е-е!... Из Киргизии мы чин-чинарем... Хотя и без трусов. А все здесь. Здесь, зимой.

– Зимой Чингиз взял в долг денег?

– Ага! Для бизнеса... Пизнеса... И погорел, конечно, дурак. Потом помогли... Вот так помогли. И мы поправились. На квартиру денег одолжили... От торговли нашей хорошие деньги пошли.

– От какой торговли? Журналами и газетами? – недоверчиво спросил Яров, хотя уже знал ответ.

– Газетами?! – она захихикала. – А ты вовсе дурак!... Другим мы торговали... Ох, другим товаром!

– Ну, и что дальше?

– А ничего... Мы на этом... На "счетчике" оказались. И теперь нам вовек не расплатиться. Нет. Расплатились. Совсем расплатились. Аян продали. Продали на растерзание.

– Кому? Кому продали?

– Кому, кому... Хозяевам. Они нас и с торговли сняли. Богатыми будем.. А Аян – на растерзание.

– Алик Черный? – он потряс её за плечи.

– Понятно, что он... Он самый Черный и есть.

Она попыталась привстать, но снова рухнула на раскладушку, подняла на Ярова несчастные глаза, которые были залиты болью и казались трезвыми последння вспыщка разума, перед полным отключением, как знал Яров. Он спросил быстро.

– Сколько вы должны? У меня есть деньги. Тысячу долларов? Две7 Три?

– Три?!... А тридцать не хочешь?!

– Тридцать тысяч долларов? И вам, беженцам, дали?!

– Нашлись добрые люди... А Алик Черный этот долг купил... И на счетчик поставил. И заберет Аян.... Мой Чингиз хороший мужик... Но неумеха... В Киргизии мы славно жили...Теперь... Лучше в прорубь.

– Аян ещё дома, или её забрали?

– Нет еще... Дома... А Чингиз – у них, дела решают... Завтра Аян заберут...

Она привалилась к стенке и закрыла глаза. Несколько часов её уже не поднять ни пинками, ни водкой. Яров размахнулся и хлестнул женщину ладонью по лицу. Она вздернулась, вперила в Ярова мутный взгялд.

– Ты...Ты кто?

– Я! – рявкнул он. – Вставай, едем домой!

– Я...Ты....

Яров схватил бутылку и плеснул остатки водки ей в лицо, женщина сморщилась, заплакала, начала утираться и он схватил её под мышки и выдернул из палатки.

– Илья Иванович... Я...

– В машину! – бросил он через плечо и быстро запер киоск.

С третьей попытки Анна Павловна втиснулась на задние кресла, Яров завел мотор и вырулил на шоссе.

По пустым и темным улицам он докатился до станции, все время выкривая глупейшие вопросы, чтобы не дать женщине заснуть. У станции притормозил и спросил.

– Где ваш дом?

– Вот он.

– Квартира какая?

– Сорок два...

– Аян одна? Точно?

– Одна...

Он запер двери машины и пошел к пятиэтажному кирпичному дому. Квартира номер сорок два оказалась на пятом этаже, лифта не было, Яров едва не задохнулся, пока поднялся. Он нажал на кнопку звонка несколько раз и когда услышал за дверь осторожные шаги, прошептал, почти прижав губы к двери.

– Аян, это я, Илья Иванович. Твоя мама со мной. Оденься, возьми все документы и быстро выходи. Быстро, ничего не спрашивай.

– Сейчас...

Минут через пять она осторожно приоткрыла дверь и вышла на лестничную площадку в светлом плаще, накинутом на плечи.

– Пойдем. – сказал Яров. – Запри двери. Мама внизу, в машине.

– Но... Так нельзя, будет очень плохо. Завтра меня увозят... Я улетаю на Канарские острова.

– На Канары?! С кем?

Она смотрела на него испуганно и затравлено, сказала еле слышно.

– Алик Черный... Если я не улечу, то мама и папа...

– Ни слова. Все разговоры потом.

Он взял из её руки ключи, провернул в дверях два замка и подтолкнул девочку к лестнице.

В пролете последнего этажа она сказала не оборачивась.

– Вы ничего не сделает...Только они убьют папу и маму. Я знаю.

В голосе девчонки прозвучало столько предрешонности, что Яров с болшим трудом удержался, чтоб не заорать, но органичился тем, что ответил.

– Посмотрим.

Анна Павловна уже спала, завалившись на задние кресла. Яров открыл переднюю дверцу, усадил Аян и сел к рулю.

Не размышляя он выехал на трассу к Москве.

Через несколько минут заметил, что проскочил красный свет светофора, а скорость у него слишком высокая, в данной ситуации ненужная.

Уже спокойно он выехал из города и выровнял плавное движение, включил дальний свет – загорелась только одна фара, другая была прострелена утром.

Но пост милиции он прошел беспрепятственно и через полчаса пересек Кольцевую дорогу.

Подьем тела Анны Павловны до квартиры Ярова занял четверть часа – с передышками. Женщина едва опиралась на свои ноги и решительно не понимала, что с ней происходит.

Было уже около четырех утра, когда Анну Павловну увалили на диван.

Яров перевел дыхание и посмотрел на Аян.

– Девочка, Бог даст мы все уладим. Пока в стране кое-какой Закон есть, хотя к нему сейчас рисковано обращаться. Сидите здесь и не выходите, пока я не позвоню. В холодильнике кое-что есть. Отсюда ни шагу. Ты хорошо меня поняла?

– Да... А папа...

– Посмотрим, что будет с папой. К телефону не подходите, если будет звонить – трубки не снимайте.

Он не мог более смотреть в расширенные глаза девочки, отвернулся и вышел из квартиры, зачем-то прихватив шляпу.

На обратном пути его остановили на пикете дорожной службы и отговориться за неработающую фару Ярову удалось с некоторым трудом минут за десять. По счастью, не присмотрелись к пулевым отверстиям в бампере, а то бы с такой скоростью завершить инцидент не удалось. Если б вообще дело не окончилось задержанием.

Было около пяти, занимался рассвет, когда Яров оказался в своей Щелковской квартире. Он прикинул, что торопиться некуда, что следует с большей или меньшей четкостью обдумать свои дальнейшие действия, а главное выспаться. Время пока терпело.

Яров поставил будильник на десять часов и лег спать.

глава 4. Эй, мамбо!

Но его разбудил не будильник, а около девяти часов спящий или лишь только дремлющий мозг вдруг выдернул из времен сорокалетней давности диковатую мелодию, под которую танцевали то ли на танцплощадке в Малаховке, то ли на не менее знаменитой танц-веранде в Сокольниках.

Эй, Мамбо! Мамбо Италия!

Эй, мамбо! Мамба Италья-яно-о!

Мелодия и слова в исполнении, кажется, женской группы, были настолько четкими, что по началу Яров подумал, что кто-то за стеной поставил на проигрыватель пластинку. Но кто теперь пользуется этими старыми проигрывателями и пластинками? Магнитофоны, компакт диски...

Он убедился, что музыка гремит лишь в его памяти, подождал и тут же услышал: "Румба! Румба негра!" – из того же репертуара. От которого уже не отделаться.

Побрившись и наскоро позавтракав, он надел шляпу и спустился к автомобилю.

Возле магазина "Автозапчасти" Яров притормозил. Он не мог разглядеть среди парнишек в желтых жилетах снующих возле охраняемой автостоянки своего длинного Дон Кихота. Судя по всему, его сегодня здесь не было. Потом Яров понял, что если б Дон Кихот и был, то вести с ним разговоры на этой контролируемой желтожилетниками территорией было бы неразумно. Собеседника следовало вытянуть на свою территорию или, в худшем случае, на нейтральную полосу.

Он докатился до своей торговой точки, открыл киоск и тут же поставил перед витриной пустую пивную бутылку. И этот сигнал должен был сработать рано или поздно. Так же как ведро на крыше! Теперь его будка представляла из себя нечто вроде старинной пожарной каланчи, на мачте которой вывешивались шары, означающие пожар в городе.

Сигналы сегодня заработали очень быстро. К Ярову не подошел за полчаса ни один клиент, зато на вираже появился знакомая зеленая "нива", на торможении возле табачки пошла юзом и Дон Кихот выскочил из салона, тут же закричав агрессивно.

– Слушай, дедок, у тебя "чердак поехал"?! Весь товар за один день успел спустить? Оптом сбросил?

– Мне нужно поговорить с Аликом. – Яров и вышел из табачки и сунул руку в карман, сжимая пистолет.

– Что-о? – с нарастанием спросил парень – А может тебе ещё презервативы японские нужны? Алик сегодня на Канарские острова улетает! Расторговался, так сдай деньги, потом получишь новый товар!

– Сопляк. – сухо сказал Яров.

Это уже была система разговора привычная вислоухому уроду. В этой системе возраст не принимался во внимание. Дон Кихот протянул руку, сдернул с Ярова шляпу и бросил её на землю:

– Дедок трухлявый, ты кажется ещё не понял, с кем имеешь дело...

Правой рукой Яров нажал на кнопку предохранителя пистолета в кармане и сказал отстранено.

– Подними мой головной убор. Отряхни и возврати на место.

Мальчишка сузил глаза, приблизился к Ярову и нагнулся к нему так, что почти коснулся своим длинным носом лица Ярова.

– Ты, фрайер с гандонной фабрики, хоть понимаешь на кого пиписку дрочишь?

Левой рукой Яров плавно снял с головы вислоухого каскетку за длинный козырек, резко отшагнул назад, рванул из кармана пистолет и нажал на спусковой крючок. Тонкая дымящаяся струя брызнула в каскету, словно в чашку. Ткань пижонской фуражки тут же словно зашипела, скукожилась, побурела и через секунду в руках Ярова остался только козырек.

Помертвевший Дон Кихот поднял на Ярова глаза, но отпрянул – в лицо ему смотрело дуло пистолета, из которого упала на землю крохотная, дымящаяся капля.

– Ты... Дед...Рехнулся?!

Назад пути не было. Яров понял, что он стоит на пороге открытого обьявления войны. Он произнес жестко, отделяя каждое слово.

– Скажи Алику Черному что я "забиваю стрелку". Здесь, в девять вечера. Канарские острова – подождут. Он должен прийдти лично!

– Сегодня он не сможет, Илья Иванович! Это точно! Я его просто не смогу оповестить! Канарские острова...

– Тогда завтра! Понял?! Завтра в девять вечера!

Длинноухий пятился спиной к машине, ответил заикаясь.

– Как прикажете.

Он кинулся к рулю и сорвался с места с такой же лихостью, как минуту назад затормозил.

Яров глянул в дуло пистолета – оно было сухим, только самый кончик словно покрылся изморосью. Все же он завернул его в носовой платок, чтобы ненароком не прожечь себе карман. Потом поднял шляпу с земли и вдруг сообразил, что никакой "стрелки" скорее всего и не будет! Во-первых, по той причине, что мальчики эти быстры в решениях и на расправу. А во-вторых, до них ещё не дошла весть об исчезновении Аян с матерью, а потому он, Яров, не представляет из себя для них никакой ценности. Следовательно – судьба его предрешена. С ним разберутся очень быстро и очень круто.

"Нет! – в следующий миг дошло до Ярова. – Круто , понятно, разберутся. Но поначалу будут соблюдать свои Высшие Интересы – наркотики и деньги. Труп Ярова – это уже на закуску. А за деньгами или наркотиками явятся главари. Или их первые заместители."

Память тут же восстановила безрадостную картинку – могучий трейлер таранит хрупку будку табачки и через миг от неё остается только куча мусора. Коль скоро Алик Черный торопится на Канарские острова, то на долгие размышления у него нет времени.

Долго они и не размышляли. Яров ошибался, когда полагал, что система связи в банде многоколенчатая и на неё уходит много времени. Мобильные телефоны, радиостанции, все оснащение современного криминала ушло намного вперед. Прошло чуть более часа, как с виража трассы выкатилась плоская черная машина и ткнулась в табачку, не достигнув стенки на доли миллиметра. Рослый парень вышел из-за руля и бросил коротко.

– Сдай товар.

– Нет такового! – бойко ответил Яров, стремясь через плечо парня разглядеть человека, сидевшего на задних креслах автомобиля.

– Тогда сдай бабки.

– И бабок нет. Кто ты такой, собственно говоря?!

– Ты должен сдать в кассу. Товар или деньги.

Парня ничуть не пугал тот многозначительный жест, с которым Яров опустил руку в карман.

– Вам я ничего не сдам. – упрямо ответил Яров. – Завтра в девять я жду Алика Черного.

Собеседник повернулся к машине, словно ожидая команды и, видимо, получил её. Произнес ровно.

– Ты об этом пожалеешь.

Он сел к рулю, круто развернулся. В отблесках ветрового стекла машины Яров так и не разглядел лица пассажира.

Снова наймут трейлер для тарана табачки? Будут повторять прием, или изобретут что-то новое?

Яровь вошел внутрь киоска и решил, что торчать здесь равносильно тому, что загораживать своим телом мишень на стрельбище. Он нашел в углу щетку на длинной ручке, которой мыл стекла, водрузил на неё свою шляпу и поставил в вертикальном положении у прилавка. Через стекло, снаружи, под определенным углом зрения этот фокус мог сработать – могло показаться, что продавец в шляпе сидит на своем рабочем месте. При тщательном осмотре этот комуфляж, конечно же, будет раскрыт, но Яров полагал, что тщательно присматриываться никто не будет. Неожиданно за его спиной раздался крик.

– Эй, папаша, тебе письмо!

Яров повернулся и едва успел разглядеть, как мальчишка на дорогом кроссовом велосипеде, ярко одетый, в солнечных очках – бросил на землю пачку сигарете и тут же нажал на педали. Пареньку не было четырнадцати лет. Он ринулся не на дорогу, а через пустырь и догнать его не было никакой возможности.

Яров поднял сигаретную пачку с земли, а в ней оказалась записка, наприсанная уже знакомыми квадратными каракулями.

"Вечером в 10 часов положи в ведро на крыше баксы. 5 000. Утром там будет твой товар"

Ничего более глупого невозможно было себе представить. Подобную модель обмена товар-деньги, можно было предложить только круглому дураку. Кто сегодня кому верит настолько, чтоб идти на предоплату без всяких гарантий и надежд получить в обмен свой товар?! Или он Яров так здесь и выглядит – полным олухом?!

"Да нет. – понял он. – Просто вымогатель, (не посланец мальчишка, конечно) дилетант в своем деле, мелкая шпана, не знающая законов игры на крупные суммы."

На обороте записки Яров нарисовал шариковой ручкой большую "фигу" и забросил её в ведро на крыше. Пусть вымогатель помучается над проблемой получения денег в другой, более надежной системе.

Он прикрыл дверь табачки и двинулся к шашлычной. На половине пути понял, что маскировка его безнадежно глупое занятие – скорость появления Дон Кихота с кассиров подтверждала, что за Яровым ведется практически постоянное наблюдение. И этот "наблюдатель" может всегда сообщить, где он, Яров, находиться в данный момент точно. Не мешало бы, понятно, определить личность этого "наблюдателя", но Яров решил что такая персонофикация ему ничего не даст. "Смотрящий" мог оказаться в шашлычной или на любой из обеих станций заправок – табачка Ярова просматривалась на юру с любой из этих точек. Этот "наблюдатель" мог работать оператором на безозаправках, кухарить в шашлычной, а то и просто регулярно обьезжать на машине все точки подпольной торговли наркотой. А то, что здесь была уже сеть таких точек, Яров был уверен. Торговал наркотиками он, заставили трговать киргизских беженцев, была "точка" и на местном рынке.

Он добрался до веранду "У трассы" и оглянулся на табачку. В лучах солнца иллюзия того, что продавец в шляпе сидит за прилавком – сохранялась. Быть может кого-то и удастся "купить" на этот древний трюк.

Яров прошел в зал, взял кружку пива и с ней вернулся на веранду под навес. Там уже сидели несколько человек и вроде Ярова пили пиво, только ещё закусывали вяленными лещами. Место для наблюдения казалось Ярову безопасным – вокруг люди, хороший обзор. Во всяком случае, пока он на веранде, на него не наедет какой-нибудь трейлер.

Присматриваясь к движению машин, к своей табачке, он уже почти допил кружку, когда из зала на веранду, шаркая ногами вышла согбенная Анфиса и протянула Ярову несколько монет.

– Ох, Илюшка, хорошо ты здесь. У меня папирос не осталось, а все эти нехристи только сигареты смолят. Буд ласков, принеси мне "беломор". Есть у тебя?

– Есть. – сказал он.

– Тогда уж разом две пачки.

Он поставил кружку на стол и двинулся к табачке. И только когда до неё оставался десяток шагов его словно ударило: "Да это же ловушка! Его вытянули из-под навеса безопасной веранды и гнали на место заклания, в собственный киоск!" Который опять будет таранить трейлер! Скучно, мужики, "двойка" вам за отстутствие фантазии!

Чуть ускорив шаги Яров миновал табачку, а затем пригнулся чуть не до земли, и метнулся в глубь пустыря. Он пробежал метров пятнадцать и упал, упрятавшись за кучу мусора. Укрытие было явно ненадежным, его опять же могли видеть от шашлычной и бензозаправок, и скорректировать возможную атаку, точно указать нападавшим на перемещение цели... Но иного выхода не было.

Как оказалось, нападавшим наводчик цель не скорректировал. Они явились через минуту и действовали предельно деловитол и спокойно. От города по виражу прокатился старенький "москвич-412", неторопливо пересек дорогу, плавно остановился возле табачки так, что полностью загородил своим корпусом весь вид с дороги. Водитель равнодушно курил за рулем машины, но задння левая дверь открылась, оттуда высунулся ствол автомата, удлиненный насадкой глушителя – стрелок лежал на полу автомобиля между креслами. И с этой спкойной, удобной и убойной позции, с дистанции метров в пять, из атомата была выпущена длинная, практически беззвучная очредь прямо в стенки киоска. Потом стрелок передохнул, дал несколько выстрелов по стеклам, дверца машины захлопнулась и водитель, так даже и головы не повернувший, плавно откатилося от табачки. Вырулил на трассу и вскоре исчез за поворотом. Даже если бы кто-то от шашлычной или с дороги наблюдал в этот момент за этим "москвичом" и ларьком Ярова – все одно не сумели бы разобрать, что произошло. Это уже работали специалисты.

Яров выбрался из своего укрытия и вошел внутрь киоска. Пробитая шляпа его и расщепленная пулей щетка валялись на полу. В шляпе была одна дырка точно в ленте на тулье. Аккуратный стрелок умел управляться со своим смертоносным прибором. Во внешнеей стенке киоска, где-то на уровне живота Ярова был пробит пулями почти точный круг – артистическая работа. Яров водрузил шляпу на голову, взял из коробки две пачки "Беломор-канала" и пошел к веранде, допивать свое пиво. Он едва достиг ступенек, как услышал громкий и звенящий от удавления голос Воробья:

– Анфиса, чертовка! Ты куда?! Куда бежишь?! Ишь ты!

Почти тот час из-за угла шашлычной, к дороге – выбежала горбатая посудомойка. Если только можно было теперь утверждать, что она "горбата". Старуха почти полностью разогнулась, ретиво переставляла ноги, торопилась что было сил, так что едва не теряла с ног резиновые сапоги.