Текст книги "Приговоренный к власти"

Автор книги: Александр Горохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Было ли это совещание, заседание Штаба обороны или попросту обмен мнениями – Лешка так и не понял. Он заметил, что никакого протокола не велось. Судя по всему, и на магнитофон ничего не записывалось. Конкретного решения приказного порядка тоже не принимали. Так что для истории это событие не зафиксировалось, и в любом случае ничего подтверждено быть не могло.

В кабинете остался только Большой майор, который тотчас ринулся к телефонам, но повторил свой жест рукой, требовательно предлагая Лешке оставаться на месте.

В телефон он сказал коротко:

– Схемы подвалов под Белым домом так и не нашли. Павел Петрович, ищите их сами. Завалите чем угодно все подвальные двери и поставьте к ним охрану. Да снабдите охрану связью, чтобы эти крысы не пролезли к нам снизу, из-под задницы. Добро?

Он положил трубку и окликнул Лешку:

– Сядь рядом, – глянул одобрительно и сдержанно улыбнулся. – Ну вот, в форме другой вид. На человека похож. Сержантские погоны сменишь. Получишь погоны лейтенанта, если согласишься, конечно.

– За что повышение звания? – обомлел Лешка.

– Авансом. Ты ведь зенитчик?

– Так точно, товарищ майор. Ракетно-зенитные войска.

– Ракет у нас нема. Но и людей, которые хоть что-нибудь в охране небесного фронта кумекали, тоже пока нет. Задерживаются с прибытием. Маловероятно, чтоб на нас сверху обрушились авиация и вертолеты… Хотя Топорков этот чертов…

– Я знаю Топоркова по службе.

– Подожди. Значит, тебе, лейтенант… Ковригин, кажется, да?

– Так точно, товарищ майор.

– Так вот, лейтенант Ковригин. Подымешься на крышу и прикинешь там, что к чему. Хотя бы профессиональный контроль за небом организуй. А то там кукует капитан Соколов, но он из танкистов, в деле не понимает. Пока офицеры противовоздушной обороны не подтянутся, за нашу безопасность с этой стороны отвечаешь ты. Звание тебе подтвердят потом. Если все будет нормально, то, глядишь, выскочишь и в капитаны.

– Так точно! – Лешка вскочил и щелкнул каблуками.

– А теперь иди. Нет. Стой. Что ты говорил о своем знакомстве с генералом Топорковым?

– Да так, – заколебался от неловкости Лешка. – Я знаком с Дмитрием Дмитриевичем. Не знаю, почему он вертолетами командует, он ведь в штабе был, стратегом.

– Захватил он вертолеты, а не командует, – нахмурился Большой майор.

– Короче сказать, я у него целые сутки был зятем. То есть кандидатом, намечалось, но потом дело не сложилось.

– Подожди, подожди, – с явной заинтересованностью вскинул голову Большой майор. – Ты же был рядовой, ну, сержант, а получается, что с его дочерью…

– Долгая история, товарищ майор, – сухо сказал Лешка.

– Интересно, – качнул шишкастой головой Большой майор. – Ну, да не о том сейчас речь. Иди.

– А оружие? – требовательно сказал Лешка.

– Голова кругом. В кабинете номер… Забыл какой номер, на шестом этаже получишь оружие, а рядом там скажут тебе, где канцелярия, дадут офицерские погоны. Проведешь на крыше рекогносцировку, доложишь мне непосредственно.

– Бинокли, стереотрубы есть?

– Ты еще радар попроси, черт тебя дери! Ищи! Здесь все должно быть. Иди, я позвоню, чтоб ты все получил. Пока дойдешь, они будут предупреждены.

Через двадцать минут Лешка был облечен новым воинским чином. Погоны выдали без звука, только сделали какую-то запись в потертую тетрадку. При получении автомата молодой лейтенант спросил:

– Тебе какой Калашников лучше, укороченный?

– Хулиганам и бандитам давай укороченный. Нормальный, с нормальным калибром, а не этой перепелиной дробью стрелять.

– Сразу видно профессионала, – одобрил лейтенант. – Но пистолеты остались только ТТ, все Макаровы разобрали.

– Сойдет, – удержал ликующую дрожь в груди Лешка.

Стараясь поменьше расспрашивать дорогу, чтобы на всякий случай не терять авторитета, а разом для всех сойти за опытного и знающего обстановку офицера, Лешка поднялся на последний этаж, там долго блуждал по коридорам, но в конце концов нашел ход на крышу.

На ней никого не было.

Внизу, под ногами, светилась спокойными огнями Москва.

Освещенные пунктирами огней проспекты врезались в глубины города и исчезали на горизонте. Одни стрелы магистралей от огней были оранжево-рыжие. Другие казались голубоватыми, как река. Ровный могучий гул громадного города долетал сюда приглушенно и мощно, создавал впечатление спокойной уверенной жизни, и не было ничего, что говорило бы о напряженности момента, о том, что, соскользни ситуация чуть в сторону, и тотчас заполыхают пожары, загрохочет артиллерийская канонада.

Лешка подумал, что восторженный романтик-идеалист Алик оказался прав – да, мы сейчас переживаем историческую минуту, которая целой главой, а может – всего лишь несколькими строчками, но будет вписана в историю Великой (Алькин, конечно, эпитет!) России. И, может быть, если судьба будет милостива, а сам не оплошаешь, то в этих строчках для будущих поколений, мелькнет и его имя – лейтенанта А. Ковригина. Момент, конечно, решающий. Одни лениво забивают домино, другие страдают от отсутствия дешевой колбасы, третьи мечтают переспать с женой соседа, пока тот мечется по улицам взбунтовавшегося города, ну, а иные полагают, что пришли исторические дни, которые перевернут миры. А вместе с мирами и человеческие судьбы. Так что, кроме всего прочего, следует позаботиться о том, чтобы при перевертыше не оказаться внизу.

Пистолет Лешке выдали в жесткой кобуре. Он приладил его на пояс, сдвинув по-офицерски на задницу. Он уже видел, как некоторые из местных вояк, особенно штатских, таскали оружие на эдакий ковбойский манер – на ослабленном ремне, где-то у коленки, что якобы позволяло быстрей схватиться за рукоятку. Но такие приемчики – только для кино. Офицер так оружия не носит. Он перекинул автомат через плечо, и, как всегда, благородная тяжесть смертоубийственной игрушки придала силы и уверенности. Человек с автоматом – это качественно иной человек, иная личность, иной характер и даже голос.

По лестнице, а потом на лифте он спустился вниз.

Своих друзей он нашел в группе слушателей, окруживших аккордеониста. Тот исполнял песни времен войны. Лана, Алик и Вово стояли, положив руки друг другу на плечи.

Лешка остановился за спиной Алика, неторопливо закурил, выждал паузу и негромко спросил:

– Алик, а ты на трубе для подъема боевого духа нам не поиграешь?

Друзья разом обернулись. Появление бравого лейтенанта при полном блеске обмундирования и с оружием произвело оглушительный эффект. Самая слабая реакция оказалась у Вово.

– Во-о-о, – протянул он и закончил: – Во!

У Алика открывался и закрывался рот, а Лана на миг обмерла, словно не признала, потом завизжала и кинулась ему на шею.

– Ты… Ты… Ты когда стал лейтенантом, самозванец? – наконец пролепетал Алик.

– Ввиду напряженности боевых действий Отечество доверяет свою защиту самым проверенным и достойным! – со смаком выговорил Лешка тщательно подготовленную фразу. А заодно и уклонился от опасного вопроса Алика. После этой вступительной реплики он властно обнял Лану за плечи, привлек к себе и поцеловал в губы, завершив это действие фразой еще более глупой, чем первая:

– Женщина – награда воину!

Вчера над подобным афоризмом Алик хохотал бы до колик в животе, а Вово – кисло улыбался, признавая, что выражение явно не лучшего сорта и в приличном (заграничном!) обществе его не употребляют. Но сегодня Алик лишь потерянно улыбнулся, но тут же – добрая, отзывчивая душа, – не скрывая зависти, принялся восхищаться:

– Ну, орел! Ну, кадровый офицер! И ведь в чем повезло мерзавцу, Ланочка! На нем и смокинг сидит, как на наследном лорде, и в любые джинсы влезет без примерки, и вот – пожалуйста, можно выставлять в качестве манекена в витрине Военторга!

Лешка посчитал комплимент сомнительным и по привычке дал Алику легкую затрещину, а тот, также по привычке, на это оскорбление действием внимания не обратил.

Лана сказала, изображая самые серьезные колебания разборчивой невесты:

– А ведь действительно с тобой можно и под венец идти. Ты теперь будь осторожней, а то я без официального венчания нынче с тобой у койку и не лягу!

– У койку сегодня никто не ляжет, – улыбнулся Лешка. – Потому что все дружно и весело будут куковать на крыше.

– На какой крыше? – подозрительно спросил Алик.

– Вот на этой, – Лешка махнул рукой за спину. – Будем нести сторожевую службу по наблюдению за небом.

Против ожиданий, оркестр согласился на противовоздушные дежурства с активным удовольствием – предлагалось конкретное ответственное дело, и музыканты, против выполнения важного и серьезного задания не возражали. Это все-таки дело, а не малоосмысленное ожидание штурма, бесконечных слухов о начале которого было столько, что самые большие пессимисты пришли к твердому выводу – никакого штурма не будет, мятежники струсили и к утру, поджав хвост, разбегутся по домам. А в честь этой победы будет большой концерт – план подготовки к нему уже прикидывали.

Кроме оркестра, нашлись и еще добровольцы, которым тоже не улыбалось изнурительное ночное бдение у костров. Каждый второй прихватил с собой подружку, обещая показать сверху огни Москвы, и всем гуртом они полезли на крышу.

Дисциплину в своей команде Лешка навел среднюю между дисциплиной режимной воинской части и нерегулярными партизанскими соединениями. Составил список, заверив, что он в дальнейшем будет озаглавлен как «наградной», и это воодушевило его команду того более.

Большой майор одобрил столь упорядоченный подход к делу, когда Лешка доложил ему о заступлении отделения на посты.

– Молодец, – коротко сказал он. – Я сразу почувствовал, что в тебе есть хватка. К примеру сказать, я даже и не знаю, сколько человек у меня переходы в подвалах защищают, не говоря уж о том, кто поименно. Дежурь. К рассвету приедут настоящие зенитчики, а то ведь я понимаю, что ты всего лишь энтузиаст.

Лешка вернулся на свой командный пункт и убедился, что его наблюдатели службу несут сурово – без большой нужды таращились на небеса через бинокли, и Лешка в деликатной форме пояснил, что в условиях сложной видимости следует более полагаться на органы слуха, нежели зрения. Тем более что ждем вертолетов, а их скорее услышишь, нежели увидишь.

До полуночи оставалось около часа, и Москва начала заметно стихать. Быть может, это объяснялось тем, что, по очередному слуху, был объявлен комендантский час.

Алик затеял дискуссию с очкастой девочкой – такой аккуратненькой, такой домашней и воспитанной, что не было никаких сомнений, что семья ждет и волнуется в предынфарктном состоянии.

Лешка не сразу понял, чего ему не хватает на командном пункте для ощущения полного порядка, и, только оглядевшись и сосредоточившись, понял, что не хватает Ланы, что ее на крыше нет.

– Девочки, а где мой заместитель? – деланно небрежно спросил он.

– Какой странный вопрос! – фыркнула очкастенькая собеседница Алика. – Разве не могут быть у человека, особенно женщины, естественные, простите, надобности?

От этого заявления смешался только Лешка, а остальные засмеялись.

Лешка разрешил им включить транзистор на пониженный звук, и они тут же нашли работающую радиостанцию, которая молодыми и нервными голосами сообщала об общей обстановке в Москве. Обстановку охарактеризовали как неустойчивую. Слышимость и четкость передачи всех изумила, кроме Лешки, который знал, что радиостанция работает здесь же, в Белом доме, то есть прямо у них под ногами.

Еще минут через пять, за которые Лана так и не появилась, Лешка занервничал и отправился ее искать, предполагая, что она запуталась в этажах и переходах огромного здания.

Он спустился с крыши и обошел помещение, которое определялось как чердачное, покричал, но никого не обнаружил.

Он спустился еще ниже, тут же наткнувшись на нервных людей типично чиновничьего вида и озабоченности – с папками в руках они торопливо сковали по коридорам, словно в этих бумагах и заключалось сейчас самое важное.

Он наткнулся на дверь дамского туалета, поколебался, приоткрыл ее, громко кашлянул, а потом позвал:

– Лана! Тебя здесь нет?

Никто не ответил, только откуда-то снизу через открытое окно в туалете прозвучал нарастающий грохот запускаемых дизельных моторов. Лешка не обратил на него внимания – мотор, он на то и мотор, чтобы его время от времени прогревали.

Он пошел в конец коридора, сам не зная зачем толкаясь в каждую дверь по левой стороне движения. Почти все были заперты, лишь одна открылась, но в кабинете никого не оказалось. Работали два компьютера, а рядом на двух сдвинутых столах спал толстый мужчина, положив под голову папки и уместив телефон прямо под нос. Вряд ли он мог проснуться от звонка – его могучий храп можно было сравнить лишь с ревом мотоцикла рокера.

Лешка дошел до конца коридора и последнюю дверь не стал проверять – уже развернулся, чтобы теперь так же пройти мимо правых дверей по ходу.

Но вдруг услышал, что в непроверенном кабинете раздался звук упавшего стула, или еще что-то весомое свалилось на пол. Лешка прислушался: из закрытого кабинета больше никаких звуков не доносилось, и он уже хотел уйти, когда заметил, что на косяке болтается разорванная бумажка с печатью – видимо, кабинет опечатывали перед закрытием, а теперь он был вскрыт.

Насторожил ли его этот беспорядок или нет – он и понять не мог, но взялся за ручку, осторожно повернул ее и бесшумно открыл дверь.

Ему показалось, что просторный кабинет с длинным столом для заседаний пуст. Свет не горел. Неожиданно он услышал приглушенный голос и в синеватом сумраке разглядел на фоне окна неясную фигуру. Человек стоял за шторой и, как получалось, говорил сам с собой.

Лешка уже собирался шагнуть назад, в коридор, когда различил несколько слов и остановился.

– Теперь лучше слышно?.. Уши надо по утрам промывать!.. Ну, хорошо, я повторяю. Ни одной укомплектованной профессиональной группы в обороне нет. Сбежались с бору по сосенке. Тяжелого стрелкового вооружения тоже нет, хотя обещают откуда-то доставить крупнокалиберные пулеметы… В подвалах поставили охрану, собирались минировать, но нечем. На крыше установили дежурство, но все такие сопляки, что не отличат «боинг» от вертолета. А если и отличат, то сделать с ними ничего не смогут. Пока не установлено, здесь ли Ельцин.

Лешка нащупал на стенке выключатель и нажал на него.

Люстры под потолком вспыхнули разом.

Лана!

Лана рванулась из-за шторы, тихо вскрикнула, из рук упали на пол ее плоская сумка и светло-серый пенал – то ли портативной рации, то ли радиотелефона.

Они смотрели друг на друга, перепуганные, изумленные, и кто из них двоих был более ошеломлен, сказать трудно.

– Ты из КГБ? – чужим голосом спросил Лешка, не расслышав самого себя.

Она молчала и отступила назад, упершись спиной в стенку.

– Или из ГРУ? Эта контора, говорят, посерьезней?

Она снова не ответила. Осторожно, не спуская с него глаз, присела, подобрала рацию и сумку, но из сумки вывалились туфли на высоком каблуке. Она выпрямилась и вскинула голову.

Сердце у Лешки сжалось. Что еще спрашивать, он не знал, да и к чему теперь какие-то вопросы, и так все было достаточно ясно.

– Отвести тебя в штаб, Штирлиц в юбке? Или ты числишься как Мата Хари?

– Отведи, – севшим голосом сказала она. – Меня там изобьют и изнасилуют. А потом выбросят в Москву-реку.

– Законы войны, – ответил Лешка, остро чувствуя, что говорит не то и не так, что сам себе стал до нестерпимости противен, хотя вроде бы нет для того никаких причин, а есть просто боль – нестерпимая и непереносимая.

– Ты тоже сможешь принять участие. Встанешь в очередь после старших по званию.

– Заткнись! – озлобленно выдавил Лешка и тут же понял, что из-за этой ярости проиграл ситуацию.

– Леша, – она сделала от стены короткий шаг, но, перехватив его взгляд, отшатнулась назад. – Леша… Но ведь ты и сам играешь в такую же игру! Тебе наплевать, кто тут победит и победит ли вообще! Ты уже получил дуриком лейтенанта и надеешься еще что-то получить, надеешься оказаться среди победителей, попасть в струю, завести мощные знакомства, связи и обеспечить себе карьеру! Ведь ты совершенно не намерен получать здесь пулю в лоб, за все эти глупости! Скажи честно!

– Может быть, это так, – с трудом ответил Лешка. – Но и совсем не так. На сегодня, на этот момент, это – мое дело, мое решение, моя сторона баррикады. И я знаю, что могу получить пулю в лоб, и получу ее от твоих друзей. Но я отсюда не побегу никуда до конца, и уж во всяком случае, ни за какие тридцать сребреников не продам тех, кто сейчас со мной рядом.

– Утешай себя этим! Утешай! Занимайся самообманом! Но только учти, что большого куска от пирога победы тебе откусить все равно не дадут! Все куски, все ордена и звания давным-давно распределены.

– Хватит теорий! – закричал Лешка. – Вопрос простой и человеческий! Ты, задрыга, под моим крылом сюда проникла, а я лейтенанта получил! Ты шпионила под моим прикрытием! Ты меня обманула, ты хуже проститутки у «Националя».

– Да подожди же! Одно ты должен понять. Они, коммунисты, все равно победят! Ты не на тех ставишь. Коммуняки всегда побеждали и будут побеждать. Они обманывают своими идеями простых людей, лентяев, бездельников, бездарностей, лодырей, всем говорят, что они «равны»! Равны со всеми, равны с талантами и гениями. А раз «все равны», то кочегар из котельной считает себя равным Эйнштейну и требует такую же зарплату. На эту приманку покупали и будут покупать еще тысячу лет! Если коммуняки проиграют сегодня, то они выиграют через пять лет! Через десять лет, через пятнадцать или сто! Они немножко перекрасятся, загримируются и снова победят, во всяком случае, в СССР! Их отрава не имеет противоядия! И даже если вы добьетесь победы, разгоните эту партию, они залезут в подполье, восстановятся, быстрее всех организуются и снова выползут на поверхность. И снова наведут свой режим. А режим этот удобен и сладок для серятины.

– А мне плевать, – сбычился Лешка. – Я так глобально не мыслю. И лучше подохну, чем они снова будут заправлять.

– Подожди, – она уверенно подошла к нему и взяла за руки, улыбнулась просто и спокойно. – Действительно, к черту теории. В любых случаях мы с тобой в прекрасной ситуации. Победит ГКЧП – я на коне. И не дам тебя никому в обиду. Если верх возьмет другая сторона, то наверху окажешься ты! Ты ведь не бросишь меня? Не бросишь?

Лешка мягко отодвинул ее в сторону, подошел к стене, поднял с полу портативную рацию, размахнулся и вышвырнул аппарат в открытое окно. Потом снова нагнулся, уложил в сумку выпавшие туфли и бросил на стол.

– Ты меня не бросишь, Леша? Пройдет время, и очень, очень скоро ты поймешь, какая это все ерунда! Жизнь ведь будет продолжаться, и тех, кого сегодня здесь подавят танками, очень скоро забудут. Да и к власти придут негодяи ничуть не лучше сегодняшних. Так ты меня не бросишь, Леша?

– Гадина, – ответил Лешка. – Не брошу.

– Лешенька, милый! – Она бросилась к нему и прижалась всем телом. – Да начихать нам на все, что творится вокруг. Мы с тобой нужны друг другу, и в этом главное. Это же счастье! Чего стоит вся эта дребедень по сравнению с нашей жизнью?!

– Пойдем, – сумрачно сказала Лешка. – Ты мне все-таки еще неприятна. Дай мне очухаться. В конце-то концов, сказала бы сразу, чем собираешься здесь заняться, и мы бы решили этот вопрос по-честному.

– Но я же тебя совсем не знала!

Они вышли в коридор, и, когда уже почти добрались до лифта, сверху по узкой лестнице обрушился Вово:

– Лешка, похоже, начинается штурм! А тебя срочно вызывает Большой майор! Немедленно иди к нему.

– Иди на крышу, – приказал Лешка, взял Лану за руку и пошел следом за Вово.

Вся его команда, побросав свои посты, сгрудилась с той стороны, откуда открывался вид на площадь – судя по всему, там намечались какие-то перемены.

Лешка остановился за спинами своих подчиненных и заорал голосом, которым командовал памятный ему прапорщик Козлов:

– Э-т-т-та что такое? Вам что доверено службой?

– Штурм начинается! – пискнул кто-то, но все кинулись по своим местам.

– Ваше место определено боевым расписанием! – грохотал вслед нарушителям Лешка. – В боевой обстановке это называется «покинуть свой пост» и карается по всей строгости закона! Трибунал! Расстрел в двадцать четыре часа! И могилу вашу сровняют с землей, так что ее никто не найдет!

Не отпуская руки Ланы, он дошагал до своего командного пункта. Алик обогнал его и уже стоял у телефона. Сказал серьезно:

– Леш, похоже, действительно начинается заваруха внизу. Может, мы туда, здесь-то нечего делать.

– Молчать, – оборвал Лешка. – Выполняй поручение. И к нему получишь второе. Светлана арестована и передается тебе под охрану.

– Что еще случилось? – удивленно спросил Алик.

– Да так. Не успела отойти, как тут же завела шуры-муры с молодым мильтоном. Не отпускай ее от себя, даже в туалет ходи с ней.

– Слушаюсь, мой генерал! – кривляясь, отдал честь Алик. – Тебя второй раз просят к Большому майору.

– Знаю, иду.

Он повернулся к Лане и сказал тихо, но с угрозой в голосе:

– Жди меня и отсюда ни на шаг. За телефон не смей хвататься.

– Хорошо, милый, – с покорной улыбкой ответила она.

Он отвернулся, пошел к лестнице, возле которой столкнулся с Вово. Друг-компаньон неприязненно морщился, словно у него зуб болел, его крутые сильные плечи были опущены, и он посмотрел на Лешку слегка вызывающе:

– Леш, скажи-ка, ты сильно обидишься, если я отсюда смоюсь?

– Да нет, – Лешка пожал плечами. – Я тебя сюда не звал, прав удерживать не имею, не хочешь, так не надо.

– Ты же понимаешь, что все это не мое, не для меня? Ты же не Алик, который свихнулся на своих идеалах! А я за эти идеалы не хочу бороться. У меня они другие. Я лучше сейчас в видеотеку поеду и, быть может, пару ночных сеансов крутану.

– Не надо, – поспешно сказал Лешка. – Не надо сегодня сеансов. Поезжай домой, утром я тебе позвоню, завтра будешь крутить. Сегодня не надо.

– Ты босс, ты и приказываешь, – согласился Вово. – Так я пойду. Ты на меня, правда, не будешь злиться?

– Правда. Ничуть. Глупо рисковать из-за того, что тебе до фени. Иди, но будь осторожен.

– Лады… Алька, конечно, взбесится, но да с ним-то я разберусь.

– Конечно, – ответил Лешка, твердо уверенный, что с Аликом Вово не разберется и что дружба между ними в этот момент закончилась навсегда. А значит, наступил конец и «Веселому экрану» в его сегодняшнем виде. Впрочем, можно было считать, что уже наступил конец, при любых вариантах – денег на восстановление не было, а милицейское расследование обстоятельств смерти Авдюшко добьет предприятие, чем бы это расследование ни кончилось.

– Покедова, – с явным облегчением попрощался Вово и улыбнулся своим пухлым ртом.

– Будь здоров! – махнул рукой Лешка.

Он метнулся к лестнице, сбежал вниз и поразился тому, как разом опустели и затихли коридоры. Потом понял, что внизу, на фронтах обороны, начались активные действия, а потому туда и устремились те, кому там надлежало быть.

Большой майор сидел в своем кабинете. И он его не покидал. На его командном пункте произошло два изменения – на стену повесили трехцветный российский флаг, а у окна стоял высокий, очень сутулый подполковник, напоминавший нахохлившуюся птицу. Он впился в Лешку упорным взглядом, едва тот ступил в кабинет, и принялся рапортовать.

– Товарищ майор, лейтенант…

– Садись, – оборвал его Большой майор. – Времени на уставные отношения нет. Беспредел начался, мерзавцы таки начали штурм. Познакомься с подполковником, его фамилия Иванов.

Лешка повернулся и обменялся кивками с подполковником. Совершенно очевидно, что тот был таким же «Ивановым», как майор – «Большим».

– Ковригин, – торопливо произнес Большой майор. – Ты действительно общался тесно с генералом Топорковым и даже в зятьях у него числился?

– В кандидатах, – с легким недоумением ответил Лешка.

– Разговаривал с ним, водку пил, на охоту ходил, или только «Зрасте – до свиданья»?

– Он относился ко мне как к будущему зятю. Почти как к сыну.

Подполковник спросил простуженным голосом – резко и требовательно:

– Какие еще у вас с ним были дела?

– Да никаких. В баню ходили, выпивали однажды, – Лешка улыбнулся. – Меня, сами понимаете, больше дочь интересовала.

– Бизнес с ним крутил по мелочевке? – подполковник шагнул к Лешке и впился ему в лицо жестким взглядом.

– Я?! Бизнес с генералом?! Помилуйте, да я же всего сержантом был! Хоть и нормальные с ним были отношения, но очень недолгие и дальше уставных не шли!

– С дочерью его спал? – тем же тоном палача спросил Иванов.

Лешка поджал губы. Ответа на подобные вопросы даже вышестоящим устав не требовал. Пошел ты к черту, подполковник!

– Спал! – сделал решительный вывод из его молчания Иванов, и они быстро переглянулись с Большим майором, после чего последний спросил раздумчиво:

– А если сейчас, Алексей, ты встретишься с Топорковым, как, ты думаешь, он к тебе отнесется?

– Да хорошо отнесется! Мы с ним по-дружески, по-доброму разошлись. Обстоятельства так сложились. Меня за несколько месяцев до окончания срока службы аврально в Афганистан направили. Там и дослужил.

– А что, Топорков не мог тебя от Афганистана отмотать? – подозрительно спросил Иванов.

– Обстоятельства такие были, что отмотать меня никто не мог. Да я и сам не хотел.

– Хорошо, Ковригин, – после короткой паузы сказал Большой майор. – Задание твое и место твоей дислокации меняется. Поедешь вместе с подполковником в гости к генералу Топоркову. Он – как лицо официальное и властью облеченное, ты – как сопровождающий и бывший кандидат в родственники. Не от одного из вас, так от другого, глядишь, и будет толк. Потому что задача у вас одна. Вертолеты не должны подняться в воздух по команде Топоркова. Что хотите делайте, но не должны. И это, дорогой друг, приказ не мой, даже не нового министра обороны Кобеца, а самого первого человека в России на данную минуту. Если даже не все понял, глупых вопросов не задавать.

На столе зазвонил самый неприметный из телефонов, но по степени важности он был таким, что лицо Большого майора сразу стало строгим и настолько серьезным, что всякие разговоры прекратились.

– Большой майор у аппарата… Да, судя по всему, начинают штурм… Нет, стрельбы нет… пытаются на БТР прорваться к зданию, таранят троллейбусы… Да, к Топоркову выезжают… Опытнейший офицер-оперативник и с ним сопровождающий, также достаточно подготовленный… Передайте Борису Николаевичу, что они сделают все. Хорошо… Я понял.

Большой майор положил трубку и несколько секунд уважительно помолчал, словно подчеркнул тем самым важность и значимость персоны, с которой вел только что переговоры. Потом посмотрел на Иванова, перевел взгляд на Лешку и сказал тихо.

– Вот так, друзья мои. Выезжайте. Все ваши официальные, а также… нерегламентированные действия, какие могут потребоваться, санкционированы на высшем уровне.

У Лешки едва не сорвался с языка вопрос: «Так что нам, убить, что ли, Топоркова надо?» Но он удержался, да и не успел сморозить глупость. Иванов сказал быстро:

– Лейтенант, через двадцать минут любыми путями выбирайтесь из здания. Выйдете на набережную, найдете зеленый «УАЗ» с надписью по борту «Водоканал». Ждите меня там.

– Есть, – вскочил Лешка со стула, с легким стуком задев автоматом о стол.

– Оружие сдай, – строго сказал Большой майор. – Вернешься, получишь обратно.

– А как же я там буду выполнять задание без оружия? – возмущенно спросил Лешка и снова увидел, как его собеседники обменялись короткими вопросительно-утвердительными взглядами, отчего-то остались довольны его глуповатым вопросом, и Иванов впервые сдержанно улыбнулся.

– При необходимости я вручу тебе там хоть пушку, лейтенант. Но думаю, что обойдемся без этого. Собери в дорогу чего перекусить-запить, нам ехать часа три с лихом.

Расставаться с оружием Лешка решительно не собирался. Он помнил, что зарегистрировали ему выдачу автомата и пистолета в какой-то задрипанной тетрадке, и она, эта тетрадка, беспременно затеряется, исчезнет в вихрях надвигающихся событий.

Но оказалось, что если бы он даже и очень страстно хотел отделаться от смертоубийственных игрушек, то пришлось бы вышвырнуть их в ближайший мусорный бак, потому что кабинет, где он их получал, был закрыт, никто оружия не принимал и не выдавал.

Лешка прошел по коридору, разыскивая лестницу (он знал хорошо, что, если здание собираются штурмовать, самое опасное место в нем – это лифт), и в маленьком холле наткнулся на столик дежурного при телефоне, чайнике и недопитом стакане кофе. Под столиком лежала вместительная сумка, и Лешка понял, что она ему понадобится. Он оглянулся – в пустых коридорах никого не было – и, не испытывая угрызений совести (боевая обстановка оправдывает все!), расстегнул на сумке «молнию» и вывалил на столик все ее содержимое. Оно состояло из вещей обыденных, в данный момент даже смешных: тапочки, пара шерстяных носков, жареная курица в газете, словно владелец работал сторожем и собрался на вахту, охранять цех изготовления гробов.

Из всего этого богатства Лешка реквизировал только большую упитанную курицу, вернул ее в сумку и туда же положил автомат и пистолет в кобуре.

Он поднялся на крышу и с тщеславным удовольствием отметил про себя, что его командирский наказ архаровцы выполняют – все, кому было положено нести службу, несли ее по своим местам, таращились в пустое небо. Хотя им страсть как хотелось кинуться к той стороне крыши, с которой виден был центральный подъезд, откуда доносился грохот моторов, чьи-то крики и гуляли прожектора.

Лешка прошел к командному пункту и крикнул:

– Алик! Светлана! Ко мне!

Они тотчас предстали пред очами грозного командира. Алика била дрожь, и он тут же взмолился:

– Леша, можно я вниз пойду? Эти гады начинают атаку! Я же не подлец Вово Раздорский, который дезертировал!

– Ты останешься за меня, – твердо сказал Лешка. – Через полчаса вас всех сменят, и делайте что хотите. Иди проверь посты и представься в качестве командира.

– А ты куда, Леша?

– В тыл противника с особо важным заданием, – усмехнулся он. – Иди, выполняй приказ.

– А что делать мне? – улыбнулась Лана.

Лешка подождал, пока Алик отойдет.

– Возьми эту сумку. И сохрани ее для меня. Груз опасный, чтоб ты знала.

– Автомат? – покосилась она на сумку.

– Да. Если тебя застукают, скажешь, что подобрала и не знаешь, что там.

– Я знаю, что сказать. Куда ты исчезаешь?

– Штирлиц! А не слишком ли много вы хотите знать?!

– Перестань, это не смешно. Я уйду сейчас. Без тебя мне здесь делать нечего.

Лешка на мгновение задумался.

– Нет… Сейчас опасно. Ночь, внизу начинается заваруха, можешь нарваться на неприятности. Подожди рассвета. Если увидишь, что с автоматом ходить или здесь находиться опасно, спрячь его где-нибудь, хоть на крыше. Я завтра вернусь и найду.