Текст книги "Кевларовые парни"

Автор книги: Александр Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Обаятельность и коммуникабельность Мартина воспринимались как особые потенциальные возможности, правда, раскрыть их ни перед коллегами, ни перед начальством ему так и не удалось. Попытки «додавить», то есть заставить работать, тоже ни к чему хорошему не приводили. Абрамян мог все! Или почти все, потому что не мог одного, а точнее не хотел этого одного – работать. Для него было мучением подготовить документ, зашить дело, выписать проверки или направить запрос. Это было выше его сил. Инспекторских проверок он чудом избегал: брал больничный и исчезал из поля зрения на все время работы комиссии. Подождав какое-то время и не дождавшись, инспектора писали отчет, так и не увидев Абрамяна, который появлялся с удивительно чистыми глазами, когда акт проверки был уже подписан.

По окончании инкубационного периода освоения, после чего должны следовать нормальный спрос и как результат – расплата, у руководства раздавался звонок: указание перевести товарища Абрамяна в другое подразделение. Осчастливленный таким поворотом руководитель боялся спугнуть ситуацию, а потому личное дело Абрамяна по почте не пересылалось. Взмыленный нарочный пулей нес его новому кадровику, пока там не передумали.

Благодарность за ценный кадр бывала, как правило, запоздалой. И не всегда цензурной. Правда, к тому времени следовал очередной звонок.

 
Самый хитрый из армян наш товарищ Абрамян.
 

Этот примитивный стишок следовало бы занести в его аттестацию, дабы будущий шеф соразмерил свою житейскую и оперативную мудрость с хитростью этого опера. Такая халява могла продолжаться бесконечно, если бы не статья в «Правде»… Впервые за многие годы газета выступила с резкой критикой деятельности ЦК Армении и лично товарища Демирчяна. По тем временам это был приговор. Исчез покровитель отца, исчез покровитель Абрамяна, нажимавший кнопки. Сам он завяз в аналитическом отделе, где ручка и стопка бумаги, да, пожалуй, мозги были единственными орудиями производства. Работа требовала усидчивости, умения внятно и лаконично излагать мысли, давать прогноз, от которого зависела не только судьба страны, но и твоя собственная. Попытки самостоятельно «соскочить» в другой отдел успеха не имели. Репутация Абрамяна была подмочена – территорию обнесли красными флажками. Но обстоятельства дали неожиданный поворот, и на этом повороте Мартин Абрамян, дослужившийся до майора, из колесницы выпал.

Начало перестройки впрямую сказалось на судьбе Мартина. Воспользовавшись некоторыми послаблениями в кадровой политике, он подал рапорт на увольнение. Место будущей работы тщательно скрывал от своих коллег: якобы, «боялся сглазить». Обмыв уход, через неделю он приехал к конторе на «БМВ» с ящиком пива. Через месяц Абрамян ездил на «Жигулях», а еще через два – на «Москвиче». Жить на воле таким странникам было нелегко.

Тем не менее его любили. За открытость, за соучастие, за помощь, которую Абрамян любил оказывать. Здесь он был точен и надежен. Обладая широкими связями, в том числе и в представительстве Армении, Мартин мог многое. Мог устроить родственника в больницу, достать дефицитное лекарство, помочь с поступлением в вуз.

В период дефицита сигарет все его знакомые и начальство курили табак из киоска армянского представительства.

Во время землетрясения в Спитаке погибло восемь родственников Абрамяна. Он почернел, будто обуглился. Бывшие коллеги, связи с которыми Мартин старался не терять, периодически напоминая о себе то бутылкой коньяка, то дюжиной пива, бросились помогать. Наверное, впервые за много лет Мартин понял, что такое дружба – бывшие сокурсники собрали ему что могли. И деньги, и вещи. Землетрясение все восприняли, как свою собственную беду. Через представительство Армении несколько ящиков вещей было отправлено в зону землетрясения.

Последние два года Мартин о себе не напоминал. Исчез, как испарился.

И вот неожиданная встреча. Помимо традиционной оперской закуски на столе появились соленья, копчености и прочая вкуснота армянского производства. В основном, домашнего.

– Ты что, все с собой возишь? – таращил глаза Дед на нежданное изобилие.

– Зачем? Здесь у меня знакомые, родственники. – Мартин все выкладывал и выкладывал из пакетов разные яства. – К одному зашел, к другому. Одному посылочку привез, к другому заехал… Я ведь сейчас в Ереване живу.

У Олега что-то екнуло. Вновь вспомнилась команда небритых на первом этаже.

Вечер воспоминаний как-то сам собой перешел в политическую дискуссию.

– Ну, на хрена вам этот суверенитет? – горячился Дед. – К какому месту вы его приложите?

– Нет, ты не понимаешь психологии маленького народа. Мы всегда были под чьим-то игом. Ты думаешь, почему у моего народа нет веселых песен? Потому что на протяжении всей истории он страдал. У нас только песни плача. В песнях отражается вся история. Многострадальная… Один пятнадцатый год чего стоит. А теперь еще такая беда – Спитак. И когда мы хоронили своих близких, в это время у наших соседей пела зурна и резали баранов. Что может быть кощунственнее?

– Но Россия-то при чем? – опять кипятился Дед. – Вы ведь без России, как… как… – Сравнение на ум не шло. – Да вам без России… В конце концов, мы с вами христиане!

– Христиане. Но мы не хотим, чтобы нами управляли из Москвы. Москва ведь не Россия. Почему Москва не поддерживает нас в карабахском вопросе? Почему Горбачев крутил задницей, когда надо было принять жесткое решение? Ведь ситуация тогда была управляемая. Приняли бы решение, что Карабах наш, и все… Никакой Азербайджан…

– Да забодали вы со своим Карабахом.

– Смотри, старик, не пройдет и года, как вам тоже придется испытать наши беды. А может, хуже. Татарстан суверенитет объявил? А Кабардино-Балкария, Чечено-Ингушетия? Там тоже не просто. – Когда Мартин волновался, он начинал говорить с акцентом.

– Давайте выпьем, чтобы нас с вами не разделяли ни границы, ни идеологии. – Олег решил прервать бессмысленный диспут. – За нас с вами и за хрен с ними!

Темп спора был сбит. Нет ничего хуже быть третейским судьей в межнациональном конфликте. Это только в мифах можно разрешать споры призывом к разуму. И то если разум не затуманен кровью.

– Слушай, а в какие корочки зашиты личные дела сотрудников КГБ Армении? – зажевывая огурцом душистый армянский коньяк, поинтересовался Дед.

– Да в такие же, как и у вас. Синие с золотым тиснением – «КГБ СССР».

– Вот! – Дед поднял палец. – Вот за этот суверенитет я готов голосовать двумя руками.

Разговор затянулся далеко за полночь. Он то приобретал характер политической дискуссии, то переходил в сферу «а ты помнишь?». К двум часам коллеги разошлись с набитыми животами и предчувствиями скорого похмелья.

Похмелье было не столько скорым, сколько неожиданным…

Весь следующий день Олег с Дедом провели в управлении. Были дописаны справки, дополнительно сняты ксерокопии. Перед отъездом планировалась встреча с начальником управления, но тот задержался в городской администрации.

У поезда сопровождавших коллег держать не стали. Бросили в купе вещи и распрощались, несмотря на традицию ждать отправления. Коллеги не возражали. Поезд ушел по расписанию.

9

В Москве на вокзале их встречал сам Адмирал. Он был чем-то встревожен.

– Идем пошушукаемся? – Он отвел Олега в сторону. – Слушай, тут такое дело. – Адмирал топтался, как пудель перед прогулкой. – Ты человека по фамилии Абрамян знаешь?

– Позавчера познакомился. Час от часу не легче. А что? Его Дед хорошо знает. Дед, иди сюда.

– Понимаешь, есть такая информация. Дурацкая, конечно, но начальство дергается… Все с бэтээрами этими.

– Излагай!

– Абрамяна и еще двух товарищей с Кавказа нижегородская милиция задержала при попытке передачи взятки некому должностному лицу, от которого зависела дальнейшая судьба боевых машин.

– Я так и знал! – Олег в сердцах бросил сумку на землю.

– Что знал? – прищурился Адмирал.

– Неспроста они в гостинице крутились! Ну, взяла милиция, дальше что?

– Абрамян говорит, что отправка машин в Баку – это санкционированная правительством России акция. Конспиративная акция. И она была сорвана милицией и органами военной контрразведки. А для реализации ее из Москвы лично приезжал майор Соколов, который встречался с Абрамяном в гостинице и дал рекомендации, как разрешить ситуацию. Этот козел сказал, что и деньги для должностного лица были выделены по статье на оперативные расходы.

– ЧТО!!! – Олег опешил. – Да я этого Абрамяна первый раз в жизни в номере увидел… И про цель нашей командировки мы с ним не говорили… Так он на Баку работает!

– Не горячись! – Адмирал поднял сумку Олега с земли. – А ведь тебе не обвинительное заключение формулирую, а информирую по существу возможных пристрастных вопросов.

– Ну, сучок Абрамян! – Дед закипал, как чайник «Тефал». – Не верил им никогда и никогда верить не буду… Ну, хитрожопый гад! Правильно говорят, что у дареного коня всегда кариес.

– Мое дело предупредить! – Адмирал успокоился с чувством выполненного долга.

Разговор был продолжен через час, но уже на другом уровне. И несмотря на то что ситуация разрешилась практически моментально, неприятный осадок остался. Больше всего Олега мучила мысль, откуда Абрамян мог узнать цель их приезда в Нижний Новгород.

Дед рыл по своим каналам. Связавшись с местным управлением, он ясности не внес. Судя по всему, информация шла по верхам, а потому рядовые сотрудники ничего не знали. Тогда Дед, порывшись в записной книжке, нашел телефон своего приятеля из Шестого управления МВД, который связался с Нижним Новгородом напрямую.

– Докладываю. – Дед еле сдерживал раздражение. – Все было так, как рассказал Адмирал. После задержания клиент вел себя нагло, как танк. Качал права, предъявлял нашу ксиву. Вот гад, видимо, не сдал при увольнении… Давил на то, что менты сорвали важное правительственное поручение, связанное с урегулированием ситуации в Карабахе. Сорвана тщательно разработанная операция, для обеспечения которой по указанию руководства КГБ России в Нижний Новгород были командированы два известных вам, товарищ Соколов, товарища. Они привезли деньги для разрешения вопроса «нелегальным путем». Ну, дальше тебе все известно…

– Где Абрамян?

– Ту-у-у! – Дед развел руками. – Отпустили под подписку о невыезде. Задокументировано было из рук вон плохо… Да и наглость легенды смутила прокурора. Пока выясняли обстоятельства, Абрамяна и след простыл. Говорят, какой-то звонок из Москвы был.

– А подписка о невыезде?

– Невыезде из Еревана? – Дед усмехнулся. – Что и требовалось доказать. Кстати, нет ли тут руки «Эля»?

– Невыезде из Баку, – уточнил Олег.

– Не помешал плавному течению гроссмейстерской мысли? – Голос в трубке такой же вкрадчивый, как и телефонный звонок, убавленный почти до предела: Олег не любил громких трелей.

На проводе был оперативный дежурный, человек в Управлении известный и популярный. Лучшего специалиста по первоапрельским розыгрышам найти было трудно. Любой звонок от него мог иметь некий подвох, и люди, знающие это, вели себя с ним осторожно. Правда, розыгрыши носили, как правило, бытовой характер и к службе отношения не имели.

– Что уж теперь говорить… Слушаю и повинуюсь.

– Олег, тут тебе депеша лежит.

– Читай. От оперативных дежурных секретов не держим.

– Лучше зайди. Не в Теплый Стан топать…

– Интригуешь?

– Депеша такая: «Уважаемый Олег Николаевич, убедительно прошу срочно связаться по весьма неотложному вопросу. Заранее признателен. Горбунов Сергей Васильевич». И телефон. «Кремлевка».

– Городского телефона там нет? Или он хочет этим подчеркнуть, что мы в сравнении с ним…

– А то нет? Даже «кремлевки» не имеешь. А еще гроза вредителей полей и огородов. Позор!

– Уговорил. Иду. Прикажи посторонним возле кабинки не шляться…

Дежурная часть живет своими буднями. За удобными, но уже устаревшими пультами – ответственный и оперативный дежурные. В данном случае это единство и борьба противоположностей. Абсолютно индифферентный ко всему, уравновешенный до невозможности Юрий Иванович и Петр Михайлович, человек импульсивный, вспыльчивый, обладающий моментальной реакцией на внешние раздражители. Сюда, в дежурную часть, первой приходит беда. И отсюда первой приходит помощь. Оперативные группы вылетают на место происшествия без промедления, и часто это спасает кому-то жизнь. Порой здесь не смолкают телефоны, и двух пар рук и двух пар ушей не хватает. А если учесть, что у каждого не меньше полутора десятка аппаратов… Сейчас около ответственного дежурного переминается с ноги на ногу фельдъегерь. Ждет росписи и печати в реестре. Мой реестр – ваш пакет. Сдал – принял. И вперед, к следующему адресату. Ответственный сегодня – Петр Михайлович. Человек словоохотливый, он рад новому лицу, с которым можно поболтать, благо выдалась минута-другая затишья. Юрий Иванович, наоборот, персона замкнутая, все молчит, кивает, больше слушает. Не разговоришь. «Что с него взять, – сетует Михалыч, – бывший следователь. Ему бы только вопросы задавать. А на лице ни эмоции, ни улыбки. Не поймешь…»

– О, король художественного мордобоя! – Михалыч рад приходу Олега. – Что новенького на фронте борьбы с организованной преступностью. Или, может, точнее, преступными организациями?

– Какие у нас новости! Все новости у вас. Дороги ведут в Рим, а ноги – в дежурную службу. Включи-ка телефончик для беседы с ответственным лицом.

– Ключ на старт! – Михалыч нажимает белую кнопку переключателя. – Ваша первая кабинка, сэр.

Трубку снимают после второго гудка. На другом конце провода – уверенный баритон знающего себе цену человека:

– Здравствуйте, Олег Николаевич. Извините, что потревожил, но, насколько мне известно, вы принимаете дела у предшественника и среди них – интересующее лично меня. Есть ряд вопросов, которые нам нужно бы обсудить. Так что не откажите… Если вас устроит – в четыре часа.

– Сергей Васильевич, я, конечно, польщен вашим вниманием, но насчет четырех часов – пас. Совещание. А потом у нас существует правило: когда речь идет о встречах с высокопоставленными людьми, я обязан проинформировать и получить санкцию у руководства.

– Ну, в отношении второго не беспокойтесь: я с вашим руководством уже переговорил. Что касается совещания… Когда оно закончится?

– Это как звезды встанут. Может, через час, а там – кто знает.

– Хорошо. Давайте в восемнадцать ноль-ноль. Машину я пришлю. Запишите номер.

Под удивленными взглядами оперов на улице паркуется длинная-длинная колбаса ЗИЛа. На черных бортах играют лучи солнца; как в зеркале «комнаты смеха», отражаются улица, здания, люди с короткими кривыми ножками. Наверное, такими же они выглядят через бронированные стекла.

– Что это он здесь? – спрашивает Дед у выходящего из здания Олега.

– Карета подана за мной, – бросает Олег на ходу. – Дождитесь, я скоро.

Он решительно потянул на себя ручку. Гидравлический усилитель легко и бесшумно распахнул массивную бронированную дверь.

– Ты что-нибудь понял? – Дед хлопает ресницами.

– У разведчиков, даже бывших, свои причуды. – расплывчато отвечает Адмирал.

– Значит, к Борману на доклад?

– Похоже.

…Кабинет – из тех, для определения которых подходит единственное слово: «огромный». Такие еще называют «номенклатурными гостиницами». Поменялись времена, но и только: набор телефонов, мебели и прочего живо вызывают в памяти недавнее прошлое. Единственные новшества – картина «Вид Кремля» на месте «табельного» портрета и компьютер на необъятном письменном столе. Все остальное – как прежде. Даже вышколенная в лучших традициях секретарша с вежливо-непроницаемым лицом и радушной, нарочито приклеенной улыбкой.

Сам хозяин кабинета – как будто и не перемещался ни во времени, ни в пространстве.

«То, что В.И. уходит, можно понять. В обстановке раздвоения держать равновесие трудно».

– Здравствуйте, Олег… Можно без отчества? – глаза внимательные, взгляд мягкий, голос бархатный. Номенклатура. Сам папаша высок, строен. Даже лысина к лицу.

Костюм – из дорогих, штучный. Сидит как влитой. Рука холодная и сухая. Но взгляд… Такие взгляды вырабатываются у людей, привыкших повелевать массами.

– Здравствуйте. Можно. – Олег чувствует себя спокойно, даже ощущает какой-то особый кураж. Информация – великая сила, а он ныне таковой обладает. И даже тему беседы предугадал.

– А вы точны. Теперь это умеют немногие.

– Фирма.

– Как доехали?

– Как член Политбюро.

«Короткая служебная улыбка. Снисходит к молодости. Отец родной».

– Да, в недавнее время на этой машине ездил… ну, неважно, кто ездил. Теперь это все – достояние, как пишут в газетах, нарождающейся демократии.

– Скорее вырождающейся. – Олег принимает тон, но цену себе знает. И тот тоже должен знать цену. Взгляд хозяина холодеет.

– То есть?

– Машинальное уточнение. Издержки профессии. Извините.

«Ага, попал! Не любишь трамвайных хамов? Привыкай, товарищ-господин: с простым народом общаешься».

– Чай? Кофе? Может, коньяку немного?

«Демократ».

– Мне еще на работу возвращаться.

– Тогда, если не возражаете, перейдем к делу. Заочно я вас знаю давно…

– ?

– Сын рассказывал.

– А-а…

– И потому решил, что нам надо познакомиться поближе. Вы все не можете забыть ту историю?

– А вы? Неужто и на вас она произвела впечатление?

– Тогда я ничего не мог для вас сделать. Дистанция до вашей конторы была для меня еще великовата. Но теперь… Предлагаю забыть тот досадный случай. Молодость не должна питаться злом. Молодость должна думать о том, как лучше применить свои силы.

– Согласен. – Олег – сама доброжелательность.

– Сын рассказал мне в подробностях об операции с вымогателями…

– Ничего особенного. Рядовой случай. Штатная ситуация, – перебивая, машет рукой Олег.

«Не царское дело всякие мелочи жизни обсуждать. Давай к делам государственным. Ну!»

– …И я подумал, что для вас с вашими способностями нынешние рамки, пожалуй, тесноваты.

– То есть?

«Здесь можно поиграть».

– Мы создаем в своей структуре новый отдел. В известной степени он будет напрямую связан с системами Министерства безопасности, так что работа, как говорится, по профилю. Нам очень нужны такие, как вы. Фронт работ – самый широкий. Много зарубежных поездок. Разнообразные контакты. Полная свобода для профессиональной инициативы. За вами сохранится все: звание, льготы. – Суетится, нервничает, лебезит. – Погоны обеспечим «на вырост». Предлагаю вам согласиться. Вы интеллектуал – не рядовой, хотя и идеальный, исполнитель. Структура государственная. Так что если у вас есть предубеждения против… м-м… частного сектора, можете быть спокойны. Будете служить Отечеству, как служили. Я вас не тороплю. Но и тянуть не надо. Равно как афишировать наш разговор. Надумаете – звоните, мой телефон у вас есть.

«Его так крепко прижало? Или он, по обыкновению начальства, держит меня за дурака?»

– Все это очень неожиданно. Позвольте подумать. Кроме того… – Олег пытается соскочить с ситуации. Но с другой стороны, ему интересен этот эксперимент. Как глубоко зашли дела?

– Я говорил с вашим руководством. Если коротко, в случае смены вами места работы они будут сожалеть, но объективно такой профессиональный рост считают закономерным…

«Ай да папаша».

– …Так, может, не стоит тянуть время?

«С обеих рук работаешь. Торопишься».

– …Что так уж держит? – Горбунов буквально давит. Трудно быть в подчиненных у такого носорога. Когда дело касается его интересов, этот не лавирует. Только вперед. Не увернулся – размажет, как масло по бутерброду.

– Дела. И кое-какие долги. Дела надо доделать. Долги вернуть. А там видно будет. – Олег неуклюже делает вираж. Маневр простой и понятный. Чем более он понятен папе, тем лучше. Трубку мира курить рано. Минздрав предупреждает…

…Личный состав от нечего делать гонял по «видику» уже известное наизусть «Белое солнце пустыни». Адмирал меланхолически пил кофе. Дед монументально дремал. Сухов на экране обходил женский строй: Зарина, Зухра…

– Гюльчатай, – сказал Олег и по тому, как, мгновенно очнувшись, Дед дурашливо заорал: «Господа офицеры! Равнение на самого!» – понял: ждали. В горле у него запершило. Он, Олег, не политик, и, слава Богу, его к этим играм не тянет. Тут он полностью согласен с В.И. По остальным пунктам ему еще, наверное, придется дозреть. Но одно ясно Олегу уже сейчас: ворье при любом правительстве – все то же ворье, он знает, как с ворьем обходиться. Вот этим смыслом он, Олег, и будет заполнять в обозримом будущем дни быстротекущей жизни. Каждый должен заниматься своим делом. Только тогда погода в окружающем мире сможет измениться.

– Вольно, – сказал Олег.

– Их высокородие сказало «вольно». Или вы уже превосходительство? Честно сказать, мы вас уже и не ждали.

– Это почему?

Которых нынче на «членовозах» отвозят, те, если и возвращаются, так минимум на этаж выше, – объяснил Адмирал. – Ну, так как вас теперь называть?

– Я сказал: вольно. Оправились? Теперь займемся делом.

– Скучный ты человек. Все дело да дело. Ну давай. Новости есть?

– Есть. На прямую наводку выкачено орудие главного калибра. Теперь я знаю, куда деваются материалы проверок этого «Эля». И по какой кривой уходят на повышение понятливые ревизоры. Нам до них по интеллекту и прочим этическим добавкам далеко, а потому слушай мою команду. Разработку предельно активизировать. Собрать все, что можно. Даже пепел от сожженных бумаг, если таковой попадется. Снова вежливо и предельно профессионально «промять» всех, кто когда-нибудь так или иначе контактировал с Горбуновым. Хотя… нет, это потом.

– Олег, слыхал? Бэтээры те на завод не вернулись.

– Прицепили плуги и двинули на вспашку зяби?

– Их шустренько перепродали другой коммерческой структуре. – Адмирал кладет перед Олегом ксерокопии справок. – А та, будучи в курсе дела, своим ходом загнала их не то на собственный теплоход, не то на арендованную еще у кого-то баржу и…

– Куда?

– Волга впадает в Каспийское море. Границ на воде нет. ГАИ тоже.

– Значит, на ближайшие выходные всякую личную жизнь придется отменить. С чем я нас всех с большой проникновенностью и поздравляю. Десять минут – на самоподготовку. Время пошло… Это что за предмет женского туалета на вешалке? Что за грация такая, спрашиваю?

– Грация как грация, – сказал Дед. – Кевларовая. Мы их, если помнишь, полгода покорнейше выпрашивали, эти бронежилеты. Перевооружается общество– перевооружаемся мы. Диалектика! А жилетка – класс. Надевается под рубашку – значит, не мозолит глаза. Держит и «калашникова», и «макарова». Гематомы – да. Контузии – тоже. Переломы ребер – почти гарантия. Но пулю держит.

– А можно теперь о чем-нибудь полегче? – сказал Адмирал.

– Олег, у тебя какая машина?

– «Пятерка». А что?

– Твоим адресочком, домашним, я имею в виду, интересовались в ГАИ.

– Кто? – Информация настораживает.

– Оперуполномоченный РУВД Михейкин.

– Что ему нужно?

– Что-то плел сначала про автотранспортное происшествие. Будто разыскивает владельца какой-то автомашины и вот названивает по кругу. Я бы его послал, но тут звонок из адресного бюро. Старшая секции сообщила, что был запрос по твоим данным. Посему я с этим Михейкиным уже по-настоящему пообщался.

– И что там на самом деле?

– Говорит, приятель просил его разыскать старого школьного товарища. Вечер встречи в школе, старенькая учительница, то, се…

– И кто этот мой старый школьный товарищ? – Тема становится любопытной.

– Дед выяснил. Некто Панков. Звучит?

– Еще как.

– Ты поосторожней. Ночи темные, керосина в стране нет. Может, подстраховать?

– Брось, Адмирал. Малолетку нашел. Если кто-то в ЦАБ звонит, значит кому-то очень нужно. Всего-то и выяснить осталось: зачем?

– А зачем домашние адреса выясняют? Сначала адрес, потом состав семьи. Старо, как мир.