Текст книги "Кевларовые парни"

Автор книги: Александр Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Ну, это как водится! – развел руками Олег. – У нас всегда так. Пишет один, а памятник ставят другому.

– Так вот, свою поэму в копии направь мне. Если есть приложение, то его тоже.

– Приложение радиоактивное.

– Ну, это вы храните в своих закромах. – Петр Петрович улыбнулся. – Кстати, твои бойцы приволокли в лабораторию пять кило урана в спортивной сумке? Там техники чуть с ума не посходили.

– Чего? – удивленно протянул Соколов. – Мы уран не изымали.

– Может, и не вы изымали. Я вчера в столовой встретился с начальником лаборатории по исследованию радиоактивных материалов, так он мне что поведал. Сидит у себя в кабинете, вдруг вваливаются двое – и на стол сумку. Вот, говорят, постановление о проведении экспертизы. Тут, говорят, пять кило урана. Двести тридцать пятого. Бедный начальник чуть речи не лишился. Вы, говорит, что, с ума спятили?.. Короче, выгнал их из кабинета – «тащат всякую дрянь». Хорошо, что уран оказался необогащенным. Так, отвальная порода.

– И много тащат? – заинтересовался Олег.

– Да с ума посходили. Воруют, что плохо лежит, и ищут, кому продать. Тут недавно в области дело расследовали по хищению кобальта со склада. Мы этот кобальт по мировым ценам в Африке покупаем. Так со склада поперли двадцать семь тонн. И представляешь, что выяснилось? Идет мужичок с работы. Но как это – с работы и трезвым домой прийти? А денег нема. Он берет кусок кобальта в карман и…

– И?

– Чешет прямо в общежитие к вьетнамским рабочим. Кусок кобальта – бутылка водки.

– И сколько же водки надо? – искренне изумился Олег.

– У нас страна малопьющая. Мало не пьет, – улыбнулся прокурор. – Но это, конечно, не основной канал хищения…

– Так что с поэмой? – вернулся к своим баранам Олег.

– Поэму мне! Будем двигать ее на государственную премию.

К вечеру можно было расслабиться. Пушкарный закрыл последнюю папку с бумагами и сладко потянулся. Это время, когда в конторе оставались только дежурные, ему нравилось особо. Только в такие минуты сознание, получившее разгон в течение дня, начинало работать с наибольшей продуктивностью. Существует мнение, что утро вечера мудренее, но Пушкарный, привыкший все проверять на себе, пришел к выводу, что оно мудренее только для «жаворонков», к каковым себя не относил. Он был ярко выраженной «совой», или, точнее, «филином», сходством с которым был обязан огромным очкам, без которых уже не мог читать.

Ночное время давало возможность сосредоточиться, собраться с мыслями, сформулировать позиции. Его документы отличались какой-то особой математической точностью, ставившей в тупик людей гуманитарного склада. Вроде все правильно, но как-то не так изложено. Не по-нашему. Однако попытки править документы Пушкарного терпели фиаско. Их, конечно, можно было бы переписать своим языком, но тогда пришлось бы употребить слишком много слов. Более того, иногда попытки сформулировать ранее подготовленные тезисы или записку как-то иначе приводили к обратному результату. Получалось все с точностью до наоборот. Призывы же излагать мысли «оперативным языком» встречали у Пушкарного отпор. Услышав однажды фразу «существует русский литературный язык и язык художественной литературы», Пушкарный взял ее на вооружение и нередко приводил в ответ на обвинения. При этом со свойственной ему прямотой резал: «Не бывает языка лифтеров, монтеров и шахтеров. То, что вы называете оперативным языком, является жаргоном, на котором приличные люди не изъясняются».

Справедливости ради надо заметить, что речь шла не об употреблении каких-то особых слов или терминов, а о стилистическом построении предложений. Пушкарный был врагом синтаксиса и с детства объявил войну знакам препинания. Единственными его союзниками были точка и тире. Запятые он признавал только как знак, отделяющий число от его десятых долей.

Пушкарный открыл свою тетрадь, в которую записывал стилистические перлы, и переписал с календаря.

«Третий из них с рыжей бородой, по данным адресного бюро, является художником». Перл достойный! Как можно было определить профессию через адресное бюро, если не известны ни имя, ни фамилия?

Пушкарный бросил взгляд на порядковый номер страницы – 67. «Обидно, но такое и издать нельзя! А жаль…»

Эта тетрадь была заведена в годы, когда он был младшим опером. С тех пор потрепанная, замусоленная, она кочевала с ним из кабинета в кабинет, из города в город. Начать собирать такую коллекцию Пушкарного побудил случай. Однажды, подняв из архива дело, он обнаружил весьма любопытную особенность. На всех документах, проходивших через большого начальника, стояла одна и та же резолюция: «Прошу переговорить!» И неразборчивая подпись.

Ничего более внятного этот руководитель, видимо, отягощенный грузом других забот, не написал. Но самой примечательной деталью была приписка, сделанная на последнем документе с несгибаемой резолюцией: «Да тебя, дурака, разве переговоришь?!» Озверевший опер перед сдачей дела в архив навсегда запечатлел для потомков краткую характеристику своего великого вождя.

Телефон бесцеремонно оторвал Пушкарного от любимого занятия К этому изобретению человечества он относился с ненавистью. По его мнению, телефон – это злой гений, сокративший наше личное общение. Навсегда утратился такой жанр, как эпистолярный. Люди не пишут писем, не встречаются за чашкой чая, ограничиваясь только обменом звонками. Но это было лишь частичным объяснением его нелюбви к аппарату. Пушкарный никогда не мог дозвониться домой – жена и две дочери навсегда парализовали линию связи. Дома от телефона он тоже не ждал радостей. Если звонили с работы, то, кроме головной боли, это событие ничего не доставляло. Еще большее раздражение охватывало Пушкарного, когда звонили во время обеда или ужина. Как правило, это был один человек – теща, которая жила в Москве, но руководствовалась своим распорядком, не совпадающим с семейным. Ее рассказы про стул и самочувствие продолжались часами.

Однако этот звонок Пушкарный простил. На проводе был Соколов.

– Здорово, старый! – Голос на том конце был не первой свежести. – Ты живой?

– Как говорит твой великий Адмирал, живее всех живых. Что у тебя?

– Пока ничего хорошего. Сегодня был в прокуратуре. Объяснялся.

– Аргументации хватило?

– Да там нормальные мужики, все понимают. Единственное, что меня настораживает, – уж больно грамотно составлена депеша.

– Деньги есть, можно и грамотного нанять…

– Так-то так. Но надоело отписываться из-за каждой твари. Не работаем, а больше объясняемся. Депутаты забодали. Чуть кто пожалуется – запрос… Слушай, у тебя как?

– Как всегда, в сейфе! – без околичностей определился Пушкарный. – Заскочи в «сороковой» и дуй ко мне.

Разговаривать по телефону на тему жалоб и депутатских запросов было не принято. Именно не принято, и все, а никак не потому, что «болтун находка для шпиона». Этот плакат висел во многих кабинетах Лубянки, но его не расценивали как предупреждение. В стенах конторы любили раритеты, а потому в иных кабинетах можно было увидеть полные собрания сочинений бывших членов Политбюро, работы которых вряд ли кто читал в здравом рассудке, – незахватанные корешки служили напоминанием о прошлом.

Что же касается телефонных разговоров, то опера за них не беспокоились, зная, насколько сложен путь, связанный с постановкой телефона на «контроль».

Если бы хоть один из свихнувшихся на теме тотального прослушивания попытался пройти этот путь, легенда была бы разрушена до основания. Сведения о фактической стороне этого дела, оглашенные на одной пресс-конференции в Министерстве безопасности, шокировали. И было от чего впасть в ступор. Например, в демократичной Швейцарии существуют технические возможности для прослушивания четырех тысяч телефонных линий. А в Советском Союзе, несмотря на несопоставимую со Швейцарией территорию и количество населения, таких возможностей – и, соответственно, линий – было в два раза меньше.

Кивнув дежурному, Олег стремительно ворвался в кабинет Пушкарного.

– Здесь карают государственных преступников? Здорово!

На угловом столике было что-то предусмотрительно накрыто белой салфеткой. Элегантные формы народного напитка угадывались и под этой маскировкой.

– Здорово! Тебя за смертью посылать… – Пушкарный извелся в нетерпении, наблюдая, как Олег выгружает бутерброды.

– Ты когда последний раз был в «сороковом»? Его уже два месяца ремонтируют. Продали капиталистам… Пришлось в ваш буфет идти. Нача-а-льничек! Ничего не знаешь.

– Ну, со свиданьицем! – звякнул стаканом Пушкарный.

Они не спешили приступать к делу: слишком тяжелым для обоих был день. Но передышка не могла длиться долго: проблем накопилось много, и их надо было обсудить.

– Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – отвалившись на спинку кресла, начал Олег. – Лично я – ничего. Проверили ряд клиентов – пустышка. Владелец гаража отпадает. Мы его и так, и этак, но… Несмотря на свою хитрость, явно не имеет к контейнерам отношения. Да и, судя по нашим данным, вряд ли взялся бы. Вот ручки стреляющие сделать – тут он мастер.

– Где сейчас этот мастер?

– Где и положено – в «трюме».

– Это что такое?

– СИЗО. Как накрыли его в гараже, так и сидит бедолага. Хорошо, что хоть его собутыльников отпустили. Представляешь, только домой вернулись из зоны – и на тебе!

– От киосков в шоколаде не пытались плясать? – такую версию предлагать Олегу мог только младший опер.

– Вот именно, в шоколаде… – Олег не обратил внимания на откровенную примитивность вопроса. – Через сутки после нашего наезда туда прибыла ночью какая-то бригада и разметала все киоски по мостовой. Без шума и пыли. Я такого разора никогда раньше не видел. Погром, как в Бердичеве в революцию. Я туда приехал найти кое-кого – так ни киосков, ни владельцев. Более того, нет их и на квартирах. Мы ведь несколько мест обитания этих «стурков» становили.

– Да ты чего? – поперхнулся Пушкарный. – Как это – погром?

– Как, как… «По камушку, по кирпичику разнесли весь кирпичный завод…» Помнишь такую песню?

– Ну и нравы у вас в столице, господа! И он еще удивляется, что его в прокуратуру вызывают.

– Да иди ты… – отмахнулся Олег.

– Ты смотри, что происходит! Ведь не случайно до вас разборок не было. Судя по всему, братва присматривалась к национальному образованию на суверенной части суши. А когда увидела ваш марш-парад, когда поняла, что все значительно проще и… – Пушкарный задумался на несколько секунд. – Между прочим, это уже прецедент. Ведь самое главное, что теперь можно все свалить на ЧК. Судя по заявлению, это и было сделано.

– Телега написана раньше…

– Какая разница, когда написана телега.

– Как бы то ни было, одной криминальной точкой меньше. – Олег изобразил улыбку.

– Меньше-то меньше… Но рассуждения ваши опасны по существу и провокационны по сути, – плеснул в стакан Пушкарный. – За избавление от метастазов хирургическим путем! – поднял он тост.

– У вас самих что-нибудь есть? – поинтересовался Олег.

– У нас? Есть. Есть изотопный анализ. Есть материалы исследования, которые, по моему мнению, весьма интересны. Складывается впечатление, что ваша находка не случайна. То, что вы приволокли, используется в нашей оружейной промышленности. Легко догадаться: просто так эти контейнеры не купишь, а если и купишь, то с предприятия не вынесешь… Но мы пока не уверены, что это с российского предприятия.

– А с какого же?

– Такие заводы имеются и на Украине, и в Казахстане, и в Белоруссии. Хотя в силу природной ответственности наши атомщики…

– Наши?

– Наши. И на Украине, и в Белоруссии! НАШИ! И в силу своей природной щепетильности и ответственности…

– Не зарекайся, брат, не зарекайся, – прервал Олег. – Может, это не ты снимал с трапа ракетчиков, улетающих в Северную Корею? Жить-то надо, жить-то хочется…

– Конечно, хочется. Но верить не хочется.

– Сейчас многому верить не хочется.

– Давай лучше посмотрим один любопытный документик, – Пушкарный достал сводную справку о хищениях радиоактивных материалов по всей стране.

Документ был действительно любопытный. Читая его, Олег открывал для себя совершенно новую сферу.

«Имеющиеся в распоряжении службы безопасности материалы свидетельствуют, что в связи с осложнением социально-экономической и криминальной обстановки в России обеспечение защиты ядерных материалов приобретает особое значение. Пресечение нелегальной торговли ядерными и радиоактивными материалами требует активных и скоординированных усилий.

…Были вскрыты факты хищения и незаконного оборота ядерных материалов. В ряде случаев они предназначались для контрабандного вывоза из России. Как показали расследования, во всех случаях эти материалы являлись энергетическими компонентами, не пригодными для изготовления ядерного оружия. В основном это природный уран, а также двуокись урана с обогащением 2–4 % по урану-235 (в ряде случаев с более высоким обогащением), предназначенная для производства ТВЭЛов для атомных электростанций и транспортных ядерно-энергетических установок. Всего по уголовным делам было осуждено 19 граждан России.

…Был вскрыт факт хищения на Чепецком механическом заводе, по которому было возбуждено уголовное дело по части 1 ст. 223 УК РСФСР (незаконное хранение радиоактивных материалов). Изъято 35,81 кг, а в Ижевске – около 60 кг низко-обогащенного урана. Задержано и арестовано 11 человек, в том числе гражданин Польши.

…Хищения начались после того, как один из членов преступной группы нашел покупателей в Польше, которые предложили за 1 кг урана от 100 до 170 тысяч долларов США (в действительности цена урана на мировом рынке не превышает 25 долларов за 1 кг). Изъятая продукция не является секретной и не может быть использована для изготовления ядерного взрывного устройства. Сложность разоблачения преступной группы была связана с тем, что среди ее участников был военнослужащий внутренних войск МВД, осуществлявший охрану объекта.

Среди причин совершения преступления можно назвать тяжелое материальное положение предприятия, неуверенность работников завода в своем будущем. Один из арестованных был накануне предупрежден о своем предстоящем сокращении.

…В городе сложилось мнение, распространенное средствами массовой информации, об устойчивом спросе на уран и о якобы высокой цене, предлагаемой за него иностранцами».

– Ни себе чего! – оторвался от бумаги Олег. – Все-таки пресса – это действительно локомотив истории. В данном случае истории человеческого оглупления.

– Читай, читай. – Пушкарный пытался что-то рассмотреть за белыми занавесками в темном окне.

«Анализ проблемы незаконного оборота радиоактивных материалов свидетельствует, что на территории России не существует устойчивых преступных группировок, специализирующихся исключительно на хищении и перепродаже ядерных материалов. Не выявлено ни одного реального покупателя ядерных материалов. Все попавшие в поле зрения правоохранительных органов лица – исключительно посредники, которые не имеют прямого отношения к ядерным объектам. Как правило, они не имеют представления о предмете торговли и перепродажи и его качественных характеристиках».

– Ну, приехали! – присвистнул Олег. – Так чего же нам горбатиться? Если мы имеем дело с чайниками…

– У вас все такие ленивые? – поморщился Пушкарный.

– В смысле чего?

– В смысле чтения! Читай до конца.

«Необходимо остановиться на развернутой в последнее время в западных средствах массовой информации кампании о якобы имеющем место нелегальном вывозе с территории России ядерных материалов, которые могут быть использованы для создания оружия массового поражения. По оценке наших экспертов, прослеживается тенденция на внедрение в сознание западной общественности мысли о неспособности России осуществлять эффективный контроль за производством, использованием, хранением и транспортировкой компонентов ядерного вооружения, что ведет к нарушению договора о нераспространении ядерного оружия.

Вместе с тем западные эксперты и правительства единодушно заявляли, что им не известно ни одного подтвержденного случая появления на нелегальном рынке ядерных материалов соответствующего качества и в количествах, необходимых для создания ядерного оружия. Что касается нелегальной торговли ураносодержащими материалами в виде топлива для атомных реакторов, то западные эксперты однозначно выражали недоумение по поводу конечных покупателей граммовых или килограммовых количеств такого материала. При этом они исходили из того, что топливо для ядерных реакторов официально является предметом международной торговли, а для загрузки одного даже маломощного реактора требуются многие тонны этого материала.

Эксперты отмечают, что ведущаяся пропагандистская кампания инспирируется определенными кругами в целях установления наднационального контроля за ядерным комплексом России и проведения безотлагательных работ по демонтажу и уничтожению российских ядерных вооружений. По мнению наших экспертов, указанный тезис подтверждается и тем фактом, что «похищаемый из России уран» предлагается на западном рынке по ценам, в десятки раз превышающим мировые.

…Наряду с политическими и моральными издержками для нашей страны эта кампания наносит ущерб сотрудничеству России с развивающимися странами в области атомной энергетики, приводит к значительным экономическим потерям.

Именно пропагандистская кампания в печати, подхваченная и российскими средствами массовой информации, создает иллюзию наличия так называемого черного рынка радиоактивных материалов и значительной доходности нелегальной торговли ими.

…Последствием сложившегося положения может стать трудноконтролируемый обвальный рост предложения на западном нелегальном рынке ядерных материалов и резкое увеличение количества людей, стремящихся получить большие деньги любыми путями. При таком развитии событий вполне реальной станет ситуация, при которой российские спецслужбы и правоохранительные органы окажутся не в состоянии предотвратить массовый всплеск хищений ядерных материалов и нелегальной торговли ими.

Опасным сопутствующим элементом этого процесса является то, что на нелегальном рынке будет циркулировать, в основном между перекупщиками и посредниками, значительное количество вредных для здоровья людей и окружающей среды радиоактивных и ядовитых материалов. Неизбежно, что при транспортировке будут нарушаться нормы радиационной безопасности».

– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно завершил чтение документа Олег. – Следовательно, мы столкнулись с очередной компашкой желающих нагреть…

– Видишь ли, брат, – перебил его Пушкарный. – Все дело в том, что изъятые вами материалы… Как бы это сказать пояснее для человека с высшим образованием без среднего… Короче, изъятый контейнер с изотопами свидетельствует, что мы имеем дело не с чайниками. Сейчас мы отрабатываем версии по своей линии, проверяем возможность применения этих изотопов в ряде отраслей. Прежде всего, в оборонке. Специалисты озадачены.

– Честно говоря, я как человек с высшим образованием без среднего – тоже. Но пока мы…

– Пока вы ищете своего Ваху или как его там… ну, ты знаешь кого… где-то некто Вася, или Петя, или Гапур из того же самого хранилища тырит очередной контейнер с изотопами. Кстати, как ты понял, никому не нужными. А потом, не найдя покупателя, пошлет всех к едрене фене и… Короче, ищите быстрее.

– У нас нынче в столице этих Вах, как в Бразилии диких обезьян. И все без прописки.

– С пропиской и дурак найдет. Американцы без всякой прописки, – мечтательно закатил глаза Пушкарный.

– У американцев с учетами все в порядке.

– Ой-ой-ой! Много понимаешь. У них учеты радиоактивных материалов иногда на тонны не сходятся.

– Зато у вас ажур!

– Как при коммунизме – все воруют, а страна богатеет. Хоть так считай, хоть этак. Все сходится. Честно говоря, хищения мы обнаруживаем именно во время хищения и почти никогда «после». И это не потому, что учеты несовершенны, просто атомщики и вся эта отрасль изначально курировались НКВД, а следовательно, люди, работающие в данной сфере, генетически усвоили принципы обеспечения не только личной, но и государственной безопасности. Слишком велика была цена утраты. Заметь, никогда хищениями расщепляющихся веществ или радиоактивных продуктов не занимаются специалисты этой отрасли.

– Читал, брат, читал. – Олег кивнул на отложенный документ. – Но мне от этого не легче.

– Пилите, Шура, пилите. – Пушкарный кивнул в ту же сторону. – Эти гири золотые.

В поисках неизвестного Вахи Дед сбился с ног. Была поднята практически вся имеющаяся агентура. Некоторые источники слышали о существовании неизвестного Деду типа, однако в последнее время он исчез из поля зрения авторитетов. «Страна большая…» – разводили они руками. Номер автомобиля, стоявшего в гараже Стручка, в картотеке не значился, а приметы машины мало что проясняли. «Мерседесов», как и «Вольво», в Москве было больше, чем иномарок «Запорожец».