Текст книги "Шевалье де Мезон-Руж"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

IV. «ГВОЗДИКА И ПОДЗЕМНЫЙ ХОД»

Полученный удар был ужасен. Морис должен был собрать всю свою волю, чтобы скрыть от Лорена потрясение, охватившее все его существо. Но, оказавшись в одиночестве, в тишине ночного сада, он немного успокоился: беспорядочно роившиеся в его голове мысли более или менее пришли в порядок.

Как же так? Выходит, дом, куда Морис приходил часто и с самой чистой радостью, дом, ставший для него земным раем, был притоном кровавых интриг! Выходит, радушный Прием, оказанный в ответ на его горячую дружбу, был лицемерием, а вся любовь Женевьевы была только страхом!

Читатели уже хорошо знакомы с расположением сада, где неоднократно прогуливались наши молодые люди. Морис скользил от одной группы деревьев и кустов к другой, пока не укрылся от лунного света в тени той самой оранжереи, где он был заперт в первый раз, как оказался в этом доме.

Оранжерея находилась напротив павильона, где жила Женевьева.

Огонь в этот вечер, вместо того чтобы ровно и спокойно освещать комнату молодой женщины, блуждал от одного окна к другому. Занавеска случайно оказалась наполовину поднятой, и Морис заметил Женевьеву, поспешно бросавшую вещи в чемодан. Его удивило, что в ее руках блеснуло оружие.

Чтобы лучше видеть происходящее в комнате, он встал на одну из каменных тумб. Его внимание привлек жаркий огонь, пылавший в камине: Женевьева жгла какие-то бумаги.

В это время открылась дверь и в комнату вошел какой-то человек.

Вначале Морис решил, что это Диксмер.

Молодая женщина подбежала, схватила его руки, и они какое-то время смотрели друг на друга, как будто охваченные сильным волнением. Причину этого волнения Морис не мог угадать, потому что не слышал, о чем они говорили.

Но тут Морис смерил глазами фигуру вошедшего.

– Это не Диксмер, – прошептал он.

Действительно, вошедший был худощав и невелик ростом; Диксмер же был высок и плотен.

Ревность – действенный стимул; Морис мгновенно вычислил в уме рост незнакомца с точностью до одной десятой дюйма и представил себе фигуру мужа.

«Это не Диксмер», – прошептал он, как будто должен был повторить это еще раз, чтобы убедить себя в коварстве Женевьевы.

Он потянулся к окну, но чем ближе подходил к нему, тем меньше видел: в голове его пылал жар.

Его нога наткнулась на приставную лестницу. Окно находилось на высоте семи-восьми футов. Он приставил лестницу к стене, поднялся по ней и впился глазами в щель занавески.

Незнакомец, находившийся в комнате Женевьевы, был молод, лет двадцати семи-двадцати восьми. Голубые глаза, изящная внешность. Он держал руки молодой женщины в своих и что-то ей говорил, стараясь осушить слезы, стоявшие в чудесных глазах Женевьевы.

Легкий шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека повернуть голову к окну.

И тут Морис едва сдержал крик удивления: он увидел своего таинственного спасителя с площади Шатле.

В эту минуту Женевьева отняла свои руки и подошла к камину, чтобы убедиться, что все бумаги сгорели.

Морис не мог больше сдерживаться. Все страсти, терзающие мужчину – любовь, месть, ревность, – огненными зубами стиснули его сердце. Не теряя времени, он с силой толкнул плохо закрытую оконную раму и спрыгнул в комнату.

В тот же миг к его груди были приставлены два пистолета.

Женевьева повернулась на шум и онемела, увидев Мориса.

– Сударь, – холодно сказал молодой республиканец тому, кто держал его жизнь под двойным прицелом своего оружия, – сударь, вы шевалье де Мезон-Руж?

– А если и так? – ответил шевалье.

– О, если это так, то я знаю, что вы человек мужественный, а стало быть, спокойный, потому хотел бы сказать вам два слова.

– Говорите, – согласился шевалье, не убирая пистолетов.

– Вы можете меня убить, но вы не убьете меня прежде, чем я закричу; вернее, я не умру, не закричав. А услышав крик, множество людей, окруживших этот дом, обратят его в пепел за десять минут. Так что опустите ваши пистолеты и послушайте, что я сейчас скажу этой даме.

– Женевьеве? – спросил шевалье.

– Мне? – прошептала молодая женщина.

– Да, вам.

Женевьева, став бледнее статуи, схватила Мориса за руку, но молодой человек оттолкнул ее.

– Вы сами знаете, в чем вы меня заверяли, сударыня, – с глубоким презрением произнес он. – Теперь я вижу, что вы говорили правду. Вы действительно не любите господина Морана.

– Морис, выслушайте меня! – воскликнула Женевьева.

– Мне нечего слушать, сударыня, – ответил Морис. – Вы обманули меня. Вы одним ударом разрубили все нити, скреплявшие мое сердце с вашим. Вы мне говорили, что не любите господина Морана, но вы мне не сказали, что любите другого.

– Сударь, – сказал шевалье, – что вы там говорите о Моране, или, вернее, о каком Моране вы говорите?

– О химике Моране.

– Химик Моран перед вами. Химик Моран и шевалье де Мезон-Руж – одно и то же лицо.

И протянув руку к столу, он мгновенно надел лежавший там черный парик, так долго делавший его неузнаваемым для глаз молодого республиканца.

– Ах так, – с еще большим презрением произнес Морис, – теперь я понимаю, вы любите не Морана, потому что Морана не существует; но обман, даже самый ловкий, не становится от этого менее отвратительным.

Шевалье сделал угрожающий жест.

– Сударь, – продолжал Морис, – соблаговолите оставить меня на минутку с госпожой Диксмер. Впрочем, можете присутствовать при беседе, если хотите; она будет недолгой. Женевьева подала Мезон-Ружу знак набраться терпения.

– Итак, – продолжал Морис, – итак, вы, Женевьева, сделали из меня посмешище для моих друзей! Они будут чувствовать омерзение ко мне! Вы заставили меня слепо служить всем вашим заговорам; вы извлекали из меня пользу, как из какого-нибудь инструмента. Послушайте: это бесчестно! Но вы будете за это наказаны, сударыня. Сейчас этот господин убьет меня на ваших глазах! Но не пройдет и пяти минут, как он тоже упадет у ваших ног, а если выживет, то только для того, чтобы лишиться головы на эшафоте.

– Он умрет? – воскликнула Женевьева, – его лишат головы на эшафоте? Но вы, Морис, не знаете, что это мой покровитель, покровитель моей семьи, я отдам жизнь за него. Если он умрет, умру и я. Если вы – моя любовь, то он – моя вера!

– Ах, – сказал Морис, – вы, может быть, станете по-прежнему говорить о своей любви ко мне? И правда, женщины слишком слабы и трусливы.

Потом, обернувшись, обратился к молодому роялисту:

– Что же, сударь, вам нужно убить меня или умереть.

– Почему?

– Потому что, если вы меня не убьете, я вас арестую. И Морис протянул руку, чтобы схватить его за ворот.

– Я не стану отвоевывать у вас свою жизнь, – ответил шевалье де Мезон-Руж, – берите!

И он бросил пистолеты на кресло.

– Почему же вы не будете драться со мной за свою жизнь?

– Потому что моя жизнь не стоит тех душевных мук, которые будут меня терзать, если я убью порядочного человека. И особенно… особенно потому, что Женевьева любит вас.

– О! – воскликнула молодая женщина, заламывая руки. – Как вы добры, великодушны, преданны и благородны, Арман!

Морис смотрел на них почти остолбенев от изумления.

– Итак, – сказал шевалье, – я возвращаюсь в свою комнату; даю вам слово чести не для того чтобы сбежать, а чтобы спрятать один портрет.

Морис быстро взглянул на портрет Женевьевы. Тот был на своем обычном месте.

Мезон-Руж либо угадал мысль Мориса, либо захотел довести свое великодушие до предела.

– Да, – сказал он, – я знаю, что вы республиканец. Но я знаю также, что у вас чистое и преданное сердце. Я доверяюсь вам до конца: смотрите!

И он вынул спрятанную на груди миниатюру: это был портрет королевы.

Морис уронил голову на руки.

– Жду ваших распоряжений, сударь, – сказал Мезон-Руж. – Если вы хотите меня арестовать, то, когда мне настанет момент отдаться в ваши руки, постучите в эту дверь. С тех пор как моя жизнь не поддерживается больше надеждой на спасение королевы, я не дорожу ею.

И шевалье вышел. Морис не сделал ни одного движения, чтобы задержать его.

Едва Мезон-Руж покинул комнату, Женевьева бросилась к ногам молодого человека.

– Простите, Морис, простите за все зло, что я вам причинила. Простите мои обманы. Простите во имя моих слез и страданий, потому что, клянусь вам, я много плакала, много страдала. Мой муж уехал сегодня утром; я не знаю, куда он отправился, может быть, я больше никогда его не увижу. Теперь у меня остался единственный друг, даже не друг, а брат, и вы хотите его убить. Простите Морис! Простите!

Морис поднял молодую женщину.

– Что вы хотите? – сказал он. – Такова судьба; сейчас все ставят свою жизнь на карту. Шевалье де Мезон-Руж играл, как и другие, но проиграл. Настало время платить.

– То есть, умереть, если я правильно поняла?

– Да.

– Он должен умереть! И это мне говорите вы!

– Не я, Женевьева, а судьба.

– Судьба еще не сказала своего последнего слова в этом деле, поскольку вы можете спасти его, именно вы.

– Ценой своего слова, а следовательно, и своей чести? Я понимаю вас, Женевьева.

– Закройте глаза, Морис; вот все, о чем я прошу вас, и я обещаю вам, что моя признательность будет такой, на какую только может пойти женщина.

– Я напрасно буду закрывать глаза, сударыня. Есть пароль; не зная его, никто отсюда не сможет выйти, потому что, повторяю, дом окружен.

– И вы знаете его?

– Конечно, знаю.

– Морис!

– Что?

– Друг мой, мой дорогой Морис, скажите мне пароль, мне необходимо его знать.

– Женевьева, – воскликнул Морис, – Женевьева! Но кто вы мне, чтобы сказать: «Морис, ради моей любви к тебе лишись слова, чести, измени своему делу, отрекись от своих взглядов»? Что вы предлагаете мне, Женевьева, взамен всего этого, вы, которая так меня искушает?

– О Морис! Спасите его, сначала спасите его, а потом требуйте мою жизнь.

– Женевьева, – мрачно ответил Морис, – послушайте: я стаю одной ногой на дороге бесчестья. Чтобы окончательно встать на эту дорогу, у меня должен быть, по крайней мере, веский довод против самого себя. Женевьева, поклянитесь, что не любите шевалье де Мезон-Ружа…

– Я люблю шевалье де Мезон-Ружа как сестра, как друг, и никак иначе, клянусь вам!

– Женевьева, вы любите меня?

– Морис, я люблю вас, это правда, как и то, что Бог меня слышит.

– Если я сделаю то, о чем вы меня просите, покинете вы родных, друзей, родину, чтобы бежать с предателем?

– Морис! Морис!

– Она колеблется… О, она колеблется! И Морис в презрении отпрянул. Женевьева опиралась на его руку, и, лишившись опоры, упала на колени.

– Морис, – сказала она, откинувшись назад и заламывая руки, – все, что только захочешь, клянусь тебе! Приказывай, я повинуюсь!

– Ты будешь моей, Женевьева?

– Как только ты потребуешь.

– Клянись Христом. Женевьева протянула руки.

– Боже мой! – произнесла она. – Ты простил прелюбодейку, ты, надеюсь, простишь и меня.

Крупные слезы покатились по ее щекам и упали на длинные разметавшиеся волосы, струящиеся по груди.

– О, не клянитесь так, – воскликнул Морис, – или я не приму вашей клятвы!

– Боже мой, – прошептала она, – я клянусь посвятить свою жизнь Морису, умереть вместе с ним и, если будет нужно, умереть ради него, если он спасет моего защитника, моего брата, шевалье де Мезон-Ружа.

– Хорошо, он будет спасен, – сказал Морис. Он подошел к комнате шевалье.

– Сударь, переоденьтесь в костюм кожевенника Морана. Я возвращаю вам ваше слово, вы свободны. И вы тоже, сударыня, – обратился он к Женевьеве. – Пароль: «Гвоздика и подземный ход».

И словно страшась остаться в этой комнате, где он произнес слова, превратившие его в предателя, Морис открыл окно и выпрыгнул в сад.

V. ОБЫСК

Морис снова занял свой пост в саду напротив окна Женевьевы; только на этот раз оно было темным: молодая женщина ушла в комнату шевалье де Мезон-Ружа.

Морис вовремя покинул дом, потому что едва он дошел до угла оранжереи, как ворота в сад открылись и в сопровождении Лорена с пятью-шестью гвардейцами появился человек в сером.

– Ну что? – поинтересовался Лорен.

– Как видите, – ответил Морис, – я на посту.

– Никто не пытался нарушить запрет? – спросил Лорен.

– Никто, – сказал Морис, который был счастлив, что ему не пришлось солгать, отвечая на столь удачно заданный вопрос. – А что делали вы?

– А мы убедились, что шевалье де Мезон-Руж вошел в этот дом час назад и с тех пор из него не выходил, – ответил представитель полиции.

– И вы знаете его комнату? – спросил Лорен.

– Его комната отделена от комнат гражданки Диксмер лишь коридором.

– Ах так! – произнес Лорен.

– Черт побери, их и не нужно было разъединять. Кажется, этот шевалье де Мезон-Руж из тех, кто своего не упустит.

Кровь бросилась Морису в голову. Он закрыл глаза; в мозгу его металась тысяча молний.

– Ну, а… как же гражданин Диксмер, что он думал об этом? – спросил Лорен.

– Он считал, что для него это большая честь.

– Ну, так что? – сдавленным голосом проговорил Морис. – Что мы решим?

– Сейчас мы, – сказал человек в сером, – возьмем шевалье в его же комнате, а может быть, и в постели.

– Значит, он ни о чем не догадывается?

– Абсолютно ни о чем.

– Известен план этого участка? – спросил Лорен.

– У нас очень точный план, – отозвался человек в сером. – В углу сада – павильон, вон там. Поднявшись на четыре ступеньки, – видно вам их отсюда? – окажемся на площадке. Направо дверь в комнату гражданки Диксмер; вот, несомненно, ее окно. Напротив окна, в глубине комнаты, еще одна дверь, ведущая в коридор. А в этом коридоре дверь в комнату изменника.

– Отлично! Вот что значит тщательная топография! – сказал Лорен. – Имея такой план, можно идти с завязанными глазами увереннее, чем с открытыми. Пойдем же.

– Соседние улицы под надежной охраной? – спросил Морис с интересом, который все присутствующие, естественно, расценили как опасение за то, чтобы шевалье не сбежал.

– Улицы, проходы, перекрестки – все! – ответил представитель полиции. – Ручаюсь, даже мышь не проскользнет, если не знает пароля.

Морис вздрогнул. Было предпринято столько мер, что он стал бояться, как бы совершенная им измена не стала бесполезной для его счастья.

– Итак, – сказал человек в сером, – сколько вам нужно людей, чтобы арестовать шевалье?

– Сколько человек? – переспросил Лорен. – Надеюсь, будет достаточно меня и Мориса; не так ли, Морис?

– Да, – пробормотал тот, – конечно, нас будет достаточно.

– Послушайте, – продолжал представитель полиции, – только без лишнего хвастовства: вы сможете его взять?

– Черт побери! Возьмем ли мы его? – воскликнул Лорен. – Ну, конечно же! Не правда ли, Морис, ведь нужно, чтобы его взяли мы?

Лорен сделал ударение на последнем слове. Он уже говорил Морису, что над ними начало витать подозрение и что надо не дать ему времени развиться – а в ту эпоху подозрения крепли очень быстро. Короче, Лорен понимал, что усомниться в патриотизме людей, сумевших вдвоем схватить шевалье де Мезон-Ружа, никто не посмел бы.

– Хорошо, – заключил человек в сером, – если вы действительно за это беретесь, то трое будут лучше двоих, а четверо лучше троих. Ведь шевалье даже спит со шпагой под подушкой, а на ночном столике у него всегда лежит пара пистолетов.

– Черт побери! – взорвался гренадер из отряда Лорена. – Давайте войдем все вместе, зачем кого-то выделять? Если он сдастся – отправим его в запас для гильотины, если окажет сопротивление – изрубим его.

– Отлично сказано, – заметил Лорен. – Вперед! Войдем через окно или через дверь?

– Через дверь, – сказал человек в сером. – Может, в ней случайно остался ключ. Если же мы полезем в окно, то придется разбить стекло, а это наделает шуму.

– Ладно, войдем через дверь, – решил Лорен. – Лишь бы войти, а как – не важно. Итак, Морис, сабли наголо!

Морис машинально вытащил саблю из ножен.

И небольшой отряд направился к павильону. Как и говорил человек в сером, они поднялись по ступенькам подъезда и оказались на площадке, затем в прихожей.

– Ага! – радостно воскликнул Лорен. – Ключ в двери! И действительно, в темноте, ощупывая дверь рукой, он почувствовал кончиками пальцев металлический холод ключа.

– Ну, открывай же, гражданин лейтенант, – сказал представитель полиции. Лорен осторожно повернул ключ в замке – дверь открылась.

Морис вытер рукой влажный от пота лоб.

– Ну вот мы и на месте, – произнес Лорен.

– Не совсем, – возразил человек в сером. – Если наши топографические сведения точны, то мы сейчас находимся в комнатах гражданки Диксмер.

– Можно в этом убедиться, – сказал Лорен. – Давайте зажжем свечи. В камине еще тлеют угли.

– Зажжем факелы, – решил человек в сером. – Они не гаснут так быстро, как свечи.

Он взял у одного из гренадеров два факела и зажег их от угасавшего огня камина. Один из них он протянул Морису, другой – Лорену.

– Видите, – сказал он, – я не ошибся: эта дверь ведет в спальню гражданки Диксмер, выходящую в коридор.

– Вперед! В коридор! – воскликнул Лорен.

Распахнулась находившаяся в глубине дверь, также незапертая, и они оказались у комнаты шевалье. Раз двадцать Морис раньше видел эту дверь, но ему никогда не приходило в голову спросить, что за ней находится: для него весь мир был сосредоточен в той комнате, где его принимала Женевьева.

– О! – прошептал Лорен. – Здесь уже другое дело: ключа нет и дверь заперта.

– Но, – с трудом проговорил Морис, – вы уверены, что это здесь?

– Если план верен, то его комната должна находиться именно здесь, – сказал представитель полиции. – Впрочем, сейчас увидим. Гренадеры, ломайте дверь. А вы, граждане, приготовьтесь: как только выломают дверь, врывайтесь в комнату.

Четыре гвардейца, выбранные человеком в сером, подняли приклады своих ружей и по его знаку разом ударили: дверь разлетелась в щепки.

– Сдавайся или ты мертв! – крикнул Лорен, бросаясь в комнату.

Никто не ответил: полог кровати был задернут.

– Кровать! Следите за кроватью! – приказал человек в сером. – Целься! При первом же движении занавесок – огонь!

– Подождите, – сказал Морис, – я отдерну полог.

В надежде, что Мезон-Руж спрятался за занавесками и первый удар кинжала или первый выстрел достанется ему, Морис кинулся к пологу, и тот с жалобным звуком скользнул по железному пруту.

Кровать была пуста.

– Черт возьми! – удивился Лорен. – Никого!

– Он сбежал, – пробормотал Морис.

– Но это невозможно, граждане! Невозможно! – закричал человек в сером. – Я вам говорю: видели, как он вошел сюда час назад, но никто не видел, чтобы он выходил; да и все выходы перекрыты.

Лорен распахнул дверцы чуланов и шкафов, осмотрел все места, даже те, где человеку физически невозможно было спрятаться.

– Однако же никого нет! Вы прекрасно видите, никого!

– Никого! – с волнением, которое можно было легко понять, повторил Морис. – Действительно, вы видите, здесь никого нет!

– А комнаты гражданки Диксмер? – предположил представитель полиции. – Может быть, он там?

– О! – произнес Морис. – Комнату женщины нужно уважать.

– Конечно, – ответил на это Лорен, – мы с почтением отнесемся и к комнате гражданки Диксмер, и к ней самой, но мы ее осмотрим.

– Гражданку Диксмер? – спросил один из гренадеров, довольный тем, что можно двусмысленно пошутить.

– Нет, – ответил Лорен, – только комнату.

– Тогда, – сказал Морис, – позвольте, я войду первым.

– Иди, – согласился Лорен, – ты начальник: по месту и почет.

Двоих оставили охранять эту комнату. Все направились туда, где зажигали факелы.

Морис подошел к двери, ведущей в спальню Женевьевы.

Впервые он был у этой двери.

Сердце его бешено колотилось.

Ключ оказался на месте. Морис потянулся к нему, но заколебался.

– Ну что же ты, – сказал Лорен, – открывай!

– А если гражданка Диксмер уже спит? – ответил Морис.

– Мы только посмотрим ее кровать, заглянем под кровать, в камин и в шкафы, – ответил Лорен, – после чего, если там никого, кроме нее, нет, мы пожелаем ей доброй ночи.

– Ну нет, – произнес человек в сером, – мы ее арестуем. Гражданка Женевьева Диксмер – аристократка. Ее признали сообщницей девицы Тизон и шевалье де Мезон-Ружа.

– Тогда открывай сам, – ответил Морис, выпуская ключ, – я не арестовываю женщин.

Представитель полиции покосился на Мориса, а гренадеры стали между собой перешептываться.

– О, вы шепчетесь? – переспросил Лорен. – Шептаться надо, когда вы вдвоем; а я того же мнения, что и Морис.

И он сделал шаг назад.

Человек в сером схватил ключ, быстро повернул его, и дверь поддалась. Солдаты устремились в комнату.

На маленьком столике горели две свечи, но спальня Женевьевы, как и комната шевалье де Мезон-Ружа, была пуста.

– Пусто! – воскликнул представитель полиции.

– Пусто! – повторил, бледнея, Морис. – Где же она? Лорен с удивлением посмотрел на Мориса.

– Поищем, – сказал человек в сером и в сопровождении гвардейцев принялся обыскивать дом от подвалов до мастерских.

Как только они удалились, Морис, с нетерпением наблюдавший за ними, бросился в спальню, вновь открывая все шкафы и шепча с тревогой:

– Женевьева, Женевьева!

Но Женевьева не отвечала: комната действительно была пуста.

Тогда Морис в свою очередь стал исступленно обыскивать дом. Оранжереи, сараи, службы – он осмотрел все, но безрезультатно.

В это время послышался шум, и к дверям подошел отряд вооруженных людей. Обменявшись паролем с часовым, они заполнили сад и дом. Во главе этого подкрепления красовался закопченный султан Сантера.

– Ну? – спросил он Лорена. – Где заговорщик?

– Как где заговорщик?

– Да. Я вас спрашиваю, что вы с ним сделали?

– Я тоже мог бы спросить вас об этом: ваш отряд, если он хорошо охранял выходы, должен был арестовать его, потому что Мезон-Ружа в доме, когда мы пришли, уже не было.

– Что вы такое говорите? – закричал разъяренный генерал. – Значит, вы его упустили?

– Мы не могли его упустить, потому что не видели его.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – сказал Сантер.

– В чем?

– В том, что мне сказал ваш посланец.

– А разве мы к вам кого-нибудь посылали?

– Конечно. Это был человек в коричневом, черноволосый, в зеленых очках. Он пришел предупредить нас от вашего имени, что вы собираетесь схватить Мезон-Ружа, но он защищается как лев. Поэтому я поспешил к вам на помощь.

– Человек в коричневом, с черными волосами и в зеленых очках? – повторил Лорен.

– Именно так; он еще держал под руку женщину.

– Молодую и красивую? – воскликнул Морис, бросаясь к генералу.

– Да, молодую и красивую.

– Это был он и гражданка Диксмер.

– Кто он?

– Мезон-Руж… О я, презренный, почему я не убил их обоих?

– Ну-ну, гражданин Ленде, – произнес Сантер, – их схватят.

– Но какого черта вы их пропустили? – спросил Лорен.

– Черт побери! – отвечал Сантер. – Я их пропустил, потому что они знали пароль.

– Они знали пароль! – воскликнул Лорен. – Выходит, среди нас находится предатель?

– Нет, нет, гражданин Лорен, – заверил его Сантер, – мы вас знаем, и нам хорошо известно, что среди вас предателей нет.

Лорен осмотрелся, будто искал предателя, которого он опасался.

Он увидел мрачное лицо и нерешительный взгляд Мориса.

– О! Что бы это значило? – прошептал он.

– Этот человек не мог уйти далеко, – заметил Сантер. – Мы обыщем всю округу. А может быть, он уже наткнулся на какой-нибудь патруль, оказавшийся проворнее нас и не давший себя провести.

– Да, да, будем искать, – сказал Лорен.

И он схватил за руку Мориса, а затем, под предлогом поисков, увел его из сада.

– Да, будем искать, – согласились гвардейцы, – но перед этим…

Один из них кинул факел под сарай, набитый хворостом и сухими растениями.

– Пойдем, – говорил Лорен, – пойдем.

Морис не оказал ни малейшего сопротивления. Он шел за Лореном, будто ребенок. Не обменявшись ни словом, они дошли до моста. У моста они остановились. Морис обернулся.

Небо над предместьем стало красным, и было видно, как над домами взлетают тысячи искр.