Текст книги "6:0 в пользу жизни"

Автор книги: Александр Осиновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Я повернулся к телевизору.

Экран показывал пустынный израильский ландшафт, группу военных, какие-то обрывки ткани, валяющиеся на земле.

– Что случилось? – спросил я сестру.

– Террористка взорвала себя, – не отрываясь от экрана сказала та, – к счастью, никто не убит, только два солдата ранены.

– А что тебя ввергло в такой транс?

– Они говорят, что женщина, взорвавшая себя, не имела типичной арабской внешности, а, скорее всего, была женщиной европейского типа.

– Где это произошло?

– Где-то на юге, как раз недалеко от Беэр-Шевы.

– Ты думаешь, что это могла быть твоя Алла Нестеренко?

– Я уже не знаю, что и думать, – ответила сестра, и в её голосе послышались слёзы, – может быть, пойди мы сразу в полицию, ничего этого не случилось бы.

В этот момент нас пригласили пройти в кабинет на второй этаж.

Полицейский, подтянутый молодой человек чуть, внимательно слушал взволнованную речь моей сестры. Я мог только следить за выражением их лиц, ничего не понимая в произносимых словах.

Когда сестра положила перед ним расписку, которую вчера писала Алла Нестеренко и ткнула пальцем в верхнюю часть листа, я догадался, что речь идет о номере таудат зеута новообращенной приверженицы ислама. Полицейский, не спеша, стал вводить этот номер в компьютер, стоящий у него на столе. Введя номер удостоверения, он нажал клавишу ввода, отправив запрос на исполнение. Ответ на посланный запрос был получен так быстро, будто сервер, хранящий информацию обо всех гражданах Израиля, находился в соседней комнате.

По мере того, как полицейский читал электронное досье на Аллу Нестеренко, на его лице выражение озабоченности сменилось выражением удивления, которое, вскоре, переросло в веселую ухмылку.

Я ничего не понимал.

Он начал что-то говорить и та же последовательность выражений отразилась на лице моей сестры, которая вдруг воскликнула:

– О! – и, обращаясь ко мне, весело добавила, – Ты вспомнил, где вчера оставил свой зонтик?

Через четверть часа мы, перебивая друг друга, рассказывали о нашем визите в полицию.

Оказалось, что Алла Нестеренко уже давно находится в поле зрения местной полиции. Дважды ее задерживали за проституцию, но хиджаб и коран пока не фигурировали в ее досье.

Взрыв на КПП совершила не она. К тому моменту, когда мы были в полиции, личность террористки уже была установлена и это была не Алла Нестеренко.

За информацию, которой мы поделились с полицией, нам большое спасибо, но медалей за это нам не дадут, поскольку безопасность Израиля – это первоочередная забота всех его граждан.

Как только я закончил свой рассказ, как сестра, откусив большой кусок бутерброда с гусиной ветчиной, сказала, обращаясь исключительно к мой жене:

– Эта лахудра Нестеренко младше меня на целый год. Но если ей удается до сих пор заниматься проституцией, то, значит, мы еще так молоды!

Иерусалим, 2005 год.

Ночной визит

Ночной визит

Трель телефонного звонка прозвучала неожиданно громко, и от этого показалось, что телефон звонит излишне требовательно и настойчиво.

Мама, до этого уже дважды заявившая о своем намерении немедленно идти спать, но, тем не менее, продолжающая сидеть за кухонным столом и разглаживать несуществующие морщинки на его скатерти, встрепенулась и испуганно воскликнула:

– Ой, кто это может быть?

Папа, привыкший за пятьдесят семь лет супружества быть постоянной маминой опорой и ее защитником, успокаивающе произнес, проведя своей рукой по маминой спине:

– Наверное, Лена опять у нас что-нибудь забыла.

С папиным предположением любой человек, хорошо знающий мою сестру, легко мог бы согласиться. Но рядом с телефоном сидела Лера, которая и сняла телефонную трубку.

– Аллё, – произнесла моя жена своим самым приветливым голосом.

– Тетя Лера, пробасил в трубку двадцатидвухлетний племянник Сережа, – Вы не спите?

Странный вопрос. Как и такой же вопрос: «А что вы делаете?», задаваемый человеку, отвечающему тебе по телефону. Неужели не понятно, что отвечающий в момент ответа занят именно тем, что отвечает, а спавший до телефонного звонка уже не спит, и только досадует на позвонившего и прервавшего чужой сон.

Но моя жена, позабыв, о моих скучных рассуждениях на эту тему, Сереже ответила просто и спокойно:

– Я еще не сплю, потому, что сижу на кухне и разговариваю с бабушкой и дедушкой.

– А дядя Саша? – задал Сережа новый вопрос.

Дядя Саша – это я. К моменту Сережиного звонка я, единственный из обитателей родительской квартиры, спал уже примерно полчаса.

– Дядя Саша спит, – ответила Лера, – он устал и лег спать пораньше.

Этот ответ Сережу устраивал. Дядя его не интересовал, поэтому он, обрадовавшись Лериному ответу, с надеждой произнес:

– Можно я к вам сейчас зайду?

Вопрос Сережи, вызванный его желанием поговорить с Лерой как разговаривают два взрослых человека, объясняется исключительно талантом моей жены. Она так умеет разговаривать с нашими выросшими детьми и их ровесниками, что они чувствуют неподдельный интерес и уважение к их взглядам на самые различные жизненные проблемы.

– Конечно, заходи, – приветливо ответила жена.

– Только я не прямо сейчас приду, а через сорок минут, – продолжил Сережа, – мне надо еще в одном место зайти по пути.

Жена посмотрела на часы. Сейчас двадцать минут одиннадцатого, значит, Сережа намеревается придти в одиннадцать. Не самое позднее время для Леры, которая привыкла ложиться спать не раньше двенадцати. Правда – по московскому времени, которое, все же, на час опережает местное, иерусалимское. Но, похоже, что Лера эти различия во времени не собиралась учитывать.

– Приходи, – также приветливо ответила она, – я еще не сплю в это время.

И повесила трубку.

Родители, напряженно следившие за коротким телефонным разговором, после возложения трубки на телефонный аппарат не изменили позы напряженного ожидания. На кухне повисла тишина, которая была прервана нетерпеливым папиным вопросом:

– Что, Сережа сейчас придет?

Лера еще раз посмотрела на часы и ответила:

– Да, в одиннадцать часов.

Папа шлепнул ладонью по столу и, охватываемый поднимающимся внутри него негодованием, повернулся вполоборота к маме и произнес:

– Ну, скажи пожалуйста, разве можно так поздно приходить? – И уже обращаясь к Лере, добавил, – Ты же собиралась идти спать? Разве можно приходить в чужой дом по ночам и не давать спать людям?

Надежду на мирное разрешение спора внесла мама:

– Может быть Сереженька завтра сможет придти? В самом деле, зачем тебе надо не спать по ночам, кода разговаривать отлично можно и днем. Сидите сколько хотите и разговаривайте.

Пока мама робко высказывала свое смелое предложение, папа вздыхал, гладил свой затылок, в общем, весь был в растревоженных чувствах и, едва мама закончила говорить, тут же предложил очередное решение проблемы позднего визита Сережи:

– Надо сейчас позвонить Сереже и предложить придти ему к нам завтра. А? – сказал он и с надеждой посмотрел на Леру.

Жена, на которую волны беспокойства, раскачавшие в полминуты родительскую кухню до состояния небольшого шторма, не оказали никакого воздействия, спокойно возразила:

– Вы сможете спокойно спать, если я буду вполголоса разговаривать на кухне с Сережей?

Мама тут же ответила:

– По мне – так пожалуйста! Вы мне не мешаете.

Папа же попробовал возразить.

– Да мы не о себе, а о тебе беспокоимся. Ты не выспалась прошлой ночью, а теперь опять не идешь вовремя спать.

Тут уже не выдержала мама и вступилась за Сашу.

– Ну что за глупости ты говоришь? Пусть они разговаривают сколько хотят. Почему ты вечно навязываешь им свою точку зрения? Тебя никто не спрашивает!

Папа взорвался:

– Твою мать! Что вы меня все время ругаете, уже и сказать ничего нельзя!

Мама тут же сменила гневный тон на умиротворяющий.

– Говори, говори, Митенька, – ласково сказала она, – ради Бога, говори. Хуже будет, если ты станешь молчать.

Папа вздохнул, погладил маму по руке и уже спокойным голосом спросил ее:

– Пойдем спать?

– Пойдем, мой родной, – ответила ему мама, – пойдем, Лера тут без нас справится.

И родители, поддерживая друг дружку, медленно пошли в свою спальню.

Лера села на диван и включила телевизор на минимальную громкость, чтобы не беспокоить родителей и, в первую очередь, маму, поскольку папа, ложась спать, вынимал свой слуховой аппарат и телевизор, работающий в соседней комнате, его не беспокоил.

Однако родители, несмотря на объявленное намерение лечь в постель, успокаиваться, похоже, не собирались. Впрочем, папа вынул из уха свой слуховой аппарат, отчего стал говорить громче и, вслед за ним, громче стала говорить мама.

Лере, сидевшей у чуть слышно работающего телевизора, отлично было слышно каждое слово, сказанное в соседней комнате. Папу продолжал беспокоить откладывающийся на неопределенное время ночной сон моей жены.

– Ну как так можно, – вновь задал он беспокоивший его вопрос, – Разве в такое время ходят в гости?

Мама, уже успевшая лечь в кровать, и от этого, наверное, настроенная более миролюбиво, возразила:

– Но ведь он не к тебе в гости придет. Тебе что, будет мешать присутствие Сереженьки на кухне?

– Нет, они мне не мешают, – ответил папа.

– Ну, так ложись спать, пусть они себе говорят сколько хотят.

Папа вздохнул. Хотя мама говорила правильные вещи, он, все же, не торопился с нею соглашаться.

Между тем погода на улице портилась с каждой минутой.

Иерусалимская зима – ветреная и дождливая, как будто решила дать последний бой приближающемуся лету. Ветер иудейской пустыни, непрерывно дующий уже второй день, свистящий во всех щелях раздвижных иерусалимских окон и в неплотностях дешевых дверей, извлекающий звук из любого предмета, пригодного для этой цели, резко усилился и от его порывов сперва в начале улицы, а, затем, за ближайшим углом принимались истошно орать сигнализации припаркованных на ночь автомобилей. В довершение этого разгула стихии сверкнула молния и тут же послышался сухой треск громового разряда.

Мама испуганно воскликнул:

– Ой-ёй-ёй! Что это такое?

Папа с гордостью, как будто гром и молния были его союзниками, ответил на мамин вопрос:

– Это всего лишь гром гремит. А сейчас еще пойдет дождь. Со снегом, – добавил папа для усиления эффекта сказанного.

Эффект сказался немедленно. Мама воскликнула

– Как это Сереженька пойдет под дождем? У него, небось, и зонтика нет.

Папа подлил масла в огонь.

– Какой зонтик? При таком ветре зонтик от дождя не защищает, да и Сережа его никогда не берет.

– Ой-ёй-ёй! Надо Сереженьке позвонить, пусть лучше домой сразу идет. Такая ужасная погода на улице.

Папа, конечно, тут же согласился с мамой, но, понимая, что Сережа его вряд ли послушает, проявил осторожность:

– Пойду, предложу Лере позвонить Сереже, – и, дождавшись маминого согласия, вышел из спальни и обратился к Лере: – Давай Сереже позвоним. Смотри, какая погода на улице! Ну как он под дождем потом отсюда домой пойдет?

Лера мягко возразила:

– Папа, Сережа уже взрослый мужчина и сам способен решать куда ему идти и в какую погоду.

Папа выслушал ответ и скрылся за дверью родительской спальни, оттуда по-прежнему доносилось любое сказанное слово и было слышно как папа отчитывается перед мамой за результат своей вылазки.

– Она сказала, что Сережа сам может решить, что ему делать, – со вздохом сказал он.

– Правильно, я давно знаю, что Сережа нас не будет слушать и всегда поступит так, как считает нужным, – покорно согласилась с Лерой мама.

Родители огорченно замолчали, но время от времени из-за закрытой двери спальни раздавался то один вздох, то другой. После минуты тишины в спальне вновь прозвучал мамин голос:

– Когда Сереженька должен придти?

Папа откликнулся так, как будто он неотрывно смотрел на часы:

– Осталось десять минут.

Мама вздохнула:

– Вот он явится позже, а Лере его придется ждать Она и так, бедненькая, целый день на ногах. Саша вот уже сколько времени спит, а она мается тут из-за этого Сережи. Будто другого времени для визитов нет, – и мама вздохнула опять.

– Давай, я позвоню Сереже и узнаю, хотя бы, где он сейчас, – с надеждой произнес папа, и у Леры не было ни малейшего сомнения в том, что он вновь погладил маму по руке.

Вскоре из спальни раздался бодренькой голос папы, дозвонившегося до младшего внука:

– Сережа, это я, дедушка. Ты к нам собираешься?

Выслушал Сережин ответ, папа так же бодро сказал в трубку:

– Хорошо, – и принялся выключать телефон.

Мама нетерпеливо спросила его:

– Ну что там? Он идет?

– Идет. Сказал, что уже возле дома.

– А ты не спросил его, зачем так поздно надо ходить в гости?

– Не спросил, – ответил папа, – Ты разве не знаешь, что его лучше ни о чем не спрашивать?

– А что он тебе сказал? – продолжала допытываться мама.

– Сказал, что его ждет тетя Лера, а нам пожелал спокойной ночи.

– Азόхен вей!^[24]– отозвалась мама.

Во входную дверь тихо постучали. Саша встала, чтобы открыть дверь и взглянула на часы. Часы показывали ровно одиннадцать часов. Она открыла входную дверь и увидела моего кучерявого и длинноволосого племянника Сережу.

Стараясь не шуметь, Лера с Сережей прошли на кухню.

Следом за этим, дверь родительской спальни тихонько скрипнула и, прокравшись по коридору, из-за книжного шкафа на кухню заглянул папа. Увидев Сережу, он радостно заулыбался, помахал ему рукой и сказал:

– Привет!

– Добрый вечер, – вежливо ответил Сережа.

На следующий день папа, еле дотерпев до момента, когда утренний гомон на кухне немного стих, удовлетворенно сказал Саше:

– А хорошо, что я вчера позвонил Сереже, а то ты так и ждала бы его неизвестно сколько времени!

Иерусалим, 2006 год

Поручение

Поручение

День собирался стать жарким.

Солнце сияло на голубом безоблачном небе и стремительно высушивало траву везде, где яркому свету удавалось отвоевать новую часть покрытого росою газона.

Я положил в багажник нотебук, сумку с вещами и пакет с мусором. Затем отодвинул до упора назад пассажирское сиденье, наполовину откинул его назад, после этого накинул на сиденье старое детское одеяльце и вопросительно посмотрел на жену:

– Грузим? – спросил я.

Моя жена Лера, не доверяя сделанным приготовлениям, еще раз проверила подготовленное место, после чего кивнула и сказала:

– Пойдем, принесем.

После чего мы, пыхтя и отдуваясь, принесли из-за бани полутораметровую тую, растущую в большой полиэтиленовой кадке. Затем Лера, не допуская меня до работы с пушистой красавицей, упаковала ее в большой черный пакет и перевязала упаковку в двух местах. Дерево стало гораздо компактнее, но, все равно, в середине ствола оставалось еще достаточно широким.

– Я тебя очень прошу, – сказала жена, – довези тую аккуратно, не поломай ей веточки. Видишь, какая красавица будет у нас дома расти.

– Может быть, эта красавица росла бы всем на радость на нашей даче? – слабо трепыхнулся я.

– Нет, на даче ей уже нет места, – твердо возразила мне Лера, – а во дворе как раз её нам и не хватает.

После этого я уже не спорил и только придерживал снизу кадку, пока Лера располагала ствол дерева на сиденье автомобиля. Туя полулежала в машине, упираясь кадкой в пол и стволом на спинку сиденья, но ветки ее были в порядке, и земля в кадке не высыпалась на пол. Впрочем, земля еще была сырая после вечернего полива и не могла сыпаться до своего полного высыхания.

– Ты только поезжай осторожно, не тряси красавицу в каждой яме, ты меня понял? – строго сказала мне жена.

– Понял.

– Когда домой приедешь, аккуратно ее вынь, занеси в дворницкую и распакуй, чтобы туя не задохнулась.

– Понял.

– Если дворницкая будет закрыта, зайди в ТСЖ и попроси у Нины ключ.

– Да понял я, ты все это мне уже говорила.

– А что толку? Тебе можно одно и то же говорить по сотне раз, а ты все равно сделаешь по-своему, – Лера обиженно поджала губу.

– Я сделаю все именно так, как ты сказала.

Лера посмотрела на меня недоверчиво и переключилась на другую тему:

– Я тебе в багажник ставлю два ящика с цветочной рассадой.

– Какой рассадой?

– Какая разница, какой? Тебе что пуанцетия, что бегония – все одно и то же. Ты тут же забываешь названия цветов, а наш сад видишь только на фотографиях, когда я тебя вынуждаю их рассматривать.

Я предпочел промолчать, тем более, что жена кое в чем была права – я, действительно, не был в состоянии запомнить названия выращиваемых ею цветов.

– Что я должен с этой рассадой сделать? – попробовал я переключить Леру на более прагматическую тему.

– Ты сразу, как только приедешь, первым делом достань рассаду и отнеси ее на балкон. Поставь ящики в тень. Рассада очень нежная и я боюсь, что она задохнется в багажнике от жары. Первым делом – достань рассаду.

– Понял.

– И обязательно встреть меня с поезда. У меня будет с собой тяжелый пакет с растениями.

– А увезти сейчас на машине этот пакет нельзя? Как же ты его дотащишь до поезда? – попробовал я возразить Саше.

– Вот если бы ты мог уехать часом позже, то ты бы его и забрал.

– Я не могу задержаться, ты же знаешь, что у меня суд, – тут же заметил я.

– Поэтому я растения выкопаю позже, а Миша посадит меня на поезд.

– Ты с ним договорилась?

– Да. Он придет за час до поезда, меня проводит до платформы и донесет пакет.

– Не забудь свой телефон на даче.

– Не забуду. Пока.

Жена чмокнула меня в щеку и пошла отпирать ворота.

Дорога от дачи до дома была не близкой, но я рассчитывал доехать за полтора часа. Обычно так оно и бывало, если только поездке не предшествовал ливень. После ливня последний, если считать от дома, и первый, если считать от дачи, не заасфальтированный двадцатикилометровый участок дороги покрывался ямами, которые очень быстро углублялись под колесами проезжающих машин, и в таком виде щебеночная дорога пребывала до очередного проезда грейдера. Грейдер быстро заравнивал образующиеся после дождя ямы, но последствия работы грейдера так же быстро исчезали, если погода вновь становилась ненастной. Говорят, что через три-четыре года эту дорогу наконец-то полностью заасфальтируют и она станет намного приятнее и быстрее. Однако сегодня дорога была сухой и, в общем-то, достаточно ровной.

Восемьдесят километров в час для пыльной щебенки – скорость достаточно высокая. Работал кондиционер, в салоне было комфортно, и только в зеркало я мог видеть, как за машиной в душном безветрии жаркого дня поднимается желтая пыль.

До начала асфальта оставалось около пяти километров, когда руль начал вихлять и я услышал характерное хлопанье резиновой покрышки.

Не сомневаясь в том, что я мне предстоит увидеть, я остановился и вышел в жаркий летний день, наполненный звоном слепней, моментально слетающихся на автомобиль, как на какое-то большое, полнокровное животное.

Левое переднее колесо, двадцать минут назад радовавшее мой взгляд своей упругой накачаностью, теперь припало металлическим диском к дороге, распластав резину по каменистому щебню.

Искать причину не имело никакого смысла и я, отмахиваясь от слепней, полез в багажник за инструментами и запаской. Но, вначале, мне предстояло освободить место в багажнике.

Два ящика с рассадой, любовно собранные Лерой для нашего двора, я вынул и поставил в тень за машиной. Туда же отправился пакет с мусором. Свою сумку положил в салон. После этого достал запасное колесо, домкрат и баллонный ключ.

Когда я только начал пристраивать домкрат с левой стороны автомобиля, мимо меня промчался «Опель», и на десять секунд я оказался в густом пыльном тумане.

Ого, – подумал я, – если бы за ним шла другая машина, то она бы впилилась в меня на полной скорости.

Знак аварийной остановки я разыскал в углу багажника и поставил его в сорока метрах позади автомобиля. Теперь стало возможным сменить колесо.

О том, что у меня ничего не получится, я понял уже через минуту.

Домкрат, представляющий собой ромбовидную конструкцию из четырех реек, не желал работать, поскольку оказалась сорванной пластмассовая резьба в самом важном месте этого устройства. Других вариантов не было – вся надежда была только на проезжающие автомобили.

Первым проехал лесовоз, водитель которого ввиду старости грузовика и невозможности в одиночку сменить колесо, вообще пренебрегал таким устройством, как домкрат. Второй проехала древняя «шестерка», у которой в инструментах лежал такой же, как и сама машина, древний реечный домкрат, который мне, а точнее, моей машине, никак не подходил в силу ее конструктивных особенностей.

Третья машина пролетела мимо меня в клубах пыли, не заметив, или не желая оказывать помощь. Только через двадцать минут, около меня остановился видавший виды «гольф».

– Что случилось, спросил водитель «гольфа».

– Домкрат накрылся, можете свой одолжить на три минуты? – ответил я, пытаясь понять, какова будет его дальнейшая реакция и не придумает ли он отговорку, чтобы не ожидать завершения моей работы.

Водитель «Гольфа», не выражая никаких эмоций, полез в багажник и вытащил нормальный гидравлический домкрат, именно такой, который я уже давно собирался себе купить.

– Сами справитесь? – спросил он. Я кивнул, не поняв смысла его вопроса.

Водитель «Гольфа» закурил, а его спутница вышла из машины и стала рассматривать цветочную рассаду, стоящую в ящиках в тени моей машины. Слепни вились вокруг, норовя укусить сразу в нескольких местах. Я отмахивался от них, проклиная, сквозь зубы, жару, спущенное колесо, поломанный домкрат но, больше всего, этих противных насекомых.

– А вот это, с синими цветочками, – что это такое? – услышал я ее вопрос, но не понял, что вопрос адресован мне, и поэтому промолчал.

Между тем муж любопытной пассажирки подошел к моему ящику и спросил ее:

– Вот этот?

Та кивнула.

Мужчина сказал:

– По-моему, бульбульденция, – и, уже обращаясь ко мне, добавил, – я правильно говорю?

Я пожал плечами, заворачивая последнюю гайку, но, понимая, что от меня сейчас ждут ответа, пояснил:

– Я не разбираюсь в цветах. Это у меня жена специалист, а я – водитель. Привезти, выгрузить, в крайнем случае – полить.

Супруги, только что интересовавшиеся цветами, посмотрели на меня с сожалением.

– Я что-нибудь вам должен? – спросил, возвращая домкрат.

– Нет, ничего. Счастливо вам и вашей жене, – ответил водитель «гольфа».

У меня еще оставалась возможность успеть в суд, если только на все сборы, связанные с переодеванием, умыванием и, самое главное, освобождением машины от растений я потрачу не более 30 минут.

С такими мыслями я ехал по асфальту московского шоссе. Позади уже осталась самая тяжелая часть дороги. На подъезде к маленькой деревушке, стоящей на московской трассе, я заметил скопление машин. Секундой позже стало понятно, что это – результат недавнего столкновения, не очень серьёзного, но после которого на дороге оставались куски пластмассового бампера одной из пострадавших машин.

Маневрируя между машинами и обломками бампера, разглядывая поврежденные автомобили, я попытался оценить последствия аварии, и в этот момент почувствовал, что правое колесо моей машины наехало на что-то твердое, и, проехав не более пятидесяти метров, с чувством обреченности убедился, что у меня вновь возникли недавние проблемы.

Острый кусок бампера не просто проколол колесо. Пластмасса прорезала боковину покрышки, сделав очень сложным ее последующий ремонт.

Снаряд опять угодил в ту же воронку. И в суд я уже не успевал.

В принципе, можно было бы сейчас оставить здесь машину и добраться до города на попутных автомобилях. Потратить деньги, но – успеть, если бы не эти растения, которые сейчас ломали весь мой дневной график. Я посмотрел на тую, полулежащую на переднем сиденье, и беззвучно ругнулся в ее адрес. Я чувствовал себя связанным, а, точнее, привязанным всеми этими стволами и побегами к моему неисправному автомобилю.

Впрочем, в том, что я не успею в суд, нет ничего непоправимого. Заседание, скорее всего, и так бы перенесли. Однако после суда у меня была запланирована масса других дел и ждать на дороге чуда у меня нет времени. Надо было что-то делать.

Я вновь полез в багажник, вынимая, вначале, ящики с цветочной рассадой, потом знак аварийной остановки, потом снятое с машины пробитое колесо. Проделав это, я рассаду опять поставил в багажник, выставил сзади знак аварийной остановки и запер машину.

Мой план состоял в том, чтобы доехать до большой деревни, находящейся километрах в пятнадцати от этого места, отремонтировать колесо и вернуться обратно. Где-то в той деревне я видел вывеску «ремонт колес».

Останавливать легковушки утром в понедельник, когда у большинства проезжающих багажники забиты разным дачным барахлом, дело бесполезное, особенно если у тебя в руках пыльное спущенное колесо. А я уже настолько вывозился в пыли, что в приличную машину стало неловко проситься.

Наконец около меня остановился непритязательный «камаз».

– У меня такого запасного колеса нет, – пошутил водитель грузовика.

– Подбрось до Ушаков, там должен быть ремонт.

– Садись.

В жаркой, продуваемой июльским ветерком кабине, водитель полюбопытствовал:

– Что, без запаски катаешься?

– Да нет, второй раз спускает за полчаса.

– Бывает. Я как-то из Тосно зимой на «волге» в Москву ехал, так, не поверишь, четыре раза по пути туда колеса менял.

– Может колеса были уезженные.

– Нет, колеса были новые. Щетки металлические, наверное, были старые.

– Какие щетки? – не понял я.

– Снегопад был накануне. Дорогу чистили, а машины, у них старые и с металлических щеток, которыми счищают снег, кусочки проволоки сыпались на дорогу. А на моей «Волге» все баллоны были с камерами, вот они и спускали при малейшем проколе. Была бы бескамерная резина – я бы до Москвы доехал без остановок.

Потянулись деревянные дома Ушаков. Где-то слева, как мне казалось, я выдел вывеску «ремонт колес». Кажется, это здесь.

«Камаз» тормознул, подняв пыль на обочине. Я вылез из кабины, прижимая к себе колесо, и благодарно махнул рукой водителю.

Вокруг гаража, сложенного из белого силикатного кирпича, было подозрительно тихо.

Я уже не старался держать колесо подальше от своих штанов, а, напротив, прижимал его к себе, экономя силы в этот жаркий день. Подойдя к обшарпанной двери гаража, я свободной рукой смахнул каплю пота на виске и потянул за ручку двери. Дверь не открывалась.

Я потянул сильнее, потом, осознавая тщетность своих попыток попасть внутрь, забарабанил в дверь из всех сил. Внутри никого не было.

Часы показывали начало двенадцатого.

Может быть, – подумал я, – ремонт работает с одиннадцати и вот-вот откроется? Но для деревенских, с их привычкой начинать работу с рассветом, это показалось мне тщетной надеждой.

Пока я так размышлял, из-за соседнего дома на велосипеде выехал парнишка лет двенадцати.

– Послушай, – крикнул я ему, боясь, что он нырнет в проезд между домами и исчезнет, – ты не знаешь, ремонт сегодня работает?

Мальчишка заложил вираж и не торопился отвечать.

– Не-а, – наконец ответил тот.

– Почему?

– А его уже с пятницы нет, уехал куда-то.

– Ты точно знаешь? – мне не хотелось верить в очевидное.

– Мамка говорила, – велосипедист сделал еще один круг и нырнул в проезд между домами.

Я вслед крикнул:

– Здесь есть еще где-нибудь ремонт колес?

В ответ он мне что-то ответил неразборчивое и окончательно скрылся из вида.

Я потащил спущенное колесо обратно к дороге.

По всей видимости, в деревне больше нигде не было ремонта колес. Оставалось только ехать вперед, в Тосно, где, наверняка, был ремонт колес.

Но в Тосно надо умудриться попасть. Объездная дорога начиналась через два километра на выезде из Ушаков. Большинство автомобилей, особенно – грузовиков, шли по объездной и в Тосно не заезжали. Значит, мне надо на одной машине доехать до поворота на объездную, а после этого ловить попутку в Тосно и там уже ремонтировать колесо. Перспектива не очень приятная. В лучшем случае, часа три на все это уйдет.

Солнце, между тем, стояло в зените и нещадно палило. Мимо проносились легковые машины с плотно закрытыми стеклами. Внутри них сидели люди, обдуваемые прохладой из кондиционеров. Страшно хотелось пить.

Цветы, – подумал я, – они в багажнике совсем задохнутся. Саша оставила их мне в расчете, что через два часа они уже будут в тени на балконе. Уже прошло три часа, а до дома, самое малое, еще четыре. Мне представились вялые цветочные побеги с пожухлыми листьями и Саша, которая говорит, чтобы я отнес этот пакет с загубленной рассадой на помойку. Я не знал, что мне делать: ехать дальше или возвращаться обратно? А что делать, вернувшись обратно со спущенным колесом?

В это время около меня затормозила маршрутка с надписью «Любань». Из машины выбралась женщина. Я, повинуясь чувству, что эта подсказка мне послана не зря, подхватил колесо и забрался в салон машины.

– Через пятнадцать километров, слева, на обочине стоит серебристый автомобиль. Там выйду, – сказал я чернявому водителю.

– Пятнадцать рублей, – со среднеазиатским акцентом ответил мне водитель.

Первым делом я выпил минералки. Бутылка нагрелась, вода была горячая, но это была моя вода и это была моя машина. Заведя мотор, и включив обдув салона на полную мощность, я уже через полминуты сидел под струей прохладного воздуха.

Зазвонил мобильник. Прежде, чем ответить, я посмотрел на часы. Времени было без десяти минут час.

– Мы с Вами договаривались на два часа. Звоню, чтобы уточнить время встречи, – услышал голос одного из тех людей, с кем у меня были назначены деловые встречи.

– Извините, Виктор, сегодня не получится, я еще далеко от города, – ответил я вслух и про себя добавил, – и фиг знает, когда я в него сегодня попаду.

Я вновь подумал, что если бы не эта чертова туя и ящики с рассадой, мне бы сейчас ничего не стоило добраться до дома, переодеться, заниматься весь день делами, а не торчать сейчас на дороге в грязных джинсах. А завтра я бы приехал сюда с Витей, или с Сережей, или со Стасом – вариантов было много, чтобы отремонтировать колесо и забрать машину.

Я чертыхнулся и вылез в жаркое марево летнего дня. Воздух над нагретым асфальтом струился и дрожал.

Вначале я вытащил из машины один ящик, потом – второй и поставил их сзади, где была хотя бы небольшая тень от автомобиля. Между сиденьями, на полу, валялась наполовину пустая полулитровая бутылка воды без газа. Я достал бутылку и, зажав пальцем горлышко, стал осторожно разбрызгивать воду на рассаду. В голову пришла мысль, что Саша, увидь она меня сейчас, наверное, похвалила бы за догадливость.

Когда вода в бутылке закончилась, я понял, что обречен добираться домой только вместе с этими двумя ящиками рассады и с туей, которая ждала меня, полулежа на переднем сиденье автомобиля. Как только я себе это сказал, мне стало легче и свободнее, а глухое раздражение, комом стоявшее в груди, стало стремительно таять.

Но, вначале надо было сделать несколько звонков, отменить несколько встреч, предупредить, что меня сегодня не будет, поставить опять ящики в багажник и доползти полсотни метров до ближайшего деревенского дома.