Текст книги "6:0 в пользу жизни"

Автор книги: Александр Осиновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Это наша лучшая половина, – хохотнул Курилин и его спутники заулыбались, после чего он добавил, – вторая машина прямо на фабрику пошла.

Лучковский нервничал, хотя и старался это скрывать, поэтому он смотрел в окно и молчал.

– У тебя все бумаги с собой, ничего не забыл? – прервал его молчание Курилин.

Имея некоторый опыт решения такого рода задач, Саша вынес оттуда твердое убеждение, что в основе любой неудачи лежит какой-нибудь незначительный промах, вроде забытой дома доверенности, не поставленной на документе печати, неопределенной договоренности с чиновником или еще чего-нибудь в таком же роде. Поэтому все, что зависело от Саши – он сделал. С «ментовкой» договорился, во вневедомственную охрану конверт занес, после чего ему твердо обещали не вмешиваться в споры между акционерами, а контролировать исключительно соблюдение общественного порядка.

Услышав заданный Курилиным вопрос, Лучковский встрепенулся и начал перебирать в уме все те документы, которые лежали у него в папке. И сразу же его как кольнуло: на протоколе внеочередного собрания отсутствовала подпись секретаря собрания.

– Я … я, кажется, забыл одну подпись поставить, – проговорил Лучковский.

– Так, начинается, – голосом, не предвещающим для Лучковского ничего хорошего, ответил Курилин, – и какую же подпись?

– Подпись секретаря на протоколе собрания акционеров.

Машина, которую по-прежнему уверенно вел Курилин, подъезжала к месту встречи участников планируемой операции. Отсюда до фабрики оставалось около пятисот метров. На этом месте уже стояла машина Расина и машина второй группы сотрудников охранного предприятия «Стрела».

Курилин первым вышел из машины и, не дожидаясь, пока все остальные выйдут, поздоровавшись с Расиным, сказал:

– У нашего друга не все документы в порядке. Какой-то подписи не хватает.

– Какой подписи не хватает? – спросил Расин у подошедшего к ним Лучковского.

– Подписи секретаря на протоколе внеочередного собрания, ответил тот.

– А кто секретарь?

– Главный инженер, Виктор Леонидович Горелик.

– Это ваш друг, который нам всю информацию сливал?

– Ну да.

– Когда вы сможете получить его подлинную подпись?

– Думаю, что после девяти утра.

– Значит так, поставьте сейчас похожую на его подпись закорючку и никому не давайте снимать копию с протокола, пока мы не получим его подлинной подписи, – и, уже обращаясь к Курилину, Расин добавил, – нельзя по такой причине отказываться от реализации наших намерений. Сейчас я быстро гляну на документы, после чего мы все едем на фабрику.

Через три минуты все машины двинулись в сторону фабрики «Салют».

Затормозив около проходной «Салюта», Саша сразу направился к одиноко сидевшему за большим стеклом проходной охраннику в милицейской форме. Все остальные участники операции не спеша покидали машины, внимательно наблюдая за происходящим на проходной.

То, что говорил Саша Курилин и то, что он показывал дежурному, участникам операции было не слышно. Но было видно, что, послушав некоторое время Сашу и посмотрев на его бумаги, охранник кому-то позвонил, после чего несколько раз кивнул головой, повесил трубку и, почти сразу Курилин вышел на улицу и радостно сказал.

– Все. Путь открыт. Алексей Борисович и Дмитрий Сергеевич пожалуйте в кабинет генерального директора. Витя и Петр остаются здесь, остальные – за мной.

Алексей Борисович Лучковский вышел вперед и толкнул дверь, ведущую на территорию фабрики.

Владимир Ильич Колобков был бледен.

Последний раз, накануне вечером, он, закрывая дверь, на которой красовалась табличка «Генеральный директор Колобков В.И.», даже представить себе не мог, что кто-то вместо него войдет в его кабинет и начнет здесь распоряжаться.

Владимир Ильич за прошедшие семь лет настолько привык к тому, что на фабрике только он хозяин, а остальные лишь следуют его указаниям, что даже тогда, когда главный инженер захотел продать ему акции фабрики, не стал выкладывать деньги, а решил, что тот никуда не денется, тем более, что у Владимира Ильича наступал срок последнего платежа за строящуюся квартиру и лишних денег совсем не было.

Теперь он вошел в кабинет директора, но остался стоять у самых дверей. Вроде все было как прежде, все вещи, которые каждый день встречали хозяина, лежали на своих местах, только теперь кабинет этот стал чужим, и вещи стали чужими, и Владимир Ильич робел сделать еще один шаг по направлению к столу, за которым сидел чужой человек, сидел в его кресле так, как будто оно стало его собственным.

Человека этого Колобков знал как своего бывшего главного механика Алексея Лучковского, которого в свое время уважал за хорошее знание им работы агрегатов и механизмов фабрики, но на которого никогда не глядел, как на своего возможного преемника.

– Вы понимаете, что это незаконно? – сказал Владимир Ильич заранее заготовленную им фразу.

– Пожалуйста, вот протокол внеочередного собрания акционеров, – вместо ответа сказал ему Расин, сидевший в кресле у стены и, поднявшись, протянул бывшему директору два листа с текстом, отпечатанным на принтере.

Владимир Ильич внимательно посмотрел на этого Расина, но лицо этого мужчины было ему незнакомо. Он взял предложенный ему протокол собрания в руки, но руки предательски дрожали и читать бумагу стоя было тяжело.

– Можно я сяду? – зачем-то спросил он у Лучковского.

Тот ответил:

– Конечно, конечно, – но не сумел скрыть довольной усмешки от замеченной растерянности Владимира Ильича, отчего теперь уже бывший директор почувствовал жгучий стыд за самого себя и его обширная лысина покрылась мелкими капельками пота.

На бумаге были указаны цифры, но за цифрами стояли конкретные люди, а Владимира Ильича сейчас интересовали не цифры, а они, люди, которые его предали, которые продали и свои акции и его, отца родного для коллектива трудового, как любил шутить Владимир Ильич под одобрительные улыбки своего женского, в основном, коллектива.

– Может быть вам перечислить, чьи именно акции участвовали в этом собрании? – новый директор как будто угадал незаданный вопрос.

Владимир Ильич кивнул в ответ и тот по памяти начал перечислять акционеров, количество акций, которые у них были и которые эти акционеры то ли продали ему, то ли передали по доверенности. Запомнить, а, тем более, подсчитать это в уме было невозможно.

Расин на этот раз подвинул к нему калькулятор и положил на стол чистый лист бумаги. Владимир Ильич взял предложенный калькулятор и начал складывать цифры. Закончив сложение, он нажал на калькуляторе клавишу деления и набрал знакомое число общего количества акций фабрики. Калькулятор предательски показывал 0.506, что означало 50.6 процента. Это было больше половины. Это был финал.

– Но ваше собрание незаконное, – попробовал возразить Владимир Ильич, вытирая лоб и лысину носовым платком.

– Пожалуйста, обращайтесь в суд, – спокойно ответил ему Расин. Новый генеральный директор молчал и наблюдал за происходящим с легкой полуулыбкой.

– Вы совершили захват предприятия. Это же самоуправство.

– Пожалуйста, обращайтесь в милицию или в прокуратуру, – последовал такой же спокойный ответ.

Владимир Ильич понял, что ему их не переспорить. Помимо численного превосходства (а за дверью стояли еще три крепких паренька в пятнистой униформе), захватчики хорошо подготовились, его приход в этот кабинет ничего не менял в их планах. Они его сосчитали и они все предусмотрели.

– Я могу взять свои личные вещи? – смиренно произнес он.

– Пожалуйста, – Лучковский встал, открыл и шкаф. На полке стояли пять полиэтиленовых пакетов с вещами. Он взял лежащий сверху лист бумаги и подошел к Колобкову. На листе было написано слово «опись» и перечислялись все вещи бывшего генерального директора, которые новыми хозяевами уже были сложены в пакеты.

– Я могу посмотреть свои вещи сам? – спросил Владимир Ильич, не притрагиваясь к описи.

– Пожалуйста, – Алексей Борисович сделал широкий жест.

Владимир Ильич подошел к столу, заглянул в один ящик, потом в другой, третий. Взял папку, положил в нее какие-то бумажки, подошел к шкафу и также достал несколько бумаг, предварительно показывая их внимательно наблюдавшему за его действиями новому директору. Потом он взял синюю папку с завязками, подержал ее в руке, помедлил, и поставил обратно. Затем направился к пакетам, заглянул в них, но не стал проверять содержимое. Взял пакеты в две руки и повернулся к двери, собираясь уходить.

– Владимир Ильич, хотелось бы ключ от сейфа получить. Не ломать же сейф, пусть еще послужит, – сказал новый директор.

– Я не помню где ключ. Я его поищу. Позвоните мне дня через три, – ответил Колобков.

– Хорошо, – легко согласился Лучковский, – До свидания.

Колобков ничего не ответил и вышел. Охранники, ожидавшие за дверью, пошли вслед за ним. В кабинете остались Алексей Лучковский и Дмитрий Расин.

Расин, который опять уселся в кресло пока Колобков высматривал свои вещи, поднялся, подошел к шкафу и достал синюю папку с завязками, ту самую, которую до этого доставал Владимир Ильич. Он развязал завязки и из папки на пол выпал ключ, судьба которого видимо и беспокоила бывшего генерального директора.

– Ну вот, нашелся ключ от сейфа. Теперь все, два дня можно жить спокойно, – сказал он.

– Почему два дня? – не понял Лучковский.

– Потому, что они сейчас начнут бегать по кругу: милиция, суд, прокуратура, но раньше, чем через два дня у этих органов никакой реакции не будет. Пока счет: один – ноль в нашу пользу. Теперь открываем сейф, достаем устав и срочно едем к нотариусу делать новую банковскую карточку.

Дальнейшие события на фабрике вначале стали развиваться по предсказанному Расиным сценарию, но с тем отличием, что судебными делами друзья Колобкова почему-то не спешили заниматься, зато необычную активность стала проявлять районная прокуратура.

Через месяц после захвата фабрики было назначено новое собрание акционеров.

На этот раз все акционеры были извещены о проведении собрания, функции счетной комиссии на собрании выполнял регистратор общества, которому ведение реестра было передано сразу после переворота. Строго говоря, это был один из тех документов, которые заранее заготовил Расин, а новому председателю совета директоров оставалось всего лишь поставить свою подпись, что он и сделал в день водворения Лучковского в кабинете генерального директора фабрики.

В фойе фабрики, за одним общим столом расположилась вся счетная комиссия, состоящая их трех человек. Акционеры по очереди подходили к этому столу, предъявляли свои паспорта и, получив бюллетени, расписывались напротив своей фамилии.

Расину стоял в стороне и наблюдал за происходящим.

Регистрация немногочисленных участников собрания была в самом разгаре, когда неожиданно для всех открылась дверь и на пороге появился Колобков.

Почти вслед за Колобковым в фойе вбежал Курилин и, подойдя к Расину, зашептал ему на ухо:

– Колобков и еще один хмырь приехали на старенькой БМВ красного цвета. За сквером остановилась светло-бежевая машина, «Жигуленок» четвертой модели. В машине четыре человека, из машины они не выходят. Мой человек сходил на разведку и сообщил, что, по всей видимости, у них в портфеле приемник и наверняка они слушают Колобкова, значит у Колобкова в одежде спрятан микрофон.

– Ну и что? – реакция Расина была очень спокойной, – Мы же не собираемся ему руки выкручивать и требовать от него подписи. Напротив, если сейчас Колобков зарегистрируется для участия в собрании, то он лишит себя возможности ссылаться в суде на многие вещи.

Между тем Колобков спокойно встал в хвост небольшой очереди и стоял молча, наблюдая за происходящим. Расин также молча наблюдал за Колобковым. Вскоре в фойе вошел и присоединился к Колобкову незнакомый Расину плотный мужчина средних лет, которого, как решил Расин, Курилин и обозвал хмырем. Когда очередь дошла до Колобкова, он попросил допустить для участия в собрании своего представителя, того самого мужчину, который стоял рядом с ним. Хотя это было не по правилам, Расин решил рискнуть и кивнул председателю счетной комиссии.

– У вас доверенность есть? – задал свой обычный вопрос председатель комиссии, на что представитель Колобкова кивнул и достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо экземпляр нотариально заверенной доверенности. Председатель комиссии взял ее и сказал:

– Пожалуйста, проходите в зал.

– А доверенность? – несмело спросил Колобков.

– Доверенность останется у нас, – ответил председатель комиссии.

Колобков и его представитель потоптались на месте, после чего направились в актовый зал, два первых ряда кресел в котором уже были не очень плотно заполнены участниками собрания.

Расин радостно подмигнул наблюдающему за этой сценой Курилину.

– Саша, посмотри-ка по своим каналам, что это за человек, – протянул он Курилину копию доверенности гостя.

Курилин взял документ в руки и прочитал:

– Кутузов Анатолий Александрович, – после чего добавил, – На «мента» похож. Завтра я буду знать точно, что это за птица.

– Я знаю, что это за птица, – Лучковский неожиданно появился в двери, ведущей в зал заседания, – ничего о Кутузове узнавать не надо, я с ним уже поговорил.

– Когда же вы успели? – спросил изумленный Расин.

– Пока вы тут Колобкова пасли, я с Кутузовым переговорил. Мне понятно, чего они хотят и мы договорились с ним о встрече на следующей неделе.

– Борисыч, ты только не вздумай на встречу в одиночку поехать, – заметил Курилин, – мало ли что…

– А что может такого со мной произойти? – с легким сарказмом спросил Лучковский.

– Вообще-то такие вопросы всегда со службой безопасности согласовывают.

– Вопросы безопасности или вообще все вопросы? – опять спросил Лучковский.

– По большому счету – все вопросы.

– Все вопросы я никогда ни с кем согласовывать не буду. Вопросы, касающиеся моего бизнеса я постараюсь решить сам, в том числе и вопрос о том, кому участвовать в переговорах, а кому – нет, – ответил Лучковский и, не дожидаясь ответа, повернулся и направился в зал, где должно было состояться собрание акционеров.

Курилин был крайне удивлен полученной им от директора резкой отповедью, но Расин еще больше был удивлен стычкой, которая, по всей видимости, имела более глубокие корни.

Стычкой, которая грозила перерасти в серьезный конфликт.

Прошло чуть более двух недель после этого собрания акционеров.

В один из своих приездов на фабрику Расин по пути в кабинет генерального директора был остановлен Сашей Курилиным.

Курилин, повторяя, что ему срочно надо с ним переговорить, увел Дмитрия Сергеевича, в комнату, которую занимало охранное предприятие.

– Это очень хорошо, что я вас встретил, я уже сам собирался позвонить, – обрадовался Саша.

– Что-нибудь произошло?

– Да как вам сказать? Пока еще нет, но может произойти.

Лучковский, как и собирался, на следующей неделе после собрания встречался с Кутузовым. Примерно в то же самое время через своих общих знакомых, которых у него с Кутузовым оказалось достаточно, Курилин раздобыл телефон и позвонил бывшему подполковнику ФСБ Кутузову. Кутузов удивился добычливости Саши Курилина, но от встречи с ним уклонился, а Лучковскому рассказал о стремлении Курилина играть свою собственную игру.

Лучковский тогда ничего не сказал Саше, но отношение к нему переменил. Курилин понял, что он недооценил Лучковского, считая того недотепой, каким он казался поначалу, но понял Саша это поздновато. Лучковский же сделал вывод для себя, что с Сашей Курилиным надо расставаться.

Саша это понимал и хотел предотвратить неминуемый, казалось бы, разрыв.

– Лучковский начал встречаться с другой стороной, – сказал Саша, плотно прикрыв дверь.

– Да, он же сам сказал нам об этом.

– Но он считает, что теперь на фабрике он самый главный. Борисыч забыл каким он был пацаном, когда все это начиналось и вообще – в каком дерьме он бы был сейчас, если бы не мы с вами.

– Саша, – спокойно сказал Расин, – Лучковский владелец контрольного пакета акций, генеральный директор фабрики и кто, кроме его самого, может решать судьбу предприятия, которым он владеет? Или у тебя другой взгляд на положение вещей?

– А то, что без нас с вами он не стал бы владельцем предприятия и продолжал бы бегать по своим драным клиентам….

– А за это он нам с вами деньги платит. Он что-то не заплатил, он что-то тебе должен? – начал горячиться Расин.

Курилин как-то сразу обмяк, перестал горячиться и уже другим тоном произнес.

– Ну вы, все-таки, попробуйте поговорить с Алексеем Борисовичем, – понимая, что этот разговор все равно не принесет результата, попросил Курилин.

– Хорошо, я поговорю, – понимая, что Курилин и не возлагает на этот разговор каких-либо надежд, ответил Расин.

Однако Лучковский, когда Расин дошел до его кабинета, предвосхитил все вопросы и, как бы продолжив тему, первый сказал:

– Я хочу поменять охрану и пригласить людей, которых хорошо знаю, с которыми вместе служил и которые не будут мне навязывать свое участие в моем бизнесе.

– А как же Курилин и его охранное предприятие?

– Саша Курилин пытается решать мои вопросы за меня, а я очень не люблю, когда меня за дурака держат. Если он это не понял раньше, то мне придется с ним расстаться. И зачем это мне, Дмитрий Сергеевич, – Лучковский хитро улыбнулся, – держать возле себя пятую колонну, готовую в любой момент устроить очередной захват. Я думаю, что мой захват должен стать единственным и неповторимым.

Лучковский по привычке, унаследованной им от отца, некогда тоже военного моряка, привычке, старательно культивируемой им всю его сознательную жизнь, старался решать вопросы сразу же, не откладывая их в долгий ящик.

Поэтому, как только Дмитрий Сергеевич вышел из кабинета Лучковского, тот сразу взялся за телефон, чтобы позвонить Курилину и позвать того на разговор, но, подумав, положил трубку и направился к нему в комнату, которую занимало охранное предприятие «Стрела».

– Привет, Саша, – сказал Лучковский, закрывая за собой дверь.

В комнате Курилин был один и смотрел по телевизору, установленному на холодильнике какой-то сериал со стрельбой.

– Привет, – ответил тот, выключая звук. Алексей с недовольным видом покосился на телевизор и Саша, заметив это движение, нажал на дистанционном пульте кнопку, выключая уже замолкнувшее изображение.

– Я хочу поговорить с тобой о прекращении вашей работы на фабрике, – с места в карьер объяснил директор цель своего визита.

Саше немного опешил от неожиданного предложения Лучковского, заполняя паузу, сложил и отложил в сторону развернутую газету, кашлянул, сбивая волнение, комом застрявшее в горле, и, переходя на официальный тон, спросил:

– Вы, Алексей Борисович, хотите прекратить действие договора об оказании охранных услуг?

– Да, Александр Васильевич, именно это я и хочу вам предложить.

– Ты совсем не понимаешь, что творишь? – резко меняя тональность разговора, пошел Курилин в наступление, – Ты думаешь, что поменять «крышу» можно просто расторгнув охранный договор? Да за такие дела знаешь, чем отвечают?

– Ты меня, друг сердечный, на пушку-то не бери, – спокойно ответил Лучковский, – Во-первых ты со своей командой никакая мне не «крыша» и «крышей» моей никогда не были. Сейчас не начало девяностых и я не лох какой-то, чтобы меня одни бандиты от других охраняли. Во-вторых, в моем бизнесе ты не в доле, поэтому все мои обязательства перед вами только денежные и только за охранные услуги. И, в-третьих, твой шеф, как я понимаю, не в курсе о наших с тобой отношениях, и, наверное, очень удивится обстоятельствам нашей размолвки. А я ведь не постесняюсь к нему пойти и попросить совета о том, что мне делать с твоими претензиями на участие в моем бизнесе.

Саша Курилин понял, что им был взят неверный тон. Хозяин не мог защитить его интересы на фабрике «Салют» потому, что Хозяин ничего не знал о работе своего охранного предприятия на фабрике и, соответственно, не мог заявить о своих интересах.

– А что, мы только охраной, по-твоему, занимались? Тебе не кажется, что выполненная нами работа – это не только охрана? Ты, вообще-то, представляешь сколько стоит захват предприятия? И вспомни, каким ты пришел на эту фабрику и как мы тебя, как ребенка, завели в этот кабинет.

– Я выполнил и выполняю все свои обязательства перед вами, – также спокойно ответил Лучковский, – я никогда не просил вас о чем-то, не договорившись о цене за эту услугу. И всегда в срок отдавал деньги. Что же касается захода на фабрику, то, поверь мне, ребенком я не был уже наверное не буду, а если у меня и были проколы, то не ты их исправлял. К тому же, дорогой Саша Васильевич, я уже не тот человек, который летом впервые сел в кресло генерального директора фабрики. Совсем не тот.

– Так что случилось, Алексей? – уже совсем миролюбиво спросил Курилин.

– Вы пытаетесь вмешиваться в мои дела, пытаетесь действовать за моей спиной.

– Ты имеешь в виду мой звонок Кутузову?

– И звонок тоже. И разные разговоры с моими сотрудниками. Давай не будем это ворошить. Я принял решение, а я человек упрямый, я своих решений не меняю. Я хотел бы, чтобы мы расстались с тобой друзьями, не сможешь – переживу.

– А деньги за последние две недели после уведомления?…

– Деньги заплачу, ты меня знаешь, я никогда не вру, если речь идет о деньгах.

– А в каких случаях врешь? – уже с улыбкой спросил Саша.

– После второй женитьбы – уже ни в каких, – в тон ему ответил Алексей.

Борьба за власть на фабрике «Салют» продолжалась, но продолжение это было неспешным.

С одной стороны, районная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении Лучковского, но следствие по делу шло не спеша. Суд по иску Колобкова тоже обещал быть долгим, так как на фабрике было проведено уже три собрания акционеров, а оспаривалось пока еще только первое.

С другой стороны, уголовное дело было возбуждено и в отношении Колобкова, создавшего двумя годами ранее общество с ограниченной ответственностью и передавшего новому обществу в аренду всю недвижимость фабрики. Эта комбинация позволяла Колобкову класть в карман разницу между рыночной стоимостью аренды и той минимальной суммой, которая была им указана на бумаге. Следствие согласилось с тем, что действия Колобкова носят мошеннический характер и уголовное дело было возбуждено.

В такой обстановке взаимных исков и заявлений продолжались переговоры Лучковского и Кутузова. Продолжались небезуспешно. Они уже договорились о том, что «развод» между ними состоится и что имущество фабрики будет поделено на две равные части. Оставалось определить какое именно имущество получит каждая из враждующих сторон, каким образом это должно произойти, что самое сложное, надлежащим образом оформить права на это имущество.

В том, что все войны кончаются миром, никто из них не сомневался.

Расин стал реже бывать на фабрике и поэтому фраза, сказанная ему Лучковским при очередной встрече, прозвучала для него крайне неожиданно

– Я хочу расстаться с Гореликом. Что Вы об этом думаете?

– Но ведь он владелец двадцати трех процентов акций фабрики? – ответил изумленный Расин.

– Уже не владелец. Я купил у него его акции и отдал ему за них деньги.

– Алексей Борисович, Вы меня удивляете. Мы с вами зашли на эту фабрику всего полгода назад, а сегодня вы приобретаете почти четверть пакета акций даже не моргнув глазом.

– Дмитрий Сергеевич, а вы не удивляйтесь. Я уже шесть месяцев директор этой фабрики. Вы считаете, что этот срок недостаточно велик?

Расин не стал отвечать на вопрос Лучковского, потому, что у него в голове промелькнула догадка, требующая немедленного ответа.

– А что с главным бухгалтером, она еще работает на фабрике? – спросил он у Лучковского, чтобы проверить свою догадку.

– Вера Васильевна уже две недели здесь не работает. А свои акции Вера Васильевна продала мне.

– Может быть, вы мне тогда расскажете, что у вас с ними произошло.

– Крысятничали они понемногу. Горелик заключал договоры на техническое обслуживание и имел с этих договоров небольшой откат. Вера Васильевна тоже была в доле. Но дело даже не в этом. Они мне здесь в качестве акционеров и членов совета директоров не нужны, они люди старой формации и я на них рассчитывать не могу, а у меня большие планы. Короче говоря, я воспользовался результатами аудиторской проверки, которая выявила факты их мелкого воровства и предложил расстаться. Им ничего другого не оставалось, кроме согласия. Я им сделал предложение, от которого они не смогли отказаться, – Лучковский довольный рассмеялся.

Расин помедлил, посмотрел в окно на застывшие в морозном воздухе деревья и произнес:

– Да, Алексей Борисович. За шесть месяцев вы стали настоящим директором. Но эта фабрика для вас мелковата, вам что-нибудь покрупнее надо.

Лучковский опять хохотнул:

– Да, вы правы, фабрика – это пройденный этап. У меня есть кое-какие новые идеи. Поговорим? – и Лучковский достал из своего стола синюю пластиковую папку, плотно заполненную документами.

У генерального директора фабрики «Салют» появились новые большие планы.

Санкт-Петербург, 2003 год

Михалыч

Михалыч

Михалыч лето не любил.

Не любил он лето потому, что даже жарким днём, когда все вокруг ходят в майках и легких рубашках, Михалычу приходилось надевать джинсовую куртку или безрукавку, чтобы скрыть от посторонних глаз наплечную кобуру с опостылевшим пистолетом.

За двадцать пять лет, которые Михалыч прослужил в милиции и откуда уволился в звании подполковника, ему не довелось столько раз таскать на себе боевое оружие, сколько за последние семь лет.

Конечно, будучи мастером спорта по самбо можно было бы не связываться с работой в охране, а тренировать спортивный молодняк, но Михалыча тренерская работа не увлекала и даже пугала. Поэтому, когда Михалыч сдал свое служебное удостоверение в отдел кадров, он в тот же день согласился занять должность заместителя генерального директора охранного предприятия, куда его зазывал Геннадий Петрович, такой же бывший подполковник, но вышедший на пенсию двумя годами раньше Михалыча и трудившийся директором охранной фирмы.

Постепенно Михалыч втянулся в работу, а привычка выкладываться до конца способствовала тому, что работой своей, которую он по-прежнему называл службой, Михалыч был доволен и гордился своим делом. Вот только лето Михалыч не любил.

Охранная фирма, где он работал, была небольшая, охранников было около пятидесяти человек, поэтому Михалыч всегда был занят целыми днями, порой подменял кого-то из бойцов, в общем, хлопот у него было предостаточно.

Особенно напряженной выдалась последняя неделя, когда Михалыч приезжал на охраняемый объект до восьми утра, а уезжал не ранее девяти вечера.

Да и дома не было покоя Михалычу: выйдет вечером погулять с собакой, но как только вернется домой, тут же принимается звонить на завод, узнавать, что и как там, не произошло ли чего?

Для беспокойства у Михалыча имелись весьма серьезные основания.

Действительно, где это видано, чтобы на предприятии одновременно стояли две охраны: одна охраняет завод, а другая – генерального директора?

Ну, конечно, бывает, что на одном объекте работают разные охранные фирмы, но и в этом случае они работают сообща, а тут получается, что одна охрана караулит другую. Хорошо, что мужики в охране служат понимающие, а то, не дай Бог, еще начнут друг на друга кидаться.

Конечно, если бы между генеральным директором завода – Русланом Гаджиевичем и председателем совета директоров – Александрой Михайловной все бы оставалось по-прежнему, то ничего такого на заводе не могло бы произойти.

Но за месяц до собрания акционеров, на котором как раз должны были избрать генерального директора и совет директоров, все и началось.

Дружба таких не похожих друг на друга людей, какими были генеральный директор и председатель совета директоров, длилась почти год, потом она переросла во взаимную неприязнь, а затем и в войну.

Конфликт между генеральным директором и председателем совета, а точнее, между акционерами, которые стояли за каждым из них, начался именно тогда, когда кандидатура Руслана Гаджиевича была отозвана из списка кандидатов и исключена из бюллетеня для выборов совета директоров на общем собрании акционеров.

Александра Михайловна, председатель совета директоров акционерного общества и по штатному расписанию заместитель генерального директора, как раз и была инициатором исключения Руслана Гаджиевича из состава кандидатов в совет директоров.

Она, которая год назад вместе с Русланом составляли одну команду, за прошедшее время многое переосмыслила и пришла к твердому убеждению, что Руслан не должен и не может быть генеральным директором. Поскольку собрание как раз и было тем рубежом, на котором решается вопрос о власти, то ничего удивительного не было в том, что, исключив кандидатуру Руслана из бюллетеней за месяц до собрания, она, за три недели до собрания, получила в качестве его ответного хода чужого охранника, который теперь охранял лично генерального директора.

А за две недели до собрания обстановка на заводе накалилась настолько, что было ясно: что-то обязательно должно произойти.

Напряжение чувствовалось во всем, и, казалось, эпицентром этого напряжения стала приемная, где кабинеты Руслана Гаджиевича и Александры Михайловны находились один напротив другого.

Михалыча, привыкшего работать в мужском коллективе, поначалу удивляло, как этой женщине, выглядевшей намного моложе своих сорока с небольшим лет, удается, особенно в этой напряженной обстановке, держать себя в руках и при этом заставлять работать взрослых здоровых мужиков?

Может быть, все дело было в ее взгляде?

Взгляд у Александры Михайловны в моменты крайнего недовольства становился свинцово-тяжелым, и тот, на кого она смотрела, в это время чувствовал себя крайне неуютно. С легкой руки начальника отдела кадров заводские стали называть Александру Михайловну “железным председателем”.

В тот вечер, несмотря на то, что рабочий день давно закончился, она оставалась на заводе. Хотя уже был десятый час, но в окна ее кабинета на пятом этаже вовсю светило солнце: в Петербурге наступала пора белых ночей.

В кабинете у Александры Михайловны собрались все те, кто называл себя ее командой.

События последних дней не могли не отразиться на настроении собравшихся здесь людей, но все же атмосфера в кабинете у нее оставалась раскованной и свободной, как это бывает среди друзей и хороших знакомых. Все свободные кресла и стулья уже были заняты, но стоило Михалычу войти в кабинет, как ему тут же уступили место.

Александра Михайловна ждала прихода Михалыча, поэтому до его появления не обсуждала основную тему совещания, зато теперь, обведя взглядом присутствующих, начала говорить:

– Как вы все знаете, год назад мы все вместе пришли работать на этот завод и за первые полгода погасили задолженность, в полтора раза вырос объем реализации, но, после того как Руслан Гаджиевич приобрел себе пакет акций, его понесло, он перестал советоваться даже по весьма серьезным поводам, и мы все чаще приходим в ужас от того, что сейчас творит генеральный директор. Последнее, что он сделал, а я имею в виду сделку с ГПМЗ, вообще уже не граничит с криминалом, а является самым настоящим преступлением. Позавчера у меня был разговор с Русланом, я надеялась, что он образумится и мы сумеем договориться, – Александра Михайловна вздохнула, отпила остывший чай из чашки, стоявшей на ее столе, и продолжила, – но говорить с ним было бесполезно. Руслан не согласился оставить должность генерального директора.