Текст книги "Три стороны моря"

Автор книги: Александр Борянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Эписодий четвертый:
Египет и троянская война

Я умираю, и я рождаюсь вновь, я обновляюсь, и день ото дня становлюсь все моложе.

Египетская Книга Мертвых

Даже когда ты мрачно грустен, ты должен быть яростно жив.

Елену Спартанскую, подлинную, следовало утащить в Черную Землю поскорее. Дня три, не больше… Потом у родителя-басилевса пребывание в гостях троянского царевича повыветрится. Может да, может нет, но даже допускать иные толкования пропажи любимой жены теперь нельзя.

Однако задача была непростой.

Возвращаться в приземистое строение, из коего они с Парисом вылетели ночной стрелой, Ба-Кхенну-ф не желал. Значит, придется следить за домом. Если б этот денек или следующий выдались бы душными и давящими, словно кругом владения Рамзеса, тогда жена басилевса, скорей всего, отправилась бы купаться.

Предположение верно? Кто ее знает. Морские люди должны любить воду. Но и тут надо угадать: она может пойти на берег моря, а может пойти к реке. Спарта расположена у самого устья. И сколько с ней будет вооруженных данов?

В одиночку выследить и расхитить их сокровище, это ли не глупость? Глупость – покамест не сделано. Судьбы в воле единого бога, с его помощью возможно все.

Раньше он полагал, будущее зависит от него…

А сейчас Ба-Кхенну-ф чувствовал себя наблюдателем, зрителем, взирающим на самого себя. Но кто-то же все это совершает?

И новое знание в голове рождается совершенно независимо от его собственных желаний.

Таясь, он перемещался вдоль берега, от речки к морю, потом обратно… И вдруг сказал себе, вслух, удивившись звуку своего голоса:

– Кажется, повезло.

Елена Спартанская, гораздо позже прозванная Еленой Прекрасной, хотя кто теперь разберет, которой из них более приличествовало это последующее – Прекрасная, в общем, та из двух Елен, которая была подлинной дочерью Тиндарея, женой Менелая, та, что жила в Спарте в противоположность Египетско-Троянской Елене, она вышла на берег моря.

Сверху было видно лучше, но и Ба-Кхенну-ф из своего укрытия разглядел, как девушка в сопровождении рабынь шествовала навстречу спокойной глади, как распустила светлые волосы, тут же упавшие на плечи и на спину роскошными волнами, как сбросила одеяние, подхваченное заботливыми руками прислужниц.

Шанс!

Ни одного мужчины, ни единого вооруженного дана рядом.

И вот Ба-Кхенну-ф уже мчится к своему кораблику, вот зовет трех воинов, кричит остальным: «Готовьтесь к отплытию!» А девушка тем временем входит в воду.

Они спешат к ней, они успеют…

Одеяние Елены Спартанской висит на шесте, который воткнут в песок. Мокрая, она выбирается на берег… И видит, что окружена незнакомыми людьми, нездешними. Прислужницы пытаются убежать, один из египтян угрожает им копьем, не пускает за помощью.

А Елена не торопится и не боится. Елена без капли стеснения приближается к своей одежде, отбрасывает ее в сторону и выхватывает из песка шест.

Два-три движения – и воины-египтяне разлетаются в стороны… Она птицей подлетает к третьему и легко выбивает у него вовсе не грозное копье.

И что дали уроки Мес-Су? Вот уже Ба лежит на песке, а голая девушка сидит на нем, светлые мокрые волосы касаются его лица, шест вжался в горло, Ба задыхается, задушит она его или отпустит?

Шанс потерян.

Нет, так не пойдет, сказал себе Ба-Кхенну-ф… Кто знает, на что способны даже женщины данов? Вон колх рассказывал об амазонках… Нет, так не пойдет.

Ба оценил все возможности, все повороты ситуации. Отчаяние придало ему силу.

Он покинул укрытие и направился к месту купания.

Елена вышла из воды.

Ее рука потянулась взять одеяние.

– О, погоди ради Афродиты, прекраснейшая из смертных! Дай насладиться видом твоего лучезарного тела, этим высшим удовольствием для глаз, а потом убей, если пожелаешь!

«Возьмет или нет? Закутается до самого носа или…»

– Смотри.

Голос у нее был неожиданно низковатый.

– Афродита каждый день повторяет твое имя. Больше того, богиня красоты Хатхур в своих храмах завидует тебе!

Ба обошел девушку, благоговейно сложив руки.

– Кто ты?

– Я посланец могущественнейшего из людей. Я посланец правителя великого и богатого Айгюптоса, мудрейшего и красивейшего Рамзеса Великого.

Ба остановил свое кружение так, чтобы очутиться глаза в глаза с ней, и прошептал:

– Рамзес Великий услышал о тебе от богини Хатхур!

Спартанка выглядела уверенной и бесстыдной. Но в этот миг она растерялась.

– Что он обо мне услышал?

– Все! В Айгюптосе знают о тебе все. Боги предназначили тебе стать правительницей нашей огромной страны.

– Ты сумасшедший, путник?

– Посмотри, как я одет, на мой вид. Разве сумасшедший чужеземец может так выглядеть?

– Да. Ты прав.

– Твой муж, о прекраснейшая, Менелай… Он попал в беду из-за твоей неслыханной красоты.

– Что-что?!

– Да! Там, в южных морях, он оказался в плену у моего повелителя, и единственная надежда – это ты.

Ба выждал паузу.

– Если Рамзес Великий не увидит тебя перед собой, Менелай умрет мучительной смертью.

Дикое племя, они не привыкли к столь внезапной и безжалостной лжи.

– А если увидит?

– Либо ты согласишься стать правительницей Айгюптоса, женой Рамзеса, а он куда красивее и мудрее всех смертных, взять хотя бы меня…

Елена оценивающе оглядела Ба.

– Либо ты не согласишься, тогда Рамзес отпустит твоего мужа с дарами, и вы вернетесь вместе из похода. Но я думаю, что ты согласишься.

Она не спеша закуталась в одеяние.

– Ты, конечно, можешь вернуться и спросить совета, позволения, помощи у Тиндарея, твоего отца… Но я уверен, он тебя не отпустит. Твоя нерешительность приведет лишь к гибели твоего мужа, да и отца, если Тиндарей решит идти в безнадежный поход на непобедимый, превосходящий его во много раз, богатый людьми и золотом Айгюптос.

– Айгюптос… – проговорила Елена. – Твой повелитель похож на тебя?

– Он неизмеримо лучше, – ответил Ба.

Глаза у нее были бешеные. Ба почудилось, что эта молодая женщина ждала чего-то такого, что она год за годом вспоминала, как ее когда-то девчонкой украл буйный Тезес.

– Решайся. Боги смотрят на тебя.

Она отошла на несколько шагов, Ба следовал за ней.

– А с этими что делать? – спросила Елена вполголоса, показывая в сторону прислужниц.

* * *

Корабль, груженый хеттским железом, плыл на юг. Железо было важным товаром, стратегическим. Немного удавалось выменять у хеттов: они соглашались продавать за золото, но очень дорого. Хетты знали, что железо – основа их власти. Ни жители Кемт, ни ассирийцы, ни народы моря не имели железного оружия, лишь вождям изредка перепадало на наконечник копья…

«У Рамзеса теперь будет железный отряд», – удовлетворенно думал Ба-Кхенну-ф.

Но, как ни удивительно, отнюдь не железные слитки были самым важным, самым стратегическим товаром на этом корабле. Угроза миру сидела на корме и расчесывала длинные светлые волосы.

Она никогда не бывала так далеко посреди моря – даже берег исчез из виду. Ее муж плавал, он уходил в походы, и вот попал в плен в чужой стране.

Елена улыбалась солнцу – ей было хорошо.

И опять этот остров!

Почему именно он возник на пути, когда небо посерело и мореходы Кемт испугались бури? Усмешка судьбы…

Ба решил, что теперь уж ни в коем случае не станет ждать хорошего ветра так долго. При первой возможности они покинут приют посреди моря.

Они вытащили корабль и спрятались от дождя.

Именно здесь, в сухом гроте, Ба-Кхенну-ф провел две сотни дней с прекрасной девушкой, которую придумал, чтобы она сыграла роль вот этой Елены. Ба помнил каждый день из тех двух сотен. Каждый вечер и каждую ночь.

Мореходы-воины, как и в прошлый раз, расположились внизу, сотворив что-то наподобие шатра из шкур. Прихваченные спартанские рабыни остались там же. Но люди не радовались ни женщинам, ни твердой земле: они хотели домой.

Был день, серый, мокрый, чужой. «Как меня занесло сюда?» – думал Ба. Он смотрел и не верил, что вместе с ним следит за дождем женщина данов, настоящая – можно потрогать – та, что раньше жила как идея, дерзкая задумка, в которую едва верил Рамзес… да и он сам.

В трех шагах от него. Вдалеке от своей Спарты. Неужто и это реальность? Как ее занесло сюда?

– Ты способен на все… – прошептал Ба, подняв глаза к небу. Но над ним нависал камень, грубый, выщербленный, не такой, как в храмах.

Они выпили немного вина. Приходилось рассчитывать уже сейчас, кто знает, сколько им быть узниками острова.

К вечеру Ба не понимал, что делать.

Он создал крайне двусмысленную ситуацию.

Он отдал любимую женщину ради хитроумного плана. Сейчас рядом с ним другая женщина. Эта другая женщина, в сущности, никому не нужна, кроме него. Ведь Рамзесу надо было, чтоб он ее украл. Сделано! Рамзес не ждет ее в подарок. Значит, Елена Спартанская принадлежит Ба-Кхенну-фу? Вроде все так. Но сама Елена Спартанская уверена, что приглашена правителем Кемт.

Ее уверенность никого не интересует, коль она здесь. Да, и это вроде правильно. Но с нею Ба почему-то не чувствовал себя хозяином. А со всеми женщинами из своего прошлого, со всеми до единой он точно знал, что пусть на одну ночь – он хозяин.

Глупо сидеть в гроте несколько ночей подряд. Наедине. И продолжать жалкую роль сводника Нетчефа, будучи советником Великого Дома.

Ба мельком глянул в сторону Елены и понял, что подойти к ней ему труднее, чем когда-то нырнуть в пирамиду.

Он расстелил шкуру, купленную в Трое-Велуссе, лег. Спутники внизу затихли. Он закрыл глаза.

Ба не успел уснуть. Длинные волосы упали ему на лицо.

– Спать?.. Здесь?!! Сейчас?!! – ее голос звучал возмущенно.

Она сбросила одеяние и прильнула к нему. Дочь и жена басилевса не собиралась терять время!

…Ба очнулся вдруг, внезапно, сколько времени прошло – он не знал. По-прежнему была ночь.

Такое с ним случилось впервые. Он потерял сознание? Или просто забылся? Что он с ней делал?

– Ты? – спросил Ба зачем-то.

– Я, – ответила жена Менелая.

– Ты жена Менелая… – произнес Ба, ощущая от этого неясное, но очень сильное ликование.

– Да. Ну и что?

«Ты хороша», «Ты лучше всех», «Ты прекрасна»… Обычные слова, ничего не значащие, лезли в голову, и Ба промолчал.

Елена прижалась к нему с новой силой. И он угадал, что сейчас придет второй заход безумного блаженства…

Перед тем, как впиться в его губы, Елена проговорила:

– А что за трава была у тебя в мешочке? Я ее бросила в вино…

То ли на третье, то ли на четвертое утро Ба вышел из грота, поздоровался с горизонтом и ощутил укол в сердце. Это напоминала о себе отправленная с Парисом в Трою другая Елена. Море было неспокойным.

Он никогда не узнает о ней больше?

Горизонт был далеко.

– Почему мир так огромен? – спросил у него Ба-Кхенну-ф.

Горизонт молчал. Лишь криво улыбался слегка изогнутой линией.

Он не забыл ее, нет.

Возможно ли сравнить двух женщин с одним именем?

Эта Елена диктовала ему свою волю. Она оказалась властной, редкой… с большой, удобной грудью, которую было так хорошо сжимать, она позволяла сильно мять соски, ей это нравилось – удовольствие на грани боли.

Та Елена была податливой, послушной… Грудь ее словно создал скульптор, темный силуэт на фоне дверного проема торчал резным соском, и лучше не бывало зрелища!

Но эта Елена покоряла дикостью! И дикость ее вызывала столь же дикое, совершенно не утонченное желание у привыкшего к тонкостям Ба.

Но та Елена видела лишь в нем смысл… Она по-настоящему любила его.

А эта? Об этой ничего нельзя было предсказать более чем на шаг вперед.

Ему было с ней очень хорошо. Очень непривычно. Но он не был счастлив.

Для счастья Ба-Кхенну-фу теперь нужны были сразу две женщины с одним именем. Одновременно.

С некоторым ужасом заметил он внутри себя это желание, причем – единственное. Больше желаний у него не было.

– Это невыполнимо, – произнес он.

А горизонт молчал.

И новая ночь подходила к концу, они еще не устали друг от друга. Кормчий обещал, что завтра, похоже, они смогут продолжить путь… Под утро Ба заснул, и во сне он решал вопрос: действительно невыполнимо то, что ему надо, или всего лишь непредставимо – как дети Атона в Палестине, как он сам рядом с Великим Домом, как жена вождя данов на его корабле, потом в обнимку с ним на рассвете…

– Госпожа, госпожа!!!

Ба вскочил… Не сразу вспомнив, где он, поспешил к выходу из грота.

Солнце уже светило вовсю, спартанская рабыня тяжело дышала и смотрела умоляющими глазами.

– Вон! – она показала на море.

Но Ба все видел сам. Три корабля надвигались на берег.

– Ты знаешь, кто это? – спросил он ее.

Рабыня покачала головой.

– Нет.

Сзади Елена положила руки на плечи Ба.

– А где Лисия?

– Она пьяна. Они напоили ее неразбавленным вином. Они пили неразбавленное вино.

– В долине Хапи вино – дорогой напиток… – произнес Ба.

Он думал, что делать.

Хорошо бы это оказались финикийцы. Финикийцы не грабят, они торговцы. А если это разбойники? Еще один народ моря. Тогда легенда о вызволении Менелая может помочь, но ее нельзя произносить… Или завлечь их в Кемт и там оставить? Нет-нет, он должен придумать, как выйти из положения сейчас, здесь.

– Не выходите из грота, что бы ни случилось! – сказал Ба женщинам и, не торопясь, пошел вниз.

Чужие воины окружили одинокое суденышко страны Кемт. Их было не так уж много, едва ли больше двадцати. Ба следил за событиями, прячась за выступ скалы.

Третий корабль воткнулся носом в берег, на песок спрыгнул всего один человек, приблизился к своим и крикнул:

– Эй! Откуда вы, новые рабы?

Не получив ответа, он приказал:

– Добро перенести, корабль сжечь.

Ба взялся за голову.

– Вам повезло, чужаки! – продолжал морской разбойник. – Вы попали к настоящему вождю, к победителю. Я не какой-то там критянин… Я Менелай Атрид! Радуйтесь!

У Ба перехватило дыхание. Никогда, ни разу он не был так близок к гибели. Никогда так не дышало в затылок поражение, и бессмысленность всех предыдущих действий не ощущалась так остро.

Не думая, что делает, Ба-Кхенну-ф вышел из-за скалы и двинулся на Менелая.

Менелай смотрел на безоружного человека, идущего к нему с выражением обиды и отчаяния.

Ба-Кхенну-ф понимал: вероятность, что Елена не выглянет из грота и не увидит своего мужа, очень мала, но кроме как на нее надеяться все равно не на что. Песок, солнце, море, эти люди – замерли и превратились в сияющую точку для Ба.

– Ты хочешь сжечь корабль того, кто десять дней назад был с почетом принят в твоем доме Тиндареем. Я провел ночь под твоим кровом, я оставил дары, теперь ты намерен лишить меня возможности вернуться домой. Я прибыл в Спарту, чтобы увидеть великого Менелая, брата великого Агамемнона. Я знал, что Менелай – гроза морей, и хотел просить его о покровительстве в моем деле торговли. И Тиндарей, отец жены Менелая, принял меня с почетом. И что я слышу сейчас, лучше бы я потерял слух!

Менелай с сомнением разглядывал незнакомца. Ба уже стоял в шаге от него.

– Как там моя жена без меня? – спросил наконец Менелай.

– По вашим обычаям жена не выходит к гостям, когда мужа нет дома. Так сказал Тиндарей.

– Правда.

Менелай подумал. Давалось ему это с трудом. Прочие разбойники перетаскивали товары на свой корабль.

– Что ты везешь?

– Железо хеттов.

– О-о! Хорошо…

Он хлопнул Ба по плечу. Тот едва не упал.

– Ладно, товар я у тебя заберу. А корабль и людей, чтобы вернуться, так и быть оставлю. Поглядим, что у тебя там.

Каждый миг Ба ожидал окрика со стороны грота – звука, который означал бы смерть.

– Что это за женщина? Рабыня?

Ответ! Правильный ответ! Рабыню он заберет, а Лисия, протрезвев, расскажет о Елене. Их догонят в море. Если не догонят, то война, затеянная Ба, случится не между басилевсами и хеттами, а между севером – и Кемт! Все, чего опасался Рамзес… И Ба станет причиной.

– Это моя жена.

– Она пьяна?! – удивился Менелай. – Твоя жена пьяна?!

– Ночью мы пробовали ваше вино… – смущенно признался Ба.

Менелай жизнерадостно расхохотался.

– Его же разбавляют водой, купец!

– Да, потом я вспомнил, что в твоем доме я пил вино, разбавленное водой.

Рабыня повернулась к Менелаю, взгляд ее был мутным, но она постепенно приходила в сознание.

Менелай ухмыльнулся.

– Вот что, купец! Я был в походе и давно не имел женщин. Ты должен отплатить за гостеприимство, оказанное тебе в моем доме. Позволь мне насладиться твоей женой.

Ба молчал.

– Не бойся, я не отдам ее воинам.

– Сила на твоей стороне… – проговорил Ба.

– Хорошо, что ты не против! Ты будешь рядом и убедишься, что я не причиню ей зла.

И Менелай быстро овладел рабыней.

Ба стоял и смотрел.

Менелай чувствовал себя хозяином мира: он проявил великодушие, и в то же время этот купец вынужден смотреть на свою жену, которую использует он, Менелай. Удовольствие власти переполняло его, он хотел, чтобы это продолжалось подольше, но получилось быстро.

Ба тоже испытал удовольствие, хотя иного рода. Огромная опасность не исчезла, но похожий на бычка басилевс-разбойник своим самодовольством лишь увеличивал грядущее поражение. Унижая купца, он унижал себя. Он воспользовался мнимой женой Ба у него на глазах, и неведомо ему было, что несколько ночей подряд Ба пользуется подлинной женой Менелая, пусть Менелай этого и не видит.

– Нам пора, купец. Мы пристали к берегу только чтобы с тобой познакомиться. Как твое имя?

– Ба-Кхенну-ф.

– Не запомню.

Бычок-басилевс повернулся спиной и пошел. Но обернулся:

– Как ее имя?

Рабыня прислонилась к борту и глупо улыбалась.

– Ее имя еще длинней, – ответил Ба и тоже улыбнулся.

– Будешь торговать в Ахайе – приходи ко мне в дом. И жену приводи.

Ба стоял, не двигаясь. «Неужели они уплывут?» – стучала одна мысль. – «Неужели?!»

Навстречу Менелаю бежали двое с зажженными факелами. Но басилевс махнул рукой, и они сунули пламя в воду.

– Кто это? – с трудом произнесла рабыня Лисия.

– А ты не знаешь? – спросил ее Ба.

Как дико, как чудовищно ему повезло. Нет, не повезло. Просто он умеет убеждать женщин. Ни Елена, ни прислужница не выглянули из грота. Он сказал им не показываться, и они послушали его.

Ба-Кхенну-ф поднялся в грот.

Прислужница рыдала в углу; когда она подняла голову, Ба увидел свежий след от удара.

– Что он сказал? – спросила Елена.

– Кто?

– Менелай.

Ба выдержал ее взор, который выражал непонятное.

– Он сказал, что любит тебя.

– Он врал.

Спартанка подошла к выходу из грота и посмотрела на уплывающие три корабля.

– Не знаю, кто из вас врал больше, – были ее слова.

Шок миновал, ликование не наступило. Ба-Кхенну-фу не давал покоя один вопрос.

Елена молчала, пока судно выталкивали в море, она смотрела на остров с тем же выражением, что и раньше на корабли Менелая.

Ба сел рядом с ней, в точности как она, оперся о деревянный борт…

– Скажи, – Ба кивнул в сторону Лисии, – почему он не узнал ее?

Елена глянула пренебрежительно.

– Ее прислал в подарок Агамемнон Атрид. Когда Менелай уже был в походе.

Она окинула Ба новым взглядом, где ярость спорила с чем-то еще. Затем придвинулась ближе и проговорила с чувством:

– Прощай, остров!

* * *

Мутная вода Хапи сменила опасную бездну Зеленого моря. Это означало – Ба вернулся. Второе путешествие в чужие дали не убило его, он справился.

Теперь мир имел вид. Мир больше не состоял из фантазий, как раньше, из слухов, из неясных образов. Народы моря – это длинный деревянный сарай с Тиндареем и без Елены, с чудовищной похлебкой вместо пиршества. Велусса – это Троя, дружелюбный Гектор жарит мясо, поливая его доступным даже для пастухов вином. Палестина – это пыль, грязь, Мес-Су посреди пыли, прячется от пыли в грязном шатре. Зеленое море – солнце, противное покачивание, опасливое ожидание…

– Что это? – спросила Елена.

– Это бог-мститель Гор.

Существо с головой сокола было выбито в стене огромным горельефом.

– А это?

– Это Рамзес Второй, Великий Дом, правитель Кемт.

Елена с интересом смотрела на каменного колосса.

– А как же ты? – спросила она.

На берегу их встретили, окружили.

Ко дворцу Рамзеса его чужестранный советник и светловолосая девушка шли в сопровождении стражи.

И опять, как при возвращении от детей Атона, у Ба мелькнула мысль, что Рамзес мог умереть. Тогда Кемт – западня.

Елена взяла его за руку.

– Не бойся.

Когда-то приход во дворец Рамзеса был дерзостным свершением, чудом смелости. А сейчас дворец просто занял свое место в картине мира. Тяжелые неохватные колонны, неподвижная стража, золото, золото…

Ба не чувствовал себя вернувшимся.

– Итак, ты привез жену вождя данов и хочешь, чтобы я оставил ее тебе.

– Да, о Великий Дом!

Ба долго и подробно рассказывал обо всем, что с ним произошло. Внимательно выслушав, теперь Рамзес отвечал.

– Давай вспомним… Ты украл у меня одну тысячу сто тридцать шесть дебенов золота и четыреста пятьдесят четыре дебена серебра, кроме того виссона, ладана и драгоценных камней еще на сто с лишним дебенов. Так? Все так. Я простил тебе преступление за единственную ночь, проведенную на месте кражи. Потом ты взял двести тридцать шесть дебенов серебра на покупку рабыни. Вряд ли в Кемт кто-то когда-то, кроме тебя, покупал рабыню за двести тридцать шесть дебенов серебра. Ты увез ее за море. Так? Вдобавок я дал тебе с собой товаров и золота – в общем еще на шестьсот дебенов. Ты все это увез. Так?

Ба молчал.

– Все так, – продолжил Рамзес. – На тебя ушло… Одна тысяча восемьсот пятьдесят дебенов золота и шестьсот девяносто дебенов серебра. Ты обещал, что начнется война. Война не началась. Ты долго плыл. За это время прибыл вестник от хеттов. Хетты ничего не слыхали об угрозах данов. Я не знаю, как иначе проверить, что происходило в такой невероятной дали от Кемт.

Ба увидел перед собой Париса, как тяжело царский сын воспринял просьбу об одном золотом таланте, который соответствует тремстам дебенам золота или ста дебенам серебра. Или он просил у Париса талант серебра? Неважно, в Трое золото редкость и ценится еще дороже.

1850 дебенов… И еще 690… Но более дорогих, серебряных… Это около тринадцати талантов – сам Приам поразился бы. Хозяин богатейшего города севера.

– Возможно, ты продал девушку. Продал товар. Возможно, ты продал и железо хеттов. Да, я помню, ты вывел солнцепоклонников в Ханаан. Но я ведь и не посчитал, сколько золота потребовалось для этого. И я пока не знаю, что это нам даст. Понимаешь?

Ба покачал головой.

– Ты не понимаешь?

– Я думаю, о Великий Дом.

– Твои слова хороши. Однако нет главного…

– Мои победы трудно увидеть из долины Хапи, о Великий Дом.

– Возможно, советник. И все-таки женщину я пока оставлю у себя. Ты получишь ее сразу же, как только я получу весть о начале войны. Хотя бы между одним племенем – и хеттами.

– Но Велусса – это не хетты.

– Хорошо. О войне между племенем данов и Велуссой.

Рамзес принял решение – спорить было бесполезно. Великий Дом, правитель Кемт, не желал допустить малейшей вероятности успешного обмана.

– Будем ждать, советник. А теперь покажи жену дикаря.

Давно Ба не просыпался на крыше хижины, которая когда-то, почти что в другой жизни, была его хижиной. К строению, столь же ветхому, как и все вокруг, боялись подходить, ибо знали – хозяин сделался советником Великого Дома. Может быть, он не вернется в лачугу, но ведь она принадлежит ему.

Ба проснулся и с отвращением почувствовал реальность собственного существования.

То, что не менялось на протяжении тысячелетий, – реальность существования – одинаково чувствовалось и при Джосере, и при Рамзесе.

И что ему дали эти семь лет… Нет, даже восемь, если считать с того дня, когда они с братом впервые вынули из стены потайной камень и проникли к золоту, серебру, ладану и виссону.

Ничего не изменилось. Река течет мутно и неторопливо. Ее обнимают пески, душат в жарких объятиях. Человек просыпается на крыше глиняной развалюхи. Смерть ждет его и тоже не торопится. За нее трудится время.

Ничего не изменилось, только теперь никого нет. Ни строителя отца, как в детстве. Ни матери… Ни мудрого двойника брата… Никого.

«Ты раньше не страдал от одиночества», – сказал мудрый Аб-Кхенну-ф.

«Раньше я действовал», – ответил Ба.

Ага… Вот в чем дело, и вот что он не желает замечать на своей крыше. Раньше не было Елены.

А потом была. Потом он сменил одну Елену на другую. И теперь снова нет ни одной.

Вот откуда одиночество.

Спартанка поработила его сознание за три десятка дней и ночей. В отличие от первой, восхитительной, неповторимой девушки настоящая Елена не слушалась – она распоряжалась.

Жалкий мечтатель! Он хотел свести их вместе…

Его Елена за морем, куда Ба никогда уже не попадет, потому что Великий Дом не даст ему золота, чтобы снарядить корабль.

Его Елена с Рамзесом, и Ба никогда уже не вернет ее, потому что слишком отличается она от женщин Кемт, чтобы перед ней устоять.

Обе Елены больше не принадлежат ему. Вместе – никогда и не принадлежали.

Жалкий мечтатель!

Что ты здесь делаешь, Ба-Кхенну-ф?

Прошло время разлива.

Человек на крыше жил как неприхотливое растение. Он мало пользовался своей возможностью передвигаться. Он размышлял.

Но и размышлял он не так, как прежде.

Перед ним не было задач, ни единой. Он всего лишь пытался отделить жизнь от иллюзии.

К началу времени посева он уверился, что выдумал почти все. С ним ничего не происходило. Он ничего не сделал.

– Я ничего не сделал… – произносил он порой ближе к вечеру, чтобы просто услышать голос. Вечер подходил для этого больше, так как голос отчетливей слышен в темноте.

Он представлял грязную толпу, живущую станом в Ханаане, блеющих коз, грубо сколоченный деревянный храм… Это стихия. Случайно направилась она туда, при чем тут имя «Ба-Кхенну-ф»?

Он представлял море, берег… Торговый город на холме, а по другую сторону моря эти дикари… Люди, которых он видел, уже забыли о купце, а имя «Ба-Кхенну-ф» вообще ни разу не слышали.

– Ба-Кхенну-ф… – произносил он, когда наступал очередной вечер.

И несколько следующих дней пытался понять, есть ли он на самом деле? Он искал доказательства. Доказательств не было.

Если бы Рамзес прислал за ним… О, если б Великий Дом прислал за ним!

Тогда Великий Дом вернул бы его мысль в мир людей. Его мысль получила бы обычную задачу и удалилась бы от поиска ответа.

Мимо сознания бродили две Елены, когда одна из них хоть чуть-чуть пересекала границу, человека одолевал зверский инстинкт – тело готово было бежать куда угодно, лишь бы вернуться.

Но с каждым днем они захаживали все реже.

Рамзес все же прислал за ним. Видимо, это случилось слишком поздно. Или, наоборот, как раз вовремя.

Стража ввела Ба в зал. Рядом с Рамзесом находилась женщина. Когда-то, кажется, год назад, Ба видел, как она вышла купаться на берег моря… далеко отсюда.

– Я позвал тебя, чтобы сказать, – начал Рамзес.

Ба улыбался.

– Ты похож на больного… – прервал себя Великий Дом. – Я позвал тебя, чтобы сказать: о войне ничего не слышно.

– Горизонт колышется, – произнес Ба убежденно и замолчал. Потом, вдруг спохватившись, добавил: – О Великий Дом…

Но последнее получилось как-то небрежно.

– О чем ты, советник?

– Горизонт… – пояснил Ба и даже показал рукой. – Линия колеблется…

– Ну и что? – удивился Рамзес.

– Может быть, он ненастоящий?

Ба немного подумал. Великий Дом и девушка смотрели на него изумленно.

– И слишком много света. Да! Слишком много света.

Он повернулся, чтобы идти, хотя поворачиваться спиной к правителю Кемт без особого разрешения не дозволялось. Вспомнив об этом, Ба поспешно развернулся назад.

– Тринадцать дверей ведут… куда? – сказал он. – Я еще не знаю, куда, но именно туда мне нужно попасть. Они похожи, не отличишь. И только одна настоящая.

Рамзес подозвал стражника.

– Пусть ему дадут вина. С собой. Достаточно.

Стражник побежал выполнять.

– Самого лучшего! – вдогонку приказал Рамзес.

С большинством людей мир может сделать все, что хочет.

В какой-то момент своей жизни Ба-Кхенну-ф поймал состояние, в котором он сам мог сотворить с миром что угодно.

(Или просто поверил в это?)

Так или иначе, но лежа на крыше, он пошел дальше. Слова Рамзеса: «война не началась» – пробудили в нем совершенно новые чувства. Он отказался от войны с окружающим, он впустил в себя и Хапи, и Рамзеса, и всех на свете женщин, и миллиарды песчинок западной и восточной пустынь, он договорился с древними богами Кемт, и отныне он больше не умел поворачивать события в нужную сторону, зато ощущал все движения огромного организма, коим повелевал Атон (не надо имен!), совпадал с ними, был заодно и действительно ничего иного не желал.

Ни для себя, ни вообще.

Однако солнце вставало над пылью города Рамзеса – а он знал, что участвует. Как? В чем?

Он знал, что и даны живы благодаря ему, и море держит корабли не без его стараний. Недаром лежит он на крыше.

Это пришло как-то сразу и сразу все прочее отменило.

Круговорот не имел смысла без его участия.

Светящая, сияющая сила поселилась в глиняной лачуге, в грязном углу, и как он ни объяснял ей, что богам не место в обычной хижине, – светящая сияющая сила все делала по-своему.