Текст книги "Трагедия и доблесть Афгана"
Автор книги: Александр Ляховский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 63 страниц)
Состояние армии ДРА
Фактически единственной организованной силой, на которую могло опереться новое афганское руководство в своей деятельности по стабилизации обстановки в стране, была афганская армия.
К моменту смещения Амина и перехода власти в стране и партии к Б. Кармалю более 90 % офицеров-партийцев составляли халькисты. После декабря 1979 г. и назначения на пост министра обороны ДРА парчамиста М. Рафи многие офицеры-халькисты, ожидая неминуемых расправ и не будучи уверенными в своем будущем, самоустранились от руководства подчиненными частями и подразделениями.
Их опасения вскоре оправдались. Новая волна внутрипартийной борьбы захлестнула армию (как и другие институты власти). Кроме того, наблюдалось смыкание некоторых офицеров с мятежниками. О порядках, царивших в ВС ДРА, можно судить по следующей выдержке из выступления военного советника при командире 11-й пд ВС ДРА (Джелалабад) на конференции, проводимой в Кабуле в апреле 1980 г.: «Большие трудности в настоящее время создают нам существующие разногласия между двумя течениями в партии (как в дивизии, так и в городах, уездах). В связи с этим результаты боевых действий по освобождению уездов сводятся к минимуму. Например, в период Камской операции было взято в плен 96 душманов, а сейчас осталось в тюрьме только 13. Провинциальный комитет НДПА и начальник царандоя (милиции) выпустили около 50 бандитов, которые были взяты на позициях и многие из них тогда отстреливались до последнего патрона.
Командир афганского полка с оружием в руках пытался заставить начальника контрразведки выпустить родственника-бандита и т. д.
Для разрешения тех или иных вопросов в дивизию и в город прибывают различные комиссии. Рассматривают дела и делают выводы в кабинетах за чаем и, естественно, не могут принимать оправданных решений…»
Отрицательное влияние на состояние армии оказывала ее раздробленность. Аминовская администрация, пытаясь установить контроль над возможно большей частью территории страны, рассредоточила значительное количество войск по мелким гарнизонам для охраны представителей новой власти в провинциальных и уездных центрах. В руках правительства не осталось достаточных сил для ведения активных боевых действий с формированиями оппозиции. В то же время мелкие гарнизоны плохо снабжались положенными видами довольствия и боеприпасами, не имели поддержки со стороны своих частей, не получали информацию о происходящих в стране событиях Находясь в отрыве от своего командования, эти гарнизоны становились объектами нападения мятежников, подвергались массированной исламской пропаганде, теряли боеспособность, сдавались или сами переходили на сторону оппозиции, пополняя ее ряды. Личный состав армии имел низкие (вернее, не хотел проявлять) морально-боевые качества. В этой связи должен заметить, что меня всегда удивляло обстоятельство, которое было универсальным для наших «союзников» в различных странах – все, кого мы поддерживали, были слабы духом (Эфиопия, Ангола, Никарагуа, Мозамбик и т. д.), хотя те же афганцы (эритрейцы, мозамбикцы…), воюя в рядах повстанцев, действовали самоотверженно и результативно, как будто это были совсем другие люди. Характеризуя состояние афганской армии в то время, командующий 40-й армией отмечал в своем докладе: «Много нерешенных проблем остается в вопросе укрепления вооруженных сил Афганистана. Значительные трудности отмечаются при комплектовании войск. Сейчас укомплектованность ВС ДРА составляет 65 % от штатной численности. Боеспособность войск, их политико-моральное состояние и боевой дух в целом не отвечают предъявляемым требованиям и остаются на низком уровне. Отдельные части не в состоянии выполнять боевые задачи. Многие командиры частей и подразделений безразлично относятся к исполнению служебных обязанностей. Военнослужащие в бою часто проявляют трусость, подвержены панике, уклоняются от выполнения воинского долга. Отмечаются факты массового дезертирства.
В войсках слабо проводится политическая работа, несвоевременно выдаются денежное и вещевое довольствие. Имеют место случаи негативного отношения офицеров к солдатам (издевательство, мужеложство и т. д.)…»
Для того чтобы армия ДРА могла выполнять возложенные на нее обязанности, нужны были постоянные усилия со стороны Советского Союза.
Советские представители в Кабуле, советнические аппараты с помощью Центра проделали огромную работу, в результате которой удалось приостановить парчамизацию армии, окончательное изгнание из нее всех халькистов, убедить офицеров-халькистов в перспективности их службы, что имело определенное положительное значение для укрепления армии. Хотя этими действиями и не удалось достичь единства партийных организаций в армии, открытые проявления внутрипартийной борьбы в них были приостановлены.
По рекомендациям советских советников правительством ДРА был принят ряд мер по повышению укомплектованности вооруженных сил, их организационному укреплению, по борьбе с дезертирством, которое приобрело массовые масштабы (в 1980 г. дезертировало более 24 тыс. чел.) и др.
Военные советники оказывали содействие в решении всего комплекса вопросов, связанных с жизнью и деятельностью армии: помощь в подготовке командиров, штабов и войск, планировании и организации боевых действий, налаживании работы по призыву пополнения в вооруженные силы ДРА, укреплении дисциплины, обучении и воспитании солдат, улучшении материально-бытовых условий войск и т. п.
Когда советские войска стали участвовать в боевых действиях, осуществлялось практическое обучение афганских военнослужащих своим примером.
И все-таки нельзя не признать: боеспособность афганских вооруженных сил оставалась сравнительно низкой, так как само правительство практически ничего не делало для их укрепления. Рекомендации наших военных советников и советского военного командования в ДРА, как правило, на словах принимались, а на практике игнорировались. Да и армия еще оставалась в большинстве своем даудовско-королевской. Она была деморализована и не способна воевать с мятежниками.
Более того, огромный ущерб нанесла военному строительству позиция самого Б. Кармаля в отношении афганской армии, которой он не доверял, так как в ней все еще были сильны позиции халькистов. Б. Кармаль неоднократно выдвигал идею слома существовавшей тогда армии и Создания «армии нового типа», преданной лично ему. Его подходы к решению военных вопросов базировались на фракционных, парчамистских интересах. В качестве альтернативы армии Б. Кармаль ускоренными темпами развивал войска МГБ и МВД, выдвигая в них на командные должности парчамистов.
40-я армия втянулась в бои с моджахедами
В связи с серьезной дезорганизацией и слабой боеспособностью афганской армии (а зачастую ее нежеланием воевать с оппозицией) основную тяжесть вооруженной борьбы с вооруженными отрядами мятежников в начале 80-х годов вынуждены были нести наши войска. Боевые действия войск армии по борьбе с мятежниками в основном начались и проводились с января (отдельные столкновения). Однако если в начальный период нашим войскам приходилось сталкиваться с мелкими, разрозненными группами бандитов, то в конце апреля и в начале мая группировки противника и его боевой состав претерпели существенные изменения – они действовали более крупными силами и оказывали организованное сопротивление (провинция Кунар). В этот период совместно с частями ВС ДРА были подавлены очаги мятежей в районах Файзабада, Талукана, Баглана, Джелалабада и других городов, а также ликвидированы крупные вооруженные формирования оппозиции в Нуристане и Хазараджате.
В результате крупных поражений противника весной 1980 г. активность моджахедов по ведению открытых боевых действий значительно снизилась. Мятежники стали уходить от прямого столкновения с войсками и перешли к тактике засад, террора и диверсионным действиям, особенно на труднопроходимых участках дорог долин, а также в населенных пунктах, широко применяя минирование.
Война для советских солдат оказалась долгой и изнурительной. Но каждому достался «свой» ее кусочек. У каждого было «свое» время «свой» бой, «своя» высота, «своя» пещера и свои боевые товарищи. Поэтому каждый солдат вспоминает эту войну по-своему.
Какими они были, эти первые бои для наших ребят в Афганистане? С чем столкнулись, что видели и чувствовали советские солдаты? Они ведь жили и воспитывались в мирной обстановке, а убивать людей для нормального человека противоестественно и ох как не просто.
Но об этом мало думали те правители, которые их посылали туда – в чужую страну, на чужую войну, ради своих амбиций. Да и разве, скажем, тому же Брежневу и окружавшим его партийным функционерам было до чувств и страданий солдат и их близких, если они жили в совсем другом измерении и, казалось, что основной их заботой было получение как можно большего количества орденов и всевозможных званий, доводя при этом многие идеалы до абсурда и выглядя смешно в глазах народа.
Хочу в связи с этим познакомить с честным, откровенным рассказом бывшего рядового «кандагарской бригады» Ограниченного контингента советских войск в ДРА Николая Семенова, ныне проживающего в Феодосии:
«Я один из тех рядовых советских солдат, которые участвовали в первых боях с мятежниками (тогда мы называли их душманами) в марте-апреле 1980 г.
Разве забыть, как к вечеру растянутые силы отряда собрались на обширном выжженном плато. Впереди раскинулась долина одного из притоков Гильменда. По обе стороны речной долины у подножья мрачных гор как бы растворились неприметно разбросанные кишлаки.
На самом краю плато смутно вырисовывались очертания крепости. В наступающих сумерках мы успели рассмотреть ее стены. Подобные сооружения из глины часто попадались нам даже в самых глухих и диких местах, почти все они заброшены, некоторые из них служили некогда убежищем монахам-буддистам.
Штурм крепости был назначен на следующий день, 27 апреля 1980 года мы поднялись в четыре часа утра. Рассвет еще только занимался, в горах было прохладно, многие как спали, так и вылезли из бронетранспортеров в шинелях. Старший лейтенант Волков собрал роту перед походной колонной машин. Лицо его выглядело необычно, каким-то сдержанно-сосредоточенным; похоже, он мало отдыхал ночью. Сам он тоже лишен был обычной своей строгости и не столько доводил боевую задачу, сколько отечески нас напутствовал. Нам предстояло овладеть крепостью и вместе с афганскими подразделениями очистить от душманов лежащие в пойменной долине сады, где предполагалось скопление банд.
Самая главная задача, – сказал он в заключение, – не потерять ни одного нашего солдата. Лучше упустить десять душманов, чем лишиться хоть одного парня из роты…
Тем временем артдивизион уже начал огневую подготовку. Странно было думать, что это не учебные стрельбы, а настоящие, боевые, и что там где-то притаился невидимый враг. После нескольких залпов в крепостной стене образовалась брешь, пробитая специально для облегчения штурма. Батареи продолжали огонь, воздух сотрясал оглушительный грохот, перекатывающийся эхом в окрестностях, над крепостью вздымались клубы дыма и пыли. После небольшой паузы с воздуха начали атаку вертолеты. Реактивные снаряды с характерным шуршанием окончательно, казалось, уничтожили все живое, что еще могло там оставаться…
Наступила минута ввода в бой мотострелков. Раздалась команда: «По машинам! Вперед!» – и мы двинулись на штурм.
Наш бронетранспортер подъехал под самую стену. Один за другим мы выбрались из люков на землю и бросились в еще дымящуюся брешь.
Почти сразу стало ясно: душманы оставили крепость. И благополучно проскочив ее, мы спустились в долину. Между заболоченным лугом и обрывистыми склонами плато раскинулся сад, в котором росли невысокие деревья с непривычными красными плодами.
Наша маленькая группа растянулась цепью с дистанцией в три-пять метров и двинулась вперед. Каждую секунду мы ожидали появления врага. Для нас все было впервые, мы испытывали неизвестное доселе чувство, то ли это был страх, то ли возбуждение, то ли ожидание опасности. Позже мы постепенно привыкнем к боевой обстановке, но тогда впереди и где-то сбоку уже слышались частые выстрелы. Каким-то шестым чувством угадывалось, что здесь обстановка было уже гораздо серьезнее. Внезапно справа из-за кустарников возникла фигура в белой чалме, характерных для афганцев широких светлых шароварах и темной рубашке, подпоясанной кушаком, поверх которого была наброшена суконная безрукавка. Машинально я вскинул свой ручной пулемет и нажал на спусковой крючок. Тотчас и душман поднял свое оружие – английскую винтовку старого образца. Нас разделяло не более семи метров, выстрелы раздались почти одновременно, и он, пригнувшись, исчез с глаз так же неожиданно, как и появился. Наша группа продолжала медленно продвигаться вперед. Через несколько шагов между деревьями, но уже в другом месте, возникла фигура опять все того же душмана. Мы вновь обменялись выстрелами и вновь промахнулись буквально с нескольких метров. Все происходило быстро, в доли секунды, а между тем виделось мне как-то замедленно, точно в странном сне. Инстинктивно я стрелял не с пояса, а с плеча, не столько прицеливаясь, сколько прикрываясь оружием.
Мы прошли по саду около ста метров и уже начали огибать заросли кустарника, почти примыкающие к склону плато. «Коля! – крикнул мне командир отделения. – Обойди этот куст с той стороны! Чтоб не зашли нам в спину!» Слова его едва различались в шуме стрельбы. Я тотчас бросился исполнять приказ. За мной последовал автоматчик рядовой Куликаев.
Подойдя к зарослям, мы обнаружили узкий, искусно вырытый арык. Перед нами открывался как бы естественный зеленый коридор, стенами которого служили густой протяженный кустарник и склон горы. Протекая вдоль этого коридора, арык огибал гору и скрывался впереди, за выступом.
Бредя по колено в воде, мы обогнули выступ и в то же мгновение обнаружили засаду. Метрах в пяти впереди, в небольшой темной пещере, откуда выбегал арык, находилась группа бандитов, около семи-девяти человек. Из пещеры в нашу сторону был направлен пулемет, однако именно в этот момент залегший возле него душман отвернулся к своим и что-то им говорил. Я открыл огонь – жуткие предсмертные крики послышались в ответ.
Миша же Куликаев, словно тень следовавший за мной, оставался стоять по колено в воде. Его бледное лицо находилось совсем близко от меня, он яростно стрелял из автомата, добивая тех, кто оставался в пещере. «Сволочи! Сволочи!» – бормотал он сквозь зубы. Несколько мгновений я не мог отвести от него глаз, настолько поразил меня вид этого тихого, даже казавшегося в обычное время забитым деревенского паренька из далекой Карелии. Но вот, отступив в проем, он скрылся в лощине сада…
Едва я успел занять позицию на пригорке за редким кустом, как внизу за глиняной кладкой, почти в том месте, где я только что находился и куда исчез Куликаев, один за другим раздались два взрыва. Взорвались гранаты, но чьи? Все принимало какой-то странный оборот. С новой силой заговорили автоматы и пулеметы, бой становился жарким; все смешалось в невообразимый хаос. Но не оставлять же одного Куликаева – мне казалось, что он еще в саду.
Наугад скатился вниз, за глиняную кладку. Под кустарником я натолкнулся на труп душмана в чалме и цветном халате, с восково-желтым лицом и страшно оскаленными зубами. Чуть поодаль в ручье лежал лицом вниз наш солдат. Я подбежал к нему и повернул за плечо – это был Куликаев. Обе его ноги были изрешечены осколками, и гимнастерка почти вся пропиталась кровью. «Пить, пить…» – шептал он окровавленными губами. Голос товарища звучал глухо и странно, точно в бреду. Изуродованная осколком нижняя челюсть не двигалась. Меня поразили его открытые неподвижные глаза – он был без сознания. «Потерпи, потерпи, дорогой», – ответил я не столько ему, сколько для того, чтобы услышать себя и удостовериться, что все это не снится. Мне становилось жутко. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил не замеченного сначала второго автоматчика – Абдулаева. Он лежал без признаков жизни, раскинув руки, головой к пещере: все тело также было изрешечено осколками.
Отступив к зарослям кустарника и напряженно оглядывая сад, я громким голосом позвал своих товарищей. «Поднимайся сюда, здесь все наши!» – отвечали сверху. «Здесь двое раненых, мне нужна помощь!» – прокричал я опять. Сверху послышалось что-то невнятное. В ожидании подмоги я поискал глазами более удобную позицию.
Мне вдруг начало казаться, что обо мне забыли и что наши ушли вперед. Неизвестность обостряла воображение, меня охватило нехорошее предчувствие. Уже мерещилось, что душманы крадутся где-то совсем близко и что они окружают мое убежище. Хотелось встать и оглядеться. Я поднялся и… нос к носу столкнулся с бандитами.
Три фигуры в чалмах с пистолетами в руках пугливо пробирались по арыку, ежесекундно останавливаясь и прислушиваясь к шуму боя. Не подозревая моего присутствия, они, вероятно, намеревались незаметно ускользнуть из пещеры, ставшей для них западней. Мое неожиданное появление оказало на них самое ошеломляющее действие: вскинув пистолеты, они беспорядочно выстрелили, но промахнулись. Одновременно поднял свой пулемет и я. Однако, когда нажал на курок, выстрелов не последовало…
Мне запомнились их страшно перепуганные лица, нас разделяло три-четыре шага. Действуя скорее инстинктивно, я тут же присел в свое укрытие, и душманы, пораженные и загипнотизированные моими странными безмолвными маневрами, тоже присели. На миг мы опять потеряли друг друга из виду. Не теряя времени, я бросился на землю и скатился в лощину.
Отступив к зарослям кустарника, залег так, чтобы контролировать уже оба опасных места. «Эй! Черт бы вас побрал! Будет кто-нибудь здесь или нет?!» – закричал я наверх. «Сейчас, сейчас! Идем!» – отвечали мне, и вскоре действительно послышалось шуршание травы и чьи-то шаги.
С невыразимым облегчением я увидел, что снова не один. Ко мне подошли пулеметчик из соседнего отделения Ивашкеев, приятель Куликаева, и ефрейтор Нестеров, который уже успел сменить свою бесполезную снайперскую винтовку на чей-то автомат. Бледные лица обоих выражали такую растерянность, что трудно было внутренне не усмехнуться. Но было не до смеха. Хотя с появлением своих настроение мое поднялось, я испытывал чувство, словно заново родился.
«Сейчас еще подойдут», – торопливо, точно оправдываясь, сказал Ивашкеев. «Почему не спускались раньше?» – спросил я, но он только виновато пожал плечами. В это время показались ротный санинструктор и еще кто-то из третьего взвода. Санинструктор дрожащими пальцами докуривал папиросу, не в силах решиться ползти за ранеными. По его бледному лицу было видно, что он сейчас никого не видит и не слышит.
«Смелее! У нас под прицелом каждый куст», – ободрили мы его. Он, наконец, отбросил папиросу и пополз, может быть, так и не расслышав наших слов.
Первым он вынес Абдулаева. Вид изрешеченного осколками тела и полевой формы, почти сплошь пропитанной кровью, вызвал некоторое замешательство; я сам потащил его наверх. Тело казалось неимоверно тяжелым, вся моя одежда пропиталась кровью, еще три дня потом я так и ходил и спал в ней.
Увидев, что мы несем раненого, к нам подбежали несколько человек из нашей роты и помогли донести его до санитарной машины. На некоторое время я смешался со всеми. Мимо пронесли Куликаева, я подошел к нему, но он все так же находился без сознания. Так, не приходя в себя, и умер.
Между тем я услышал, что кто-то выкрикивает мою фамилию. Какой-то запыхавшийся, весь в пыли десантник разыскивал меня.
«Ты был возле пещеры? Можешь показать?» – спросил он. «Да» – «Пошли покажешь. Попробуем достать ее с соседнего склона». Мы побежали к стоящей тут же за предместьем боевой машине десанта. Нам удалось обогнуть излучину и выехать на самый край плато, как раз напротив пещеры, скрытой густой растительностью у подножья соседнего изгиба плато. Длинной очередью из курсового пулемета я очертил оба ее выхода, и оператор-наводчик послал туда несколько снарядов. Сам я расстрелял всю ленту. Только тут я почувствовал приступ страха от сознания минувшей опасности.
Тем временем за предместьем понемногу начали стягиваться силы отряда. Наше подразделение уже выстраивалось в походную колонну. На расстеленной подле одной из машин плащ-палатке неподвижно лежали Куликаев и Абдулаев. Тут же лежал и наш замполит Захаров. Лицо его было светло и спокойно, на полевой форме – ни следа крови. Погиб он возле той же пещеры, но с другой стороны, где открывался небольшой луг.
Вечером мы расположились лагерем на обширной горной равнине, где кроме верблюжьей колючки ничего не росло. Вертолет доставил нам горячий обед и письма родных. Отец, несмотря на все мои уверения в обыденности и повседневности нашей службы, писал: «Дорогой сынок, в первую очередь позаботься и почисти оружие, затем запасись водой и только потом думай о еде…»
Сколько было таких ребят? Какой долг они платили, кому и за кого? Что потеряли они в этих горах и какой славы искали? Да просто солдаты всегда были подневольными людьми. Их туда послали воевать, и оказались они заложниками чужих амбиций и ошибок.
Каждая война имеет свои особенности. И война в Афганистане не была похожа ни на одну другую. У этой войны были свои приемы, своя тактика, свои способы. Не было четко выраженных фронта и тыла, не существовало ни границ, ни правил. Всегда было неясно: «Кто и где противник?» Казалось, что его нет нигде и что он – везде. Случалось так, что сегодняшние союзники завтра превращались в противников, и наоборот.
Тем временем ОКСВ все больше и больше втягивался в бои с мятежниками. Действия моджахедов были направлены на постоянное изнурение наших войск. Боевая техника и колонны с грузами превратились в мишени для диверсантов и террористов, внешне мало чем отличающихся от мирных жителей. Моджахеды находились среди местного населения и часто использовали его в качестве щита. Война распалась на отдельные фрагменты. Она была на дорогах, в ущельях, в пустынях, в «зеленках» (солдатское название зеленых зон вокруг кишлаков и городов. – Примеч. авт.), на древних караванных путях, в городах и кишлаках. Она не давала ни минуты передышки и все время держала в напряжении солдат.
По настоянию Б. Кармаля проводились операции или боевые действия по уничтожению крупных вооруженных формирований и базовых районов мятежников, прочесывались «зеленки», осуществлялись проводка и сопровождение колонн, организовывалась сторожевая служба и т. д.
В Москву шли оптимистические доклады:
«В последнее время организационная, массово-политическая и военная работа приводит к известной консолидации рядов НДПА, расширению связей руководства с населением, определенной стабилизации положения в ряде районов.
Положительным фактором в деле стабилизации обстановки являются операции частей вооруженных сил ДРА против контрреволюционных отрядов и банд, осуществляемые в большинстве случаев при поддержке советских подразделений.
Руководство ДРА начало активизировать меры по закреплению достигнутых военных успехов путем создания на местах партийных и государственных органов, налаживания политико-массовой работы…»
Табеев, июнь 1980 г.
Тем временем мятежное движение в Афганистане с каждым месяцем расширялось, приобретая все более массовый характер. Для того чтобы вызвать недовольство народа действиями советских войск, моджахеды стали грабить население, используя нашу военную форму:
«Наряду с вооруженными действиями контрреволюцией постоянно совершенствуется враждебная агитация. В политическом плане характерно усиление антиправительственной и антисоветской пропаганды. Специальные идеологические группы исламских комитетов стремятся дезориентировать массы крестьян, посеять недоверие к революционному правительству ДРА и демократическим преобразованиям, проводимым в стране. Значительные усилия предпринимаются для дискредитации советских войск. Отмечаются случаи, когда мятежники грабят и убивают население под видом советских солдат.
Используя методы террора и запугивания, играя на религиозных и национальных чувствах, контрреволюция оказывает сильное влияние на значительную часть населения страны…»
(выдержка из доклада штаба 40-й армии), апрель 1980 г.
Активизации мятежного движения в значительной степени способствовала также та помощь, которую лидеры оппозиции получали во все возрастающих размерах от США, Пакистана, Китая и других стран. Об этом советское руководство постоянно информировалось органами разведки: «30 января в США прибыла группа афганцев (48 чел.) из состава контрреволюционных группировок. Она направлена для военной подготовки на базах ВС США в Техасе и Калифорнии.
В марте с целью добычи развединформации, в частности, получения сведений о новых аэродромах, местах дислокации советских войск, а также «фактов» применения ими химического оружия, в Афганистан при содействии со стороны регулярной пакистанской армии переправились военнослужащие США Дейвер и Кимпен.
В марте в районе деревни Сарабруд (40 км от Кветты, Пакистан) завершено строительство американского учебного центра по подготовке афганских контрреволюционеров. В центре работают около 20 американских советников, которые обучают афганцев тактике и методам ведения партизанской войны. После подготовки лица, показавшие наиболее высокие результаты, направляются для продолжения учебы в США сроком на 1 год.
В апреле конгресс США проголосовал за выделение «прямой и открытой помощи» мятежникам (15 млн. дол.), официально узаконив вмешательство во внутренние дела суверенного государства – члена ООН.
Посол США в Пакистане Хинтон в апреле заявил на совещании с лидерами афганской контрреволюции в Пешаваре о готовности США увеличить финансовую и военную помощь контрреволюции при условии ее объединения в единый фронт.
В апреле ВВС США в Пешавар доставлено около 4000 химических гранат, которые были распределены между представителями мятежников для использования в боевых действиях на территории ДРА. Представители американских спецслужб запросили разрешение у пакистанских властей оказать помощь афганской контрреволюции путем прямых поставок оружия и боеприпасов на территории ДРА.
В районе Мусан (15 км южнее Кабула) американские советники и специалисты принимают непосредственное участие в обучении мятежников тактике ведения боевых действий. В лагере «Ламбар-2» в населенном пункте Варсак (район Пешавара) работают инструкторами два американца. С марта по июнь США поставили афганской контрреволюции вооружения на сумму 4,5 млн. дол…»
(сентябрь 1980 г.)
В конце сентября командующим 40-й армией назначили генерала Ткача Б. И. Осенью 1980 г. мятежники приступили к оборудованию в труднодоступных горных районах складов и баз оружия, боеприпасов, продовольствия, а также подготовке пещер к зиме.
С наступлением холодов значительная их часть под видом местных жителей стала скрываться в населенных пунктах, где ими проводились террористические акты против партийных работников и представителей новой администрации, а также создавались препятствия для доставки продовольствия в контролируемые новой властью районы. Мятежники активно проводили антиправительственную пропаганду среди местного населения по воспрепятствованию и даже срыву призыва в армию молодого пополнения. При этом применялись шантаж и угрозы уничтожения семей и домов призывников. В некоторых провинциях проводился насильственный набор молодых людей в формирования оппозиции.
Тактика действий мятежников в течение года постоянно изменялась. Основными методами действий были: уклонение от боя с крупными силами; проведение засад в удобных для них местах; нападение на одиночных военнослужащих и мелкие группы; захват в плен и изощренное издевательство; минирование дорог и проходимых участков местности.
Кроме того, оппозиционеры вели агитацию и пропаганду, а также устраивали беспорядки и распространяли листовки.
По мере изменения тактики моджахедов менялась и тактика действий наших частей и подразделений. Стали применяться рейдовые действия, прочесывание отдельных районов и населенных пунктов, одновременное нанесение ударов по нескольким группировкам противника, расположенным на разной глубине, одновременное нанесение ударов на всю глубину расположения объектов противника на большой площади, блокирование городов, отдельных районов и их прочесывание, уничтожение небольших групп противника тактическими воздушными десантами, засадные действия и др.
