355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Глонти » Грузинские народные новеллы » Текст книги (страница 1)
Грузинские народные новеллы
  • Текст добавлен: 16 мая 2017, 13:30

Текст книги "Грузинские народные новеллы"


Автор книги: Александр Глонти


Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Александр Андреевич Глонти
ГРУЗИНСКИЕ НАРОДНЫЕ НОВЕЛЛЫ

Академия наук Грузинской ССР

Институт истории грузинской литературы им. Шота Руставели

СОКРОВИЩА грузинского народного ТВОРЧЕСТВА

ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЕРАНИ»

ТБИЛИСИ, 1974

Составление, редакция, предисловие и примечания профессора А. А. ГЛОНТИ

Художественное оформление и иллюстрации художника 3. ПОРЧХИДЗЕ

Издание 2-е, дополненное

© Издательство «Мерани» 1974

ГРУЗИНСКАЯ НАРОДНАЯ НОВЕЛЛА

Народная новелла – один из жанров устного народного творчества, отражающий реальную жизнь народа, его исторический опыт и в повествовательном стиле рассказывающий о подлинных или возможных, допустимых событиях. Новелла тяготеет, по преимуществу, к бытовой тематике, ее сюжет раскрывается обычно на фоне реального быта народа. Этим она отличается от волшебной сказки, и этим определяется ее жанровая самостоятельность. Новеллу и сказку тесно связывает повествовательность стиля, и в то же время они резко различаются, отражая различное восприятие мира. В новелле реальные, в сказке – условные представления о нем. Неотъемлемые атрибуты волшебной сказки – чудодейственные предметы (волшебные рубашки, ковры-самолеты, чудесные кольца, живая и мертвая вода), невидимые, ирреальные силы, фантастические существа (дэвы – великаны, каджи – черти, крылатые кони – раши, говорящие звери и птицы). Волшебные силы действуют «в некотором царстве, в некотором государстве», «за горами высокими, за морями глубокими», похищают мзетунахави – солнцеликих красавиц, одолевают злых и жестоких царей.

Персонажи народной новеллы – живые люди, действующие в реальных, естественных условиях. Им не нужна помощь сверхъестественных сил, они – обыкновенные смертные. Фантастический элемент в композиции новеллы второстепенен и являет собой следы взаимовлияния жанров.

Ощутима связь новеллы и с народной балладой. Их роднит повествовательность стиля, склонность к бытовой тематике, но разделяет форма повествования – прозаическая в первом случае и поэтическая, стихотворная – во втором.

Новелла занимает значительное место в устно-поэтическом творчестве грузинского народа и пользуется большой популярностью.

Своеобразен и живописен мир грузинской народной новеллы. Поистине целый мир разворачивается в ней, мир, населенный умными, жизнедеятельными, остроумными, мужиками, работниками, сиротами, батраками, охотниками – носителями народных идеалов, успешно борющимися я посрамляющими своей смекалкой, находчивостью, фантазией, а порой оборотистостью и лукавством тупых господ, жадных попов, скаредных купцов, ленивых хозяев, плешивых лгунов, угнетающих и обирающих простой люд. Как неповторимо живет в нем народ! Как правдиво отразил он действительный быт своего создателя!

Новелла – апология народа-творца, его мудрости, правдивости, трудолюбия, мужества. Он всегда побеждает, – такова тенденция новеллы, – побеждает во что бы то ни стало, побеждает всех, кто стоит на его пути, – царя ли, попа, хозяина или лгуна. И нет ни в одной из новелл ситуации, где бы соотношение сил в конфликте складывалось по-иному и где бы по-иному этот конфликт разрешался.

Как подспудно, неторопливо, при общем динамичном ритме новеллы, раскрывается истинный характер народа, дают о себе знать лучшие его качества. Мужик как будто бы и увалень, и простодушный, и легко дает себя обмануть – и хвост отрубит, и рога отпилит у единственного быка, которого пришлось-таки вести на базар продавать, и задешево его отдаст хитроумным кинто или лгунам, – а между тем в нем уже зреют и готовы вылиться лучшие качества его народа. И видишь, что не глупость, а незлобивость и добродушие мешали ему сразу дать отпор хитрецам. Сколько фантазии – здоровой, трезвой, животворной – рождается в нем! И где уж тут любому хитрецу тягаться, соперничать с ним! Из глубин его души прорастает народная мудрость, которая не даст восторжествовать злу, преодолеет его. И уже во всей полноте проступает характер народа – стойкий, мужественный, несгибаемый. Тот, что создал и вызвал к жизни саму народную новеллу – незатейливую как будто и в то же время высокохудожественную, немногословную и так много говорящую, невозмутимую с первого взгляда, но брызжущую остроумием и весельем, однолинейную иногда, но такую глубокую и правдивую.

Новелла дышит, насквозь пропитана ароматом народной жизни. Он не во внешних приметах, – грузинская народная новелла не описательна, она лаконична и емка, – а в самом развитии ее, динамике. Каждый штрих, каждая реалия связывает ее с создавшим ее народом.

О чем же повествуется в новелле – коротком занимательном рассказе на бытовую тему? Что волнует героев ее и создателей? Древнейшие сюжеты сохранили следы тотемизма, человек в них только пробуждается, пытается вступить в борьбу с им же самим наделенными непонятною силой существами («Человек и змея», «Завет змеиного царя»). Жизненная практика сформировала отношение народа к труду. Весело и остроумно высмеиваются в новелле нерадивые работники, перевоспитываются, казалось бы, неисправимые ленивцы, колко вышучиваются любители поживиться за чужой счет и уж не без осознанного протеста осуждаются в наиболее социально заостренных рассказах хозяева, господа, а то и цари, взваливающие на народ непосильное бремя («Нацаркекиа», «Про лентяя» и др.).

Вера в возвышающую силу искусства не чужда народу. Она проявилась в поэтической и благородной новелле «Чонгурист».

Мудрость правды занимает народ. Пристально присматривается он к носителю истинных человеческих качеств – труженику. Перед трудолюбивым, правдивым чувячником из одноименной новеллы бессилен и царь.

Несправедливость к праведнику больно ранит сердце народа. Проделки сквалыги-попа, ловко выведенного бойким мужиком на чистую воду, смешат его («Как поп об заклад бился»). Вызывают сочувствие завиральные рассказы сироты, ухитряющегося провести самого лживого и пронырливого плутишку («Сирота и плешивый лгун», «Сирота и мельник»). Волнуют разные аспекты добра и зла, тревожит тайна жизни и смерти.

Не проста и не безмятежна жизнь, казалось бы, простых героев народной новеллы, и не без борьбы и сомнений утверждают они свою веру. Бьет ключом в новелле жизнь со всеми ее проявлениями и противоречиями, острые конфликты возникают и разрешаются. Выковывается и мужает в них непоколебимый народный дух.

Многие важнейшие стороны жизни народа нашли в новелле яркое отражение. Как на ладони разворачиваются в ней картины социального быта. Представители почти всех слоев общества действуют в ней, вовлекаются в круг ее персонажей. Они осознанно и выразительно противопоставлены. Ясны и определенны социальные симпатии и антипатии народа. Он враждебен и недоверчив к царю, хозяину и господину, непримирим к попу, насторожен к купцу, расположен к разбойнику – угаданному им стихийному протестанту против несправедливости. И открыт, дружелюбен и добр к труженику-крестьянину, городскому простолюдину, бедняку, человеку думающему, а еще более действующему.

Новелла хранит локальные и временные черты и приметы жизни народа. Ее герои – реальные люди – ведут за собой слушателя и читателя в поле, в лес, на реку в самых ранних сюжетах, позже – в убогий крестьянский домишко, в дом попа за крепким забором, на широкий господский двор; еще позже – в царский дворец с визирями и стражниками, отгоняющими от него бедный люд; на базар с неизменными его завсегдатаями – кинто, с духанами и духанщиками; в город с тесными улочками, водоносами, оружейниками и чувячниками, с богатой казной, а порою и с банками; на дорогу с купеческими караванами, опасностями и соблазнами. Разнообразен, в зависимости от места и времени, характер действия в той или иной новелле, смысл ситуации, развитие отношений.

Заметно сюжетное многообразие грузинской народной новеллы. Бытовые сюжеты, картины и сцены семейной жизни сменяются приключенческими, характера фацеций, с более широкими рамками показа и наблюдений, высмеивающими духовенство, бичующими господ и хозяев. Фабулы простые чередуются с затейливыми, мудреными, с неожиданной развязкой. Самобытный сюжет новеллы и ее композиционная компактность – свидетельство высокого художественного вкуса народа. Даже общеизвестные и распространенные мотивы осмыслены в ней по-своему.

Многообразны и эмоциональная настроенность, звучание новеллы. Каждый рассказ проникнут своим, особым дыханием. В одном случае это мягкий лиризм, в другом – искрометный юмор, веселье, иногда раздумчивость и философичность – богат и содержателен внутренний, эмоциональный мир народа.

Грузинская народная новелла избегает, – и это одна из ее интересных сторон, ее своеобразие, – назидательности. Определенны склонности и несогласия ее героев в морально-этической сфере, но ей не знакома отвлеченность моралитэ. Новелла высмеивает и бичует, конкретных, реальных плутов и плутовок, попов-греховодников и лгунов, сутяг и проныр, сплетников и неверных жен. Мораль ее зиждется на вере в высокие душевные качества народа, способного побороть зло и потемки, на вере в то, что простая крестьянка, оклеветанная и оболганная, преодолеет все трудности и испытания, чтобы доказать и утвердить честь свою и стойкий, непоколебимый дух.

Новелла отразила длительный период жизни грузинского народа. В ней совмещены черты быта многих эпох. В глубокую древность уводят ее корни. Она родилась вместе с устнопоэтическими жанрами и росла с ними. Родилась, когда люди только-только приобщились к охоте и рыболовству, а скотоводству и земледелию еще не научились. Жизнь текла на ее глазах и в ней отражалась. Ширились ее берега – обогащалась тематика, ярче делалась социальная окраска, острее – сатирическая направленность. И, набравшись силы, она могла уже питать на заре зарождавшейся грузинской устной народной словесности складывающиеся повествовательные жанры. Она несла в литературу реальную, бытовую струю. Народная новелла с ее своеобразной структурой, традициями – непосредственный предшественник новеллистического жанра грузинской литературы. Древнейшие мотивы, выдержавшие испытание временем и оставшиеся в памяти народа, обнаруживаются в исторических, церковных и светских памятниках. Они нашли отражение в основном в произведениях эпического, повествовательного характера, куда проникли непосредственно из фольклора.

Традицию народного бытового рассказа одной из первых восприняла и обнаружила книга новелл «Лимонарь» писателя VII века Иоанна Мосха, дошедшая до нас в переводе с греческого языка на грузинский. Сто новелл, составляющих эту книгу, живы и занимательны. Народная, бытовая струя, хоть и часто и сильно перебивающаяся в ней широким потоком притч в агиографическом духе и стиле, все же заметна и знаменательна. Книга утверждает христианские догмы и отмечена печатью христианской морали, – и все же факт влияния и воздействия народной традиции на литературную в ней неоспорим и отраден. Вот наглядный пример такого влияния. В одной из новелл «Лимонаря» некто по имени Бабулас предавался грехам с двумя блудницами. Раз, услышав в церкви евангельскую притчу о покаянии, он залился горючими слезами и сказал блудницам: «Ведомы вам грехи мои, ныне каюсь в них, оставляю вам достояние мое, а сам удаляюсь в монастырь». Блудницы, тоже ощутившие бремя грехов своих, вызвались ему сопутствовать. Они ушли в пустынь вместе, раздав достояние нищим.

Занимательна и содержит черты и приметы быта и другая новелла Мосха. В ней повествуется о монахе, совершившем убийство. Он сказал: «Я убил вместе с двадцатилетним юношей». Схватили и юношу, но тот отрицал причастность к насилию. Тем не менее вынесли приговор: распять на кресте обоих. Перед казнью юноша попросил обратить его ликом к востоку. Монах же выдал себя, предпочтя повернуться к идолам. Невиновного юношу отпустили, он удалился в пустынь и стал отшельником. Проповедь христианской морали и здесь сочетается с острой, напряженной фабулой.

С течением времени народная, бытовая струя все сильнее пробивается в литературу, питая ее жизненными соками, обогащая и обусловив возможность появления прекрасных образцов новеллистического жанра в грузинской словесности XVIII, XIX веков и в новейшей грузинской прозе.

Собирание грузинского сказочного эпоса имеет давнюю историю. Первые его следы мы находим в памятниках древней грузинской светской и церковной литературы. Это дает основание думать, что собирание образцов народной прозы было начато еще в древности, хотя первые записи до нас и не дошли.

Первые собиратели не выделяли специально народных новелл, их собирали вместе со сказками и рассматривали как сказки. Наиболее ранние из дошедших до нас записей грузинских сказок-новелл датируются XVII веком. Они встречаются среди записанных миссионером Бернарде Неаполитанским сказок (публикация М. Я. Чиковани, Е. Б. Вирсаладзе). Судя по этим записям, следует полагать, что в репертуаре грузинского эпоса того периода, параллельно с волшебными сказками, значительное место занимали народные новеллы. Народ оберегал их так же заботливо, как и образцы других народно-прозаических жанров.

Широкая запись грузинских народных новелл началась в первой половине XIX столетия. В первую очередь здесь надо отметить деятельность Григола и Теймураза Багратиони. В их антологиях и коллекциях мы встречаем не одно и не два новеллистических произведения, которые были записаны с уст народа.

Во второй половине XIX века собиранию текстов сопутствует их публикация. Неизмеримый вклад внесли в популяризацию памятников фольклора выдающиеся грузинские писатели и общественные деятели второй половины прошлого столетия Илья Чавчавадзе и Акакий Церетели.

Тексты издавались отдельными сборниками и печатались в периодических органах. Из старых публикаций особого внимания заслуживают сборники JI. Агниашвили, Ф. Разикашвили и П. Умикашвили. Фольклористами и диалектологами Грузии за последние 50 лет опубликованы и отдельные образцы народной новеллы, числом более двух тысяч.

Наш первый специальный сборник грузинских народных новелл, запись которых велась нами в разных районах республики на протяжении 1935-1955 гг., вышел в 1956 году. Позже сборник этот переделывался и лег в основу предлагаемой книги, в которой представлены лучшие из тысяч новелл, отразивших быт и духовную жизнь народа и обладающих непреходящей художественной ценностью.

Богатые и многообразные жанры грузинского фольклора своей тематической, сюжетной и структурной самобытностью, художественном совершенством и многочисленными вариантами всегда привлекали внимание специалистов. Их сравнительным изучением интересуются многие ученые как у нас, так и за рубежом. Хочется с большим удовлетворением отметить, что в настоящее время памятники и сюжетные мотивы грузинского фольклора широко исследуются во многих странах. Жемчужины грузинского народного творчества переводятся на языки многих народов мира и издаются большими тиражами. Хорошо известно, что в традиционных жанрах грузинского устного родного творчества значительное место занимает проза, эпические, волшебные и новеллистические циклы которой дают богатейший материал для постановки по-новому и освещения общих теоретических проблем фольклористики. В связи со всем этим совершенно закономерным оказалось то, что всесоюзный форум советских фольклористов, посвященный общим проблемам теории фольклора, был проведен именно в Грузии, в Тбилиси, в ноябре 1972 года. Примечателен и тот факт, что из ста пятнадцати прочитанных на форуме докладов двадцать три были посвящены актуальным вопросам грузинского фольклора. Сейчас можно прямо сказать: в настоящее время невозможно решить ни одну более или менее значительную проблему фольклористики без учета богатого и самобытного грузинского материала, без учета взглядов специалистов по разным вопросам грузинского народного творчества.

Этим, в первую очередь, объясняется тот живой интерес, который вызвало первое издание нашего сборника новелл в переводе на русский язык (1970) среди специалистов и широкого читателя, и возникшая потребность в новом, значительно переработанном и дополненном издании.


А. ГЛОНТИ

ОДИН ЗАРАБОТАННЫЙ РУБЛЬ

У одного человека был очень ленивый сын. Ничего он не хотел делать, ни одного пятака заработать не мог. Кормил его отец, пока мог, только состарился он, захворал, и невмоготу ему стало. Слег старик в постель, позвал жену и говорит:

– Все свое имущество передам кому чужому, ничего сыну не оставлю – лентяй он, ни к чему не годный, рубля заработать не может.

Обидно матери, заступилась она за сына:

– Как это он рубля заработать не может?!

А муж стоит на своем:

– А ну, если может, пусть пойдет заработает рубль – все имущество ему оставлю.

– Хорошо, – сказала жена.

Пошла она к сыну, дала ему рубль и научила:

– Уйди куда-нибудь до вечера, а вечером придешь, отдашь этот рубль отцу и скажешь, что ты сам его заработал.

Так и поступил сын. Пришел вечером, принес этот рубль и говорит отцу:

– Совсем извелся из-за этого рубля, с трудом его заработал.

Взял отец рубль, понюхал и бросил его в камин.

– Это не ты заработал! – сказал он сыну.

Засмеялся сын и ушел. Что делать матери? Дала она ему еще один рубль и сказала:

– Пойди, хоть целый день без дела ходи, а к вечеру пробеги версты две – чтоб вспотеть, войди к отцу и скажи: – Потом заработал я этот рубль.

Так и поступил сын. Прибежал он вечером усталый, вспотевший, вбежал к отцу и говорит:

– Видишь, отец, весь я в поту, трудно достался мне этот рубль.

Взял отец рубль, понюхал и бросил и его в камин.

– Не обманешь меня, сынок, – говорит, – не ты заработал эти деньги.

Ни во что не счел сын все это, опять засмеялся и ушел.

Поняла мать, что плохо дело, и сказала сыну:

– Видишь, сынок, не обмануть нам его, придется тебе самому поработать. Пойди поработай, хоть по три пятака в день заработаешь, и то в неделю рубль наберешь, принеси его отцу, поверит.

Послушался сын. Пошел и вправду целую неделю работал. Кому что сделал, кому что перенес, набрал так один рубль и принес отцу.

Понюхал и эти деньги старик и бросил их в камин.

– Нет, сынок, и это не ты заработал, – говорит.

Не выдержал сын, бросился к камину, голыми руками выгреб из огня свои деньги и закричал отцу:

– Помешался ты, отец! Целую неделю трудился я и гнул спину из-за этих денег, а ты их в огне жжешь.

Сказал тогда отец:

– Теперь-то верю я, что ты сам этот рубль заработал, сердце у тебя за него заболело. Видишь, сынок, как трудно самому заработать деньги. Будешь работать – будешь и иметь, а не будешь работать – с голоду умрешь.

С такими словами отец завещал сыну все свое имущество, а сам ушел туда, откуда не возвращаются.


Перевод Н. Долидзе.

КТО ДЕЛО СДЕЛАЛ, ТОТ МОЖЕТ ЕСТЬ

Было и не было – что могло быть лучше бога! – был один юноша, и была у него мать. Имели они одного вола. В пору пахоты или молотьбы вместе с волом попеременно впрягались в ярмо то сын, то мать и пахали поле или молотили зерно.

Раз, когда в упряжи находилась мать, а сын, стоя на молотильной доске, подгонял вола, мимо тока проехал царь:

– Что это ты делаешь, бичо{1}1
  Бичо (груз.) – обращение: мальчик.


[Закрыть]
? Не стыдно ли тебе впрягать в ярмо несчастную женщину и подгонять ее плетью?

– А как нам быть, порази меня вместо тебя господь, когда у нас нет другого быка, некого впрягать нашему напарником, кроме самих же нас?

– Так идем со мной! Я дам тебе быка, – предложил царь.

Юноша обрадовался и последовал за свитой.

Был, оказывается, у царя один неукротимый и неприрученный бык, который близко не подпускал к себе никого. Вывел царь все свое войско, и с большим трудом удалось загнать быка в загон.

Попросил юноша прислугу держать быка голодным несколько дней. Так и сделали.

Прошло немного времени.

Юноша подошел к быку, держа в руках пучок сена. Скотина потянулась к корму. Он взял животину за рога и легко накинул привязь. Держа сено в пазухе, он шел впереди, а ослабевшее с голоду животное медленно плелось за ним. Придя домой, он загнал быка в хлев и еще четыре дня продержал без корма. На пятый день вывел юноша быка и впряг в ярмо со своим волом, а на молотильную доску посадил свою мать, дав ей в руки прут. Сам он держал за пазухой сено и шел впереди быков. Проголодавшийся бык смиренно следовал за юношей и тянулся к сену. Случилось так, что в конце концов он укротил быка, так что тот стал неоценимой рабочей скотиной.

Однажды юноша, сидя на молотильной доске и громко распевая песню «Оровела», подгонял своих волов на току. В это время проезжал мимо царь. Он спросил юношу:

– Чей этот вол, бичо?

– Это тот самый бык, которого вы мне дали, шени чириме{2}2
  Шени чириме (груз.) – идиоматическое ласкательное выражение.


[Закрыть]
! – ответил молодой человек.

– Разве? – удивился царь и тут же предложил юноше: – Идем со мной. Я хочу за тебя мою дочь сосватать.

– Что это вы изволили пожелать, шени чириме?! Разве я достоин царевны?

– Я приказываю следовать за мной и жениться на моей дочери! – решительно сказал царь.

Зря умолял юноша венценосца не настаивать на этом сватовстве, царь был неумолим. Ничего не оставалось ему делать, как последовать за ним.

Между тем у царя была, оказывается, такая дочь, которая с того дня, как родилась, не вставала с кровати. Ее одевали и обували в постели, там же кормили и поили, и там же спала она дни и ночи без задних ног.

Придя во дворец, юноша снова стал умолять царя:

– Освободите меня от этого брака, шени чириме! Я не достоин царевны.

Однако царь настоял на своем. Тогда юноша обратился к нему и сказал:

– Раз ваше величество настаивает, я согласен. Только прошу вас дать мне заржавленный меч, паршивую собачонку и какую ни есть клячу.

Кто бы отказал ему в такой просьбе? Дали все, что просил. И вот, подвязав ржавый меч к поясу, он взял с собой царевну, паршивую собачонку и полуживую клячу. Идет впереди юноша, а за ним плетутся остальные. Рассердился он и, обратившись к собаке, сказал:

– Ходи за мной по пятам и не сбивайся с моих следов, а то видишь это? – и показал ей на меч. – Я отрублю им тебе голову!

Трудно было паршивой собаке исполнить такой приказ.

Разгневался юноша и одним взмахом отрубил ей голову.

Приказал он затем кляче:

– Если ты не будешь по пятам следовать за мной, быстро снесу тебе голову, кляча!

Но откуда кляче понять человека, чтобы исполнить его приказание? Рассердился юноша и одним ударом меча отсек ей голову.

Затем он сказал жене:

– Слушай, баба, ходи по пятам моим, а то и тебе так же отсеку голову, как им!

Идет юноша, а за ним бежит жена, стараясь поспеть, боясь, как бы не лишиться головы. Наконец добрались до дому. Постлали ей постель. Забралась лентяйка царевна в нее и лежит без движения – спит могильным сном.

На следующий день мать с сыном ушли работать на току. Проработали они целый день – намололи, провеяли зерно и к вечеру вернулись восвояси. Мать спросила сына:

– Сынок, а, сынок!

– Что, мама?

– Кому следует есть?

– Тебе и мне, мама!

– А кто сделал свое дело?

– Я и ты, разумеется, – ответил сын.

Мать с сыном сели ужинать. А невестка издали смотрит на них голодная и глазами их пожирает. Ей ничего не дали. Мать с сыном поужинали и легли спать.

На следующий день они снова ушли на работу. И снова, возвратясь домой, поужинали и легли спать. Так продолжалось четыре дня. На пятый день невестка так проголодалась, что аж живот подвело. «Если не сделаю что-нибудь, они меня уморят с голоду», – подумала она, потянулась с кровати к венику и подмела вокруг себя пол. Мать и сын вечером вернулись домой.

– Сынок, а, сынок!

– Что тебе, мама?

– Кто сегодня сделал свое дело?

– Я и ты, – ответил сын.

– А кто может есть?

– Ты да я, разумеется.

Сели мать с сыном ужинать. Мать обратилась к нему:

– Дадим и ей ломтик хлеба… Не видишь – она подмела сор вокруг себя?

Отломили ей ломтик хлеба, чуть меньше ладони. От этого ломтика у невестки разыгрался аппетит.

На следующее утро, когда мать с сыном ушли на работу, она почувствовала такой голод, что встала, взяла метлу и подмела половину горницы и снова легла в постель. Вечером мать с сыном вернулись домой и дали невестке полхлеба. Утром они снова ушли на работу. Невестка встала, подмела всю хату, вытрусила постель, проветрила, постлала снова и снова легла. Пришли мать с сыном, дали ей целый хлеб.

Когда на следующий день мать и сын по обыкновению ушли на работу, невестка подумала:

«Мне этот хлеб хватит лишь на день или два, а после? Если не буду ничего делать, они, пожалуй, мне не дадут хлеба и я умру голодной смертью». И встала она, прибрала постель, умылась сама, подмела дом, помыла посуду, навела блеск в хате, поставила варить суп, нарядилась и встретила так мужа и свекровь, вернувшихся вечером домой. Они обрадовались, обняли ее и поцеловали. После этого она стала примерной хозяйкой, равной которой нельзя было сыскать на свете.

Однажды царь подумал: пойду, узнаю, что с моей дочерью сталось – жива ли она или мертва.

Свекровь и муж ее оказались на работе, а сама она на крыльце провеивала фасоль. Заметив отца, она бросилась целовать его.

Царь обрадовался, увидев в таком виде свою дочь.

Она сказала коронованному отцу:

– Мой муж не разрешает есть тому, кто не работает. Потрудись, отец, подняться на плоскую кровлю нашей новой хаты с твоими визирями и утрамбовать землю.

Оказывается, ее муж построил новую каменную хату и засыпал ее кровлю свежей землею, которую оставалось утрамбовать. В радости царь это сделал охотно. К тому времени вернулись мать с сыном и задали торжественный пир на славу. Царь щедро одарил своего зятя и дочь, и с того дня началась у них счастливая жизнь.


Перевод Б. Абуладзе.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю