Текст книги "Демонология крови (СИ)"

*15. Дискуссия без галстуков о труде, халяве и роботах

Прекрасен Умм-эль-Кювайн на рассвете, когда первые лучи от краешка солнца, будто огненные стрелы, пересекают Персидский залив, рикошетируют от еще темных волн (которые вот-вот начнут менять цвет и станут неправдоподобно-синими). Солнечные стрелы вонзаются в желто-серый песок пляжа, рассыпая золотые и радужные искры…

Аслауг слегка завидовала Лоле, которая, на ходу поприветствовав четверку персон за карточным столиком, радостно плюхнулась с мостика в воду. Сама же Аслауг, твердо выполняя обещание, данное принцу, стала вслушиваться в словесную перепалку, этак ненавязчиво разглядывая четверых джентльменов плюс-минус среднего возраста. Вот Тедди Вэнг похожий на Мао Цзэдуна (как его изображали парадные портреты). Вот Мэтью Клэмп, которого можно без грима брать на роль буржуа эры Диккенса. Вот Карл Индер, напоминающий уайлдовского Дориана Грея (как его играют в кино). Ну, а Оуэна Гилбена она знала уже пять лет, и считала похожим на Джона Траволту (несмотря на то, что СМИ сравнивали его с не менее культовым Стивом Джобсом)… …Ощутив себя в теме, Аслауг произнесла, обращаясь к оппонентам Гилбена:

– Джентльмены, вы хотите разобраться в коммфеодализме, или вы убеждаете себя, что коммфеодализм это просто кошмарный сон, который исчезнет, едва вы проснетесь?

– Мы хотим дойти до сути, – сообщил Тедди Вэнг.

– Если так, – произнесла Аслауг, – возможно, лучше начать с лексики. Кто-то из отцов философии постмодерна говорил: нет ничего вне текста, а текст строится на лексике.

– Что не так с английской лексикой? – проворчал Карл Индер.

– С английской лексикой все ОК! – Аслауг улыбнулась, – Но проблема с привычными противоположностями. Что, по-вашему, противоположно полной занятости?

– Неполная занятость, – отреагировал тот.

– Полная свободность, – озвучила свой вариант Аслауг.

– О, вот вы о чем! – обрадовался Тедди Вэнг, и повернулся к боссу, – Теперь, Мэт, вы видите, почему аргонавты считают нас символом скверны?

– Пока я вижу только игру слов, – последовал ответ Мэтью Клэмпа, бессменного вице-президента мета-агрегатора «Atman».

– Тогда, – заявил Вэнг, я попрошу Аслауг привести еще пример. Можно?

– Бедность, – сказала голландка.

– Ага! – Вэнг приложил пятерню ко лбу, – Ответ «богатство» станет ошибкой. Но что в таком случае?.. Дайте подумать…

Аслауг налила себе стакан безалкогольного мохито и кивнула.

– Разумеется, Тедди, думайте, сколько сочтете нужным.

– Вот видите! – прокомментировал Оуэн Гилбен – Не зря более века назад Джон Кейнс предсказал 15-часовую рабочую неделю!

– Ладно, – произнес Клэмп, – если Кейнс предсказывал, значит, так тому и быть. Пускай рабочая неделя 15 часов. Но этот чертов квартинг, принятый у аргонавтов и ливийских хуррамитов, означает еще, что большинство трудоспособных людей не работают вовсе! Недопустимая, дикая лень, которая, к тому же, заражает европейцев!

– Как это она заражает европейцев? – удивилась Аслауг.

– Будто вы не знаете! Почти тысяча молодых европейцев в день эмигрируют в Ливию, получая статус жителей после 5-минутного теле-интервью с агентом по абсорбции. Я смотрел записи, агент не спрашивал, где они намерены работать! А многие вообще не намерены, и едут туда, чтобы жить на халяву! Зачем Ливия принимает этих хиппи?

– Мэтью, а вы заходили на сайт агентства абсорбции? Там есть краткий ответ.

– Там не ответ, а бред! Что значит: «мы рады каждой социально-позитивной персоне»?

– То и значит, – спокойно ответила она, – согласно социальной философии хуррамитов: позитивные люди разберутся, кому из них работать и когда, чтобы всем было удобно.

Мэтью Клэмп выразительно схватился за голову.

– Аслауг, вы же образованный человек, доктор физики! Зачем вы повторяете суеверия хуррамитов? Это ведь отсталая средневековая секта, не так ли?

– Может и так, однако, христиане это еще более отсталая средневековая секта.

– Черт побери, зачем сразу нападать на христианство?

– Просто, Мэтью, вы перевели разговор на религию…

– Черт! Забудьте, что я сказал про секту, и давайте по существу.

– Одну минуту! – вмешался Тедди Вэнг и подвинул свой планшетник к Аслауг, – Есть ли среди этих девяти слов то, что по-вашему противоположно слову «бедность»?

Она пробежала взглядом короткий список на экране.

– В общем, да. Слово «процветание» годится на эту роль.

– Любопытно! А почему слово «богатство» не годится?

– Потому, что богатство не всегда противоположно бедности. Богатство зачастую лишь разновидность неблагополучия, порождаемое культом имущественного неравенства.

– Коммунистические штучки! – сердито припечатал Мэтью Клэмп.

– Нет! – спокойно сказала Аслауг, – Коммунизм это вообще не о богатстве и бедности. Коммунизм это о нерыночном регулировании труда и потребления.

– Софистика! – вице-президент «Atman» досадливо махнул рукой, – Игра слов, которая стартует с того, что счастье не в богатстве, а финиширует на том, что общество должно содержать бездельников.

– Если вы так ставите вопрос, Мэтью, то дело просто в экономике. Обществу выгоднее содержать бездельника, чем исполнителя бессмысленной работы. Выигрыш равен, как минимум, стоимости рабочего места.

– Опять софистика! Если некая работа кажется вам бессмысленной, то вы не понимаете устройство современной экономики! Вам кажется, будто финансы и маркетинг, анализ инвестиций и агрегация сбыта, это лишние звенья! Я угадал ход вашей мысли?

– Ход моей мысли проще, – ответила Аслауг, – экономика решает единственную задачу: удовлетворять потребности общества при ограниченных ресурсах. Это делается путем производства, распределения и потребления товаров. Есть корневой ресурс: труд. Чем прогрессивнее общество, тем меньше труда оно расходует на единицу товара.

– Опять коммунистические штучки! – заявил Клэмп

Голландка-физик улыбнулась и спросила:

– Мэтью, а что для вас критерий прогрессивности общества?

– Экономический рост, разумеется!

– Экономический рост, – спокойно сказала она, – прекратился для Запада в 1980-х, а для развивающихся стран – в 2000-х. Причем это не мое мнение, и не мнение каких-либо коммунистов. Это мнение Римского клуба, опубликованное в 2018-м под заголовком «Особый доклад: come on!».

– Слюнтяи, спасовавшие перед коммунистами и парламентскими леваками! – сразу же отреагировал вице-президент «Atman».

– Мэтью, вы полагаете, что Великую рецессию придумали коммунисты?

Клэмп, все сильнее раздражаясь, хлопнул ладонью по столу, так что звякнули чашки.

– Великая рецессия 2000-х была обычным кризисом, который спокойно прошел бы и сменился бы фазой роста! Но слюнтяи-политики стали метаться, как крысы, и сломали естественный капиталистический порядок, который работал как часы с XVIII века!

– Удивительно, – прокомментировала Аслауг, – то же самое про слюнтяев-политиков и обычный кризис, который спокойно прошел бы и сменился бы фазой роста, я слышал недавно от коммунистов насчет событий 1980-х в социалистических странах.

– Вы что, за коммунизм?

– Нет, я просто не вижу разницы в рассуждениях капиталистов и коммунистов о неком «естественном порядке», под которым они подразумевают каждый свою доктрину.

– Это потому, что вы не застали капитализм, свободный от левацкой порчи! Не зря ведь Бенджамин Франклин говорил: кто может зарабатывать десять шиллингов в день, но полдня лентяйничает, тот выбросил пять шиллингов!

– Франклин умер, – будничным тоном заметила она, – в гробу нет карманов, там некуда вложить шиллинги, на которые потрачена жизнь.

– Не смешно! – Клэмп разрубил воздух ладонью, – Жизнь так или иначе потратится, и лучше потратить ее на что-то полезное, чем на безделье!

– Видите ли, Мэтью, наемный труд полезен для предпринимателя-работодателя. Но для работника такой труд, как правило, не полезен, это затраты времени и здоровья.

– Аслауг, вы забываете, что за наемный труд платят деньги.

– Я не забываю. Квартинг в Ливии приносит более, чем достаточно денег для покупки бытовых благ, и не только для самого работающего на квартинге, но еще для дюжины окружающих людей. Нет смысла тратить время на дополнительные заработки.

– А что, есть смысл вместо этого тратить время на секс, наркотики и рок-н-ролл?

Аслауг улыбнулась и пожала плечами.

– Да, например, так. Хотя в Ливии доступно множество других развлечений и хобби.

– Можно было бы стимулировать там потребительский спрос, – сказал Тедди Вэнг.

– Вряд ли. Банковского кредита нет, инфляция динго-коинов нулевая, типовые приемы маркетинга исключены публичным ценообразованием и бизнесом без барьеров.

– Да, это проблема, но мотив людей к росту потребления никуда не делся, правда?

– К росту потребления чего именно? – откликнулась она.

– Как чего? Товаров и услуг, разумеется!

– Тедди, вы ограничиваете мотив потребления лишь тем, что покупается за деньги. Но другие блага получается иначе, и труд на износ препятствует…

– Очередное оправдание лени! – перебил Мэтью Клэмп.

Оуэн Гилбен, отставив чашку с местным фисташковым чаем, произнес:

– Видите ли, Мэтью, для ливийских условий не годится антропология Варрона.

– О, черт! При чем тут чья-то антропология?

– Я поясню. Дело в том, что Варрон, современник Цезаря, первым заявил, что люди это говорящая разновидность хозяйственных орудий.

– Знаете, Оуэн, я уважаю ваши убеждения, но только не надо повторять здесь левацких гуманистических проповедей, будто человек должен считаться целью, а не средством!

– Мэтью, сейчас я говорю, как экономист, поскольку Варрон тоже был экономистом.

– Тогда зачем ваши намеки в духе гуманизма?

– Видите ли, Мэтью, это не гуманизм, а практицизм. Идея Варрона: «люди это говорящие орудия» очаровывает маньяков, ошибочно называемых эффективными менеджерами. По существу, все проекты, основанные на этой идее – экономически проваливаются.

– Оскорбления не аргумент, – буркнул Клэмп, но Гилбен продолжил, будто не заметив:

– …Варрон отбросил идеи экономистов-практиков о том, что результаты деятельности человека сильно зависят от эмоциональных условий, в которых находится человек. Но, практика показала, что практики оказались практичнее. Такой каламбур экономики.

Тедди Вэнг снова приложил пятерню ко лбу, задумался на минуту, и заметил:

– Нас интересует практика не для античности, а для современности.

– Для современности так, – отозвался Оуэн Гилбен, – производительность труда при 5-й индустриальной революции в сто раз выше, чем при 2-й. Так, на современном ливийском заводе SUE рабочий выпускает в 100 раз больше машин, чем на заводе Ford в 1914 году. Рабочие Ford тогда получали 5 долларов в день, это 150 современных долларов. Просто умножим на сто и получим 15 тысяч долларов в день.

– Нельзя так считать! – возмутился Вэнг, – Сейчас очень выросла доля капитализации в стоимости конечного продукта!

– Можно, – возразил Гилбен, – ведь промышленный капитал тоже производится трудом, производительность которого выросла в сто раз по общему правилу. Кстати, точно так кабинет Хакима аль-Талаа разъяснил ливийский закон о зарплате не меньше половины прибавочной стоимости.

– Ладно, – сказал Клэмп, – они там получают чертовски много. И что из этого следует?

– Из этого следует, Мэтью, что для рабочего SUE, те хиппи из Европы, о которых вы говорили с возмущением, совсем не тунеядцы, а творцы эмоционального комфорта в городской среде. Затраты на их содержание сравнительно малы, так что не снижают уровень жизни рабочего, зато повышают эмоциональное качество его жизни.

– Хиппи, как белочки в городском парке? – чуть насмешливо спросил Вэнг.

Оуэн Гилбен немедленно парировал:

– Человек человеку – белочка, это позитивнее, чем классика, где человек человеку – волк. Видите ли, Тедди, если люди вынуждены пахать, чтобы свести концы с концами, то они ненавидят любого, живущего не трудясь. Но если труд не тяжел и приносит изобилие, то получается совсем иной эмоциональный отклик.

– Человеку всегда мало! – с непоколебимой убежденностью возразил Мэтью Клэмп.

– Да, – Гилбен кивнул, – человеку всегда мало. Но чего ему мало? Того ли, что является серийным товаром и штампуется роботизированным конвейером?

– Гм… Оуэн, а почему вы именно так поставили вопрос?

– Вот почему. Когда я был по делам в Ливии, то заметил особенность тамошних кабир-базаров, свободных маркетплейсов, в значительной мере заменяющих супермаркеты. Любой человек там может взять freeride-card – это маленький карманный гаджет, куда сбрасывается актуальный ассортимент товаров, отдаваемых бесплатно. Для бизнеса так выгоднее, чем забивать склад неликвидами или платить трешер-сервису за утилизацию. Невозможно угадать точный объем платежеспособного спроса на какой-либо товар, и в некоторый момент конвейер штампует то, что уже не покупается. Прежде чем бизнес перестроится на новый товар – сколько-то произведется и это надо куда-то спихнуть. И потребитель может получить даром практически все. Просто следить за freeride-card, и посетить кабир-базар при очередной низкой фазе спроса на товар, который ему нужен. Только знаете, сколько-то неликвидов все же приходится утилизировать. Человеку не всегда мало. Людям не свойственно набивать свое домохозяйство ненужными вещами.

– Как ливийский бизнес покрывает убытки? – спросил Клэмп, – Цена сырья и энергии… рабочая сила тоже не бесплатная.

– Фюзоры, – сказал Гилбен, – вырабатывают электроэнергию по цене менее полдоллара в пересчете на тонну условного топлива.

– Вы хотите сказать, на килограмм условного топлива.

– Нет, Мэтью, именно на тонну. Любая дешевизна, включая дешевизну обычного сырья, начинается с дешевизны энергии. При условии роботизации производства, разумеется.

Вице-президент «Atman» надолго задумался, затем спросил:

– А ливийцы не боятся, что соберут социальные отбросы со всей Европы и Африки?

– Нет, ведь в Ливии нет культа занятости ради занятости, лишь бы создать для каждого порядочного человека видимость труда. Безработные там не считаются социальными отбросами и поэтому не ведут себя, как социальные отбросы. Иное дело криминальный элемент, он есть, как и везде, но полиции предписаны жесткие правила борьбы против бандитизма. Даже в Бенгази теперь безопасно, не говоря уже о столице, Аполлонии.

– Что-то не верится. Вы идеализируете.

– Проверьте, Мэтью. Слетайте в Ливию или на Мадагаскар, где уже почти то же самое.

– Но я слышал, что на Мадагаскаре вы и ваши партнеры-аргонавты, раздавая подачки направо и налево, и устроив фудотрон, приучили туземцев к безделью и разврату.

– Кто, по-вашему, ловит рыбу на фудотроне? – спросил Гилбен.

– Тоже мне труд! – Клэмп презрительно фыркнул, – Отъехать на десяток миль и за три поворота стрелы трала, просто нажимая кнопки, набить трюм свежей рыбой!

Тут в разговор вступила Лола Ву, успевшая вылезти из воды и устроиться с чашкой чая немного в стороне от стола, но достаточно близко, чтобы все слышать.

– Мэтью, вы, правда, думаете, что человеку необходимо уродоваться на работе? Или вы верите в благотворность проклятия бога из первого сезона сериала «Библия»?

– Что? О каком проклятии вы говорите?

– Ну, там бог выгоняет людей из рая, проклиная мужчину тяжелым трудом, а женщину мучительными родами. По-вашему, это полезное проклятие или не очень?

– Лола, я понял, к чему вы клоните. Очередная индустриальная революция, 6-я или 7-я, полностью роботизирует производство, логистику и все такое. Роль людей будет как у белочек в парке: скакать по веткам, жрать вкусняшки, и иногда спариваться.

– Ну, почему же? У людей будут хобби, искусство, наука, инженерия и путешествия, в частности – космические.

Мэтью Клэмп снова презрительно фыркнул.

– Бросьте, Лола! Если людям столько всего достанется даром, то они деградируют так быстро, что через поколение разучатся даже читать.

– Скажите, Мэтью, а Ротшильды уже разучились читать?

– Что? При чем тут Ротшильды?

– Ну, вы же объявили, что если столько всего достается даром, что через поколение…

– …Черт побери! Я ведь не имел в виду аристократические семьи с традициями!

– Вот, значит, как… – слегка иронично протянула Аслауг Хоген.

– Минутку! – вмешался Тедди Вэнг, – По-моему, сейчас будет правильно предупредить собеседника о полной конфиденциальности всего, что тут говорилось.

– По-моему это было очевидно с самого начала, – спокойно сообщила Лола.

– Кажется, я действительно ляпнул нечто, – ворчливо признался Клэмп, – давайте лучше сменим тему на более деловую. Ваше высочество, можете ли вы присоединиться?

– Да, разумеется, – ответил принц Самир, отрываясь от смартфона, через который он все предыдущее время разговора общался с кем-то в чате.

Тедди Вэнг, реагируя соответственно, выставил на стол рабочий ноутбук и развернул мультимонитор так, чтобы все видели изображение.

– Леди и джентльмены, я не буду излагать все детали, это у нас в программе вечерней конференции. Сейчас о главном. Вопросов по существу всего два: что мы можем при нынешних технологиях практически делать с приобретенными рудными участками на астероидах, и как в этом может пригодиться исследование объекта Чубакка?

– Второй вопрос по моей идее, – тут же пояснил принц Самир, – я высказал мнение, что исследование Чубакки принесет новые технологии, которых нам не хватает для запуска добычи на астероидных рудниках.

– Не принесет, а создаст условия для… – строго поправила Аслауг.

…