Текст книги "Демонология крови (СИ)"

*41. Три гуру и новейшая ненормальность.

Габи Витали – молодая ведущая телепрограммы brain-battle на площадке «Infernollam» в Портофино – слишком напряженно представила участников, и внимательные зрители в параллельном чате сразу высказали гипотезу: Габи опасается избыточного скандала. В общем, скандалы это бизнес площадки «Infernollam» – но не до потери контроля над их (скандалов) развитием. Чтобы снизить риск, был приглашен авторитетный арбитр, или рефери в ринге: Юхан Эбо (гуру психоанализа) – но таким путем один риск менялся на другой, ведь тут некому контролировать доктора Эбо, получившего отличное поле для саморекламы. Хозяевам площадки «Infernollam» оставалось надеяться лишь на то, что официальному психологу сверхдальней космической пилотируемой миссии «Alkyona – Chubakka» уже попросту не нужна никакая дополнительная реклама.

Между тем, на табло над круглым столом появился вопрос баттла: …ДЕНЬГИ – ВЕЛИЧАЙШЕЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?.. Надпись замигала разными цветами, и Габи обратилась к Вэнгу:

– Тедди, могли бы вы прямо сейчас кратко пояснить для зрителей, почему вы считаете деньги настолько важными для цивилизации?

– Да, разумеется. Это не очень сложно для понимания. Я начну с известного принципа: любая наука считается состоявшейся, лишь когда начинает использовать математику. В более общем ключе: любой вид знания достигает высокой актуальности, лишь когда он начинает оперировать не размытыми словесными изложениями, а ясными цифрами. По существу: язык математики или язык цифр – универсальный язык природы и общества. Любая деятельность приобретает четкий смысл, лишь когда ее результаты выражены в цифрах. Цифры это цена ресурсов, цена затраченного труда и приложенного капитала, наконец, цена продукта. Любой предложенный план требует предварительной оценки в цифрах. Его целесообразность можно определить заранее лишь путем сопоставления в цифрах того, что будет затрачено с тем, что мы намерены получить. А для этого нужен всеобщий эквивалент, объединяющий математику и пользу. Цифру и ценность. Вот так человечество изобрело деньги, открыв возможность широкого применения математики непосредственно для планирования и оптимизации жизни общества. То, что в XXI веке построен мир Big Data – цифровой мир с мгновенным доступом через любой гаджет из любой точки к любым данным, уже оптимизированным для конкретного применения в любой деятельности – это прямой результат изобретения денег. Именно деньги вывели человечество из хаоса первобытности в организованный постиндустриальный мир. Мы воспринимаем окружающие чудеса технологий, нашу новую комфортабельную среду обитания, как нечто, само собой разумеющееся, но надо помнить, что все это результат изобретения денег. Скажите, Габи, это объяснение достаточно кратко и убедительно?

Габи Витали путем богатой мимики (приобретенной в период, когда она вела канал о фитнесе и аэробике) показала, что не она в этой студии оценивает убедительность – и повернулась к Талвицу.

– Лацаро, согласны ли вы с аргументами мистера Вэнга? Если нет, то в чем и почему?

– С аргументами? – иронично переспросил гуру экономики смыслов, – Я не услышал ни одного аргумента. Случившийся поток риторических манипуляций, был столь низкого качества, что я испытал острый приступ испанского стыда за мистера Вэнга, который в медиа показан интеллектуалом и генератором идей суперинформационного общества.

– К оскорблениям прибегает тот, кто неспособен возразить по существу! – моментально припечатал Вэнг.

– Действительно, – поддержала Габи, – давайте следовать спортивной этике на ринге.

Лацаро Талвиц расплылся в добродушной, но немножко хищной улыбке.

– О, прекрасная мысль! Начнем с этики. С того, чтобы называть вещи своими именами, избегая путаницы. Математика – это не про цифры. Математика – это, тем более, не про данные в цифровом виде. Математика – это про исследование свойств формализмов. А представления мистера Вэнга о математике, как о прошивке карманного калькулятора, устарели еще в XIX веке, одновременно с крахом арифметической утопии Бэббиджа.

– Что такое арифметическая утопия Бэббиджа? – спросила телеведущая.

– Был такой Чарльз Бэббидж… – пояснил Талвиц, – В первой половине XIX века Бэббидж заново изобрел механический калькулятор, хорошо известный морякам античности, но стертый из обихода в ходе становления мировых религий. Вокруг Бэббиджа мгновенно сформировалась секта системных аналитиков, желающих осчастливить людей методом контроля Big Data. Антология американской фантастики за 1990 год содержит апокриф Майкла Флинна об этом, названный «В стране слепых». К тому времени Data уже были достаточно Big, чтобы экзальтированные брокеры поверили, будто это магия. Великий Азиатский кризис 1997 наглядно показал ошибку, но финансисты уже путали цифры и ценности, радуясь возможности порождать деньги нажатием кнопок на компьютере. И трагикомедия длилась до 2020-х, когда золотая карета превратилась в тыкву и мышей. Денежные планы и оценки, которым пел дифирамбы мистер Вэнг, оказались фейком, а развитый мир слил туда все богатство, созданное во второй половине XX века. Чудеса технологии и комфорта были созданы в XX веке – все, кроме гаджетов для получения фейков из любой точки планеты. Впрочем, через гаджеты можно еще смотреть клипы с котиками и заказывать гамбургеры двумя кликами. Утешительный приз для банкротов. Добавлю: пара чудес технологии все же появилась в XXI веке, но вопреки деньгам…

– Сейчас мистер Талвиц занимается демагогией! – перебил Вэнг.

– Это вопрос к рефери, – сказала Габи, повернувшись в сторону Юхана Эбо.

Гуру психоанализа встал с кресла, потянулся, потер ладони, и спросил:

– В чем конкретно вы усматриваете демагогию?

– В том, что мистер Талвиц представил деньги причиной Великого коллапса.

– Заметьте, я не говорил этого, – откликнулся Талвиц.

– Хорошо, мистер Вэнг, – произнес доктор Эбо, – а если по-вашему: что стало причиной Великого коллапса?

– Превышение пределов роста, – ответил гуру мета-агрегаторов, – коллапс в 2020-х был предсказан базовой моделью Римского клуба в цифровых экспериментах 1972-го.

– Римский клуб… – тут Эбо иронически хмыкнул, – …Чудо! Из прогнозов их модели не сбылось исчерпание природных ресурсов и загрязнение среды, крах индустриального и аграрного производства, динамика рождаемости и смертности. Сбылся только Великий коллапс, драйверами которого стали иные, весьма искусственные причины. Похоже на покерного крупье, который предсказывал флеш-рояль кое-кому за долю выигрыша.

– Допустим, в этом есть странности, – сказал Вэнг, – но при чем тут деньги?

– Деньги тут при том, – ответил Эбо, – что с 1970-х банки эмитировали их и раздавали в запредельных количествах хозяевам крупнейших инвестиционных пузырей. Возникло вульгарное перепроизводство денег, а 99% мирового богатства оказалось у 1% мутных субъектов в точности как при игре с таким покерным крупье, о котором я рассказал. И вследствие такого распределения богатств, случилась стагфляция, война и коллапс.

– Вы ведь не экономист, – заметил Вэнг.

– Да, но не обязательно быть экономистом, чтобы читать журнал «The Economist». Я не изобрел это объяснение, я прочел его там, где оно за подписью экономистов-профи. И давайте определимся, мистер Вэнг: что я, по-вашему, должен сделать, как рефери?

– Вы уже сделали, что должны, мистер Эбо. Вы изложили суть с точки зрения того слоя интеллектуалов, который не вовлечен в большой бизнес. Это печально для людей моей профессии, но это полезно, поскольку заставляет задуматься.

– Что ж, я рад был оказаться полезным, – с этими словами гуру психоанализа сел в свое кресло и адресовал Габи Витали самую доброжелательную из существующих улыбок.

Телеведущая улыбнулась в ответ и спросила у Талвица:

– Лацаро, вы, кажется, не договорили что-то.

– Верно. Итак, деньги не породили полезных чудес в XXI веке, но пара чудес появилась вопреки большим деньгам и прогнозам Римского клуба. Это фюзоры и генвекторики. Я говорю именно «вопреки», поскольку оба чуда демонизированы теми медиа, у которых тесные связи с Big Finance и Big Data. Еще примечательны действия сильнейших лобби против самого полезного применения генвекториков. Я говорю о «Войнах крови». Это далеко не первая ситуация, когда Big Finance действуют во вред людям. Был озонгейт, климатгейт, атомгейт, ковидгейт, а «Войны крови» это апофеоз подобного вреда.

– Вот сейчас мистер Талвиц точно занимается демагогией, – отреагировал Вэнг.

Доктор Эбо снова встал с кресла и спросил:

– В чем вы сейчас видите демагогию?

– Сейчас объясню. Хорошо известен стиль мистера Талвица клеймить коммунизм, если круглый стол с соцпартией, и клеймить капитализм, если круглый стол с Big Tech. Это звучит, порой, убедительно, но представить «Войны крови» креатурой Big Finance, это апогей неэтичности. Возьмем парламентские протоколы. «Войны крови» продвигались социалистами и фундаменталистами, но не прогрессистами или центристами. Полагаю, доктор Эбо, вы достаточно сведущи в политологии и понимаете, что это значит.

– Да, – гуру психоанализа кивнул, – знаете, мистер Талвиц, сейчас мистер Вэнг прав. Вы напрасно добавили «Войны крови» к обвинениям против глобальных финансов.

– Ладно, допустим, я погорячился, но этим не отменяется фиаско денежно-оценочного догмата в экономике и обществе. В 2018-м даже Римский клуб вынужденно признал: у бизнеса должен быть иной критерий общественной пользы, чем денежная прибыль.

– Сейчас будет апология метода социальных смыслов, – ехидно предположил Вэнг.

– Заметьте, не я первым заговорил о социальных смыслах! – тут же парировал Талвиц.

– Подождите! – воскликнула Габи, – Мы, конечно, вернемся к этим смыслам, но зрители недоумевают: почему с такой легкостью исчез поднятый вопрос о «Войнах крови»?

Вэнг и Талвиц, не сказав ни слова, синхронно повернули головы в сторону доктора Эбо. Возникла пауза, затем гуру психоанализа откинулся на кресле, заложив руки за голову, задумчиво посмотрел на потолок, и произнес:

– Похоже, роль рефери включает пояснения о неполиткорректных предметах. Суть дела такова. Суперкорпорации финансируют не любые парламентские партии, а те, которые занимают по отношению к ним или дружественную или умеренную позицию. Партии с радикальных краев политического спектра кормятся от других спонсоров, и именно эти спонсоры заказали «Войны крови». Это логично, ведь поддержка «Войн крови» может принести суперкорпорациям только неприятности, поскольку в современном мире все заинтересованные лица легко узнают, кто кому за что заплатил в парламентском круге. Конечно, суперкорпорации предпочли бы остановить распространение биопанковских генвекториков. Но ведь «Войны крови» не остановят, а лишь немного притормозят это, причем ценой оттока продвинутой публики в теневые страны. Там создается все более сильная альтернативная экономика, и там негативное отношение к суперкорпорациям.

Габи Витали картинно схватилась за голову.

– Что-то я запуталась. Почему суперкорпорации предпочли бы остановить биопанк?

– Просто потому, что для суперкорпораций удобен стандартный хомо сапиенс, который изучен маркетингом в аспекте того, как управлять его потребительским, сексуальным и трудовым поведением. Арго сапиенс это несколько иное существо, биологически менее зависимое от социальных сервисов, значит, менее лояльное к пирамиде статусов. Если рассмотреть материалистически, то иное бытие порождает иное сознание и иные мифы, следовательно – иное представление о правильном и неправильном в обществе. Я вижу, мистер Талвиц кивает. Да, то, что я говорю похоже на то, что мистер Талвиц изложил в лекции о сходстве и различии жизненных смыслов у хомо сапиенс и арго сапиенс. Эта лекция содержала важный вывод. Суперкорпоративная бюрократия, получив приказ с верхушки пирамиды статусов, может перестраивать свои офисные процессы под новую нормальность или под новейшую ненормальность. Это уже не раз делалось в XXI веке. Суперкорпоративная бюрократия адаптабельна даже к бизнесу с инопланетянами. Это тяжело и больно для такой бюрократии, и цели намного скромнее, чем с хомо сапиенс, однако не гибельно. Так что суперкорпорации принимают новейшую ненормальность в качестве новой нормальности. На это указал мистер Вэнг, критикуя мистера Талвица.

– Гм… Все любопытственнее и любопытственнее, – произнесла Габи Витали, изобразив Алису в Стране чудес, – кто же лоббировал «Войны крови», если не суперкорпорации?

– Я при этом не держал свечку, – спокойно ответил доктор Эбо, – однако, логика вещей такова, что на роль заказчика подходит государственная бюрократия, которая на вид не отличается от суперкорпоративной, но есть нюанс. Государственная бюрократия после манифеста Фукуямы о «конце истории» в 1989-м, убила в себе способность к офисной перестройке. Зачем такая способность, если либерально-буржуазная демократия теперь навсегда, без сущностных реформ до самого Апокалипсиса? А когда ошибка Фукуямы проявилась, в гербовых офисах уже царила хрупкость как в гербарии. Это спонтанный каламбур, если кто-то не заметил… Вся хроника XXI века о том, как государственная бюрократия разбухала по всем фронтам и гипертрофировала свою роль, чтобы усилить контроль над социальным временем и не допустить продолжения истории. Под таким влиянием, ядро общества также превратилось в хрупкий гербарий. Засушенные схемы транзакций, утратившие практический смысл, воспроизводимые как спектакль. Почти половина компаний стали рыночными зомби, иллюзия жизни которых поддерживалась перекредитованием, чтобы не пропали рабочие места. Идея, что для общества дешевле закопать зомби и платить людям велфер – это сатанизм. Общество стало воспринимать наемный труд как религиозный обряд. Такое восприятие распространилось на школу и семью. Кредо общества спектакля: так надо делать потому, что иначе все рассыплется. Если бы пакет законов, известный как «Войны крови», был внесен не на голосование в Европарламент, а на референдум, то он получил бы две трети голосов. Vox populi…

Произнеся эту латинскую формулу, гуру психоанализа поднял руки на уровень ушей, и выразительно похватал ими, как клешнями, воображаемое нечто.

– Э-э… – протянула Габи, – …Это что, невербальная ирония насчет референдума?

– Это более широкая невербальная ирония насчет общественного мнения. Две трети это всегда конформизм, а сейчас конформизм многократно усилен накачкой футурофобии. Поэтому столь популярна повестка ООН «Устойчивое развитие», возникшая из нелепой модели Римского клуба «Пределы роста». В упаковке из красивого вранья о бережном отношении к природе, ООН продает футурофобу иллюзию мира, застывшего, как муха Юрского периода в янтаре. Как пушер продает наркоману химическое счастье на час.

– Футурофобия это страх будущего? – предположила телеведущая.

– Это, – поправил Эбо, – страх прогрессивного будущего, стирающего ключевые роли из настоящего. Такие роли, без которых большинство людей не мыслят идентичность.

– Я не поняла, – призналась она, – нельзя ли как-то проще, на примерах?

– Пожалуй, мое выступление уже слишком затянулось, – заявил он, – Лучше на вопрос о футурофобии ответит мистер Вэнг. Не зря ведь по его совету дирекция мета-агрегатора «Atman» выбрала для логотипа фразу: «шаг в уютное будущее».

…