Текст книги "Букет для улитки (СИ)"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

33. На последнем берегу

30 мая, полдень. Верхняя Ливия. Сус. Руины античной Аполлонии

Жаки Рюэ, энергично вращая педали велосипеда на серпантине, выехала на вершину бывшего храмового холма, где сохранились лишь фрагменты колоннады. Тут дорога обрывалась, так что стажер-эксперт перешла на пешее движение, покатив велосипед рядом. Она повернула за угол сохранившегося мраморного фундамента и оказалась у широкой лестницы, с которой открывался превосходный вид на берег моря. Здесь, на верхней площадке фундамента, в тени обломков колонн, разместился бригад-генерал Штеллен. Основательно разместился: с сумкой-кулером, набитой жестянками пива.

Стажер-эксперт приставила велосипед к ступеньке, поднялась наверх, уселась радом с бригад-генералом и спросила:

– Ты что, как ушел сюда после завтрака, так и сидишь?

– Так и сижу, – хмуро ответил он и приложился к жестянке пива. – Угощайся.

– Понятно… – она взяла жестянку из сумки, сорвала крышку, сделала глоток и начала наблюдать за происходящим на яхтенных пирсах Суса. Там автофургоны снабжения выгружали пакеты с инструментами и припасами для аргонавтов. Загруженные лодки уползали в море. Цепочки новых лодок для арго-экипажей подвозились сюда по воде буксирами со стороны верфи. Как отметила Рюэ, это были уже знакомые 30-футовые фелюги из стеклоцемента. Одну такую лодку она видела 12 мая на Рейне в яхт-клубе Майншпиц. Теперь, значит, в Верхней Ливии эта отлаженная малобюджетная модель поставлена на поток. Товар из ценовой категории, доступной молодым европейцам с достатком немного ниже среднего. Рюэ продолжала не торопясь пить пиво, и к тому моменту, когда жестянка опустела, возник вывод о курсе этих арго-лодок в море.

– Что скажешь? – спросил Штеллен.

– Я скажу: тут все аргонавты не готовы к океану, поэтому идут на север – к греческим Спорадам. Никто не идет на восток – к Суэцу, или на запад – к Гибралтару.

– Отчасти так, – отозвался бригад-генерал. – Большинство не готовы к океану, однако, некоторые готовы. Возьми мой бинокль, глянь вот туда, в сторону грузового сектора.

Жаки Рюэ последовала совету, посмотрела в бинокль, и увидела причал, у которого на широкопалубный паром-катамаран шла погрузка арго-лодок разнообразных видов.

– А это что, Вальтер?

– Это то, что аль-Талаа обещал аргонавтам: шаттл для переброски арго-лодок в океан. Египетские пошлины сделали прохождение яхт через Суэцкий канал очень дорогим, а аргонавты небогатые ребята. Поэтому выбран вариант: экологический шаттл, который перевозит кучу арго-лодок в Индийский океан и вообще никому не платит.

– Почему не платит? – спросила Рюэ.

– Потому, что экологический, как я говорил.

– Гм… – она хмыкнула, – странно, что египетские власти согласились с этим.

Штеллен открыл очередную жестянку пива и покачал головой.

– Странно было бы, если бы египетские власти НЕ согласились. Лучше не ссориться с хуррамитами, они поняли это по Бенгази. Наоборот, дружить с хуррамитами выгодно.

– OK, я поняла. А что с выходом через Гибралтар в Атлантику? Он ведь бесплатный.

– Да, но там случаются досмотры яхт. И еще есть навигационные сложности. Поэтому аргонавты, оказавшиеся в Сусе, намерены уходить в Атлантику тоже на шаттле.

– Тогда тоже понятно… Но откуда тут столько аргонавтов, нуждающихся в лодках?

– В основном из Италии, из порта Бари. Они едут в этот порт со всей Европы. Оттуда примерно тысяча километров до Суса. Паром идет сутки. Сейчас на линии два парома, значит, каждое утро сюда будет приезжать около пятисот человек и уходить в море. Я смотрю на это и думаю: с чем мы останемся в Германии, во Франции, вообще?

Стажер-эксперт отложила бинокль, взяла из сумки Штеллена вторую жестянку пива и выразительно пожала плечами.

– По-моему, Вальтер, незачем так драматизировать. Допустим, уйдет сто тысяч. И что случится из того, что еще не случилось в Европе к началу этой темы с аргонавтами?

– Казалось бы, ничего, – ответил Штеллен, – все в пределах статистически неизбежных потерь. В Евросоюзе за год гибнет 100 тысяч людей от пьянства, 25 тысяч от ДТП и 10 тысяч от наркотиков. Если добавить прочие несчастные случаи, то будет 200 тысяч. А добавив не летальные причины потери экономической активности, мы увидим верных полмиллиона потерь. Для сплошной статистики, аргонавтинг лишь еще один вид таких потерь. Но в секторальной статистике мы теряем тех, кем не следует разбрасываться.

– Евро-истеблишмент в Вольфергем-кастл думает иначе, – ответила она.

Бригад-генерал хлебнул еще пива и проворчал:

– У этих, в евро-истеблишменте, дерьмо вместо мозгов.

– Да, – ответила Рюэ, – но именно они управляют Евросоюзом. Твое мнение, как и мое мнение, как и мнение любого нормального человека, ни фига не значит в политике.

– У этих, в евро-истеблишменте, дерьмо вместо мозгов, – повторил Штеллен. – Они так демонстративно игнорировали нормальных людей в политике, что теперь вынуждены подчиняться мнению фантомного улиткофила Руди. Трусливые безвольные твари.

– Но они платят нам за нашу работу, – цинично напомнила стажер-эксперт.

– Черт их знает, за что они нам платят, – проворчал он и снова хлебнул пива.

Жаки Рюэ тоже отхлебнула пива, и сообщила:

– Считается, что нам платят за раскрытие террористических преступлений.

– Чепуха, – сказал бригад-генерал. – Вот, я раскрыл террористическое преступление, но никому это не нужно. Евро-истеблишменту это уж точно не нужно.

– Какое преступление? – не поняла она.

– То самое. Я разобрался в серии терактов фантомного Руди.

– Офигеть, блин!.. – Рюэ застыла с жестянкой пива в руке, – …Расскажешь мне?

– Да, если тебе интересно. У истоков этой серии терактов сам евро-истеблишмент. Они создали предпосылки для идеального шторма. Под влиянием болезненных амбиций и комплекса неполноценности они стремились к тотальному контролю над регионом и обществом, над трудом и потреблением, над ценностями и стилем жизни людей. Они рассчитывали получить от людей полную лояльность, а получили полную апатию. И в угрожаемой ситуации истеблишменту предсказуемо оказалось не на что и не на кого опереться. Публика заняла выученную позицию: это не мое дело, я не вмешиваюсь. В картине преступления такова общая предпосылка.

– Юхан часто говорит об этом, – сказала Рюэ.

Штеллен кивнул, сделал глоток пива и продолжил: – Котелок у Юхана отлично варит. Я долго думал над его моделью субиндастриала, расщелины, в которую мы провалились, как неосторожный альпинист. Но такая общая предпосылка о поведении усредненной публики не учитывает поведение меньшинств. Между тем, в угрожаемой ситуации именно меньшинства делают погоду. Для нашего случая их два: это мыслящая часть поколения-Z и непримиримая часть слоя-F.

– А-а… Что такое слой-F?

– Это сленговое собирательное название для фритрейдеров и фрилансеров.

– Что-то вроде мелких бизнесменов? – задала Рюэ уточняющий вопрос.

– Да, если по-американски считать малым любой бизнес с оборотами до 10 миллионов долларов в год. Истеблишмент старался подавлять слой-F, как источник хаоса. Слой-F старался выжить, экономично уклоняясь от атак. Истеблишменту, и даже социологам, казалось, будто слой-F исчез с поля. Есть даже теория распада среднего класса.

– Точно! – Рюэ кивнула, – Юхан про это тоже говорил.

– Да, – сказал бригад-генерал, – я узнал это именно от Юхана. Так вот: распад F-слоя не значит исчезновение. Большая часть малого бизнеса действительно разорилась и была закрыта либо поглощена концернами. Но это – не все. Судьба примерно полумиллиона европейских малых предприятий, имевших более триллиона евро годового оборота, на сегодняшний день неизвестна. Они ушли в полутень. Многие – в Африку. Так в 2000-х родился феномен нео-африканского автоопрома. Кстати, твой велосипед…

Стажер-эксперт посмотрела на свой велосипед, приставленный к ступеньке.

– Да, я купила велосипед. А что?

– Цена, – сказал Штеллен. – Это ведь складной компакт «Strida», верно?

– Нет, – она качнула головой. – Это «Samum», хотя похоже на компакт «Strida».

– Цена, – повторил бригад-генерал. – В европейском супермаркете 500 евро. А тут?

– Тут 60 евро. Вот, привезу домой хуррамитский сувенир, буду кататься.

– Вот-вот… – Штеллен выбросил пустую жестянку и открыл новую, – как популярно объяснил твой замечательный Юхан, цена финансово-бюрократического усложнения общества на порядок выше цены производимых товаров. Это не устраивает F-слой и молодежь поколения-Z. Те и другие не видят для себя перспективы в таком обществе. Поэтому одни едут делать бизнес в Африку, а другие падают в ксианзан.

– Ключевое слово: ксианзан! – объявила Рюэ, и добавила: – Еще фюзор!

– Ты намекаешь на происки инопланетян? – насмешливо спросил он.

– Я не намекаю, а говорю прямо. Кризис начался после того, как Каимитиро влез в наш интернет и передал на Землю две технологии: молекулярный дизассемблер для генов и протонную трансмутацию в туннельном диоде-кристадине. Лишь благодаря этим двум технологиям, энергетической и генетической, возник аргонавтинг, и все завертелось.

Бригад-генерал глотнул еще пива и прокомментировал:

– Хорошая легенда-прикрытие.

– Вообще-то, Вальтер, это теория, а не легенда-прикрытие.

– У меня другая теория, – сказал он. – Трудно представить, что эта штука, даже если она действительно была межзвездным роботом-зондом, так быстро разобралась в языке, в социальной структуре и в роли интернет-СМИ для нашей цивилизации.

– Но, – возразила она, – наша наука разобралась в химическом языке пчел.

– Но, – ответил он, – наша цивилизация сложнее, чем пчелиная. На мой взгляд, намного вероятнее, что файлы по энергетике и генетике имеют земное происхождение. Кто-то использовал ажиотаж вокруг межзвездного астероида, или межзвездного робота – для продвижения двух новых удачно-несложных технологий в массовое использование. Я исхожу из фразы Аслауг: при удачном раскладе это было бы открыто в 1990-х.

Возникла пауза, после которой Рюэ сообщила:

– Аслауг и Юлиан говорили мне что-то похожее 14 мая, на тест-драйве по Адриатике.

– Что-то похожее, – произнес Штеллен, – могло быть на самом деле. Представь: кто-то открыл эти технологии пусть не в 1990-х, а в 2010-х. И ждал удобного момента.

– Я представила. Но почему этот кто-то не оформил патент, чтобы делать деньги?

– Жаки, в 2010-х бюрократия уже не допустила бы этого. И кто-то сделал деньги иным способом: приискал сообщников со связями, они вместе устроили кошмарный кризис, подняли кучу денег… Не на изобретениях, а на инсайдерском знании биржевого краха европейских ценных бумаг. Далее они с первыми кусками добычи отползли в туман, а дохлую тушу сейчас расклевывают экономические стервятники. Вот так это было.

Жаки Рюэ покрутила в пальцах опустевшую пивную жестянку.

– Ладно, Вальтер, а кто такие они?

– Какая разница? – отозвался он. – Допустим, это клуб друзей профессора Яна Хуберта, включая Вилли Морлока, Хакима аль-Талаа и Сэла Франтишека.

– А кто такой Сэл Франтишек?

– Это мутный дядька вроде Морлока, но респектабельный. Довольно крупная шишка в аэрокосмическом секторе Израиля, входит в топ-менеджмент американо-израильского ракетно-космического проекта «Bifrost». Ты знаешь об этом проекте больше, чем я.

– Вальтер, я изложила все, услышанное от бабушки, итого: мы знаем одинаково. А как Франтишек связан с терактами в Европе?

– Как-то связан. В городке Неум на Адриатике он попал в кадр любительского видео в компании с профессором Хубертом и персонажем, известным как Хаш-Бакс.

– Хаш-Бакс? – переспросила она, – персонаж из мафиозного триумвирата Неума?

Штеллен кивнул и продолжил:

– Итак, допустим, все это можно доказать. Скажи, кому нужна истина, если она такая?

– Например, мне, – сказала Рюэ. – Я хочу, все же, знать: кто творил все это в Европе?

– Много кто. Например… – он нажал ряд значков на своем смартфоне, и протянул ей.

– Э-э… Это какая-то война? – спросила она, рассматривая фото на экране.

– Это очередной вооруженный конфликт в Косово и Метохии. Дата на фото внизу. Но главное то, что слева от середины фото. Приглядись к объекту на грузовике.

– На грузовике? Блин! Это шестиствольный реактивный миномет, из которого 12 мая расстрелян отель в Лихтенштейне, где был симпозиум по всемирному фастфуду!

– Всемирный симпозиум «Пищевые технологии будущего», – поправил Штеллен. – Этот реактивный миномет – Nebelwerfer модель 1940 года. А теперь посмотри на персону в пятнистой плащ-накидке. Это Хаш-Бакс. Смотри следующее фото.

Рюэ чиркнула пальцем по экрану, сменив кадр, и увидела пустынный пейзаж, где в компании смуглых парней милитаризованного вида стоял Хаш-Бакс рядом с другим небольшим грузовиком, на котором был опять реактивный миномет Nebelwerfer.

– Блин! Этот Хаш-Бакс торгует минометами, что ли?

– Вероятно, – ответил Штеллен, – у Хаш-Бакса нелегальное производство этих штук в Албании, на бывшей советской базе субмарин под городком Орикум.

– Значит, там делают не только большие арго-лодки, но и минометы – заметила она.

– Там много всего делают. Обрати внимание на девушку рядом с Хаш-Баксом. У нее характерный ручной пулемет висит через плечо. Тебе она напоминает кого-нибудь?

– Мне пулемет напоминает, – сказала Рюэ. – Это шестиствольный XM-556. Из такого пулемета 10 мая в Мюнхаузене расстрелян персонал виноградника, принадлежащего холдингу «Eltsen». Того виноградника, где жила улитка Помми, ныне уже эпическая.

– Верно. Жаки. Пулемет затем подброшен в багажник джипа, который перегонял Руди Ландрад. Настоящий Руди Ландрад. А теперь все же приглядись к девушке на фото.

Стажер-эксперт движением пальцев увеличила часть фото на экране и пригляделась.

– Мм… Она похожа на ту кушитку из племени Тебу, что угощала нас кофе в ходе переговоров с аль-Талаа.

– Верно. А еще на кого-нибудь она похожа?

– Даже не знаю… Хотя… Руди Ландрад на допросе говорил, что на перегон джипа его подрядила худая девушка, возможно, афроамериканка, ряженая мусульманкой.

– Вот!.. – Штеллен хлебнул пива. – Она подставила его и дала нам ложный след. А теперь смотри следующее фото.

– Где это, и кто этот дядька? – спросила она, глядя на очередное фото. Вроде, фото не содержало ничего интересного. Просто девушка (опять эта кушитка) и некий дядька, европеец-северянин, одетый в престижно-деловом стиле, обедают в ресторане где-то, вероятно, в Балтии или Скандинавии (судя по интерьеру).

– Это кафе в Копенгагене, – сказал Штеллен, – а дядька – Матти Пекконен, директор по развитию финской ФПГ «Solfo», конкурента холдинга «Eltsen». Встреча была 3 мая. Прошла неделя, и у холдинга Eltsen случились фатальные неприятности. Перед этим с одного из банковских счетов ФПГ «Solfo» переведено крупное пожертвование Музею Рыболовства в Орикуме. Вот так это работает.

Жаки Рюэ вернула ему смартфон и сердито прокомментировала:

– Топ-менеджеры всех мега-корпораций – грязные свиньи.

– Да, – лаконично согласился он.

– Вальтер, как ты размотал этот клубок?

– На самом деле, я размотал только малую часть этого клубка. Поль дал мне ниточку в рапорте о контактах по Неуму. Так я узнал про Орикум, заинтересовался, а затем еще выяснил, что Хаш-Бакс – хуррамит. Меня это насторожило. Впрочем, это не важно. Я объяснил: истина в этом деле не нужна уродам, которые платят нам. Если посмотреть формально, то после терактов в дата-центрах не осталось доказательств. Ведь в ткани цифрового мира теперь столько дыр, что целостность потеряна и концов не найти.

– Понятно… Вальтер, а что теперь вообще будет?

– Вообще будет то же, что и раньше. Европа продолжит тонуть в дерьме. СМИ скажут накатанную фразу: теперь это новая реальность. Так говорится каждый раз, когда наш условный Европейский дом проваливается на очередной дюйм в дерьмо. Нам говорят: теперь хроническая рецессия – это новая реальность. Нам говорят: теперь исламский терроризм – это новая реальность. Нам говорят: теперь парниковые налоги – это новая реальность. Нам говорят: теперь цензура в блогах – это новая реальность. 21 мая из-за теракта фатально пропало сколько-то петабайт информации в дата-центрах. У многих пропали деньги, они ведь цифровые. Нам говорят – это новая реальность. Завтра наши туповатые парламентарии подпишут договор с хуррамитами и аргонавтами. Это будет очередная новая реальность. Шоу будет продолжаться, пока условный дом не утонет в дерьме по самую крышу. Тогда кому-то придется что-то делать. Раньше – вряд ли.

Выдав такой монолог, бригад-генерал допил пиво, выкинул пустую жестянку, а затем, прикрывшись ладонью, чтобы солнце не слепило глаза, посмотрел в сторону одного из пирсов. Жаки из любопытства посмотрела туда же. Ничего особенного – отправка малого скоростного парома, груженого минимальными круглыми 18-футовыми арго-лодками нового класса «Колобок». Штеллен, не дожидаясь ее вопроса, пояснил:

– Первый рейс за Гибралтар, к островам Кабо-Верде, 5000 километров за три дня. Ты каталась на 18-футовой лодке по Адриатике, а эти аргонавты хотят жить на лодках в Атлантике чертовски долго. Им это больше по сердцу, чем Европейский дом.

– Вальтер, если хочешь мое мнение…

– Конечно, высказывайся.

– …то, – продолжила она, – в Адриатике я вместе с Аслауг и Юлианом участвовала в тестировании другой лодки: «Катацуморидако» 18x7 футов. И целью тест-драйва для Юлиана была разработка более обитаемой лодки, которая все-таки помещалась бы в стандартный контейнер TEU. Так он изобрел 18-футовые круглые лодки «Колобок». Юлиан признает: для комфортной жизни на море нужна лодка вдвое больше, однако аргонавты будут проводить в море на «Колобке» по пять дней максимум. Они станут путешествовать, вероятно, между островами Кабо-Верде и Канарскими, Азорскими, Бермудскими и Антильскими островами. Для таких круизов «Колобок» годится.

Штеллен подбросил на ладони очередную жестянку с пивом.

– Вероятно, мистер Зайз прав. Но дело не в том, сколько дней подряд эти ребята будут проводить на своей лодке. Дело в том, что они потеряны для дома. Я уже говорил, что аргонавтинг очень мало значит в общей статистике, но в секторальной статистике мы теряем тех, кем не следует разбрасываться. Известный факт: именно цивилизованные молодые люди падают в ксианзан и уходят в море.

– По-моему, – сказала Рюэ, – слово «цивилизованность» толком не определено.

– Это, – ответил Штеллен, – толком объяснил знакомый дознаватель из отдела уличной преступности. Цивилизованность – это когда не быкуют и не крысятничают.

– Жаргон, однако, у твоего знакомого… – проворчала она. – Хотя да, как-то так.

– Как-то так, – эхом отозвался бригад-генерал. – Позавчера у меня была видео-встреча с японским коллегой, также младшим генералом спецслужбы. Для Японии аргонавтинг превратился в критическую проблему, и там это сравнивают с karojisatsu.

– Вальтер, ты удивишься, но я вообще не знаю японского языка.

– Я переведу. Karojisatsu – суицид от перегруженности в офисе и дома. В группе риска покладистые работники, у которых ровные отношения с коллегами и с родными. Они довольно ответственные и совсем не амбициозные. Они просто делают свою работу и выполняют бытовые функции в семье. Но в какой-то момент вдруг убивают себя. В их последних сообщениях ключевые слова: «я устал» и «слишком сложно».

Возникла пауза. Стажер-эксперт покачала головой туда-сюда, затем задала вопрос:

– И что, по мнению японцев, падение в ксианзан – это суррогат прыжка с небоскреба?

– Альтернатива прыжку с небоскреба, – поправил Штеллен. – И это изумительно легкая альтернатива для человека, у которого появились навязчивые мысли о суициде. Чтобы порвать со слишком сложной жизнью, от которой устал, не обязательно умирать. Есть ксианзан, который уводит тебя в море, и ты можешь жить дальше.

– Вообще-то, – заметила она, – жить на борту лодки в открытом море тоже сложно.

– Да, Жаки, но это понятные, естественные сложности. Тогда как жизнь в современном обществе наполнена непонятными и противоестественными сложностями. По мнению аргонавтов, современное общество искусственно усложнено, чтобы контролировать и подавлять человека. Они ненавидят это, не приемлют это и уходят от этого в море. Ты помнишь разговор с аргонавтами в яхт-клубе Майншпиц?

– Разумеется, я помню…

Тут Жаки Рюэ сделала глоток пива, и произнесла:

– Вот что, Вальтер, если ты хочешь услышать, что я думаю обо всем этом…

– Да, хочу. Потому я изложил тебе эту японскую тему.

– …Так вот, – продолжила она, – я думаю: не так страшно, что они уходят.

– А что страшно, если не это? – спросил бригад-генерал.

– Страшно будет, когда и если они вернутся, – сказала стажер-эксперт.