Текст книги "Голод богов (1)"
Автор книги: Александр Розов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
** 6 **
… Клипса-коммуникатор работала устойчиво. Фантом Айзека Бромберга гротескно пребывал посреди маленькой поляны в сайве и одновременно посреди своего кабинета на даче под Одессой.
– Что, Антон, паршиво вам? – сочувственно спросил он.
– Не то слово, Айс, – честно сказал Антон (он же – Румата Эсторский, четырнадцатый этого имени и благородный дворянин до 22 колена).
– А я ведь предупреждал.
– Ладно. Я ведь знал, на что иду… Думал, что знал…Только не говорите, про индюка.
– Которого индюка? – кустистые брови доктора Бромберга поползли вверх.
– Который думал, да в суп попал. Вы-то как думаете, Кира – настоящая?
– В каком смысле?
– В самом прямом! Как вы считаете, это она – или нет?
– Извините за бестактность, Антон, а у вас с ней… возобновились отношения?
– Да. Возобновились. Но… Я не знаю.
– Этот вариант мы с вами разбирали, помните? – спросил Бромберг, – полная определенность возможна только при отрицательном результате. Если вы не знаете, это значит «да».
– Так что, значит… Некромантия? Айс, у нее даже остались шрамы от тех двух стрел. Это выглядит… в общем, как это возможно?
– Не знаю. Могу сказать лишь, что этот случай – огромная, фантастическая удача. Первый полностью идентифицированный случай. Вам с ней надо срочно улетать! Немедленно! Ни в коем случае нельзя рисковать… ну, понимаете.
– Понимаю, – сказал Антон, – но дело в том, что она не согласится. Она не бросит все это на полпути. Не могу же я тащить ее силой.
– Не можете или не хотите? – спросил Бромберг.
– И то, и другое. Поймите, Айс, для вас это – уникальный объект и все такое. А для меня… Надо дальше объяснять?
– Не надо. Как я понял, вы остаетесь вместе с ней, пока все это не кончится.
Антон молча кивнул.
– Значит, тогда вот что, – сказал Бромберг, – у вас есть огромная проблема. До начала войны, серьезной, большой войны, остались примерно сутки. Плюс-минус несколько часов. Раз вы намерены остаться – с этим следует что-то делать.
– В смысле?
– В смысле, войну можно выиграть, а можно – и проиграть.
– Ну, что вы, Айс. Эту войну уже можно считать выигранной.
– Выигранной кем?
– Той армией, в расположении которой я нахожусь, – пояснил Антон.
– А почему вы так уверены?
– Да потому, что я немного разбираюсь в здешних войнах. Три очевидных преимущества – золото, вооружение, боевой дух. Выучка… тоже скорее превосходящая. Численность примерно одинакова. Кроме того, противник не очень понимает, с чем столкнется.
Бромберг задумчиво покачался на кресле, затем спросил:
– Думаете, учли все?
– А что – нет?
– Нет.
Теперь задумался Антон. В голову ничего толкового не приходило. Может быть, сказывались эти два безумных дня, а может… Может он опять заигрался в дона Румату…
– Айс, признаю, что я – тупица. Скажите, чего я не учел.
– Вы не учли института экспериментальной истории.
– Ах это… Но Айс, институт не вмешивается в войны. По крайней мере, непосредственно.
– Что значит «непосредственно»? – спросил Бромберг, – если взять, да и выкрасть вас отсюда, это – не непосредственно? Это – допускается? И что будет?
– А ничего, – с вызовом ответил Антон, – если хотите знать, я тут вообще для бантика. Как ируканского маршала расколошматили без меня, так и арканарского наместника расколошматят. Ну, может, с ним подольше провозятся.
– А если выкрасть вас вместе с Кирой? Вас – домой, а ее … тоже домой. В Арканар. Ну, а дальше… Историю Жанны д'Арк, надеюсь, вы помните.
– Вы что, серьезно? Я имею в виду, про домой в Арканар?
– А куда еще? – спросил Бромберг, – Посудите сами, не на Землю же в такой ситуации.
… Да. Это был бы очень сильный ход. Армия обойдется без одного из Светлых. Без него – легко, без нее… Не так легко, но теперь тоже обойдется. Но без обоих она развалится через неделю. Хотя бы потому, что Светлые – не только дух армии, но и ее казна. Ведь эта армия воюет золотом. Но главное не в этом. Кира… С Кирой в этом случае уж точно церемонится не будут.
– Я об этом не подумал, – честно признался Антон.
– Теперь будете думать. И вообще, постарайтесь не забывать, что теперь вы на другой стороне.
– Слушайте, Айс, а почему вы так уверены, что институт будет действовать на стороне Ордена? Это же против всей доктрины. Институт наоборот, всегда мешал Ордену, потому что Орден – это квинтэссенция здешнего мракобесия. Символ регресса.
Бромберг снова покачался на кресле, а затем изрек:
– Антон, усвойте, пожалуйста, что теперь символ регресса – это ваша армия и то, за что она сражается. Знаете, кто вы с точки зрения непоколебимой и единственно верной теории исторических последовательностей?
– Ну, кто?
– Вы – варварская формация, грозящая сбросить континент из относительно (подчеркиваю – относительно) прогрессивного монотеистического настоящего в относительно темное языческое прошлое. Потому что историческая последовательность в религиозную эпоху такова: первобытный культ предков, родоплеменной шаманизм, рабовладельческое язычество, феодальный монотеизм, буржуазный пантеизм. С точки зрения этой теории, вы пытаетесь повернуть прогресс вспять и перечеркнуть всю работу института за последние несколько десятилетий. Теперь – понятно?
– Непонятно.
– Что именно непонятно?
– Какой это, к чертям прогресс? И какая это, к чертям, теория. Сегодня три местных ученых мужа доказали мне, как дважды два, что весь этот переход к феодальному монотеизму – сплошной регресс. Последние 300 лет идет регресс. Это – факт, по сравнению с которым вся теория исторических последовательностей не стоит даже тухлой селедочной головы!
– Очень хорошо, – сказал Бромберг, – вы это знаете. Я это знаю. А Институт экспериментальной истории этого не знает. И КОМКОН этого не знает. И Мировой Совет этого не знает. ИЭИ верит в теорию исторических последовательностей – благостную и единственную. КОМКОН доверяет ИЭИ. Мировой Совет исходит из компетентности КОМКОНА. Если ИЭИ ошибался и теория неверна в корне – значит целая толпа уважаемых людей все эти десятилетия занималась… Мягко говоря, не тем, чем следует. Это – очень мягко говоря. Теперь посчитайте, карьеры скольких людей придется разрушить, чтобы доказать свою правоту. Правоту, которая очевидна здесь – но никак не на Земле. И сколько времени это займет – даже если удастся. И что произойдет здесь за это время. Кстати, произойдет то, после чего вы уже точно никому ничего не докажете. На вас будут смотреть, как на мальчишку, потерявшего голову от любви к мятежнице-туземке. Вся ваша антинаучная позиция будет иметь в глазах сообщества простое и понятное объяснение. И это объяснение всех, абсолютно всех устроит. Теперь – понимаете?
– Теперь – понимаю. Я другого не понимаю – что мне делать?
Бромберг снова принялся качаться на кресле.
– На самом деле, все очень просто, – сказал он, – у нас есть два варианта. Первый – уговорить Киру бросить это дело и улететь с вами, или даже не уговорить, а просто вывезти независимо от ее согласия.
– Это невозможно, я уже сказал.
– Это, как раз, вполне возможно, – возразил Бромберг, – в конце концов, потом вы можете ей все объяснить…
– Черт побери, Айс, у вас что, проблемы со слухом? Я сказал нет. Точка.
– Тогда остается второй вариант. Все-таки выиграть войну и потом уже улететь. Надеюсь, на это она согласится?
– Думаю, что тогда я бы ее уговорил, – сказал Антон, – но если ваш прогноз о вмешательстве института верен, то все кончится гораздо раньше. И не в нашу пользу.
– Гораздо раньше, – задумчиво повторил Бромберг, – раньше… позже… вы говорили, что разбираетесь в здешних войнах. Как по-вашему, можно ли имеющимися в вашем распоряжении средствами выиграть эту войну очень быстро? Ну, скажем, за десять дней. Институт просто не успеет так быстро принять решение… по вашему вопросу.
– Вы что издеваетесь? – спросил Антон, – это же средневековая война, а не турпоход по южному берегу Крыма. Дней за тридцать еще можно было бы. Наверное. Теоретически.
– Если тридцать – то нам с вами не избежать неприятностей.
– То есть, нас с Кирой выкрадут?
– С большой вероятностью решат выкрасть, – уточнил Бромберг, – я, конечно, попробую нажать на некоторые неформальные рычаги в институте, чтобы эту вероятность несколько снизить, но… Как вы понимаете, гарантировать ничего не могу.
– Несколько снизить вероятность, – задумчиво повторил Антон, – хреново обстоят дела..
– Хреновей всего обстоят мои дела, – сварливо ответил Бромберг, – я-то исходил из нашей с вами договоренности. Помните? Туда-и-обратно. Вся операция должна была занять 100–150 часов. Вы вместе с Кирой оказались бы на Пандоре, а мои друзья из диспетчерской службы, которые нам помогали все это организовать, смогли бы своевременно замести следы нелегальных рейсов. Теперь у этих людей будет куча неприятностей, а мне придется их из этих неприятностей вытаскивать. Если получится. А если я хочу увидеть… результат, то мне придется еще и помогать вам в дурацкой войне. И все это, извините за прямоту, исключительно из-за неурегулированности ваших интимных отношений.
– Какого черта? – взорвался Антон, – я что, ради вашей альтернативной науки должен воровать девушку, как театральный злодей из второсортного водевиля?
– Ну, да. Разумеется, вы никому ничего не должны. Никто никому ничего не должен. Только старый дурак Айзек Бромберг должен всем без исключения. И людям из диспетчерской службы, и вам, и вашей девушке. И вместо благодарности старый дурак Айзек Бромберг всеми бывает посылаем к черту. Наверное, он и черту что-то задолжал, только еще не знает, что.
– Ладно, Айс. Честное слово, я погорячился. Извините, если подвел вас и ваших друзей, но… В общем, я не могу иначе. Так что придется воевать.
– Это я уже понял, – Бромберг тяжело вздохнул и потер ладонями виски, – трудно с вами, Антон.
И тут Антон вспомнил слова вольного капитана Пины:
– А когда было легко? Ничего, война любит смелых.
…
… Разумеется, в лагере Кира набросилась на него с расспросами:
– Где ты был? Мы думали, с тобой…
– Я похож на мальчика, которого могут украсть злые дикари? – с улыбкой поинтересовался он.
– Нет, но…
– Что, милая?
– Все-таки, где ты был.
– … И других женщин у меня нет, – он подмигнул, – по крайней мере, поблизости.
– Любимый, я третий раз спрашиваю, где ты был?
– Я говорил с духами, – серьезно ответил Румата.
– И что они сказали?
– Что война уже практически началась.
Тихо подошел Верцонгер.
– Духи сказали тебе правду, Светлый. Враг в одном дневном переходе от нас. Пойдем, нас ждет совет войска.
«Вот она и началась – подумал Румата, – идиотская война, которая мне даром не нужна. Но мне придется эту войну выигрывать, потому что иначе у меня отнимут Киру. А я не позволю, чтобы у меня ее снова отняли. А раз так…»
– Ну, что ж, друг мой Верцонгер. Пошли выигрывать нашу войну, – спокойно сказал он вслух.
– Ваа!! – радостно зарычал предводитель варваров, демонстрируя крепкие белые зубы не то – в волчьем оскале, не то – в своеобразной улыбке.
– Ты хорошо сказал, – шепнула Кира, – он это запомнит и перескажет.
– Стараюсь входить в образ, – так же шепотом пояснил Румата.
– Входить в образ? – недоуменно переспросила девушка, – Это магический ритуал? Очень сильный, да?
– Очень, – подтвердил он.
… Лагерь бурлил – но бурлил вполне организовано, несмотря на сумерки. Без особого шума и в относительном порядке перемещались небольшие отряды всадников и пехотинцев. Катились куда-то цепочки возов, груженых чем-то, предусмотрительно накрытым рогожей, от посторонних любопытных глаз. Бегали взад-вперед подростки-вестовые.
Совет войска составлял всего восемь человек – двое вольных капитанов, двое выборных от «холопских» корпусов, отец Кабани, как представитель «инженерного обеспечения», Верцонгер и от варваров и, разумеется, двое Светлых. Очень толково, как отметил про себя Румата. Меньше будет гвалта и лишних ушей.
На широком столе была разложена вполне приличная карта. Кучки разноцветных камушков обозначали позиции, а такие же разноцветные нитки – направление движения. Говорили все внятно и по очереди – почти не перебивая друг друга.
Итак, армия Ордена двигалось со стороны арканарской столицы к Бычьему ручью, чтобы выйти к нему, предположительно, незадолго до завтрашнего заката. Численность противника – до 22.000 кавалерии. Пехота и обоз если и были, то отстали на день-два.
Скорее всего, они намерены сделать привал на завтрашнюю ночь – самую короткую в году, а с восходом солнца – форсировать ручей и атаковать. Расчет простой, как и все, что делают орденские командиры. Есть численный перевес – значит, надо наваливаться всей массой. Пусть даже пол-армии ляжет здесь, но зато бунтовщики будут быстро раздавлены, а наместник – доволен.
«Ну-ну, – подумал Румата, – не видали вы еще, господа орденцы, настоящей войны из прежнего времени».
Собственно, у вольных капитанов уже был практически готовый план действий – и очень неплохой, кстати. Румата же, с помощью отца Кабани, лишь добавил несколько элегантных штрихов, сделав план из неплохого – блестящим.
– Ад и дьяволы! – воскликнул спокойный до того момента дон Пина, – знаете, Светлый дон Румата, умей я придумывать такие вещи, клянусь хребтом святого Мики, я бы уже был герцогом, а не болтался бы по миру, натирая мозоли на своих любимых пятках.
– Думаю, дон Пина, вы еще успеете стать герцогом.
– Если останусь жив после этой войны, – добавил вольный капитан, вновь обретая философское спокойствие наемника, – посмотрим, что нам принесет завтрашний день, а там подумаем и о послезавтрашнем.
** 7 **
Если брат Динас, командор ордена, полагал, что война начнется ровно тогда, когда ему захочется – он сильно ошибался. Белона, как замечали еще древние римляне, женщина непредсказуемая и коварная.
На закате следующего дня он отдал команду разбить лагерь в полулиге от Бычьего ручья, расположиться на отдых а подъем трубить с первыми лучами солнца, после чего отправился отдыхать в свой шатер, увенчанный ярким командорским штандартом – очень хорошей, кстати, мишенью.
Ему никак не приходило в голову, что этих самых первых лучей, как впрочем, и последующих, он уже не увидит.
Он был хорошим офицером и делал все правильно – за исключением одного. Он попал не на ту войну, для которой его готовили.
Несколькими часами спустя, в серых предрассветных сумерках, четыре большие противовесные катапульты, тихо выведенные под прикрытием темноты почти к самому берегу ручья, пришли в движение. В воздух с жужжанием взлетели четыре холщевых мешка, набитые крупно дробленым камнем. Мешки, разумеется, разорвались в воздухе и на площадь вокруг командорского шатра обрушились центнера два камней – каждый размером с кулак рослого мужчины. Ну, разумеется, далеко не все попали куда надо – но вполне достаточное количество их легло точно на цель. Впоследствии командора и опознать – то смогли только по перстню.
Конечно же, в лагере началось нешуточное волнение – надо было срочно что-то делать, а решать что именно, полагалось командору. На месте же его шатра было непонятно что – и никто не понимал, жив он или нет.
В это самое время, варварская конница стремительно форсировала ручей и, разворачиваясь в цепь, помчалась к орденскому лагерю.
Здесь-то орденские командиры не сплоховали. Заиграли рожки и вот уже дисциплинированные воины-монахи караульного полка в плотном кавалерийском строю развернулись навстречу атакующим. Против тяжелой орденской кавалерии варварам ни за что не устоять. Да и мало их слишком – меньше десяти сотен против двух тысяч.
Ну вот, они и сами поняли. Замедлили бег коней, а потом и вовсе остановились на полпути.
В орденских рядах послышались смешки и шутки на счет медвежьей болезни. Ох, рано смеялись. Потому что четыре катапульты на берегу сработали вторично – теперь уже по плотному и потому представляющему собой прекрасную мишень кавалерийскому строю. На этот раз все камни легли куда надо – здесь уж не промахнешься. Полк перестал существовать – он превратился в беспорядочную толпу, где живые перепутались с мертвыми и раненными, а покалеченные лошади бились на земле, лягая копытами тех и других без разбора.
Этого и ждали конные варвары – налетели, как вихрь, рубя длинными мечами направо и налево.
Ну, и здесь орденские офицеры себя показали – не зря на столько времени было потрачено в казармах да в полях.
Один полк построились – и бросились на помощь.
Другие два – помчались к ручью, где медленно перезаряжались камнеметные машины, в которых была, ясное дело, главная причина всех сегодняшних бед.
Еще один – выдвинулся посредине, чтобы отрезать варваров и не дать им убраться обратно за ручей.
Варвары, естественно, бежали – оставив в покое немногих недобитых из злосчастного дежурного полка. Но бежали, конечно же, не обратно к ручью, куда путь был теперь перекрыт, а вдоль него, в сторону предгорий, где есть пусть узкие, но все же пригодные для переправы броды. Теперь целых два полка преследовали их.
Тем временем, другие два полка, скакавшие в сторону катапульт, преодолев более двух третей пути, столкнулись с тем, чего раньше вообще не видели – да и не представляли, что бывает такое на свете. На той стороне защелкало что-то оглушительно – звонко, и в воздух взвилось множество каких-то черных предметов, оставляющих за собой шлейф черного дыма. А потом все накрыл глухой протяжный звук, похожий на выдох сказочного великана. Горшки с огненным зельем полопались посреди атакующего строя, расшвыряв вокруг длинные струи жидкого пламени. После вольные капитаны будут рассказывать, что раньше просто не представляли, как страшен может быть крик умирающих людей и коней. А кто-то рассудительно заметит, что монахи имели, наверное, в старые времена подобный образец – с которого и писали картины ада.
Но это будет потом – а сейчас четыре тысячи людей и столько же лошадей горели заживо посреди поля. Этот огонь было не потушить и не сбить. Зелье горело столько, сколько положено, и потухало лишь прогорев до последней капли. Горело, постепенно прожигая живую плоть до костей…
Из лагеря же все это не было видно – виделось только огромное облако смоляного дыма, накрывшее и полки, и поле до самого ручья. Многоголосый крики был слышен – да вот что он значил – непонятно.
Что делать? Оставшиеся в лагере гадали – слать подмогу или нет. Пока гадали, проклятые камнеметные машины выбросили следующую порцию камней. Не прицельно – а по всей площади лагеря. На кого бог пошлет. Много на кого послал – тут и там раненные, убитые, а больше всего, как обычно, коням досталось. У которого нога покалечена, у которого – ребра проломлены.
Получалось, что те два полка, что исчезли в дыму, до того берега не добрались – или бьются, или перебиты.
Эх, мало послали. Ну, четыре на подмогу уж всяко довольно будет. И поскакали четыре полка в неизвестность, в расползающееся по полю облако дыма.
Два полка в лагере остались – охранный и резерв, да еще несколько сот человек от первого полка – те, кого варвары добить не успели.
…
Если орденские офицеры слабо понимали, что, собственно, происходит – то Румата и совет войска понимали это просто прекрасно. Им совершенно не нужно было ни о чем гадать. Вестовые и наблюдатели исправно докладывали о происходящем и вся картина была перед ними – на карте с разноцветными камушками и ниточками.
Вот лагерь противника с двумя боеспособными полками и остатками еще одного – уже небоеспособного.
Вот еще два полка, которые гонятся за варварской конницей, удирающий к верхним бродам. Их уже можно во внимание не принимать. На полпути они окажутся зажаты между ручьем и каменистыми языками предгорий. Там их остановит основательно укрепившаяся «холопская» пехоты, усиленная ландскнехтами и расставленные на позициях метательные машины. Попав под «перекрестный огонь с флангов», как сказали бы в земном XX веке, они попытаются отступить – но путь назад им отрежет «шахматный строй» ландскнехтов. Тут и варвары перейдут в контратаку – ударив отступающим в спину…
Главные события разворачиваются на подступах к катапультам. Два полка можно тоже не принимать во внимание – те немногие, что избежали огненных снарядов, будут добиты лучниками на подступах к ручью.
А из четырех полков, что идут тем двум на подмогу, не менее половины до ручья доберутся. И не только доберутся, но и на эту сторону ручья перейдут – если только не бросить им навстречу «холопскую пехоту», усиленную варварами. Что будем делать? Сражаться?
Нет, – качает головой Румата, – всех отвести назад. Катапульты – бросить. Пусть переходят. А вот обратно за ручей им уже не уйти.
Пока они будут разрушать катапульты и искать, куда же делся противник – пусть «огнеметчики» развернут свои легкие машины на новых позициях, а с мельницы им пусть подвезут нужное количество горшков с зельем.
Времени хватит. Ведь что будет делать орденский командир на этом берегу, в сайве? Вышлет по двум дорогам разведку, по полсотни – но к этому готовы лучники с отравленными стрелами. Не вернется его разведка. А тут как раз и «огнеметчики» приготовятся. Горшки по навесной траектории летят, им сайва не помеха.
Что орденский командир будет делать? Правильно, обратно через ручей отступать. Вроде бы на свою сторону. А чтобы совсем не скучно было – протянем-ка мы на броде колючую проволоку, так удачно придуманную отцом Кабани. Ряда этак в четыре. Интересно посмотреть, как они через такую проволоку переправятся – особенно если с этой стороны лучники будут стрелять им в спину, а на той стороне их наша пехота встретит…
…
Солнце подкатилось к полудню – тусклое, как глаз снулой рыбы, оно едва пробивалось сквозь сплошную пелену наплывающего густыми волнами дыма. В воздухе летала копоть, оседая на все вокруг – на землю, на людей и лошадей. За ручьем, который был совершенно невидим в густом дыму, горела сайва. И горело мясо – много мяса. Откуда-то издалека доносился лязг оружия, стоны, ржание коней… Потом все надолго стихло.
В орденском лагере Ордена изнывали от смрада и от неизвестности.
Что с ушедшими полками? Догнали ли варваров? Добрались ли до катапульт? Наверное, добрались – раз больше не летят камни. И что? Непонятно…
Тем временем, судьбу этих последних полков решал совет войска. Остальные свою судьбу уже нашли. В поле и в лощине у предгорий, вокруг ручья и в сайве лежали тысячи орденских бойцов – побитые камнями, сожженные, изрубленные, поколотые, пораженные отравленными стрелами. Совет колебался – пока потери войска Хозяйки по сравнению с потерями Ордена были невероятно, сказочно малы. Но всем было понятно – если столкнуться с остатками кавалерии ордена в открытом бою, в поле, больших потерь не избежать. Но не оставлять же здесь, у себя под носом, более 4000 бойцов врага.
Все смотрели на Румату – что скажет Светлый, то и будет.
– В открытом поле биться не будем, – сказал тот наконец, а после паузы добавил, – но и орденцев не выпустим.
Молчал совет почтительно. Молчали вольные капитаны и выборные, молчал Верцонгер. Молчал отец Кабани. Молчала Кира. На их глазах творилось чудо.
– Сколько у нас возов? – спросил Румата.
– Сотен двадцать наберется, – уверенно сказал один из выборных.
– Хорошо. Настилайте переправу, запрягайте быков и все на ту сторону. Дон Пина, переправляйте своих ландскнехтов, обеспечьте охрану переправы с той стороны. Верцонгер, дон Пага, кавалерию тоже на ту сторону, организовать разъезды, за орденским лагерем следить со всех сторон. С основными их силами в бой не вступать. Только с их разъездами – если таковые появятся. Отец Кабани, на последние возы погрузите огнеметные машины и снаряды для них. Распорядитесь, чтобы катапульты прикатили от верховий на старую позицию. Что – пожар в сайве? Возьмите тысячу человек. Если надо – возьмите две. Пять. До заката катапульты должны стрелять со старой позиции. Все. Выполняйте.
… К вечеру пелена дыма отчасти рассеялась и здесь орденских бойцов ждал плохой сюрприз. Их лагерь был окружен кольцом возов, за которыми виднелись группы слаженно перемещающихся вооруженных людей.
Предприняли было попытку атаковать тремя сотнями – да не тут-то было. Конный строй был разрежен огневыми снарядами, а на подходе к возам – осыпан отравленными стрелами. Назад вернулось меньше двухсот бойцов.
Еще раз попытались – доскакали, несмотря на обстрел, до линии возов, но были отброшены ландскнехтами.
Солнце между тем клонилось на закат. И тогда заговорили катапульты. Каменная шрапнель с математической точностью ложилась внутри круга возов, методично перемалывая людей и коней… К ночи все было кончено.
Румата уселся на один из возов, снял шлем, увенчанный бычьими рогами, вытер лоб, и спокойно произнес.
– Все. Мы победили. Дон Пага, отправьте вестового к отцу Кабани, пусть остановят катапульты. Здесь больше не в кого стрелять.
Подошли двое «холопских» тысячников – из тех, кого он натаскивал последние дни. Они переминались с ноги на ногу, потом один, что помоложе, спросил:
– Скажите, Светлый, мы не ослышались? Это уже победа? В орденской армии двести сотен с лишним…
– Было, – поправил Румата, – теперь нет. Эта армия более не существует. До утра ваша задача построить людей, определить потери, позаботится о раненых определить куда-нибудь пленных, обеспечить порядок, выставить охранение. Остальным бойцам обеспечить отдых, кормежку и пиво – но в меру. Ни одного пьяного чтобы не было. Хорошенько запомните – мы выиграли сражение, а не войну. Война еще впереди. А я хочу спать. И не вижу никаких причин это откладывать.
Так завершилась первая битва войны, которая войдет в здешнюю историю под названием «война летнего солнцестояния».
Впрочем, не только в здешние учебники. Происходившие здесь события имели значение и для множества людей, никогда не видевших ни здешней земли, ни здешнего солнца…
…
Было очень кстати, что в завершающим этапе сражения, Кира не участвовала. Так что теперь Румата имел возможность спокойно выбрать место, где можно без помех поговорить с Бромбергом.
Бромберг, видимо, тоже ждал – так что включился через пару секунд после вызова.
– Я уже знаю, – сказал он вместо приветствия.
– Думаю, в институте тоже уже знают, – заметил Антон.
– О сражении. Но не о вашей выдающейся роли в нем. Впрочем, часов через двадцать – тридцать будут знать. Тогда соберут чрезвычайный совет. Будут долго мусолить эту тему, говорить умные слова и так далее. Дадут кому-то поручение проверить факты, уточнить обстоятельства и так далее. В общем, как я и говорил, это займет дней десять. Вопрос в том, какая позиция в итоге возобладает. Решат сразу вас выкрасть – или сначала ограничиться беседой. Я попробую сделать так, чтобы предпочли беседу. Надеюсь также, что они решат не ставить в известность КОМКОН, а делать вид, что ничего особенного не происходит. Базисная теория феодализма, крестьянские войны и далее в том же духе. Сор из избы никто выносить не любит. Есть, конечно, риск, что КОМКОН и без них узнает. Раннему средневековью не свойственны тактические приемы Наполеона Бонапарта – это общеизвестно. Стоит самому зеленому юнцу в КОМКОНЕ увидеть снимки этого сражения – и он срочно побежит докладывать начальству.
– Что тогда? – спросил Антон.
– Тогда уже безо всяких бесед и уговоров.
– Понятно. И что делать?
– На Саракше небезызвестный Каммерер умудрялся бегать от Сикорского несколько месяцев, – заметил Бромберг, – хотя Сикорский очень хотел его поймать. И не только бегать, если вы помните. Об этом не принято говорить в КОМКОНЕ, но фактически, Каммерер, тогда еще сопляк двадцатилетний, сделал Сикорского. Можно сказать, победа нокаутом.
– То Саракш, – буркнул Антон, – милитаризованная индустриальная культура образца середины земного XX века. На коптере куда попало не полетишь и где угодно не сядешь – раздолбают в два счета. А здесь – культура аграрная, образца VII века. Прилетай, кто хочешь, забирай, что хочешь.
– Вот и они так думают. Что прилетай, кто хочешь. Что забирай, что хочешь.
– А что – не так?
– Ну, – пожал плечами Бромберг, – вам лучше знать. Вы по своей профессии ближе к активным операциям.
– Какие тут активные? – Антон усмехнулся, – Сбросят обычное спецсредство Ди-400 – и все сразу пассивные. На 6–8 часов. Сам так делал. И со мной так делали. Так что знаю этот прием со всех сторон.
– И всегда срабатывало?
– Не всегда. Есть несколько психотропных препаратов, которые блокируют действие Ди-400… Айс, вы молодчина! Как все просто! Хотя… Не могу же я или мои… телохранители все время ходить обкуренные. А когда все это понадобится, я не знаю.
– Я буду знать, – заметил Бромберг, – но только если заниматься вашим делом будет Институт. В КОМКОНЕ у меня таких источников информации нет. Так что ваша задача, Антон, облегчить для Института выбор в сторону решения проблемы собственными силами.
– Хотел бы я знать, как.
– Очень просто. Сделать следы ваших впечатляющих военных успехов менее заметными.
– Извините, Айс, но я, наверное, тупой. Вы о чем?
– О трупах. О сорока с чем-то тысячах трупов.
– Двадцати с чем-то, – машинально поправил Антон.
– Да нет, сорока. Трупов лошадей это тоже касается.
– Ясно. И как быстро все это надо…
– Сейчас, – перебил Бромберг, – немедленно. До восхода солнца. Сможете?
– Смогу, – уверено ответил Антон, после некоторой паузы, – а в чем смысл?
– Смысл, молодой человек, в том, что армия Ордена просто пропала. Пуф! И нету. Куда-то исчезла.
– Но это же ерунда. Запись со спутника никуда не делась…
– А ее забудут просмотреть, – Бромберг улыбнулся и подмигнул, – бывает. Им же не причина нужна, а повод, чтобы не ставить в известность КОМКОН. Дайте им повод, Антон. Больше ничего не надо – остальное они сделают сами.
