355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Розов » Голод богов (1) » Текст книги (страница 14)
Голод богов (1)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 16:05

Текст книги "Голод богов (1)"


Автор книги: Александр Розов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

** 27 **

… У вожака боевых пловцов не было имени. Только прозвище – Мгла. На вид ничего в нем не было особенного – обыкновенный невысокий жилистый мужчина средних лет. Только глаза выдавали его. Неподвижные, как у змеи, глаза, в которых, казалось, постоянно отражалась ночь. В любой ситуации говорил он тихо, обстоятельно, даже ласково.

Даже сейчас, отправляясь на дело смертельно рискованное, он сохранил тот же спокойный тон – и его спокойствие передавалось людям.

«Вот бы его на Пандору, инструктором для экстремальных туристов, – думал Румата, – цены бы такому инструктору не было…»

Мгла, тем временем, убедился, что пояса с ножами-крючьями, скатанными матросскими плащами и прочей амуницией у всех хорошо подогнаны, и что тела достаточно густо смазаны смесью жира и дегтя, так что на темных волнах не будут заметны белые пятна, и произнес заключительную фразу:

– Ну, что, мальчишки… и девчонки, выше нос, у морских чертей цена жизни днем – медяха, а ночью – две. Поплыли.

Они поплыли. Первыми – Румата и Вики-Мэй, для которых ночь была не непроницаемо-темной, а так, чем-то вроде легких сумерек. За ними, ориентируясь по едва слышному плеску, плыли Мгла и Экер, а уж дальше – вся остальная группа.

Плыли спокойно, экономя силы для предстоящего боя. Часа через полтора перед ними выросла темная громада флагмана, лишь слегка подсвеченная тусклыми фонарями на носу, корме и на мачте.

Теперь началась самая ответственная часть – осмотр с воды. Сейчас определялось: кто, куда и как. Любая ошибка – и операция сорвется. Вместо бесшумного захвата получится звон, лязг, крики, да еще кто-нибудь успеет подать световой сигнал соседним кораблям… Тогда – пиши пропало, придется прыгать в море и убираться несолоно хлебавши.

Ну, вот диспозиция, вроде, понятная – хотя и не очень радостная. Что и говорить – приняли на флагмане меры предосторожности. На носу и на корме по двое часовых, да еще по двое дефилируют вдоль обоих бортов. Да еще в корзине на мачте – наблюдатель. И того – девять человек, да еще так неудачно расположенных. Но и это не все – из носовой рубки свет пробивается. Рубка на флагмане вместительная, сколько там человек не спит, и чем они вооружены – неизвестно.

– Если б не рубка, тогда было бы понятно, – спокойно шепчет Мгла Румате, – всех остальных мои мальчишки уберут, никто и не пикнет. А ну – как в рубке вся магистрова свита? А ну, как они в латах и при мечах? Мы их, все одно, завалим – но времени это займет, и шуму будет много… Да еще обязательно кто-нибудь лампу масляную сбросит, а в бою масло тушить не будешь – заботы другие. Вот и готово – рубка у нас горит, откуда хочешь видно. А если присмотреться поближе – еще и не такое увидишь. Ну и кто еще в море не знает, что Мгла на дело пошел? Видишь, Светлый, как оно оборачивается?

– Вижу. Что предлагаешь?

– Предлагаю вот что. Мне рассказывали что Светлые не только в темноте видят, но еще и в бою ужас какие быстрые. Даже много быстрее, чем мои мальчишки. Правда – или врут?

– Не врут, – коротко ответил Румата.

– Тогда, – зашептал Мгла, – делаем так. Сейчас мои мальчишки через весельные порты полезут, и дальше – через гребную палубу в кубрик, где матросики спят. Гребцы – рабы, они только от бича просыпаются. А в кубрике – всех спицами в ухо, что, опять же, какое-то время займет. Пока такое дело, вы с девчонкой… Прости, со Светлой… лезете через якорный порт и пробираетесь к рубке и ждете наготове. Ждете вот чего. Мы с Экером мачтового валить будем, с двух луков, чтоб надежнее. А как завалим, так мальчишки сразу часовых переколют. Но это уже вас не касается. Ваше дело – как мачтовый обвиснет, в рубку врываться и гасить там всех, на раз, не глядя.

– Понятно. Ты-то сам уверен, что с остальными справитесь?

– Я-то уверен, – спокойно сказал Мгла, – мне только главное, чтоб рубка…

… Полезной штукой оказались пиратские ножи-крючья – они были приспособлены и для удара, и для броска, а от легкого натяжения троса намертво впивались в дерево, обеспечивая надежное крепление. Дальше для людей с хорошей физической подготовкой не составляло большого труда взобраться по тросу до нужного места.

Ну вот, они и на борту. Теперь – быстро к рубке. Пусть думают, что мы – просто тени по углам, просто случайная игра тусклого света масляных ламп, просто клочки ночного тумана, летящего по ветру… Все, теперь застыли, как бесформенные сгустки ночной тьмы с двух сторон от входа в рубку. Ладони сжимают удобные рукояти ножей-крючьев. Ждем.

Волны плещутся о борта…

Жалобно скрипят снасти…

В рубке бубнят разные голоса – не понятно, сколько там человек, но никак не меньше пяти…

В кубрике нелепо умирают матросы – посреди сна, от вошедшей в мозг спицы…

Неуклюже топают часовые, не зная, что жить им остались считанные минуты…

Как долго тянется время…

… Началось! Чуть слышные щелчки тетивы – и наблюдатель на мачте оседает в своей корзине. Одна стрела торчит у него в горле, другая – в правой глазнице… Некогда смотреть. Сейчас – стремительный бросок в рубку… Время послушно растягивается, секунды становятся вязкими, как мед… Здесь восемь человек. В кольчугах. Мечи уже выдвигаются из ножен… Нет, не успеть вам, потому, что мы быстрее. Мы гораздо быстрее. А у вас ноги не защищены и воротники кольчуг только до середины горла доходят… Да, вы напрасно подумали, что у нас только ножи. Вы просто не знаете, каким страшным оружием в опытной руке может быть табуретка, медная чернильница или обычная бутылка… И мечи вам не помогут – даже если вы успеете их вытащить, потому что уж больно тут тесно и потолок очень низкий…

После Румата прикинул длительность этого боя – и у него получилось около трех с половиной секунд. Если не считать еще пары секунд, когда он затаптывал вспыхнувшее масло. Мгла оказался крайне проницательным – стоявшая на столе лампа действительно опрокинулась, а масло – выплеснулось и загорелось… А вот и он сам, с тяжелым неудобным фонарем в руке.

– Чего там? – спросил он, обнаружив Светлых неподвижно сидящими на палубе у входа в рубку.

– Сам посмотри, – буркнула Вики-Мэй.

Мгла заглянул и…

– Морская Мать! Вы что, зубами их рвали?

– Да, грязновато получилось, – согласился Румата, – а в целом, как у нас?

– Корабль ваш, Светлые. Сработали, вроде, как надо – никто ничего не заметил.

– Это радует. А где Экер?

– Сейчас позову.

… Пиратский капитан, как оказалось, ни в каких дополнительных распоряжениях не нуждался. Он прекрасно знал, что надо делать – так что Светлым оставалось лишь наблюдать, как боевые пловцы, на время ставшие матросами, управляются с их плавучим трофеем.

Как и предполагалось планом, флагман, просигналив соседям «выполняю одиночный маневр, всем оставаться на местах», выдвинулся в сторону берега, где, в условленной точке, пересекся с двумя гружеными шлюпками.

Корабль возвращался на прежнюю позицию более-менее укомплектованным командой, а позади мачты красовалось небольшое изящное метательное орудие и несколько ящиков с теми боеприпасами, которые призваны были решить исход самого тихого морского сражения в истории.

Теперь настала очередь Экера демонстрировать свое мастерство по управлению флотом. Некоторое время все наблюдали быстрое перемигивание сигнальными огнями, а затем линия орденских кораблей начала изгибаться. Капитаны шли предъявлять такелаж к осмотру, видимо, гадая, что за очередная глупость взбрела в голову магистру.

– Всем отойти на десять шагов, – командует Румата, – быстро!

Если по какой-то ужасной случайности, один из снарядов лопнет здесь, эти люди все равно, скорее всего, обречены. Он и Вики-Мэй еще успеют задержать дыхание и прыгнуть за борт, а остальные… Остальные делают все слишком медленно. Но пусть в этом случае у них будет хоть такой, призрачный шанс…

– Большей пакости мы, наверное, еще не делали, – невесело сказала Вики-Мэй, осторожно извлекая из ящика первый снаряд.

– А у нас что, есть другой выход? – спросил Румата.

Девушка пожала плечами, глядя, как он бережно укладывает снаряд на направляющие и взводит механизм толкателя.

Точка предельного сближения… С такой дистанции промахнуться невозможно… Он плавно тянет рычаг… Со звуком, напоминающим громкий хлопок в ладоши, снаряд взмывает в воздух, чтобы через секунду разбиться у основания мачты корабля-мишени. Вылившаяся жидкость тут же вскипает, превращаясь в легкий, почти прозрачный пар…. Эта штука действует почти мгновенно. Люди, успев сделать один два вздоха, судорожно хватаются руками за горло, обмякшие тела оседают на палубу… Еще два-три конвульсивных подергиваний конечностей – и все.

«Морская мать! Что же такое мы творим», – в отчаянии думает Румата. Корабль с экипажем мертвецов продолжает себе плыть по прямой, в сторону Крысиной гавани – а на подходе уже следующий. И Вики-Мэй уже подает ему второй снаряд. И руки сами собой укладывают снаряд на направляющие… Взводят механизм толкателя.

Точка предельного сближения… Выстрел… Попадание… Снова многократно повторенные движения людей, убиваемых внезапным противоестественным удушьем… Он принимает следующий снаряд из рук Вики-Мэй.

– Светлый, как там, получается что-нибудь? – это спросил стоящий ровно в десяти шагах Экер.

Некоторое время до Руматы не доходит смысл вопроса, лишь потом всплывает понимание. Ведь капитан не видит в темноте. Не видит, как вскипает содержимое снаряда, не видит умирающих. Он видит лишь смутный силуэт корабля и грязно-белые полотнища парусов, едва подсвеченные тремя слабенькими масляными фонарями.

– Все идет как надо, почтенный, – деревянным голосом отвечает Румата. А на подходе уже третий корабль – и он принимает из рук Вики-Мэй следующий снаряд..

Точка предельного сближения… Выстрел… Попадание…

– How are you, Tony-Hlud? – спрашивает девушка.

– Thanks a lot. I'm well… Relatively.

– Relatively to what?

– Relatively to all this shited life, – уточняет он, и вдруг ни с того, ни с сего добавляет, – What's about sing any song?

– How queer idea… – говорит девушка, подавая ему снаряд, – but if you wish…

… Потом, много позже, адмирал Хаско спросит Экера: «скажи, брат, тебе тогда было страшно»? И Экер ответит: «только один раз, когда Светлые запели. Я не знаю, что это за песня – они пели на языке, который, наверное, был в начале времен…»

… Точка предельного сближения… Выстрел… Попадание… Вики-Мэй наклоняется за следующим снарядом…

– Стой, – говорит Румата.

– Что?

– Тот корабль был последним. Больше здесь некого убивать.

– Это хорошо, – говорит она, опускаясь на палубу, – а то я уже слегка устала.

Румата молча садится рядом и обнимает ее за плечи.

– Что теперь, Светлые? – спрашивает Экер.

– Теперь? – переспрашивает Румата. Ну, да. Есть же еще какое-то «теперь», и в нем надо что-то делать, – теперь идем в Арко. Надеюсь, почтенный Минга и без нас справится с буксировкой этих кораблей?

– Тоже мне, большое дело, – Экер пожимает плечами, – ясно, что справится. Будьте, уверены, завтра к закату корабли уже будут готовы под погрузку.

– Вот и замечательно, – подводит итог Румата, – а теперь самое время поужинать.

– И помыться бы не мешало, – флегматично добавляет Вики-Мэй, – лично я грязная, как зверь Пэх на склоне лет. Вы, почтенные, кстати, тоже.

– А я бы лучше выпил чего-нибудь, – замечает пиратский капитан, – ночка, позволю себе заметить, выдалась неспокойная.

** 29 **

… Прежде, чем рассказывать дальше, я бы выпила еще кружечку эля, – сказала Лена.

– Хорошая мысль, – согласился Каммерер, переворачивая на решетке большущий кусок мяса. Это был уже второй – от первого остались только воспоминания.

– Максим, вам не говорили, что вы – самое хитрое чудовище на Земле и в ее окрестностях?

– Мне говорили и похуже, – ответил он, – а что я такого сделал в данном случае?

– Вы лестью и обманом заманили меня сюда, а теперь мне не хочется уходить. И в результате я говорю вам массу вещей, которые вообще-то вам сообщать не собиралась. Например, сейчас я расскажу вам о любопытном разговоре с Антоном после благополучного вызволения участников того памятного рейда из варварского плена.

– Простите, прекрасная леди, вы сказали «после вызволения»?

– Ну да, – подтвердила она, – кстати, может, вы все-таки нальете мне эля?

– О, конечно, – сказал Каммерер, наполняя обе кружки, – и каким же образом этот разговор состоялся?

– По моему коммуникатору, – пояснила девушка, – Антон оставил его у себя и, в результате, мы смогли связаться с ним уже находясь на базе.

– Интересные факты всплывают… Так о чем был разговор?

– Сначала – как обычно, о том, кто – злой Карабас-Барабас, а кто – добрый папа Карло, и у кого должен спрашивать Дуремар разрешение на сбор пиявок в пруду черепахи Тортилы. И лишь после перешли собственно к кукольному театру с золотым ключиком, буратинами и мальвинами, а также к параметрам поля чудес в стране дураков.

– Гм… Не уверен, что правильно понял вторую половину вашей реплики.

– А первую? – спросила она.

– Первая – это обычный разбор полетов в стиле «ну, ты и сволочь», когда аргументы по существу с успехом заменяются длинными, тщательно продуманными оскорблениями. Верно?

– В общем – да. Но в какой-то момент аргументы, все же потребовались. И Антон заявил, что вся деятельность института – это грандиозное свинство, построенное на замалчивании того факта, что эвритяне – это те же земляне.

– … Только заколдованные, – пошутил Каммерер.

– Нет, – серьезно сказала девушка, – просто земляне. Тот же биологический вид. Старый добрый Homo sapiens. Они даже способны к скрещиванию с нами. Вы знали это?

– Знал. Собственно, это одна из причин, по которой я намерен добиться закрытия Института.

– Закрытия Института? – переспросила она.

– Ну да, а что вас так удивило? Нюрнбергское правило никто не отменял – эксперименты над людьми, без их осознанного добровольного согласия, запрещены. У эвритян такого согласия никто не спрашивал. Рискну предположить, что если речь идет о землянах, им надо оказать реальную помощь, а не устраивать из их планеты заповедник экспериментальной медиевистики.

– Постойте, но доктрина Горбовского… Нельзя лишать человечество его истории… Мнение Мирового Совета…

– Мировой Совет моментально изменит свое мнение, как только речь зайдет о Нюрнбергском правиле. На счет «лишать истории» – это просто фарс взрослых дяденек, которые в детстве не наигрались в солдатики. Есть одно человечество, у него одна история и она никуда не денется – будет такой, какой будет.

– То есть, – уточнила Лена, вы предлагаете рассматривать эвритян, как землян, терпящих бедствие.

– Гм… Ну, примерно так, – согласился Каммерер.

– Примерно как? Это вам не какая-нибудь периферийная колония землян, у которых случилось страшное хрен поймешь и они ждут не дождутся, когда прилетит отдел ЧП КОМКОНА-2 и всех от этого хрен поймешь спасет. Вам приходилось сталкиваться с ситуацией, когда терпящие бедствие совершенно не желают, чтобы их спасали? Когда им очень даже нравится терпеть бедствие? Когда оно, по их мнению, не бедствие, а наоборот, нормальная жизнь?

– Приходилось.

– И что?

– Сначала я объяснял им, что они терпят бедствие.

– А вдруг вы не правы? Вдруг на самом деле они совсем даже и не терпят бедствие, точнее – настоящее бедствие для них это вы со своей «помощью»? Вроде того спасателя, тащившего из моря русалку.

– Если бы жители Запроливья чувствовали себя, как русалка в море, вряд ли они бы приветствовали приход войска Хозяйки, – заметил Каммерер.

– Так ведь войско Хозяйки никого не собирается спасать, – возразила Лена, – оно просто возвращает старые порядки.

– Тот самый кодекс Литена?

– В том числе. Но вообще-то дело не в самом кодексе, а в его принципе. У каждого человека, даже у раба, есть имущество, которое никому не позволено отбирать без компенсации. Каждый человек обязан что-то делать, а ничего больше делать не обязан. Никто не может безнаказанно принуждать его к тому, что он не обязан делать – даже лендлорд или король. Между прочим, лендлорд должен защищать жителя своей земли перед королем, община может обвинить перед королем своего лендлорда, а свободный защищает своего раба, если того в чем-то обвинили. Жители платят деньгами и службой лендлорду, лендлорд – королю. В городах функции лендлорда выполняет магистрат. И, наконец, никто не может обвинять другого, не предоставив свидетелей и иначе, чем в публичном суде. Это в общих чертах.

– И это действовало? – поинтересовался Каммерер.

– Скорее да, чем нет, – ответила Лена, – авторитет кодекса Литена был крайне высок – поскольку основывался не только на авторитете самого императора, но и на авторитете гораздо более древнего мифа. Считается, что Литен просто повелел записать этот миф. Сам кодекс начинается словами: «Во времена наших великих предков, для сохранения мира и спокойствия в стране, особым собранием были обсуждены заранее все поводы к тяжбам, раз и навсегда вынесено по каждому отдельное справедливое решение, которого и должно держаться в дальнейшем, о чем любой, кто вершит суд, присягнет почитаемым нами ведомым и неведомым богам». За нарушение такой присяги, закапывали живьем в землю. Когда уже значительно позже императору Дескаду понадобилось переступить через кодекс, он вынужден был сперва полностью запретить культ старых богов и насильственно ввести новую религию. А также учредить Святой Орден.

– … Который впоследствии и сожрал империю, – добавил Каммерер.

– Вернее, сожрал Метрополию, – уточнила Лена, – а империя развалилась. И наступили «темные века». На это обстоятельство весьма активно напирал Антон.

– В каком смысле «напирал»?

– Речь в общих чертах шла о следующем. «Темные века», которые известны в истории Земли и в которые около 300 лет назад вступили доминирующие культурные центры Эвриты, не являются неизбежными. Я потом проверила – и действительно: на Саракше и Гиганде их не было. Там, вместо тысячелетней культурной деградации с последующим медленным возрождением, были лишь геополитические кризисы, длительностью не более века. Распались старые империи, родились новые, а затем начала развиваться машинная цивилизация. По каким-то причинам, там не возникло развитых религиозных систем и институтов, играющих существенную роль в обществе. Религии, возникнув, как им и положено, в эпоху первичной социализации, в период формирования первых империй утратили свое регуляторное значение, сохранившись лишь на уровне хозяйственных верований и связанных с ними обычаев.

– И что из этого следует? – спросил Каммерер.

– Из этого следует очередной вопрос: что является правилом, а что – исключением. Если «темные века» на Земле и Эврите – общее правило, а их отсутствие – исключение, то Гиганде и Саракшу, даже с учетом их весьма не мирной истории, просто повезло. А если наоборот…

– … То Земля и Эврита – это жертвы несчастных случаев. Я правильно понял?

– Примерно так, – подтвердила она.

– Хорошо. Снова задаю тот же вопрос, – сказал он, – что из этого следует?

– Если исключения – они, то ничего не следует. Но, похоже, что они как раз общее правило, а исключения – мы. Жертвы несчастных случаев, как вы выразились.

– Ага. Значит, Антон хочет попытаться ликвидировать последствия несчастного случая?

– Ну, знаете, Максим, такими топорными методами…

– Стоп! Прекрасная леди, я говорю не о методах, а о направлении. Направление у него правильное?

– Не знаю… Смотря какую ставить цель.

– Цель – скорейший переход к машинной цивилизации, разве не вы это говорили только что?

– Но я это сказала лишь в качестве примера. Это – вторично. Первичны гуманитарные, а не технологические цели.

– Их достижение возможно без машинной цивилизации?

– Видимо, да. Взять хотя бы цивилизацию Леониды. Союз с природой, материальная культура, построенная на мягких биотехнологиях… а возможно, еще на чем-то, чего мы просто не знаем.

– Леонидяне – не гуманоиды, – напомнил Каммерер, – а мы говорим о гуманоидах, вернее, просто о людях. Так возможно – или нет?

– Теория говорит, что невозможно. Машинная цивилизация – необходимый этап. Но если вас интересует мое мнение…

– Интересует.

– Я полагаю, что другой путь возможен и для гуманоидов. До определенного момента. Скажем, до разделения общества по принципу материальной специализации на крестьян, ремесленников и так далее. То есть, например, на Эврите для тех же варваров, не важно, северян или меднокожих, другой путь еще открыт. Они еще воспринимают мир… Ну, скажем, не разделяя его на себя и дикую природу. А для остальных… для остальных мир уже стал разложен по полочкам, а на каждой полочке – бирочка. Понимаете?

– То есть, в отношении всех этих запроливий и метрополий ваше мнение о возможных путях прогресса, а точнее, о единственно-возможном пути, с теорией не расходится?

– Не расходится, – подтвердила Лена.

– И, значит, – продолжал Каммерер, – Антон действует в правильном направлении, только негодными методами. Я корректно формулирую?

– Да, наверное…

– Значит, теоретически, следовало бы делать то же, что делает он, но более точными и избирательными средствами. Логично?

– Какими средствами?

– Убеждением, а возможно – нейтрализацией ключевых фигур.

– … То есть, устрашением и убийствами, – перевела Лена, – и чем это отличается от того, что делает Антон?

– Высокой избирательностью подобных мер. Чтобы победить армию совершенно не обязательно убивать всех, как это практикует Антон. И чтобы взять город совершенно не обязательно сначала сжечь его дотла, как Нард. Впрочем, Арко был взят Антоном технологически безукоризненно.

– … Если не считать того, что в Арко были перебиты все солдаты Ордена.

– Ну, это несущественные издержки.

– А по-моему, это – люди, которых убили, – сказала Лена, – что, без этого ну никак нельзя обойтись?

– Опыт показывает, что нельзя. Вот ваш бывший шеф старался действовать в Арканаре исключительно подкупом – и многого ли он добился?

– Не очень.

– Видите. А действуя правильными методами, можно было бы за один день сделать того же дона Рэбу нашим горячим сторонником.

– Сторонником в чем?

– Да в чем хотите. Он впадал бы в состояние невыносимого ужаса от одной мысли о том, что хоть в чем-то может не угодить нам.

– Звучит как-то не очень симпатично, – заметила Лена.

– Зато работает, – отрезал Каммерер, – но я ведь вам не этим предлагаю заниматься.

– А вы мне чем-то предлагаете заниматься? – удивилась она.

– Ну да. И не чем-то, а все той же экспериментальной историей. Только уже в порядке развития прогрессорской тематики.

– Какой из меня прогрессор? – возразила Лена.

– Совершенно особенный, – пояснил Каммерер, – вы что-то говорили о «другом пути» и о варварах.

– Говорила. В порядке гипотезы. Я переводила ритуальные песни их шаманов. Они запросто разговаривают со звездами, с облаками, с растениями и животными. Волей-неволей начинаешь думать, что в этом есть какой-то реальный смысл. Но, возможно, это просто эмоции, а никакого «другого пути» на самом деле не существует.

– Скорее всего, он существует. Вы – не единственная, кто высказал такое предположение. Но единственная, кто в состоянии его проверить.

– Предлагаете мне возобновить знакомство с эвритянскими северными варварами? – спросила она, – если честно, мне хватило прошлого раза. Сидеть в лесу совершенно голой и связанной по рукам и ногам и прикидывать, чем все это для тебя закончится – удовольствие ниже среднего. Тем более, Антон отлучался почти на час.

– Именно за этот час он распотрошил ваш вертолет. А вы, как я понимаю, опасались домогательств того парня, который, как вы выразились, с вами флиртовал?

– Верцонгера? – уточнила Лена – ну, что вы, северные варвары вообще не насилуют женщин. По их понятиям, настоящему мужчине женщины сами бросаются на шею. Единственное, что мне грозило, это выслушивать красочную повесть о его подвигах. Но он не мог этого сделать, поскольку по сценарию Антона играл тупого жадного дикаря, с трудом владеющего членораздельной речью, а в основном изъясняющегося рычанием. Надо сказать, он блестяще справился.

– А этот Верцонгер, похоже, толковый парень, – заметил Каммерер, – вряд ли его учили сценическому искусству.

– Толковый, – согласилась она, – иначе бы не стал вождем.

– Интересно, шаманы у него есть? Те, которые разговаривают с флорой, фауной и прочей экологией?

– Конечно, есть. Двоих я даже видела – очень колоритные джентльмены. А что?

– Да так. Жалко, что вы не хотите с ними работать, – Каммерер вздохнул и добавил, – Очень трудно найти человека, который относится к этим ребятам без предубеждения. Все-таки варвары. Антиподы цивилизации.

– Неужели это такая уж проблема? – спросила Лена.

– Огромная проблема, – подтвердил он, – это на словах все кичатся широтой взглядов, а чуть доходит до дела… Как вы там выразились? Мир уже разложен по полочкам, а на каждой полочке – бирочка. А вам удалось увидеть в их дикости некую особую культуру. Не похожую на нашу и потому – имеющую свои, непредсказуемые перспективы. Другой путь.

– Другой путь, – повторила она, – а у вас есть какая-нибудь программа исследований? Или план? Или хотя бы сформулированная цель?

– Нету, – сказал Каммерер, – вся программа сводится к фольклорному «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

– Интригующая постановка вопроса. Я бы, может, и согласилась, но… Представляете, мне, возможно, придется подвергаться ухаживаниям, выраженным в стиле легенд о короле Артуре. Вы читали эпос Камелота?

– Нет, – признался он, – а что, это так противно?

– Не то, чтобы противно. Просто очень неловко, когда ради тебя устраивают этакий клуб самодеятельной песни, – пояснила Лена, – в общем… давайте я подумаю, о'кей?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю