Текст книги "Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии"

Автор книги: Александр Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Отдаленный гул орудий.

Куда девалось прежнее олимпийское величие генерала Молле и его спутников?

Толпа беженцев на площади еще увеличилась. Она бушует и рвется к пристани, вопит, проклинает и беснуется.

К мосткам парохода пробирается Быков. Не может пробиться. Задыхаясь, выкрикивает в отчаянии:

– У меня пропуск! Пропуск! Главнокомандующий! Главная контора! Женераль Молле!.. Колонель Дюваль!..

Окраина Севастополя. Красная конница на всем скаку проносится мимо бедных домов рабочей окраины. Отовсюду появляются люди, машут платками, встречают слезами радости.

Отчаянно ревет пароходный гудок. Красные кавалеристы на всем скаку урезают хвост людей, толпящихся у трапа. Пароход отваливает, ломая трап; люди, узлы, чемоданы падают в воду.

Быков не успел вскочить на трап.

Среди воплей слышатся его отчаянные крики:

– У меня пропуск! Колонель Дюваль…

Пароход отошел.

Один за другим уходят в открытое море французские и английские военные корабли. Полоса черного дыма на горизонте – вот все, что напоминает о них.

Ослепительный полдень. На улице Севастополя, еще недавно забитой беженцами и их рухлядью, сплошной стеной на тротуарах стоит народ. Люди на крышах, на окнах, на балконах.

Фрунзе, Ворошилов, Буденный едут верхами по улице, впереди войска. Цветы падают им на плечи, на гривы коней, на руки, цветы падают к копытам их коней. Несколько позади едут Кузнецов и Катерина.

Через улицу протянуто полотнище с надписью:

«Освобожденные приветствуют освободителей».

Они двигаются среди криков радости и приветствий освобожденного народа.

Гремит песня. Песня-эпилог, написанная год спустя Владимиром Маяковским:

Они

за окопом взрыли окоп,

хлестали свинцовой рекою, —

а вы

отобрали у них Перекоп

чуть– не голой рукою.

Не только тобой завоеван Крым

и белых разбита орава, —

удар твой двойной:

завоевано им

трудиться великое право.

И если

в солнце жизнь суждена

за этими днями хмурыми,

мы знаем —

вашей отвагой она

взята в Перекопском штурме.

В одну благодарность сливаем слова тебе,

краснозвездная лава.

Во веки веков, товарищи, вам —

слава, слава, слава!

КОМСОМОЛЬСК НА ТИХОМ ОКЕАНЕ

Большая комната с широким, почти во всю стену окном освещена ранним утренним солнцем. Комната политического работника, ученого или инженера. По двум стенам сплошные полки с книгами. Очень много иностранной литературы: английские, французские, немецкие, японские названия.

Большой письменный стол завален книгами по авиации, чертежами, – свернутыми в трубки кальками. Раскрытая рукопись, очередная страница не дописана. Недопитый стакан чая. Телефон. Крупно – портрет моряка в форме старшего командира флота. Календарь раскрыт на 8 июля. В календаре записано:

9—лекция в авиашколе.

11 1/2—прием франц. воен. атташе на заводе (соответственно одеться!).

17 1/2—осмотр новых самолетов.

20—летчик Кутузов принесет в подарок ангорскую кошку. Гм-гм!

В комнату вбегает девушка в белом переднике. В одной руке у нее полураскрытая газета, в другой– письмо. Она подбегает к двери в соседнюю комнату, прислушивается и без стука открывает дверь.

Женская спальня. Ширма, закрывающая кровать, полусдвинута. Видно лицо и плечо белокурой женщины лет тридцати двух, спящей крепким здоровым сном.

Девушка, склонившись к лицу спящей:

– Татьяна Владимировна!.. Татьяна Владимировна!..

Женщина открывает глаза, смотрит не понимая; потягивается, заложив руки, улыбается.

Девушка:

– Простите, но две таких новости сразу: вот… – протягивает письмо, – и вот… – протягивает газету.

Женщина, взяв одной рукой письмо, другой – газету, с улыбкой смотрит то на письмо, то на газету. Вдруг лицо ее меняется. Она садится в кровати, бросает письмо на столик у изголовья и с лихорадочной быстротой разворачивает газету.

Крупно – столбцы передовой:

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГОРОД КОМСОМОЛЬСК – ФОРПОСТ СОЦИАЛИЗМА НА ТИХОМ ОКЕАНЕ!

Сегодня мы публикуем декрет правительства о закладке нового города – Комсомольска на Тихом океане. Крупнейшие в мире авиационный 'завод, аэропорт, авиашкола и аэрогидродинамический институт создаются на пустынном месте, где ныне ютится лишь заброшенный русско-корейский поселок Вангоу. Автором проекта города является молодой советский инженер-коммунистка Татьяна Владимировна Кузнецова, назначенная начальником строительства. Заместителем т. Кузнецовой назначен американский инженер Нэйсмит…»

Женщина зарывает лицо в газету, закутывает газетой голову, сидит так некоторое время, держа руки на затылке. Девушка хохочет.

Женщина вынимает лицо из газеты, говорит:

– Воображаю, какой шум подымут господа буржуа во всех тихоокеанских странах!

Девушка оправляет на женщине бухарский халат. Женщина с счастливым лицом распечатывает письмо, читает. По мере чтения лицо ее темнеет. Она опускает письмо, смотрит на девушку, говорит:

– Лиза! Выходите замуж только тогда, когда ваш возлюбленный и вы станете вполне оседлыми людьми.

Женщина в кабинете держит телефонную трубку, в руке у нее распечатанное письмо.

– Мистер Нэйсмит? – говорит она в трубку. – Простите, что так рано. Наш проект утвержден. Не позже чем через десять дней мы вылетаем на место строительства… Есть? Всего хорошего.

Кладет трубку, автоматически набирает номер, говорит в трубку:

– Товарищ Кутузов? Вы и ваш бортмеханик уроженцы поселка Вангоу на Тихом океане, не правда ли?.. Не были пять лет? Через десять дней вы повезете нас на родину… Что? Как с ангорской кошкой? – смеется. – Кошки не могут питаться книгами. Она околеет на моей квартире.

Кладет трубку, смотрит на письмо. Лицо женщины делается грустным. Она садится за стол.

Крупно – портрет мужчины в форме командира флота.

Женщина пишет:

«…Теперь мы оба будем на дальневосточной границе, хотя и разделенные тысячеверстным пространством. Мой милый! 20 июля я пролечу над тобой. Я волнуюсь при мысли, что несколько мгновений мы будем так близко…»

– ― ―

Улица южного города в слепящем солнце. Длинная шумная очередь у здания, люди-отирают пот, давка у дверей. На зданий плакат на русском и тюркском языках:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОМСОМОЛЬСК НА ТИХОМ ОКЕАНЕ!

Вывеска над дверьми:

БАКИНСКИЙ ПУНКТ ПО ПРИЕМУ ДОБРОВОЛЬЦЕВ НА СТРОИТЕЛЬСТВО КОМСОМОЛЬСКА.

Набережная северного города. Нагружают пароход. Лебедки подымают громадные ящики, на которых написано: «Комсомольск». На набережной длинная очередь у бревенчатой конторы. Вывеска над дверьми:

АРХАНГЕЛЬСКИЙ ПУНКТ ПО ПРИЕМУ ДОБРОВОЛЬЦЕВ НА СТРОИТЕЛЬСТВО КОМСОМОЛЬСКА,

Улица города ночью. Освещенные окна здания. Огромная толпа перед зданием. Вывеска по-русски и украински:

ХАРЬКОВСКИЙ ПУНКТ ПО ПРИЕМУ ДОБРОВОЛЬЦЕВ НА СТРОИТЕЛЬСТВО КОМСОМОЛЬСКА (РАБОТАЕТ КРУГЛЫЕ СУТКИ)

Перрон вокзала. Толпа на перроне. Крупно – название станции: «Новосибирск».

Подходит состав. На вагонах надписи:

МОСКВА – ВЛАДИВОСТОК. ГРУЗЫ ДЛЯ КОМСОМОЛЬСКА. ВНЕ ВСЯКОЙ ОЧЕРЕДИ.

– ― ―

Огромная перспектива московского аэродрома. Утро. Уходящая вдаль шеренга – человек двести – летчиков в кожаном. Группа военных атташе. Группа начсостава советской авиации. Самолет, готовый к отлету.

Отдельно самолет. Летчик ждет, посматривает на часы. В раскрытых дверях кабинки кожаный зад бортмеханика. Он вытаскивает из кабинки цветочную корзинку, обвязанную тряпкой. Высовывается голова кошки.

Бортмеханик. Товарищ Кутузов! (Кутузов не слышит.) Вася!

Кутузов оборачивается.

Бортмеханик. Это что за зверь?

Кутузов (спокойно). Кошка… Ангорская… (Отворачивается.)

Бортмеханик (просительно). Вася! Выбрось ты ее к чертовой матери! Прилетим в Вангоу, попросим батьку моего, Тараса Бажана, он тебе тигру живую поймает.

Кутузов (не обращая внимания). Едут!

Бажан торопливо сует корзинку обратно, соскакивает. Оба вытягиваются во фронт возле самолета.

По аэродрому едет машина, останавливается. Группа начсостава торопливо идет к машине. Из машины вылезает Кузнецова в кожаном пальто и шлеме, Нэй-смит в гражданском, курьер с двумя чемоданами.

Группа военных атташе смотрит на приехавших. Шеренга летчиков держит равнение.

Кузнецова, Нэйсмит здороваются с начсоставом, смеются.

Кузнецова, Нэйсмит, начсостав идут вдоль шеренги летчиков.

Кузнецова (останавливается). Здравствуйте, товарищи!

Шеренга. Здрасте!!!

Кузнецова оглядывает шеренгу, взволнованно говорит:

– Друзья! Я тронута вашим вниманием. Мы расстаемся ненадолго. Вам, окончившим школу имени Китайской компартии, присвоено звание первых граждан Комсомольска на Тихом океане. К моменту закладки города вы все будете там на своих машинах…

Шеренга. Ура-а!

Кузнецова, Нэйсмит, начсостав подходят к группе военных атташе. Взаимно отдают честь, здороваются.

Кутузов и Бажан возле самолета, окруженные летчиками.

Группа – старший летчик, молоденький летчик, Кутузов, Бажан – на фоне мужественных, веселых, смеющихся лиц. Старший подымает руку, все смолкают.

Старший (торжественно). Вася! И ты, Бажан!.. Не вам говорить, что такое для нас Татьяна Владимировна. Мы здесь все ее берегли. Теперь надежда на вас.

Кутузов (со сдержанной силой). Пока я жив… (Прижимает к груди руку.)

Молоденький летчик. Нет, на самом деле, ведь она у нас одна!..

Он поворачивает голову, восторженно смотрит.

Все поворачивают головы.

Кузнецова разговаривает с японским атташе. Приторно улыбающееся лицо японца. Спокойное, словно высеченное из мрамора, лицо Кузнецовой.

Восторженные, влюбленные, мужественные лица летчиков, смотрящие в сторону Кузнецовой.

Летчики обнимают Кутузова и Бажана, целуют, жмут руки.

Кузнецова и Нэйсмит с группой начсостава подходят к машине, летчики расступаются.

Старший летчик трясет Кузнецовой руку, взволнованно говорит:

– От лица всех ребят… успеха, счастья…

Кузнецова девичьим движением обнимает его за шею, целует.

– В вашем лице всех ребят, – говорит она.

Летчики кричат «ура».

Невозмутимое лицо Нэйсмита..

Кузнецова, за ней поддерживающий ее Нэйсмит лезут в кабинку, Кутузов и Бажан – на свои места.

Летчики запевают песню. (Должна быть написана специальная песня летчиков для картины. – А. Ф.)

Военные атташе отдают честь.

Мощно крутится пропеллер. Сливаются рокот мотора и песня летчиков.

Машина мчится по земле. Летчиков не видно, гремит только их песня.

Машина отделяется от земли и постепенно исчезает из поля зрения.

Планы тайги с самолета. Утро перед восходом солнца. Туман в долинах. Встает заря. Самолет движется на утреннюю зарю.

Тайга с самолета солнечным днем. Жилы хребтов. Плывут облачка. Мощная река. Тень самолета движется по реке.

Тайга с самолета в сумерках.

Ночная тайга, снятая уже не с самолета.

Хребты. Всходит луна. Чуть доносится симфония, исполняемая духовым оркестром. Нависают скалы. Берег океана. На фоне тайги – жерла гигантских орудий. Стоят часовые в матросках. Высятся радиомачты. Прожектор шарит по морю и по небу. Мощно звучит симфония.

Внезапно – громадный флотский оркестр в тайге. Факелы в оркестре. Трубы. Лица оркестрантов.

Горят костры. Белеют палатки. Люди – сотни, может быть тысячи людей, в одеждах матросов и красноармейцев сидят вокруг костров, слушают.

Столб прожектора шарит по небу. Ночное небо. Тайга. Оркестр играет симфонию.

Человек в форме старшего командира флота возникает на возвышении. При свете факелов видно его лицо (лицо человека на портрете у Кузнецовой). Он потрясает руками, кричит:

– Тише! Тише!

Оркестр смолкает. Слышен приближающийся рокот мотора. Командир смотрит в ночное небо. Оркестранты смотрят в небо. Матросы и красноармейцы встали вокруг костров, смотрят в небо. Прожектор шарит по небу.

Всепокрывающий рокот мотора. Прожектор вырывает из темноты летящую серебяную птицу.

Лицо командира, смотрящего на птицу. Командир снимает фуражку. Оркестранты снимают фуражки. Матросы и красноармейцы у костров снимают фуражки. Все смотрят в небо.

Серебряная птица летит в столбе прожектора, в рокоте мотора.

Столб прожектора падает. Люди все еще смотрят вверх. Ночное небо. Удаляющийся рокот мотора.

Надпись:

В САН-ФРАНЦИСКО.

Людная улица большого американского города.

Из подъезда вылетают, как воробьи, мальчишки и девчонки с пачками газет, кричат:

– Мировой город авиации на Тихом океане!

– Япония посылает эскадру к берегам Советской России!

– Американский инженер во главе крупнейшего строительства большевиков!

Пешеходы расхватывают газеты. Крупно – газета в руках с портретами Кузнецовой и Нэйсмита.

Девчонка кричит в лицо покупательнице:

– Женщина во главе величайшего строительства в мире!

Крупно – газета в руках покупательницы:

«…На вопрос нашего корреспондента, какие великие люди прошлого ей больше всего нравятся, инженер Кузнецова ответила, что ей нравятся все, кто боролся за счастье человечества…»

Удивленно-глупое лицо покупательницы.

Мальчишка кричит в лицо пешеходу:

– Япония посылает эскадру к берегам Советской России!..

Пешеходы расхватывают газеты… Мальчишки растекаются по улице.

Надпись:

В ХАКОДАТЕ.

Японская школа народного типа. Спины сидящих мальчиков. За окном под звуки японского марша проходят солдаты. У большой карты учитель с указкой.

Карта «великой Японии» – в один цвет закрашены Японские острова, Северный Китай, Маньчжурия, Монголия и Советский Дальний Восток до Байкала.

Учитель, обводя указкой границы Дальнего Востока, говорит:

– Этот богатый край должен принадлежать Японии. Наш ученый обследовал черепа людей, живших в этом крае две тысячи лет назад. Строение черепа показало, что эти люди – предки японцев.

Два бедно одетых мальчика сидят за партой, жуют серу, украдкой шепчутся.

Первый мальчик. Ты слушаешь его?

Второй мальчик. Нет, скука.

Первый мальчик. Отец говорит, что в наше время каждый должен уметь летать на аэроплане, а у нас в Японии учат летать только богатых, а бедных не учат летать. Отец говорит, русские строят город недалеко от нас, где они будут учить летать всех, кто захочет.

Второй мальчик вынимает изо рта серу, говорит:

– Ты знаешь, мы могли бы убежать туда на шлюпке…

За окном под звуки марша проходят солдаты.

Учитель у карты:

– Каждый японец должен готовить себя к битвам за обладание этим краем.

Второй мальчик щелчком пускает серу в учителя. Испуганное с раскрытым ртом лицо учителя. Сера прилипла ко лбу.

Обставленная в японском стиле гостиная в загородной вилле очень богатого человека. Доносятся звуки японской мелодии. Два японских офицера сидят на краешках кресел.

Открывается дверь. Появляется третий офицер:

– Полковник Мацуока! Поручик Наган! Генерал ждет вас.

Мацуока и Нагаи проходят в дверь, офицер пропускает их.

Мацуока и Нагаи в нерешительности перед стеклянной дверью. Подходит офицер, распахивает дверь, пропускает их.

Терраса, залитая солнцем. Голубые просторы океана. Маленький старичок с лицом, разграфленным морщинами на ромбики и кубики, в шелковом кимоно и японских туфлях сидит на корточках, дразнит павлина. Павлин распускает хвост.

Офицеры почтительно вытягиваются.

Старичок встает, лицо его окаменевает. Он говорит:

– Полковник Мацуока! Вы хорошо знаете эту местность?

Мацуока. Да, генерал! Я был в поселке Вангоу в девятнадцатом году с военным десантом.

Генерал. На что вы рассчитываете?

Мацуока. За двести километров от Вангоу, в глухом лесу, существует деревня, неизвестная большевикам. Ее основали бежавшие от насилий богатые крестьяне, люди старой веры, фанатики. Они ждут только нашего сигнала, чтобы поднять восстание…

Генерал. Хорошо… Сегодня ночью самолет переправит вас через границу. Сегодня ночью эскадра его величества отправляется на маневры. Обещайте повстанцам, что эскадра его величества поддержит их…

Генерал закрывает глаза. Офицеры пятятся задом, почтительно приседая. Крупно – распущенный хвост павлина.

Японский аэродром ночью. Самолет с крутящимся пропеллером. Мацуока и Нагаи садятся в самолет.

Ночной океан с самолета. Самолет обгоняет эскадру военных судов в кильватерной колонне.

Эскадра, снятая уже не с самолета.

Мгновенные высоты кораблей возникают из темноты на зрителя: один… другой… третий… Освещенный багровым светом, проплывает японский флаг.

Надпись:

СТАРОЖИЛЫ ГОРОДА КОМСОМОЛЬСКА.

В детской кроватке, обнявшись, спят русский и корейский мальчики двух или трех лет. Другая кроватка – спят две девочки.

Детские ясли. Стоят кроватки. Гирлянды бумажных флажков под потолком.

Русская девушка сидит, шьет, напевает.

Изба снаружи. Вывеска:

ДЕТСКИЕ ЯСЛИ РЫБОЛОВЕЦКОГО И ОХОТНИЦКО-ПРОМЫСЛОВОГО КОЛХОЗА ВАНГОУ.

Притаежный рыбацкий поселок в живописной бухте. Раннее утро. Тайга. Океан. Рыбацкие шхуны уходят в океан.

Большой неогороженный двор перед корейскими фанзами. На дворе до десятка коров. Возле каждой коровы по две женщины – русская и кореянка. Русские учат кореянок доить.

Надпись:

ПАРОХОД ИЗ ЮЖНЫХ РАЙОНОВ ЗАВЕЗ КОРОВ ДЛЯ СЕМЕЙ КОЛХОЗНИКОВ. ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ КОРОВ ПОЛУЧИЛИ КОРЕЙСКИЕ СЕМЬИ.

Возле коровы величественная с орлиным взглядом старуха Кутузова и молодая девушка – кореянка. Девушка неумело дергает за соски, молоко не течет.

Старуха. Не так, Оксун, не так, девушка… Смотри!..

Меняются местами. Заскорузлые руки старухи. Старуха уверенно и нежно доит. Слышен звук падающих в ведро струй молока.

Старуха. Видишь?

Снова меняются местами. Девушка неумело доит.

Старуха. Неужели у твоего отца никогда не было коровы?

Оксун. Никогда… Мы были так бедны. Ведь мой отец недавно перешел границу…

Перед одинокой фанзой пожилой кореец чинит сеть.

Подходят Мацуока в корейской национальной одежде и Нагаи, одетый по-русски. Кореец всматривается. Вдруг в ужасе отскакивает, прижимается к стене фанзы, шарит руками.

– Господин полковник?!

Мацуока прижимает кончики пальцев к губам, оглядывается.

Кореец. Зачем вы здесь?

Мацуока. К тебе погостить. Брату моему (указывает на Нагаи) нужен проводник в верховья реки.

Кореец (в ужасе машет руками). Уйдите! Уйдите! (Собирается бежать.)

Мацуока хватает его за руку. Жестокое лицо Мацуока:

– Ты дал обязательство, когда переходил границу. Ты получил иены! Здесь твои расписки, – хлопает по груди.

Кореец. Я готов был подписать все, лишь бы уйти от вас. Я был безумным от нищеты!.. (Падает на колени.)

Мацуока валит его ногой. Кореец, припав к земле, снизу смотрит на Мацуока.

Внутренность корейской фанзы. За столиком сидят, поджаащоги, Мацуока и Нагаи, едят палочками. На нарах кореец с убитым выражением лица.

В дверях показывается Оксун с ведром молока, оглядывает незнакомцев, подходит к отцу.

Кореец. Дитя! Ты проводишь молодого в верховья реки. Возьми еды на двенадцать солнц.

Оксун. Зачем он идет в такую глушь?

Кореец. Это мои земляки. Они ищут место для поселка.

Оксун оглядывается. Нагаи приторно улыбается ей.

Тайга. Лесина, упавшая через речку. По лесине идут Оксун, за ней – Нагаи, с котомками за плечами. Затемнение.

Дневной привал в тайге. Дымит костер. Нагаи и Оксун возле костра едят. Нагаи протягивает руку за котелком, смотрит на Оксун. Оксун подает ему котелок. Наган пытается задержать руку девушки. Оксун вырывает руку, котелок опрокидывается. Оксун, отскочив, гневно смотрит на Наган. Нагаи ест.

Скалы на фоне тайги. Оксун и Нагаи перебираются через скалы.

Ночной привал в тайге. Горит костер. Оксун и Нагаи спят по разный стороны костра.

Спящее лицо Нагаи. Лицо девушки с открытыми глазами, по-звериному наблюдающими за Нагаи.

Надпись:

НА СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПУТИ.

Из чащи показывается Оксун, за ней Нагаи. Оксун останавливается возле дерева, рассматривает старинную засечку. Оксун вдруг отскакивает, делает рукой знак «тише», слушает.

Слышен то приближающийся, то удаляющийся рокот мотора.

Нагаи бросается к дереву, лезет, как обезьяна. Нагаи на верхушке дерева. Вдалеке виден самолет, описывающий круги. Рокот мотора стихает, самолет идет на снижение, скрывается в лесу.

Нагаи и Оксун бегут сквозь чащу.

Крупно – иконостас из очень древних икон.

Внутренний вид пещеры отшельника. Жесткое ложе. Грубый деревянный стол, на нем священные книги и пишущая машинка.

Крупно – пишущая машинка с церковнославянским шрифтом.

Зияющий в скале темный вход в пещеру.

Отступя, – высокая скала на фоне тайги. Вход в пещеру находится на высоте пяти-шести метров. Приставлена лестница. Висит железное било. На камне у подножия скалы стоит седой староверский поп, говорит:

– Земли свои и скот свой и пчел отдай в котел нечестивых. И кто же из верных христиан не ужаснется такого богоотступного законоположения?

Толпа староверов, мужчин и женщин, слушает попа. Впереди мощный звероватый старик.

Поп. Нежели нам в красных селах при власти жить и отступать от бога, лучше со зверями в дебрях жить…

Звериная глухая чаща. Хребты. Свежесрубленные избы в тайге.

Поп говорит:

– Близок час искупления, будет гонец с востока, встанет солнце из-за моря и пожрет красную звезду!

Доносится отдаленный рокот мотора. Мощный старик подымает руку, прислушивается. Все слушают, задирают головы. Рокот мотора возрастает. Самолет описывает над толпой [?] круги и идет на снижение.

Паника. Некоторые бросаются бежать. Некоторые творят двуперстные знамения. Женщины плачут и причитают.

Старик кричит грозно: – Цыть!

Ватага мальчишек бежит мимо изб. Катится толпа во главе с попом и стариком. щ

Нагаи и Оксун, обливаясь потом, бегут сквозь чащу.

Самолет с крутящимся пропеллером на лугу в цветах. Выскакивают Кутузов, Кузнецова, Бажан, Непс-мит.

Кутузов. Никогда не слыхал, чтобы здесь деревня была.

Кузнецова. На карте не показана.

Поворачивают головы.

Бегут мальчишки, сзади катится толпа.

Полукруг толпы с попом и звероватым стариком в центре.

Кузнецова, за ней остальные идут к толпе.

Толпа пятится, мальчишки бросаются бежать. Не отступают только поп и старик.

Кузнецова (старику). Можно председателя сельсовета?

Молчат.

Кузнецова. Вы здесь недавно, что ли?

Молчат.

Поп. Кто ты во образе лукавом? Антихрист?

Кузнецова (изумленно). Антихрист? (Смеется.) Да, пожалуй антихрист.

Поп. Сгинь!.. Сгинь!.. Сгинь!..

Творит двуперстные знамения в ее сторону. Нэйс-мит выражает крайнее изумление.

Старик сурово останавливает попа. Делает два тяжелых шага к Кузнецовой. Кутузов быстро становится рядом с Ней.

Старик. Мы здесь испокон веку живем, ничего не знаем. Не обессудьте.

Кузнецова. И не слыхали про советскую власть?

Старик. Никакой власти не знаем, окромя бога.

Кузнецова разводит руками. Нэйсмит с акцентом:

– Это удивительно! Только такой страна, как ваш!

Исцарапанный Нагаи и Оксун бегут мимо изб.

Сцена возле самолета: Нэйсмит лезет в кабинку, Бажан уже на месте, Кутузов ждет, Кузнецова говорит толпе, надвинувшейся ближе к самолету:

– Мы пришлем сюда людей. Они организуют у вас советскую власть. Прощайте!

Лезет в кабинку, Кутузов – на свое место. Раздается рев мотора. Толпа в панике разбегается.

Нагаи и Оксун бегут по лугу, Нагаи кричит.

Самолет, отделившийся от земли и подымающийся ввысь.

Нагаи, Оксун, старик, поп в кольце толпы.

Нагаи, запыхавшись, вне себя визжит:

– Зачем пустить? Зачем улететь?

Старик присматривается к нему.

Нагаи. Надо арестовать! Надо убить!

Старик. Ты кто?

Нагаи с окаменевшим лицом подымает руку с двуперстным знаком.

Старик в звериной радости кричит:

– Братья во Христе! Час настал! Гонец с Японии!..

Реакция всей толпы.

Оксун отшатывается. В ужасе смотрит на японца. Нагаи замечает ее. Оксун пытается ускользнуть.

– Задержать! – говорит Нагаи.

Оксун мечется в кольце, ее хватают, скручивают руки.

Раздаются тревожные удары в железное било.

К стожку сена подбегает старовер, вынимает из стога берданку, бежит.

Внутри староверской избы. Старовер подымает половицу, вынимает обрез, бежит из избы.

Группы вооруженных староверов бегут мимо изб.

Парень скопческого вида изо всех сил колотит в железное било.

Вечер перед заходом солнца. Улица в Вангоу. Открытый навес. На прилавке под навесом шкурки енотов, барсуков, выдр. Агент за прилавком. Оживленная толпа перед навесом – русские, корейцы. Одеты празднично. Корейцы-старики в национальных одеждах, молодежь в русских. Расфранченные девушки с узелочками в руках грызут кедровые орешки.

В центре толпы Тарас Бажан – рослый старик с винчестером за плечами – держит на расставленных руках шкуру тигра. Окружающие щупают, поглаживают ее. У старика детские глаза. Старик холит шкуру в руках, говорит:

– Восемьдесят второй… Хорош был!

Доносится шум мотора. Все подымают головы. Самолет описывает круги над Вангоу.

Берег, океан, Вангоу с самолета, описывающего круги.

На выгоне самолет, окруженный веселой, возбужденной толпой.

Кузнецова и Нэйсмит возле самолета.

На земле два чемодана и корзинка с выглядывающей из нее кошкой. Ребятишки выражают восторг по поводу того, что кошка прилетела на аэроплане.

Старуха Кутузова троекратно целуется с сыном.

Бортмеханик окружен группой человек в пятнадцать: старик с тигровой шкурой через плечо, маленькая старушка, рослые бородатые мужики, женщины, парни, девушки, подростки, мальчики, девочки. Бортмеханик по очереди целуется со всеми.

Надпись:

СЕМЬЯ КОЛХОЗНИКА ТАРАСА БАЖАНА.

Бортмеханик целуется, переходя от одного к другому.

Кузнецова на ступеньке самолета говорит:

– Из людей, вся жизнь которых проходила в тяжелом нищенском труде, все силы которых душили, уродовали кулак, пристав и поп, вы превратились в зажиточных тружеников – колхозников. Теперь вы становитесь основателями чудесного города, мирового города всех трудящихся и угнетенных…

Толпа, восторженно слушающая Кузнецову. Застывшее лицо Мацуока в толпе. Убитое лицо отца Оксун рядом с Мацуока.

Ночь. Спит поселок Вангоу. Доносится народная песня, исполняемая тремя – мужским и двумя женскими– голосами. Спят русские и корейские дети в кроватках. Плывут берега.

Шаланда качается у пустынного берега. Темные фигуры сгружают продолговатые ящики с оружием. На мгновение одна из фигур обнаруживает лицо Мацуока.

Звучит народная песня. На крыльце сидят летчик Кутузов, его мать и Кузнецова. Кутузов и Кузнецова склонили головы на плечи старухи. Все трое поют песню.

Плывут бесконечные хребты. Тайга. Бурный ночной океан.

Проходит эскадра. Проплывает на судне освещенный багровым светом японский флаг.

Внутренность радиостанции. Сидит радист, слушает.

Жерла гигантских орудий, освещенные лунным светом, вздымаются на фоне тайги. Стоят матросы на часах. Высятся радиомачты. Прожектора шарят по морю. Командир – муж Кузнецовой – в группе других командиров – смотрит в бинокль. Прожектор шарит по морю.

Ночная тайга. Аэродром в тайге. Уходящая, в глубину, насколько хватает глаз, шеренга самолетов с крутящимися пропеллерами. Возле каждого – летчик в кожаном. Лунный свет на шлемах летчиков…

Ночное полярное море, льды. Покрытый снегом берег. Чукотские яранги. Присыпанный снегом флаг на одной из яранг. Антенна на одной из яранг. Самолет на снегу. Летчик в вывернутой мехом кверху шубе сидит у костра, греет руки.

Все время звучит народная песня, исполняемая тремя голосами.

Внезапно – большая горница Бажанов. Стол с остатками пиршества. Ревет гармоника. Грохочут сапоги. Вся семья Бажанов танцует. Танцует старик, танцует маленькая веселая старушка, танцует бортмеханик, танцуют рослые бородатые мужики, танцуют женщины, развевая подолы, танцуют парни, девушки, подростки, дети. Они танцуют не просто весело, они танцуют монументально.

На скамье сидит Нэйсмит и смотрит. На лице у него изумление, восторг и зависть.

Вид на бухту из поселка Вангоу. В бухту входя г два океанских парохода, дают гудки. «

На берегу толпа колхозников со знаменем. Впереди Кузнецова с полевой сумкой в руке и Нэйсмит.

Пароходы в бухте на якоре. От пароходов к берегу идут шаланды, полные рабочих. На шаландах развеваются знамена. Моторка тащит на буксире плашкоут с лошадьми.

Колхозники на берегу машут шапками, платками. Кричат «ура».

Застывшее лицо Мацуока в толпе.

Горница Кутузовых. В горнице человек пять вооруженных корейцев и русских. Старуха Кутузова в ичигах одевает через плечо кожаную сумку. Возле стоит Кутузов, упрашивает:

– Мама, не ходите… Может, там кулаки беглые живут…

Кутузова. Не должно быть у нас села без советской власти. Раз меня поставили председательницей, кто в ответе? Ты в ответе? Нет, я в ответе…

С взволнованным лицом входит Кузнецова с полевой сумкой в руке. Видит народ, лицо ее окаменевает, она незаметно делает знак Кутузову, и вместе выходят в другую горницу…

Кузнецова и Кутузов в другой горнице.

Кузнецова говорит:

– Все время следования наших пароходов их сопровождали японские суда на горизонте. На границе тревожно. Я получила радиограмму: «Опасайтесь провокации…» Вы должны немедленно вылететь во Владивосток.

Кутузов в нерешительности мнется.

Кузнецова вопросительно смотрит на него, говорит тихо:

– Вы боитесь за мать?..

Кутузов. Нет, я боюсь за вас. Я дал слово товарищам, что буду беречь вас…

Кузнецова. Беречь меня? – Она некоторое время смотрит на Кутузова, потом тыльной стороной ладони проводит у себя по лбу, точно снимает что-то. Говорит сухо:

– Товарищ Кутузов, вы вылетите через час.

Кутузов вытягивает руки по швам, говорит:

– Есть…

Ночная тайга. Следы свежего поруба. Поваленные деревья. Тянутся ряды палаток. Горят костры, группы рабочих вокруг костров. Мимо палаток едут верхами Кузнецова и Нэйсмит.

Кузнецова и Нэйсмит верхами на бугре среди кустов. Перед ними расстилается ночной океан.

Кусты раздвигаются. В кустах вспыхивает белый дымок, раздается выстрел. Кузнецова покачивается в седле, падает… Нэйсмит подхватывает ее.

СЕРГЕЙ ЛАЗО

(Отрывки из киносценария)

ДЕКАБРЬ 1917

Здание вокзала – Иркутск. Зима. Сильный мороз. Из города доносятся звуки перестрелки. Погромыхивают пушки. На перроне толчея: только что выгрузился рабочий отряд. Мелкорослый солдатик, надрываясь, кричит:

– Стройся, вам говорят! Ах, черемховцы, черемховцы! А еще угольное племя, язви вас!

Никто не слушается его.

Юноша в студенческой фуражке (он очень замерз) то и дело хватает мелкорослого солдатика за рукав, говорит методически:

– Товарищ… Товарищ… Товарищ… Время не ждет. Товарищ! Я повторяю: юнкера осадили дом губернатора, там проходит съезд советских организаций. Если вы не выступите немедленно, они все погибли… Товарищ… Товарищ…

Внутри вокзала. Транзитные пассажиры, беженцы– старорежимные чиновники, дамы, студенты, калеки, беспризорные.

За стойкой буфета – штаб красной гвардии.

Подходит замерзший студент с перрона.

– Товарищ Иванов, – говорит он, – от этих черемховских шахтеров я не жду ничего хорошего.

– Ничего хорошего? – переспрашивает Иванов, вешая трубку. – Ничего хорошего от черемховских шахтеров? Вот что, молодой товарищ: возьмите красногвардейца, пройдите на Федоровскую, два, – там живет семья полковника Якимовского. Ты ее арестуй и препроводи в следственную комиссию.

– Я? То есть, позвольте, как же можно арестовать семью?

– А так: кто там есть, всех и бери.

– А если дети?

– Оставь с детьми няньку, а остальных веди.