Текст книги "Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии"

Автор книги: Александр Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Ястребов. Вот тут у меня все написано…

Протянул бумажку, Фрунзе не взял.

Ворошилов. Вместо того чтобы задушить врангелевцев в кольце, мы должны атаковать в лоб позиции Перекопа, идти на жертвы, которых можно было избежать. (Ястребову.) И фанфаронство ни к чему! Хватит. Покрасовались на гнедом жеребце перед фронтом. Надо не парады в свою честь устраивать, а действовать.

Ястребов. Не отрицаю своей вины. Моя вина в том, что я понадеялся на свои силы. Дайте мне дивизию, дайте мне полк, я покажу, чего стоит Ястребов, и заглажу…

Фрунзе (поднимаясь, глядит в глаза Ястребову). Не лгите! Не подличайте, Ястребов! Однако часть, которой командует подчиненный вам товарищ Кузнецов, пришла вовремя и висела на плечах Кутасова?

Ворошилов. Придется теперь ответить за все это…

Мертвое молчание. Его нарушает Семенов.

– Я полагаю, надо принять во внимание прежние заслуги товарища Ястребова.

Фрунзе. Ваши мнения мне известны. (Повернувшись к Ворошилову.) Твое мнение, Климент Ефремович?

Ворошилов. Сместить и передать дело Ястребова ревтрибуналу.

Фрунзе (Буденному). Твое, Семен Михайлович?

Буденный. Сместить и предать суду.

Фрунзе. Товарищ Белоусов?

Белоусов (помолчав). Сместить… и предать суду…

Фрунзе (начальнику штаба). Приказываю сместить гражданина Ястребова и предать его суду ревтрибунала фронта… Приказываю назначить на место Ястребова… (посмотрел на Кузнецова) товарища Кузнецова, Николая Ивановича.

Ястребов встает, но это уже другой человек. Исчезли обычная самоуверенность и наглость. Трусость, растерянность, страх в этой надломленной, жалкой фигуре. Он молча отдает коменданту штаба шашку и револьвер. Его уводят.

Фрунзе (Кузнецову). Ступайте, друг мой… Принимайте дивизию.

Кузнецов ушел.

Семенов встает, говорит с нескрываемым раздражением:

– Не понимаю, к чему свелась моя роль здесь. В сущности, я лишний.

Фрунзе. Об этом я вам и хотел сказать… (Ворошилову и другим.) Товарищ Семенов откомандировывается по месту своей прежней работы..

Семенов. Вам еще придется за все это ответить!

Фрунзе. За все, что я делаю, я отвечаю перед родиной, перед партией, перед Владимиром Ильичем.

Молчание. Семенов собирает бумаги и уходит.

Фрунзе берет за локоть Ворошилова, подводит к карте, знаком подозвал других. Взял уголек и рисует на карте стрелку от деревни Строгановка через Сиваш на Литовский полуостров. Говорит:

– Будем атаковать с седьмого на восьмое ноября через Сиваш на Литовский полуостров.

Рисует стрелку на карте от Преображенки на Турецкий вал и продолжает:

– Ив лоб на Турецкий вал… Третий удар нанесем через Чонгарский перешеек с выходом в тыл противнику на Джанкой.

Ворошилову и Буденному:

– Ну, други мои, родные мои, помните, чдр надо во что бы то ни стало, на плечах противника, войти в

Крым. «На плечах противника», – повторяет Фрунзе с волнением в голосе, – Не мои эти слова, это слова Ильича.

Крепко пожимает обоим руки. Все уходят.

Фрунзе (один. Подошел к телефону). Штаб пятнадцатой? Как ветер? Вода в Сиваше… Очень хорошо. (Хотел положить трубку, задумался.) Да, кстати… Там у вас Матвеенко, командир полка… Ну как у него? Хорошо? Рад за него, если хорошо…

– ― ―

Ночь накануне штурма. Наши окопы перед Турецким валом. Полк, которым командует Матвеенко. Морозный ветер, холод. За пригорком, скрытый от неприятеля, костер. У костра бойцы ведут негромкий разговор. В отблеске костра видно лицо Матвеенко.

Бородатый красноармеец. А еще говорят, будто в том Крыму зимы нету и земля круглый год родит.

Боец из под Канева. Ни, товарищ Матвеенко казав – брехня. Усе такое само, як у нас пид Канёвым. Тилько солнце пече, та море…

Боец – кавказский горец. У нас – Дагестан, высокая гора. Наверху всегда снег, внизу – долина, виноград растет. Слово даю – правда.

Боец из-под Канева. Опять брехня.

Матвеенко. Нет, вот это как раз правда.

Боец из-под Канева (убежденно). Значит правда. Товарищ Матвеенко казав – значит правда. (Негромко запел.)

Половина тих садив цвите,

Половина развивается…

(Оборвал песню. Вдруг спросил у соседа.) Исаак, в тебе жинка и диты е?

Голос из темноты. Нема. Петлюровцы у том роки забили.

И снова тишина и тихая песня:

Половина тих садив цвите,

Половина развивается,

Не вся и пара под винець иде,

А иная и разлучается…

Вдруг вблизи музыка заиграла марш, послышались голоса. Бойцы встрепенулись. Идет группа бойцов других частей, человек двадцать. Они в лаптях, в опорках, двое-трое в сапогах. Впереди идет маленький веселый красноармеец с балалайкой.

Снимает шапку:

– Привет вам, товарищи боевые, от частей доблестной Красной Армии, что стоят у самого соленого моря, под названием Сиваш. Привет вам и поздравляем с третьей годовщиной красного нашего Октября.

– Спасибо, привет и вам, с праздничком и вас, – говорит Матвеенко. – Как дела там у вас, у Сиваша?

Маленький красноармеец. Дела на ять, солнышко светит, розы цветут, птички поют, известное дело– Крым… (Дует в пальцы и ежится. Все смеются.) Скоро в соленое море купаться пойдем.

– Вот как, – серьезно говорит Матвеенко, и у всех делаются серьезные лица.

Бородатый красноармеец. Как же ты, милый человек, в лаптях через Сиваш пойдешь?

Маленький красноармеец. А так и пойду – на своих, на двоих… (Бренчит на балалайке и напевает.)

Эх, истоптал я лапти новы,

По паркеям ходючи…

Бородатый красноармеец. Разувайся! (Садится и начинает снимать сапогй.)

– Да что ты? – отмахивается маленький красноармеец.

Бородатый красноармеец. Сказано тебе– разувайся. Я у беляков сапогами разживусь.

Матвеенко. А ведь правильно, товарищи! Верно! Им через Сиваш-болото идти, а нам все-таки по суху…

И происходит живая, трогательная сцена обмена сапог на лапти и опорки.

Боец (кавказскому горцу). Может случиться, когда будешь в наших местах, – Рязанская губерния, деревня Конякино, Сеевской волости, мать, отец примут как сына родного.

Горец отвечает с достоинством:

– Спасибо, спасибо… Теперь мы кунаки, побратимы.

Другой боец (украинцу). Как будешь идти через проклятый Сиваш, вспомни обо мне, цеховом Иване Зотове, а я буду помнить о тебе, авось и пуля нас минет за нашу память…

Боец украинец. Спасибо за ласку. Тай шо б поздыхали вороги наши.

Маленький красноармеец, уже в сапогах бородача, бренчит на бала/Гайке и подпевает на частушечный лад:

Вы пляшите, ребята,

Не жалейте лапти.;

Коли эти побъяте,

Батька новы попляте…

Обращается к бородачу-красноармейцу:

– Как отблагодарить тебя, друг?.. Погоди… – лезет в карман шинели, достает кусок белого хлеба. – Давай пополам, я его берег на после штурма, да, думаю, вдруг убьют – пропадет белый хлебец, так и не отведаю.

Бородач принимает хлеб, оба жуют медленно и со вкусом.

И вдруг, с дальнего края окопов, в темноте занимается «ура», нарастает и катится все ближе и ближе. Приветственные крики. Все встают.

Появляется Фрунзе, окруженный командирами. Навстречу ему идет Матвеенко с рапортом.

Фрунзе (Матвеенко). Обстановка мне известна. (Повернулся к бойцам, он в настроении подъема, глаза его блестят.) Здравствуйте, товарищи бойцы!

Мощное ответное «здравствуйте».

Фрунзе. Товарищи красные бойцы! Поздравляю вас с третьей годовщиной великого праздника трудящихся и угнетенных всего мира – поздравляю вас с третьим Октябрем!

Он ждет, пока стихнут ответные крики.

– Перед лицом трудящихся и угнетенных всего мира, перед лицом матери-родины дадим клятву не щадить своих жизней и победить! Врангель – это последыш… Скинем его в море и возьмемся за мирный труд и будем работать, чтобы наступила, наконец, радостная счастливая жизнь для всего нашего трудового народа. Да здравствует победа! Ура! (Повернулся к Матвеенко.) Приказываю дать боевой салют по врагу в честь пролетарской революции.

В нарастающем громовом «ура» Фрунзе идет вдоль окопов, мимо восторженно приветствующих, хватающих за полы, за рукава шинели, здоровающихся с ним за руку бойцов. Над окопом взлетают шапки и мелькают в свете прожекторных лучей, вспыхнувших со стороны неприятеля.

Один за другим раздаются семь мощных залпов нашей артиллерии.

– ― ―

Как горный хребет, поднимается над рвом и степью Турецкий вал.

Здесь хорошо слышны крики приветствий и «ура» на стороне красных. Затихает последний, седьмой, залп артиллерии красных. В воздух взлетают ракеты. Прожекторы белых прорезают ночную мглу.

Солдаты бегут по окопам белых, занимая места у пулеметов.

Боевая тревога. На командном пункте – группа офицеров.

Голос Кутасова:

– Красные идут на штурм. Мы наготове! Я приказал полковому священнику отслужить по мне панихиду. Советую это сделать и вам. Убьют – так по крайней мере не умрете без покаяния. Здесь будет могила или им, или нам.

Скрещиваются и шарят в темноте лучи прожекторов.

Изгородь штыков над окопами белых.

Силуэты дальнобойных орудий.

Проволочные заграждения. Непреодолимая паутина проволоки.

Иностранные военные суда в заливе. Башенные орудия медленно поворачиваются в сторону красных.

Все наготове. Боевая тревога.

Все громче крики «ура» и музыка на стороне красных.

Кутасов (недоумевает). Странно, почему они не атакуют… Что это у них?

Адъютант (догадывается). Праздник, ваше превосходительство…

Кутасов. Какой еще праздник?

Адъютант. Годовщина революции. Третья годовщина.

Кутасов (разводя руками). Да, в самом деле… Ведь уже три года, вы подумайте…

Музыка, крики «ура», ракеты взлетают на стороне красных.

Звук трубы. Парламентер Кузнецов и трубач с белым флагом у проволочных заграждений белых.

По ту сторону заграждений – генерал Борщевский, и два солдата. Они приподнимают проволоку, и Борщевский идет навстречу Кузнецову и останавливается перед последним рядом проволоки.

Мгновение они оба глядят друг на друга – генерального штаба генерал-майор и большевик.

Тяжкая тишина нависла над землей. Две силы – друг против друга, накануне последнего, решительного боя.

Глаза белых прикованы к группе людей на ничьей земле, перед проволокой.

По ту сторону тысячи глаз следят за переговорами парламентера.

Кузнецов (прерывает молчание.) От имени командования Южным фронтом предлагаю вам сдаться. Зачем проливать лишнюю кровь? Судьба Крыма и ваша судьба решена.

Борщевский молчит. Искоса взглянул на Кузнецова, говорит как бы в пространство:

– Перекопа вам не взять. Его защищает доблестная русская армия, верные сыны России.

Кузнецов окидывает с головы до ног генерала в английском френче, французских крагах-башмаках и плаще.

– Россия? Какая там Россия… – говорит он. – Все вам дала заграница. И пушки, и штаны, и снаряды – все на вас чужое, и сами вы давно не русские.

Борщевский (криво усмехаясь). Стара песня. А вы за что бьетесь?

Кузнецов. За то, чтобы жить как люди. Мы бьемся за родину, за весь трудовой народ, за всех бедняков на свете.

Солдаты, сопровождающие Борщевского, с напряженным вниманием прислушиваются к каждому слову Кузнецова.

Борщевский (обернулся и увидел их лица. Теряет обычное хладнокровие и исступленно кричит). Все вы отравленные, видели семнадцатый год, видели, как с нас погоны срывали!.. И всех вас надо истребить, чтобы памяти о тех проклятых днях не осталось!

Кузнецов (спокойно и с презрением). Народа не убьешь. Он бессмертен. Народ жил, живет и будет жить счастливо. А вы уже давно мертвые.

И, повернувшись спиной к Борщевскому, уходит.

Начинается орудийная канонада.

Ночь у Сиваша. Артиллерийская дуэль. Зарево пожара. Части красных накапливаются на берегу у Сиваша. Иногда вспыхивает луч прожектора, отражается в ямах, наполненных водой. Дует пронизывающий морозный ветер, бойцы мерзнут, притопывают сапогами. Спокойные и суровые лица.

На берегу – Фрунзе и командиры. Они окружают Тараса Голубенко. Он в полушубке. У старика за поясом топор.

Фрунзе. Пятнадцатую поведет товарищ Катерина Голубенко. А Тарас Андреевич – пятьдесят первую. Ведь так?

Тарас Голубенко кивнул головой.

Фрунзе (позвал Кузнецова). Возвращайтесь к себе на Перекоп и ждите приказа. А получите приказ– действуйте по-суворовски… Чудесный был старичок… Верно, Снетков? (Снетков утвердительно кивает головой.) Поезжайте и ждите приказа.

Кузнецов простился с Фрунзе и командирами.

Фрунзе сосредоточенно глядит в сторону Сиваша.

Кузнецов едет верхом с ординарцем мимо разрушенных хат деревни Строгановка. Ветер гонит по земле засохшую листву. Вдруг слышит позади звонкий голос:

– Товарищ Кузнецов!

Кузнецов (придержал коня, оглянулся. К нему бежит боец. Он всматривается и в радостном изумлении восклицает). Катерина!.. (Спрыгнул с коня, отдал повод ординарцу.)

Катерина (не может сдержать волнения). Коля… (Смутившись.) Товарищ Кузнецов… Вот и не чаяла вас видеть.

Они отходят в сторону. Ординарец уводит коней и тактично не глядит в сторону Катерины и Кузнецова.

Кузнецов. Вот она, судьба… И вспоминал я тебя, и ждал, а только встретил – надо разлучаться.

Катерина. Голубь ты мой… И мне надо бежать… Сейчас выступаем. Я и отец за проводников. Идем через Сиваш.

Кузнецов (взволнован). Через Сиваш?.. Ты?.. Ты поведешь?.. (Берет ее руку.) Выходит, времени, нам отпущено только одна минута. Будем живы, нет ли…

Катерина вдруг крепко и страстно обнимает его.

Ветер свистит в ушах, летит сухая листва, и отдаленно грохочут тяжелые орудия…

Они стоят обнявшись…

Играет труба. Катерина насторожилась. Он медленно отпустил ее.

Глядит на ее ноги, отдетые в грубые солдатские башмаки с обмотками.

Катерина в смущении глядит на ноги.

Кузнецов. Так и пойдешь через Сиваш? Через болото, воду?

Она кивает головой.

Тогда Кузнецов садится на землю и, не произнося ни слова, начинает снимать с себя сапоги.

Она в смущении:

– Ой, что ты… Ой, не надо!

Ординарец Кузнецова вынимает из седельной сумки ботинки и обмотки.

Через мгновение Кузнецов и Катерина сидят рядом. На ней – сапоги Кузнецова. На нем – солдатские башмаки и обмотки.

И в последний раз перед разлукой он обнимает Катерину.

Она побежала вниз к Сивашу.

Кузнецов долго глядит ей вслед. Зазвенели подковы. Он оглянулся.

Ординарец, боец конной разведки, сочувственно глядит на Кузнецова. Кузнецов сел на коня. Помчались.

И в свисте ветра ему слышится украинская песня:

Половина тих садив цвите,

Половина развивается,

Не вся и пара под винець иде,

А иная и разлучается…

Чуть брезжит рассвет. Чернеют массы людей у берега Сиваша. Они приходят в движение. Их ведет Тарас Голубенко. Он первым спускается с высокого берега.

Проходят мимо музыкантов.

– Помирать, так с музыкой, – говорит один из них.

– Эх ты… – строго и укоризненно говорит старый солдат Тарас Голубенко.

Одобрительный говор. Легким, почти молодым шагом он устремляется вперед. За ним идут в походном порядке части. Кони шарахаются, их ведут под уздцы, и первое орудие, увязая в грязи, движется по дну Сиваша.

В походных колоннах движутся роты, батальоны и полки 15-й дивизии. Их ведет Катерина Голубенко. Идет твердо, видно, что хорошо знает брод. Красноармейцы отмечают вехами путь.

Части, которые ведет Тарас Голубенко, уже на середине Сиваша. Здесь больше бездонных ям и больше воды. Временами колеса орудий увязают в грязи. Бойцы вытаскивают орудия из грязи, помогая коням.

Голос в темноте. Далеко еще до Крыма, дед?..

– Живы будем, – увидим, – отвечает Голубенко. И, нащупывая дорогу, ускоряя шаги, идет вперед. И всматривается в темноту. Впереди темный, как бы пустынный, мертвый берег полуострова.

Фрунзе на командном пункте. Напряженно прислушивается, глядит на часы. Звонки полевых телефонов. Уезжают и подъезжают ординарцы.

Части, которые ведет Катерина Голубенко. Командир спрашивает у Катерины:

– Чего они молчат? Или не чуют…

Катерина подняла руку вверх, остановилась.

– Что ты? – спрашивает командир.

Катерина. Ветер… С востока… Воду нагонит.

Давай шибче.

И ускоряет шаги, за ней быстрее и быстрее движутся части.

Близок берег Литовского полуострова

Части, которые ведет Тарас Голубенко. Головная колонна приближается к полуострову. Тень тревоги пробежала по лицу Тараса. Остановился. На него глядят с изумлением.

– Ветер переменился. Вот беда.

И почти бежит к берегу.

Секреты белых на берегу.

Темные фигуры бойцов неслышно метнулись вперед. Короткая борьба. Выстрел – и все стихло.

Залаяла собака.

Оклик: «Стой! Кто идет? Пароль?»

Удар штыком, и стон. Затем выстрел. Еще выстрел. Первая стычка.

Ожил берег. Метнулись вверх и вдаль лучи прожекторов. Грохнул первый орудийный выстрел.

Фрунзе на командном пункте. Услышал выстрел. Встал. Тихо говорит: «Началось».

Проволочные заграждения в воде. Тарас Голубенко наотмашь рубит топором проволоку. Рубят проволоку красноармейцы. В образовавшиеся проходы бегут с ружьями наперевес. На берегу уже идет штыковой бой. Грохочет артиллерия.

Мы видим огромные массы белой конницы, мчащиеся к Литовскому полуострову. Во главе конницы мчится Кутасов с его охранной сотней.

К берегу Литовского полуострова подходят части, которые ведет Катерина. Их ослепляют прожекторами, они идут под ураганным огнем со стороны перешейка и со стороны полуострова. Неистовствует заградительный огонь. Орудие провалилось в бездонную яму вместе с конями и прислугой. Падают убитые, но нет уже силы, которая может остановить бойцов. Внезапно заиграла музыка. Музыканты идут вперед, разбрызгивая воду. Свистит ветер и гонит воду в Сиваш. Вода сплошь покрыла дно Сиваша.

Фрунзе, на командном пункте, у аппарата:

– Как ветер?

– Восточный, – отвечает голос в трубку.

– Вода прибывает?

– Прибывает.

Фрунзе положил трубку и говорит начальнику штаба:

– Ворошилова!

Вода прибывает. По колено в воде подходят к берегу части, которые ведет Катерина. Они поднимаются по крутому берегу и сразу идут в атаку. На Литовском полуострове идет кровавый бой.

Волнами прибывает вода в Сиваше. Идут бойцы по пояс в воде. Лучи прожекторов отражаются в мутных, свинцовых водах, где еще движутся колонны бойцов.

Штаб Фрунзе.

Фрунзе (не отходит от аппарата. Телефонисту). Начдив пятнадцатой. (Фрунзе молча глядит на телефониста. Оглянулся.) Снетков!

– Он, – говорит Снетков. Но Фрунзе молчит. Снова сосредоточенно следит за телефонистом. И Снетков наклоняется над ним и говорит мягко:

– Что, Михаил Васильевич?

И тогда Фрунзе говорит негромким, чуть дрогнувшим голосом:

– Две дивизии, Снетков… Две дивизии. Тысячи жизней…

Снетков не сводит глаз с Фрунзе.

Слышно, как надрывается телефонист:

– Штадив пятнадцатой? Штадив пятнадцатой?

Хлопает дверь. В бурке, разгоряченный скачкой, входит Ворошилов.

Фрунзе поднимается ему навстречу. Посадил рядом с собой. Говорит, глядя в глаза:

– С Литовским полуостровом связи нет. Две наших дивизии могут оказаться отрезанными.

Умолк и глядит на Ворошилова.

Ворошилов. Первая Конная к переправе готова.

Фрунзе подходит к Ворошилову и крепко обнимает его.

Стремительно мчатся дроздовцы во главе с Кутасовым.

На Литовском полуострове.

Катерина Голубенко, Тарас Голубенко, начдив 15-й, командиры, связисты.

Начдив 15-й. Восстановить связь. Держать на руках провод, чтобы не разъело изоляцию.

Связист. Есть держать на руках провод.

Красные связисты сбегают вниз, к берегу Сиваша, с мотками провода в руках. Перед ними сплошная вода, залив. Падающие в воду и разрывающиеся снаряды подымают фонтаны воды и грязи. Связисты входят в воду, разматывая провод.

Дроздовцы приближаются к линии огня.

Фрунзе на автомобиле. Стоит во весь рост на сиденье. Мимо него проходит на рысях дивизия Первой Конной. Впереди – Ворошилов и Буденный.

Фрунзе, потрясая папахой, провожает их.

Рассекая воду, дивизия Первой Конной спускается в Сиваш.

Снетков пишет, положив полевую книжку на колено. Фрунзе диктует:

– Вода заливает Сиваш. Немедленно атаковать и во что бы то ни стало захватить Турецкий вал…

Фрунзе подписывает приказ.

Повернулся к окружающим:

– Машину! На Перекоп!

Автомобиль Фрунзе мчится берегом Сиваша. Сотни людей – крестьяне, женщины, старики, подростки – строят в воде земляную дамбу. Увидели Фрунзе. Он, сияв папаху, отвечает на приветствия…

В воде Сиваша, высоко подняв в руках проволоку, стоят связисты. Вода прибывает. Она им выше колен.

В окопе, захваченном у белых, – красноармейцы. Идет жаркая перестрелка. Катерина и ее отец в окопе.

Тарас Голубенко (бойцу). А ну, дай-ка винта…

И он, приложившись, долго целится. Стреляет.

У белых падает командир.

Голубенко (бойцу). Видал? Сорок второго Курского стрелкового, рядовой Голубенко.

В это время командир полка, отняв от глаз бинокль, говорит несколько глухим, может быть даже упавшим голосом:

– Дроздовцы…

Дивизия Первой Конной, во главе с Ворошиловым и Буденным, на рысях переходит Сиваш. Кони и пулеметные тачанки подымают буруны воды.

Связисты стоят редкой цепочкой в воде Сиваша. В руках у них провод. Вода доходит до пояса. Вблизи разрывается снаряд. Связисты стоят неподвижно в воде.

Широко развернутым фронтом идут в бой белые броневики, за ними пехота.

Идут в бой кавалерийские части во главе с Кутасовым.

Дрогнули передовые части красных. Они откатываются назад. Катерина останавливает бегущих:

– Да стойте же, товарищи, стойте!

Бойцы увидели женщину с винтовкой, услышали звонкий девичий голос.

Катерина. Стыдно вам, бойцы, стойте!

Остановились, повернули назад.

Движется лавина дроздовцев. Мчится в белом башлыке Кутасов.

Окопы красных. Трус или изменник кричит:

– Продали нас! Там вода, тут дроздовцы. Пропали мы! Продали! Измена…

Но не успевает докончить. Пуля из нагана командира затыкает ему глотку. И вдруг по цепи проносится крик:

– Ворошилов! Буденновцы!.. Ура!

И массы конницы выносятся вперед, навстречу дроздовцам.

По крутому берегу Литовского полуострова поднимаются одна за другой части кавалерийской дивизии Первой Конной и идут в бой. Все ближе две силы; еще немного, и они столкнутся.

Кутасов всматривается в несущуюся на дроздовцев конницу:

– Первая Конная!

И две силы столкнулись… Рубка. Дроздовец с пикой бросается на Ворошилова. Пика пробивает полу бурки, застревает. Буденный ударом шашки настигает дроздовца.

– Спасибо! – кричит Ворошилов Буденному. Яростная рубка Первой Конной с дроздовцами. Рубится Кутасов, развеваются концы его белого башлыка. Пробивается к Буденному, кричит:

– Буденный!

Буденный оглянулся. Кричит, пробиваясь к Кута-сову:

– Здравствуй, Кутасов!

Кутасов, замахнувшись шашкой:

– Здравствуй, Буденный!

Буденный, отбивая удар, рубит Кутасова:

– И прощай!

Кутасов валится с коня.

ПЕРЕКОП

Ограда кладбища у самого Турецкого вала. Идет ожесточенное сражение у проволочных заграждений.

Атакующие цепи падают, скошенные огнем пулеметов.

Французские крейсеры из Карт-Казацкого залива обстреливают наступающих. Тяжелые снаряды морских дальнобойных орудий крошат татарские памятники на кладбище.

Группа людей наблюдает за ходом атаки. Это Фрунзе и сопровождающие его.

Снетков говорит Фрунзе:

– Право, уйди, товарищ командующий, здесь опасно.

Фрунзе. А где же в бою безопасно?

В это мгновение откатывающиеся назад цепи атакующих останавливаются и залегают среди памятников татарского кладбища.

Фрунзе видит Кузнецова.

– Ну, что у вас, товарищ Кузнецов?

Кузнецов обернулся. Видит Фрунзе. Радость мелькнула на лице Кузнецова.

– «Чистильщики» пошли, – говорит он, – да не дают им резать проволоку. Сейчас динамитом рвать будем.

И оба напряженно глядят вперед.

Матвеенко и два бойца почти дошли до проволоки. Бойцы закладывают заряды динамита.

Матвеенко. Так не пойдет. Надо ближе.

Боец. А как ближе? С динамитом идем. Попадет в тебя – пыли ж не останется.

Матвеенко. Зато проход сделаем…

И вдруг стремительным броском выдвинулся вперед. Он почти у проволоки. Упал. Белые открывают по нему огонь, забрасывают гранатами смельчака.

Фрунзе и Кузнецов напряженно следят за ним. И вдруг столб пламени поднимается у самой проволоки, где залег Матвеенко. В воздух летят колья. Крики «ура» раздаются на стороне красных.

Кузнецов снял папаху. Говорит с грустью:

– Пал смертью храбрых.

Фрунзе. Кто это?

Кузнецов. Матвеенко.

Фрунзе обнажил голову.

Волна атакующих все же разбилась о проволочные заграждения. Откатывается назад.

Красноармейцы узнают Фрунзе. Один из бойцов кричит:

– Стой, тут командующий!

Фрунзе. Бойцы! Отомстим за вашего командира товарища Матвеенко!.. (И он берет протянутую ему винтовку.)

Только что поредевшая, отброшенная цепь бойцов вдруг обретает силу и устремляется вперед. Во главе ее Фрунзе. То, что командующий сражается как рядовой боец, воодушевляет атакующих.

Они устремились в прорыв, сделанный погибшим героем Матвеенко.

– Командующий в бою! Товарищ Фрунзе в бою!

Фрунзе с винтовкой в руках идет в цепи атакующих.

Колонна атакующих устремляется в прорыв и сметает белые резервы.

Загремело «ура». В этих криках – радость победы.

По откосу вала, в ров, скатываются одна за другой волны атакующих и с разбегу поднимаются на другой откос Турецкого вала.

На гребне вала появляются силуэты бойцов. Радостное и победное «ура». Новые, свежие цепи атакующих устремляются в прорыв.

Идет бой за Турецкий вал.

Телефонист белых, закрывая себе ухо, чтобы лучше слышать, переспрашивает:

– Убит? Убит?.. – опустил трубку и говорит штабным офицерам – Убили Кутасова. – И вдруг, теряя самообладание, истерически кричит – Прорыв, красные в тылу Турецкого вала! – Падает, оглушенный ударом, который ему нанес его начальник.

Но уже поздно. В штабе паника.

Из блиндажа выскакивают растерянные офицеры, и по окопам проносится:

– Буденновцы! Красные в тылу!

Все в ужасе бегут.

Фрунзе в грязи, в расстегнутом полушубке, окруженный командирами.

– Перекоп взят! – кричит Кузнецов и, не сдерживая радости, обнимает Фрунзе.

Паническое бегство белых у Перекопа. Кто-то из генералов пробует остановить их. Это Борщевский. Он приказал шоферу поставить поперек дороги свой автомобиль.

– Назад! Назад, сволочи!

Другая волна бегущих нажимает.

– Пошел к чертовой матери! Они в Джанкое!

– Чонгар пал!

И сотни рук поднимают, переворачивают автомобиль и сбрасывают его вместе с Борщевским с насыпи дороги.

Бегство продолжается. Беглецы поднимаются на перевал на Симферопольской дороге, по пути к морю. Фуры, зарядные ящики, носилки, раненые. Они вступают в ущелье, и над ними лес. И вдруг лес оживает. Ружейный огонь. Разрывы ручных гранат.

Отчаянный вопль:

– Партизаны!

Паника среди отступающих. Лавина беглецов несется по дороге вниз к морю, расстреливаемая и избиваемая, преследуемая по пятам партизанами.

Севастополь. Огромный ярко освещенный кабинет Врангеля полон штабными. Идет военный совет. Высшие чины армии, флота, иностранные военные миссии. У большой карты стоит Врангель и громким, временами срывающимся голосом докладывает положение на фронте:

– Прорыв Перекопских позиций – это еще не конец, господа!

Показывает на карте:

– Юшуньские озера – наш первый заслон. Южнее, на подступах к Севастополю, – второй.

Чертит углем жирную стрелу на карте.

В эту минуту вошел полковник Дюваль. Перед ним расступаются. Он проходит поближе к Врангелю.

Врангель. Красные находятся здесь… (Показывает.) Орудия линейных кораблей создают неодолимую огненную стену вокруг Севастополя… Тем временем наши союзники высаживают десант… Два-три корпуса, н спасен Крым, спасена Россия!

Все взгляды обращаются к генералу Молле и сэру Лесли.

Сэр Роберт Лесли (невнятно). Мы сообщим ваши предложения нашим правительствам.

Врангель (не скрывая раздражения). Но спешите, господа. (Показывая по карте.) Мы остановили их здесь. Мы стоим здесь и будем стоять до последнего вздоха. Но спешите.

Дюваль (внезапно обращаясь к Молле). Вы позволите? (Берет из рук Врангеля уголь и, перечеркнув стрелу, нарисованную Врангелем, рисует другую южнее. Острие ее разрезает самый Севастополь.)

Врангель. Что это значит?

Дюваль. Небольшая поправка.

Вдруг в напряженной тишине слышится явственный звук, похожий на отдаленный грохот артиллерии. Кто-то открыл окно. Да, теперь ясно. Это канонада, и затем отдаленная ружейная и пулеметная стрельба.

Молле. Что это?

Дюваль. Это и есть моя поправка. Красные в городе.

И сразу исчезает торжественность военного совета. Одни бегут, другие неизвестно для чего собирают бумаги. Третьи бросаются к телефонам. Все громче и громче грохот орудий. Все ближе трескотня ружей. Кабинет пустеет. Почти паника. Генерал Молле, сэр Лесли уходят, ускоряя шаги. Звон разбивающихся стекол. Сильный порыв ветра взметает драпировки у окон. Гаснет электричество, и в зареве пожара видны силуэты разбегающихся людей.

Рассвет. Пустынный приморский бульвар. Ветер метет мусор, обрывки газет, бумажки. Небо в дыму от пожаров. Сильная зыбь в море. По глухой улочке – спуске в порт – движется странная траурная процессия. Высокая – фигура в черной черкеске – Врангель. Два адъютанта с портфелями. Ординарец с борзой собакой. Все стараются двигаться с достоинством, но вблизи порта они почти бегут.

Площадь у Графской пристани вся затоплена толпой. Все', что нашло себе приют в Крыму, вся накипь старой России собралась здесь, вопит, плачет, бранится, неистовствует. Все перемешалось:, баулы, чемоданы, сундуки, корзины, узлы, кухонная утварь, самовары, граммофоны, бронза, фарфор, мебель – все это колышется над толпой, которая рвется в порт.

Большой пароход в порту. Пронзительно взвизгивает сирена.

На спуске в порт озверевшее офицерье прикладами оттесняет толпу беженцев. Женский визг, плач детей, вопли. Свалка. Прорвали цепь, но вторая цепь – сенегальцы и французские военные моряки – сдерживает рвущуюся к мосткам парохода толпу.

В особняке, где была французская военная миссия, полный разгром. На полу валяется рухлядь. Дюваль в походной форме жжет в камине бумаги. Снизу, из вестибюля, доносится отчаянный вопль:

– Колонель Дюваль! Колонель Дюваль! Же сюи Быков! Сэ муа!

Это отчаянно пробивается к Дювалю Быков.

Его отпихивает прикладом караульный солдат – сенегальский негр.

Визжит сирена.

Дюваль бросил последний ворох бумаг в огонь.

В эту минуту Быков все-таки прорвался и, наконец, увидев Дюваля, вопит:

– Жорж Альбертович!.. Ну, слава богу! Я уже потерял надежду.

Отдышался.

Дюваль (холодно.) Что «слава богу»? Я уже однажды спас вас в Юзовке, и никакой благодарности… Что за беда, если вы останетесь здесь?

Быков. Жорж Альбертович, ради бога! Все, что хотите! Только дайте выбраться отсюда.

Дюваль. Подпишите.

И Дюваль положил перед Быковым давно приготовленную бумагу.

«Передаю в полную собственность фирме Дюваль и К° контрольный пакет акций смешанного русско-французского общества донецких рудников «Провиданс».

Пронзительно визжит сирена.

Быков (подписал). Скорее, ради бога скорее…

Дюваль (перечитав бумажку). Теперь все в порядке. Бумажка против бумажки… Вот пропуск.

И он подает Быкову измятую бумажку, которую подбирает тут же на полу.

Порт. У мостков парохода дикая драка. Мужчины бьют и отталкивают женщин. Военные оттесняют штатских.

От Графской пристани отваливает катер с французским флагом. В катере генерал Молле, Дюваль, члены французской миссии.