Текст книги "Сердце Дуба"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Луны не было, но небо было усеяно звёздами, давая достаточно света, чтобы обозначить контуры земли, которая теперь казалась гораздо выше, чем на карте. Так близко, что можно было почувствовать её запах. Ощутить.
Рядом с собой, у руля, он чувствовал рулевого, наблюдающего за своей командой. Он видел не просто смутные силуэты, но имена и личности. А теперь и команду.
Долгий, медленный рывок; лодка была тяжелее обычного. Полная, даже с четырьмя морскими пехотинцами, стрелками. Один из них был на носу с мушкетоном, закреплённым на вертлюге.
Подобно старому мушкетону, заряженному мушкетными пулями, это было бы их единственной защитой, если бы их застали врасплох. Перезарядить в темноте было бы практически невозможно. Но, по крайней мере, это послужило бы предупреждением другому катеру, следующему за ними. Если он ещё там. Он не стал поворачиваться на банку, чтобы посмотреть; это было бы бессмысленно.
«Онвард» встал на якорь. Было слишком мелко, чтобы подойти ближе к берегу. Корабль идёт первым.
Он взглянул на траверз. Странно: после напряжения, вызванного отплытием от борта, там было так тихо. Он отпустил ножны, прижатые к ноге. Напряжение, беспокойство. Сейчас не время было выставлять напоказ ни то, ни другое.
Другим катером командовал Сквайр. Хороший человек, опытный, но во многом всё ещё чужой. Возможно, потому, что сам так хотел.
Рулевой Фицджеральд пробормотал: «Ну что, сэр?»
Винсент увидел, как тёмный клин земли движется вперёд и вниз к носу, и ему показалось, что сквозь скрип вёсел и изредка бормочет руль, он слышит шум прибоя. Он поднял руку. Никаких команд. Фицджеральд хорошо обучил свою команду. Лопасти замерли, брызги падали рядом, отмечая их движение по тёмной воде.
Он медленно выдохнул, охваченный чувством полного одиночества. Казалось, что путь вперёд – за тысячу миль. Всё это было словно во сне. Капитан разговаривал с экипажами лодки и другими волонтёрами. И со мной.
«Я считаю, это важно. Иначе…» Он держал Винсента за руку, и тёмные глаза прожигали ему лицо. «Я буду ждать тебя. Без геройств».
Теперь всё казалось яснее, возможно, из-за тишины. Неподвижности. Капитан сам хотел быть здесь.
Как он мог покинуть корабль? Он схватил Фицджеральда за руку. Как за бревно. В Ирландии он был бойцом без перчаток, по крайней мере, так слышал Винсент.
«Слушай! Остальные всё ещё за кормой!»
Фицджеральд ухмыльнулся. «Музыка для моих ушей!» Он перекрестился свободной рукой.
Винсент снова подал сигнал, и загребной гребец наклонился к нему. Яркие звёзды, словно занавес, медленно отодвигающийся в сторону, отражались на более гладкой воде, и лодка шла вперёд, почти без дуновения знойного ветра. Он неторопливо поднялся. Резкое движение могло свести на нет все шансы на неожиданность, не говоря уже об успехе. Но он знал, что это жизненно важно.
«Приготовьтесь, ребята. Встаньте вместе!» Он видел, как они налегали на вёсла или протискивались между банками, чтобы лучше его слышать. Им нужно было больше времени, чтобы оправиться от долгой тяги. Но времени не было. «Никакой пощады!»
Он сел и расстегнул ремень. Что, если шхуна ускользнула, пока они шли на холостом ходу вместе с доу? Как Болито оправдает это перед коммодором? Или перед самим собой? Раздался всплеск и пронзительный визг, а затем яростный взмах крыльев совсем рядом, даже под самым носом.
Винсент увидел, как весла остановились, и мужчины закинули их в лодку, словно повинуясь устному приказу.
Из темноты вынырнула стоявшая на якоре шхуна, словно собираясь их догнать.
Привычка, муштра, дисциплина. Румпель сильно опрокинулся, одна абордажная крючья с грохотом задела фальшборт шхуны, а другая упала неподалеку в воду.
Раздались крики, даже когда бушприт судна пронесся над их головами и оба корпуса столкнулись.
Винсент держал вешалку в руке и чувствовал, как кто-то толкает его сзади, когда он тянулся к фальшборту шхуны.
Что-то завизжало и скользнуло по его ногам, когда мимо него пронеслась сабля, и раздались новые крики, смешанные с руганью, пока они сражались и спотыкались на палубе. Сверкнул пистолетный выстрел, и Винсент почувствовал, как пуля с глухим стуком ударилась о настил у его ног.
Еще больше лопастей и фигур, вылезающих из люка у фок-мачты.
Вешалка пересеклась с более тяжёлым мечом, скользя рукоять к рукояти; он отступал под натиском силы и решимости нападавшей. Он чувствовал своё дыхание, щетину, царапающую кожу, и огромное лезвие, отбрасывающее его назад и вниз. Нога поскользнулась, возможно, на крови, и он понял, что его жизнь окончена. Словно хлопнула дверь.
Он попытался повернуть вешалку, но упал.
«На них, вперед!» Раздались новые крики, послышался топот ног: люди выбрались из второго катера и бросились через палубу.
Винсент снова был на ногах, матрос протягивал ему свой вешалка, его глаза были дикими и он осматривался в поисках нового врага.
Сквайр поднял широкий меч и задумчиво взвесил его.
«Хм. Ятаган. Может снести человеку голову». Он наклонился к нему. «Почти. Ты теперь в порядке?»
Винсент все еще тяжело дышал, преследуемый силой тяжелого клинка.
«Спасибо тебе, Джеймс».
Мужчины кричали, размахивали саблями и абордажными топорами, несколько человек стояли на коленях рядом с ранеными товарищами, а некоторые, возможно, уже никогда не смогут двигаться.
Сквайр взглянул на спешащего матроса, который остановился, чтобы поднять большой палец вверх, прежде чем побежать на корму, где другие охраняли заключенных.
«Мы её забрали. Слава богу!»
Винсент повторил: «Спасибо тебе, Джеймс!»
Фицджеральд направился к ним, волоча за собой бородатого пленника и держа над головой абордажный топор в качестве средства убеждения.
«Поймал этого ублюдка, пытавшегося выбросить коробку за борт, извините!»
Он сделал глубокий, хриплый вдох и потряс топором.
«Конечно, и мне интересно, это ли то, что мы искали!»
«Возможно, ты прав». Он посмотрел на мертвеца у фальшборта. Его зубы всё ещё скалились в победной ухмылке, когда Сквайр сразил его.
Он спросил: «Какой счет?»
Сквайр отошел в сторону, чтобы заглянуть в катер.
«Два», – подал ему знак один из моряков. «Теперь три».
И несколько порезов и синяков. Пиявка всё это заживит, когда мы вернём их на корабль.
Винсент почувствовал, как его разум проясняется, словно в ответ на какой-то приказ.
«Мы перережем трос и переправим её на более глубокое место. Команды двух лодок должны переместить её достаточно далеко». Он посмотрел на сжавшихся в комок пленников. Те самые, которые стреляли в безоружных торговцев и бросили их умирать. «Уверен, мы можем рассчитывать на их помощь?» Ему хотелось улыбнуться, чтобы снять напряжение, но челюсть словно сжалась, а рука сжалась и дрожала от волнения. «Если это невозможно, мы утопим эту чёртову штуковину там, где она больше не сможет причинить вреда».
Один из морских пехотинцев крикнул ему: «Мы можем посадить старого убийцу сюда, сэр!»
Кто-то поднял мушкетон с катера и установил его на импровизированном вертлюге возле главного люка.
«Это была быстрая реакция. Он не мог вспомнить имя морпеха. Прикрывайте пленных. И если понадобится, используйте это!»
Сквайр уже организовывал людей для раздачи троса, чтобы отбуксировать судно после того, как трос будет перерезан.
Один из матросов «Онварда» неторопливо, словно не ведая эмоций, накрывал три трупа обрывками парусины.
Винсент смотрел на тёмную кромку земли и слабый отблеск воды, отмечавший их путь к морю. Звёзды казались гораздо бледнее, хотя на то, чтобы взять шхуну на абордаж и захватить её, времени не потребовалось. Люди погибли, выполняя приказы.
Никаких вопросов. Старые Джеки всегда настаивали, никогда не шли добровольцами. Но обычно они первыми выходили на сцену, когда их призывали.
Он попытался откашляться; рот был сухим, как пыль. Мимо прошёл матрос с грубой повязкой на запястье. Кровь отражалась в слабом свете звёзд.
«Мы получим за это призовые деньги, а, сэр?» Он даже мог посмеяться над этим.
Они никогда не узнают, насколько близко это было. Если бы эта испуганная морская птица подняла тревогу на две минуты раньше или кто-нибудь выставил бы дозорного… сейчас бы он здесь не стоял.
«Шлюпки готовы, сэр!»
Винсент помахал человеку, стоявшему у кабеля.
«Дополнительный бонус, если справишься за три!» Он увидел, как тот ухмыльнулся и поднял топор.
Лодки отчалили, буксирный трос уже волочился по воде.
"Уступи дорогу!"
Раздался глухой стук, и он услышал крик мужчины: «Один, сэр! Мне двойной?»
Винсент почувствовал, как задрожала палуба, и услышал плеск весел, когда два катера выдержали нагрузку.
Оказавшись на открытой воде, им, возможно, придется труднее, но, по крайней мере, теперь в каждой лодке стало меньше веса.
Некоторые из мужчин на палубе махали руками и выкрикивали слова поддержки, пока чей-то голос не заставил их замолчать несколькими умело использованными угрозами.
Катера отходили с обеих сторон, и он слышал, как Сквайр кричит на другую лодку, где Фицджеральд все еще стоял у румпеля, как скала.
Медленно, как улитка, но они хотя бы двигались...
Он почувствовал, как матрос рядом с ним чуть не подпрыгнул от облегчения и волнения.
«Мы сделали это, сэр! Мы показали этим ублюдкам!»
Большой ятаган все еще лежал там, где его бросил Сквайр.
Если бы не его быстрые и смелые действия, ничего бы не было.
Винсент будет лежать рядом с этими тремя жалкими кусками, ожидая похорон.
Он повернулся и схватил матроса за плечо. Это мог быть любой из них; это уже не имело значения.
Он сказал: «Да, мы это сделали, и мы сделали это вместе!»
Он посмотрел на фок-мачту, теперь более чётко видную на фоне бледнеющего неба. Продольная оснастка облегчит постановку парусов, когда появится достаточно места.
Ему дали второй шанс. Он не позволит себе забыть.
«Приготовиться к отплытию!»
И он был готов.
16. Из тени
«Это зрелище, которое тронет ваше сердце!» Капитан Адам Болито опустил телескоп и потёр глаз тыльной стороной ладони. Он снова навёл трубу, сбившись со счёта, и ждал, пока изображение стабилизируется.
«Я молился об этом». Он услышал, как Джулиан, мастер, прочистил горло, и понял, что тот, должно быть, говорил вслух, потеряв бдительность и не в силах скрыть свои истинные чувства.
Он очень медленно водил подзорной трубой: фигуры, даже лица, оживали, работая со шкотами и фалами, большие паруса отбивались, когда шхуна слишком близко подошла к ветру. Два катера буксировали прямо за кормой, и он уже видел мундиры, на корме у румпеля шхуны. Винсент был в безопасности, как и Сквайр. Он закрыл свой разум от суровой возможности, которая сопровождала каждый рейд или попытку вырубки. Но всегда было труднее принять это, если ты ждешь, а не лично рискуешь. Укрытые парусиной силуэты у фальшборта были видны, когда шхуна качалась по ветру. Было неправильно испытывать благодарность, но, как и флаг, который они подняли над захваченным судном, он чувствовал только свою гордость за них.
Он прошёл по палубе и направил телескоп на противоположную сторону. Топсели «Мерлина» ярко светили на фоне тёмного горизонта, в них виднелись первые проблески солнца.
Фрэнсис Трубридж прибыл на место встречи вовремя... Теперь ему нужно было что-то передать коммодору.
Он закрыл телескоп. Возможно, это оказалось больше, чем он ожидал.
«Я больше не буду тебе повторять. А теперь сделай это!»
Монтейт, потеряв терпение и самообладание, не сходил с ума. Он не сходил с палубы с тех пор, как корабль бросил якорь, единолично командуя. Справедливости ради, он и не думал сдаваться.
Адам вспомнил дрейфующую лодку, с которой началась вся цепочка событий, и описание хирурга, которое он дал, вернувшись на борт после своего опасного визита.
Четверо погибли и двое легко ранены, как и ожидалось, картечью. Мюррей сделал всё, что мог, но команда дау стремилась пройти без дальнейших помех и похоронить погибших, когда придёт время.
Мюррей, казалось, воспринял это спокойно; он привык к боли и смерти во всех её проявлениях. Он даже служил при Трафальгаре.
Где же сейчас находится доу, подумал он. Возможно, оно укрылось в одной из бесчисленных бухт, испещряющих это побережье, где прятались торговцы и пираты.
У них не было выбора. Сегодняшний враг завтра мог стать законом страны.
К нему присоединился Джулиан, задумчиво нахмурившись.
«У шхуны нет якоря, сэр. Если ветер снова подует, им придётся остаться на ходу».
Адам посмотрел на Мерлин, но без подзорной трубы она казалась размытой тенью между морем и небом.
«Я отправляю шхуну в Гибралтар. Если им нужны дополнительные доказательства, её будет достаточно». Он не назвал имени коммодора. «Ей понадобится призовая команда».
Он увидел вопрос в глазах Джулиана. «Мерлин поможет».
Он снова посмотрел на вздымающуюся воду, где солнечные лучи теперь были словно песок, плывущий по течению. «Нам понадобятся все наши люди, не успеешь оглянуться».
«Они управляют одним из катеров, сэр. Это был Джаго.
Всегда рядом, словно тень.
Адам прикрыл глаза рукой: Винсент, в отличие от прошлого раза, спускался в лодку, держась за весла лишь с минимальным количеством рук.
Он подумал о хижине, всё ещё погруженной во тьму под его ногами. Просто посидеть несколько мгновений в старом кресле. Или за маленьким столиком с её последним письмом…
Он с большим усилием отогнал искушение и тихо сказал: «Когда ты спустишься вниз, Люк, – и почувствовал, что он приближается, – принеси мне мой молитвенник, пожалуйста?»
Джаго кивнул. Он знал, кто ещё будет на катере, и удивился, что это всё ещё имеет значение. Что-то да значит. Он видел, как многие выпрыгивали за борт – хорошие и плохие, друзья и враги. Но это случилось.
Он подождал достаточно долго, чтобы увидеть, как катер подошёл к борту, и первый лейтенант поднялся по спущенной для него лестнице. Они разворачивали сеть на блоке и тали для трёх погибших.
Он увидел, как Винсент колебался, когда капитан встретил его у трапа и протянул руку, чтобы схватить его за обе руки.
«Я так горжусь тобой, Марк. Это был смелый поступок!»
Он услышал ответ Винсента: «Это был лейтенант Сквайр, сэр. Я бы умер, если бы не он».
Хватка осталась крепкой, и капитан ответил: «И это было сказано очень смело!»
Джаго спустился вниз и небрежно кивнул морскому часовому, пробираясь в большую каюту.
Морган стоял у кормовых окон и вышел поприветствовать его. Для него никогда не было слишком рано или слишком поздно быть на связи и быть занятым.
Он бодро сказал: «Ты выглядишь измотанным, Люк, дружище. У меня есть кое-что, чтобы тебя взбодрить!» Он замер в дверях кладовой. «Вижу, они вернулись. Ночь была долгой». Он ждал, оценивая момент. «Ты что-нибудь слышал, старый друг?»
Джаго посмотрел ему прямо в глаза, уже не удивляясь тому, что они стали так близки.
«Я думаю, мы будем сражаться», – сказал он.
Командир Фрэнсис Трубридж смотрел на шхуну через воду.
«Да, я могу собрать призовую команду для перехода в Гибралтар. У меня есть помощник капитана, который служил на шхуне в «старые недобрые времена», как он их называет». Он повернулся и посмотрел на свою команду, испытующий взгляд, который Адам понял и запомнил. Как его собственный первый корабль, когда-то давно. Он был даже моложе Траубриджа.
Он говорил: «Мне нужно будет увидеть коммодора». И снова та юная улыбка, которую Адам так хорошо знал, когда был трудолюбивым флаг-лейтенантом Бетюна. Всего несколько месяцев назад…
Улыбка стала шире. «Если он всё ещё командует, конечно!»
Адам сказал: «У меня есть отчёт, который ты должен ему предоставить. Сомневаюсь, что он его удивит. Но он вряд ли будет доволен».
Трубридж провёл его к палубному ограждению. Ему не нужно было напоминать, что это дело срочное.
Интеллект и интуиция хорошо послужили ему на посту флаг-лейтенанта, и оба они были ему необходимы при Бетюне. «Сделай это, Флаги», или «Почему мне не сказали, Флаги?» И Адама Болито он никогда не забудет. На палубе, под огнём, вокруг гибнут люди. И его лицо, когда дым рассеялся, сострадательное и самокритичное, постоянно сомневающееся в собственных действиях.
Он проследил за тем, чтобы якорные лебедки «Онварда» были отправлены на судно, а дополнительные матросы уже были набраны, чтобы в очередной раз поднять якорь.
Подготовка к отплытию всегда была связана с напряжением и волнением. Теперь он сам ощущал это ещё сильнее, командуя собственным кораблём.
И привычный вид трупов, зашитых в гамаках, ожидающих погребения. Не такой, как в тот раз, когда похоронили Кэтрин Сомервелл в море, но Адам Болито вспоминал об этом, исполняя свой долг перед этими тремя жертвами битвы.
Он вдруг спросил: «Что вы намерены сделать?» – и попытался улыбнуться: «Сэр?»
Адам увидел, как он еще раз взглянул на Мерлина, почти покровительственно.
«У тебя хороший первый лейтенант, Фрэнсис?»
Вопрос, казалось, озадачил его, но он кивнул. «Он может дать мне несколько лет, и мне иногда кажется, что он сомневается, достаточно ли я хорош для этой задачи». Он тихо рассмеялся. «Полагаю, я с этим справлюсь».
Адам наблюдал за шхуной.
«Мне однажды сказали, что зависть и амбиции часто идут рука об руку. Он повернулся к Трубриджу. – Я полагаю, что «Наутилус» передают правительству Абубакра как символ доверия и в надежде на будущее сотрудничество. Франция не скрывает своих амбиций в Африке».
«Мне сказали об этом, когда Мерлину было приказано связаться с тобой и Саладином».
Адам почти не слышал его.
Когда мы отправились на помощь торговому доу, мой хирург поднялся на борт, чтобы оказать помощь раненым. Одному из них уже было не помочь, и он умер, находясь там. Мюррей – хороший человек, к тому же находчивый. Умирающий назвал ему имя, и он его запомнил. Сегодня утром, на рассвете, мой первый лейтенант пришёл с нашего приза и принёс мне кое-какие документы, которые кто-то пытался выбросить за борт в тяжёлой сумке. Всего несколько документов, некоторые на французском языке.
Он замолчал, и Трубридж, склонив голову, сосредоточенно прислушался. «И это же имя фигурировало особенно заметно. Мустафа Курт».
«Но это не так».
Адам улыбнулся. «Родной он был турком. Не знаю, под каким флагом он сейчас ходит. Впервые я услышал о нём после Алжирской кампании. Он руководил обороной гавани дея. И это была чертовски опасная битва, как сказал бы наш Нель».
Трубридж пристально посмотрел на него. «И ты думаешь, что этот Мустафа Курт собирается попытаться свергнуть нынешнюю власть в Абубакре и захватить «Наутилус»?» Адам увидел Винсента на трапе, ожидающего.
«Я думаю, он уже там. Был с самого начала».
«Боже мой!» – Он снова посмотрел на Мерлина. «Я не позволю тебе плыть одному! Если это правда, он спалит всё побережье!» – «Ты думаешь, я буду стоять в стороне и позволять тебе в одиночку справляться с этим? На этот раз это будет не просто подвиг!»
Адам взял его под руку и повёл к трапу. Двуколка Мерлина стояла под входным портом, ожидая отплытия Траубриджа.
Он сказал: «Идите сейчас же. Нужно предупредить коммодора», – и увидел мучение и нерешительность на лице Трубриджа. «Я могу приказать вам уйти. Но мы друзья».
Трубридж отступил назад, растерянный, возможно, шокированный. Затем он коротко бросил: «Никогда не забуду!», повернулся и пошёл по трапу.
Адам стоял и смотрел, как лодка отходит от борта.
Трубридж не оглядывался.
В конце концов он узнал, что к нему присоединился Винсент, и сказал: «Мерлин посылает призовую команду, Марк. Мы снимемся с якоря, как только всё будет готово».
Повисло неопределенное молчание.
«Это было трудно, сэр?»
«Думаю, ему пришлось тяжелее». Он посмотрел на шхуну, на ярко-красный мундир морского пехотинца, ярко блестевшего на солнце. Охранял пленных.
Винсент уже выкрикивал имена, радуясь, что делает то, что умеет лучше всего.
И если я ошибаюсь…
Люк Джаго слышал большую часть из того, что говорил, и чувствовал, как его первоначальный гнев сменяется нетерпением. Он видел, как некоторые матросы у кабестана поглядывали на Мерлина и перешептывались, словно вокруг них вот-вот разразится настоящий ад. Чего они ожидали, когда подписывали контракт? Он заметил, что Болито смотрит на него, и крикнул: «Я принёс книгу, капитан». Он рискнул. «Может, старого Дэна Йовелла?»
Адам кивнул, а затем резко сказал: «Итак, давайте об этом поговорим, хорошо?»
Гордон Мюррей стоял в углу лазарета, опустив голову под потолочной балкой, пока мыл и вытирал руки.
По одному пальцу за раз, медленно и осторожно. Сила привычки: то, что он теперь воспринимал как нечто само собой разумеющееся, а не как необходимость. Он усвоил это на горьком опыте, как и большинство морских хирургов. Он всё ещё помнил, как застал одного из мальчишек на своём первом корабле, когда тот резал заплесневелый сыр хирургическим ножом.
Он склонил голову, прислушиваясь к звукам наверху, к равномерному скрипу и вздоху балок, и представил себе высокие пирамиды из парусины, укрепленные вокруг них, какими он их только что видел.
Корабль наклонился, сдерживая ветер. Что от него осталось?
Здесь, внизу, было тихо, приглушённо. Только двум мужчинам потребовалась медицинская помощь после захвата шхуны, и им повезло, несмотря на ужасные раны. В отличие от тех, что он слышал, когда они падали за борт. Он был слишком хорошо знаком с этим, чтобы быть тронутым. Он вспомнил имена, написанные на завёрнутых в брезент трупах, которые видел раньше. Если только это не был кто-то…
Он выпрямил спину, держа голову точно между балками.
Всё было на своих местах. Он слышал, как его помощник разговаривал с одним из раненых матросов. Хороший человек, Эрик Ларссон, швед, из которого мог бы получиться отличный врач. Известен своей нетерпеливостью и резкостью к любому, кто, по его мнению, симулировал, чтобы не работать на корабле или получить несколько лишних глотков грога. В переполненном военном корабле было не так уж плохо. Но, несмотря на любопытство Мюррея, он старательно не задавал ему вопросов и не спрашивал, как швед попал на британский военный корабль. Возможно, именно поэтому Ларссон ему доверял. Они доверяли друг другу.
Он подумал об умирающем на борту доу, потерявшем мачту, раненном картечью в живот. Удивительно, что он прожил так долго. Мюррей участвовал в нескольких морских боях и знал, что потери были настолько велики, что на мундштуке едва ли оставалось место, чтобы человек мог умереть, не говоря уже о какой-либо медицинской помощи.
Он помнил, как стальные пальцы скользили по его запястью, словно вся его сила была сосредоточена в них.
Выдохнув имя. Кивнув, Мюррей повторил его до тех пор, пока не остался доволен. Затем он произнёс его в последний раз, словно проклятие, на последнем издыхании.
А позже, когда Винсент вернулся на борт с документами, спасёнными от уничтожения, он обнаружил то же самое имя. Он заметил сомнение и осторожность на лице капитана, а затем и первый намёк на волнение. Словно охотник, почуявший неожиданную добычу. Но это было нечто более глубокое и сильное.
И вот они снова на всех парусах. Этому не будет конца. Или им придётся сражаться.
Он помнил «Трафальгар». Он служил на восьмидесятипушечном «Тоннанте» под командованием капитана Тайлера. Это был французский корабль, захваченный на Ниле, как и другие, которым предстояло снова служить под новыми флагами. Он слышал, как некоторые из молодых матросов выражали негодование по поводу того, что «Онварду» приказали сопровождать «Наутилус», когда они впервые прибыли к Скале. В этом не было ничего нового.
Кто-то постучал в дверь: один из членов команды парусного мастера, держа в руках огромный тюк свободной парусины.
Мюррей сказал: «Ларссон покажет вам, где их хранить. Надеюсь, они нам не понадобятся».
Он отвлёкся от этого. Ему не нужно было напоминать, что, что бы ни случилось, люди умрут, и другим, подобно этому паруснику, придётся сшивать их для последнего путешествия.
Джефф Ллойд сбросил холст на палубу и начал сортировать и складывать различные части в куски одинаковой длины.
Он увидел, как хирург подошёл к столу и начал что-то записывать в блокнот. Бессердечный ублюдок. Он окинул взглядом лазарет и нижнюю палубу. Здесь было спокойно, приятно было укрыться от шума, постоянных разговоров и размышлений о погоне за очередным предполагаемым врагом.
Пират, скорее всего.
Он вспомнил о похоронах, которые он видел почти сразу после того, как был поднят якорь. Они не могли ждать. Он хорошо знал одного из погибших. Работал на ферме, прежде чем решил уйти и добровольно пойти на флот. Свистеть на борту корабля было запрещено. Говорили, что его могут принять за сигнал, объявляющий о важном приказе или выполнении долга. Только глупец поверит в это.
Но этот человек насвистывал нежно и завораживающе.
Иногда, может быть, во время наблюдения за собаками, когда было тихо, он вспоминал тихий, лёгкий свист. Как настоящая музыка.
Даже самые крикливые прислушались и послушали.
Вместе с другими он наблюдал за бригом «Мерлин», его прибытием после разделки, а затем его отплытием вместе с их неожиданной добычей – спутником.
У каждого были свои мысли. Ллойд слышал, что Мерлин снова получил приказ отправиться в Гибралтар. Что тогда? Для него это означало вернуться в другую жизнь, в ту, что осталась в прошлом. И должна была остаться там. Люди быстро забывают.
Как и те, кого они только что похоронили, и Нед Харрис, который хотел слишком многого, чтобы держать рот закрытым. Теперь он был закрыт.
Но он не мог не думать о женщине, которая всё изменила. Тогда это казалось тайной шуткой или местью, когда она поощряла его. Её муж постоянно отсутствовал в их доме в Плимуте: судостроитель, у которого были интересы на других верфях. И, вероятно, женщины тоже. Она, вероятно, уже оправилась, а может быть, уже нашла нового любовника, чтобы разогнать скуку.
Или дело было глубже? Возможно, она даже подумает написать ему. Она уже дважды это делала. Он уже уничтожил письма.
Она не посмеет. Неужели она не поймёт опасности, риска? В ту ночь, когда её другой любовник пришёл к ней без намёка или предупреждения, он был рядом с ней.
Шок узнавания спас его. Ярость и истинное осознание опасности положили конец всему. Другой любовник лежал мёртвый, истекающий кровью, за дверью.
Но был свидетель, работавший на берегу в местной пивной, ремонтируя бочки для владельца. Им оказался бондарь Нед Харрис.
Ллойд посмотрел на свои руки. Только она знала это и видела. Он думал об этом сегодня, пока капитан читал молитвенник, перед тем, как они сбросили три тела за борт.
Если бы жестокая ирония судьбы не привела его в тот вечер в этот дом, сегодня он стоял бы там, на месте капитана Болито.
И теперь только она будет знать эту опасную тайну. С ней он будет в безопасности. Должен быть. Они никогда больше не должны встретиться.
Он улыбнулся. Смотреть вперёд было лучше, безопаснее. Он поймал себя на том, что напевает себе под нос какую-то мелодию. Одну из тех, что насвистывал его друг, прежде чем его похоронили в море.
Мюррей прошёл мимо. «Всё готово? Молодец».
Джефф Ллойд слышал, как он вышел из лазарета и позвал кого-то в коридоре. Другого офицера.
Он ничего не мог с собой поделать: он раскачивался взад и вперед на палубе и трясся от неудержимого смеха.
Дэвид Нейпир сидел за столом и смотрел на бумагу у локтя. В мичманской каюте горели всего два маленьких фонаря, и воздух был душным. Было около полуночи, но он не чувствовал усталости и даже ни капли сна. Не стоило об этом беспокоиться, подумал он, через несколько часов его вызовут на утреннюю вахту. И нет смысла подвешивать гамак; сегодня рано утром всех созовут, и сети нужно будет закрепить и привести в порядок до рассвета.
Он посмотрел на противоположный конец кают-компании. Мичман Дикон сидел в другом небольшом пятне света, его официальный дневник был раскрыт, а папка с записями и диаграммами была придавлена парой латунных разделителей. Не то чтобы кто-то пытался их сдвинуть. Он уже заметил, что ручка Дикона тоже лежала нетронутой.
Он прислушивался к гулу корпуса вокруг. Воспоминания об «Одаренности», ставшие такими знакомыми, смягчились и больше не поджидали его, разве что в такие моменты, как сейчас.
Корабль казался таким тихим, лишь изредка нарушалось спокойствие: кто-то кашлял или через блок протягивали веревку, которую закрепляли достаточно надежно, чтобы удовлетворить вахтенного офицера или одного из его подчиненных, которые не могли найти покоя в своих мыслях.
На палубе было совсем темно. Ни единого лучика луны, который мог бы осветить волны, отступающие от носа корабля, или коснуться трезубца на носовой фигуре.
Саймон Хаксли сейчас дежурит, а Монтейт – его господин и повелитель. По крайней мере, у него будет мало времени для размышлений. Юный Уокер будет там же, рядом с ним. Это должно помочь…
Завтра у Уокера день рождения. Тринадцать лет.
И он был полон энтузиазма в предвкушении этой перспективы.
Нейпир сидел, молча размышляя о событиях дня. Наблюдая, как шхуна расстаётся, как призовая команда машет руками и ликует. Резкий контраст с тремя похоронами. Это пришло ему в голову тогда, словно шок. Половина команды «Онварда» не видела похорон людей, павших от рук противника, и никогда сама не попадала под огонь.
Сегодня они бы это почувствовали. Подготовка к бою, установка сетей для отражения абордажа, стрельба – всё это Мэддок и первый лейтенант рассчитали по минутам.
Старики выжидали. Поверю, когда увижу! Или они не знают, что война закончилась? Потом Нейпир увидел Мэддока, стрелка, пробирающегося к узкому проходу, ведущему только к погребу. Он нёс с собой толстые войлочные тапочки, которые наденет, если «Вперёд» призовут на бой. Там, внизу, в его мире фитилей и заряженных зарядов, достаточно было одной искры, чтобы превратить корабль в адское пламя или разнести его на части.
Нейпир слышал, как один из его друзей спросил Мэддока, почему он выбрал эту профессию, если это означало оказаться запертым внизу среди всего этого пороха и фитилей.
Он ухмыльнулся и ответил: «Я не могу выносить шум на палубе!»
Но это было тогда.
Он дрожал, но не от холода.
Он смотрел на бумагу, плавающую в тусклом свете, и коснулся её. Всё ещё трудно было поверить, но он отчётливо видел старый серый дом. Лица, некоторые из которых были знакомыми, лошади, кивающие на своих козлах, когда он проходил мимо, или берущие яблоки из его руки. Лестница и портреты. И сестра адмирала. Тётя Нэнси.
Он коснулся своего лица, своего рта. И Элизабет.
Ему хотелось остановиться и посмеяться над собой. Она даже этого не сделала.
Он почувствовал на своем плече руку – твердую, настойчивую.
«Проснитесь и пойте, сэр!» Лицо словно парило над столом, и он понял, что уснул.
Он поднялся на ноги и увидел, что мужчина улыбается, довольный тем, что проснулся.
