Текст книги "Во имя короля"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
«Нечем заняться, мистер Нейпир? Я бы уже подумал, что…» – это был Монтейт, третий лейтенант, с руками за спиной, склонив голову набок и сердитый. Он посмотрел мимо них. «Шлюпки нужно закрепить для выхода в море, как вы, возможно, помните».
«Я уже распределил людей, сэр!» Другой голос: Драммонд, новый боцман, очень прямо, но небрежно выковыривал кусок пакли из рукава, словно суета и выкрикиваемые команды вокруг были ниже его достоинства. Он не отвел взгляда, когда лейтенант бросил на него сердитый взгляд. «Но если вы принимаете командование, сэр, я нужен в другом месте».
Нейпир думал, что Монтейт взорвётся или даст волю своему обычному сарказму. Вместо этого он прикрыл глаза рукой, словно пытаясь взглянуть на происходящее, и резко бросил: «Я не всё могу!» – и ушёл.
Боцман обратился к Такеру: «Ты мне понадобишься к четырём склянкам, верно?» – и неторопливо направился на корму, время от времени выкрикивая чьё-то имя или останавливаясь по пути мимо различных рабочих групп.
Такер пожал плечами. «Извини, Дэвид. Я его не видел». Он резко обернулся, когда один из фор-марсовых соскользнул по бакштагу и легко, как кошка, приземлился у его ног. «Эй, Тед, почему ты не предупредил меня, что он идёт?»
Нейпир узнал матроса по имени Тед. Он часто видел его вместе с Такером, работающим на высоте, как и другие, за которыми они наблюдали, чинящим такелаж и ухаживающим за ранеными после боя. Вместе они весело скандировали хорнпайп во время собачьей вахты, когда «Онвард» только вступил в строй. Друзья.
Теперь тот же мужчина повернулся спиной и заметил через плечо: «Я не знал, что это приказ !»
Такер смотрел ему вслед, словно его ударило. Затем он тихо сказал: «Этот корабль стал другим».
Нейпир снова схватил его за руку и подождал, пока их глаза не встретились, увидев боль.
Он улыбнулся. «Итак, добро пожаловать на борт!»
Адам Болито вошёл в большую каюту и услышал, как за ним закрылась сетчатая дверь. Он не узнал в нём королевского морского пехотинца, стоявшего на страже: ещё один незнакомец. Но он заметил сержанта Фэрфакса, словно случайно.
Он вытянул руку, чтобы удержать равновесие; движение стало более выраженным теперь, когда «Онвард» находился в открытом море. Но он знал, что дело не только в этом. Всё тело ныло от усталости и напряжения. Он был на ногах с тех пор, как мичман Рэдклифф разбудил его, когда была объявлена утренняя вахта – он подавил зевок – около десяти часов назад.
Он прошёл на корму, наклонившись к палубе, не сводя глаз с яркого света из кормовых иллюминаторов, теперь наклонённых под напором ветра и моря. Он мельком взглянул на старое кресло, в котором начался его день. Сидеть в нём теперь было бы смертельно опасно. Даже когда он созвал здесь совещание в полдень, он остался стоять. Некоторые могли подумать, что ему не терпится поскорее всё закончить и позволить рутине взять верх. Возможно, так думали новички, во всяком случае.
Там собрались два лейтенанта, офицер Королевской морской пехоты, все уорент-офицеры и шесть мичманов, собравшихся плотной группой. Винсент остался на вахте. Самым высоким из присутствующих был новый плотник Крис Холл, служивший в море на нескольких военных кораблях, но также прикомандированный к верфи для обслуживания и даже участвовавший в строительстве различных типов судов. Как и другие высокие гости большой каюты, он занял место под световым люком, но даже там ему приходилось слегка сутулиться. Как он перемещался между палубами или работал в нижних отсеках корпуса?
Он наблюдал, как редкие брызги соляного тумана высыхали на корме и иллюминаторах. По крайней мере, дождь прекратился.
Между палубами всё ещё витал запах рома. Он слышал несколько радостных возгласов, когда прозвучал приказ «Подбодриться». Это было самое меньшее, что он мог сделать для людей, которые усердно трудились с первых лучей солнца этого морозного утра.
После встречи последовали обычные комментарии. Лейтенант Сквайр похлопал Викэри, казначея, по плечу и ухмыльнулся: «Не унывай! Деньги не из твоего кошелька!»
Вайкери всегда жаловался на запасы и расточительство; это не помогало делу.
Мюррей, шотландский хирург, добавил: «Туда, куда мы направляемся, нам столько грога все равно не понадобится!»
Адам смотрел на двух чаек, которые, гоняясь за ветром, дрейфовали из стороны в сторону под гакабортом. Должно быть, с галеры перебрасывало какие-то объедки за борт.
Но слова хирурга всё ещё были с ним. Куда мы направляемся ? Это был Фритаун, бывший рабовладельческий берег Африки. И он им оставался до сих пор для тех, кто нес там свои бесконечные патрули. Но почему вся эта секретность и кажущаяся срочность? И почему « Вперёд» , так скоро после Средиземного моря и той кровавой схватки с «Наутилусом»?
Но он ничего больше не обнаружил, когда в последний раз сошел на берег, чтобы расписаться за запечатанные депеши, которые теперь лежали в его сейфе. Даже это было необычно официально: его подпись засвидетельствовал один из адмиралов, старший капитан, ещё один незнакомец. Вежливый, но бесполезный.
«Впереди быстроходный фрегат, Болито, как вы знаете лучше, чем кто-либо другой». Он замолчал, пока один из его клерков запечатывал депеши и ставил печать. «Ремонт завершён к вашему удовлетворению. Полностью укомплектован экипажем и готов к отправке». Он подошёл к знакомому окну и после ещё одной паузы произнёс: «И… готов».
Напоминая ему, что в течение дня может быть назначен другой капитан. Меньше. Адам не забыл зал ожидания Адмиралтейства, когда его вызвали в Лондон. Ревность и враждебность. И он не забудет.
Он прошёл через каюту и услышал приглушённые голоса за дверью кладовой. Морган и слуга гораздо моложе, мальчик, присланный помочь ему во время совещания. Морган, казалось, ждал, оценивая момент. Неужели это было так очевидно?
Ещё голоса, звук мушкета, бьющего по решётке. Какой-то спор, затем дверь открылась и закрылась, и Джаго сказал: «Ничего особенного, капитан. Скоро снова дождь».
Адам потянулся за плащом и передумал. «Сейчас проблемы?»
Джаго взглянул на дверь. «У тебя новый часовой. Просто нужно ему сообщить, вот и всё, капитан».
Он отступил в сторону, когда Адам вышел из каюты. Часовой был готов и резко встал по стойке смирно, когда тот проходил мимо, но тут он заметил массивную тень сержанта Фэрфакса, маячившую у трапа.
На палубе, казалось, было почти темно, хотя только что прозвенел звонок, возвещающий о начале первой собачьей вахты.
Винсент прикоснулся к шляпе. «Готов изменить курс, сэр».
Адам посмотрел мимо и за пределы себя, в темноту. Снова низкие облака, неясные фигуры собрались в ожидании у брасов и фалов, но стояла странная тишина, так что преобладали лишь шумы корабля и плеск воды у борта.
Один из гардемаринов ждал его, чтобы предложить телескоп; заплатки на его воротнике были очень яркими, как те, что были в каюте перед рассветом.
Он почувствовал дрожь воздуха, а затем вибрацию перил под своей рукой.
Кто-то сказал: «Гром!»
Винсент посмотрел на него, но промолчал.
Все эти мили позади, и всё же салют был с ними. Личный. Прощание сэра Джона Гренвилла, или последний жест памяти. Его старый корабль .
Адам услышал голос пожилого человека: «Это Ящер по правому борту, сынок. Ты увидишь Англию в последний раз на какое-то время, так что воспользуйся этим временем!»
Джаго протянул ему плащ-лодку; снова пошёл дождь, но он его не чувствовал. Должно быть, такой же дождь идёт и в Фалмуте, в саду Ловенны… Они были как можно ближе.
И она бы знала .
2 ЦЕПОЧКА КОМАНДОВАНИЯ
Лейтенант Марк Винсент замешкался на верхней ступеньке трапа под компаньоном, чтобы дать глазам время встретиться с ярким светом на палубе. После закрытой штурманской рубки он был почти ослепляющим.
Рулевой крикнул: «Юго-запад, сэр! Спокойно!» Вероятно, чтобы предупредить Сквайра, только что заступившего на утреннюю вахту, о возвращении первого лейтенанта.
Сквайр разговаривал с мичманом Уокером, который что-то писал на грифельной доске, высунув язык из уголка рта от сосредоточенности.
Винсент помахал рукой и сказал: «Продолжайте». Он был всего лишь гостем.
Он прошёл к подветренной стороне квартердека и уставился на сверкающую гладь моря, пустынную, как пустыня, с горизонтом, не нарушаемым ни облачком, ни тенью. Он считал себя опытным моряком и никогда не принимал море и его капризы как должное. Последние несколько дней подвергли эти убеждения серьёзному испытанию. Погода ухудшилась, как только они миновали Западные подходы и оставили землю за кормой. Ветер оставался попутным, но часто был слишком сильным, чтобы расправить паруса и идти под ним.
Четыре дня подряд: это был пятый с тех пор, как «Онвард» причалил в Плимуте. Он чувствовал под ногами настил, теперь совсем сухой, по крайней мере, на квартердеке. Некоторые из новоиспечённых матросов, должно быть, задавались вопросом, что заставило их вообще покинуть свои дома. И не только неопытные. Он слышал, как Джулиан, капитан, признавался: «На краю Бискайского залива я не раз думал, что мы потеряем свои штыри!»
Винсент прикрыл глаза от солнца и оглядел верхнюю палубу. Ремонтные работы всё ещё продолжались. Команда парусного мастера ютилась под правым трапом, усердно разрезая и сшивая порванный парус, пока помощник канонира проверял казённик одного из восемнадцатифунтовок. Сращивая при необходимости; затем проверяли ещё раз перед следующими учениями. Доверие и обвинение шли рука об руку.
Он взглянул на туго натянутые паруса; капитан намекнул, что скоро установят брам-стеньги, вероятно, во время этой вахты. Решение было за Болито. Эта мысль всё время терзала его. А что, если это будет моя?
И что на самом деле чувствовал Болито, покидая землю так скоро после миссии «Наутилус» и, что еще важнее, свою невесту?
Винсент оставался на «Онварде», пока её ремонтировали, командуя ею, и поэтому не смог присутствовать на свадьбе в Фалмуте. Но он уже достаточно наслышан о ней, и остальное он мог себе представить. Ловенна была не из тех, кого легко забыть.
«А, я так и думал, что найду тебя здесь, Марк. Вечно занят, держишь нас на плаву, а?»
Это был Мюррей, хирург, такой лёгкий на ногу, словно танцор или фехтовальщик, хотя, насколько знал Винсент, он ни тем, ни другим не был. Внешне добродушный и пользовался популярностью у большей части команды, что было довольно редкостью в его профессии. Хирургов по большей части боялись, даже ненавидели. Мясники …
Мюррей лукаво улыбался. «И если ещё не поздно сказать это, счастливого вам Нового года ! » Они торжественно пожали друг другу руки. Винсент подумал, что у него хватка как сталь.
Мюррей повернулся и посмотрел наверх, по-видимому, ничуть не смущённый резким солнечным светом. У него были бледно-голубые глаза, казавшиеся почти бесцветными в ярком свете, а профиль был узким, с выдающимся крючковатым носом.
«Где мы, Марк? Будь я проклят, если знаю».
Винсенту пришлось улыбнуться. Прямолинейно, как рапира, – вот что было в стиле Мюррея. В кают-компании, среди непринужденной болтовни и шуток между дежурствами и вахтами он всегда переходил прямо к делу.
Но его внимание отвлек прошедший мимо моряк, и момент был упущен.
«Как колено, Слейтер?»
Мужчина остановился, словно вздрогнув, а потом ухмыльнулся: «Как новенький, и спасибо, сэр!»
Мюррей подошёл к спутнику. Ему нужно было кое-что записать, да и Винсент уже что-то указывал другому рабочему отряду, снова первому лейтенанту.
Он подумал о моряке, с которым только что разговаривал – Слейтере. У Мюррея всегда была хорошая память на имена, и он был благодарен за это. Некоторые, казалось, так и не приобрели эту способность, никогда не беспокоились или не обращали на это внимания, но он знал по опыту, что зачастую это была их единственная связь. Слейтер повредил колено, упав во время одного из внезапных шквалов у Бискайского залива. Всё могло быть гораздо хуже, и он мог бы уже не оправиться.
Всего лишь имя . Даже если бы пришлось отрубить ему ногу.
Мичман Хаксли прошмыгнул мимо него со сложенной картой в руках, несомненно, с каким-то поручением увидеть капитана. До высадки оставалось ещё две недели, а может, и больше. Болито не пустил всё на самотёк.
Мюррей остановился у лестницы и поднял взгляд, услышав топот ног по палубе. Наверное, морпех, подумал он. Затем кто-то крикнул: «Он только что спустился!»
Он ждал, внезапно напрягшись, и тут на лестнице появилась пара ног, заслонив собой яркий свет.
«Прошу прощения, сэр, на камбузе произошёл несчастный случай! Мне сказали...» Он замолчал, а Мюррей махнул рукой.
«Я принесу свою сумку».
Это был бы всего лишь синяк или ожог. Но на всякий случай … Он обнаружил, что это его забавляет. Он был больше похож на капитана, чем думал.
Тобиас Джулиан, штурман, наблюдал, как капитан, склонившийся над штурманским столом, выпрямился и воткнул латунные рассекатели в пробку. Это не дало бы им сползти в какой-нибудь укромный уголок, если бы «Онвард» снова попал под сильный шквал.
Адам сказал: «Если погода продержится, мы сможем определить наше положение». Он быстро и импульсивно улыбнулся. «И наше продвижение вперёд с большей уверенностью».
Джулиан оглядел маленькую штурманскую рубку. Мир иной. Без неё весь пот и слёзы, пролитые где-то ещё, были бы напрасны. Что бы ни думали старые Джеки. «Это Атлантика , сэр. Думаю, мы гордимся ею».
«И ты тоже». Адам вытащил тяжёлый судовой журнал на солнечный свет и не увидел радости Джулиана. Он перевернул страницу. Первый день нового, 1819 года. Пятница. Странно, что так много моряков, и не только старшего поколения, считали пятницу несчастливой. Он так и не понял, почему.
Люк Джаго напомнил ему об этом сегодня утром, когда он заканчивал бриться: «Говорят, я родился в пятницу, так что это должно нам о чём-то рассказать!»
Казалось, Яго жил одним днём. Всегда готовый. Возможно, потому, что ему некого было оставить позади или к чему вернуться. Море и флот были его жизнью, до следующего горизонта.
Как оторванный эполет. Всегда готов .
Адам услышал стук, и дверь штурманской рубки приоткрылась на несколько дюймов. Он подумал, что это Винсент, которому не терпится начать ставить паруса. Но Джулиан сказал: «Ваш рулевой, сэр». Он взял какие-то заметки и распахнул дверь. «Я буду ждать, сэр».
Дверь за ним закрылась, и Джаго встал, прислонившись к ней спиной.
Их взгляды встретились, и Адам тихо спросил: «Проблемы, Люк?»
«На мой взгляд, он вспыльчивый, капитан», – нахмурился он. «Кто-то слишком ловко обращается с клинком. И на камбузе, как ни странно!»
Адам потянулся за шляпой. «Я иду на палубу».
Джаго смотрел ему вслед и молча выругался.
Чертовы пятницы!
Хью Морган, слуга каюты, услышал, как захлопнулась сетчатая дверь, и настороженно ждал, пока капитан пройдёт на корму, в каюту. Морган служил нескольким капитанам, и Болито был лучшим из них. Достаточно взрослым, чтобы нести всю тяжесть ответственности, достаточно молодым, чтобы заботиться о тех, кому повезло меньше и кто всё ещё ищет свой путь. Но бывали и плохие дни. Похоже, этот был одним из таких, независимо от того, Новый год или нет.
«Могу ли я принести вам что-нибудь поесть, сэр? Вы ничего не ели с тех пор, как собрали всех».
Адам оттолкнулся от скамьи под кормовыми окнами, из которых открывался сверкающий вид на воду, теперь уже скорее серую, чем синюю.
Он сказал: «Прошу прощения. Не было никакой необходимости откусывать вам голову!» Затем добавил: «Я жду первого лейтенанта. Может, и хирурга. Еда может подождать». Он бросил шляпу на стул и резко спросил: «Насколько хорошо вы знаете Лорда, одного из помощников повара?»
«Тот, которого зарезали, сэр?»
Адам сел, словно ему что-то перерезали. Если бы Морган узнал, узнал бы весь корабль.
Морган следил за знаками. Всё было действительно плохо. «Брайан Лорд. Хороший парень во всех отношениях. Повар хорошо о нём отзывается. Не очень хорошо, конечно!»
Адам улыбнулся и почувствовал, как у него хрустнула челюсть. «Тебе следует стать политиком».
Морган немного расслабился. «Слишком честно, сэр!»
Адам снова посмотрел за корму, на ровный строй попутного моря, отмеченный дрожью и глухим стуком руля. В любое другое время он был бы доволен. Горд. Вместо этого он всё время вспоминал гнев на лице Джаго; он знал ход событий лучше, чем кто-либо другой. Этот человек мог бы погибнуть, если бы не быстрые действия Мюррея, и всё ещё мог погибнуть. Кровь была повсюду.
Палуба внезапно накренилась, и он увидел, как Морган обернулся и уставился на дверь кладовой позади него. Кто-то, должно быть, потерял равновесие: раздался хриплый вздох и звон бьющегося стекла.
Морган подождал еще несколько секунд и сказал: «Надеюсь, это не один из моих лучших кубков?»
Дверь распахнулась. Новый уборщик поднимался на ноги, держа в руках осколки стекла.
Морган с упреком сказал: «Ты неуклюж, мальчик, как вол в часовне!» Он был опасно спокоен, и его валлийский акцент был более выраженным.
Адам протянул руку и взял мальчика за руку. «Смотри под ноги, мой мальчик. У хирурга сейчас полно дел».
Морган покачал головой. «Это мой новый помощник, сэр. Я тоже его сам выбрал!» Он осторожно подтолкнул разбитое стекло ботинком. «Обычно я так не ошибаюсь».
Адам спросил мальчика: «Как тебя зовут?»
Мальчик перевёл взгляд с него на Моргана, который повторил: «Я сам его выбрал, сэр. Из вашей части света, понимаете?»
Мальчик, казалось, обрёл голос. «Трегенца, цур. Артур Трегенца. Из Труро, цур».
Его круглое, открытое лицо было усыпано веснушками, которые гармонировали с его рыжими волосами.
Это мелочь, подумал Адам, не стоящая даже его внимания. Морган разберётся. Но по какой-то причине это было важно. Первый корабль мальчика… И из Труро, всего в дюжине миль от старого серого дома в Фалмуте. Где она будет ждать, гадая…
Адам сказал: «Расскажи мне о себе, когда у нас будет больше времени. Но будь осторожен, пока не научишься лучше понимать настроение « Вперёд ». Она может быть очень оживлённым кораблём, когда захочет!»
Морган многозначительно посмотрел на сетчатую дверь, и мальчик отступил.
«Мы оставим вас в покое, сэр. Может быть, вы захотите поесть позже?»
«Спасибо. Буду очень признателен».
Морган открывал дверь как раз в тот момент, когда часовой Королевской морской пехоты поднимал мушкет, чтобы постучать по решётке. Когда его прервали, он неловко произнёс: «Первый лейтенант, сэр! »
Морган отступил в сторону, пропуская Винсента, и закрыл за ним дверь.
Винсент сказал: «Я только что от хирурга, сэр». Он коснулся пятна на рукаве. «Господь потерял много крови. Даже сейчас…» Он оборвал себя и с горечью добавил: «После всего, через что мы прошли!»
Адам снова сел. «Расскажи мне, Марк. Когда придёт время».
Винсент, не мигая, смотрел на световой люк. «Лорда послали на камбуз за чем-то – он не помнит, за чем. Вместо этого он обнаружил, что этот человек – Ламонт – ворует мясо, складывая большие куски в мешок. Он пользовался одним из ножей повара». Он впервые взглянул на каюту. «Им можно бриться».
Адам представил себе повара Линча, игравшего на скрипке, когда «Вперёд» снимал якорь. Острые ножи означали меньше отходов .
Винсент поднял правое предплечье и провёл по нему пальцем. «Он порезал Лорда от запястья до локтя. Кто-то обмотал его рубашкой. Потом пришёл хирург».
«А кто в этом виноват – этот Ламонт?»
«Присоединился к нам в Плимуте, как раз перед отплытием. Перевёлся с корабля, ожидавшего ремонта. Или сноса. Опытный моряк, десять лет службы. Всё было довольно расплывчато».
Адам смотрел, как море снова освещается солнцем. Резкий свет, без намёка на тепло. «Ламонт? Ты его видел?»
Винсент посмотрел мимо него, когда брызги разлетелись по стеклу. «Я был свободен от вахты, сэр. Но кто-то услышал крик лорда. Боцман первым добрался до камбуза и позвал врача. В противном случае…» Пауза, затем, словно для того, чтобы подчеркнуть это, он добавил: «Да , я допрашивал Ламонта. Старшина тоже присутствовал. Ламонт утверждал, что это была самооборона. Я сделал ему предупреждение. Я знал, что вы захотите узнать все подробности».
«Ты всё сделал правильно, Марк. Можешь продолжать заниматься своими делами, пока мы не узнаем что-нибудь полезное».
Винсент взял шляпу. «Думаю, это отчасти моя вина, сэр. У меня не было времени проверить Ламонта на прочность, когда его наняли».
Дверь закрылась, и Адам снова стоял, глядя на море. Готовый или смирившийся, но с непреодолимым чувством разочарования. Он оглядел каюту, где всё ещё иногда вспоминались последние бои, грохот пушек и треск мушкетов. Люди кричали от боли или ярости, помогали друг другу. Умирали. И всё же между ним и Винсентом оставалась преграда, невидимый враг.
Он вспомнил Томаса Херрика, старейшего и самого дорогого друга своего дяди, и его слова, сказанные им однажды: «Власть либо полная, либо ничего не стоит» .
Дверь скрипнула. Это был Морган. «Мне казалось, вы звонили, сэр?»
Адам опустил руки. Возможно, он говорил вслух.
Но он был готов.
Двое мичманов сидели друг напротив друга за столом. В столовой вокруг них было тихо и безлюдно, хотя и ненадолго: на палубе раздался пронзительный крик, и в воздухе витал запах еды, если им требовалось напоминание. Мичманы никогда этого не делали.
Дэвид Нейпир коснулся синяка на тыльной стороне ладони, оставленного верёвкой, которую они неуклюже тащили, когда перетаскивали одну из шлюпок на палубе. Солёный воздух жёг, как ожог. Один из новичков был слишком нетерпелив или слишком занят.
Мичман Хаксли взмахнул ложкой: «Намажь её жиром».
Нейпир улыбнулся. «Неужели я получу хоть какое-то сочувствие?»
«Если мы спустим шлюпку позже, вам лучше отойти подальше! Вы можете потерять другую!»
Всего лишь слова, но они были друзьями, и оставались ими с тех пор, как вместе присоединились к «Вперёд» в один и тот же день: Нейпир восстанавливался после ранений и потери в бою своего последнего корабля, а Саймон Хаксли пытался смириться с самоубийством отца после суда военного трибунала, хотя тот был признан невиновным и полностью оправдан. Это была тихая, безмолвная дружба, которую никто из них не пытался объяснить. Они знали лишь, что это важно.
Рядом зазвенела посуда, и кто-то рассмеялся. Хаксли сказал: «Интересно, выкарабкается ли молодой Лорд?»
Эта мысль была у них обоих на уме, а возможно, и у всех остальных, может быть, даже у того человека, который позволил веревке выйти из-под контроля.
«Мы его редко видели. Но я знаю, что он приложил все усилия, чтобы испечь торт на тринадцатый день рождения Джейми Уокера!»
Хаксли улыбнулся. «В день битвы с Наутилусом! Не помню, пробовали ли мы его вообще!»
«Как ты думаешь, что будет с Лордом?»
Хаксли доверительно понизил голос. «Я искал. Если случится худшее, будет военный трибунал. Несколько месяцев назад в Портсмуте был такой суд. Кого-то повесили».
Стул отодвинулся, и мичман Чарльз Хотэм, старший из шести человек в столовой, шумно сел и уставился на пустые тарелки. «Я, чёрт возьми, тоже так думаю! Не представляю, куда катится флот, особенно в плане еды!»
Они смеялись. Это был единственный выход. Хотэм был сыном священника. Как и Нельсон, он всегда заявлял.
Джон Рэдклифф, новый член кают-компании, сел, бормоча извинения за опоздание. Остальные были на дежурстве.
Хотэм сделал широкий жест в сторону висящего рядом матроса. «Сегодня выпьем, Питер! Сегодня, пожалуй, самое время. Немного моего вина». Он критически наблюдал, как его разливают. «За нашего несчастного товарища!»
Нейпир едва ощутил вкус. Внезапно Хотэму стало легко увидеть в нём отца. Весь в чёрном, до самого воротника.
Он взглянул на прочный, покрытый шрамами стол, за которым они все вместе делали заметки по навигации и морскому делу, предвкушая день заседания коллегии. И когда писали письма, которые могли в конце концов попасть в Англию. В его случае – в Корнуолл. Вспомнит ли она его вообще, будет ли ей до него дело? Она была дочерью адмирала. Дочь адмирала .
Он потянулся за стаканом, но Питер, уборщик, уже наполнял его. Значит, это сон. Пусть так и будет. Элизабет .
За дверью послышались очень тихие голоса, и через мгновение вернулся дежурный. «Хирург всё ещё работает, сэр».
Рэдклифф уставился на своё нетронутое вино и дымящийся поднос. «Предположим…» Затем он, пошатываясь, поднялся на ноги и покинул это место.
Хаксли с тревогой посмотрел на Нейпира. Ответа не последовало.
Адам Болито замер, словно пытаясь восстановить равновесие, хотя это было всего лишь предлогом. После полумрака квартердека стояла кромешная тьма и странная тишина, отчего звуки, издаваемые самим кораблем, казались неестественно громкими и навязчивыми. Он намеренно дождался полуночи, когда сменится вахта, и большинство членов экипажа «Онварда » будут качаться в гамаках и спать. Если повезёт.
Он потрогал дерево: оно было словно лёд, а белая краска в слабом свете лампы выглядела очень свежей. Это было бессмысленно. Мюррей тоже спал после того, над чем он бился весь день, или всё ещё готовил отчёт. Несмотря на весь свой суровый опыт, шотландец был не из тех, кто просто пренебрегает этим, считая это своим долгом.
Здесь даже запахи были другими. Пенька и дёготь, соль и холст казались далекими и чистыми. Нога Адама задела что-то, и он услышал, как кто-то сглотнул и пробормотал что-то. Это была складка свободного халата одного из помощников Мюррея, его «команды», как он их называл, сгорбившегося на козлах и уже снова захрапевшего.
Даже в слабом свете Адам видел предательские пятна. Слишком много воспоминаний. Даже запахи, ограничивающие пространство. Масла тимьяна, лаванды, мяты и другие, менее лечебные, более зловещие. Алкоголь, кровь, болезнь. И всегда боль. Страх.
Дверь была неплотно закрыта, на случай чрезвычайной ситуации, и легко открывалась под его рукой, так что свет закрытого фонаря казался почти ослепляющим. Никто не двигался. Один из мужчин сидел, сгорбившись, на брезентовом сиденье, с частично сложенной повязкой на коленях, упираясь в грудь забинтованной ногой: один из моряков, получивших ранение у Бискайского залива.
Мюррей стоял у койки, спиной к двери, сгорбившись и не двигаясь, а безжизненное тело лежало в его тени. Он мог бы спать или умереть. Адам посмотрел на неподвижное лицо, моложе, чем он помнил, с закрытыми глазами и кожей, белой, как простыня, частично прикрывавшая его обнажённые плечи.
Затем Мюррей тихо заговорил, не поворачивая головы: «Я знал, что ты придёшь. Я чувствовал это». Он слегка повернул голову, и Адам увидел, что тот промокает рот Лорда тряпкой, а другой рукой сжимает его свободную руку. Правая рука была онемевшей от льняных бинтов и, судя по всему, защищена чем-то вроде утяжелённых подушек. На палубе валялись испачканные бинты, а рядом в бочке лежала ещё куча.
Мюррей полуобернулся, придав ему свой ястребиный профиль, и тихо сказал: «Передай мне кувшин, пожалуйста». Он кивнул с лёгкой саркастической улыбкой. «Не могли бы вы, сэр? » Он отпустил руку, которую держал, опустил её на койку и замер, ожидая. Затем он сказал: «Ну же, малыш. Ещё раз, а?»
Адам почти затаил дыхание. Всё кончено. Если бы я держалась подальше …
Но рука двигалась. Нерешительно, медленно, а затем решительно к волосатой, вытянутой руке Мюррея. Он схватил её и снова приложил к губам мужчины. «Я здесь, Брайан. Мы здесь».
Голос был очень слабым. «Рука болит».
Взъерошенные волосы Мюррея упали ему на лоб. «Слава богу, ты хотя бы это чувствуешь ». Он приподнял простыню и послушал сердцебиение, прежде чем снова смочить сухие губы. Адам почувствовал запах бренди.
Хирург теперь смотрел на сверкающий набор инструментов поблизости. «Не в этот раз!»
Как будто он разговаривал сам с собой или со смертью.
Лейтенант Гектор Монтейт стоял у подножия бизань-мачты и оглядывался на матросов, уже собравшихся у шлюпбалок, чтобы спустить ялик для буксировки за корму.
«Напрягайся! Повороты на спуск!» Он нетерпеливо постучал ногой, когда один из мужчин закашлялся. «У нас нет времени на остаток утра, Скалли!» Затем: «Спускайся!»
Ялик, верный своему делу, дернулся и тронулся с места. На борту было только по человеку на носу и корме, который проверял снасти. В море всегда одинокое занятие.
Монтейт крикнул: « Великолепно!» Он отошёл в сторону. «Это не соревнование!» Он увидел, как человек на носу шлюпки поднял кулак. «Сильное понижение!» Шлюпка опустилась на воду, легко поднимаясь и опускаясь на волнах фрегата. «Отзовите этих людей». Он окинул взглядом ряды матросов на квартердеке и понял, что первый лейтенант стоит на противоположном трапе. Наблюдает за ним. «И не забывайте! Шлюпка, тянущая за корму, может спасти жизнь!»
Матрос по имени Скалли, кашлянув, пробормотал: «Лишь бы это не твое!»
Люк Джаго отвернулся от шлюпочной верфи, где менял найтовы на гиче. Его гиче. Когда они наконец прибудут во Фритаун, капитан захочет взять гичу, без всяких оправданий. Джаго не жаловался. Военный корабль всегда оценивают по его шлюпкам. И так и должно быть.
Он увидел Монтейта, уперев руки в бока и наблюдавшего за матросами, выстроенными у наклонных шлюпбалок. Вахта почти подошла к концу, но Монтейт не отпускал их до восьми склянок. Он был третьим лейтенантом, да ещё и младшим, с лицом таким молодым, что его можно было принять за гардемарина, но у него были все задатки «крутого коня». Что, если он когда-нибудь получит собственное командование?
«Боже, помоги команде его корабля», – подумал Джаго. Он вцепился в сетку гамака, когда палуба внезапно накренилась, и какая-то обрывочная снасть с грохотом ударилась о комингс люка.
В этот момент Монтейт резко сказал: «Уложи это как следует и по-морски, Логан!»
Матрос ответил так же резко: «Это Лоуренс, сэр», но поспешил подчиниться.
Джаго вспомнил Фалмут, большой серый дом и девушку под руку с капитаном в церкви. Все эти люди… и я был гостем. И даже больше того …
Он вспоминал все истории и байки, которыми делился с Джоном Оллдеем, старым рулевым сэра Ричарда Болито, который был с адмиралом, когда его сбили на борту его флагмана « Фробишера » в 1815 году. Оллдей был владельцем гостиницы «Старый Гиперион», у него была очаровательная жена, согревавшая ему постель, и дочь. Всё. Но во многих отношениях он по-прежнему оставался рулевым адмирала, и его сердце принадлежало «Фробишеру» . Даже прекрасная модель их старого корабля, которую делал Оллдей, оставалась незаконченной, как будто он не хотел что-то разорвать между ними, какую-то связь с прошлым.
Яго услышал пронзительный крик и крик, эхом отдавшийся под палубой: «Вставайте, дух!» и пробормотал: «Но стой, Святой Дух!» Он уже уловил запах рома, даже в этом резком атлантическом воздухе.
Раздались голоса, и он увидел, как первый лейтенант шагнул через квартердек – не для того, чтобы поговорить с Монтейтом, а чтобы привлечь внимание неопрятной фигуры в льняном халате, одного из членов команды хирурга. Мужчина выглядел совершенно измотанным и неуверенно держался на ногах, и, несомненно, работал в лазарете без сна с самого утра. «Джок» Мюррей, как его называли за глаза, казалось, никогда не щадил ни себя, ни тех, кто разделял его ремесло.
