Текст книги "Если бы я был вампиром. Дилогия"

Автор книги: Алекс Кош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Я наконец‑то сумел оторваться от кресла и попытался хотя бы встать и гордо встретить своих тюремщиков. Ничего не получилось, и я, ударившись о кресло, свалился на пол.

– Совсем упился, – не к месту заметил откуда‑то сверху Кей.

Перед моими глазами была входная стена, и именно в момент окончания фразы Кея она исчезла, в зал вошли три Ремесленника в красных одеждах. Среди них был и Зикер.

– Я смотрю, вы тут не скучаете, – как никогда высокомерно заметил он.

Где‑то сзади послышался возглас Кельнмиира, а затем какой‑то щелчок, и всё стихло.

– Ты правильно сделал, что успокоил своего дружка. А то мало ли что могло случиться.

– Ах ты… – начал было Кей.

– Что я? – с любопытством спросил Зикер.

– Тварь двуличная, – со смаком закончил Кей.

– Оскорбление лица, исполняющего волю Императора. Выношу предупреждение. Ещё одно оскорбление и вам назначат арест и рассмотрение вашего отчисления на Ассамблее. Тем более, помнится, ваша кандидатура уже рассматривалась… раза три или четыре.

Послышалось злое сопение Кея.

– Не обращай внимания, он ещё молод, – тихо сказал Ромиус. – А ответь‑ка мне. Не ты ли, случаем, провёл просветительную работу в Ассамблее, пока меня не было? Больно легко они согласились на Императорский суд.

Зикер пожал плечами:

– Всё может быть. В любом случае, не верю я этой сказочке о сущности из другого мира. Вельхеор и не на такое способен. А если и так, нужно ещё решить, достоин ли этот человек жить в нашем славном городе.

Мне оставалось лишь молча (говорить я до сих пор не мог) слушать и притворяться табуреткой.

– А что это вы лежите на полу, сэр Вельхеор, или вас называть Виктор? – неожиданно обратился ко мне Зикер.

Что тут сказать?

Послышалось чертыхание Кея.

– Это он после тренировки в Школе. С непривычки, – он подчеркнул последнее слово, – он очень устал.

– Устал, говорите? – Зикер подошёл поближе. – А судя по запаху, он просто нажрался.

Он махнул рукой, и двое его сопровождающих подбежали и подняли меня, взяв под руки с двух сторон. Я попытался стоять самостоятельно, но у меня не очень получилось. Зато я смог сфокусировать свой взгляд как раз в тот момент, когда Зикер взял меня за подбородок и посмотрел в глаза.

– Да он вусмерть пьян! – удивился он. – Этот пьяница и есть ваш пришелец из другого мира?

От удивления я даже твёрдо встал на ноги.

Это я‑то пьяница?! Да я даже по праздникам только стаканчик вина выпиваю… и водки ещё стаканчик.

– Да уж, и ради этого пугала мы собирали Ассамблею.

Ну всё.

Я просто чудом не то чтобы вырвался, а скорее вывалился, из рук подручных Зикера и неожиданно ловко не только для меня пьяного, но и для трезвого ударил Зикера в ухо.

Тот просто‑таки осел на пол, а его помощники остались стоять, решая, что им делать сначала: то ли хватать меня, то ли поднимать Зикера.

Я упростил им их задачу, опять осев на пол. В голове забили колокола, но то, что происходило вокруг, я ещё улавливал. Прежде всего я услышал радостные вопли Кея. Тот просто верещал от счастья и выражал Зикеру такие соболезнования, что даже у меня сложилось впечатление, будто ему искренне жаль высокомерного Ремесленника. Ромиус же продолжал сидеть в кресле и что‑то тихо втолковывать Кельнмииру, стоящему рядом со своим креслом в довольно неестественной позе: на одной ноге и со странно поднятыми над головой руками.

– Вот теперь посмотрим, что на это скажет Ассамблея, – зло сказал Зикер, наконец придя в себя. – Теперь увидим…

Он встал надо мной, заполнив всё пространство, и злорадно улыбнулся.

– Теперь посмотрим.

– Да, теперь‑то мы посмотрим, что скажет на это Император, – спокойно сказал Ромиус.

– А точнее, его советник, – злорадно добавил Кей.

Хм… если не ошибаюсь, они говорили, что советник Императора – вампир. Тогда понятно, почему ему не понравится то, как нагло Зикер ворвался в Школу Искусств.

– Какое дело Императору до каких‑то там жалких Школ?

Мне показалось, что Кельнмиир завращал глазами ещё яростнее.

– Жалких? Хм… а не ты ли не так давно проиграл спор одному из Высших Вампиров и остался жив только благодаря защите родственников? – вкрадчиво спросил Ромиус.

– Молчать! – зло вскрикнул Зикер.

Ромиус резко встал с кресла.

– Мне показалось, или вы меня оскорбили? – отчеканил он.

Зикер смешался.

– Не… приношу извинения, я никогда не посмел бы, если бы не такая ситуация… я был неправ.

Ромиус вернулся в кресло.

– А я уже было решил, что мне придётся вызвать вас на дуэль. Вы же понимаете, что, как только вы выйдете отсюда с этим человеком, – он кивнул в мою сторону, – Наставник этой Школы будет вынужден отстаивать честь своей Школы и честь своего ученика.

– Ученика?

Я с огромным удовольствием увидел, что Зикер побледнел.

– Именно ученика, – подтвердил Кей. – Более того, личного ученика Наставника.

Зикер с трудом совладал с собой.

– Вы пытаетесь меня напугать? – слегка сорвавшимся голосом спросил он.

– Никогда, как бы мы посмели, – взмахнул руками, как бы защищаясь, Кей. – Мы всего лишь предупреждаем.

– Но у меня приказ Императора!

Ромиус задумчиво закрутил ус.

– Вообще‑то это довольно спорный вопрос. Но в любом случае вы оскорбили его ученика, а значит, оскорбили его самого. Так что ждите вызова.

Зикер задумался, потом неожиданно просветлел:

– Это мы ещё посмотрим.

Ромиус пожал плечами, дескать, смотри, пожалуйста.

По жесту Зикера меня опять подняли с пола, взяли под руки и повели к выходу.

Когда они подошли к каменной стене, в которой должен был открыться проход, сзади послышался смешок. Стена благополучно исчезла, но, когда Зикер, идущий впереди, собрался выходить, выяснилось, что она не исчезла, а всего лишь стала невидимой. И Зикер со всего маху врезался в неё носом и, отскочив от стены как резиновый мячик, упал на задницу. Сзади раздался хохот. Громче всех конечно же смеялся Кей.

Зикер зло выругался и, вскочив, ударил по стене ногой. Вот только теперь стена уже исчезла и он, едва опять не потеряв равновесие, влетел в проход. Вслед за ним понесли и меня.

Как я понял, меня опять собрались запрятать в тюрьму. Дело уже в общем‑то привычное. Сначала я попал в тюрьму в своём родном мире, теперь здесь. Получается, что я просто меж мировой заключённый какой‑то. Может быть, в этой их тюрьме опять споткнусь на ровном месте и раз… домой вернусь. В свою родную районную тюрьму. Там по крайней мере, если уж что и сделают, так только срок дадут. Это куда лучше, чем быть усыплённым, как какая‑то бешеная собака. Другое дело, могу ведь и не обратно домой попасть, а ещё куда‑нибудь. Тут уж точно рехнуться недолго.

Интересно, а почему никто не обращает внимания на то, что по улице так запросто тащат человека? Ах да, они же Ремесленники – никто их ни о чём спрашивать не станет. Мало ли какого преступника ведут в Императорский суд. Интересно, а их суд столь же справедлив, как наш? Надеюсь, что нет.

Глава 15

Моё желание можно было считать исполненным – меня вели в Императорский дворец. Меня даже, насколько я понял, представят Его Величеству, или как там его называют. Правда, не в качестве гордого (самому смешно) путешественника по мирам, а как подсудимого. И в чём я перед ними провинился‑то, спрашивается? Я, что ли, позволил спокойно жить и проводить свои исследования вампиру с непреодолимой тягой к смене места жительства? Если даже такие гады, как этот Вельхеор, отсюда решают удрать, то мне точно здесь делать нечего.

Дворец гордо возвышался над моей головой. Собственно, он и до этого возвышался, но не был такой громадиной. Сейчас, когда меня подтащили к самому входу на дворцовую территорию, всё пространство передо мной занимала огромная стена. Сразу вспомнилась Великая Китайская, но по сравнению с этой она показалась бы дачным заборчиком.

Ограда дворца уходила в небо не менее чем на сорок метров. Над ней виднелось множество мелких башенок по всему периметру. Стена, дворец – всё сверкало золотом, драгоценными камнями и переливами небольших радуг, появлявшихся то над одной башней, то над другой. Как я понял, это было таким же магическим украшением, как и удивительные фонтаны на площади.

Мы остановились у стены, и я с удивлением заметил, что ворот‑то нигде нет. Удивление быстро прошло, едва я вспомнил исчезающие стены в Школе Искусств.

Я оказался прав, потому что, едва Зикер сделал несколько шагов в сторону стены, как она исчезла, будто её и не было. Меня потащили за ним по вымощенной золотыми плитами площади.

Если из‑за стены было видно лишь множество башенок, то отсюда открывался совершенно иной вид. Башенки просто терялись и становились невидимыми на фоне раскинувшихся перед дворцом зелёных садов. Что это были за сады! Просто диву даюсь, как деревья умудрились вымахать такой высоты, что едва ли не доставали до самых башен. Это же сколько метров‑то? Наверное, не меньше сотни, а то и больше. Чудно. А уж вблизи эти громадные деревья оказались и вовсе сказочными.

Сначала мне показалось, что у меня в глазах двоится от выпитого мной напитка по «улучшению настроения», а затем выяснилось, что деревья действительно не соприкасаются с землёй! Они висели в полуметре над золотыми плитами и мирно шелестели листвой. При этом корни у них практически отсутствовали, так, один‑два маленьких отросточка, соединяющие деревья между собой. Что их удерживало в воздухе, я не знаю, но люди могли оказывать на них влияние – это точно. Едва Зикер, идущий впереди так любезно поддерживающих меня Ремесленников, подошёл к сплошной стене из этих деревьев, как они довольно‑таки резво разлетелись в стороны, сделав, как мне показалось, пригласительный жест своими ветками. И ведь с виду самые обычные деревья, узловатостью напоминающие родные мне дубы, а листьями – клёны.

Наверняка эти деревья не только для красоты тут висят. Уже входя, вернее, будучи внесённым в появившийся проход, я понял, что деревья вокруг дворца растут сплошняком. И, голову даю на отсечение, расступаются далеко не перед каждым. Интересно только, зачем эти деревья вообще нужны, если те, кому очень уж потребуется, могут перенестись сразу во дворец? Как, например, Ромиус.

Меня провели по образовавшейся аллее и бросили у ворот дворца.

Если тот, кто создавал эти удивительные ворота, хотел восхитить всех изяществом своего искусства, блеском золотых фигур гордых львов, переливами огромных драгоценных камней, то ему это удалось… бы. Не насмотрись я на всё это в невероятном количестве ещё в городе. Ну золота чуть больше, чем везде, ну драгоценные камни в два‑три раза больше, и что? Ничего особенного и отличающегося оригинальностью я не увидел. Разве что существование в этом мире львов меня слегка удивило.

Двое моих провожатых отпустили меня и тихо ушли. Я даже не сразу понял, что никто меня не держит. Ноги почти что стали слушаться меня, так что позорно падать (ещё раз) я не стал.

– Сам пойдёшь или помочь? – злорадно поинтересовался Зикер.

– Уж как‑нибудь дойду, – наконец‑то членораздельно проговорил я и сам удивился, насколько хрипло прозвучал мой голос.

Я невольно оглянулся назад и как раз успел увидеть, как деревья вновь сплелись в сплошную сеть. Просто так убежать отсюда было бы весьма сложно. Деревья передо мной, как я подозреваю, не расступятся, а вот пролезать под ними я бы не рискнул. Каждое весит несколько тонн, если такое на голову упадёт, одной шишкой не отделаешься.

Зикер, по всей видимости, уловил ход моих мыслей. Когда я вновь повернулся к нему, он опустил занесённую в странном взмахе руку и сделал приглашающий жест.

Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Огромные ворота дворца беззвучно распахнулись, и перед моими глазами предстал длиннющий зал. К моему удивлению, внутри дворец не блистал позолотой, всё было выдержано в очень мягких зелёных тонах. В совокупности с виднеющимися за многочисленными окнами деревьями всё это смотрелось просто замечательно.

В самом конце коридора были ещё одни ворота. Размером поменьше, чем те, порог которых я только что переступил, но тем не менее в четыре моих роста, это как минимум. Все стены были увешаны портретами венценосных особ, единственной общей чертой которых был этот самый венец – золотая (опять!) сфера в зелёной оправе. Во всём прочем эти самые особы, как мужеского, так и женского полу, никакого особого сходства не имели, из чего я сделал вывод о частой смене королевских родов. Хотя я мог и ошибаться, как, впрочем, обычно и случалось.

Мы шли вдоль всех этих портретов в полной тишине. Оставалось удивляться, куда делись все дворцовые слуги к прочий люд.

Зикер и не думал оборачиваться, потому что был уверен, что я не сбегу. Не знаю, что ему давало эту уверенность, но вообще‑то он был прав. Во‑первых, мне было интересно, куда меня отведут и что будет дальше. А во‑вторых, я всё‑таки был реалистом и понимал, что деваться в данном случае мне просто некуда.

Оставалось надеяться, что новые друзья найдут способ мне помочь. И если быть совсем уж честным, не верилось, что в этом удивительном мире красоты и магии со мной могут сделать что‑то плохое.

Перед Зикером открылись створки и вторых ворот. За ними обнаружился небольшой круглый зал с десятком дверей уже обычного, человеческого размера. Это слегка успокаивало, потому что в огромном зале с огромными дверьми мне иногда казалось, будто я гном, а тут совершенно обычные деревянные двери с какими‑то надписями.

Мы прошествовали конечно же к самой левой двери. И именно за ней нам встретился первый человек в этом царстве тишины и безмолвия. Это был грузный усатый мужчина в зелёном балахоне, сидящий за огромным, будто из цельного чёрного куска мрамора, столом.

– Опять кого‑то привёл? – прогрохотал он недовольно.

Зикер брезгливо поморщился:

– Ты знай себе сиди да записывай. Остальное не твоё дело.

– Как очередного ребёнка, не так посмотревшего на вашу особу, сажать в камеру, так моё дело, а тут, значит, не моё? – подвигал усищами здоровяк.

– Именно так. Этого в самую плохую камеру, – махнул рукой Зикер и развернулся, чтобы уйти.

– А долго я тут сидеть‑то буду? – поспешил спросить я.

Зикер даже сразу не понял, что я обращаюсь к нему. Он на секунду остановился, задумавшись, а потом нехотя ответил:

– Пока не сгниёшь, если повезёт.

От такого нахальства я просто задохнулся.

– Ах ты, козёл безрогий.

Зикер не обратил на мои слова никакого внимания и закрыл за собой дверь.

– Ну что ж, будем вас размещать, – раздалось у меня за спиной.

Послышался звук отодвигаемой мебели, и на моё плечо легла здоровенная ручища.

– А пока вы будете устраиваться, если не против, расскажите мне о том, что же это за «козёл» такой и почему он безрогий.

– Козёл? Это животное такое. А безрогий, это так… вольное прилагательное без смысла, для усиления ругательства, – пояснил я, обернувшись.

Передо мной стоял самый большой человек, которого я когда‑либо видел. Он не просто был выше меня, он возвышался надо мной на целых пол метра. В совокупности с его шириной, которой мог бы обзавидоваться любой борец сумо, это смотрелось поистине ужасающе. У меня даже дыхание перехватило.

– Так вы ещё и ругаетесь на нашего Великого Ремесленника? Как не стыдно? – Он покачал своей практически лысой головой, очень похожей на огромный булыжник.

– Я…

Если честно, то я испугался. И как тут не испугаться, когда над тобой нависает такая махина? Тут любой испугается.

– Да я тебе за это… – Он поднял над головой свою огромную, как ковш экскаватора, ручищу и сверкнул глазами.

Не осел на пол я лишь потому, что тело просто отказалось меня слушаться. Я лишь судорожно икнул, тут же заверив себя, что это не от страха, а от большого количества выпитого.

– Да я тебе за это руку пожму! – неожиданно расхохотался он и схватил мою руку так, что в ней захрустела каждая косточка и каждый хрящик.

Лучше бы он меня сразу пришиб.

– Это по‑нашему, это ты правильно. Нет в этом прихвостне ничего заслуживающего уважения, хоть и считается, что Академия выпускает только честных и благородных людей. Ты пока что присаживайся за стол, сейчас посидим, поедим, расскажешь, что нового произошло в мире за последнее время. Я думаю, что ещё долго за тобой никто не придёт.

Он подтолкнул меня к появившемуся из ниоткуда креслу. Стол уже ломился от яств и сосудов с напитками. Как это тут очутилось, я спрашивать не стал, хотя ещё недавно обязательно поинтересовался бы. Видимо, уже привык к чудесам.

– За что же тебя сюда отправили? – поинтересовался тюремщик, садясь обратно на своё место.

– За жизнь, – честно ответил я, удивляясь столь лёгкому переходу с «вы» на «ты».

– Убил, что ли, кого‑то? – не понял он.

– Да нет, просто не нравится некоторым, что я землю топчу в этом мире.

– Некоторым, это Зикериулу?

– Зикериулу это Зикеру? Хм… да нет, к сожалению, не только ему.

Тюремщик задумчиво подвигал усами.

– А не следствие ли это того, что у Зикериула ухо распухшее?

– Скорее, наоборот, – усмехнулся я, придвигая себе блюдо с уже знакомыми мне фруктами.

– И ты тоже эти фрукты жрёшь, – почему‑то огорчился здоровяк, наблюдая, как я опустошаю тарелку с удивительно вкусными плодами.

– Почему тоже? – подивился я.

– Потому что все отказываются от мяса. Это нововведение было встречено на ура во всей Империи, но вот я не понимаю, как можно жить без мяса. Вот ты почему не ешь мясо?

– Потому что вы загребли всё блюдо с мясом себе, – честно ответил я.

Тюремщик удивлённо посмотрел себе под руку.

– Ах да. И что, это единственная причина?

– В общем‑то да, – честно ответил я.

– Докажи, – подозрительно прищурился он.

Я, чувствуя себя полным идиотом, гордо взял кусок мяса и отправил в рот.

– Очень даже вкусно, – на всякий случай похвалил я.

– У, молодец! – обрадовано заржал тюремщик. – Встретил‑таки родственную душу. Вот скажи мне честно, как можно жить без мяса?

Мне пришлось напрячься и честно представить, каково это вообще не есть мяса.

– Ужас, – наконец сказал я. – А что, у вас не принято есть мясо?

– Не принято?! – взревел тюремщик. – Да у нас это запрещено!

– Как запрещено? – опешил я.

– Очень просто. Одно из последних нововведений нашего старого Императора. Он уже мясо жевать не могёт, зубы не те, а теперь восхотел, чтобы и другие мяса не ели.

Так вот почему на столе у Ремесленников не было мяса, оно, выходит, у них запрещено! А у Кельнмиира оно было потому, что он, насколько я могу судить по моему недолгому с ним знакомству, потчует всех мясными блюдами просто из принципа.

– И знаешь, чем Император прикрывается? Какой‑то легендочкой о том, что мясо приближает человека к хищникам! Дескать, те, кто едят мясо, агрессивны и глупы, а те, кто станет есть фруктики, станут спокойными, рассудительными и умными. Да я без мяса сам на людей начну бросаться!

– Ужас, – согласился я.

– И ведь не прикопаешься! – продолжал восклицать любитель мяса. – Посмотри на друидов, бодренькие дядьки, живут под тыщу лет, а питаются исключительно фруктиками. Мясо же употребляют вампиры да оборотни. А кто они? Правильно, звери. Причём хищники, подлые, лживые и злые. Это я знаю, что мясо к этому отношения не имеет, Ремесленники знают, хотя сами его тоже особо не жалуют, а простой люд падок на всякие «новые истины». Вот и получается, что мясцо уже подорожало в восемь раз.

– Ужас, – ещё раз повторил я, пытаясь подсчитать в уме среднюю продолжительность жизни обычного человека этого мира. Выходило что‑то около трёхсот лет. Вампиры, значит, живут, пока их кто‑нибудь не ухайдокает, а друиды что‑то около тысячи годков. Совсем неплохо. В друиды меня вряд ли возьмут, а вот в вампиры я могу в самое ближайшее время записаться.

Усатый тюремщик тем временем навернул очередной кусок мяса и довольно хрюкнул.

– Раз уж ты наш человек, то нужно представиться. Зовут меня Витором.

– Виктор, – представился я.

– О! Так мы почти что тёзки!

Я согласно кивнул.

– Значит, нужно выпить, – тут же сделал вывод тюремщик.

– Э, вот этого, спасибо конечно, не надо, – поспешил отказаться я. – Мне нужно быть в здравом уме и трезвой памяти, когда меня поведут на этот ваш Императорский суд.

Здоровяк задумался.

– Хм. Про здравый ум и трезвую память это ты здорово сказал… – Он неожиданно вскочил со своего кресла, едва не свалив огромный стол. – Ты сказал Императорский суд?!

– Да, по‑моему, я так и сказал.

Я слегка озадачился, чего это он так всполошился, не его же ведь на суд‑то поведут, а меня.

– Так что же ты тут расселся?! Они за тобой в любой момент могут прислать. Ты же меня подставляешь. Ну‑ка марш в камеру!

– В камеру, – огорчённо протянул я.

Так не хотелось идти в эту их камеру. Сидеть в гордом одиночестве в комнате о четырёх стенах. Скучновато будет, лучше уж компания тюремщика, общение…

– Быстро! – пробасил Витор.

Мне ничего не оставалось, кроме как подняться с кресла и последовать за Витором в проход, появившийся прямо за спинкой его кресла. Получается, что в тюрьму можно попасть, только отодвинув кресло тюремщика. А ведь в кресле тюремщика, как правило, сидит сам тюремщик.

Поначалу я считал, что меня поведут в какое‑нибудь подземелье, но ошибся. Однако на подъем в башню это также не было похоже. Мы просто шли по самому обычному скромному коридору шириной метров десять. Согласитесь, по сравнению с обычными здесь залами площадью в тысячи квадратных метров это просто мелочь – малюсенький тоннельчик.

А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвёл меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю.

Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта.

Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырёх стенах оказалась хоромами о четырёх комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего жёлтого цвета.

– Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырёх должностей до этого. Эта работа – мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх‑х…

Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку.

Я, не поверив глазам, подошёл к двери, с минуту смотрел на неё, а потом закрыл. Потом ещё немного постоял и дёрнул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь ещё и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключённых, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно.

Я философски пожал плечами и пошёл детально обследовать апартаменты своего временного пребывания.

Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошёл в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия жёлтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это моё отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная причёска и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своём теле. Хотя вообще‑то я был копией себя, только представленной… в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, и руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался.

Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком‑недомерком, которого порыв ветра сдует.

В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдёт, но попробуй себя самого в этом убеди.

Я тяжело вздохнул.

И тут всё не слава богу. Хоть что‑нибудь хорошее, не омрачённое всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или всё так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще‑то кто в этом кроме меня виноват?

– Эх ты, – повинил я своё отражение. – Что ж ты раздолбай‑то такой?

Моё лицо в зеркале хитро сощурилось:

– Это не я раздолбай, это ты раздолбай.

Всё, последняя стадия! Я наконец‑то сошёл с ума. Какая досада. Хотя, с другой стороны…

– Что уставился? – продолжило ворчать моё отражение. – Себя никогда не видел?

– Да нет, отчего же, видел. Только привычки разговаривать с самим собой не имел и не буду иметь.

– А спорим, будешь? – тут же прищурилось отражение.

– Фиг тебе, – зло ответил я и отвернулся.

Послышался стук в дверь.

И это камера для содержания преступников? Наверное, это официант с подносом фруктов или даже с деликатесным для жителей этого мира мясом.

Я повернулся к отражению, чтобы спросить его мнение по этому поводу, но оно стояло ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, кроме как крикнуть:

– Войдите!

Бесшумно открылась дверь, и в коридоре появился Ромиус.

– Ну как ты здесь устроился? – поинтересовался он.

– Замечательно, – честно сказал я, слегка удивившись его столь быстрому появлению. – Эта «камера» в три раза больше квартиры, в которой я жил в своём мире. Мне даже нравится быть в заключении.

Ромиус усмехнулся:

– Не радуйся, долго тебя тут не продержат. Слушание твоего дела назначено на завтра.

– Нет, правда, мне здесь нравится, – не сдавался я. – Только не кормили пока что.

– И чем ты ему приглянулся? – спросил Ромиус, проходя мимо меня в спальню. – Я видел в коридоре официанта, который нёс тебе мясо лично от тюремщика.

Мне оставалось подивиться своей догадливости. Я пожал плечами, забыв о том, что Ромиус стоит ко мне спиной. Когда пауза затянулась, я нехотя ответил.

– Хороший он дядька, вот и всё.

– А то! Как‑никак мой родственник, – кивнул Ромиус.

– Родственник? – удивлённо повернулся к нему я.

Хотя, должен признать, это объясняет его столь быстрое появление. Понятное дело, родственник впустил его без всяких вопросов.

– Ну да, по матушке. Что, не похожи?

– Да не очень, – честно сказал я.

Ромиус встал напротив зеркала, крутанулся на месте, а потом произнёс изменившимся голосом, выдающим тревогу:

– Теперь нас не прослушают, я поставил защиту. Дела наши совсем плохи, и, должен признаться, виноват в этом частично я. – Он предупреждающе поднял руку. – Подожди с вопросами. Дело в том, что я пригрел змею на своей груди. Это я настаивал на принятии Зикериула в Академию, хотя Ассамблея и не хотела принимать человека из дворца. Мы давно решили не допускать в Академии интриг и подлости, столь обыденных в стенах Императорского дворца. Но я поступился правилом, потому что Зикериул был очень талантлив. Я понадеялся, что он всецело отдастся Ремеслу, а он внёс в наши стены разрозненность и обман. Так что во всём, что происходит сейчас, виновен так или иначе я.

Я во время этого признания со смесью удивления и страха смотрел на своё отражение, скачущее вокруг отражения Ромиуса, ставящее ему рожки и делающее прочие пакости. Неужели я и вправду сошёл с ума?

– Мм… можно вопрос? – протянул я.

– Конечно, – сокрушённо ответил Ромиус.

– А у вас не бывает таких странных отражений, которые делают то, чего вы не делаете?

До Ромиуса не сразу дошло, что я спрашиваю его о чём‑то совершенно не касающемся его угрызений совести.

– Чего? – переспросил он, оглядываясь на зеркало.

В зеркале было два отражения: его и моё. Они мирно стояли и смотрели на нас. Самое обидное, что моё отражение теперь не извивалось и не корчилось. В общем, вело себя, как самое обычное культурное отражение, то есть повторяло все мои движения.

– Ну это… – Я слегка смутился. – Не бывает у вас таких магических зеркал, в которых отражения живут собственной жизнью, говорят с тобой?

Ромиус покачал головой.

– Я о таком не слышал. Если только кто‑то другой в нём появится, у нас сейчас есть новые виды разговорников, которые передают изображение.

– Нет, отражение как раз моё.

– Тогда, можешь мне поверить, если я об этом не слышал, значит, вряд ли такое может быть.

Я не стал говорить, что о двигателе внутреннего сгорания и синхрофазотроне он тоже наверняка не слышал, однако они определённо существуют. Ведь это его мир, а в пределах своего мира, скорее всего, он действительно знает почти все.

Но что же я тогда видел в зеркале? Признак окончательного помутнения рассудка? Вообще‑то, может быть, это и к лучшему, что рассудок помутился. Лучше уж так, тихо, мирно беседовать со своим отражением, чем глупо пускать слюни и смотреть в одну точку, каковыми представляются мне настоящие психи.

– Значит, показалось, – махнул я рукой. – Так что там об Императорском суде?

Ромиус тяжело вздохнул:

– Что тут сказать, суд будет лишь видимостью. Всё уже решено. Тут была проведена очень тонкая работа. Император искренне считает, что ты не кто иной, как подлый Вельхеор, копающий под его трон. Объяснять ему, что вампирам его трон задаром не нужен, бесполезно, здесь угадывается рука Зикера. Он уже подкапывал под некоторые академические группы, но такой полномасштабный «подкоп» произведён впервые. Причём проведён он с профессионализмом, достойным уважения, видимо, у Зикера это в крови. Я, конечно, тоже из знатного рода, но от подлостей успел отвыкнуть. Эх‑х… возможно, и зря.

– Не‑э, не зря. Лучше честно проиграть, чем подло выиграть, – процитировал я чьё‑то высказывание.

На лице Ромиуса промелькнула улыбка.

– Это, безусловно, правильно, но если на кону стоит жизнь человека? Как быть тогда?

До меня наконец‑то начало доходить.

– А на кону стоит именно жизнь?

– Ни больше, ни меньше.

– Беру свои слова обратно – жизнь важнее всего, – исправился я.

Ромиус усмехнулся:

– Быстро же ты меняешь точку зрения.

– Кстати, а где обещанный официант?

Я всегда умел ловко менять тему разговора.

– Стоит за дверью. Я не хотел, чтобы он нам мешал.

– У меня неожиданно проснулся аппетит…

Под столь удачным предлогом я покинул комнату с зеркалом и поспешил открыть дверь. Действительно, за дверью стоял и терпеливо ждал типичный чопорный официант в чёрном фраке, держащий перед собой поднос с чем‑то просто обалденно пахнущим. Я смущённо поблагодарил его, пытаясь вспомнить, где видел до этого столь похожую одежду, и забрал поднос. Едва не уронив ценную ношу, я нехотя вернулся в спальню.