Текст книги "Если бы я был вампиром. Дилогия"

Автор книги: Алекс Кош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Заглянув в глазок, я увидел свою любимую соседку – Клавдию Степановну. По всей видимости, она решила сообщить мне всё, что думает обо мне и об отключении по моей вине электричества.

Я открыл дверь и выдавил приветливую улыбку.

– Здравствуйте, Клавдия Степановна, какими судьбами?

– Здравствуйте, Виктор, простите, что мешаю…

Она сказала слово «простите»?! Я за три года ни разу ничего похожего от неё не слышал не то что в мой адрес, а вообще в адрес кого‑либо.

– Да что вы! Я всё равно собирался вставать, – соврал я. Однако же я голодный, как целая стая волков. Сейчас бы крови немного… Тьфу ты! Я положительно нездоров…

– Тут у нас электричество перестало работать…

– Я тут ни при чём, – тут же ляпнул я и уставился на неё в надежде, что она не знает, что во всём виноват я.

– Конечно‑конечно, я, собственно, не по этому поводу, – тут же сказала она.

Что‑то она уж больно вежливая. Подозрительно всё это.

– А по какому? – осторожно осведомился я.

– Видите ли, я бы хотела забрать у вас свой конверт с перстнем, так вышло, что его по ошибке принесли не к моей квартире, а к вашей.

Прошла минута, затем вторая, а я всё стоял и тупо смотрел на гостью.

Это что же получается, перстень не мне, что ли, предназначался? Но ведь следили‑то за моей квартирой, хотя, минуточку… Никто не говорил, что следили именно за моей квартирой. За моим подъездом и, готов поспорить, что именно в ожидании этого пакета. Тогда кое‑что становится более или менее понятно, вот только всё равно остаётся столько вопросов, что ум за разум заходит. Пожалуй, на один из них можно узнать ответ прямо сейчас, если, конечно, бабулька захочет отвечать.

– Простите, а чем вы докажете, что конверт действительно предназначался вам? – спросил я. Мне показалось, или она смутилась?

– Видите ли… Этот конверт не совсем мне прислали. Его прислали моему мужу… покойному. Он давно его ждал, но вот пришёл он только сейчас.

Давно ждал. Так ведь, сколько я тут живу, она одна была. Выходит, её муж умер не меньше трёх лет назад. Я, конечно, понимаю, что наша почта особой скоростью не отличается, но чтобы письмо несколько лет шло…

– А кем был ваш муж? – спросил я. – Вы извините, что не приглашаю в квартиру… у меня тут что‑то электричество не работает…

– Да нет, ничего. Я вызывала электрика, но когда он ещё придёт. Да и не привыкать нам, мы в военные годы при свечках ужинать…

Я поспешил прервать ход её воспоминаний.

– Так что там с вашим мужем?

– Да… Он был учёным. Я сама не знаю, что он исследовал, но что‑то важное, потому что даже мне ничего об этом не говорил, а мы ведь с ним прожили тридцать лет вместе, и раньше он от меня ничего не скрывал…

Что меня удивило, так это, с чего она так охотно стала мне рассказывать о своём муже. Мне казалось, что она меня терпеть не может.

– …Перед смертью он ждал какой‑то конверт из Америки, он так радовался, я никогда не видела его таким возбуждённым… – неожиданно всхлипнула она.

Так. Только слёз мне тут и не хватало.

– А как он умер? – быстро спросил я, пока она совсем не расплакалась. – Извините за такой вопрос, я понимаю, что вам тяжело…

– Да нет, что вы. Сердце у него слабое было. Сердечный приступ у него случился, ничего криминального. Вы ведь об этом подумали? – она выжидательно посмотрела на меня.

– Да нет… Просто спросил… Вы меня извините, но я не могу вам отдать этот конверт, потому что у меня его нет, – соврал я. – Понимаете… у меня на днях было ограбление, и его украли вместе со всеми деньгами и прочей мелочью.

Старушка покачала головой.

– Я так и думала, ведь и меня обокрали. Мне кажется, что обе кражи связаны… – задумчиво произнесла Клавдия Степановна.

Ну прямо мисс Марпл какая‑то. Может, она ещё мне допрос сейчас устроит?

Я поспешил опередить её, пока она, чего доброго, и вправду не начала задавать вопросов.

– А что навело вас на мысль о том, что эти две кражи связаны?

Мне показалось, что она задумалась, отвечать ей на этот вопрос или нет, но всё же решила ответить.

– …От мужа у меня остались некоторые документы, которые он приносил с работы. Собственно, кроме этих документов и денег у меня больше ничего и не украли. Вы меня извините, но я тогда пойду, что‑то я себя чувствую не очень хорошо.

– Да, конечно…

Мне уже было не до неё. Я размышлял о последних событиях. То, что она скрылась за своей дверью, я заметил только через пару минут.

Я рассеянно закрыл входную дверь и поплёлся в свою комнату с твёрдым намерением либо спать до потери пульса, либо размышлять над новыми фактами, пока не опухнет голова. Неожиданно меня осенило. Чёрт побери! Как же она узнала о том, что конверт находится именно у меня и что в конверте перстень?! И откуда уверенность в том, что это именно тот конверт?! Я бросился было к двери, чтобы сразу задать оба вопроса старушке, но потом вспомнил, что время‑то уже не детское, да и старушка говорила, что устала. Лучше уж завтра спросить, а то сейчас как‑то неприлично.

Зайдя в комнату, я сразу же почувствовал, что что‑то не так. Да и не мудрено, в ней орудовало аж три человека! Видно, воры совсем стыд потеряли.

В тот момент, когда я зашёл, они приступили к обыску моих книжных полок. Половина книг уже валялась на полу, и один из субъектов старательно их рвал, пытаясь что‑то в них найти. Второй не торопясь и с расстановкой простукивал стены, а третий открывал дверь стенного шкафа, в котором хранился мой скудный гардероб. Что самое удивительное, всё это происходило в полной тишине. Книги бесшумно падали на пол, стук по стенам, по всей видимости, слышал только сам стучащий. Даже звуки их дыхания поглотила полная тишина моей, как никогда тихой, комнаты.

Я остановился в немом удивлении. Но долго стоять с открытым ртом не пришлось, потому что, по всей видимости, не я один видел в темноте. Все трое, как по команде, резко повернулись в мою сторону. Казалось, они были удивлены не меньше меня (действительно, и что это я забыл в своей собственной квартире?). Однако их оцепенение прошло гораздо быстрее моего. Едва я собрался сказать что‑нибудь пугающе‑злое и смелое, как они разом бросились к выходу на балкон и прыгнули рыбкой с моего второго этажа. В, отличие от них, я оправился не сразу. Секунд через пять после исчезновения из поля зрения всей троицы.

Я выскочил на балкон. Внизу уже, конечно, никого не было. Да и что можно разглядеть в зелёном палисаднике, даже если ты видишь в темноте. Густые кусты и деревья надёжно прикрыли отход троице, устроившей у меня в комнате незапланированный акт вандализма.

– Что за дела‑то вообще? – удивлённо произнёс я наконец вслух.

Но голоса своего не услышал.

В комнате по‑прежнему стояла полная тишина. Её не нарушили даже мои слова. Из интереса я поднял книгу и уронил на пол. Ни звука.

Я взял коробку от какого‑то компакт‑диска и со всей силы кинул на пол.

Опять тишина.

Я настолько удивился, что сходил на кухню за кастрюлей и половником. После чего, взяв в одну руку половник, а в другую кастрюлю, принялся ходить кругами по комнате и бить ими друг о друга. Поначалу в комнате по‑прежнему было тихо, но вскоре где‑то на уровне слышимости появился даже не звук, а отголосок звука. Окрылённый успехом, я стал стучать сильнее и громко кричать.

За этим занятием меня и застала толпа людей (да, три человека в моём коридоре – это уже толпа), ворвавшаяся в мою квартиру.

На миг все замерли: с одной стороны я с кастрюлей и половником в руках, с другой – трое мужчин с АКМ наперевес. Они удивлённо смотрели на меня, а я уставился на них, пока один из них, видимо старший, наконец удивлённо не произнёс:

– Что вы тут делаете?

Я был так поражён, что даже не сразу заметил, что слышу его голос, как и прочие звуки улицы.

– А‑а…

Минуточку!

– Я тут живу, а что вы тут делаете?! – пришёл в себя я.

Тут уже в ступор вошли они.

– А‑а… Мы дежурили внизу, когда увидели, что из вашей квартиры выпрыгивают три человека. Подумали, что они с вами что‑то сделали и поднялись. На звонок никто не ответил, вот и пришлось войти…

– Вы дверь взломали?!

Это чё же, мне опять дверь ставить?!

– Э‑э… что ж мы, звери какие. Просто вскрыли, замок‑то у вас обыкновенный. Я бы на вашем месте поменял его.

Всё понятно. Вот только что это они такие вежливые? Я‑то думал, меня сейчас к стенке поставят, обыщут и в участок, а там уж разберутся, что к чему. А тут чуть ли не на вы.

– А вы, вообще‑то, зачем внизу дежурили? – решил всё же спросить я.

Главный, довольно молодой парень, изумился:

– Так нас же поставили вас охранять.

А, ну тогда понятно. Небось Сергей Иванович расстарался, чтобы я не сбежал.

– Вы их хоть поймали? – спросил я, уже догадываясь, что мне ответят.

– Никак нет. Удрали. Нас же всего трое. Как же мы весь палисадник окружим?

Правильно, никак.

– Понятно. Ну, вы, хлопцы, извините, мне спать надо. Так что идите, охраняйте дальше.

Главный спохватился.

– Да, конечно. Извините, а с вами всё в порядке?

Нет, конечно, но ты‑то мне уж точно не помощник.

– Да, уверен. Сейчас вот приберусь и спать лягу.

– Ну, спокойной ночи вам. Мы снаружи в машине будем дежурить, так что если что – зовите, – сказал один из них, выходя из моей квартиры.

Я тоже вышел из квартиры и на всякий случай посмотрел на замок. На нём не было ни царапины. Ничего не скажешь, профессионально открыли. Кто бы мог подумать, что в милиции такие умельцы работают.

В комнате был неописуемый бардак. Тут и до этого‑то было не очень чисто, а уж теперь и вовсе как на помойке: книги разорванные и целые, осколки от горшков с цветами, земля из этих же горшков, и прочее, и прочее. Никакого желания убираться у меня не возникло. Даже отдалённого. Но книги я всё же на полке расставил. Ведь книги – это святое.

Единственное, что меня беспокоило на данный момент, так это временное исчезновение звуков. Это было просто невероятно. То, что ко мне в квартиру залезли, мне уже совершенно не казалось чем‑то особенно странным. Как‑никак, уже в третий раз. Человек ко всему привыкает. Кроме этого что‑то ещё не давало мне покоя. Я даже не мог сказать, что именно, но что‑то меня волновало где‑то на грани сознания. Как я ни напрягался, а понять, что это, не мог.

Как обычно, не раздеваясь, я и лёг спать. Вообще‑то странно, что я так часто стал ложиться спать. Вроде только проснулся, как уже спать пора. Зато после сна голод всегда притупляется, даже не верится, что ел я последний раз четыре дня назад. Да и то всего одну упаковку чипсов. Хотя, наверное, в больнице меня всё же как‑то кормили… клизмой, наверное.

Сон долго не шёл, и я ворочался полночи. Такое со мной было впервые за долгое время. Обычно я засыпал ещё до того, как голова касалась подушки, а тут вертелись какие‑то непонятные образы и голоса. Я вспоминал все события последнего месяца, и мне всё время казалось, что я упустил что‑то очень серьёзное. И в тот момент, когда я был совсем близок к разгадке… я уснул.

Глава 9

Солнечный луч пробежался по полу и скользнул на кровать. Вышеупомянутая кровать представляла собой столь пренеприятное зрелище, что луч поспешно скользнул дальше, как будто в надежде найти что‑нибудь более достойное своего чистого света. Луч застал эту развороченную кровать далеко не пустой. В кровати лежало тело. Тело не подавало ни малейших признаков жизни: глаза закрыты, пульса нет, бледная, я бы сказал даже синяя (хотя мне видно плохо) кожа и ни намёка на дыхание. Грудная клетка совершенно неподвижна, кровь по жилам не льётся. Тело можно было бы назвать трупом, если бы не одно «но»… Тело принадлежало мне! При этом ничего общего я с этим телом не ощущал. Я его не то что не чувствовал, я его в общем‑то даже не видел. Единственным «окном», соединяющим моё сознание с внешним миром, был приоткрытый на один миллиметр правый глаз. Через него‑то, как через иллюминатор, я и обозревал своё тело да ещё огромный красный глаз на стене.

Заметил я своё странное состояние за несколько секунд до появления лучика. Представьте себе, каково проснуться, совершенно не ощущая своего тела. Сначала мне показалось, что я умер. Однако, скорее всего просто по инерции, у меня дёрнулся глаз, и я понял, что ещё не всё потеряно. Хотя теперь я понимаю, что это была лишь последняя предсмертная судорога. Как я могу предположить, моё тело решило умереть и забыло сообщить о своих намерениях моей душе.

Я попытался напрячь все силы и встать. Бесполезно. Попробовал двинуть рукой… ногой… хоть пальчиком… Не чувствую. Некоторое время ушло на попытки скосить глаз, но обозреваемая мною картина не сдвинулась ни на миллиметр. Ни дышать, ни сопеть, ни кричать тоже не удавалось. Странное дело, я считал, что, если умер, душа спокойно отделяется от тела и улетает. У меня же всё не по‑человечески.

Хотя, опять‑таки, я могу предположить, что, возможно, все умирающие видят окружающий мир и после смерти, как я. И лежат вот так же неподвижно бессчётное количество времени. И глаз красный всё как‑то странно на меня смотрит…

Только сейчас я заметил, что в зрачке нарисованного глаза торчит зелёный перстень. Тот самый, который я недавно, как выяснилось, получил почтой по ошибке. Я вдруг запоздало удивился, что совершенно не думал о нём и о его местонахождении в последнее время. После того как я его достал из конверта и рассмотрел, он как бы перестал для меня существовать. Только как факт. Дескать, был… получил… посмотрел… и всё! А куда я его положил и почему во время обысков его никто не нашёл, я не знал. Только сейчас, когда я увидел его, я вспомнил, как ни с того ни с сего взял и бросил его через плечо сразу после того, как рассмотрел. Причём именно в сторону той стены, на которой ныне красовался глаз. Я так удивился, что задумался над этим фактом довольно надолго…

* * *

Прошло уже часа три. Хотя, возможно, для меня время летит медленнее или, наоборот, быстрее. Уверенным я не могу быть ни в чём. Кто‑то уже с десяток минут стучал в дверь, но открыть было некому. Я задумался о смысле жизни. Мысли текли на удивление быстро, и вообще… слишком много появляется умных мыслей. Это не к добру. Мне кажется, что прошло ещё часа два моего субъективного времени. Я однозначно решил, что мы живём не просто так, но зачем, – решил не думать, становилось страшно. Решил поразмышлять о чём‑то более насущном. Долго думал о «Братстве по крови» и пришёл к некоторым выводам. То ли я стал таким умным, то ли раньше об этом просто не задумывался, но есть возможность, что братству я нужен был вовсе не как переводчик. Да и моё одиночество дело десятое. Мало ли в нашем доме одиноко живущих людей? Вот документы, украденные у соседки – это понятно. Наверняка её муж занимался какими‑то важными исследованиями для правительства. Не исключено, – что перстнями или чем похуже. Иначе зачем бы ему прислали конверт с перстнем? Если его вообще‑то прислали именно ему, в чём полной уверенности нет. Вот пригласить бы Клавдию Степановну на допрос с пристрастием в Агентство. Они бы со своим экспериментальным гипнозом быстренько проверили все её слова.

Тут на меня опять нахлынула апатия. Тело‑то не двигается. Я бы даже сказал точнее – оно мертво! Как же я теперь без тела‑то? Никакой связи с внешним миром. А то ведь ещё возьмут и закопают…

* * *

Прошло ещё пятнадцать минут, когда послышался скрип в прихожей. Судя по тому, что никто не звонил – гости явно незваные. Однако единственное, что я вижу, – кусок своего бренного тела и стену. Так что, когда сзади послышались шаги, я только мысленно вздохнул и стал ждать.

Кто‑то тихо крался. Неумело, постоянно натыкаясь на разбросанные вещи, но всё же явно пытаясь красться. Прошло минуты две, прежде чем этот кто‑то почувствовал себя немного увереннее и подошёл к моей кровати. К сожалению, мой круг зрения не позволял увидеть гостя. Вскоре послышались звуки передвигаемых предметов и шуршание, которое не оставляло никаких сомнений о характере проводимых в комнате работ. В моём неудобном положении мне не оставалось ничего иного, кроме как превратиться в слух.

По правде говоря, хотя я старался об этом не задумываться, возможно, мне придётся «превратиться в слух» надолго, если не навсегда.

Гость явно не собирался отдыхать. Послышались звуки передвигаемой мебели и падения тяжёлых предметов. По шагам я следил за передвижениями гостя и примерно представлял, что он делает в данный момент: вот он скидывает недавно расставленные мною на полки книги, вот он открывает двери стенного шкафа и раскидывает одежду. Я очень надеялся, что он не додумается залезть за трубу батареи, ведь именно туда, как я недавно вспомнил, я спрятал небольшую сумму денег на чёрный день ещё год назад. Но вот послышались удаляющиеся шаги, гость ушёл, оставив меня снова наедине со своим страхом.

Едва стихли шаги, как я начал даже скучать по своему незваному гостю. Единственное, что меня ставило в тупик, так это то, что его не смутило присутствие моего бренного тела на постели. За все двадцать‑тридцать минут, что он был в квартире, только один раз он задержался рядом со мной, да и то на секунду.

Чёрт, о чём я думаю? Нужно думать о том, что делать дальше. Хотя, вообще‑то, я делать ничего не могу… Разве что созерцать глаз, немигающе смотрящий на меня со стены.

Прошло немало времени. Я много думал. Думал обо всём: начиная от школьных годов и заканчивая сегодняшним днём. Обдумывал все свои ошибки, все победы и поражения. Долго думал о перстнях и о работе в Агентстве. До меня только теперь дошло, что эта работа может быть очень интересной, и даже более того: она может стать моим призванием, с нынешними‑то моими способностями. Ведь даже несмотря на все проблемы, последние дни были захватывающими. Это было именно то, о чём я мечтал ещё в детстве, читая под одеялом фантастические рассказы: приключения (увы, небезопасные), девушки (к сожалению, выбирающие других), сверхспособности (скорее причиняющие вред, чем пользу) и загадки (которые лучше и вовсе не разгадывать). И всё же в этом был свой шарм. Всё это было бы даже неплохо… если бы не моё нынешнее положение. И ещё я неожиданно вспомнил, что видеть в темноте я начал до того, как на меня надели перстень. Да и солнце мне уже начинало мешать на обратном пути из Киева, когда никаких перстней и в помине в моей жизни не было. Неужели гипноз может повлиять таким образом?..

* * *

Мои мысли уже начали разбредаться. Я уже не мог рассуждать так чётко, как несколько часов назад. Да и не хотелось. Меня охватила апатия. Мне кажется, что я сошёл бы с ума, пролежи ещё несколько часов неподвижно в одиночестве. Но меня спасли события, которые произошли в ту секунду, когда, моя апатия проходила последнюю стадию. Сначала зазвонил телефон. Он звонил раз восемь, минут по пять. Мне даже стало интересно, кому я так сильно понадобился. Едва стих последний звонок телефона, как кто‑то начал барабанить в дверь. Терпения явно кому‑то не хватило, потому что буквально через минуту в двери повернулся ключ и она скрипнула открываясь. Я примерно догадывался, кто это мог быть, но хотелось проверить свою догадку…

И я оказался почти прав. В коридоре раздался зычный голос:

– И какого чёрта вы притащили меня сюда?! Если этот придурок не хочет идти в лабораторию, приведите его под дулами автоматов, хоть целую армию вызовите, но приведите… Так ведь нет! Зачем им армия, когда есть профессор. И задолженности по зарплате за год ему не придётся отдавать. Ну что уставился? Иди вперёд! Тоже мне защитники отечества, несчастного учёного в самое пекло пускают, – в коридоре послышалась возня, которой обычно сопровождается потасовка.

Я сразу узнал горластого Нестерова. Оказывается, это он настолько по мне соскучился, что решил сам заехать за мной. Как мило. Может, он ещё и кофе в постель принесёт?

Раздались шаги, и кто‑то быстро приблизился к постели.

– Простите, но он же мёртв, – раздался незнакомый голос.

– Как это мёртв?! – гаркнул Нестеров.

Неожиданно картина, раскрывающаяся перед моими не совсем зрячими очами изменилась, и в поле моего зрения возникла красная и злая физиономия.

– Вот засранец! И вправду мёртв… минуточку, да, судя по состоянию тела, он мёртв не один день! Вот и характерная колотая рана.

Колотая рана? Помнится, я ложился спать весьма здоровым. Ну уж колотых ран точно не было, я бы наверняка заметил. Да и мёртвым я себя в последние несколько дней не ощущал. Больным – да, без сознания – тоже бывало, но чтобы мёртвым!

– Нет, ну это надо! – со злостью воскликнул учёный. – Он что, специально сдох?! Да у меня одних тестов было подготовлено на ближайший месяц шестьдесят штук, не говоря уже о… Да я бы его за это сам убил, если бы он не был уже мёртв! Хотя… Нужно его срочно забирать в лабораторию, пока не приехали местные власти. Они, конечно, никогда не торопятся, но чёрт их знает. Эй, капитан, или как там тебя, заворачивай его в ковёр, который висит на стене, и тащи в машину.

Я даже обрадовался тому, что меня сейчас отвезут в лабораторию. Может быть, там они смогут мне помочь. В конце концов, есть же современная техника. Да и должны же они понять, что одной колотой раной меня не убить. Ведь от десятка пулевых ранений я очухался.

В этот момент из коридора раздался удаляющийся голос Нестерова.

– …может, мы ещё успеем провести тесты на спинном мозге, да и опыты на мозжечке куда удобнее ставить со снятой черепной коробкой…

Весь мой оптимизм куда‑то пропал.

С распиленной черепной коробкой я красивее выглядеть не стану, да и шляпу неудобно носить. Нет, ну какая же зараза этот Нестеров! Сначала экспериментальный гипноз, теперь, значит, черепная коробка! Ну, погоди! Вот только оживу, встану и так отделаю! У тебя не то что детей не будет, ты у меня всю жизнь под капельницей лежать будешь! Да я тебя…

– Ну и бардак тут у него. До чего же люди доходят. Такой помойки я даже в квартирах наркоманов не встречал, – неожиданно поведал кому‑то уже знакомый мне по голосу капитан.

– И не говори. Чего только один глаз на стене стоит. Такая мерзость.

– Напоминает бред сумасшедшего, не находишь? – послышался голос с прибалтийским акцентом.

И этот голос тоже кажется знакомым. Но откуда?

– Глаз? Фу какая гадость. А я и не заметил его под ковром.

Под чем?! Никакой ковёр глаз ещё минуту назад не прикрывал. Сейчас, правда, я ничего сказать не могу, потому что вижу теперь только потолок.

– И не говори, – опять послышался знакомый голос.

Ну, где же я его слышал?

– В этот ковёр мы его и завернём, – сказал капитан. – А зачем тебе?..

Послышался глухой удар и тут же за ним звук падающего тела. Не моего. Перед тем как на меня набросили ковёр, меня перевернули и я успел увидеть лицо человека, только что оглушившего, а может, и убившего капитана. Лицо было мне незнакомо. Но вот голос я вспомнил. И ошибиться я не мог. Сначала меня сбил с толку прибалтийский акцент, но этот голос я не мог забыть. Это был человек, которого я называл Колдуном.

Если честно, то я даже немного обрадовался. Уж этот‑то должен догадаться, что я почти жив… ну, по крайней мере, ещё мыслю, а значит, существую. Может, хотя бы он захочет услышать мои мольбы о пощаде, прежде чем убьёт, а для этого меня придётся оживить. Учитывая то, что он делал на дискотеке, для него это пара пустяков. Хотя, судя по тому, что творил на дискотеке я, это и для меня должно быть плёвым делом. Но всё же я с надеждой стал ждать, что же будет дальше. Хуже‑то быть не может, так что бояться нечего…

– Значит, всё‑таки подох… – неожиданно услышал я совсем рядом с собой огорчённый голос.

А я уж понадеялся…

– Перстенёк‑то мой тебе теперь не понадобится, я думаю? – с издёвкой добавил Колдун.

Я, естественно, молчал.

– Так я и думал…

Послышался шорох, и мой взгляд сместился с ближней стены на потолок. Однако мне было всё равно. Я вдруг вспомнил о том, что говорил мне Нестеров. Ведь когда снимают перстень, человек умирает. С другой стороны, я‑то вроде уже и не живой. Хотя и мёртвым меня назвать язык не поворачивается. Особенно у меня…

Но тут мне стало совсем не до размышлений. Я увидел, как Колдун, наконец появившись в поле моего зрения, берёт мою руку с перстнем. Я так сосредоточенно следил за движениями его рук, что время замедлило свой бег. Я отчётливо видел, как он одной рукой сильно сжимает мою кисть, а другой со всей силы дёргает за перстень. И перстень, блеснув мне напоследок красной искоркой, легко слетает с моего пальца. Видимо, Колдун и сам не ожидал, что перстень так легко снимется, потому что он слегка покачнулся, не удержав равновесие, упал и выругался.

Мертвее, чем я уже был, я не стал. Значит, либо я уже и так совсем мёртв, либо что‑то тут не так.

Видимо, так решил и Колдун, потому что он окинул моё бренное тело подозрительным взглядом и, неожиданно резко приблизив своё лицо к моему, распахнул мои веки. Если бы я мог, то, наверное, сказал бы спасибо. Теперь я мог наконец рассмотреть Колдуна получше и увидеть, что одет он в милицейскую униформу, как и человек, лежащий недалеко от меня. Жив капитан или мёртв, я не знал. Колдун же, так ничего интересного в моих глазах не увидев, убрал перстень в карман и подошёл к оглушённому милиционеру. Неожиданно он незаметным движением привёл тело в вертикальное положение и похлопал его по щекам.

– А?..

Милиционер слегка сонно открыл глаза, пытаясь понять, что происходит.

– Ты чего задумался? – совершенно спокойно спросил Колдун.

– Я? А… ну да… Ну что, понесли, что ли? – пришёл в себя милиционер.

– Сначала нужно его в ковёр замотать, – напомнил Колдун.

– Ага. Давай. Я разложу ковёр, а ты тело к нему подтащи…

Из ковра слышимость была очень низкая. Если быть точным, то я вообще ничего не слышал, кроме двигателя машины, на которой меня куда‑то везли. Мне почему‑то с сожалением подумалось, что везут меня вовсе не в морг. Мне так стало себя жалко, что я даже прослезился… мысленно…

За переживаниями я не заметил, как моё тело вынесли из машины и понесли куда‑то. Судя по всему, в лабораторию, потому что когда меня вытащили из ковра, то первым, что я увидел, был стол с какими‑то колбами и прочей фигнёй, которая так всех интриговала на уроках химии в школе.

Положили меня конечно же на операционный стол, потому что надо мной светила огромная лампа, типичная для операционных, как их показывают в фильмах.

– Ну что? – послышался голос, в котором я легко узнал Сергея Ивановича, по всей видимости пришедшего проведать «больного».

– Мертвее не бывает, – ответил уже начинающий меня раздражать Нестеров.

– Лидии пока что лучше не говорить. Боюсь, она слишком болезненно воспримет известие о его смерти. Тем более удачно, что она как раз сегодня уехала на оперативку в Киев.

Надо мной появилось озабоченное лицо главного.

– Нужно её там ненадолго задержать… на недельку‑две.

– Без проблем, – с готовностью ответил доктор. – Тем более там как раз дело есть подходящее. Трупы с разорванными артериями. Видать, очередной маньяк фильмов про вампиров пересмотрел.

Сергей Иванович нахмурился.

– Я надеюсь, что ты прав и это всего лишь маньяк…

Послышался смешок.

– Да брось ты. Ты же не веришь в эту фигню?

– Всякое бывает, тебе ли не знать. Ну ладно, не будем сейчас об этом. У нас других забот хватает. Нужно снять перстень. Шестой экземпляр нам весьма пригодится, хотя лучше бы… да чего уж там… – махнул рукой главный.

– Конечно… А на какой руке он был?

– А не всё равно? – раздражённо отвечает Сергей Иванович.

– На правой нет.

– Ну, посмотри на левой.

– И на левой нет.

– Что?! Ты что, идиот… – Сергей Иванович замолчал и пропал из виду, видимо, сам решил проверить. Спустя ещё минуту:

– Быстро вызывай спецгруппу! Кто забирал с тобой тело?! Как его фамилия?

– Одного Сергеев, а второго… – протянул Нестеров.

– Второго?! Я с тобой одного Сергеева посылал! Как выглядел второй?

Дальнейшего я не услышал, потому что меня отвлёк звук. Очень тихий и уже немного подзабытый, но от этого не менее прекрасный. Я на некоторое время просто растворился в этом звуке. Я очень боялся ошибиться и поэтому старался даже не думать, чтобы не отогнать это наваждение. Но это было определённо не наваждение. Я в этом окончательно убедился спустя несколько минут. Я просто физически ощущал, как мой организм пробуждается от своего странного сна: сердце начинает медленно качать кровь, лёгкие начинают расширяться и сжиматься. В общем, организм решил‑таки вспомнить о своей работе, от которой он нагло отлынивал последний десяток часов. Я был так счастлив, что не сразу заметил, что обстановка вокруг меня слегка изменилась: появилось несколько людей в белых халатах и масках. Среди них легко угадывалась дородная фигура Нестерова. По всей видимости, за меня всё‑таки решили взяться всерьёз. И это тогда, когда я наконец‑то почти ожил. Мне вдруг стало так обидно…

– Значит, сначала сделаем разрезы здесь и здесь… – донёсся до меня голос Нестерова.

От реплики доктора меня отвлекло ещё одно обстоятельство: я начал ощущать холод. Особенно спиной и тем, что пониже, я понял, что лежу на холодном железном столе. Это открытие, вопреки всей ужасности, меня обрадовало ничуть не меньше, чем первый удар сердца.

– Начинаем, – неожиданно отчётливо прозвучал голос Нестерова.

Но начать они ничего не успели. Потому что спустя секунду лежание на холодном железе дало о себе знать и я неожиданно дёрнулся всем телом и… громко чихнул.

Тело вновь стало мне повиноваться. От радости я вскочил как был, в одной набедренной повязке странного фасона, и вдохнул наконец‑то полной грудью воздух. Как я соскучился по этому сладкому ощущению вдоха…

В лаборатории стояла полная тишина. Врачи, видимо, были не из слабонервных. Потому что никто в обморок не упал. Они просто в оцепенении, не мигая, смотрели на меня.

Тут я вспомнил, что, собственно, со мной собирались сделать, и наконец дал волю чувствам:

– Ах вы крысы лабораторные! Меня резать!!! Я вам покажу тесты на мозжечке!

Неожиданно, исключительно по наитию, я подскочил к ближайшей фигуре в халате и ударил между ног. Совершенно случайно (честное слово) этой фигурой оказался уже порядком разозливший меня Нестеров…

* * *

– И не женюсь я никогда, ведь всё ж дороже мне свобода… Чем эти девичьи уста, что подарила нам природа… – распинался актёр на сцене.

Эх… как давно я не был в театре. На самом деле первый и последний раз я был в театре ещё в детстве… кажется, на спектакле «Кот в сапогах». Помню, что родители меня еле затащили, а потом весь обратный путь я у них допытывался, зачем убили бедного людоеда. Это был сильный удар по моей детской психике… Шучу, конечно, но всё же людоеда было действительно жалко. Как бы там ни было, а ходить в театр, как оказывается, интересно. Особенно когда ты можешь видеть всё действие, даже то, что происходит за кулисами. Видишь, как актёры судорожно бегают от одного выхода к другому и пытаются не забыть текст, неоднократно бубня его под нос. Иногда мне даже удавалось услышать весьма чётко их мысли. Правда, мысли зрителей почему‑то услышать не удавалось. Но над этим я совершенно не задумывался: я просто расслаблялся. Как приятно ощущать своё бренное, но от этого не менее родное тело: двигать им, ощущать запахи, осязать. Всё‑таки правильно говорят: что имеем – не храним, потерявши – плачем, но уже, как правило, оказывается слишком поздно. И как всё‑таки хорошо, что для меня ещё ничего не поздно. Как прекрасна жизнь! После того как я долгое время был с самим собой наедине, после того как почти умер. Я действительно понял, как мне повезло, что я одарён таким богатством, как жизнь. Причём в довольно неплохом теле. Хотя, конечно, надо бы над ним ещё поработать… но об этом потом.