Текст книги "Зачарованный"
Автор книги: Алекс Флинн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Глава 4
Весь остаток дня я не могу думать ни о чем, кроме идеи Мэг уговорить принцессу Викториану надеть мои туфли. Я так не волновался… да может, никогда в жизни. Сегодняшний день очень суматошный, сидеть и мечтать некогда, но это даже хорошо. Отдирая набойку или прострачивая шов, я пытаюсь спланировать, как это можно было бы организовать. В шесть я решаю закрыть мастерскую на час, чтобы поужинать. Мама должна быть дома, и я хочу ей об этом рассказать. Мэг уже ушла, но ее брат Шон говорит, что разрешит нашим клиентам оставлять обувь для починки в кофейне. Если, конечно, они вообще будут.
Когда я наконец освобождаюсь, на улице идет дождь. Но я все равно лечу домой на своем велосипеде как на крыльях.
Подъезжая к дому, я понимаю – что-то не так. Свет не горит, не включен кондиционер. Мама сидит на диване и обмахивается журналом.
– Привет, никогда не угадаешь, кого я сегодня видел, – говорю я.
– Ой, Джонни.
На маме футболка с надписью «Люби эту собаку». Это ей дали на второй работе – в заведении, где торгуют хот-догами.
– Извини, так жарко, – Мама подходит к окну. – Они…
– Отключили электричество. Понял.
Она кивает.
– И сколько мы должны?
– Пятьсот долларов. Нужно было оплатить либо его, либо аренду. Я взяла немного льда у миссис Кастано. Так мы сможем до зарплаты держать еду в холоде, если, конечно, не будем слишком часто открывать холодильник.
Я складываю в уме выручку за сегодняшние починки. Да, это мало чем поможет. Теперь я жалею, что сделал скидку на десять долларов тому парню из Сент-Луиса.
Но мама улыбается, будто привыкла к этому. Это действительно так. Прошлым летом было то же самое.
А я не хочу привыкать к такому. В детстве мама превращала отключение электричества в игру, как будто живем в кемпинге. Но сейчас я знаю, что это не игра. Интересно, как скоро мы вообще не сможем оплачивать никакие счета и потеряем наш бизнес?
– Ну так скажи мне, – говорит мама, – ты видел принцессу?
– Ага.
Я пытаюсь улыбнуться, но вдруг моя встреча с Викторианой перестает мне казаться таким уж важным событием. Ну, то есть, кто такая вообще эта принцесса? Просто человек, который выиграл при рождении в лотерею, кому не нужно ничего делать и у кого все есть, тогда как нам, остальным бедным неудачникам, приходится пахать. Точно. Меня буквально трясет от жары.
Но мама хочет услышать об этом.
– Где ты ее видел? Она красивая? Она была пьяная? У нее миллион слуг?
– Да-а… мы… Райан и я… видели, как она заселялась в отель. Фарнесворт как язык проглотил. А еще у нее есть собака, ищейка.
– Твой папа всегда хотел ищейку, – смеется мама.
Она смотрит на книжную полку, там стоит ее свадебная фотография размером восемь на десять. Я тоже бросаю на нее взгляд. Мама достала белые свечи, которые продают у нас в супермаркетах в сезон ураганов. Мы держим их поблизости на случай отключения электроэнергии. Она расставила их вокруг снимка так, что все это теперь выглядит как алтарь.
А вообще, похоже на то, что мой отец – полный придурок. Когда мне было два года, он пошел на рыбалку и не вернулся. Мама годами искала его, нанимала убогих частных сыщиков, чтобы пробить его водительские права и номер страхового полиса и узнать, не работает ли он где-то, пыталась найти его через Интернет. Ничего. Это как в одной книге, которую я однажды видел в букинистическом магазине, она называлась «Как исчезнуть так, чтобы вас никогда не нашли». Там рассказывалось, что нужно сделать, чтобы инсценировать собственную смерть, а потом стать другим человеком.
Если, конечно, он действительно не умер.
– Знаешь, – говорю я маме, – кто-то мне рассказывал, что если человека не находят в течение семи лет, то считается, что его нет в живых. Тогда можно получить пособие.
– Он не умер.
Все это мы уже проходили.
– Откуда ты знаешь?
– Когда мы учились в школе, он каждый день приносил цветы и вплетал их мне в волосы.
– А при чем тут это?
Я в изумлении смотрю на нее.
– Если это родственная тебе душа, ты знаешь, когда она умирает, – говорит мама.
Я качаю головой. Если у них была такая огромная любовь, то он бы не мог так просто уйти. Но она не станет слушать.
– Как раз сейчас нам бы очень пригодилось это пособие. Ты хочешь потерять наш бизнес и всю оставшуюся жизнь работать в «Люби эту собаку»?
– Расскажи мне еще о принцессе, – говорит мама, явно с целью сменить тему.
– Она увлекается обувью. Мэг советует мне договориться, чтобы она стала носить одну из моих моделей. Но я думаю, это глупо.
Еще час назад я не думал, что это глупо, но тогда я и не обливался потом от жары. Сейчас кажется безумием надеяться, что Викториана захочет иметь что-то общее с таким, как я. Нет, конечно, она была мила. Ее с рождения учили этому. Легко быть милой, когда все получаешь на блюдечке с голубой каемочкой.
Но мама рада поговорить хоть о чем-то, не связанном с нашей бедностью.
– Какая замечательная идея. Мэг права. То, что она остановилась в этом отеле, – твой шанс. Этому суждено быть.
Жара сдавливает мою голову так, что перед глазами появляются красные и черные круги. Я хочу вернуться на работу, там хотя бы холодно и тихо.
– Как ты можешь верить в эту… иллюзию? Посмотри правде в глаза – отец никогда не вернется, и я никогда больше не увижу принцессу. Ничего хорошего никогда не произойдет. Вот чему суждено быть!
Мама ничего не говорит, просто берет журнал и начинает им обмахиваться, закрывая лицо, и мне вдруг становится плохо. Она не хотела быть бедной. Мой отец оставил ее тоже не по ее воле. Она делала все, что могла. Я хочу извиниться, но от жары не могу даже говорить.
– Кроме веры, у меня ничего не осталось, – наконец говорит мама.
Я делаю глубокий вдох.
– Извини. Я знаю. Смотри, я сейчас возвращаюсь в отель на работу. И ты тоже должна пойти. В мастерской прохладно. Если мы останемся там до темноты, то здесь нам придется только спать. А к тому времени жара уже спадет.
– Иди сам, – качает она головой. – Но давай я сделаю тебе яичницу. Я могу зажечь плиту спичкой. Нам нужно съесть продукты, пока они не испортились.
Я киваю. Вот тебе и волшебство.
Глава 5
Всю следующую неделю я пытаюсь снова увидеть принцессу Викториану. Это ведь должно быть не сложно, правильно? Учитывая, что она живет в отеле, в котором я провожу по шестнадцать часов в день (больше, чем обычно, в связи с отсутствием кондиционера дома), а также то, что у нее вряд ли может получиться пройти по холлу незамеченной. Я стараюсь подружиться с папарацци, дежурящими у входа, но быстро понимаю, почему они со мной разговаривают: они надеются, что я знаю распорядок дня Викторианы.
Но это не так. Я знаю только то, что каждое утро ровно в восемь слуга выводит ее ищейку на Коллинз-авеню и что почти каждый день в газетах появляются фотографии принцессы, ночи напролет тусящей на вечеринках в «Мэншне», «Опиум-гардене» или в других местных клубах.
Но у меня все-таки получается разведать, куда ходит собака. На следующий день в «Майами геральд» появляются фотографии ищейки, рыскающей в районе порта Майами.
В интервью этой газете Викториана говорит: «Я не знаю, куда прислуга водит гулять мою собаку. В Алории я моту выгуливать ее сама, но здесь меня везде преследуют репортеры».
Фото сопровождается подписью: «Затравлена?»
В журнале «Пипл» еще один снимок Викторианы, танцующей на столе.
Я теперь сплю в мастерской, уткнувшись лицом в прилавок. Я надеюсь увидеть ее, когда она будет возвращаться с одной из своих попоек, но этого не происходит. Клянусь, иногда я просыпаюсь и вижу, что она стоит за горшками с пальмами или даже совсем рядом, у закрытой на ночь кофейни Мэг. Наверное, это галлюцинации от недосыпания.
Но однажды она приходит в мою мастерскую.
Да. Правда. И она пьяна.
Само по себе это не удивительно. Шокирует то, что она так напилась, что стала разговаривать со мной.
– Escusez-moi, – начинает она, пока я разгибаюсь и вскакиваю на ноги. – Я авария.
Еще до того, как я обретаю дар речи, принцессу прерывают какие-то голоса. Огромные тени двух телохранителей полностью закрывают ее от меня.
– Non! Non! – возражает Викториана. – Я должна с ним говорить сама.
Она раздвигает эти горы мяса своей маленькой белой ручкой и проходит между ними, как ледоруб сквозь скалу Рашмор. Те, очевидно, не хотят разъединяться, но у них нет выбора. Она их принцесса.
Викториана ставит свою туфельку на прилавок. Она оливкового цвета, из змеиной кожи, стоит больше тысячи долларов, и на ней порвался ремешок.
Всего этого я почти не замечаю.
Я вижу только то, что эта туфелька все еще на ее ноге. На моем прилавке!
– Мило, правда? – говорит она.
– Да, – едва выдыхаю я.
Потом, правда, понимаю, что принцесса имеет в виду обувь. Да, милая. «Донна Каран», Италия. Это весенняя коллекция – я видел их в «Вог».
– Мне нужна ваша помощь. – Произнося букву «п», она обдает меня парами мохито, и я чувствую запах рома и мяты. – Они, они мои любимие, а теперь они… – Викториана с отчаянием всматривается в свою ногу, будто это раненый щенок, – порвались.
– Хорошо.
Я тянусь за туфлей – несмотря на волнение, инстинкт срабатывает. Но тут же останавливаюсь под недобрым взглядом ее телохранителя.
– Э-э… я могу помочь вам. Я могу ее починить.
– О, merci! – Принцесса начинает хлопать в ладоши и при этом почти падает, но охранник подхватывает ее. – А вы сможете ее починить до завтра? До половини одиннадцатого? У меня в полдень ланч с мэром, и мне нужно одеться заблаговременно. Это самое важное.
На мгновение мне начинает казаться, что она совсем не пьяна. Что она говорит не просто о туфельке, а о чем-то серьезном. Например, о мире во всем мире.
Но потом Викториана снова качается, и я начинаю сомневаться, что она вообще проснется к половине одиннадцатого, а тем более сможет идти на двенадцатисантиметровых шпильках-ходулях.
– Я сделаю ее к этому времени, – несмотря на все свои сомнения, говорю я, уже пытаясь придумать, под каким предлогом попросить ее примерить мои босоножки.
– Ви мой герой!
Принцесса резко наклоняется вперед, слишком гибко для выпившего человека, и целует меня в щеку. Потом снимает туфельку. Ее нога соскальзывает с прилавка, и Викториана падает к телохранителям.
– Скажите ему номер моей комнати, – придя в себя, говорит она. – Я не помню.
Охранник говорит что-то по-французски.
– Non. Я хочу, чтоби именно он ее доставил. Он симпатичний.
Принцесса считает, что я симпатичный и приглашает меня к себе в номер? Невозможно.
Я ухмыляюсь, но охранник бросает на меня очередной свирепый взгляд.
– Она в пентхаусе В.
– И вот! – Принцесса опять перевешивается через прилавок, чтобы я вновь мог впитать и ее синие глаза, и запах мохито. – Это за срочность.
С этими словами она передает мне пачку денег.
Триста долларов.
– Нет, это слишком много…
Я пытаюсь вернуть ей банкноты. Большие чаевые в отеле, конечно, иногда дают, но мне неудобно наживаться на явно пьяном человеке, хотя я уже просто ощущаю прохладу от работающего кондиционера.
– Non. Я знаю, что это триста долларов. Это и будет как раз столько стоить, если ви вовремя сделаете мои туфли и доставите их лично. Доставите лично! Я уверена, что ви понимаете. – Она собирается дотронуться до моей руки, но случайно касается моей груди. – Oui?
Принцесса поднимает глаза, и я осознаю, что она ждет какого-то ответа. Будто надеется, что я все-таки заговорю, хотя сама только что прикоснулась ко мне, отчего я до сих пор стою с открытым ртом. Потом закрываю его и снова открываю.
– Э-э… oui? Спасибо. Я… э-э… буду у вас в десять тридцать.
– Не раньше. Я должна хорошо поспать, чтоби бить красивой.
Я не просто чиню этот ремешок. Я проверяю каблук и заменяю набойку. Жаль, что у меня нет второй босоножки, я бы тогда смог сделать все еще лучше. Но я все равно навожу глянец, а также проверяю, не разошелся ли где-то шов. Уж эту принцессу ее туфелька точно не подведет, раз я взялся за дело. Я помню, как она сказала о важной встрече с мэром, и пытаюсь представить, о чем они могли бы разговаривать: какой-то важный дипломатический вопрос, договор между нашими странами? И эти переговоры могли сорваться, но я спас положение, идеально отремонтировав любимую туфельку Викторианы. Может быть, я получу за это медаль. Или буду возведен в рыцари.
Ладно, кого я дурю? В Майами же не война, и я буду счастлив, если мне хотя бы просто удастся посмотреть на принцессу лишние пять минут. И может быть, когда она увидит, как классно я все починил, то согласится походить немного и в моих босоножках, когда я их закончу делать.
В девять я иду в бассейн. Мне нужен Райан. Но он опоздал и прошмыгнул незаметно, а сейчас уже спит на своем стуле спасателя, без рубашки.
– Слишком много клубился вчера? – спрашиваю я.
Он вздрагивает и просыпается.
– Не то чтобы много. Ты бы тоже зашел как-нибудь.
– Нет денег, – пожимаю я плечами. – О, а ты, я вижу, сегодня без рубашки?
– Нравлюсь?
Он играет мышцами.
– Не, я просто надеялся, что раз тебе сейчас не нужна рубашка, то, может, я мог бы ее одолжить…
– Ага, чтобы она пропахла потом. Сомневаюсь.
– Пожалуйста.
Я рассказываю ему о Викториане и туфельке.
– Я не могу прийти к ней в грязной рубашке, которая была на мне всю ночь.
– Есть идея, – усмехается Райан. – А как насчет того, чтобы я доставил туфельку? Я все равно симпатичнее.
– Не получится. Она же меня попросила. К тому же ты сейчас работаешь. Ты работаешь с… двадцати пяти минут десятого. А твоя смена ведь начинается в девять?
– Ты меня шантажируешь?
– Какое неприятное слово. Я просто хочу, чтобы ты по-дружески одолжил мне свою рубашку, ведь и я по-дружески не выдаю тебя.
– Хорошо. – Он вынимает свое красное поло от «Аберкромби и Фитч» из спортивной сумки. – Чтобы к одиннадцати вернул.
– Договорились. – Я беру поло и иду в холл. – Спасибо.
Потом я нахожу мою подружку Марисоль, горничную. Я уговариваю ее разрешить мне воспользоваться душем в одном из номеров, откуда выехали постояльцы. Я принимаю душ и мою голову их шампунем. Рубашка Райана слегка висит на мне, а еще жалко, что у меня нет одеколона или хотя бы чистого белья. Но все равно – я выгляжу хорошо.
Я знаю, это безумие – вот так готовиться и нервничать из-за какой-то принцессы. Ну да ладно, имеет же парень право помечтать? Вот он я – в Саут-Бич, мировой столице развлечений, но все, что я могу себе позволить здесь, – это только чинить обувь и желать чего-то несбыточного. Так почему мне хотя бы не попытаться?
Глава 6
Лифт поднимается до пентхауса почти целых пять минут. Я стучу в номер Викторианы, а потом в ожидании хожу кругами, как навязчивый ухажер. Наконец гора Эверест в лице охранника спрашивает меня, что я здесь делаю.
– Я был… я работаю в отеле. Я принес принцессе туфельку.
– Я возьму ее!
Охранник хватает босоножку за ремешок и пытается закрыть дверь.
– Но я… она…
Я сбиваюсь… может, она еще спит… неужели я сейчас упущу свой единственный шанс?
– Вам заплатили?
Он держится за ручку двери.
Я киваю.
– Но…
– Тогда идите своей дорогой.
И дверь захлопывается.
Вот и все. Я возвращаюсь к лифту. Глупо было с моей стороны надеяться, что я смогу поговорить с принцессой о чем-либо, кроме ее порвавшегося ремешка. Ну, в том смысле, что – ну кто я такой? Какой-то бедный неудачник, работающий в отеле. Я должен быть счастлив, что мне вообще удалось ее увидеть. Когда-нибудь, наверное, я буду рассказывать об этом своим внукам. А они будут думать, что у меня уже начинается маразм.
Но все равно, мне хочется спуститься вниз и начать крушить что-нибудь молотком. Викториана попросила меня доставить ей туфлю лично. Я приложил для этого массу усилий. Это несправедливо, что он не пускает меня. Он всего лишь охранник, ничем не лучше меня, простого парня, который чинит обувь.
– Pardonnez-moi?
Мистер Эверест вернулся.
– Что вам еще надо?
– Это надо принцессе. Она говорит, что я должен попросить вас зайти в ее номер.
– То есть она действительно хотела, чтобы я доставил ей туфлю лично?
– Oui.
– То есть я был прав? А не врал просто с целью увидеть принцессу?
– Да, да. Разве я не это только что сказал?
Я смакую это.
– То есть я все-таки был прав, а вы были… какое слово сюда подойдет?
Лицо охранника становится багровым.
– Паслу-у-ушай, ти, малакасо-о-ос, если не хочешь видеть принцессу, я с радостью скажу ей, что ти ушел из отеля.
– Хорошо.
Я следую за ним в пентхаус.
Я никогда раньше не был в королевском люксе – он больше нашей квартиры. Повсюду цветы, и это немного напоминает похороны, но без тела. Есть даже аквариум с небольшой акулой, плавающей среди анемонов. Охранник проводит меня через комнаты – одну, другую, – в результате мы оказываемся в гостиной, декорированной в бело-синих тонах, чтобы сливаться с безоблачным небом за сверкающими застекленными дверьми. Принцесса сидит на большом плетеном стуле. Она вся в белом, золотистые волосы стекают по плечам, на ней туфли, которые я починил. Я с удовлетворением отмечаю, что левая блестит несколько больше, чем правая.
Не похоже, что Викториана с похмелья и спала только четыре часа. Она похожа на мраморную статую океанской богини. Если бы я встретил ее в «Уолмарте», то все равно бы понял, что это принцесса.
Я останавливаюсь, а затем кланяюсь.
– Пожалуйста. – Она жестом показывает, чтобы я выпрямился. – Пожалуйста, не нужно этого.
Я встаю. Викториана говорит с охранником по-французски. Он качает головой, но уходит, что-то бормоча и свирепо глядя на меня. Дверь закрывается, правда немного громче, чем необходимо.
Я наедине с самой красивой девушкой, какую я когда-либо видел. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, не дай мне сказать какую-нибудь глупость.
– Привет, Джонни.
Я вздрагиваю от звука своего имени, от того, что она его помнит.
– Я перепутала? Ти ведь Джонни? Мальчик, которий наблюдает за мной?
– Я не…
– Тут нечего стидиться. Все наблюдают. А мне приходится наблюдать украдкой.
– Украдкой?
То есть она действительно была там все те разы, когда мне казалось, что я ее видел. Но почему?
– Садись. – Викториана показывает на стул.
Я иду, по пути путаюсь в собственных ногах и почти падаю ей на колени.
– Извините.
– Все в порядке. – Она пристально смотрит вперед, ничего не говоря, будто ждет чего-то.
– Туфелька, она в порядке?
Я не имею понятия, зачем я здесь.
– Туфелька?
– Та, которую я починил. Надо было попросить у вас и вторую, чтобы я мог отполировать их обе, тогда они были бы безупречны. А еще я мог бы… – Я бормочу, бормочу… Остановите меня.
Принцесса глядит на меня, потом на свои туфли, и наконец до нее, кажется, доходит, о чем я говорю.
– A, oui. Туфелька замечательная, – тут она понижает голос, – туфелька, она била – как вы это называете? – уловкой.
– Уловкой? – шепчу я.
– Oui, уловкой. Я порвала ремешок специально, чтоби поговорить с вами, и притворилась пьяной, чтоби охранники не заподозрили моего обмана.
– Вы притворились пьяной? Но от вас попахивало мохито.
– Я выпила только одно, но сохранила в кармане мяту и потом жевала ее.
– Но вы спотыкались и вели себя… э-э…
– С ума сошел? – Викториана встает и, шатаясь, идет по комнате, точно копируя движения подвыпившего человека. На обратном пути она ударяется о мой стул. – Вот так я делаю все время.
– Но почему?
– По многим причинам. В основном для журналистов, чтоби казаться им безобидной, кем-то, кого можно висмеять, и чтоби они никогда не заподозрили о волнениях в моей стране, волнениях, – принцесса дотрагивается до своей груди, – здесь.
– Bay!
Мэг с ума сойдет, когда это услышит.
– Мне нужно било поговорить с тобой о деле чрезвычайной важности. Мне нужно било стобой встретиться… – Она смотрит на дверь. – Наедине.
Тут Викториана прикладывает палец к губам, потом на цыпочках крадется к двери и распахивает ее. В комнату вваливается охранник. Принцесса резко говорит ему что-то по-французски. Он уходит, но на этот раз Викториана ждет до тех пор, пока не убеждается, что его уже нет поблизости.
– Что вы ему сказали? – спрашиваю я.
– Что если я еще раз застану его за подслушиванием, то не только он потеряет работу, но и его детей выкинут из футбольной команди Алории.
– Жестко.
– Принцессе необходима личная жизнь, – Викториана подходит к балкону. – Давай вийдем.
– Разве это не опасно? – Я представляю снайперов, поджидающих ее на пляже, и вспоминаю, как на истории нам показывали пленку Запрудера, на которую он снял убийство Кеннеди. – А вдруг кто-нибудь… – Я изображаю выстрел.
– Non, – качает она головой. – К сожалению, самому для меня опасному человеку я очень нужна живой.
Я выхожу за ней. Океан ревет, нас окружают кричащие чайки. Принцесса закрывает за нами застекленные двери. Когда она поворачивается, в ее аквамариновых глазах слезы.
– Пожалуйста, – шепчет она. – Ти должен мне помочь.
