Текст книги "Американская ария князя Игоря"

20. Концерт Уитни Хьюстон

«Энд а-а-а-и-а-а-а-и-а-й уил олвейз лав ю-ю-ю-ю-у-у-у-у-у, уил олвейз лав ю-ю-ю», – негромко запел Сергей на подходе ко входу в зал.

– Слышь, милый, – деловито сказал Игорь. – Я, конечно, рад, что ты всегда будешь любить меня, как я себя, но мне достаточно завываний самой Бритни Спирс. Тебе при этом петь совершенно ни к чему.

– Вообще-то, она Уитни Хьюстон, – заметил Сергей, прекращая петь.

– Кто? – не понял Игорь.

– Тетка. Которая поет. Которую мы идем слушать. Она Уитни Хьюстон. Подруга телохранителя, – как можно доходчивее объяснил Сергей.

– А-а-а-а-а, – обрадовался Игорь. – Точно! Уитни Хьюстон! Это, однозначно, лучше, чем Бритни Спирс. Потому что Хьюстон, во-первых, черная, а значит, будет сливаться со сценой, а во-вторых, она не прыгает по сцене, как попрыгунья-стрекоза, от чего нормальных пацанов сразу мутить начинает.

– Стрекозы, вообще-то, не прыгают, они летают, – сообщил другу Сергей.

– Серег! – Игорь от возмущения даже остановился. – Ты что, классику в школе не учил? «Попрыгунья-стрекоза лето красное продудукала, оглянукала не успекала, как зимакала ей в дышло…»

– В то время стрекозами называли несколько видов живности, – объяснил Сергей. – Так что в данном случае имеется в виду обычный кузнечик. Ну, кузнечица. Только кузнечик может быть попрыгуньей. А стрекоза может быть полетуньей. Она не умеет прыгать. Въезжаешь?

Игорь задумался.

– В принципе, – нехотя сказал он, – как ни странно, ты действительно прав. Стрекоза же не умеет прыгать. Кузнечик умеет. А что, и правда во времена дедушки Крылова кузнечиков стрекозами называли?

– Правда, – подтвердил Сергей. – Они же стрекочут туда-сюда. Как стреконет – только зеленые пятки сверкают. Открыл я тебе глаза?

– Открыл, открыл, – ворчливо сказал Игорь, открывая дверь в зал. – Но ты особо-то не обольщайся. Я же не могу знать сразу все на свете – от эдаких знаний мозги могут вскипеть. Информацию в мозг нужно подавать постепенно. Порциями…

Зал в «Тадж-Махале», где должна была выступать Уитни Хьюстон, был огромный и больше напоминал крытый стадион. Стулья для зрителей были поставлены на здоровенной площадке перед сценой, никаких трибун не было и в помине.

На сцене была расставлена аппаратура и суетились какие-то работники, которые непрерывно что-то подкручивали, просовывали, подтягивали и так далее.

Выглядело это все не слишком эффектно – ни тебе здоровенных экранов, ни лазерных пушек, ни дымовых установок.

– Что-то мне это напоминает наш выпускной концерт в школе, – заметил Игорь. – Ударная установка у нас, может, была и попроще, но вот фонарики по краям сцены – точно такие же.

– Молчал бы уже, – сказал Сергей. – От твоих песен директриса до сих пор икает, все в себя прийти не может.

– А чего стесняться-то? – удивился Игорь. – Аттестат уже вручили, оттягиваться можно было по полной. Мне же надо было ей показать, что я не забыл угрозы перевести меня в другую школу.

– Не фиг было в восьмом по школьному радио эвакуацию объявлять, – заметил Сергей.

– Да ладно тебе, – заулыбался Игорь. – Это была гениальная идея. Я же тогда Маринку в радиорубке соблазнил – школа все равно часа два бегала на улицу и обратно.

– А, помню, помню, – встрял в разговор Вадик. – Я тогда еще, побегав по улице, такую простуду схватил, что две недели дома кайфовал: даже альбом с марками в чувство привел.

– Вот видишь, – сказал Игорь Сергею. – От меня всегда была сплошная польза. А уж как Маринка-то была довольна…

– Да будет врать-то, – возмутился Сергей. – Ты мне про соблазнение Маринки потом два года рассказывал. Сначала врал как сивый мерин, а потом признался, что ни черта тогда не получилось по молодости.

– Ну, не получилось, – легко согласился Игорь. – Со всеми бывает. Главное, это было в первый раз. И состоялось. Несмотря на то, что не получилось. Важен сам факт.

– Я, пацаны, что-то теряю вашу нить, вашу мать, – признался Вадик.

– Ты, брат, лучше за сценой следи, брат, – сурово сказал Игорь. – Почему ни одного экрана? Где лазерные пушки? Что за концерт-то такой, вообще? Обещали крутотень американскую, а тут подготовка – как к школьной самодеятельности. Если они что-то напутали и готовятся к выступлению Эдиты Пьехи – иди, разберись. Верни деньги за билеты. Отправь Пьеху обратно. Привези Хьюстон. Ну или хотя бы Шуфутинского.

– Не нравится эта Уитни Хьюстон – у меня для вас другой Уитни Хьюстон нету. Что поется в Атлантик-Сити – остается в Атлантик-Сити, понял? – невозмутимо ответил Вадик.

В этот момент свет в помещении слегка притушили, сцена ярко осветилась и на ней началось какое-то движение.

– Ну вот, стартуют, – сказал Вадик и начал, повинуясь инстинкту толпы, хлопать в ладоши и орать: «Уитни! Мы любим тебя, бэйби!»

Сергей посмотрел вокруг – примерно восемьдесят процентов зала состояло из чернокожих поклонников певицы. Они все хлопали в ладоши и орали: «Уитни! Мы любим тебя, бэйби!»

Игорь тоже хлопал в ладоши, но орал он что-то вроде «Люли-люли-лай» – создавал таким образом необходимый шумовой эффект.

Понемногу овации стихли, на сцену вышли музыканты с подпевкой и заняли свои места. Подпевка состояла из целого ряда эффектных темнокожих девушек в платьях с блестками.

– Ух ты, сколько девчонок, – обрадовался Игорь. – С такой поддержкой Уитни петь самой уже не надо.

(Игорь тогда еще не знал, насколько пророческими окажутся его слова.)

После этого на сцену к микрофону вышла какая-то странная чернокожая блондинка в малиновом брючном костюме.

– А это кто? – спросил Игорь Вадика. – На разогреве, что ли, будет выступать? Мы о разогреве не договаривались, так не честно.

– Не знаю я, кто это, – ответил Вадик. – Чего ты меня спрашиваешь? Я сам на ее концерте в первый раз. Я джаз люблю.

Блондинка между тем начала говорить в микрофон. Голос у нее был – один в один Уитни Хьюстон.

– И голос, как у Бритни Хьюстон, – сказал Игорь.

– Как у Уитни Спирс, – поправил его Сергей.

– Двойник, что ли? – продолжал допытываться Игорь.

– Да нет, не двойник. Это она и есть, – авторитетно заявил Вадик.

– Уитни Хьюстон? – спросил Сергей.

– Брутни Спирсон! – подтвердил Вадик. – Она это, зуб даю.

– Вадик зуб дает, – сообщил Игорь Сергею. – Будем брать?

– Не знаю, – пожал плечами Сергей. – Если это наша Уитни, она должна спеть так, чтобы у всех телохранителей все вскипело. Только так мы узнаем, кто это.

Блондинка на сцене между тем что-то непрерывно говорила. Звук в зале был плохой, слова звучали очень неразборчиво, так что Сергей вообще ни черта не понимал. Но зато зал после каждой пары-тройки предложений взрывался смехом и аплодисментами.

– Я понял, – сказал Игорь. – Это какой-то стендап-комик. Работает на разогреве.

В этот момент музыканты заиграли вступление и блондинка запела.

Это, безусловно, была Уитни Хьюстон – голос был ее. Ну, то есть тембр был ее, а звучал голос так, как будто мадам Хьюстон откушала два лотка с мороженым и запила это дюжиной ледяного шампанского.

– Господи, что это с ней? – потрясенно спросил Игорь. – Голоса же никакого не осталось как класса. Тетка, конечно, и раньше слегка фальшивила на высоких нотах, но голосина у нее был – о-го-го. Я помню, Кевина Костнера аж со стула сдувало вместе с его ножичком.

– Подумаешь, – обиделся за соотечественницу представитель коренной американской нации Вадик. – У нее всякие проблемы в жизни. Наркомания, алкоголизм, с мужем какие-то нелады – то ли он ее бьет, то ли она его тилибомкает. Да и телохранитель уже давно не пишет…

– У меня тоже с тетками нелады, – пожал плечами Игорь, – но я же на сцену петь не лезу.

– Так ты и не Уитни Хьюстон, – уколол друга Сергей.

– Ясный пень, – согласился Игорь. – Я же не блондинка.

На сцене между тем Уитни допела первую песню, поклонилась и обессиленно ушла за кулисы.

– Стоп, – возмутился Игорь. – Куда это она? Уже отпела, что ли? Концерт закончен?

– Имей совесть, – сказал Сергей. – Тетка перед этим непрерывно острила полчаса. Народ-то как хлопал – любо-дорого посмотреть.

– Ну да, острила, – фыркнул Игорь. – Я же послушал, что она там бормотала. Несла всякую обычную чушь: мол, спасибо вам, дорогие зрители, спасибо папе, маме, тете Саре и дяде Хачику.

– Якубовичу, надеюсь, сувениры не собиралась вручить? – поинтересовался Сергей. – А привет родному колхозу не передавала?

– Вот чего не было, того не было, – твердо ответил Игорь. – Зачем мне врать? Я врать не буду. Тем более по таким ничтожным поводам.

В этот момент на сцене ансамбль доиграл какой-то мелодичный, но совершенно попсовый инструментал, после чего на сцену опять выползла блондинистая Уитни. Она взяла микрофон и снова начала что-то говорить.

– Боже, – сказал Игорь, – второй серии разговорного жанра я уже не вынесу! Мне срочно нужно выпить.

– Дождись конца концерта, – посоветовал Сергей. – Ты же не будешь прямо сейчас вылезать? За такое и пристрелить могут.

– К концу концерта я уже кончусь, – заявил Игорь. – Так что выползаю. Ты не волнуйся, я умею с черными братанами общаться.

С этими словами Игорь встал и начал выбираться на свободное пространство. При этом он непрерывно извинялся, улыбался и даже временами останавливался, чтобы типа как пошутить с «братанами», но те смотрели на него как на пустое место и явно ждали, чтобы он побыстрее свалил. Наконец Игорь выбрался из своего ряда и направился к выходу.

– Игги, видать, цепануло, – заметил Вадик.

– Он никогда не любил Уитни, – открыл страшную тайну Сергей. – Да и вообще – не любит концерты всякой попсы.

– Правильно, – согласился Вадик. – Нужно ходить на джаз.

– Кто о чем, а лысый про баню, – разозлился Сергей, от раздражения исказив старую поговорку.

– Лысым, наоборот, нужно мыться заметно реже, – заметил Вадик. – Что им мыть-то? Башку платочком протер – вот и все мытье головы. Очень удобно. Я вот хотел как-то налысо подстричься, так Маринка не разрешила. Сказала, что любит волосатых мужчин. Мол, вторичный половой признак.

На сцене между тем Уитни закончила передавать привет тете Саре и перешла ко второй песне. От волнения и расстроенных чувств, вызванных плохими отношениями с мужем, Уитни не могла стоять на месте, поэтому села на высокий барный стул, который был поставлен там еще до начала концерта.

Песня, которую она исполняла, предполагала взятие нескольких высоких нот, но с ними мисс Хьюстон обошлась весьма небрежно: в первых двух припевах она эти ноты взяла на пару октав пониже, а в третьем Уитни, сделав вид, что она охвачена певческим экстазом, повернулась на барном стульчике спиной к залу, воздела руку кверху, и нужную ноту очень чистенько взяла девушка из подпевки.

– Пошлый номерок-то, – заметил Сергей. – Прям как в старые времена, когда рыцари, исполнявшие серенаду в честь дамы, сажали кастрата в кусты, чтобы тот в нужный момент выдал высокую ноту.

– Ты о чем? – недоуменно спросил Вадик. – Какие, к черту, рыцари?

– Я про Уитни, – объяснил Сергей. – Ни одной высокой ноты не берет. Поворачивается к подпевке, и кто-то из них за нее вытягивает. Ты что, не заметил?

– Нет, – признался Вадик. – Да мне на самом деле пофиг. Я попсу вообще не люблю.

– А мне не пофиг, – вздохнул Сергей. – Я ее люблю. Ну, то есть любил. Раньше.

В этот момент мадам Хьюстон допела песню, сорвала аплодисменты, взяла с колонки бокал с каким-то напитком и припала к нему.

– А тетка не дура выпить, – раздался голос Игоря, который вернулся к друзьям, причем на этот раз без всяких церемоний с «братанами».

Сергей посмотрел на друга. Тот раскраснелся, улыбался во весь рот, и от него вкусно пахло бурбоном.

– Один двойной или два двойных? – поинтересовался Сергей.

– Да что я, алкаш, что ли? – возмутился Игорь. – Один двойной. Потом одинарный. Потом еще одинарный. Зато теперь я могу слушать эту Уитни в полный Хьюстон. Кстати, где она?

На сцену в этот момент вышел какой-то толстый негр в очках, который взял микрофон и запел Change the World Эрика Клэптона.

– Не понял, – сказал Игорь. – Что-то она как-то резко изменилась. Паричок, что ли, сняла?

Сергей пихнул его в бок, чтобы Игорь замолчал.

– О! – обрадовался Игорь, прослушав куплет с припевом. – Да я за этого пузана сотню хьюстонов отдам. Кто такой, почему не знаю?

– Понятия не имею, кто это, – сказал Сергей. – Дай песню дослушать, классно же поет.

Мужик между тем действительно пел отлично: у него был хороший бархатный баритон, а манера исполнения звучала даже эффектнее, чем у Клэптона.

Впрочем, негры в зале хлопали ему на порядок менее восторженно, чем своей Уитни. Зато трое друзей аплодировали вовсю и даже орали «Браво!».

На сцену снова вышла Хьюстон и представила мужика – это оказался ее кузен.

– А еще говорят, что на кузенах гениев природа отдыхает. Да он поет на порядок лучше нее, – раскипятился подогретый алкоголем Игорь. – Дайте мне имя этого парня – я куплю все его диски!

– Она же его назвала, – сказал Сергей. – То ли Барри, то ли Бобби.

– То ли Чак, – сказал Вадик. – Но фамилия – не Хьюстон.

– В общем, Джедедайя, – подытожил Игорь. – Короче, имени певца мы не знаем. Фамилии тоже. Но подвиг его бессмертен – это же надо было так круто Change the World изобразить.

– У тебя просто эйфория на фоне четырех дринков и халтуры мисс Хьюстон, – объяснил Сергей.

Между тем Уитни снова запела. На этот раз она даже сумела простоять на сцене, не садясь, первый куплет и припев. Но потом сдуру полезла по тонам вверх, дала заметного «петуха», махнула рукой ансамблю – и тот сделал длинный проигрыш, во время которого певица что-то долго прихлебывала из бокала.

– Мужики, но вообще это дикое позорище, – сказал Игорь. – Если это называется настоящим американским шоу, то ее уделает даже Киркоров. Света нормального нет, звук поганый, певица не только спеть ни черта не может, но даже на сцене стоять не в состоянии. Что это вообще такое?

– Да, зрелище то еще, – согласился Вадик. – То ли дело – джаз.

На сцене Хьюстон кое-как допела песню, опять зарядив вместо себя подпевку, сорвала аплодисменты и снова припала к бокалу.

– Нет, нам-то не особо обидно, – продолжал кипятиться Игорь. – В конце концов, это Атлантик-Сити, да и за билет мы заплатили чуть больше ста баксов. Хрен с ними. Мы сейчас уйдем, оттянемся в казино и все такое. Но представляете, что будет, когда эта блондиночка припрется в Москву с концертами? В Кремлевский дворец! Люди купят билеты в партер по цене от пятисот до двух тысяч баксов и там увидят вот такое! Будет же смертоубийство!

В этот момент к сцене толстая негритянка подвела маленькую девочку. Ее усадили на край сцены и сунули микрофон. Уитни объявила, что это ее дочь Кристина и что девчушка сейчас споет.

– Твою мать, – сказал Игорь. – Я не верю собственным глазам.

Заиграла музыка, и Кристина стала что-то завывать совершенно кошмарным голосом.

– Пошли отсюда к чертовой матери, – скомандовал Игорь. – Уже четко понятно, что мамаша ни черта спеть не может, а вот зачем нам за свои же деньги слушать дочек, нянь, осветителей и ее водителя, я совершенно не понимаю. Пошли.

Вадик послушно вскочил, ему было на все наплевать, да и Сергей поднялся, понимая, что Игорь полностью прав: этот концерт кроме как несусветным позорищем назвать было нельзя.

Впрочем, похоже, что только они реагировали на происходящее столь негативно. Негры в зале по-прежнему улыбались, взрывались аплодисментами и орали: «We love you, baby!» Их вполне устраивало завывание дочки, они были готовы слушать водителя, повара и даже садовника.

– Я этого никак не могу понять, – признался Сергей, когда они засели в ближайшем баре с выпивкой. – Они не только не ушли с концерта, но ее даже не освистали. А это не просто халтура, а несусветная халтура. Проще ей было выползти на сцену, сесть на стул и врубить диск со своими старыми записями, где она еще в голосе была. Но как можно так позориться-то?

– У меня есть одна мысль по этому поводу, – заметил Игорь, прихлебывая из своего бокала. – Я просто вспомнил, как ходил в «Сатирикон» на концерт Аркадия Райкина летом восемьдесят седьмого года. Аркадию Исааковичу было тогда семьдесят пять лет. Ему было тяжело не только играть – ему ходить было тяжело, и он старался больше сидеть. Конечно, это была уже только тень замечательного артиста. Но публика, разумеется, не только не освистала его, но и встречала и провожала бурными овациями. Все понимали, что это счастье – увидеть живого Аркадия Райкина. Он потом умер в декабре того года.

– И что? – спросил Сергей.

– И то, что эти ребята в зале точно так же относятся к Уитни Хьюстон, – ответил Игорь. – Они в ней видят любимую певицу, невзирая ни на что: ни на то, что у нее голоса уже никакого ни черта не осталось, ни на то, что она не просто не танцует, а уже стоять на сцене не может, ни на то, что она вместо себя заряжает петь вообще кого угодно, включая безголосого ребенка.

– Думаешь, они считают, что Уитни со своей наркоманией скоро скопытится и они в последний раз видят живую Хьюстон? – спросил Сергей. – Все-таки сравнение с Райкиным не сильно удачное. Тетка еще молодая и полная сил. А что она не в состоянии элементарно выступать по причине алкоголя-наркотиков, но при этом лезет на сцену и устраивает позорище – на такое Райкин был не способен.

– Да я-то с тобой согласен, – сказал Игорь. – У меня то же самое впечатление – позорище редкостное. Я тебе просто объясняю, как на нее реагируют местные. Для них она – суперзвезда. Поэтому они ей прощают любую халтуру. Они ее любят – слышал же, как братаны орали весь концерт.

– Ну и фиг с ним, – сказал Сергей. – Это их проблемы. Мне просто обидно, что вместо настоящего американского шоу я увидел какую-то профанацию. Ладно еще, когда в Москву вместо нормальных шоу привозят какие-то огрызки, причем за дикие деньги. Но здесь-то, в самом логове шоу-бизнеса…

– Не расстраивайся, – сказал Вадик. – Завтра на джаз в Нью-Йорк едем. Вот там поймешь, что такое настоящее шоу.

Сергей тяжко вздохнул. Он не любил джаз. Но не мог обидеть Вадика отказом, тем более что тот на них уже потратил кучу своего времени.

– Ладно, – сказал Игорь, допивая свою порцию. – Пошли хоть в казино оттянемся. Надо как-то настроение себе поднять…