Текст книги "Рыцарь Леопольд фон Ведель"
Автор книги: Альберт Брахфогель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
– Отлично, Оедо, – воскликнул он. – Кто это с вами?
– Дворянин с севера, мой начальник. Господин Леопольд фон Ведель, наследник трех больших родовых имений в Померании! Он думает вступить в рыцари! А вам, – обратился он к Веделю, – рекомендую главнокомандующего нашим лагерем, высокоблагородного генерала Фейта фон Мюмингена!
– Ну, без церемоний! – красный довольно милостиво потряс руку Веделя. – Мы на войне с товарищами обращаемся без всяких церемоний. Вы устали и голодны, дон, прикажите подавать кушанья, и мы поздравим господина Веделя со вступлением на императорскую службу. – Генерал указал Леопольду место около себя, и все общество заняло места и приветствовало нового рыцаря звоном стаканов. В это время вошел Флорин, сделал тихо донесение капитану и уселся также за стол. Дон сел недалеко от Леопольда и оставил между собой и им место, как будто ожидая кого-то. Действительно, через несколько минут явилась женщина и села между ними.
– Это – Катерина, господин Ведель, – сказал Оедо, – незаменимый товарищ в наших опасных делах, прекрасная собеседница в свободное время и наша любимая хозяйка. Вам понравится ее веселое общество.
Леопольд поклонился Скоро все занялись тарелками и бокалами Леопольд не был особенно удивлен встретив здесь женщину, как будто он хорошо знал военные обычаи того времени, когда каждый офицер возил при себе женщину.
Кате было около двадцати лет, она была отлично сложена, гибкий стан и черты лица были красивые, но что-то напоминало Сидонию фон Борк: взгляд ее черных глаз постоянно менялся и был, то слишком вызывающий, то необыкновенно хитрый.
Одежда этой дамы была поразительна и не свойственна женскому полу. Темно-зеленое платье было так коротко, что виднелись не только венгерские полусапожки, но даже полные икры в белых чулках, сверху платья она носила мужской сюртук с желтыми испанскими рукавами, обшитый красным шелком и серебряными галунами. Шарф из такой же материи охватывал талию и с правой стороны имел кожаный карман, как обыкновенно носили хозяйки того времени. Распущенные роскошные черные волосы покрывались шапочкой из темного волнистого меха. Широкая красная лента опоясывала шапку, у которой впереди были пришиты три или четыре длинных пестрых пера. Катя была не только эффектна, но обращение ее было несравненно свободнее того, которое Ведель привык встречать у женщин. На самом же деле поведение Кати не имело ничего предосудительного в себе, тем более, что его соседка умела хорошо маскировать свои женские капризы. Тон собрания был шутливый и дружеский. Рассказы дона и сознание того, что он спасся от смерти и находится теперь в лагере, сильно подействовали на Леопольда, он был очень доволен и доверчивее обыкновенного стал относиться к людям. Катя весело поздравила его и осушила бокал за будущую военную славу. Все присутствующие, а особенно Леопольд ели с большим аппетитом, а потому во время обеда разговор не вязался. Когда удовлетворили голод, быстро наливались и опустошались бокалы шипучего венгерского.
Испанец не мог забыть о Хаде и спросил, не знает ли кто, где теперь безумная старуха?
– Далеко на востоке, у Датиса, – отвечала Катя. – Она сказала Царнику, что не воротится раньше трех часов.
– Больше вина сюда, Эльрих! – закричал красный. – Уберите стол, а то поплясать негде!
– Поляк еще у лошадей? Позаботьтесь накормить слугу иноземного господина!
Катя шутя чокнулась с Леопольдом, и он спросил ее:
– Долго ли вы находитесь в военном лагере?
– Шесть или восемь лет, господин, постоянно с нашим веселым полком и любезным доном. В странах многих монархов перебывала я и видела частые перемены военного счастья. Ба, да это, кажется, игра! – Она опустила руку в карман и вытащила полдюжины костей. – Бросим мы равное число – побеждаем, бросим мало – приходится в крови лежать на поле, и неприятель топчет нас своими лошадьми!
– Да, да, – вздохнул, улыбаясь, фон Мюминген. – Она говорит справедливо! Что есть у нас? Кроме нескольких веселых часов среди приятелей, вечная нужда в жизни и кровавая работа. Наше сословие было бы самое жалкое, если бы солдаты не получали добычи и славы. Завоевание добычи и славы – чистая игра в кости, а все-таки, господин, постоянно с новым особенным удовольствием предаешься риску, возбуждению, надеждам на выигрыш и проигрыш. Мы походим на любовников, для которых наслаждения всегда новы и приятны! Вы, наверное, ничего не знаете об этом, молодой человек?
– О войне – нет, генерал, а об игре в кости – да!
– Каково, вы разве любите играть в кости? – засмеялась Катя.
– Этого не могу сказать. Я только видел эту игру. Костями очень усердно занимаются при дворе герцога Иоганна Кюстринского и при других царствующих домах.
– А если никогда не пробовали, друг, – воскликнул испанец, – поистине мало же вы знаете о ней! Не хочешь ли, Катя, сыграть со мной на четыре каролина?
– И я поддержу! – воскликнул Мюминген.
Катя собрала кости и положила в карман.
– У меня нет денег! Я поиграю, когда добыча первого сражения будет разделена.
– Я вам дам четыре каролина, – вмешался Леопольд, – рискните на мое счастье?
– С условием, что половина выигрыша будет ваша, и вы мне не дадите больше, когда я потеряю эти четыре желтые птицы. Товарищи должны поступать по-дружески?
– Хорошо, Катя, – засмеялся Ведель, – согласен на ваше условие. – С этими словами он вынул довольно толстый мешок денег и положил на руку Кате четыре золотые монеты.
– Эй, кто еще держит? Четыре против четырех?
– Я, – отвечал длинный Флорин.
– Я! Я! – послышалось со всех сторон. Всякий вынул свои кости, ставил четыре каролина или равное количество серебра. Перед игрой выпили еще по стакану венгерского.
Леопольд не особенно любил такое провождение времени, но сейчас он не был против него.
При померанских дворах не было в обычаях этой игры, но при немецких – играли в кости очень часто. Даже серьезный Мансфельд не отказывался и, из вежливости к хозяину, иногда играл в кости. Леопольд не видел ничего предосудительного в деле, которым занимались высокие господа.
– Давайте восемь, господин, – воскликнула весело Катя, приготовившись бросать. – Я у них очищу карманы-то!
– Ну, это мы еще посмотрим, моя милая! – возразил Флорин! – Ты еще никогда не выигрывала!
– Ба! Я играю на деньги господина фон Веделя: они счастливы. Ну, на счастье! – Она бросила.
– Шесть раз шесть! Черт возьми, она выиграла! – воскликнул Оедо. – Отлично!
Катя собрала выигрыш.
– Ха, ха, восемьдесят золотых монет! Половина ваша, господин!
Ловко и скоро разделила она деньги и поставила снова четыре монеты. Другие последовали ее примеру.
– Теперь я бросаю! – заметил Оедо. – Не всегда тебе будет улыбаться счастье!
Игра началась снова. Леопольд, хотя не играл сам, следил с большим вниманием. Оедо бросил двадцать четыре, остальные меньше, больше всех, именно двадцать шесть, оказалось у Мюмингена.
– Бросайте теперь, господин! – обратилась Катя к Леопольду.
– Нет, нет! Я не умею, бросайте вы!
– Ну, хорошо! Тридцать! Я беру опять.
– Все святые, – воскликнул красный. – Уж не желает ли она остричь нас догола!
– Ведь ты, Катя, можешь платье обшить золотом!
– Не надо, господин! – возразила она. – С меня довольно и этого, полноте шутить-то! Мне турки скоро доставят платье. Ставлю сорок каролинов против четырех.
– Черт возьми, да она делается благородной! – удивился дон Ефра. – Господин Ведель, она приняла от вас не только деньги, но и ваше дворянство.
– Ну, и я для шутки поставлю четыре монеты, – засмеялся младший сын Иоанны.
Кругом зазвенели кости: четыре, десять, двенадцать и т. д. Больше тридцати двух никто не бросил. Дошла очередь до Леопольда.
– Возьмите мои кости, у вас нет своих, – сказала Катя.
Он бросил тридцать шесть.
– Он выиграл! – воскликнули все.
– Господин, вы выигрываете не только в опасности, но также и в игре! – воскликнул живо Флорин.
– Недостает еще одного, чтобы вы были счастливы в любви и славе, тогда никто не сравнится с вами!
Это замечание было неприятно Леопольду, оно напоминало ему о несчастной любви. Ведель, как человек богатый, не хотел отнимать денег у людей, по-видимому, живших только на одно жалование. Он сказал:
– Я играю не для выигрыша, лейтенант, но как вежливый гость дона Оедо. Вот весь мой выигрыш восемьдесят каролинов прежних и сто двадцать теперешних! Я покажу вам, как отвернется от меня счастье! Двести против четырех.
– Все святые, – сказал Оедо. – Это графская игра. Если бы не обидел этим вас, то я прекратил бы ее. Вам начинать, лейтенант.
Игра становилась интересной, азарт появился на лицах всех. Катя ушла за стул Флорина. Он бросил пятнадцать. Кругом раздался радостный смех. Некоторые бросили немного больше, а другие меньше. Двадцать пять было самое большое число.
– Генерал, – обратилась Катя к Мюмингену, – если вы бросите немного, счастье останется верным господину Веделю.
Генерал бросил – тридцать шесть.
– Самое большое число! – Оедо запрыгал.
– Вы можете теперь бросить только ровное число, и вам обоим придется переигрывать.
Сильно бросил Леопольд – двадцать.
– Проиграно, – засмеялся Мюминген. – Теперь мое.
Весь выигрыш Леопольда он загреб себе. Ведель не говорил, лицо его раскраснелось, и он залпом осушил стакан вина.
– Начнем опять ставить четыре против четырех, – сказал Оедо. – Игра слишком напряженна и дорога. Мы так скоро очистим карманы.
– Вы можете играть, господа, как хотите, – возразил Мюминген. – Ставьте по четыре, а я должен нашему гостю и новому товарищу тройную ставку, как говорят итальянцы. Не желаете ли поставить двести каролинов против моих двухсот?
– Ого, генерал! – Оедо подпрыгнул. – Как рыцарь я ставлю ту же сумму. Согласны, господин Ведель?
– Конечно! – воскликнул возбужденный Леопольд. – Я никогда не отступаю.
– Вот это накал! – закричал Флорин. – Стоит шестьсот восемьдесят каролинов! Кто возьмет этот жирный кусок?
Леопольд поспешно вынул мешок с деньгами и отсчитал двести золотых. Влияние выпитого вина, новая, доселе неизвестная ему прелесть игры, презрение к деньгам, гордое желание показать свое положение, – все это вместе заставило его броситься в игру, последствия которой трудно было предугадать.
На этот раз Леопольд проиграл Оедо, но не остановился на этом. Он поставил еще и снова проиграл, желание воротить проигрыш возросло у него до мучения! Достойный сожаления в эту минуту, он продолжал играть, пока через полчаса не лишился всех денег и обеих лошадей.
– У меня нет ничего больше! – Леопольд встал, покачиваясь, и схватил себя за голову, кругом все завертелось.
– Perdida! – засмеялся Оедо, не в состоянии больше удержаться, – померанский дурак обобран!
Взрыв смеха и восклицаний последовал за словами испанца. Леопольд выпрямился и побледнел, – эта насмешка сразу отрезвила его.
– Что вы осмеливаетесь говорить? Вы обобрали дурака из Померании? Вы, значит, ложью и мошенничеством отняли мое имущество. После этого вы не солдаты, а подлецы! Я сейчас вырву у тебя мои деньги, несчастный! – Он вытащил шпагу.
Последовал общий взрыв ярости. Кругом обнажили шпаги, и Ведель сделался бы непременно жертвой своего безрассудства, но его спасла женщина, пробравшаяся среди сражающихся и прикрывшая его своим телом. То была Десдихада, черная наездница.
– Что здесь случилось? – воскликнула она решительно. – Вы отобрали у него все в игре, я это вижу! Но вы, Оедо, расставили ему западню!
– Безумная, старая ведьма! – прошептал Мюминген. – Он сам согласился играть. Кто же его просил мешаться в наше дело?
– О да, вы постоянно так заманиваете. Оедо, я требую, чтобы вы возвратили господину все его деньги. Все деньги. Вам ведь известно, что я могу не только быть хорошей, но также и беспощадной. Деньги сюда, я говорю!
– Ни одного талера, пока я жив! – отвечал Оедо. – Слушай, он сам проиграл все свое имущество.
– Ну, хорошо! Мне жаль вас, господин, – обратилась Хада к Леопольду. – Идите отсюда. Благородный человек не должен оставаться среди мошенников и всякого сброда, от которого бежит даже слуга.
– Попридержи свой язык, проклятое сатанинское мясо! – загремел Мюминген и ударил палкой по столу.
– Как ты смеешь говорить это, несчастное творение, – прошипел Оедо. – Смеешь ли ты позорить мою благородную кровь за долголетнее доверие к тебе!
– Ха, ха, твоя благородная кровь, Ефраим! Не хочешь ли, я назову твое испанское родовое дерево?
Оедо взбесился.
– Однако довольно о пустяках. Успокойтесь, добрый господин Ведель. Что же это, Хада, ты так человечно относишься к нему? Ха, ха, мы ограбили высокомерного дурака, и он теперь не может быть рыцарем и даже пешим воином. Она справедлива, добрый померанец, вы попали в среду мошенников, деньги же ваши проиграли, хо, хо, профосу и палачу. – При этом он указал на красного. Сами же вы останетесь также у нас, мы обыкновенно так вербуем новых мошенников, мой милейший осел. Тебе же, старуха, очень благодарен за рекрута.
– Лучше бы я погиб! – воскликнул Леопольд от ужаса, прижимая руки к лицу.
Раздался дикий взрыв смеха.
– Стоит мне захотеть, и я сегодня же отомщу вам, Оедо, и даже вам, профос. Я знаю всю твою позорную жизнь, Ефраим. Ты скоро узнаешь, почему я прежде была привязана к тебе.
– Ну, молчи, старая ворона!
– Хорошо! – Она вынула из полы старого сюртука кожаный кошель и угрожающе бросила его на стол. – Вот твои сокровища, которые хранились у меня, а здесь, – она вынула мешок, – тысяча крон. Хочешь их взять за этого господина?
– За Леопольда? – захохотал дон. – Бери его тотчас же, ведьма. Осел не стоит тысячи крон, поэтому я прибавляю тебе и его слугу. Но лошадей я не отдам, он их проиграл!
– Я их и не требую. Не вешайте головы, молодой человек. Я приведу вас к людям, достойным вас. – Она взяла руку Веделя. – Тебе же, Ефраим, – она сделала угрожающий жест против Оедо, – говорю на прощание: конец как Манассии и его жены в Сарагоссе!
– Бог Авраама! Иисус Мария! – воскликнул апокрифический дон и стал отмахиваться руками от ужасного воспоминания, которое в виде призрака показалось перед его глазами.
Леопольд оставил этот вертеп в состоянии, среднем между отупением и удивлением. Таинственная женщина увлекла его.
Женщина, спасшая нашего героя в таком беспомощном положении, поспешно тащила его из этой части лагеря. Леопольд совершенно ничего не видел среди темноты и дыма лагерных костров, пораженный неожиданным событием, невольно шагал он за спутницей к тому месту, где стояли бывшие его лошади. Около них находился поляк, а недалеко от него на сене сидел печальный Николас Юмниц. Снова проснулся в Леопольде стыд за легкомысленный поступок при виде своего прекрасного коня.
– Бедное животное, – простонал он, – каким жалким образом мы расстаемся с тобой! – юноша потрепал лошадь и поцеловал ее в морду. – Безумный, я проиграл своего любимого коня!
– Раскаяние ваше пришло слишком поздно, молодой господин, – заметила ему старуха. – Позовите слугу и перейдем скорее через подъемный мост, пока его не сняли.
– Идем, Николас. А ранец также проигран?
– Единственное, что я спас от мошенников. – С этими словами Юмниц вытащил ранец из-под сена.
– Благодарение Богу!
– Идите же! – воскликнула нетерпеливо старуха. – Aya, Carrannon! – Она схватила и потащила Леопольда вперед. За ними следовал с ранцем на плечах Юмниц, а навьюченный клеппер бежал, как собачонка, около Хады.
Не успели они сделать несколько шагов, как их догнал Царник.
– Вы больше не придете к нам, Хада?
– К тебе – да, Царник, но больше ни к кому! Каждый вечер за полчаса до поднятия моста будь у моста и делай так, как ты клялся!
С несвойственной быстротой бросилась она бежать среди темных палаток к высокому валу, защищенному испанскими рыцарями; та насыпь отделяла главный лагерь от военного обоза. На нее вел маленький подъемный мост, у которого стоял фельдфебель с восемью солдатами.
– К счастью, – прошептала Десдихада, – мы еще не пропали!
Не теряя минуты, выбежала она на мост.
– Откуда так поздно? – закричал фельдфебель. – Пропуск давно бы кончился, если бы лейтенант Голкер не отправился в обход.
Десдихада подошла к говорящему.
– Это я, Югаль, добрый вечер!
Солдат почтительно приложил руку к козырьку.
– Вы, матушка, постоянно бодры, а другие давно уже спят. Скоро ли начнется дело?
– Скорее, чем вы думаете. Слушайте, друг, – с этими словами она положила ему денег в руку. – Каждый вечер до поднятия моста будет сюда заходить поляк из военного обоза, имя его Царник. Мне нужно с ним встретиться касательно тайной императорской службы!
– Конечно, вы можете говорить с Царником, матушка. Они пошли дальше. Хада выпустила руку Леопольда и сказала;
– Забудьте то, чего уже нельзя изменить. Неопытность, соблазн и страсть завлекли вас в положение, послужившее погибелью для многих хороших людей. Вы еще здесь неопытны и не можете жить сами по себе – не хотите ли довериться мне?
– Наверное, ваша опытность не приведет меня вновь в такое положение, в какое я попал по своей глупости! – со вздохом доверился он своей покровительнице.
Хада, естественно, заслужила его доверие, спасши беднягу от смертельного позора. Юноша пытался лучше рассмотреть эту женщину, но из-за темноты не мог. Он знал только, что это старая, черная женщина в ободранном платье. Его усталость, после всего случившегося, мешала ему продолжать разговор с ней, и молча дошли они до угла лагеря, границы внешнего вала. Перед ними стояли высокие деревянные бараки, окружавшие какой-то двор, вокруг бараков ходили часовые с развевающимися султанами. Старуха подошла к низкой двери, пошепталась со сторожем и постучала.
Через минуту дверь отворилась. Она передала вышедшему слуге приказание на иностранном языке, позвала свою лошадь и пригласила Веделя:
– Входите с вашим слугой. Спокойной ночи!
Сама Хада с лошадью пошла вперед и скрылась в глубине двора. Они прошли узкий коридор, потом слуга отворил дверь и указал им освещенную комнату. Комната освещалась металлическими лампами, висевшими на стенах. Прекрасные ковры покрывали стены, а стулья и постель были обиты шелковой материей, на полу также лежали чистые циновки. К ним скоро вышел старик с седой бородой, лысая голова которого была покрыта желтой гладкой шапкой. Длинный черный шелковый сюртук с широкими рукавами и широкая темно-синяя шаль, покрывавшая плечи, составляли его несложный костюм. С первого же взгляда Леопольд понял, что он у евреев.
– Будьте благословенны во имя Божье, пусть Он явит свое милосердие к вашей беззащитной молодости! Это ваша комната, господин, а рядом – для вашего слуги. Вы будете совершенно безопасны, пока находитесь под нашей защитой, кроме того, теперь вы можете также возвыситься, так как перед вами стоит Мозес Эбенезер, придворный еврей и поставщик его императорского величества. Если вы доверяетесь мне, то я могу вас определить на обыкновенную службу в самый почетный полк. Завтра к полудню вы скажите свое звание и покажите для доказательства свои бумаги.
– Мое имя – Леопольд фон Ведель, наследник Кремцова в Померании, я второй и младший сын Курта Веделя. Не сомневайтесь поэтому, в том, что моя мать щедро наградит вас за всю доброту, какую вы окажете мне. Открой ранец, Николас, и вынь бумаги, написанные матерью и господином фон Борком, герцогским начальником Штатгарта.
Юмниц достал документы.
Еврей взял запечатанный пергамент.
– Хорошо, устраивайтесь поудобнее, благородный господин. Симон принесет вам ужин. Засните с мыслью о вашем Боге и отечестве, и завтра встанете человеком, желающем храбрыми делами загладить сделанную глупость, – Он поднял настенный ковер и исчез за ним.
Леопольд сел на стул перед низким столом, положил голову на руки и предался глубоким и невеселым размышлениям.
Но они вскоре были прерваны Юмницем.
– Да, господин, – начал он удивленно, – несмотря на все потери, вы все-таки дитя счастья и чудес, а иначе, после сегодняшнего дня, моя бедная голова навсегда бы отправилась к черту!
– Дитя счастья? Я? – Леопольд горько засмеялся.
– Смейтесь сколько хотите. Я думаю, здесь гораздо лучше, чем убитому валяться в степи.
– Это ложь, которую мне наплел подлец Оедо, чтобы потешиться над моей глупостью!
– Нет, вовсе не ложь, господин. Эта черная женщина, спасшая нас, ездила сегодня вечером через холм к телам убитых и в это время заметила нас. Она сказала Оедо и…
– И привела нас в западню? Будь проклята за это!
– Вовсе она ничего такого и не думала. Без ее ведома собачий сын дон со своими товарищами обчистил нас так же, как вчера турки тех шестерых убитых. Если она не могла спасти ваши деньги, потому что вы сами неразумно проиграли их, то спасла большее – вашу жизнь!
– Верно, и я неблагодарный дурак! Кроме того, она за тысячу гульденов выкупила меня у мошенников. От кого узнал ты об этой женщине?
– От поляка, который караулил лошадей. Он говорил, что дон и старуха – испанцы. Царник видел их еще в Нидерландах. Старуха очень богата, кроме того, она страшная колдунья, никто не решается перейти ее дорогу, так что она сильнее целой шайки. Хада имеет вес у больших господ и может погубить, кого захочет. Если бы ваша голова не была занята горем, то вы увидели бы, с каким уважением к ней относятся все солдаты, и сами осознали бы, что нужно очень уважать старуху, чтобы спасти нас от гибели.
Леопольд старался слушать рассказ, но усталость брала свое, и он вовсе не был способен поддерживать разговор. Наконец явился еврейский слуга с большим серебряным подносом, на котором находились хлеб, холодная дичь, вода и вино. Нужда уравнивает людей, господин и слуга сели за один стол и принялись с жадностью уничтожать съестное.
После ужина усталость одолела их возбуждение, и они уснули крепким сном.
– Мы, должно быть, напились макового соку, господин! Слышите ли, стучат в дверь? – с этими словами на другой день вскочил Юмниц с постели и отпер дверь, в которую стучали все сильнее и сильнее.
С трудом поднялся Леопольд, когда Николас впустил того же слугу. Он принес завтрак и принадлежности для утреннего туалета, необходимые даже для военных.
– Вы получили место в императорском войске, – сказал слуга Симон, – в десять часов я вас отведу к вашему начальнику. Раньше этого с вами хочет говорить женщина.
– Пустите старуху, когда я оденусь. Она имеет право, на мое доверие, и, прежде чем решиться на что-нибудь, я должен посоветоваться с ней.
Господин и слуга уничтожили завтрак и приняли надлежащий вид, чтобы в назначенное время явиться к начальнику. Потом Леопольд велел пустить старуху.
Велико было его удивление, когда вместо вчерашней страшной и оборванной старухи, вошла другая женщина, вовсе не похожая не его спасительницу. Она также была невысокого роста, темный цвет кожи, сверкающие глаза и черты прекрасного молодого лица выдавали в ней дочь Юга. Она представляла громадный контраст со старухой. Ее лицо, черные, как смоль, волосы, бюст, полные руки – все это дышало молодостью. Ей нельзя было дать более двадцати четырех лет. Одета эта женщина была великолепно, во вкусе мавританки. Белая шелковая юбка закрывала богато обшитые туфли из красного сафьяна, из розового атласа жилет охватывал талию и нижнюю часть груди, выше его желтая рубашка была усеяна маленькими цветочками и оканчивалась галстуком, на котором сверкали драгоценные камни. Род кафтана с широкими рукавами, персидская шаль на плечах и бархатная шапочка с жемчугом и драгоценными камнями дополняли ее костюм. Леопольд еще ни разу не видал таких красивых и драгоценных одежд.
– Извините, – начала она ласково, – что я являюсь к вам вместо старухи, она возложила на нас заботу о вас. Я – Сара, дочь Эбенезера!
При первых словах гостьи удивленный юноша чуть не соскочил с места, он готов был поклясться, что это тот же голос, который он слышал вчера у старухи.
Мгновенная, не свойственная уроженцам Юга краска покрыла лицо говорящей, что еще более укрепило подозрение Леопольда. Он хотел что-то спросить ее, но она его остановила:
– Не прерывайте меня, господин. Теперь не время вам заниматься другими делами. Я знаю, вы хотите сказать о бедной старухе, которую милосердный Бог послал вам в защитницы. После вчерашнего несчастья эта старуха не хочет разлучаться с вами, если вы не отказываетесь от благодарности, которую всякий дворянин и христианин обязан воздавать даже самому ничтожному человеку за его услуги…
– Она, конечно, получит благодарность, девушка, и…
– Не девушка, господин, – засмеялась Сара, – а жена Арока, компаньона в торговле моего отца, у которого вы теперь находитесь. Известно, что через несколько дней императорское войско вступит в битву. Завтра император и эрцгерцог будут производить смотр, и вы узнаете наверное, примут вас или нет. Теперь все полки полны, а в рыцари вы не можете попасть, для этого нужны лошадь и деньги для покупки дорогого вооружения и на свое собственное содержание. Кроме того, несмотря на вашу силу, вы еще очень молоды и едва ли будете в состоянии носить тяжелое вооружение. Вам остается только одно – поступить солдатом в полк рыцаря фон Вальдердорма, у него еще недостает двухсот человек!
– Ведель – солдат?! – воскликнул пораженный Леопольд. – Наследник Кремцова – простой воин?
– Все же лучше, чем быть соучастником в той шайке, которой вы вчера проиграли средства, нужные для поддержания ваших благородных требований.
– Будь я проклят, если еще коснусь когда-нибудь игральных костей!!
– Умное решение. Итак, вы вступаете в полк Вальдердорма?
– У меня нет другого выхода.
– Это полк самый древний и знаменитый во всем войске, его особенно любит нынешний император. После нашего разговора Симон отведет вас к начальнику, у него вы получите необходимое вооружение. Мой отец заплатит за вас триста каролинов начальнику, если вы подпишете эту бумагу. – С этими словами Сара положила на стол кошелек с деньгами и подала Леопольду бумагу.
– Это что же я должен подписать?
– Вексель, господин, или ходячее заемное письмо, которое у купцов принимается за чистые деньги. Через год вы сами или ваши родные заплатят по нему в штеттинской синагоге. – Она вытянула серебряную чернильницу и подала ему перо.
Леопольд подписал.
– Какой же благодарности требует от меня старуха? – Он передал Саре вексель. – Я всем обязан ей и должен большую сумму, которую она отдала негодяям, чтобы вырвать меня из их рук.
– Она просит вашего великодушия к ней, а деньги ей вовсе не надобны. Прежде Десдихада никому не сочувствовала и вовсе не помогала людям в их несчастиях, вас же она спасла от смерти и позора, и, кроме того, дает возможность вам возвратиться на родину честным и знаменитым рыцарем. Она при этом подвергла себя опасности, ночью она не должна была оставаться около Оедо, чтобы тот не смог ей отомстить.
– Что же заставило чудесную старуху спасать меня и вырвать из рук того самого человека, который был, как мне говорили, долгое время ее товарищем в сомнительном и преступном промысле?
Сара вдруг резко повернулась к двери. Трудно было понять, почему она это сделала. Хотела ли она скрыть смущенное лицо или посмотреть, не подслушивает ли кто?
– Вы сами спросите ее об этом, – отвечала девушка. – Здесь в доме никто не знает ничего о ее делах, – Сара снова повернула лицо свое к Леопольду. – Но вы будьте уверены, что она всегда останется вашей верной подругой и будет помогать вам в вашей неопытности. Ваша благородная матушка, наверное, будет благодарна бедному созданию за ее помощь вам!
Напоминание о матери и родине сильно подействовали на Леопольда.
– Чем же я могу отблагодарить ее?
– Вы должны ее терпеть возле себя на протяжении всей войны. Ради вас она рассталась с обозом, у нас же остаться не может, потому что мы скоро уезжаем. Хада должна идти с каким-нибудь полком и только в том случае, если какой-нибудь солдат возьмет ее с собой. Ей хочется быть в полку Вальдердорма, но это зависит от вашего великодушия. Не беспокойтесь, она не помешает вам, вы ей дадите только возможность следовать за полком.
– Я, солдат, должен связать себя с женщиной?
– К тому же старой, безобразной и ненавистной каждому, хотите вы добавить! – воскликнула Сара.
– Я вовсе не знаю, стара она, безобразна или ненавистна, – возразил Ведель. – Когда я выбирался из когтей этих негодяев, мной овладели ярость и скорбь, и мне вовсе некогда было заниматься ее лицом. Но, во всяком случае, ясно, если она будет около меня, то я сделаюсь предметом насмешек и бесчестия.
– А разве, господин, было бы меньше позора и насмешек, если бы вы вчера были убиты или остались участником в шайке Оедо? Будьте спокойны, вы никак не пострадаете из-за вашей спутницы. Десдихаду слишком боятся в императорском войске, чтобы позволить себе смеяться над вами из-за нее. Вы можете рассказать, как она вас спасла от мошенников и что в благодарность за это вы позволили ей быть около себя, эта причина очень уважительная для всех честных людей. Что же, возьмете вы ее с собой или нет?
– Как дворянин, я не хочу себя оставлять в долгу у нее. Если меня примут в полк, моя спасительница может ехать со мной. Ударами железа я скоро прекращу всякие насмешки над собой.
– Вам этого и не придется делать! Да благословит вас Бог! – Сара захлопала в ладоши. Вошел Симон, и с легким поклоном еврейка оставила комнату.
Леопольд и Николас с ранцем последовали за Симоном в палатку начальника.
Наш герой снова поверил в свою счастливую судьбу и окончательно успокоился, теперь его только смущало влияние Десдихады. Как подобная женщина могла спасти его и найти для него, кроме того, хорошее место?
Встреча с начальником еще более смутила юношу. Рыцарь Вильгельм фон Вальдердорм был высокого роста, большая шляпа с развевающимися перьями была на его седой голове. Тело его, также руки и ноги, были закрыты железными доспехами. В кругу офицеров Вальдердорм принял Леопольда как достойного юношу или, скорее, как равного себе. Он объявил, что с удовольствием примет к себе на службу Леопольда, если при смотре император найдет его годным для службы. Внешне казалось, что Ведель еще не созрел для тяжелой службы. Старик уже знал об отношениях Десдихады и Леопольда, и не только не нашел их бесчестными, но даже счел все это счастливым и очень приятным известием для себя самого и всего полка. Потом начальник представил Леопольда и Николаса своему главному лейтенанту Генриху фон Зиппе и другим офицерам.
После знакомства первый прапорщик Харстенс увел к себе в палатку Леопольда и Николаса, чтобы дать им вооружение и приготовить к завтрашнему смотру. Леопольд очень обрадовался и совершенно забыл о своем несчастье.
Когда он вышел из палатки, Харстенс схватил его за руки:
– Здравствуйте, господин! Я отлично знаю старый род Веделей, самое богатое и знаменитое семейство в Померании. Перед вами стоит прапорщик Харстенс фон Гехтгузен, урожденный Бернефанца, ваш ленник. Идите с вашим слугой в мою палатку, я вас отлично вооружу. Вы понравитесь императору, при вашем мужественном виде он не обратит внимания на юное лицо. Впрочем, скоро венгерское солнце сделает вас смуглым, лицо ваше обрастет волосами, и вы будете похожи на нас. Теперь, конечно, ха, ха, вы выглядите среди нас переодетой девочкой.
