Текст книги "Рыцарь Леопольд фон Ведель"
Автор книги: Альберт Брахфогель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА ПЯТАЯ
У Плонинского озера
Ход нашего рассказа переносит нас теперь в Фюрстензее, имение Гассо и Гертруды, расположенное недалеко от Кремцова и Блумберга. Был прекрасный осенний день. На берегу озера гуляют две группы: первая состоит из Гассо, Гертруды и овдовевшей канцлерши, вторая – из Анны и двух прелестных девушек, которые, весело болтая, доверчиво к ней прижимаются. Это дочери Гассо и Гертруды, шестнадцатилетняя Юно и пятнадцатилетняя Мари. Рано соединившиеся супруги мало постарели за это время. Гертруда свежа по-прежнему, только немного пополнела. Гассо же находится в полной силе зрелого возраста. Канцлерша держится с прежним достоинством, но к этой важности примешана какая-то апатия. Анна также, несмотря на то, что приближалась к третьему десятку, нисколько не походила на старую деву. Испытанное горе не повредило ее красоты, но вызвало в ней еще большую прелесть, во всем существе ее была разлита какая-то томность, которая очень шла ей. Девушка эта не могла забыть Леопольда и осталась незамужнею, несмотря на то, что многие молодые и знатные дворяне пытались штурмовать ее сердце.
Первая группа, шедшая впереди, была очень молчалива, об обыденных вещах было скучно говорить, о главном же предмете, занимавшем всех, о Леопольде, никто не хотел завести речь, но всякий в душе беспокоился о нем, не зная, что с ним сталось и где он находится в настоящую минуту. В эти пять лет родственники ни разу не имели о нем прямых известий. Лишь стороной они узнали, что он был два раза в Кремцове и затем отправился на восток, потом они долго ничего не слышали о нем, и только недавно дошла до них молва, что слуги какого-то Ганса Арнима доставили в Кремцов большие сундуки, привезенные из Италии.
Между тем молоденькие девушки болтали без умолку и принуждали Анну отвечать им.
– Итак, тетя, дядя Валентин отправится летом в Стокгольм или в Нидерланды? – спросила Юно. – Я так думаю, но может также случиться, что он поедет в Лондон, потому что с тех пор, как испанцы изгнаны из северных морей, наша торговля так оживилась, что нам необходимо иметь во всех этих странах своих консулов.
– Но, Анхен, – воскликнула Мари, – говорят ведь, что он помолвлен с Руфью фон Бланкензее? Как же тогда уедет?
– Так что ж за беда? Он сперва женится, а потом возьмет с собой свою молодую жену.
– Это, должно быть, странное чувство, когда вдруг делаешься женою! – заметила Юно задумчиво.
– И приходится оставлять родителей и, иногда, отечество, чтобы следовать за мужем, куда ему вздумается повести вас! – подхватила Мари.
– Это не так дурно, – заметила, улыбаясь, Анна, – если только мы охотно следуем за тем человеком. Разве не приятно объезжать с ним вместе чужие земли и знакомиться с жизнью других народов?
– Да, это, должно быть, приятно, если любишь своего мужа! – проговорила Юно и невольно покраснела.
– Но как бы то ни было, а все-таки я нахожу глупым, что именно жена должна следовать за мужем, – вскричала резвая Мари, откинув назад свою головку, мне вовсе не нравится, что мужчина считается всегда главным, я ни за что не соглашусь танцевать, под дудку своего мужа, лучше я вовсе не выйду замуж.
– Ах ты, плутовка! – воскликнула, смеясь, Анна. – Но что делать, так всегда было, мужчины всегда решали судьбу женщины. За то на них лежат и трудности жизни.
– Стало быть, и твою судьбу решает мужчина, – воскликнула плутовка. – Однако я ничего не вижу!
– Моя судьба решается Богом! – возразила Анна и опустила голову. – Не всем девушкам, дитя мое, суждено выйти замуж и разделить участь доброго человека.
– Это потому что мы должны ждать, пока явится кто-нибудь! Хе-хе! Уж за одно это, я бы хотела быть лучше мужчиной, чтобы мне можно было поступать по своей воле и странствовать по белу свету, подобно дяде Леопольду. Тогда я, по крайней мере, могла бы выбрать себе жену и не должна была бы ждать, пока наконец найдется человек, который будет так добр и сжалится надо мной!
– Какие глупости ты говоришь! – сказала Юно с неудовольствием. – Скажи-ка, милая Анна, может ли дядюшка быть счастлив, объезжая чужие земли и не имея с собою никого, кто бы его любил?
Анна отвернулась, выпустила руку Юно и торопливо сорвала цветок.
– Я не знаю, – ответила она затем холодно, – но вероятно это ему нравится, а то – он бы возвратился.
– Стало быть, – воскликнула смеясь Мари, – есть мужчины, которые не хотят ничего слышать о женитьбе поэтому остается порой какая-нибудь девушка, как ты, например.
– И это бывает! Но скажи мне, пожалуйста, маленький мучитель, отчего это сегодня мужчины и женщины так тебя занимают?
– Ты сердишься на меня за это?
– Нисколько. Я только не понимаю, отчего ты уже теперь так хлопочешь об этих вещах?
– Ах, – заметила вдруг Юно, глубоко вздохнув, – порой приходят в голову такие странные мысли!
– Какие же мысли мучают тебя?
– Ты будешь меня бранить, Анна!
– Разве я так часто браню мою кроткую Юно?
– О нет, ты со мной так добра, точно родная сестра! И мне часто хочется сказать тебе все, что я думаю.
– Так скажи же сестрица! – сказала Анна и нежно поцеловала Юно в лоб.
– Я и Мари, мы еще обе глупенькие и много размышляем о вещах, которых не понимаем. Мне часто думается, что, так как у тебя нет мужа, а у дяди Леопольда нет жены, то из вас выйдет парочка!!
Анна сперва покраснела, потом побледнела как полотно. Она прижала руку к сердцу, как будто почувствовала внезапную боль.
– Как ты странно говоришь, Юно! – сказала она наконец. – Но скажу тебе одно: часто бывает, что двое ищут друг друга и не находят! Сохрани тебя Бог от этого! Пойдем скорее, смотрите, как мы отстали! – Она прибавила шагу, Юно же нежно обняла ее, как бы чувствуя, что с ней происходило.
– Посмотрите, что это такое? – воскликнула вдруг Мари, – Кто-то переезжает озеро!
Анна и Юно оглянулись. Действительно, на озере, в отдалении, показалась лодка, на ней стоял человек и направлял парус, раздуваемый юго-западным ветром.
– Это клоксинский рыбак, – сказала небрежно Анна.
– Нет, это не он, – сказала Мари. – Этот человек выше ростом и гораздо моложе! На нем синяя рубаха и шляпа с широкими полями.
– Наши рыбаки не так одеты, – прибавила Юно.
– Ну, так это чужой, у которого, может быть, есть какое-либо дело в деревне. Что за удивление, Анна! Он направляет лодку прямо к нашему парку.
– В самом деле! Пойди, милая Юно, скажи об этом отцу, а я скажу этому человеку, чтобы он здесь подождал.
Юно побежала, Анна же остановилась в задумчивости. Как странно, простой рыбак там ехал, а между тем отчего это сердце девушки вдруг так забилось?
– Боже мой, это… этого не может быть! – прошептала она.
– Что не может быть? – повторила с любопытством Мари.
Но Анна ее не слушала, в эту минуту лодка причалила к берегу, и с криком «Леопольд!!» девушка бросилась навстречу рыбаку.
– Анна! – вскричал он, сорвав с себя шляпу. Белокурые кудри, скрытые под нею, рассыпались по его плечам. – Если вы, Анна, меня узнаете, тогда я счастлив!! – Он поцеловал ее руку, глядя с нежностью в заплаканные глаза.
– Чудо случилось! Чудо! – вскричала Мари. – Дядя Леопольд вернулся – и из них будет парочка! – Она побежала сообщить удивительную новость.
– Что, мы теперь лучше поймем друг друга, милая, дорогая Анна?
– Да, Леопольд, теперь мы вполне будем понимать друг друга!
– Так вы чувствуете, что заставило возвратиться меня и приехать прямо сюда?
Она ответила ему одним из тех взглядов, которые никогда не забываются.
Можно себе вообразить радость и изумление всех при этом неожиданном приезде! Весело возвратились домой. За обедом Леопольд заинтересовал родственников оживленным рассказом о бывших с ним приключениях во время его долгих странствий. Родные также рассказали ему многое о семействе, между прочим, что старший сын Гассо, молодой человек двадцати двух лет живет в Штеттине и стал камергером герцога Эрнста Людвига, второй же, Бассо, любящий сельское хозяйство, управляет Блумбергом. При этом Леопольд выразил желание поехать на следующий день в Блумберг и также заехать в Кремцов, чтобы посмотреть, что там делается. Гассо вызвался ехать к ним, рыцарь согласился, и братья условились отправиться в путь рано утром.
После обеда, длившегося очень долго, Леопольд пригласил Анну пойти с ним погулять. Она согласилась, они шли молча, сердца обоих были полны радостного ожидания. Наконец они достигли озера и остановились. Леопольд прервал молчание.
– Мне кажется, что нам довольно одного слова чтобы покончить с прошедшим? Я мог бы произнести сегодня это слово и, если мое сердце меня не обманывает, догадываюсь, что бы вы мне ответили.
– Оно вас не обманывает, Леопольд!
– Для сегодняшнего дня довольно мне этой уверенности. Я хочу, чтобы между нами все было ясно. Я сегодня неожиданно напал на вас, женское же сердце, застигнутое врасплох, обыкновенно мягче. Я, впрочем, чувствую, что вы меня любите, дорогая Анна. Но я не хочу штурмовать ваше сердце, а желаю, чтоб вы отдались мне свободно и сознательно. И потому, во время моего отсутствия, прошу вас, обдумайте серьезно ваше решение. Согласны вы на это?
– Да, Леопольд, я это сделаю.
– Я возвращусь послезавтра и тогда попрошу вас прокатиться со мной на этом озере, разговор во время этой прогулки должен решить нашу участь, мы будем соединены навеки или же я опять и уже навсегда оставлю родину! Наши родители некогда хотели соединить нас во что бы то ни стало, но мы своей неопытностью испортили еще больше их неумело начатое дело. Теперь же ты должна свободно отдать свое счастье в мои руки. Понимаешь ли ты меня, моя милая девушка?
– Да, Леопольд, понимаю.
– Как я никогда не буду сомневаться в тебе, так и ты не должна во мне сомневаться, иначе наше счастье не будет прочно. Не позволяй никому стать между нами, пусть между нами будет один только Бог, который сохранил меня среди тысячи опасностей и наконец привел благополучно назад.
– Да, пусть один Бог будет между нами!
Он нежно поцеловал ее и почувствовал ее слезы на своей щеке.
– Сегодня можно еще плакать о многом, послезавтра же радость должна поселиться в наших сердцах! Но возвратимся домой, а то подумают, пожалуй, что я беру тебя приступом, как некогда крепость Дотис.
Вечер прошел очень весело. В разговоре Леопольд узнал, что Сидония фон Борк сделалась обер-гофмейстершей и находится во враждебных отношениях с новым канцлером Бото фон Эйкштедт и его братом. Наболтавшись вдоволь, пожелали наконец друг другу доброй ночи и разошлись.
Анне казалось, что она проснулась после долгого страшного сна, она долго не могла опомниться и поверить в счастье, открывшееся перед ней столь неожиданно. Она была очень благодарна Леопольду, что он пожалел ее девичью застенчивость и дал ей время собрать свои мысли и обдумать свое новое положение. Она ждала решительной минуты со сладким трепетом и с искренней радостью, прогонявшей всякое сомнение. На следующее утро братья уехали рано. Без них день прошел очень тихо. Анна оставалась долго в своей комнате, потом гуляла одна, избегая, против своего обыкновения, общества своих молодых племянниц, и вообще была очень молчалива. Видно было, что она серьезно советовалась сама с собой. Гертруда, согласно просьбе мужа, оставила ее в покое и упросила также мать предоставить девушку самой себе. На следующий день Анна встала рано, в первый раз сняла траур, который носила по отцу, и оделась роскошно. Когда она вошла в комнату матери, та посмотрела на нее с удивлением:
– Что это ты так принарядилась, дитя мое, можно подумать, что ты ждешь герцога!
– Вообрази себе, милая мамаша, что сегодня действительно должен приехать герцог, и не сердись на меня, что я оделась по-праздничному, таково сегодня мое настроение.
– Но скажи мне только…
– Нет, Анна, не говори ничего! – воскликнула Гертруда, закрыв уста матери поцелуем. – Предоставим ей сегодня полную свободу, мама, это также желание Гассо.
Анна улыбнулась и ушла в парк; окончив хозяйственные распоряжения, канцлерша и Гертруда отправились туда же и застали девушку на берегу озера. Через полчаса доложили им о приезде гостей. Они поспешили к дому и увидели Леопольда в парадном костюме, с известным портретом Оранского на шее, его сопровождали Гассо, молодой Буссо, Николас Юмниц и двенадцать кремцовских слуг. За обедом не случилось ничего особенного, Леопольд и Анна почти ничего не ели. В конце обеда рыцарь встал и, обратившись к Анне, напомнил ей о данном ею обещании. Анна побледнела от волнения, решительная минута наступила. Леопольд взял ее под руку, и они направились, не говоря ни слова, к тому месту, где рыцарь третьего дня причалил. Там стояла лодка с балдахином, разукрашенная цветами и гирляндами. На носу лежали весла и якорь.
– Что вы решили, милая Анна?
– Мой выбор сделан, дорогой друг мой.
Он вошел с ней в лодку и направил ее на середину озера. Тут бросил он якорь, и затем сел возле любимой девушки и схватил ее руку.
– Я выбрал для нашего разговора это место не только для того, чтобы мы были одни. Нет, я хотел этим показать тебе также, дорогая Анна, что наша жизнь должна с этих пор походить на ладью, качающуюся на волнах времени: над нами небо и вечность, под нами смерть! Ничто не будет способно удержать нас и дать нам мир, кроме полного доверия! Оно будет якорем нашего счастья. Самое ужасное для человека, когда он должен раскаиваться в том, что любил! Есть ли у тебя такое доверие ко мне и не будешь ли ты никогда раскаиваться, что отдалась мне всецело?
– Мое доверие к тебе непоколебимо и любовь моя принадлежит тебе навеки, Леопольд!
– Так ты хочешь быть моей женой перед Богом?
– Да, Леопольд.
– Так ты моя и я твой! – Они обнялись в немом восторге.
– Я не хочу больше расставаться с тобой, Анна, ни на один час! Поезжай уже завтра со мною и твоей матерью в Кремцов. Согласна ты на это?
– Да, да, я согласна!
– Мне остается просить тебя только об одном.
– Я сделаю все, что ты хочешь!
– Мне подарили в Египте драгоценное ожерелье для той, которую я назову своей женой. Эту ночь мне снился грустный и тяжелый сон! Мне снилось, что меня с тобою снова разлучили! Ради нашей любви поклянись мне, что ты с сегодняшнего дня будешь всегда носить это ожерелье, все равно станешь ты моей женой или нет! Хочешь ли ты всегда носить его, не снимая с себя, где бы я ни был?
– Я всегда буду носить его, до самой смерти! Но кто же может нас разлучить?
– Я не знаю. Когда ты будешь моею женой, надеюсь, что только одна смерть способна разлучить нас! Но прочь эти мысли! Улыбнись, моя дорогая! Закрой скорее глаза и дай надеть на тебя ожерелье.
Анна с улыбкой зажмурила глаза и оставалась неподвижна. Он же вытащил из кармана футляр и, вынув египетское ожерелье, надел его на шею Анны.
– Вот так! Весь свет пусть знает, что ты навеки владеешь моим сердцем, хотя бы и оттолкнула меня от себя.
– Нет, мой любимый, я этого никогда не сделаю! Я твоя, твоя до гроба!
Полтора часа прошло с тех пор, как уехали Леопольд и Анна. В замке все ждали их с нетерпением. Наконец лодка пристала к берегу. Все побежали встречать их и вдруг остановились, как вкопанные: бриллианты драгоценного ожерелья так и горели на шее Анны.
– Вы все, – вскричал весело Леопольд, – будьте свидетелями: сегодня я ввожу благородную Анну фон Эйкштедт как свою нареченную невесту в дом своего брата, завтра же, с Божьей помощью, намереваюсь увезти ее в Кремцов.
– Молодец, нечего сказать! – воскликнул Гассо и, схватив рыцаря, расцеловал его. – Я бы хотел видеть теперь, какому черту удастся разъединить вас!
Анна между тем переходила из объятий в объятия. Леопольд подошел к канцлерше и поцеловал ей руку.
– Простите, что мы решили между нами все дело! Так было вернее!
Николас Юмниц подошел к своему господину.
– Представляю вам и всем моим людям владелицу Кремцова, Колбетца и Реплина. Повелеваю вам исполнять всякое ее приказание, как будто оно от меня исходит! Ты, Юмниц, поезжай как можно скорее в Кремцов и объяви всем, что я завтра приеду с моей невестой. Теперь пойдем в зал.
– Какая ты красавица, Анна! Какая ты важная в этом ожерелье! – воскликнули Юно и Мари, когда семейство собралось в зале.
– Откуда у тебя это сокровище, Леопольд? – спросила Гертруда. – Подобных камней нет у самого герцога!
– Все любуются мною, – воскликнула Анна, – а сама я еще не знаю, как выгляжу и какой прелестный залог своей любви дал мне Леопольд!
– Дайте-ка зеркало, любезная невестка, – сказал Леопольд, – чтобы моя дорогая Анна могла поглядеть на себя!
Принесли зеркало, Анна посмотрелась в него и затем поцеловала Леопольда.
– Никогда, до самой смерти, не расстанусь я с этим ожерельем! Я всегда буду его носить в память о сегодняшнем дне!
– Но скажи же, откуда оно у тебя? – спросила вторично Гертруда.
Леопольд рассказал своим родственникам, как и где получил он эту драгоценность. Затем договорились, что канцлерша поедет вместе с Леопольдом и Анною в Кремцов и будет жить там с ними до свадьбы.
На следующий день новая владелица Кремцова въехала в замок с большой торжественностью. В толпе, собравшейся, чтобы встретить Анну и Леопольда, находилась и Сара, она прижала руку к сердцу и глядела вслед Леопольду и Анне. Когда уже все разошлись, она еще с минуту постояла в задумчивости.
– Боюсь, чтобы это ликование не было преждевременным! – прошептала она. – Но как бы то ни было, я уеду отсюда в тот самый день, когда она сделается его женой. Сердце говорит мне, что я должна так поступить! – Сказав это, она отправилась назад в свой Гозен.
Само собой разумеется, что прием, оказанный Анне, был самый блестящий. Все в замке думали лишь о том, как бы ей угодить. Леопольд повел невесту и своих гостей в музей отца, где он собрал все редкости, привезенные им из чужих земель.
Не будем разбирать, правда ли, или нет, что не надо никогда заранее радоваться и чересчур полагаться на счастье, скажем только одно, что каждый день, проведенный в Кремцове, теснее и теснее соединял Леопольда и Анну, родственники же радовались, что, по обоюдному согласию молодых людей, устроился наконец союз, которого все так долго и томительно ожидали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Свадебный подарок
Была вторая половина апреля 1580 года. Сезон в Штеттине еще не кончился и зимние увеселения были в полном разгаре. Балы, спектакли, концерты и маскарады следовали непрерывным рядом, причем выставлялась напоказ роскошь померанского дворянства.
Со времени вступления на престол Иоганна Фридриха жизнь в резиденции сделалась гораздо веселее: герцог и герцогиня, оба молодые, любили шумные удовольствия, этот вкус разделял и брат герцога Эрнст Людвиг. Он не был женат и продолжал ухаживать за дамами.
Между ними первую роль играла, без сомнения, новая обер-гофмейстерша Сидония фон Борк. Она и новый канцлер Бото фон Эйкштедт были заклятыми врагами из-за отказа последнего содействовать уничтожению завещания покойного капитана фон Борка.
Сидония часто терпела нужду в деньгах, поскольку тратила неимоверные суммы на туалеты и блестящую обстановку. Чтобы помочь себе, она решилась извлечь большие выгоды от своих обожателей и, не оказывая ни одному из них явного предпочтения, тем не менее ухитрялась получать от всех весьма ценные подарки. Между этими господами особенно отличался венецианский посол, синьор Камилло Мартинего.
В собрании государственных чинов был назначен большой бал. Двор и вся знать должны были на нем присутствовать. Мы находим Сидонию в уборной, она советуется со своей горничной Ниной насчет вечернего туалета. Ей 37 лет, но никто бы этому не поверил, так она еще хороша.
– Так он все-таки женится на ней, Нина?
– Разве вы еще сомневаетесь в этом, барышня? Я уже несколько недель тому назад рассказывала вам, что она тут была со старухой, он остановился в доме канцлера и накупил в модных магазинах по крайней мере на 6000 марок разных товаров, выбрали все, что только было лучшего! Вы не хотели верить мне и тогда, когда я сообщила вам, что подвенечное платье Анны уже заказано придворной швее. Как же вы теперь об этом узнали?
– Канцлер и его брат взяли десятидневный отпуск, чтобы праздновать свадьбу сестры с белокурым кремцовским медведем. Они завтра едут.
– Я чувствую, что должно происходить в вашей душе, и жалею вас!
– Это мне мало помогает. Жалобы и ненависть теперь бесполезны. Я совершенно обезоружена!!
– Тем более жалею я, что вы не можете победить эту ненависть, которая, как червь, гложет ваше сердце и, наконец, затронет и вашу красоту, так удивительно сохранившуюся до сих пор! Остерегайтесь этого, барышня!
– Ты справедлива! Но я еще все была так глупа и надеялась, что мне удастся отомстить Эйкштедтам и этому ненавистному Веделю! Он скоро будет держать ее в своих объятиях, и тогда все кончено!
– Я имею свое мнение касательно ваших чувств.
– Какие же?
– Причина вашей ненависти – любовь!!
– Как? – Сидония сильно покраснела.
– Я думаю, что на празднике, по случаю присяги, рыцарь вам так понравился, что вы сами охотно бы сделались госпожой фон Ведель.
– Молчи! Это прошло! Его тогдашнее грубое обращение вылечило меня! Неужели ты воображаешь себе, что мое сердце способно чувствовать любовь? Ха-ха-ха!
– Но зато оно тем более чувствует отраду ненависти. – Я все-таки думаю, очень хорошо, что все так случилось.
– Это странное утешение! Будто ты не знаешь, каково у меня на душе!
– Я знаю очень хорошо, что вы всегда милы и прелестны и что все лежат у ваших ног именно потому, что сердце ваше остается холодным и нетронутым!
– Подумайте-ка, что за жалкая участь была бы сидеть в Кремцове, воспитывать маленьких белокурых Веделей и помирать от тоски с этой скучной родней!
– Я некогда была мягкосердной дурочкой и теперь очень благодарна этому коренастому чудовищу за его смертельное оскорбление. Это заставило меня опомниться. Но меня поддерживает не холодность моего сердца, а разнообразие и беспрерывные волнения придворной жизни. Я думаю, что, если бы я удалилась от двора, я бы разом сделалась старухой. Спокойствие для меня – смерть!
– Вы всегда будете при дворе! Иначе, что скажут ваши обожатели, синьор Камилло, и, в особенности, некоторая высокопоставленная особа?
– Эту особу мне труднее всего затянуть в свои сети!
– Употребляете ли вы надлежащие средства?
– Странный вопрос! Я употребляю, чтобы завлечь его, все свои средства, кроме одного!
– Почему же?
– Потому именно, что это средство последнее! Эрнст же слишком ветренен, чтобы оно могло на него подействовать. Я боюсь неудачи.
– Извините, но я в том сомневаюсь.
– Так ты воображаешь себе, что умеешь лучше меня проникать в характеры?
– Я этого не говорила, но я смотрю на герцога другими глазами!
– В таком случае, дай мне посмотреть на него по-твоему.
– Я знала одного, который был очень на него похож, он был только моложе и глупее!
– Ты говоришь о Буссо, который пал в Венгрии? Какие глупости!
– Вы напрасно так говорите. Я вас уверяю, что он очень похож на Буссо, только пламеннее его и вовсе не так непостоянен, как вы думаете. Он нарочно увивается около всех дам, чтобы обмануть герцога и заставить его думать, что никого не любит, а, между тем, он любит ту, за которой менее всего ухаживает, именно вас!
– Было бы трудно доказать это.
– Знаком вам этот почерк? – горничная вынула из кармана записку.
Сидония прочла ее и слегка покраснела.
– Две тысячи марок за право быть здесь в мое отсутствие!
– Он был уже здесь несколько раз и всегда утром, когда вы у герцогини. Я говорю вам, барышня, что последнее средство будет иметь успех. Он или умрет большим отшельником, чем Буссо, или же сделается вашим рабом – и таким образом исполнится ваше величайшее желание!
– Излишне повторять тебе, что, если это получится, я буду в состоянии сделать для тебя очень много!
– Посмотрим, исполнится ли это желание, по крайней мере, в отношении герцога. – С этими словами она повела Сидонию в спальню.
Едва успели они войти туда, как тихо раздался звонок в коридоре, затем служанка, сидевшая в передней, вошла в гостиную.
Как тихо ни позвонили, Сидония все-таки услышала. Она вошла в гостиную в необыкновенном волнении, Нина последовала за нею.
– Что такое, Эмма? – спросила Сидония служанку.
– Итальянский посланник очень просит, чтобы вы его приняли.
Лицо Сидонии приняло холодное выражение.
– Скажи его превосходительству, что я занята приготовлениями к сегодняшнему балу и очень сожалею, что не могу его принять.
– Они говорили, барышня, что должны сообщить вам что-то очень важное. Сообщение это, по словам посланника, может быть полезно для вас только теперь, завтра, даже сегодня, после бала, будет уже поздно!
Сидония взглянула вопросительно на свою поверенную.
– Понимаешь ли ты это?
– Не совсем, барышня. Но он, без сомнения, уверен в важности своего сообщения, а то бы так не говорил!
– Так ты думаешь, что следует принять его?
– Непременно.
– Ну, так проси его превосходительство войти, но затем не принимай никого, слышишь? Позаботься также проводить его потом из дому так, чтобы никто не заметил!
– Будьте спокойны, я исполню это также незаметно, как всегда. – Эмма исчезла.
– Уже темнеет, моя красавица, барышня. Прикажете зажечь свечи?
– Нет. Пусть горит только одна свечка на моем туалете. Я приму его здесь. Ты же притвори дверь в спальню и, если мне нужно будет войти туда, спрячься за занавесью.
Нина скрылась. В передней послышались легкие шаги. Камилло Мартинего вошел в гостиную, держа в руке небольшой пакетик. Он на минуту остановился, устремив пламенный взор на прекрасную обер-гофмейстершу, потом с жаром поцеловал ей руку.
– Извините, что я вас беспокою, но меня заставляет необходимость.
– Только поэтому и принимаю я вас, signor. Но прошу вас быть кратким, так как я должна еще заняться своим туалетом.
– Это очень жесткое требование, прелестная синьора, однако я постараюсь его исполнить, но прежде чем открыть вам, что меня сюда привело, позвольте мне сказать вам несколько слов?
– Хорошо, только поторопитесь.
– Но здесь так темно, неужели вы хотите лишить меня счастия любоваться вашей красотой!
– Сегодня на балу успеете налюбоваться. Садитесь.
– Надеюсь, что никто нас не подслушивает?
– Я бы хотела знать, кто это посмеет!
– Я не буду утомлять вас новыми вздохами, чтобы смягчить ваше сердце.
– Это очень разумно! Однако моя дружба была вам все-таки приятна, не правда ли, синьор?
– Но я желал бы прийти к какому-нибудь концу, жестокая!
– Так придем же к концу!
– Вы сообщили мне когда-то, в минуту откровенности, что из-за каких-то обстоятельств ненавидите семейство Эйкштедт, а еще более – рыцаря Веделя из Кремцова.
– Это правда.
– Рыцарь женится на сестре канцлера. Завтра последний уезжает с братом в Кремцов.
– Это тоже верно.
– Если мне удастся дать вам возможность удовлетворить свою ненависть самым блестящим образом, могу ли я надеяться, что вы меня за то наградите в полной мере.
– Я не думаю, чтобы у вас было такое средство в руках, но положим даже, что вы его имеете. Все-таки о награде может быть речь лишь тогда, когда средство нам будет не только знакомо, но и подействует!!
– Я раньше и не требую награды. Но кто поручится мне, что вы, воспользовавшись моим сообщением, не забудете наградить меня? Вы так холодны!
– Кто способен питать ненависть, синьор, никогда не холоден! Откройте мне ваше средство.
– Ну, так и быть. Один из итальянских кораблей, прибывший в Штеттин еще перед Рождеством со многими восточными товарами, привез также посылку из Сирии на имя рыцаря Леопольда фон Веделя.
– А! Он ведь был на Востоке. Эта посылка, верно, от одного из его тамошних друзей.
– Вы думаете, это от христианина? О нет! Пакет этот прислан рамлинским беем Ахметом другу Леопольду.
– Это уже интереснее.
– Важность этой посылки доказывается тем, что капитан корабля был у меня сам и умолял передать немедленно пакет Ахмета кому следует. Он подтвердил свою просьбу, подарив мне драгоценный камень, присланный Ахметом для этой цели.
– Что же вы сделали?
– Ничего, синьора, я выдал капитану корабля квитанцию в получении от него посылки и обещал доставить ее по назначению. Капитан уехал, у меня же было другое в голове, и письмо язычника осталось.
– И только узнав об этой свадьбе и о моей ненависти, к Веделю, вы!..
– Я вспомнил о нем и также о том, что у меня в руках средство привязать вас к себе.
– Ну, попробуйте, удастся ли вам это!
– Не хотите ли вы прежде взглянуть на драгоценный камень? Он предназначен для вас!
– Крайне любезно с вашей стороны, синьор. Но послание паши, может быть, подействует на меня сильнее.
– Я в этом уверен, потому что мне известно его содержание. Я позволил себе, по причине чумы, распечатать письмо. – В нем нечто такое, что невеста никогда не простит своему будущему мужу!!
– Вы шутите Камилло!!
– Вы скоро удостоверитесь в противном. Но я прежде хочу знать наверное, бесподобная женщина, получу ли я награду за величайшую услугу, оказанную обожателем предмету своей страсти.
– Назовите мне последствия, которые произведет это письмо, и когда именно это будет!
– Вы сами сегодня вечером возбудите этим письмом всеобщий хохот и навлечете на своих врагов позор и вечное презрение!
– Неужели? Если так, Камилло, так вы уже после бала будете награждены!!
– В самом деле?
– Прочитав письмо паши, я вам скажу, где и как может быть устроено свидание.
– Вот драгоценный камень и послание бея.
– Я удалюсь на минутку в спальню там свечка. Сидония оставила его в страшном волнении. Замкнув за собой дверь, она взглянула в самом деле на драгоценную застежку и, спрятав ее, развернула послание Ахмета. Не дочитав до конца, она вдруг разразилась сатанинским хохотом, радуясь как черт, когда он может погубить кого-нибудь. Нина подкралась к ней.
– На, читай и спрячь это. Сегодня вечером я думаю использовать это письмо.
Схватив свечку, Сидония возвратилась в гостиную, и ее блестящий взор возвестил венецианцу, что ему удалось покорить красавицу. Она бросилась к нему и осыпала его ласками. Наконец Сидония высвободилась из его объятий и объявила Камилло, что ему пора уходить.
По уходе посланника она отворила дверь в спальню и сказала: – Ну, что ты скажешь на это, Нина?
– Вы страшно отомстите рыцарю и Эйкштедтам!
– Да, месть моя будет ужасна!
Блестящий бал приближался к концу. Сидония была обворожительнее, чем когда-либо и особенно возбуждала зависть всех дам прекрасной застежкой из Леванта, красовавшейся в ее золотисто-красных волосах. Эрнст Людвиг был к ней особенно внимателен, между тем как Камилло держался в отдалении. Вдруг обер-гофмейстерша сунула Эрнсту письмо бея, а сама подошла с улыбкой к канцлеру.
– Сестра вашего превосходительства, как я слышала, на днях вышла замуж за благородного Леопольда фон Веделя?
