Текст книги "Рыцарь Леопольд фон Ведель"
Автор книги: Альберт Брахфогель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
В девять часов вечера Леопольд прибыл в Гиломердинг и, немедленно отправившись к Боку, передал ему о случившемся. Вследствие их разговора, Бок отправил двух всадников к Беннингсгаузену, чтобы привести оставшихся там офицеров и осмотреть, нет ли чего подозрительного в окрестностях монастыря. В ту же ночь Леопольд должен был отправиться как можно скорее исполнить возложенное на него поручение. Между первым и вторым часом он уже сидел на коне со своими слугами под прикрытием шестерых всадников, чтобы на рассвете еще добраться до мюнстерских владений.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Пора страданий
Хотя и нельзя оправдать безумное и оскорбительное поведение Леопольда в женском монастыре, но до известной степени оно объясняется психологическими причинами. Посредством его всплыли наружу истинные чувства аббатисы и ее подруг, и стало ясным, что слабый полковник Эйтельгейнц попал именно в те сети, которые он расставил монахиням. Военный план кальвинистов находится в руках монахинь. Таким образом, хотя Леопольд и не мог упрекать себя за свои поступки ни с военной, ни с нравственной точки зрения, тем не менее он раскаивался в том, что был в Беннингсгаузене и провел там с товарищами масленичную ночь. Нельзя было изменить случившееся, но в виду множества совершенных во время настоящего похода безрассудств, и эта глупость могла бы сойти с рук. Леопольд был обязан теперь принять все меры для устранения последствий масленичных сумасбродств и найти способы для отведения от Казимира и Гебгарта несомненно грозившей им опасности. Со своей стороны он готов был сделать все возможное, но какое-то непреодолимое опасение говорило ему, что результаты его рекогносцировки окажутся весьма печальными.
Отправившись по левому берегу реки Липпе, Леопольд утром переправился через нее в Гамме, очутившись таким образом в Мюнстерском Архиепископстве. Он позаботился о снятии со своих рукавов, да и с рукавов провожатых своих цвета кальвинской армии и наказал своим людям постоянно говорить одно и то же: что они слуги лютеранского рыцаря Леопольда фон Веделя из Померании, призванного Фридрихом Саксонским на войну с Казимиром и курфюрстом. Эта уловка и расспросы их о местопребывании Фридриха везде помогали им в церковных владениях.
Леопольду казалось, однако, странным, что не только неприятельская сторона в полнейшем спокойствии, но даже жители местностей, в которых он до сих пор успел побывать, не могли сообщить ему. Никаких сведений насчет того, где находились в настоящее время мюнстерские военные силы. Все в один голос утверждали, что до 25 февраля как у них, так и дальше к Липпе все было переполнено архиепископскими войсками, которые после указанного дня направились на север к Мюнстеру. Это не согласовывалось с угрозами Беаты, сказавшей, что по ту сторону Липпе Леопольд увидит кое-что опасное, он даже не видел неприятеля. Последний или совсем отступил к Мюнстеру, следовательно дорога на запад была совершенно свободна, или неприятель не стоял уже у Мюнстера. В последнем случае можно было двинуться на север, достичь Гельдерна и соединиться с союзными голландцами. Леопольд прибыл в Мюнстер поздно вечером, но не мог войти в город по причине поднятых уже мостов, так что ему пришлось остаться на квартире у одного крестьянина, имевшего мызу невдалеке от Мюнстера.
Так как наш герой вежливо обходился с хозяевами своими, строго наблюдал за слугами и за все аккуратно платил звонкой монетой, то крестьяне настроились к нему благожелательно и рассказывали, что им было известно. К своему крайнему изумлению, Леопольд узнал от них, что гарнизон в Мюнстере очень невелик, так как три полка пехоты и кавалерия двинулись на юг к Падеборну, а полк стрелков стоял при Везеле и на истоках Липпе. У архиепископа, кроме гвардии и артиллерии, было только пять полков, следовательно в Мюнстере не могло находиться и тысячи человек гарнизона.
Это очень смутило нашего героя. Немыслимо, чтобы архиепископ добровольно отдал свою столицу на разграбление и открыл неприятелю удобную дорогу в Нидерланды. Но, быть может, это отступление по двум направлениям было хитростью со стороны архиепископа, войска которого сконцентрировались за Мюнстером? Если это двоякое отступление состоялось действительно, то за Мюнстером или в самом Мюнстере должен находиться неприятельский отряд. Ясно, значит, что епископские войска только раздвинулись крыльями, чтобы левым примкнуть к армии архиепископа Падеборнского, а правым соединиться с баварцами, стоявшими на нижнем Рейне. Если войска архиепископа в Падеборне соединились с баварцами близ Арнсберга, то это похоже на обход, но если при Везеле и за Мюнстером находился, кроме того, еще один корпус войск, то это уже настоящая западня! Леопольд охотно бы отправился на рекогносцировку по направлению к Везелю, поскольку только там или в Мюнстере мог быть разрешен вопрос, можно ли двинуться вперед на соединение с голландцами, но сделать это не представлялось возможным из-за большого расстояния и краткости времени.
Итак, Леопольд решился, узнав что-либо положительное в Мюнстере, направиться на восток от города и как можно ближе подойти к падеборнским границам. 19-го числа удалось ему попасть в город. Заявив о себе у городских ворот и по обыкновению спросив, где можно найти Фридриха Саксонского, он, к своему крайнему сожалению, узнал, что герцог стоит на левом берегу нижнего Рейна, против Везеля. С неописуемой тревогой въехал Леопольд в город. За исключением гвардии, не видно было ни одного солдата, но бастионы были унизаны орудиями. Леопольда мучила теперь мысль, как бы узнать, не стоят ли неприятельские войска в тылу города. Проходя однажды подле башен церкви святого Ламберт®, он увидел на них три железные клетки, в которых сорок восемь лет назад были выставлены тела казненных анабаптистов, и вдруг внезапная мысль озарила Леопольда. Снизу видны были еще останки покойников. При помощи значительной подачки бешенному сторожу и под предлогом осмотреть эти замечательные клетки и их содержимое, Леопольду удалось подняться на одну из башен. Хотя у него не было нынешней подзорной трубы, но Леопольд обладал хорошим зрением, и, охватывая взором значительное пространство, он убедился, что, по крайней мере, на милю по направлению к северу не могло быть тут войска. Чтобы не возбудить подозрения, он посвятил немного времени обозрению костей анабаптистов, затем сошел с башни, а час спустя выехал из города.
Во время обратного пути одно только узнал он, что дней восемь тому назад множество мюнстерских войск вступило в падеборнские владения, но о самом неприятеле Леопольду ничего не удалось узнать.
Прибыв в Гильмердинг, он с удивлением увидел, что его полк уже выступил и вся местность очищена войсками Казимира и Гебгарта. Оставшийся кавалерийский пикет вручил Леопольду письменное уведомление Бока, что курфюрст и Казимир два дня тому назад двинулись со всею армиею к Мюнстеру и что Леопольд должен немедленно следовать в Гамм и своевременно присоединиться к своему полку. В тот же вечер он прибыл в Гамм, где и получил известие, что реформаторские войска двинулись на запад, на правый берег реки Липпе.
Из всего этого выяснилось, что неприятель полным маршем подвигается из Подеборна и Арнсберга, а Казимир и Гебгарт стараются оставить реку Липпе между неприятелем и собой с тем, чтобы на западе, у Везеля, или севернее, прорваться в Нидерланды. Если бы это удалось, то реформаторская армия была бы хозяином положения, но у Леопольда были серьезные причины опасаться, что именно там, куда направлялась тогда армия, она наткнется на превосходящий численностью неприятельский корпус.
При Будденбурге Леопольд встретил первых всадников и служителей Казимира и вскоре нагнал полк Бока. Вести Леопольда чрезвычайно встревожили полковника. Показания Эйтельгейнца и других были занесены в протокол, и казалось более чем вероятным, что беспечный и преданный вину и женщинам полковник позволил выманить у себя достаточно сведений насчет военного плана реформаторов, так что измена монахинь являлась в высшей степени правдоподобной. Но для военного суда над Эйтельгейнцем уже не хватало времени, он был любимцем Казимира и Гебгарта, и чтобы он мог защитить свою честь, ему поручили самый близкий к неприятелю и опасный пост – командовать авангардом. Пройдя Будденберг, реформаторы нашли, что мосты на притоках Липпе были уничтожены, а вооруженные крестьяне строили шанцы и намеревались защищать их. Здесь Эйтельгейнц впервые показал образец храбрости, он мужественно атаковал шанцы и очистил армии дорогу.
Армия двинулась дальше, как вдруг, подобно удару грома, всех поразило полученное известие: неприятель стоит у крепости Везель.
– Вот вам и масленичное пиршество у монахинь! – вскричал Леопольд. – Нас одурачили!
На военном совете решено было оставить Везель в стороне, направиться на Кроненбург, но тут наткнулись на сильную протестантскую армию баварцев!
С обеих сторон дрались с величайшим ожесточением. Полк Бока лишился тридцати лучших всадников, Эйтельгейнц потерял большую часть своих людей, армия Казимира и Гебгарта была опрокинута и совершенно разбита. Остатки артиллерии и пехоты с трудом собрались под начальством Эйтельгейнца и Бока, и 16-го марта началось отступление. Оставалось одно: смелым движением пробраться между Везелем и Рейном, что и удалось и, оставив попытки переправиться через Рейн, армия потянулась по правому берегу реки к Гельдерну.
Невыразимо грустно было на сердце у Леопольда. Опозорен и оскорблен как человек – вот результат самой жалкой из его кампаний! Он шел навстречу верной смерти или, во всяком случае, очень сомнительной участи, и желая на всякий случай приберечь для себя кое-какие средства, Леопольд оставил под расписку у трактирщика в Везеле три дорогих меча, мансфельдскую золотую цепь и несколько редких кинжалов.
Зная осторожность и умение Леопольда ориентироваться в незнакомой местности, полковник Бок отправил его вперед с квартирьерами и фурьерами, чтобы отыскать подходящий пункт для перехода в Гельдерн. Действительно, такой пункт был найден, и 19-го числа вечером Леопольд расположился на ночлег в местечке Гендринген.
За час до рассвета сильный шум внезапно разбудил Леопольда.
– Испанцы! – кричали его люди.
Рыцарь поспешно стал вооружаться и хотел потребовать лошадей, но было уже поздно! Кругом гремели выстрелы, сражающиеся шумели во дворе и в доме. Испанские солдаты ворвались в дом и напали на Леопольда. Бастиан Фейт и Ринов Барвинек, хотевшие помочь своему господину, были застрелены на его глазах, а Леопольд фон Ведель взят в плен!
В первое мгновение Леопольду казалось, что он сой дет с ума. Все, составлявшее лучшую долю его существа уже погибло, только смутный инстинкт самосохранения не вполне покинул его. Его привезли в крепость Ангальт отстоявшую на полчаса пути от Исселя. Идя по узкому подъемному мосту и заметив, что безводный ров порос только тростником, Леопольд бросил в него свой кошелек с семнадцатью червонцами, чтобы не достался он неприятелю. Леопольда тотчас же привели в городскую тюрьму, в отвратительнейшую камеру первого этажа, грязную, холодную и представлявшую одно только удобство: сквозь железную решетку можно было видеть небольшой рынок.
Обессиленный физически, совершенно изможденный, его мозг горел горячечным жаром, пульс ускоренно бился, сердце сжималось. Когда за ним затворилась дверь, Леопольд подошел к окну, прислонился горячим лбом к железной решетке и, как сквозь туман, стал глядеть на улицу. Все чувства его сосредоточились теперь в зрении и слухе, потому что дорогой он слышал за собой дальний гул битвы. Через час улицы оживились. Вдали раздался звук труб, жители высыпали из домов и столпились под большой липой, стоявшей еще без листьев на площади. Испанцы возвращались с поля боя. Во главе блестящего полка валлонской пехоты ехал полковник. За первым отрядом показались пленные под усиленным конвоем: Лоренц фон Ведель, родственник Леопольда, фон Боссе, Арнсдорф, фон Китлиц, полковник Эйтельгейнц фон Кирсберг и Шлемпер. Леопольд уже не чувствовал собственного горя, но слезы хлынули у него из глаз при виде товарищей! Валлонский полк развернулся на площади вокруг липы, а зеваки порасходились по домам. Леопольд заметил, как пленных вывели перед фронтом, на дереве что-то начали делать. Послышалась короткая речь полковника, затем раздалась команда и барабанный бой… «Philippus secundos vivat!» – грянуло в рядах, и войска с пленными разошлись в разные стороны. Сон ли это, или действительность? На липе болтался вздрагивавший труп, а тут же равнодушно ходил взад-вперед валлонский часовой!
– Боже великий! – прошептал Леопольд. – Это Шлемпер, я узнаю его по трубе… Беннингсгаузен, Беннингсгаузен! Ты причина всех наших бедствий, масленичная ночь.
Прошло несколько дней в тяжком однообразии, плохая пища, жесткая постель… Вдруг к Леопольду явился валлонский полковник Стеффен Прейс, который отрекомендовал себя также в качестве местного коменданта.
– Я слышал от товарищей ваших, – сказал он Леопольду, – что вы достаточно богаты, чтобы дать за себя выкуп. Если у вас нет денег, то вместе с прочими я отправлю вас к его светлости герцогу Фарнезе, который так же живо покончит с вами, еретической сволочью, как я вот с ним, – и полковник указал на труп Шлемпера.
– Господин полковник, я пленный, следовательно, должен покориться всему, что вам угодно будет сделать со мною. Будьте, однако, уверены, что если бы вы были моим пленным, то как дворянин, я устыдился бы оскорблять вас в несчастии, издеваться над вами или угрожать вам.
– Гм… гм… Я не касаюсь ни вашей чести, ни религии вашей, но так как вы в плену, то и приходится вам расплачиваться. Если бы я поступал согласно моим инструкциям, то следовало бы вас отправить вместе с другими. Но вы из старинного дворянского рода, вы богаты, а я беден, я должен извлекать деньги из войны.
– Сколько же вы требуете, господин полковник?
– Заплатите триста червонных и затем вы свободны.
– Будь у меня деньги, я заплатил бы немедленно. Но я всего лишился и ничего вы не найдете, хоть обыщите меня всего.
– Черт побери! И у вас ничего нет?
– Положительно ничего при себе, разумеется. Остается одно: быть может, вы найдете великодушного человека, который даст мне денег под залог золотой цепи и оправленного в серебро оружия.
– Золотой цепи? Где же она?
– Не при мне, в этом вы можете легко убедиться. Я оставил ее в Вестфалии, во время последнего взбалмошного похода нашего. Но где это, я вам не скажу, господин полковник. По словам вашим, вы бедны и, наверное, не слишком щепетильны насчет способов приобретения. Очень может случиться, что цепь и оружие вы возьмете, а меня оставите в клетке.
– Право, вы человек не глупый! – захохотал Стеффен Прейс. – Этим только подтверждается доброе мнение о вас товарищей ваших. Посмотрю, не найдется ли кто-либо, кто дал бы вам немножко денег в это смутное время. А до тех пор потерпите.
– Не щадите усилий, чтобы добыть деньги. Могу ли я спросить, чем кончил мой полковник, мой старый и храбрый полковник Бок, и прочие товарищи мои?
– Они сражались, как люди храбрые. Одиннадцать офицеров-дворян, и в числе их фон Путлиц, пали вместе со множеством рядовых. Как ни поредели их ряды, но полковник Бок, ваш родственник Георг фон Ведель, ротмистр Шульц и Фюрстенберг с тремястами воинами вынесли знамя из битвы, бросились на кельнско-баварское войско при Кронебурге, застав его врасплох, и пробились.
– Да благословит Господь этих преданных людей! Но зачем вы повесили трубача полковника Эйтельгейнца?
– Потому что у нас, испанских солдат, существует обычай: платить шпионам и пользоваться их услугами, но как скоро они сослужат нам службу и попадутся в наши руки – вешать их. Шлемпер был шпионом баварцев в вашей главной квартире. Как вероломный священник в отношении нашей церкви, как изменник солдат, этот мерзавец вполне заслужил постигшую его участь. Прощайте!
Это известие дополнило самосуд, который Леопольд держал перед самим собой. Но чаша его страданий окончательно переполнилась, когда он узнал, что Георг фон Ведель был расстрелян за неудачную попытку к побегу, а полковник Эйтельгейнц лишил себя жизни в тюрьме.
Наступил зрелый период его жизни. С глубочайшей скорбью увидел Леопольд, что недостоин он счастья на земле и обладания Анной. Если бы он вернул свое прежнее достоинство, если бы захотел малейшего успокоения и отрады, то нашел бы их только в прежнем энтузиазме, в непорочности и идеалах, которые привели его некогда к принцу Оранскому, к Мансфельду, к Ланге и сделали его любимцем матери. Его мать! К ней стремились теперь все его помыслы. Очиститься от грязи безумного его странствования земного, благородными поступками заслужить царствие небесное и затем навеки соединиться с ней – в этом состоял теперь смысл всех его стремлений.
Двадцатого мая его неожиданно посетил полковник Прейс в сопровождении барона Христофора фон Шенка, пообещавшего Леопольду, что он готов снабдить его деньгами под залог золотой цепи и оружия. Леопольд дал барону расписку везельского трактирщика и, четыре дня спустя, полковник отправил нашего грустного и голого, как сокол, героя к барону в Шуленбург. К своему изумлению, Леопольд застал там земляка своего, Эвальда фон дер Гольца, который знал о жестокой участи Веделя и потому побуждал барона освободить Леопольда. Леопольд был теперь свободен, но без всяких средств.
Вдруг ему пришло в голову, нельзя ли отыскать брошенный им кошелек с червонцами. Он сообщил это барону и фон дер Гольцу, и оба они с немногими слугами отправились на поиски. Действительно, кошелек был в тростнике сухого рва! Велика была радость Леопольда. Он мог теперь добраться хоть до Люксбурга, где, согласно письму, отправленному им домой, Леопольд ждал денег, одежды, документов, некоторых ценных вещей и слугу. Эвальд фон дер Гольц, ехавший в Англию, убеждал Леопольда отправиться вместе, но последний решительно отказался от предложения. Он не хотел встретиться с Анной в теперешнем душевном настроении своем, не хотел растравлять старые раны и твердо решил поступить на службу к принцу Оранскому в качестве защитника свободы протестантов. Это, по его мнению, достойным образом завершало его жизнь, и он не скрыл этого от Гольца, изъявившего готовность сопровождать Леопольда в Люксбург и затем в Голландию.
Десятого июня прибыли они в Люксбург. К удовольствию своему, Леопольд застал там Сигизмунда, сына старосты Юмница, с деньгами и со всем тем, что казалось Веделю необходимым впоследствии и чему придавал он особенную цену. Грамота императора, золотые медали принца Оранского и Григория XIII, лютня и некоторые вещи, привезенные с востока – все это было доставлено.
Они отправились прямо в Девентер, но не достигли еще голландской границы, как к ним стали доноситься неправдоподобные и смутные слухи о смерти Вильгельма, убитого, будто бы, наемными убийцами Филиппа II. Путешественники нашли Нидерланды в полнейшем брожении и тревоге. Везде готовились к отпору или совещались, не лучше ли посредством своевременной покорности купить мир и свободу. По приезде в Девентер наконец выяснилась кровавая истина: 10-го июля Вильгельм Оранский был застрелен иезуитом Герардом!
– Это неправда! Не может быть, не должно быть! – вскричал Леопольд. – Я лишился со смертью этого человека последней цели моей жизни, основы моего существования!
Они немедленно же отправились в Утрехт. На башнях и кровлях древнего университета развевались траурные флаги, аудитории были закрыты, так как студенты вступили в милицию. С трудом можно было пробиться среди этого всеобщего возмущения, и чужеземцы везде наталкивались на недоверчивость, во избежание чего Леопольд надел на шею портрет покойника на черной ленте. 8-го августа прибыл он в Дельфт, а 9-го поспешил к гробу Вильгельма, в «Керк», где освободитель Нидерландов покоился в гробнице своих предков. Люди всякого звания и состояния наполняли обширное и мрачное здание готического храма. Вокруг самой гробницы стояла группа людей, мантии и золотые цепи которых показывали, что это высшие сановники республиканской Зеландии.
Леопольд, не смотревший вокруг себя, не заметил, что он стал предметом общего внимания, и только неподвижным взором глядел он на каменную плиту, покрывавшую бренные останки его царственного друга.
– Дайте место моей скорби в среде вашей, покойник был светилом моей жизни, – сказал он, отодвигая в сторону своего соседа.
Он опустился на колени, и с рыданием полилась молитва из уст его.
– Помолитесь о нем и оплакивайте его, рыцарь Леопольд, – сказал один из присутствовавших. – Он был близок и дорог всему миру, каждому чувствительному человеку и каждому стремящемуся к истине сердцу.
– Если я не ошибаюсь, вы Филипп де Морнэ, барон дю Плесси? – спросил Леопольд.
– Знавший вас, когда вы охраняли принца от испанских убийц, прежде чем состоялось покушение Салцедо и его товарищей. Наверное, предчувствие привело вас и сюда, но на этот раз слишком поздно!
– «Слишком поздно» в жизни – это червь, подтачивающий саму жизнь, господин барон. Я приехал с тем, чтобы навсегда поступить на службу принца.
– Если вы желаете сослужить ему службу и мертвому, то немедленно же отправляйтесь в Англию и явитесь к министру Уолсинхэму. С той поры, как Вильгельм пал от злодейской руки, я считаю все возможным. Увидите, что скоро настанет очередь Елизаветы, и Генриха Наваррского, последнего оплота гугенотов. Скажите это в Лондоне и, если не найдете там постоянной службы, то вспомните обо мне. И Франции понадобятся мужественные люди и добрые шпаги, потому что, говорю вам, скоро весь мир будет в пламени!
Молча вышел Леопольд из церкви с Гольцем, и они отправились в гостиницу.
– Несмотря на это, вы все-таки не поедете в Англию?
– Я не хотел этого из-за одной дамы вам это известно… Но теперь я уже не колеблюсь. Елизавета более чем когда-либо подвергается опасности Я отправлюсь с вами в Англию и предложу свои услуги королеве, драгоценная жизнь которой важнее для меня всяких предубеждений!
18-го августа они отплыли из Голландии на купеческом английском судне. Когда Леопольд увидел белые берега Дувра, устье Темзы и затем Ширнес, у него забилось сердце, но отчего, он и сам не знал.
