Текст книги "Рыцарь Леопольд фон Ведель"
Автор книги: Альберт Брахфогель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
– Вам правду сказали.
– В таком случае для счастливой невесты будет весьма интересно узнать, что рыцарь в любви – настоящий герой. Как только его высочество прочтет письмо из Палестины, которое нечаянно попало мне в руки, я буду счастлива доставить его вам для передачи вашей прекрасной сестре, это свадебный подарок, который я ей приготовила. Из содержания она узнает, что именно благочестивый рыцарь Леопольд оставил в Рамле для блестящих доказательства своего пилигримства!
– Что значат эти оскорбительные речи милостивая государыня? – возразил вспыльчивый Бото.
– Ха-ха-ха! Приятный сюрприз для молодой жены! – вскричал Эрнст Людвиг и, смеясь, передал письмо брату.
– Как, оно открыто? – спросил герцог.
– Поскольку послание это привезено с Востока, то, по причине чумы, его распечатали и обкурили. Добрый приятель доставил мне письмо это для передачи канцлеру.
Полное напряжения молчание воцарилось в зале, между тем как старший герцог читал письмо. Отдавая его затем Бото, он сказал иронически:
– Судя по содержанию письма, мне кажется, что ваша поездка будет лишней.
Между тем, дамы и кавалеры становились попарно, и музыканты заиграли последний танец. Бото прочел, в свою очередь, письмо и страшно побледнел. Дрожа от волнения, шепнул он несколько слов своему брату Валентину и тот удалился со злополучным посланием.
По окончании последнего танца Бото подошел к герцогу и, наклонившись сказал ему.
– Если ваше Высочество позволит, я не пойду в отпуск, вы были правы, теперь нет в том никакой надобности!
Сидония торжествовала.
– Что, любовь ваша также страстна, как и ненависть? – шепнул ей герцог Эрнст.
– Ваше Высочество не захочет подвергнуться опасности испытать силу моих чувств! – возразила она вполголоса.
Он взглянул на нее страстно:
– Да, я хочу испытать их силу!
– В таком случае, я после такой храброй обороны, может быть, и сдамся, но на вас будет лежать вся ответственность!
– Чем труднее достается победа, тем она приятнее! – С этими словами он быстро отошел в сторону от нее, потому что ему показалось, что герцог за ними следил.
В Кремцове были заняты последними приготовлениями к великому дню, который должен был соединить навсегда Анну и Леопольда. Рыцарь и его невеста блаженствовали. Прежние тяжелые испытания научили их ценить, как следует, свое настоящее счастье. В душе они уже были муж и жена, недоставало только благословения церкви.
Однажды Анна гуляла с Леопольдом в саду и повела его в беседку, знакомую читателям.
– Посидим тут немного, – сказала она, – через два дня наедут гости, и тогда у нас будет мало времени для беседы друг с другом.
– Я бы желал, чтобы все это было уже кончено!
– Это тоже будет в свое время, надо только иметь терпение.
– Легко сказать! Знаешь, дружок, единственное, что осталось во мне от моего прежнего нрава, – это необъяснимое беспокойство, я все боюсь, чтобы все-таки что-нибудь не разделило нас!
– Какие фантазии, мой милый, – ответила она, улыбаясь, – кто может разделить тех, чьи души уже слились!
– Не знаю, что это такое, милая Анна, но когда я сижу здесь, где уже два раза я терял тебя, мне все кажется, что это случится в третий раз, и тогда уже навсегда!
– Так уйдем скорее отсюда, дорогой мой, – сказала девушка и поцеловала его. – Мы будем сидеть здесь лишь когда будем обвенчаны, тогда, надеюсь, не будут больше приходить тебе в голову такие мрачные мысли.
Они вышли из беседки и встретили служанку.
– Что тебе надо, Лавренция? – спросила Анна горничную.
– Матушка просит вас к себе на четверть часа.
– Сейчас приду. Скажу тебе по секрету, Леопольд, что мама готовит тебе подарок, потому и зовет она меня теперь к себе.
– Хорошо, душа моя, я притворюсь, что ничего не знаю.
Они обнялись, и Анна убежала. Леопольд, улыбаясь, последовал за ней в дом.
Войдя в залу, он увидел Лавренцию, она его ждала.
– Господин рыцарь, вас ожидает беда!
Леопольд вздрогнул.
– Что это ты рассказываешь?
– Я состарилась в этом доме и надеюсь умереть здесь. Я знаю, что говорю.
– Что же случилось?
– Между тем как вы с барышней гуляли, советник Валентин приехал из Штеттина.
– Канцлер был также с ним?
– Нет, он приехал один, остановился у конюшен и, пройдя через кухню, спросил где вы.
– Гм! Дальше!
– Я отвечала, что вы с нашей будущей барыней в саду. Тогда он приказал мне повести его к канцлерше, говоря, что хочет видеть ее наедине. Через несколько минут позвали меня назад. Лицо барыни было мрачно и глаза ее были заплаканы. Она сказала: «Позови мою дочь, это последний раз, что ты для нее что-нибудь сделаешь».
– Теперь все трое наверху?
– Да, господин рыцарь.
– Займись своим делом и оставь при себе эти мысли. Вот это предчувствие, которое меня только что беспокоило! – прошептал рыцарь, оставшись один. Он сел на любимое место матери. – Так пусть же покажется несчастье, посмотрим, кто кому уступит. – Он впал в задумчивость.
Между тем, Анна, поднявшись по лестнице, открыла дверь в комнату матери и увидела своего младшего брата.
– Валентин! Ты уже тут, а мы ждали вас лишь послезавтра. Где же Бото?
– В Штеттине.
– Он приедет позже?
– Он совсем не приедет!
– Валентин! Да что это с вами? Вы так расстроены. Ты плакала, мама?!
Канцлерша горько засмеялась:
– Да, я плакала, но в последний раз! Я уже больше не буду ни плакать, ни смеяться. Дай ей письмо!
– Прошу тебя, Анна, выслушай меня спокойно, – сказал советник. – Накануне нашего запланированного отъезда был придворный бал. В конце бала Сидония вынула из кармана это письмо и дала его читать многим. Содержание его возбудило всеобщий хохот и возмущение. Наконец Сидония передала его Бото, сказав, что это свадебный подарок, который она тебе приготовила. Прочти его, и я надеюсь, что ты поступишь как подобает дочери канцлера Эйкштедта. Во всяком случае, теперь уже нельзя будет упрекнуть твоих родственников, что они вмешались в ваши дела.
Анну обдало холодом, однако она решилась противостоять тому, что было готово обрушиться на нее. На нее снизошло вдруг удивительное спокойствие. Она прочла письмо, которое подал ей Валентин.
– Я этому не верю! – вскричала она с пылающими щеками. – Это ложь и подлость, тем более, что исходит от Сидонии!
– Пусть твой жених поклянется честью, что это неправда!
– Иду к нему сейчас же! Но я одна буду с ним говорить и затем решу!
Она торопливо вышла. Достигши лестницы, она начала спускаться все медленней и медленней. Анна чувствовала непонятную тяжесть во всем теле, в душе же был настоящий хаос.
Когда она вошла в зал, Леопольд встрепенулся.
Она остановилась перед ним бледная и холодная. Сердце его сжалось.
– Леопольд, – произнесла она почти без голоса. – Предчувствие не обмануло тебя. Несчастье постигло нас, но я останусь тебе верна во всяком случае. Прошу тебя, прочти это письмо с возможным спокойствием и потом скажи мне, содержит ли оно правду, или ложь. Твое собственное признание решит нашу участь!
Леопольд взглянул на адрес и изменился в лице.
В его душу запало страшное предчувствие. Он с трудом собрался с духом.
– Как дошло до тебя это письмо? Не может быть, чтобы это было честным образом!
– Нет, через мошенничество! Но это обстоятельство важно только, если дело выдумано.
Ахмет писал, что надежды его осуществились и что вместо одного наследника у него их два: от Ханум и от другой. Он сообщал эту радостную весть Леопольду, прося его в своем счастье вспомнить и о счастье любящего брата Ахмета.
Письмо выпало из рук рыцаря. В отчаянии схватился он за голову.
Анна подошла к нему и взяла его руку: крупные слезы катились по ее щекам.
– Скажи мне, – сказала она тихо, – правда ли то, о чем пишет этот человек?
Леопольд опустил голову.
– Это правда – и я в отчаянии!
Анна застонала было, но затем, сделав над собой страшное усилие, она подавила свое волнение.
– Есть ли какая причина, смягчающая твою вину? Можешь ли ты чем-нибудь оправдаться? О, если это возможно, Леопольд, тогда мне больше ничего не надо и я попру ногами насмешки и презрение света!
– Я могу оправдаться, – сказал он слабым голосом, – могу ясно показать, как случилось то, что ныне преследует меня как проклятие, но я могу сказать это только моей жене! Девушке – никогда!
– Это все, что ты можешь мне сказать?
– Все, пока ты не моя жена!
– Этого никогда не будет, Леопольд! – застонала она. – Я тебе останусь верна, буду всегда любить тебя и в доказательство никогда не сниму с себя ожерелье, которое ты надел на меня на Плонинском озере, – но твоею женой я никогда не буду! Если бы я одна только знала о твоем проступке, любовь моя была бы настолько сильна, чтобы простить тебя, но позор публичен, я не чувствую в себе довольно мужества и силы, чтобы нести его с собой! Мы теперь расстанемся, чтобы никогда более не встречаться! Умоляю тебя только об одном: не ищи меня! Если же мы случайно встретимся, избегай меня, потому что твое ожерелье будет тебе говорить, что ты разрушил мое счастье!! Прощай навсегда! – Она пожала ему руку и повернулась, чтобы уйти.
– Анна!!
Она остановилась.
– Что вы желаете, господин рыцарь? – сказала она холодно.
– Немного! – ответил он хриплым голосом, – От кого вы получили это драгоценное письмо?
– Письмо это попало в руки Сидонии!
– Красной чертовки!! – закричал Леопольд и вскочил с места.
– Она показала его всем на последнем придворном балу, затем отдала его Бото, чтобы он привез мне этот свадебный подарок! Женщина, господин рыцарь, способна простить любимому человеку все, кроме позора и презрения, которые он сам навлек на себя и которые будут сопровождать его до гроба!
– На это отвечу вам лишь одно: даже в эту страшную минуту следовало бы вам, если у вас столь твердый характер, обдумать хладнокровно ваше решение. Жена, любящая искренне своего мужа, не поставит ему в вину то, что он совершил до женитьбы, будь это даже грех. Моя же совесть чиста от греха! Я уйду теперь; завтра же, после моего возвращения, если я найду тебя еще здесь, это будет знаком, что ты меня простила! Если же дом моих отцов будет пуст – впрочем, тебя моя участь не интересует. Если ты после всего, что было между нами, можешь еще от меня отказаться, значит ты никогда не принадлежала мне всей душой! Может быть, по ту сторону гроба ты будешь больше чувствовать!!
Он поднял письмо Ахмета и, взглянув на нее пламенно, вышел из зала. С трудом поднялась Анна опять по лестнице и возвратилась к своим.
– Все кончено – он признался! – С этими словами она упала в кресла и горько заплакала.
Леопольд пошел по дороге, ведущей в Шниттерсгоф, не обращая внимания на изумленные взгляды встречавшихся ему людей и на их удивленные восклицания. Придя туда, он постучался у ворот, Сара отворила ему, и он, шатаясь, вошел в ее дом.
– Что с вами, господин мой? Что случилось?!
– Вот это письмо из Палестины было моей свадебной радостью! Ха-ха-ха! Я думаю, что сойду с ума!
– Кто этот изверг, осмелившийся дать ей это послание?
– Известно кто! Красная чертовка, погубившая Буссо! Обер-гофмейстерша! Она сама! Она убивает и меня! Да что! Пусть все пропадает!
– Что вы будете делать?
– Я останусь тут до утра. Если же она уедет с матерью и братом, тогда я опять пойду странствовать и навсегда останусь скитальцем.
Леопольд сидел большею частью молча. Сара предложила ему съесть что-нибудь, но он отказался. Не желая беспокоить его, она принялась прибирать какие-то вещи. Наконец она села в комнате нижнего этажа и написала несколько писем на еврейском языке. Под вечер послышались сверху тяжелые шаги, рыцарь вошел к ней.
– Уехали, – сказал он мрачно. – Они направились прямо в Штатгарт, проехав даже Фюрстензее. Теперь все решено! Попрошу тебя только об одном: можешь ли ты доставить мне векселя от штеттинских евреев для Испании, Португалии, Франции и Нидерландов?
– Я уже подумала об этом, письма готовы, остается лишь вписать суммы и названия местностей.
– Я еще сегодня сообщу тебе об этом через Юмница. Когда векселя могут быть получены из Штеттина?
– Через три дня.
– На четвертый день я уеду! Прощай, Сара, охотно бы сказал – навсегда!
– Вы больше не придете ко мне, господин мой?
– К чему же? Всякий лишний час, проводимый мною на родине, только увеличивает мое мучение, ты же не можешь помочь мне. Да хранит тебя Бог, Сара! – Он протянул ей руку, она ее поцеловала и грустно наклонила голову.
– Десница Божия да хранит вас!
По уходе рыцаря Сара подбежала к окну и посмотрела ему вслед.
– Ты прав, несчастный! Я не могу тебе помочь, ведь я не больше чем еврейка! Отмстить за тебя я могу!! Я все-таки уехала бы отсюда, уехала бы из горести и зависти! О Анна, глупышка, я больше не завидую тебе! – Она упала на колени, обратив лицо к заходящему солнцу. – Великий Бог моего рассеянного народа, судящий живых и мертвых, призываю Тебя! Ты, который допустил Сарагосское преступление и отомстил за него на развалинах Дотиса, помоги также твоей рабе отомстить за это гнусное дело! Затем прекрати мои страдания!
Она поднялась и начала с мрачным видом укладывать свои пожитки. Пришел Юмниц и сообщил ей нужное для счета векселей. Грустный вид его показывал, что ему все было известно. Сара молча заполнила векселя и отдала их Николасу.
– Когда вы на третий день воротитесь из Штеттина, разройте немного землю около ворот, там вы найдете ключ. Мой Гозен уже будет пуст.
– Вы тоже хотите уехать?
– Навсегда.
– За ним?!
– Нет, и потому молчите! Меня больше не увидят, но, может быть, услышат обо мне в Кремцове!!!
В полночь выехала из ворот на высоко навьюченной кляче плотно закутанная амазонка, она повернула на дорогу, по которой несколько часов тому назад промчался Юмниц. С тех пор Шниттерсгоф оставался пуст.
На четвертый день Леопольд оставил Кремцов. Он проехал черев Фюрстензее, где оставался полдня. С величайшим хладнокровием сообщил он Гассо и Гертруде о причинах разрыва, и супруги вполне поняли их важность. Когда при прощании позвали девушек и рассказали им, что свадьбы не будет и дядя опять отправляется странствовать, старшая залилась слезами. Мари же стояла как окаменелая, вдруг она бросилась на шею Леопольда:
– Нет, дядя, оставайся! Ты должен опять быть весел! Если злая Анна тебя отталкивает, веселая Мари будет твоею маленькой женой!
– Милое дитя! – сказал Леопольд, улыбнувшись горько. – Женой моей ты не можешь быть, но ты будешь моею дочерью! Ваши дети, Гассо и Гертруда, будут моими детьми, потому присмотрите за их наследством!!
Несчастный уехал, не взяв даже с собою лютни, она была ему не нужна, Леопольд навсегда отказался от песен.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Испания и Нидерланды
С отчаянием в сердце уехал Леопольд из Кремцова. Ему было все равно: жить или умереть, ничто более не привязывало его к жизни! Желая забыться и заполнить чем-нибудь пустоту сердца, он вновь начал свои скитания по чужим землям, проехал среди величайших опасностей Францию и, прибыв в Испанию, через Сантандер, отправился в Мадрид. На прогулке в Прадо с рыцарем заговорил однажды один знатный испанец. То был Перес, прежний министр и поверенный Филиппа II. Причина его немилости была ревность к нему короля: Филипп II заметил близкие отношения между Пересом и одной прекрасной принцессой, к которой он сам был неравнодушен. Следствием этого открытия было падение могущественного министра, но поскольку этого обстоятельства было мало, чтобы предать его суду, то, пока отыскивались более важные причины к обвинению, несчастный Перес содержался под строгим присмотром, и два полицейских следовали всюду за ним, не отходя от него ни днем ни ночью. Само собой разумеется, что опальный министр только и думал, как бы отомстить королю. Вид Леопольда, в котором Перес тотчас же узнал северогерманца, внушил ему мысль сделать его орудием своей мести. Хорошо говоря по-немецки, бывший министр, в беседе с нашим героем, между прочим, заметил ему, что он, вероятно, очень усердный католик и сторонник папы, так как носит на себе его изображение. Рыцарь рассказал ему тогда, каким образом достался ему портрет Григория XIII.
– Так вам неизвестно значение этой медали? – спросил Перес.
– Совершенно. Я, правда, спросил кардинала Мантальто о страшной тайне, но он ответил мне на это, что для моей безопасности лучше не знать о ней, по крайней мере, я тогда не проболтаюсь.
– Должен объявить вам, господин рыцарь, что один этот портрет вам здесь не поможет, только зная страшную тайну, притворяясь ревностным католиком и принимая на себя исполнение самого кровавого поручения, вам удастся выбраться благополучно из Испании. Приехав же в Англию и Нидерланды, вы будете свободны использовать по своему желанию узнанную тайну, и я ни мало не сомневаюсь, как вы тогда поступите. Выслушайте же меня, только позаботьтесь о том, чтобы лицо ваше оставалось спокойным, иначе сопровождающие меня полицейские могут что-то заподозрить. Страшная тайна – заговор Вильгельма Оранского и Елизаветы Английской!
– Теперь я все понимаю, – сказал Леопольд. – Во время своего пребывания в Риме я слышал, как папа проклял Оранского и Елизавету, потом в Милане дон Ладрона также намекнул мне об этом деле.
– Слушайте дальше! Король назначил цену за голову Оранского триста тысяч реалов, посвященные носящие золотую медаль с портретом Григория XIII поклялись искать случай убить Оранского и Елизавету, те же, которые носят серебряную медаль, как Ладрона. только соучастники и помощники.
– Но я ведь не произносил никакой клятвы и потому ничем не обязан.
– Напротив, вы можете и должны предостеречь находящихся в опасности. Но будьте осторожны, чтобы не заметили здесь, кто вы на самом деле. Вы должны притвориться наглым фанатиком. Вам необходимо отправиться ко двору, вы узнаете тогда своих сообщников и как исполнить это дело, это даст вам возможность предостеречь Оранского и Елизавету и, таким образом, Григорий XIII и король Испании будут обмануты в своих надеждах! Полицейские объявят о моей встрече с вами еще до вашего прибытия туда. Вы же, когда там будете, представляйтесь бедняком, чтобы подумали, будто вас прельщает денежная сумма, обещанная королем за убийство Оранского, или расскажите им, что вы были еретиком и обращены Монтальто, который и принял вас в число заговорщиков. Вы даже – у вас красивая наружность – можете сказать, что вам в Риме показали портрет прелестной Марии Стюарт, и это воспламенило вас любовью к несчастной пленнице. Вообще, вы возбудите в этих господах гораздо большее к себе доверие, если покажете что не благородные чувства, но низкие страсти побудили вас вступить в число посвященных. Если бы вы могли еще выдумать какую-нибудь позорную причину заставившую вас отречься от протестантского учения и возненавидеть то что прежде любили – это помогло бы вам при дворе больше всего потому что король больше сочувствует мести нежели благородным побуждениям.
– Я понимаю ваш план дон! Будьте уверены, ваша месть найдет подкрепление в том, что повелевает мне совесть.
– Филипп I должен умереть презренным и обессиленным! Конечно, может быть, что прежде чем это случится, он меня погубит, но также возможно и то что я от него спасусь и тогда вы увидите меня в другом месте чтобы раскрыть позор этого христианского Нерона! Прощайте, вы должны ехать завтра рано. Вы, друг, идете опасною дорогой так что даже я вам не завидую. Но идите смело, со спокойной совестью и холодной рассудительностью, тогда цель ваша будет достигнута – Дон Перес церемонно поклонился рыцарю и отошел от него. Полицейские последовали за ним.
Разговор с бывшим министром как бы переродил Леопольда жизнь его вновь имела цель, и цель священную. Ему предложена была задача спасти своего покровителя благородного Вильгельма Оранского, и тем оказать великую услугу Нидерландам и сторонникам реформации. Правда предприятие это было крайне опасно и успех весьма сомнителен но героя нашего ничто не останавливало!
Следуя наставлениям Переса, он отлично сыграл при дворе свою роль и обманул всех своею притворной ревностью к католической церкви и великому делу, затеянному Филиппом II и Григорием. Снабженный рекомендательными письмами и депешами короля к Ладрону герой наш оставил резиденцию Филиппа II и поехал в Лиссабон только что покоренный испанским оружием Гут в лагере, он должен был застать Ладрону и от него получить подробные инструкции касательно возложенного на него поручения. Помня, как он в Милане обманул бдительность Ладрона, Леопольд несколько беспокоился как испанец примет его и не на шутку боялся, что ему не удастся провести его, как он провел всех при дворе Филиппа.
– Наконец-то вы явились, беглец мой! – вскричал Ладрона, когда рыцарь вошел в его палатку. – Я уже думал, что вы сочтете благоразумнее, вместо того, чтобы прийти ко мне, отправиться с депешами короля другой дорогой. Вы двумя днями опоздали.
– Я не понимаю, генерал, что вы имеете в виду под другой дорогой. Приехал же я двумя днями позже, потому что при дворе не знали, взят ли уже Лиссабон или нет, если бы я приехал во время осады, мне было бы от этого мало пользы, поскольку вы, без сомнения, были слишком заняты, чтобы заняться чтением депеш. Итак, генерал, будьте столь любезны, не называйте людей негодяями, не имея на то доказательств.
– В том-то и дело, что я имею доказательства. Вы в прошлом году убежали из Милана и скитались по белу свету вместо того, чтобы исполнить свою клятву и следовать за мной в Мадрид.
– Отдав отчет в моем образе действий его Величеству и его советникам и получив от них одобрение, вы мне позволите, генерал, иметь лучшее мнение о себе. Прошу вас прочесть депеши и сообщить мне дальнейшую волю Его Величества. Мне кажется, что дело, которому мы оба служим по своей воле, требует, чтобы мы доверяли друг другу.
Этот решительный ответ импонировал Ладрону.
– Извините, – сказал он, – если я вас оскорбил своим недоверием.
Затем он велел подать Леопольду закуски, а сам принялся за депеши.
– Мне поручено объявить вам, – сказал Ладрон, окончив чтение, – что в Нидерландах у вас будет три сообщника, а в Англии – четыре или шесть.
– Что, я их найду в этих странах?
– Что касается Англии, да, потому что это будут англичане; тех, кто будет действовать с вами в Нидерландах, скоро я вам представлю.
– Значит, я с ними буду путешествовать?
– Это будет зависеть от взаимного соглашения и от того, что будет полезнее для вашего дела.
– Так надо же скорее уговориться с ними или вы, может быть, предпочтете выслушать сперва мнение вашего покорного слуги?
– Я сейчас велю позвать ваших нидерландских партнеров, а до их прихода вкратце сообщите мне ваше предложение. – Он сказал несколько слов дежурному офицеру, и тот удалился.
– Я советую вам, – начал Леопольд, – дать знать английским заговорщикам, чтобы они не предпринимали ничего до моего приезда в Лондон, сперва надо покончить с Оранским. Я его знаю лично, и потому мне будет легче подступиться к нему, нежели моим соучастникам. Пусть они будут под рукой, но на втором плане, если мне дело не удастся, они будут всегда наготове, если же я буду иметь успех, им легко будет бежать. Для себя же я прошу только отдельный корабль, который отвез бы меня в Англию тотчас после свершения убийства. Там я переговорю с английскими посвященными и тогда приступлю к исполнению второго поручения.
– Другими словами, вы хотите, чтобы честь обоих дел принадлежала вам одному! Это циничное презрение к смерти не столько удивляет меня, сколько возбуждает во мне подозрения. О вашем предложении не может быть и речи, мы не можем передать исполнение дела в руки одного человека! Надо быть осторожным, а то, пожалуй, ваша удивительная предприимчивость испортит давно задуманное дело.
Ответ Ладрона показывал, что он не очень-то надеялся на Леопольда. Действительно, испанец, хотя и поверил мнимому обращению Леопольда в католическую веру, но все-таки опасался, что он не будет иметь достаточно силы, чтобы поднять руку на Оранского, к которому Леопольд был близок в молодости и на которого недавно еще смотрел с благоговением. Это заставило Ладрона для большей верности отослать трех сообщников Леопольда – Николу Сольцедо, Иорецоя и Франциска Бацу – без него в Нидерланды. Герою же нашему он назначил ехать в Англию в сопровождении пяти немецких дворян, служивших теперь в его войске и желавших посетить Лондон. Но эти господа вовсе не спешили уехать, они хотели сперва полюбоваться празднествами, устраиваемыми испанцами по случаю взятия Лиссабона.
Таким образом, рыцарю пришлось ждать их и оставаться в бездействии. От нечего делать он каждый день с утра уходил из своей гостиницы, отправлялся бродить по окрестностям Лиссабона и неожиданно заразился чумой, появившейся в то время в пригородных селениях. Герой наш считал это праведным Божьим наказанием за то, что он, в бытность свою при испанском дворе, так бессовестно обманывал всех, выдавал себя за ревностного католика, исполнял все обряды католической церкви и даже довел богохульство до того, что исповедовался у одного священника, чтобы не подумали, будто он протестант. И все же он не мог воспрепятствовать исполнению страшного плана! Кроме угрызения совести, Леопольда мучила также мысль, что он в бреду откроет, может быть, ужасную тайну. Но, к счастью, боязнь заразы отогнала от него всех, кроме доктора и ходившего за ним слуги. Восемь дней герой наш страдал страшно, и болезнь все усиливалась. Наконец доктор объявил, что больному нельзя оставаться больше в шумной гостинице. Леопольда перевезли в частный дом, к одной фрисландке, потерявшей несколько недель тому назад своего мужа из-за той же заразы.
Благодаря заботливому уходу госпожи Дризер, Леопольд начал мало-помалу поправляться. Впрочем, вдова Дризер действовала не совсем бескорыстно. Леопольд понравился маленькой кругленькой фрисландке, нежное сердце которой не в состоянии было долго переносить свое вдовство, она решила, что рыцарь наш будет ее третьим мужем (двоих она уже похоронила). Можно себе представить положение Леопольда, осыпаемого ее непрошенными ласками.
С трудом удалось Леопольду объяснить прелестной вдове, что союз их невозможен, во-первых, потому, что он с прошлого года католик, во-вторых, потому, что он должен непременно ехать в Англию из-за важного поручения, возложенного на него королем Филиппом, за неисполнение которого с него взыщется очень строго, причем может пострадать и она, если испанцы узнают о ее близких отношениях с ним.
Природный ум фрисландки наконец восторжествовал над ее чувствами, она поняла важность этих причин и вскоре утешилась, выйдя замуж за почтенного гамбургского купца.
Когда Леопольд выздоровел, он узнал от дона Ладрона, что сообщники, посланные в Нидерланды, до сих пор не приступали к исполнению известного дела по желанию Филиппа II, который, оставив тайну, хотел в прокламации объявить о цене, назначенной за голову Оранского, и тем придать перед всей Европой этому делу некоторую законность.
В начале декабря 1580 г. Филипп II действительно подписал эту прокламацию, которой запятнал свое имя в глазах всего цивилизованного мира.
В середине того же месяца Леопольд сел на корабль, чтобы отправиться в Англию, как ему было приказано. Очутившись в открытом море, он вздохнул свободнее, будто вырвался из клетки. Корабль должен был сдать часть своего груза в городе Брюгге, во Фландрии, и таким образом нашему герою открылась возможность исполнить свое намерение, т. е. поехать в Нидерланды и предостеречь Вильгельма Оранского.
Приехав в Амстердам, Леопольд отправился к Оранскому и рассказал ему все, что уже известно читателям.
Принц обнял его.
– Вы сдержали, – сказал он, тронутый его откровением, – обещание, данное некогда в своей песне. Вы сделались Божьим орудием, чтобы отвратить беду от двух цветущих стран. Послезавтра вы должны ехать в Англию. Пусть Елизавета поблагодарит вас также за жертвы, принесенные делу свободы и правды.
– Вы очень милостивы, принц, – отвечал Леопольд. – Но мне невозможно ехать теперь в Англию, надо возвратиться на родину. Из Лиссабона написал я в свое родовое имение Кремцов, прося, чтобы мне прислали оттуда известия в Амстердам, на имя торговой конторы Опердез, с которой я вел дела по пересылке денег. Когда же я приехал сюда, я нашел письмо, извещавшее меня о смерти моего единственного брата Гассо. Мне следует поспешить к его вдове.
Оранский пожал руку Леопольду.
– Исполняйте же, что повелевает вам долг и родственные чувства. Ваше предупреждение дойдет через меня до Елизаветы. Если же вы когда-нибудь посетите Англию, вы можете быть уверены в дружеском приеме со стороны дочери Генриха VIII.
На следующий день Леопольд простился с Оранским, чтобы никогда больше не увидеться с ним. В феврале следующего 1582 года Сальцедо, Иорецой и Баца исполнили свое кровавое поручение и смертельно ранили Оранского.
27 марта рыцарь выехал в свой родной Кремцов, на башне замка, развевался черный флаг. Когда он вошел в зал, его встретила убитая горем Гертруда, с ней были и молодые девушки. Гертруда бросилась к нему на шею, и они вместе заплакали.
– Успокойся, милая Гертруда, – сказал наконец Леопольд, – успокойся! Бог дал его тебе, Бог и взял, но только на время. Оставайся же теперь у меня со своими дочерьми, живи у меня, как сестра и хозяйка, и предоставь твоим сыновьям отцовское наследство. Когда я умру, Кремцов также перейдет к твоим детям.
