Текст книги "Рыцарь Леопольд фон Ведель"
Автор книги: Альберт Брахфогель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Путешествие в Шотландию
Если бы Леопольд мог предвидеть, что встреча его с Эйкштедтом хотя не возвратит ему потерянную любовь Анны, но откроет ее сердце для сострадания, горе его в некоторой степени уменьшилось бы. Но не так было в действительности. Опасение, не случилось ли бы чего с Елизаветой во время его отсутствия, так же как и трудность службы, принятой им на себя, с равной силой тяготили его. В нем жило нечто вроде предчувствия, что Бог позволит ему совершить подвиг, который не только поставит его выше всякого порицания, но, быть может, заставит Анну с гордостью взглянуть на забытого друга своей юности.
28-го августа, вечером, в гостиницу «Белый Медведь» явился секретарь Уолсинхэма, Рори, и вручил Леопольду письмо к лорду Гундстону, заявив, что его превосходительство надеется, что на следующее утро Леопольд отправится в путь.
Оставив лишние пожитки в гостинице, фон Ведель 29-го августа в полдень отправился в дорогу. Кроме Гольца, в путешествии приняли участие Ганс фон Трота, молодой саксонский дворянин, один баварец, по имени Сигизмунд фон Гансберг, кельнский купец Иоганн Вахендорф, слуги Леопольда, переводчик и живописец Ванборг. В точности руководствуясь инструкцией, Леопольд отправился указанным ему путем на Гентингтон, Петерборо, Стамфорт и Донкастер. 3-го сентября прибыли они в Нодаллертон, а три дня спустя – в Бервик.
С каждой станции путешественникам давали конюха, который служил им проводником и вместе с тем приводил обратно коней на станцию. 30-го августа, когда они отправились из Куннеля в Петерборо, конюх с таинственным видом подъехал к Леопольду и при помощи переводчика вступил с ним в следующий разговор.
– Милорд, – вполголоса сказал он, – здесь представляется удобный случай для небольшой поездки.
– Что такое!
– Если вам угодно съездить туда, где видна эта башня… Всего полчаса езды… Быть может, вы хотите поговорить с кем-нибудь?.. Дело возможное.
– Башня эта принадлежит какому-нибудь старинному замку, полагаю, – небрежно сказал Леопольд.
– Да, сэр. Это Фотерингей-Кестль… Если вам угодно отправиться незаметно, то съездить туда можно из Петерборо, хотя это будет и подальше… В три часа можно обернуться туда и обратно.
– Я вас не понимаю, друг мой? Что особенного в этом Фотерингее? Кого я увижу там?
– Гм-гм-гм! Не думайте, ваша милость, что я такой уж осел… Я знаю, что вам хорошо известна особа, сидящая там за железными решетками, и что для вас важнее взглянуть на Фотерингей и на леди, чем ехать дальше в Шотландию.
– Взглянуть на леди за железной решеткой? – спросил Леопольд. – Разве это возможно?
– За ней не так строго наблюдают теперь. Мы можем незаметно пробраться туда, тем более, что мой зять состоит там в должности привратника. В это время она, обыкновенно, гуляет по саду и если вы желаете сообщить ей что-либо приятное, то никто, кроме нее, не услышит этого.
Ведель побагровел и охотно потянул бы хлыстом этого бездельника, однако он преодолел себя.
– Значит, ее часто навещают друзья?
– Что ж, человек не без сердца, да и очень уж жалко бедную леди!
Леопольд схватил поводья коня конюха.
– Это не ты придумал, мерзавец! Тебя подкупили! Я или отдам тебя под суд в Петерборо, как шпиона Марии Стюарт, или вот тебе десять червонцев, скажи имя достойного джентльмена, поручившего тебе сделать мне это милое предложение. Переводчик, вы мой свидетель!
– Господа! – сказал побледневший конюх. – Не делайте меня несчастным, сэр! Два дня тому назад сэр Друмонт Дрюри потребовал меня к себе и посулил мне тридцать червонцев, если я заманю вас туда и если он застанет вас у нее.
– А! Значит, ловушка! – подумал Леопольд. – Хорошо! Вот твои деньги, да скажи тому господину, что в Англии гораздо больше глупцов, чем у нас на материке.
По делам такого рода вы должны обращаться к англичанам!
Ясно, его хотели испытать при английском дворе, и чем менее считал Леопольд королеву способной на столь низкую уловку, тем больше казался ему Уолсинхэм способным на это. Проезжая через Дархем и Нортумберленд, Леопольд, к своему изумлению, заметил, что как в гостиницах, так и на большой дороге люди всякого звания обращались к нему с лукавыми вопросами, вроде следующих: не на Петерборо ли ехал он, не останавливался он в пути и не посещал ли известное место? Все ли там спокойно, нет ли чего нового, быть может, в Лондоне опять зашевелились? Он замечал какую-то скрытность в северных англичанах, в особенности в Нортумберленде и, поскольку герцог нортумберлендский Томас Перси недавно был казнен в Лондоне за государственную измену, обстоятельство это в связи с подобного рода вопросами возбудило в Леопольде подозрение, что католики опять что-то затевают.
6-го сентября Леопольд был у ворот Бервика и едва он назвался, как его тотчас же провели под конвоем в гостиницу, а оттуда, вместе с переводчиком в дом губернатора. Приемная была переполнена офицерами, писцами и всякого рода должностными лицами. Через минуту явился секретарь милорда губернатора и сказал:
– Его превосходительству угодно принять рыцаря фон Веделя!
Генри Карр лорд Гундстон был статный мужчина лет тридцати, совмещающий в своей личности тип ловкого государственного деятеля и счастливого воина. Он мог бы возбуждать симпатию, если бы в глазах его не выражалось что-то неискреннее.
Он радушно приблизился к Леопольду и взял его за руку.
– Извините, если вас приняли несколько полицейско-военным образом. Мы живем здесь на границе, в постоянной готовности к войне, с одной стороны, приходится сдерживать католиков на юге, с другой – наблюдать за нашими голоногими соседями за Твидом. Не пользуйся я столь великим доверием моей благородной повелительницы, не требуй это благо Англии – и кой черт захотел бы быть губернатором Бервика! Пожалуйте ваш паспорт, и затем я скажу, насколько могу служить вам.
– Вместе с этим имею честь вручить вам письмо сэра Уолсинхэма и надеюсь, что вы поможете мне исполнить возложенное на меня поручение.
– Будьте в этом уверены.
Гундстон посмотрел паспорт и затем погрузился в чтение письма статс-секретаря.
– Заключая по числу, выставленному в этом письме, вы ехали с большой поспешностью, – сказал лорд Гундстон. – Не заметили ли вы во время пути чего-либо, достойного внимания?
– В некоторой степени, милорд! Но я полагаю, что замечания мои я должен изложить в донесении ее величеству.
– Разумеется! Мой вопрос относится лишь к тому, что вы могли заметить в графствах Нотумберлендском и Дархемском. Принимая во внимание случившееся в январе гнусное покушение на жизнь королевы и слухи, ходившие на севере Англии, мы опять стоим на пороге нового восстания.
– Я не совсем освоился с языком страны, быстро проехав северные графства, и поэтому видел лишь то, что бросалось мне в глаза.
– Прежде чем ответить, я просил бы вас сказать мне: можете ли вы представить королеве доклад, который не был бы прочтен сэром Уолсинхэмом?
– Сомневаюсь! Да и ваше донесение будет прочтено сэром Френсисом, прежде чем он доложит о нем королеве. Но если вам угодно откровенно поговорить со мной, то я сообщу об этом непосредственно королеве. Вы не доверяете лорду Уолсинхэму?
– Для этого у меня имеется, сэр, достаточно поводов. И Леопольд рассказал лорду о поступке конюха близ Петерборо и расспросах, с которыми обращались к нему, Леопольду, в северной Англии.
– Действительно, дело довольно странное… Полагаю, однако, что вы несправедливы в отношении лорда Уолсинхэма. Статс-секретарь недоверчив, робок, но чтобы хотеть подбить вас на государственную измену – этого я не думаю. Скорее можно допустить, что Мария и католическая партия, считая вас своим сторонником, побудили конюха содействовать свиданию вашему с Марией. Я донесу об этом ее величеству, и затем следствие выяснит, кто, собственно, скрывается за конюхом. Итак, вы желаете иметь рекомендательные письма в Шотландию.
– И чтобы вы дали мне возможность быть представленным ко двору в Эдинбурге.
– С удовольствием! Я тотчас же напишу надлежащим властям относительно вашего безопасного следования в Эдинбург, чтобы вы не попались на границе в руки разбойникам. Могу ли я надеяться видеть вас завтра вечером за моим столом? А до того можете осмотреть наш маленький Бервик.
– С признательностью принимаю ваше приглашение и заранее благодарю за любезность.
– Это не больше, чем обязанность. Опасайтесь, однако, короля Иакова. Это один из ученнейших и проницательнейших государей, и легко может случиться, что он разгадает вас. До свидания, господин фон Ведель!
Обед лорда Гундстона был более чем прост. Кушанья и вина, хотя и превосходные, подавались на оловянных блюдах и в деревянных чашах. Мужчины и дамы высокородного общества, вообще очень предупредительные, тоже произвели на Леопольда очень неблагоприятное впечатление.
Двенадцатого сентября прибыл конвой. Леопольд распростился с лордом-губернатором и, под прикрытием всадников, поспешил к границе.
Едва только лорд Гундстон убедился, что Леопольд выехал из Бервика, как тотчас же написал лорду Уолсинхэму письмо, вступление которого гласило:
«Любезный сэр Френсис! Немецкий рыцарь не только благополучно прибыл ко мне, но тотчас же отправился в Эдинбург. Человек этот не годится для вас. Фон Ведель не такой воробей, которого можно бы провести на мякине, как вы пытались было в Петерборо. Он смотрит собственными, а не вашими глазами, идет собственным путем, а не тем, который указывает ему сэр Френсис. Итак, судите сами, если бы человек этот был близок к королеве, то не стал бы он убеждать ее в том, против чего мы действуем? Постарайтесь, чтобы по возвращении своем он не повредил нам».
Семь шотландских дворян составляли эскорт Леопольда и его спутников. Так как Ведель решил не терять ни одной минуты, то немедленно же с помощью переводчика он вступил в разговор с шотландцами. При его замечании, что слышал он в Лондоне, будто шотландцы полагают, что король Иаков наследует Елизавету, провожатые его рассмеялись, сказав, что, может быть, этого желают англичане и Иаков, но шотландское дворянство не последует за королем в Лондон, а народ шотландский никогда не позволит, чтобы Иаков подчинился английской придворной церкви.
Путешественники наши отправились на Престон-Пан через поле битвы, где сорок лет тому назад шотландцы, предводимые отцом Марии Стюарт, были наголову разбиты англичанами. Здесь шотландский эскорт оставил Леопольда, и четырнадцатого сентября путники прибыли в Эдинбург. Согласно сведениям, добытым Леопольдом со времени отъезда из Барвика, наш герой решился, не избегая людей, которым он был рекомендован, пользоваться их мнением с большей осмотрительностью и обращать больше внимания на настроение народа и на безыскусные проявления чувств людей, смотревших на каждый политический переворот и на отношения соседних государств с точки зрения народных склонностей и привычек. Верный своей роли любопытного, Леопольд посетил дом, в котором был убит Генри Дарнлей, муж Марии Стюарт. Здесь – так говорили ему – сначала задушили Дарнлея и затем взорвали дом, чтобы скрыть истинную причину смерти Дарнлея. Заговор графа Норфолка, имевшего целью освободить Марию из английских тюрем, интриги последней – все это рассказывалось Леопольду с раздражением, не оставлявшим сомнения, что папизм и находившаяся в заключении королева ненавистны шотландцам.
Путешественники остановились в гостинице, рекомендованной им лордом Гундстоном, причем узнали от хозяина, Джона Фулнера, сын которого Уильям, состоял секретарем при особе короля, что в настоящее время Иаков находился в Джонстоне. Запасшись письмом от хозяина гостиницы, Леопольд отправился с товарищами своими в Лидс и, наняв там лошадей и проводника, приехал во временную резиденцию короля шотландского.
Джонстон – это маленький, жалкий шотландский городишко, в гористой и суровой, но чрезвычайно романтичной местности. Двор короля находился за городом в одном сельском доме, и Леопольд поспешил отправить письмо Джона Фулнера к секретарю короля, Уильяму Фулнеру, в предположении, что последний легко выхлопочет ему аудиенцию у его величества.
Но жестоко ошибся Леопольд! На следующий день к нему явились два придворных кавалера, молодой лорд Вильерс, впоследствии столь известный под именем Букингема, и лорд Лайонс, и на заявленное Леопольдом желание быть представленным королю Иакову, лорд Вильерс с величайшей вежливостью ответил:
– Весьма прискорбно, господин фон Ведель, но его величество уклоняется от принятия иностранцев, в особенности же тех, которые приезжают с юга. Время теперь тревожное, и религиозные смуты, и политические вопросы, возникшие между Англией и Шотландией, вынуждают его величество соблюдать крайнюю осторожность.
– Будь я англичанин, милорд, – сказал Леопольд, – подобная осторожность могла бы оправдываться. Но я немецкий дворянин и протестант, которого привело в Шотландию и Англию желание видеть чужие страны и иностранных монархов. Ничего другого я не желаю, как познакомиться с ученым двором его величества, а от политических вопросов я очень далек.
– Посещение ваше очень лестно, – с улыбкой ответил лорд Лайонс, – но сознайтесь, что нельзя же идти наперекор изъявленной его величеством воле.
– Следовательно, мне нельзя даже издали взглянуть на его величество?
– Если вы не настаиваете на личной аудиенции, – сказал Лайонс, – то, быть может, найдется средство удовлетворить ваше желание. Завтра воскресенье, и епископ будет проповедовать в городской церкви в присутствии короля, и вы можете беспрепятственно присутствовать при богослужении и видеть нашего высокого монарха.
– Я последую вашему указанию, милорды, а послезавтра уеду из Джонстона.
– Сожалею, господин рыцарь, – с иронической улыбкой заметил Вильерс, – что по возвращении вам так мало придется рассказывать о короле Иакове.
Леопольд пристально посмотрел на царедворца.
– Как путешественник, я расскажу только то, что я видел и слышал.
Придворные кавалеры поклонились и ушли. Итак, планы Леопольда рухнули! Однако он решился хоть издали взглянуть на короля, и на следующий день со спутниками своими присутствовал при богослужении, заняв отдельное место невдалеке от кафедры. Церковь была голая и холодная, кафедра и алтарь – бедные, стулья стояли длинными грязными рядами. Кальвинизм – религия демократическая – принимал в Шотландии все более и более резкие формы с целью полнейшего присвоения себе правительственной власти. Этому соответствовало собрание верующих: мужчины со строгими, суровыми лицами, в широкополых шляпах, женщины в темной одежде, с потупленными взорами.
У главного входа послышалось небольшое движение – и вошел король со своей свитой. Никто не встал, никто не снял шляпу, никто не повернул даже голову к монарху. Иаков I был благообразный юноша лет двадцати. Во всей особе этого рослого и «изящного» господина проглядывала какая-то неловкость и стеснение. На нем была красная одежда, но ни цепи, ни других украшений, только брильянтовая пряжка в виде креста блестела на его шляпе. Вильерс и Лайонс сели по обеим сторонам короля, за которыми разместилось еще восемь или десять других кавалеров, вот и весь придворный штат Иакова I Стюарта! Леопольд еще размышлял об этом, когда епископ уже поднялся на кафедру и начал службу:
– Начальство и имеющие власть, воздайте кесарю кесарево, а Богу Божье.
Быть может, текст был очень своевременен и подобран не без умысла, но Леопольд просто остолбенел, когда епископ прямо обратился к королю и с замечательным бесстыдством объяснил, что под именем власти следует понимать не какое-нибудь случайное правительство, а власть, установившую это правительство, т. е. христианскую общину, истинную церковь Христову! Нашему герою казалось, что король стоит у позорного столба перед своим народом! По-видимому, это нисколько не возмущало короля, он смиренно принял благословение, преклонил колени, поцеловал по окончании богослужения руку епископа и вышел из церкви.
– Достаточно нагляделся я на этого мрачного короля, – пробормотал Леопольд, – и настолько понимаю как его, так и положение дел в его нищенском государстве, что для составления доклада не нуждаюсь ни в его помощи, ни в аудиенции.
Он уже решился было выехать из Джонстона, как вдруг к нему явился мистер Уильям Фуллер с заявлением, что ему поручено ехать перед его величеством в Эдинбург. Поэтому просит он чести сопровождать Леопольда и вместе с тем предлагает свои услуги в столице. Понятно, что Леопольд согласился, но обстоятельство это заставило его призадуматься, и он решил быть вдвойне осторожным.
Дорогой мистер Уильям Фуллер беспрестанно восхвалял короля Иакова и его ученость, говоря, что только его авторитет влиял на католиков и кальвинистов. Леопольду показалось, что разговоры эти клонились лишь к тому, чтобы или внушить ему высокое мнение об Иакове, или выпытать у него его собственные воззрения, но он избежал и того и другого заявлением, что мистер Фуллер, находясь беспрестанно при особе короля, лучше может судить об Иакове, так как ему, Леопольду, король известен столь же мало, как мало известны ему дела Шотландии.
Пробыв несколько дней в Эдинбурге, Леопольд и его спутники решили отправиться в обратный путь в предпоследний день месяца, и, чтобы не быть связанными почтовою ездой, купили себе семь лошадей. Едва успели они покончить с этими делами, как к ним опять явился мистер Уильям Фуллер и предложил им сопровождать их в Бервик, «где у него были кое-какие дела». Вместе с тем Леопольда пригласили одного и без переводчика в крепость к полковнику лорду Стюарту. То и другое показалось Леопольду странным. Лорд Стюарт и его супруга очень предупредительно приняли фон Веделя. Лорд Стюарт был сыном графа Леннокса, младшего брата Генри Дарнлея, таким образом, он принадлежал к королевской фамилии и приходился дядей Иакову I. Леди Стюарт провела Леопольда в столовую, где накрыт был стол на четыре особы. Четвертая особа не замедлила явиться, это была леди Эллен, графиня Арран, супруга губернатора.
– В нашей неспокойной стране, – сказала леди Стюарт, – редко приходится встречать иностранцев, а в особенности дворян, которые, подобно вам, сэр, заехали бы в такую даль из одной любви к познаниям. Поэтому вы не найдете Странным, что человек, близкий к королю, старается оказать вам вежливость, в которой его величество отказал вам.
– Вы очень добры, миледи. Я надеялся видеть ученого короля, но раз уж это не удалось, то пришлось мне видеть его величество только во время известной проповеди в джонстонской церкви.
Лорд Стюарт засмеялся:
– Следовательно, вы составили себе весьма превратное мнение о почтительности, с какой шотландцы относятся к королевскому достоинству и, наверное, не знаете, король ли правит здесь народом, или народ королем.
– Судить об этом после столь непродолжительного пребывания в стране было бы, с моей стороны, слишком опрометчиво.
– Очень скрытно и осторожно! – заметила графиня Арран. – Будьте, однако, откровенны, вас привела сюда не одна страсть к путешествиям, но и официальное поручение. Нам известно, что из Хэмптонкорта вам поручено приглядываться к нашим делам.
Отвечать на это было трудно.
– Доставленные вам, миледи, сведения не точны. Я немецкий протестант, посетивший земли разных государей и желавший побывать также в Англии и Шотландии. Во всем этом справедливо лишь одно, не желая подвергаться подозрениям, я обратился к лорду Уолсинхэму с просьбой о выдаче мне паспорта. Вручая мне бумагу эту, лорд выразил надежду, что я лично возвращу ему ее и расскажу кое-что из моих путевых впечатлений. Ни о чем более не было речи, и я не считаю себя обязанным к сообщениям, выходящим из круга обыкновенных путевых впечатлений.
– Ну, хорошо, фон Ведель! – улыбнулся лорд Стюарт. – Все это понятно при взаимном желании англичан и шотландцев испытывать друг друга. Скажите, однако, сэр, поскольку при свидании со статс-секретарем вы ведь должны что-либо рассказать ему, не имеется ли у вас повод умалчивать о непринятии вас моим царственным племянником и о проповеди в Джонстауне?
– Не понимаю, милорд, почему я должен скрывать то, что я видел публично, и что поэтому не составляет тайны.
– Прекрасно! – живо сказала графиня Арран. – Следовательно, вы будете говорить только о том, чему вы были очевидцем.
– Несомненно, миледи.
– Послушайте, рыцарь, – улыбнулся Стюарт, – в таком случае вы, наверное, расскажете и о том, что мы болтаем теперь?
– Если вы не потребуете от меня честного слова хранить это в тайне, то я не вижу причин умалчивать об этом.
– Отлично, сэр! Этим вы окажете величайшую услугу как Англии, так и Шотландии. В Англии, да и в Шотландии существует партия, желающая, чтобы Иаков наследовал Елизавете. К партии этой принадлежат в Англии лорды Уолсинхэм и Гундстон, губернатор Бервика, а у нас – мой племянник Иаков и его двор. Но сама Елизавета, и сама Шотландия не хотели бы видеть Иакова на английском троне! Елизавета ненавидит сына Марии Стюарт, а шотландцы очень хорошо знают, что со стороны Англии их ждут только насилия и притеснения, если бы Стюарты поселились в Уайтхолле. Расскажите о том, что вы видели здесь, и затем вы легко убедитесь, кто какую роль играет в деле престолонаследия.
– Вы чрезвычайно удивляете меня, милорд! – ответил Леопольд. – Не знаю, спросит ли сэр Френсис о чем-либо важном, но если бы это случилось, то я не премину высказать ему как ваше откровенное мнение, так и мое собственное.
– В чем же состоит ваше мнение? – улыбнулась графиня Арран.
– Что шотландцы должны остаться при своем короле, а Елизавета должна предоставить англичанам возможность избрать достойнейшего.
– Вы судите столь же здраво, как и благожелательно, сэр, – сказал лорд Стюарт, подавая руку Леопольду. – Желательно было бы, чтобы вам представился случай объяснить это ее величеству. Но вопрос в том, настолько ли честен Уолсинхэм, чтобы представить королеве ваше донесение.
– Мое донесение?
– Ну да, донесение, которое вы написали по поручению Елизаветы. Вы видите, мой дорогой фон Ведель, что нам очень хорошо известно как возложенное на вас поручение, так и то, как злоупотребляли вашей искренностью Уолсинхэм и губернатор Бервика, действующие заодно с любимцем короля лордом Вильерсом.
Увидев, что его полностью разгадали, Леопольду пришлось и смеяться и удивляться. Он рассказал обществу, что случилось с ним в Петерборо и на пути к северным графствам, причем лорд Стюарт и графиня Арран выразили мнение, что попытка завлечь Леопольда в Фотерингей исходила от папистов, а сэр Дрюри был тут только подставным лицом. Затем Леопольд ушел, уверяя, что если Елизавета теперь еще будет в неведении насчет Шотландии, то уже не по его вине.
На следующий день путешественники выехали из Эдинбурга, а 2-го октября прибыли в Бервик. В тот же день Леопольд отправился к лорду Гундстону для визирования паспорта.
Губернатор принял его формально и чрезвычайно холодно.
– Не можете ли сообщить мне чего-либо важного, сэр?
– Нет, я не мог представиться его величеству королю шотландскому, что может засвидетельствовать секретарь короля, мистер Фуллер.
– Очень жаль. И вы не заметили ничего, достойного внимания?
– Нет. По крайней мере ничего такого, что заслуживало бы вашего внимания.
– Гм! Однако вы видели лордов Стюарта и Аррана?
– Последнего я не видел.
– И вы ничего не вынесли из беседы с лордом Стюартом?
– Лорд Стюарт был вежлив, но не общителен.
– А! Ну-ну, и скудны же ваши сведения! Желаю вам счастливого пути, сэр!
– Честь имею кланяться. И Леопольд ушел.
– Будь ты проклят! Повозитесь вы с ним, друг мой Уолсинхэм! Берегитесь этого немца! – закричал, оканчивая аудиенцию, Гундстон.
14 октября Леопольд был уже со спутниками своими в Лондоне, в гостинице «Белый Медведь», а 18-го отправился с докладом в Хэмптонкорт. Из осторожности он взял с собой список перевода донесения, а немецкий подлинник оставил в квартире. Было воскресенье, и гребцы сказали ему, что он увидит королеву на пути в церковь.
С едва преодолеваемым душевным волнением Леопольд поспешил в резиденцию двора, где уже волновалась народная толпа, и занял удобное место, откуда можно было видеть выход двора и шествие его к церкви. Некоторые из дворян оживленно рассказывали, что несколько дней тому назад из Нового Света возвратился капитан сэр Уолтер Роули, открывший в Америке богатый и обширный штат, который в честь королевы он назвал Виргинией. Он уже был принят королевой, и его ждут высокие почести. Здесь разговор оборвался, отворились ворота замка и в толпе воцарилась торжественная тишина.
Шествие открывали двести дворян-телохранителей, вооруженных золоченными алебардами и одетых в красные отороченные черным бархатом кафтаны. За ними следовала блестящая свита придворных, государственных чиновников и посланников. Заметив в их числе Валентина фон Эйкштедта, Леопольд покраснел, сердце у него забилось, он надеялся увидеть здесь Анну. За кавалерами следовали советники и министры, в числе которых находился Уолсинхэм. Министры Вурнейг и Гаттон несли скипетр и корону. Наконец показалась Елизавета. Увидев ее, народ стал на колени. «Good day Your grace» – вполголоса послышалось из всех уст. «Thank you!» – ответила королева. Сцена эта и сам вид правительницы поразили Леопольда. Среднего роста, пылкая, с темно-голубыми глазами и светлыми волосами, Елизавета, казалось, была рождена для того, чтобы править государством и сердцами. На ней было черное бархатное платье без всяких кружев и украшений. По обеим сторонам ее кудрявой головы виднелись, величиною в орех, жемчужины. Погруженный в созерцание Елизаветы, Леопольд едва заметил шествие придворных дам, из которых первая несла шлейф королевы. За ними следовали другие английские дамы, но Леопольд искал взором между ними только ту, которой интересовалось его сердце.
Вот там, там… Это она! Анна взглянула на него, побледнела и затем сильно покраснела… На шее у нее было ожерелье – воспоминание о самой светлой и вместе с тем самой горькой минуте жизни! Леопольд наклонил голову, нечто вроде обморока охватило его, его била дрожь… Леопольд даже не взглянул на двадцать четыре дворянина-телохранителя с позолоченными копьями, завершавших королевское шествие, и вместе с толпой отправился в церковь, чтобы помолиться на глазах возлюбленной своей и глядя на королеву, которую считал первой монархиней среди всех венценосных жен.
– Глупец, – вполголоса сказал он, – неисправимый глупец! И теперь еще ты хочешь обманывать себя! И ты осмелился бы коснуться руки ее, если бы она даже подошла к тебе и все забыла? Нет, никогда! Это столь же несомненно, как и то, что Бабингтон пресмыкается еще во мраке, а Вильгельм Оранский убит!
Он отправился с товарищами в гостиницу, забитую лондонскими посетителями, где опять встретил дворян, говоривших о Роули, а теперь объявивших, что после обеда они намерены посетить знаменитого капитана, спутники Леопольда изъявили желание присоединиться к дворянам, и, как бы дурно ни был настроен фон Ведель, но он отправился с ними.
Едва увидел сэр Уолтер высокого и воинственного человека с портретом Вильгельма Оранского на груди, как тотчас же протянул руку Леопольду.
– Приветствую вас, сэр, не зная даже имени вашего. Кто носит на груди портрет этого достойного человека, тот для меня первейший из людей, будь он даже нищий!
Переводчик объявил имя Леопольда и дал некоторые объяснения насчет его происхождения.
– Следовательно, вы воин, как и я! Вы служили в одно время со мной под начальством принца? Где вы получили эту медаль?
– Получил я ее, будучи еще пажем, за песню, которую я спел в честь принца, во время бракосочетания его с Анной Саксонской. К сожалению, я не мог служить под его началом, но постоянно находился при нем и в числе моих друзей считал Губерта Ланге и графа Мансфельда.
– Вы произнесли прекраснейшие имена нашего прежнего времени! Кто был другом подобных людей, тот должен быть и моим другом! Прошу вас, побывайте у меня в Мендоне! Да послушайте, сэр, если у вас появится хоть какая-либо просьба, если, действуя по какому-либо делу, вы столкнетесь с трудностями, то приходите ко мне. А теперь, господа, не угодно ли взглянуть на мои заморские диковины?
Он провел общество в боковые комнаты, где и показал им птиц и множество других редкостей, в одной из комнат находилось четыре индейца и одна индеанка. Роули рассказал о Виргинии, об обычаях дикарей и кончил шутливым замечанием, что хотя ее величество приказала представить себе индейцев, но, не осмеливаясь показать царственной Девственнице обнаженные тела, он прикажет обшить их темно-красной шелковой материей, так, чтобы они казались только голыми, в сущности, не будучи таковыми. На прощанье Роули еще раз напомнил Леопольду не забыть его квартиру в Лондоне.
Настала пора, когда королева, вероятно, уже отобедала, и Леопольд мог надеяться быть допущенным к Уолсинхэму. Действительно, Рори немедленно доложил о нем, и статс-секретарь принял Леопольда.
– Очень рад, что вы возвратились. Вероятно, ваше донесение готово.
– Оно при мне. Но если я возвратился благополучно и смог побывать дальше Петерборо, то, наверное, обязан я этим не вашему расположению.
– Понимаю… Вы упоминаете об этом в донесении?
– Можете быть в этом уверены, сэр.
– В таком случае позвольте мне сказать, что ловушка эта устроена с соизволения ее величества. По смерти Вильгельма Оранского мы имеем право не доверять людям, которых мы не испытали.
– Удивляюсь, сэр, что здесь употребляются столь низкие средства для того, чтобы отличить честного человека от мерзавца. Но, быть может, после этого испытания её величество не найдет препятствий лично принять от меня донесение?
– Вы говорите о низких средствах? В наше тревожное время все средства хороши! Что же касается личной передачи вашего донесения, то это невозможно. Во всяком случае, бумага будет прочитана ее величеством, и если королеве угодно будет обратиться к вам с дальнейшими вопросами, то вас потребуют к аудиенции.
– Сколько времени должен ждать я ответа?
– Завтра я сообщу вам решение её величества. Да не будьте так угрюмы, друг мой, пройдитесь по парку и в залах, может быть, встретите кого-либо из знакомых, а я сообщу гофмейстеру ее величества ваше имя.
Уолсинхэм позвал Рори и, написав несколько строчек, сказал:
– Рори проведет вас к гофмейстеру.
Леопольду позволили пройтись по пышным залам Тюдоров и взглянуть на вечерний придворный круг. Никто не знал фон Веделя, никто не заботился о нем. Его внушительная фигура и прекрасная голова порою вызывали удивление, но он был «немец», а у господ этих и без того было много дел. Леопольд искал Эйкштедта, но не найдя его, он проходил по одному залу, как вдруг один из советников королевы, беседовавший с гофмейстером, поклонился последнему и быстро подошел к Леопольду.
