Текст книги "40 австралийских новелл"

ВЫБРОШЕННЫЙ ЗА БОРТ (Перевод Н. Ветошкиной)

Коркери первый увидел, как море прибивало к берегу бревна строевого леса. В то утро он встал на рассвете вместе с птицами и, положив в мешок кусок мяса тухлой акулы, потащился к берегу, чтобы наловить на эту приманку морских червей для приезжающих на лето дачников. И вот за второй песчаной косой перед ним вдруг открылось удивительное зрелище. Более чем на милю влажный песчаный берег был завален бревнами и досками орегонской сосны, сверкающими в лучах восходящего солнца, словно янтарь; в иных местах они были нагромождены так, будто их сбросили с грузовика. Зеленые валы, рассыпаясь в пену, изрыгали на берег все больше леса. Коркери, раскрыв рот, стоял на скале, возвышавшейся над берегом, и с удивлением таращил глаза на темные полосы в воде.

Не иначе-было крушение. Такая мысль прежде всего пришла ему в голову. Затем на смену ей явилась вторая: кое – кому это принесет доход. От вида этих новеньких, гладких досок, без всяких сучков, без следов гвоздей, у Коркери закружилась голова, как будто он хлебнул глоток крепкого рома. Хорошо, что на берегу, кроме него, ни души! Не слышно ни звука, лишь легкий шелест волн на прибрежном песке да резкий крик чаек, летающих над плывущим лесом.

^ Если б только ему удалось скрыть свою находку от других, пока он не перетащит доски в надежное место!

Не успев опомниться, Коркери бросился домой, позабыв и о морских червях и о дачниках. Он весь горел от возбуждения и бежал что было мочи, отталкиваясь от твердого песка босыми ногами. У него еще не созрел определенный план, как упрятать свою находку. На крайний случай, думал он, надо будет пока сложить часть досок в заросли чайных кустов, растущих над самым берегом, а там, может, и удастся перевезти. За весь год, что он провел в бухте, это был первый случай, когда ему привалило счастье – нечто действительно стоящее, и уж он постарается извлечь из этого все, что можно.

Надо непременно отобрать лес получше, пока другие рыбаки еще спят после ночного лова – Скотти Фарленд, Джойс, – вся эта шайка жадюг. Вечно они отстраняют его от любого дела, не подпускают близко. Зато теперь уж он им покажет! Пусть попробуют теперь его провести– ничего у них не выгорит, увязнут, как старая лодка в прибрежном иле, решил он про себя.

Однако ему предстоит тяжелый денек, а ведь он вышел из дому, ни крошки не проглотив. Торопливо шагая вдоль берега, Коркери ощущал острое желание плотно позавтракать; подвернутые штанины болтались на икрах, фланелевая рубашка расстегнулась до самого пояса. Расчеты, цифры так и прыгали у него в уме, словно овцы сквозь пролом в изгороди. Предположим, десяток доверху груженных машин, по тридцати пяти шиллингов за сотню досок!

Или, точнее, два фунта за сотню – если прибавить сюда стоимость перевозки. Одолжив грузовик, можно за одну ночь работы обеспечить себе существование на целых полгода.

Полгода! Коркери представил себе длинные, полные блаженного безделья дни где‑нибудь на скалах с удочкой в руках, в то время как солнце приятно пригревает спину. И Марта сможет тогда на некоторое время передохнуть. «Отдохни недельку – другую, – скажет он ей. – Не к чему тебе спину гнуть, обстирывая других. Скажи им, что ты хочешь сделать перерыв, да лучше займись уборкой в собственном доме».

А при мысли о том, как ловко обставил он других рыбаков, все внутри у него так и переворачивалось от радости.

Но вот, обойдя ближайшую к бухте песчаную косу, Коркери увидел двух человек, медленно бредущих по берегу навстречу ему и что‑то высматривающих на горизонте; по спине у него так и забегали мурашки. Да ведь это старый Скотти и с ним Мэтти Бойлен! Кой черт принес их в такую рань! Им бы еще крепко спать, ведь они всю ночь провозились с сетями.

– Эй, Слизняк, не видел ли ты бревен на берегу? – крикнули они издали, подходя к Коркери.

Он прикинулся, будто не слышит, и хитрым взглядом следил, как они приближаются.

Что если попробовать заключить с ними сделку, да так, чтобы об этом не узнала остальная компания? Или они непременно захотят, как всегда, держаться друг за друга?

– Леса на берегу не видел? – переспросили они.

– А что? – отпарировал Коркери. – Чего это вы тут вдвоем выискиваете?

– А как по – твоему? Уж ясно не опиум и не бочки с ромом. Разве не знаешь, что три дня назад американская баржа наскочила на Малабарскую мель.

– Нет, – сказал Коркери, – ничего такого не слышал. Ваши ребята ведь умеют молчать, как устрицы.

– Чтобы сойти с мели, американцам пришлось большую часть палубного груза сбросить в море, – сказал Скотти. – Прибой теперь сильный, и лес должен уже быть на берегу. Джойс с двумя ребятами вчера делал обход.

Они сверлили Коркери глазами, вокруг которых ветер заложил ранние морщины, и, казалось, прекрасно понимали, что значит его пустая банка для червей. Коркери стало яс-

ft

?

но, что воспользоваться своим открытием ему одному не удастся. Все равно они пройдут дальше и сами обнаружат лес. И тут он вдруг начал лебезить перед ними и хвастаться своей находкой.

– Ну так вот, лес прибыл и притом в полном порядке, – заявил он. – Чертова уйма леса. Тридцать – сорок полных машин, вон там, выше по берегу, да на волнах еще сколько плавает! Я такой орегонской сосны в жизни не видывал. Послушайте, приятели, что если нам поработать втроем и припрятать часть, пока не подоспела вся компания?

Глаза их стали настороженными и холодными, как вода в море. Ни один из них не выражал желания работать заодно с Коркери.

– Какая такая компания? – спросил Бойлен. – На этом берегу посторонних нет. А если уж предстоит пожива, то мы вовсе не собираемся скрывать это от своих.

Настаивать было бесполезно. Коркери знал, что предлагать этим рыбакам тайную сделку – все равно что пытаться голыми руками открыть раковину моллюска. В любом деле они горой стоят друг за друга, вот уже много лет оказывают друг другу поддержку в тяжелые времена, делятся лодками и рыболовными снастями так, будто это общественная собственность. А его, Коркери, они всегда недолюбливали. Слишком уж он языком треплет, говорили они, а руками работать не хочет. И пахнет от него пивнушкой, а не соленой водой или морскими водорослями. С виду они относились к нему как будто сносно, а в душе презирали.

– Ну ладно, ладно, – сказал Коркери, – там с лихвой. должно хватить на всех нас. Я ведь вовсе не хочу кого‑нибудь обойти, отнять у того, кто имеет на это право… Но запомните, я первый увидел лес и вам, ребята, потому и рассказал, что хотел вас обрадовать.

И он поспешил домой. Обогнул мыс и стал пробираться через заросли чайных кустов и колючей лантаны.

% Его лачуга – шаткое строение с односкатной крышей, сколоченное из горбыля и покрытое листами старого железа, – стояла на самом краю поселка; он соорудил ее в свободное время из хлама, выброшенного соседями за ненадобностью. Пристройка была сделана из валежника и покрыта брезентом; здесь он держал свой видавший виды автомобиль; в небольшом оадике в нагретом солнцем песке рылись куры; повсюду валялись кучи собранных на берегу дров, проволочная сетка, рваные шины. Когда они с Мартой впервые приехали сюда, у них не было ничего, кроме брезентовой палатки, а потом на этом клочке земли они постепенно выстроили себе жилище.

Они так нуждались в каком‑нибудь пристанище! На лесопилке, где он раньше работал, товарищи ополчились против него, потому что во время большой забастовки, которая произошла там года два назад и перевернула всю округу вверх дном, он один продолжал держаться за свое место. Рабочие прозвали его скебом и всячески изводили. Даже хозяева не поддержали его, как обещали; они выдали ему жалованье за месяц вперед и – спокойствия ради – велели убираться подобру – поздорову. Вот так всегда бывает в жизни! Когда полетели камни, хозяева чертовски много болтали о какой‑то там лояльности, но тот, кто их слушал, оказался в дураках! Нет, уж если ты сам о себе не позаботился, то от других ждать нечего.

Когда он добрался до дому, Марты уже не было – она ушла стирать, но на плите кипел чайник. Шлепая босыми ногами по полу, Коркери, не присаживаясь, проглотил завтрак и отрезал себе хлеба и мяса на обед. Да, думал он, эти дошлые парни раньше него узнали, что лес прибило к берегу, но ему они ничего не сказали. Он бы все отдал, лишь бы опередить их.

Однако, когда он снова появился на берегу, рыбаки встретили его криками и добродушными шутками, словно он был одним из их компании:

– Здорово, Слизняк! Ну, на этот раз Слизняк оказался у нас ранней пташкой и поймал червя.

Небось всю ночь напролет на берегу дежурил, не смыкая глаз, а, Слизняк?

– Уж теперь не придется тебе затыкать бумагой щели в лачуге. Построишь себе из этого леса новый дом.

Пока он отсутствовал, на берег пришли Комбо Холл и Джойс; все четверо работали теперь с усердием бобров – собирали лес в небольшие кучи, складывали в штабеля, отбрасывая в сторону покоробившиеся и треснувшие доски.

Явившись на берег с запозданием, Коркери решил посмеяться над их усердием.

– Ну ладно, вот сложите еы их в одно место, – ухмыльнулся он, – а домой как же доставите? На машйне ведь сюда незаметно не проехать.

– Не беспокойся, – сказали они. – Мы и не собираемся этого делать. Спустим лес в лагуну и сплавим его на милю вверх по заливу. А туда подъедем на грузовике… Как видишь, Слизняк, собаку можно убить, не только обкормив ее маслом.

Эта идея понравилась Коркери, и сил у него сразу прибавилось. А он‑то и не догадался, что можно использовать лагуну, – и насколько все сразу облегчается! Раздевшись до пояса, он принялся на свой страх и риск за дело, перетаскивая по нескольку досок зараз и сваливая их у устья залива, защищенного от моря высокой песчаной отмелью. Никогда еще не работал он с таким усердием и радостью. По правде говоря, это и не похоже было на работу, это было почти как развлечение, как ловля морских червей. И у остальных рыбаков было тоже прекрасное настроение. Они распевали песни и дурачились, возвращаясь за новой ношей, швыряли друг в друга медузами и резвились, словно школьники. Коркери с головой ушел в работу и притаскивал зараз вдвое больше, чем каждый из них в отдельности, зная, что они не собираются отнять его долю.

Солнце уже висело прямо над головой, а Коркери все таскал и таскал. Босые ноги увязали в песке, пот катился с него градом и щипал глаза, кожа на плечах лупилась, от сильной жажды пересохло во рту. А потом вскипел чайник, и как приятно было лежать на мягком песке, жадно уплетать хлеб с мясом и слушать веселые шутки рыбаков! Они, по – видимому, приняли его в свою компанию. Они подсмеивались над его усердием, делились с ним табаком, даже дали ему глотнуть рома из их бутылки.

Вода, отливающая свинцом, холодный ветер с моря, облака на южном горизонте, словно темные гроздья винограда!

– Ну, приканчивай работу, Слизняк, – сказал один из рыбаков. – Ведь тебе еще надо сплавить всю эту груду к заливу.

Коркери подозрительно посмотрел на товарищей.

– А вы что будете делать?

– Да, пожалуй, и с нас уже доволвно. Подсобим тебе сделать плот и спустим его на воду.

Они связали его доски веревками и довели плот до первой излучины залива, посмеиваясь над тем, как неуклюже Коркери орудует шестом; а он, толкая свое громоздкое судно навстречу заходящему солнцу, испытывал полное до вольство собой и жизнью. Какое‑то смутное чувство доброжелательства к людям зашевелилось в нем. В конце концов, и старик Скотти и остальные рыбаки не такой уж плохой народ! Раз он сегодня заодно с ними поработал, они, возможно, допустят его и к другой работе – разрешат ему рыбачить вместе с ними, когда подойдет лов кефали, И дадут заработать на перевозке или на починке сетей, одолжат лодку, когда он захочет наловить крабов.

Он гнал плот по заливу, работая шестом, подталкивал свой груз сзади, шагая по колено в воде, и тащил его за веревку, борясь с медленным течением и шаг за шагом продвигаясь вперед.

«Как пройдешь с милю вверх по заливу, увидишь на берегу кривой эвкалипт, – сказали они ему. – К нему как раз подходит дорога, что ведет в бухту. Сваливай свой лес под этим деревом – и все будет в порядке».

Коркери отыскал эвкалипт, свалил под ним доски, а затем сверху прикрыл их зелеными ветками, чтобы уберечь от любопытных взоров.

Когда он поплелся через поле домой, уже спускались сумерки. Руки и плечи ломило от усталости, а на сердце было легко; колючие ветки кустарника царапали ему босые ноги, но Коркери не чувствовал боли.

– Ну, на постройку дома хватит, – с радостью объявил он Марте, – да куда там, даже на целых два! Я первый наткнулся на этот лес, но пришлось и остальных ребят допустить. Как думаешь, ведь стоило им уступить, чтобы войти в компанию? С тех пор как я застукал Сэнди Вайнса, когда он без разрешения ловил крабов, они и смотреть в мою сторону не хотели; а какая‑то свинья даже пустила слух, будто я скеб. Ну, теперь‑то уж все пойдет как по маслу.

Да, теперь‑то у него все пойдет как по маслу: после такого дня они уже не будут смотреть на него, как на постороннего! Мысль эта вертелась у него в мозгу весь следующий день, когда он околачивался в кабачке, пропуская изредка кружку пива, толкуя о рыбной ловле с приезжими, ввязываясь в каждый общий разговор у стойки.

Светлые картины счастливого будущего одна за другой мелькали перед ним. Он непременно построит себе уютный домик и навсегда поселится в этой бухте. Такая жизнь ему вполне по душе – случайная работа, наполненный дремотой летний воздух, спокойная ловля рыбы возле прибрежных скал по ночам.

Лишь бы иметь достаточно работы, чтобы жена не ворчала, да чтобы в кармане всегда водилось несколько лишних шиллингов – вот была бы жизнь!

Но когда в тот же вечер, слегка подвыпив и разгорячась, Коркери выехал на одолженном грузовике к берегу, он не смог отыскать сваленные под деревом доски. Кривой эвкалипт стоял на своем месте, в этом он мог поклясться, к нему вели следы колес и отпечатки босых ног на мягкой грязи. Но где же доставшийся ему с таким трудом лес? Он рыскал в темноте с фонариком, спотыкаясь о корни мангровых деревьев, и ругался себе под нос, все еще отказываясь поверить ужасной догадке.

И вдруг страшная правда циклоном обрушилась на него.

– Сукины дети, они провели меня за нос! С самого начала решили меня надуть с этим лесом, то‑то так весело и скалили зубы. Подлые скебы! Но я им покажу!

Вне себя от бешенства Коркери, перемежая слезы ругательствами, вызывал в памяти лица своих врагов и бросал этим врагам гневные обвинения. Но какая‑то часть его сознания продолжала оставаться холодной и трезвой.

Ему был известен закон о грузах, сброшенных за борт во время аварии. И хотя вернуть свой лес он уже не мог, но можно ведь помешать тем, другим, нажиться на нем. Если позвонить в ближайший полицейский участок и сообщить о том, что сброшенный с американской баржи груз прибило к берегу и что его украли рыбаки, то полиция быстро примет меры!

Два дня спустя в бухту прискакал конный полицейский и остановился возле рыбачьих хижин на берегу узкого залива. Коркери стоял у дверей своей лачуги и видел, как полицейский заговорил со стариком Скотти, который, склонившись над сетями, ловко орудовал длинной деревянной иглой. Тот, разумеется, постарался прикинуться, будто ничего не знает, и еле цедил слова. Верховой отъехал и начал заглядывать во дворы, где были сложены бревна. Однако большая их часть была прикрыта. Верховой остановился и задумчиво почесал в затылке. В это время с залива начали возвращаться другие рыбаки, и после расспросов и споров брезент, который скрывал остальные бревна, был наконец неохотно сдернут.

Коркери едва сдерживал радость, наблюдая, как полицейский вытаскивает записную книжку и что‑то в ней записывает.

«Попались! – чуть было не крикнул он. – Попались, голубчики, как кефаль в сеть! Теперь уж ни щепки не удастся вам упрятать».

Он чувствовал себя таким счастливым, словно ему удалось найти свой лес и продать его по наивысшей цене. Отщепенец в нем торжествовал. Пусть они не воображают, что могут погладить его одной рукой, а другой преспокойно вырвать кость у него изо рта. Вот он в отместку и цапнул их, и здорово цапнул.

– В другой раз они меня не надуют, – сказал он Марте. – Я им показал, что умею за себя постоять. И без разговоров! Укусил в самое чувствительное место, вот и все.

Но дни шли, и радость отмщения постепенно уступала место чувству разочарования. Бревна не увезли, их распродали на месте, и покупателями, за неимением других, оказались те же рыбаки. Весь лес пошел по цене, которая едва покрывала таможенную пошлину. Вслед за этим из отдаленных от моря городков в бухту стали съезжаться подрядчики, и в течение нескольких недель мимо лачуги Коркери с грохотом проезжали грузовики, увозившие бревна. Казалось, этим машинам не будет конца!

Никто не сказал Коркери в лицо, что он доносчик, но стоило ему подойти к кучке рыбаков, как все разговоры сейчас же смолкали. Даже лавочник и бармен и те мерили его такими взглядами, будто он не человек, а просто грязь. И ему стало гораздо труднее находить случайную работу на перевозке или рубке леса. Видно, в нем теперь никто не нуждался; руки у него были умелые, и он готов был работать даже за плату ниже профсоюзной – но работы для него не находилось. Целый день он сидел у дверей своей лачуги и смотрел на кур, роющихся среди пустых консервных банок, – ничего другого ему не оставалось. Даже рыба и та не клевала, как прежде, когда он сидел по вечерам с удочкой на скалах.

– Нужно нам уезжать отсюда, – сказала ему Марта. – Мне никогда это место не нравилось, а теперь для нас тут не жизнь. Сиди здесь хоть до второго пришествия – все одно ничего хорошего не дождешься.

В последнее время у Марты появилась боль в спине, которая постоянно схватывала ее к середине дня во время стирки. Иногда, развешивая белье позади гаража отеля, она, страдая от боли, вынуждена была плашмя ложиться на траву.

Пора, уговаривала она Мужа, снова отправиться в глубь Страны и подыскать какую‑нибудь постоянную работу на лесопильне. Теперь там уж, наверное, все беспорядки утихли…

Накануне отъезда Коркери отправился через поле к лагуне, чтобы наловить крабов; бродя у берега среди корней мангровых деревьев, он поднял голову и вдруг увидел кучу сухих веток, а под ними штабель покоробившихся досок.

Несколько минут Коркери стоял, словно пригвожденный к месту, сердце его бешено билось. Неужели это его лес? Да, вот он кривой эвкалипт – это то самое место, где причалил его плот. И обтрепанные веревки, которыми он связал доски, валяются рядом, там, где он их в тот раз бросил!

Шатаясь, он подошел к штабелю и сел; его налитые кровью глаза словно застлало туманом, а в желудке ощущалась какая‑то пустота. Шагах в ста позади виднелся другой клонившийся к земле эвкалипт, которого он, видимо, не заметил, когда тащил плот; именно об этом дереве и говорили рыбаки. К нему он тогда ночью и подъехал на своем грузовике, ориентируясь по следам, оставленным колесами чужих машин. Кой черт надоумил его решить, будто его надули, – что тут было виной, выпивка или скверный характер?

Нечего сказать, в хорошее положеньице он теперь попал!

На черта нужны ему теперь эти доски, никогда он уже не сможет ими воспользоваться!