Текст книги "40 австралийских новелл"

КЛИНОХВОСТЫЙ (Перевод А. Любовцова)

В жаркие безоблачные дни, когда солнце высоко стоит В небе, над одной из окраин Нового Южного Уэльса всегда что‑то зорко глядит на вас с высоты. Над линией ли холмов или над пустынными равнинами в поднебесье темной точкой кружит и кружит птица. Лениво выписывая бесконечные кривые, она то медленно поднимается в вышину, то плавно скользит книзу, то просто неподвижно парит в воздухе, распластав свои шести-, а то и девятифутовые крылья, и глаза ее зорко озирают окрестность на много миль вокруг. И хоть этот орел кажется еле видимой точкой, хоть летит высоко, вы знаете, что ни одно ваше движение не укроется от него, знаете, что его свирепый, острый, как и его когти, взгляд всегда прикован к земле.

Но кроме земли, орлы следят еще и за воздушным пространством, и не только за пернатыми. Впрочем, их мало тревожат стрекочущие желтенькие самолеты, появившиеся в этих краях с тех пор, как тут обосновалась авиабаза. Иногда они даже залетают на аэродром и, покружившись над ним, скрываются за холмами.

Столкновений с этими осторожными, бесстрашно кружащимися в небе птицами летчики не боялись.

Размашистые темно – коричневые крылья орла не раз оказывались под самым носом маленькой «ночной бабочки» ', но тут же исчезали. Только и всего. И никакой поспешности, ни испуганного хлопанья крыльями; едва заметный легкий взмах – и орел снова начинал спокойно парить в воздухе, описывая круги. Иногда летчик пробовал догнать

¹Марка легкого одноместного учебного самолета, выпущенного фирмой «De Havilland» для австралийских военно – воздушных сил в 1927 году. – Прим. персе.

птицу и, к своему удивлению, обнаруживал, что она охотно вступает с ним в игру: орел словно не замечал несущегося на него самолета и продолжал невозмутимо скользить по кругу до того самого момента, когда столкновение уже казалось неизбежным. Но тут, неуловимый, он то резко взмывал кверху, то нырял под брюхо самолета, то круто уходил в сторону на своих недрогнувших распластанных крыльях. Нарочитая оттяжка и стремительный маневр исполнялись орлом с такой великолепной невозмутимостью и уверенностью в себе, словно он – бесшумный и сильный – издевался над этим назойливо гудящим самолетиком и его мотором.

Однажды двое летчиков с базы выпивали в городке со знакомым фермером, над владениями которого им частенько случалось летать.

– А знаешь, вдвоем мы бы прижали его как следует, – заметил один из них. – Но в одиночку – гиблое дело. Бесполезно. Этот орел обставит тебя и крылом не махнет. Ну, а вдвоем‑то – куда проще. Один стал бы гонять его по кругу, а другой набрал бы высоту – да и в пике… Вот так мы бы его наконец и накрыли.

Однако у фермера не было на этот счет никаких иллюзий.

– Пожалуй, чтобы накрыть гарпию [10]10
  Южноамериканский орел. – Прим. перев.


[Закрыть], парой самолетов не обойдешься, – возразил он. – Водится одна такая тут у меня. Двенадцать футов поперек. Хотел бы я, чтоб вы ее ссадили. Да только навряд ли что останется от вашего аэропланишки, коли уж вам и в самом деле удастся ее подбить.

– Никак не возьму в толк, почему вы зовете их гарпиями, – проворчал летчик. – Клинохвостый орлан – самый большой орел в мире, и вам, как‑никак, следовало бы относиться к нему с большим уважением. Ведь это же царь птиц!

Но фермер был настроен по отношению к орлу явно недружелюбно.

– Да вы вблизи‑то их видели? – сердито спросил он. – Или когда, скажем, они набивают себе брюхо? Вы бы поглядели на этого «царя птиц», когда он усядется на ягненка да примется раздирать его на части. Или когда он копается в старой, уже облепленной мухами дохлой овце, у которой хватило глупости испустить дух. Вы поглядели бы, как он кромсает ее, добираясь до внутренностей, и как в его смердящих коричневых перьях кишмя кишат черви. Единственное, что вы можете сделать, – это подойти к нему ярдов на пятьсот. Но стоит вам только ступить на шаг ближе, как он медленно, неуклюже взмахнет крыльями, усядется на акацию и будет сидеть там, нахохлившись, да еще уставится на вас с таким лютым видом, будто он хочет с корнями вывернуть это несчастное деревце. А впрочем, валяйте, как задумали, – заключил он. – Я бы хотел посмотреть, как вы справитесь с такой гарпией. Задаст она вам жару в этой игре!

С этими словами он вышел, а друзья стали сызнова обсуждать свой план.

В небольшом подвижном самолете летчик – словно мальчишка. Он всей душою жаждет чего‑то такого, в чем он мог бы найти забаву. Он может быть счастлив даже и в одиночестве, кувыркаясь и петляя высоко в небе, но счастье его перерастает в неподдельный восторг, если у него есть с кем помериться силой или если он знает, что его дерзкий бреющий полет над мгновенно меняющимся, сложным рельефом местности – над холмами, рекой, деревьями и скалами – будет встречен на земле аплодисментами. Состязание становится тем увлекательней, чем ближе витает смерть, когда на чашу весов швыряешь все и обо всем забываешь.

И летчик, которому пули и снаряды врага несут смерть и который сам сеет смерть, отдает этой схватке всю душу.

Для поединка с клинохвостым орланом снаряды не были нужны, но эта схватка выучки против инстинкта также могла стать смертельной, и летчику в его хрупкой деревянно – матерчатой машине грозила такая же опасность, как и орлу.

В одно погожее безоблачное утро летчики взяли курс на долину, где жил фермер.

Самолеты шли друг за другом, почти вплотную. Небо было чисто как стеклышко, и солнце изрядно припекало затылки летчикам, пока они летели на запад, к обширному поросшему кустарником пастбищу, за которым начиналась долина. Пилот на ведущем самолете ослабил ремешки шлема, и прохладный ветерок стремительно ворвался под шлем, освежая шею и теребя волосы, наполняя все существо пилота бодростью и пьянящим чувством свободы. Летчик, как и орел, был наблюдателем – наблюдателем, для которого на земле не было тайн. Земля под ним была такой же суровой, как и его родная стихия, и не прощала ошибок, и все же– бескрайняя, свободная – она была великолепна., Здесь ни воздух, ни земля не расточают милостей лентяям, зато осыпают своими неиссякаемыми щедротами всякого, кто способен покорить их трудом, вниманием и любовью. Слабые и глупцы здесь гибнут, как овцы, которые умирают от жажды совсем рядом с водой, в топкой грязи пересыхающего водоема.

Достигнув холмов, летчик увидел внизу ссохшуюся, как скорлупа грецкого ореха, бурую землю с зеленой каемкой растительности по берегам реки, пересохшие русла ручьев и несколько ярких квадратиков там, где какой‑то фермер вырыл колодезь и посеял люцерну. Обходя немногочисленные встречавшиеся на пути акации и эвкалипты, в облаке пыли двигались овцы.

В нагретых скалами горячих воздушных потоках самолет болтало и швыряло, пока наконец он не пе)релетел через холмы. Летчик развернул машину и, оставив второй самолет где‑то сзади, направил ее вдоль широкой долины, стараясь отыскать глазами в вышине темную точку, – обычно орел, скользя на крыле, кружил да кружил каруселью в небе. Ни облачка, ни подымающегося ввысь пыльного вихря, который затемнил бы это чистое, ясное небо, как ржавчина ствол ружья, – в воздухе ничего, решительно ничего не было. И все же это спокойствие казалось летчику затишьем перед бурей.

Лавируя между бегущими навстречу эвкалиптами, чуть-чуть приподнимаясь над заборами, пилот не спеша вел самолет над долиной в каких‑нибудь нескольких футах от земли, огибая овечьи стада. Кроме овец, единственным живым существом внизу оказался фермер, который стоял возле своего грузовичка у ворот корраля. В ответ на его приветственные помахивания рукой летчик сделал вираж и пронесся над фермером, в то время как друг его на втором самолете парил выше, ожидая появления орла.

Почти цепляя колесами землю, летчик летел дальше, миновал еще один забор, как вдруг с ближайшего дерева что‑то сорвалось, захлопало крыльями и будто вся верхушка дерева поднялась в воздух. Орел исчез позади прежде, чем пилот успел повернуть машину.

В нескольких сотнях ярдов еще одна птица снялась с дохлой овцы, ко летчик все свое внимание сосредоточил на той, которая взлетела с дерева. Это, очевидно, и был тот самый орел, о котором рассказывал фермер.

Когда самолет, набирая высоту, развернулся и попел обратно, орел летел на пятьсот футов выше него. Плотно подтянув ремешки шлема, пилот дал газ. Отыскав глазами второй самолет, он увидел, что товарищ его тоже набирает высоту и идет им навстречу, чтобы, как они решили, налететь на орла сверху.

Летчик был поражен, увидев, что птица обходит его по высоте, не пошевелив ни перышком на своих крыльях. Лениво кружась в горячих, невидимых глазу воздушных потоках, она неизменно оказывалась выше ревущего и содрогающегося самолетика. Положение осложнялось еще и тем, что летчику – поскольку орел уходил вверх по крутой спирали – все время приходилось маневрировать, в то время как ему, чтобы скорее набрать высоту, необходим был подъем по прямой. Рука его надавила сильнее на выжатый до отказа, упершийся в ограничитель рычаг газа. Вполне вероятно, что, кроме этого утомительного преследования врага, которого просто невозможно было настичь, поединок ничего – не принесет.

Однако, йоказав столь очевидное превосходство, орел сбавил скорость подъема и стал ожидать, пока самолетик не наберет высоту. Пилот же, мучаясь мыслью – заметил ли фермер, как посрамила его птица, карабкался все выше и выше. Только достигнув примерно трех тысяч футов, он оказался выше орла и, выровняв машину, дал знак рукой другу, что К поединку все готово.

Вираж – и летчик ринулся прямо на орла. Затрепетал над головой элерон, и машина затряслась словно в лихорадке. Вираж оказался настолько крут, что даже рукоятка управления запрыгала под рукой летчика, как захлебывающаяся бензопомпа при постом баке.

Но в тот самый миг, когда летчик уже втянул голову, чтобы уклониться от стремительно несущихся ему навстречу распластанных темно – коричневых крыльев и от блестящего, изогнутого клюва, – орел куда‑то исчез. Без признаков поспешности или испуга он увернулся от самолета с легкостью ласточки. Летчик отыскал его несколько ниже, когда тот уже вновь – спокойно выписывал свои круги, как будто ничто в это чудесное утро ни в небе, ни на земле не мешало его неусыпному безраздельному господству в воздухе.

Когда летчик спикировал и вновь погнался за птицей, он увидел, что и друг его накренил самолет и круто пошел вниз, чтобы, как они сговорились, атаковать орла.

Летчик хорошо видел, что орел все же, несмотря на свое нескрываемое к нему пренебрежение, внимательно наблюдает за ним, а не за пикирующим самолетом. Это и была та самая минута, которую они так ждали, – минута, когда орел увернется от одного самолета, чтобы неминуемо нос к носу столкнуться с другим, и у него уже не хватит времени уклониться от этой встречи. Сердце у летчика запрыгало, как стрелка тахометра на приборной доске. Он выждал, когда его другу осталось пикировать каких‑нибудь несколько сот футов, и с силой рванул рычаги управления, нацелившись на поблескивавшие впереди крылья птицы. Она повернулась и скользнула под самолет, выполнив свой маневр в точности, как они ожидали. Высунувшись из кабины так, что ремни врезались ему в плечи, летчик следил за ее полетом. Второй самолет навис над орлом в тот самый момент, когда тот возобновил свое скольжение по кругу. Но столкновения не вышло. Самолет пронесся мимо и начал выходить из пике, а орел стал снова плавно кружить лишь несколькими стами футов ниже.

Однако на этот раз птица проявила некоторое беспокойство. Впервые она как будто потеряла свою обычную невозмутимость: ее огромные, широко распластанные крылья дрогнули. Ей уже не оставалось иного выхода, как только сделать спасительный взмах крылом.

От волнения летчик забыл обо всем. Обо всем, кроме продолжавшегося поединка. Когда он остался один между землей и небом, он уже ни о чем не мог думать. Небо и земля представлялись ему теперь какими‑то мелькающими пятнами чего‑то синего и коричневого. Последнее, что он заметил на земле, был грузовичок фермера, мчавшийся мимо корраля к какой‑то точке внизу. И сразу в нем проснулось тщеславие и гордость от сознания того, что с земли за ним наблюдают. Теперь для него не существовало ничего, кроме этих глянцевитых орлиных перьев, блестящего клюва, клинообразного хвоста. Волнение летчика достигло предела, и тогда родилась надежда, и в ней был первый залог успеха. Ведь вначале невероятная наглость орла поколебала его уверенность в успехе, заставила его почувствовать, что он – в чужой стихии, и это была правда. Несмотря на шумные маневры и трюки самолета, орел словно глумился над ним своим хладнокровием, своим упорным нежеланием взмахнуть крыльями, своим непревзойденным мастерством парящего полета и тем удивительным спокойствием, с каким, едва увернувшись от опасности, он вновь невозмутимо кружил в небе. Пилоту стало как‑то не по себе: кто же из них затеял эту игру?

Да, очень может быть, что именно орел сейчас вот повернет, неожиданно спикирует на него и, рванув его на лету когтями, заскользит вниз к земле.

Нет, все‑таки они вынудили орла взмахнуть крыльями, и в этом летчик увидел первый признак победы. Пот лил из‑под шлема по шее, скатывался на грудь. Рубашка намокла и прилипла к телу, лямки парашюта давили. Летчик посмотрел на альтиметр и увидел, что самолет снизился до семисот футов. Друг вверху был наготове.

Развернувшись, летчик еще раз пошел на орла. Самолет, дрожа, на предельной скорости набирал высоту, готовый сорваться в штопор. Летчик ощутил вдруг, как судорожно напряжены его руки и ноги, и настойчиво старался побороть охватившее его волнение, чтобы быть таким же спокойным, как клинохвостый, невозмутимо круживший в воздухе. Он взглянул вверх и увидел, что друг пошел в пике. Это был второй вариант их плана. Хотя орел и не подавал вида, но он теперь знал, что на него нападают двое. Продолжая парить и кружить в воздухе, он пустился на хитрость, и преследовать его стало труднее: скользя по кругу, клинохвостый маневрировал и по вертикали.

Второй самолет пошел в пике следом за первым, когда тот завершил свой вираж яростным броском на орла. Промахнувшись, первый самолет вошел в штопор, но летчик быстро выровнял машину и тут же оглянулся на друга, который на этот раз спикировал гораздо ниже орла, а теперь, с выходом из пике, почти отвесно взмывал кверху, настигая едва успевшую выровняться птицу.

Клинохвостый услышал под собой рев мотора, увидел самолет и метнулся вверх, где столько раз ожидало его спасение. Но тут правое крыло второго самолета врезалось своим концом в широко раскинутые, не дрогнувшие крылья птицы.

Правое крыло орла, перебитое в том месте, где длинные жесткие перья сменяются мягкими, чуть волнистыми де – рышками на спине, отделилось от тела и, покачиваясь, полетело вниз. Левое крыло прижалось к телу и уже на пути к земле, пока, кувыркаясь, падал этот вдруг сразу обмякший мешок мускулов и костей с когтями и клювом, распрямилось и сжалось снова.

А у летчика сразу пропал весь азарт, и он даже не посмотрел, как падает клинохвостый. Впервые в жизни он обрадовался реву мотора, который легко заглушил негромкий звук удара тела о землю.

Оба пилота посадили машины в коррале и, не выключая моторов, направились к темному комку перьев. Один из них отошел в сторону и тут же вернулся, держа в руках перебитое крыло. Оно было почти в рост человека.

Оба стояли молча. Опасность осталась позади: чтобы преодолеть ее, они пустили в ход все свое мастерство, и теперь мертвое тело птицы провозглашало их победу.

Щурясь от солнца, сознавая непоправимость происшедшего, летчики молча смотрели на поверженную ими жалкую однокрылую птицу. На теле ее не было следов крови. Она лежала, крепко сцепив свои острые, крючковатые когти, а на ее уцелевшем при ударе клюве вспыхивали солнечные блики. Не смерть орла сковала уста летчиков: жизнь в небе полна неожиданностей и не может быть вечной. Но перед их глазами все еще падал и падал этот безжизненный, однокрылый комок перьев.

Издалека донесся шум приближающегося грузовичка. Летчики увидели, как он остановился у ворот корраля и фермер, вылезая, чтобы открыть ворота, приветственно помахал им рукой. Поспешно подхватив тело птицы и крыло, друзья кинулись к небольшому скалистому холмику в углу корраля. Они отыскали местечко между двумя большими обломками скалы и, сложив крест – накрест крылья орла, прикрыли его камнями.

Потом они вдвоем притащили огромную каменную плиту и навалили ее сверху.

Когда они бежали обратно к своим машинам, от холмов оторвалась какая‑то темная точка, которая, кружась, повисла над ними. Крылатый наблюдатель видел, как тронулся с места и вдруг остановился грузовичок фермера: поспешно вырулив на старт, пилоты уже взлетели в воздух.