Текст книги "Ринго Старр"

Автор книги: Алан Клейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Вне зависимости от того, кто из битлов был любимчиком у того или иного журнала – Пол у Jackie,Джон у Disc, —Ринго был неизменно вторым. Ринго, который, кажется обрел вечное блаженство в кругу семьи, полагал: «…меня считают самым обычным человеком, таким заурядным семьянином. Люди сравнивают себя скорее со мной, чем, скажем, с Джоном». Когда в 1969 году . ATVприобрела большую часть акций Northern Songs,Старр купил свою долю за восемьдесят тысяч фунтов, иначе на сегодняшний день у него не было бы денег («если я чувствую, что меня надувают, я сразу же ухожу в сторону»).Несмотря на то что Ринго уже давно ни в чем не нуждался, он не позволял себе жить в праздности, как многие из тех, кто «имеет такую кучу денег, о которой я даже не мечтал».Его секретарь сортировал письма с прошениями («Я всегда помогал действительно талантливым людям, а проходимцы не получали ни пенса»). Еще одним «профессиональным риском» человека–у-которого–все–есть была проблема выбора:

– В коллекции у моего друга Рэя из Ливерпуля всего сорок пластинок; он знает и любит каждую из них. У меня их что–то около тысячи, и я иногда даже не знаю, которую из них поставить.

Тем не менее нельзя сказать, что Ринго с теплотой вспоминал годы бедности, проведенные в Ливерпуле:

– Это был полный мрак. Не думаю, что хотел бы снова там жить. Я не превратился в подобие моего папаши, как это сделали многие из тех, кого я знал в Ливерпуле. Мне было бы очень трудно жить с теми, кто рос рядом со мной, – я бы дважды подумал, прежде чем надеть, скажем, зеленый костюм в желтый горошек.

Присущая ему страсть к перстням на пальцах со временем поутихла, но, предвосхищая десятилетие, несовместимое со словом «изящество», Ринго пристрастился к столь немыслимым нарядам, как ярко–красная рубашка, горчично–желтый галстук с булавкой, украшенной драгоценным камнем, зеленый костюм в белую полоску и меховые ботинки до колена. Верх аристократизма – «я заявился на свадьбу двоюродного брата в старомодном золотистом костюме, не особо шокирующем, и некоторые из незваных гостей пытались на меня «наехать».

Что касается выбора блюд на подобных мероприятиях, то для семейства Старки не делалось никаких исключений (единственно, делалась скидка на то, что Ринго терпеть не может лук); их первая попытка стать вегетарианцами продолжалась всего несколько недель, хотя Ринго «никогда не хотел никого убивать, даже муху».Дальние родственники, которые пытались наладить близкие отношения со своим знаменитым родственником, были поражены, насколько он напоминал их отцов – и даже дедов. Тем временем Ринго держал руку на пульсе всех изменений в рок–музыке по ту сторону Атлантики, хотя и придерживался мейнстрима – в числе его фаворитов были «Canned Heat», «Blood, Sweat and Tears»,гитарист–виртуоз Рай Кудер и барабанщик Джим Кельтнер из «Gary Lewis and the Playboys» («он доставляет мне гораздо большее удовольствие, чем любой джазовый ударник, который превосходит его по технике»}.

Он также выделял «Bob Dylan's Band»,восхищаясь «электрическим фолком» с альбома «Music From the Big Pink».Иногда Старр слушал Тайни Тима, угрюмого певца, который славился своими кастратскими трелями, однако самым «экзотическим» из пристрастий Ринго были псевдоколдовские стенания «Doctor John the Night Tripper»(проект сессионного музыканта из Лос–Анджелеса Мака Ребеннека) с их мрачностью и шаманизмом. Ребеннек вовсе не придумал себе такой имидж: встретив Мака, Старр «был очарован его удивительным языком, который состоял на треть из английского, на треть из каюнского диалекта и еще на треть из какой–то рифмованной белиберды».

Ринго, который был скорее коллекционером, чем слушателем, отмечал: «…я почти не ставлю поп–музыку, это больше нравится Морин».И все же отдельные птенцы гнезда Tamla–Motownмогли запросто вырвать Старра – пусть и на короткое время – из тихого заточения в Brookfields;во время очередной вылазки в Лондон Ринго успел побывать на концертах Фрэнка Синатры и Хэнка Шоу. Тихо, вполголоса, он напевал такие зажигательные номера, как «What the World Need Now Is Love», «For Once in My Life»и «Little Green Apples».

Ринго никак нельзя было обвинить в излишней «правильности» – включая у бассейна на всю катушку свой переносной магнитофончик, он нередко натыкался на откровенную враждебность со стороны заносчивых «туристов», которые отдыхали в том же отеле. Он был ужасно возмущен, когда из–за постановления Marine Offences Actпрекратили существования пиратские радиостанции, которые «здорово поддерживали рок–сцену. Осталась монополия Би–би–си и что–то около полудюжины дурацких групп, которые звучат там весь день».Теперь, когда шоу на Radio Luxemburgвели те же люди, что заправляли на Light Programmeв пятидесятые годы, на Top of the Popsможно было увидеть мало интересного; в 1968 году шоу потерпело фиаско, когда на нем была представлена единственная группа « The Tremeloes»(уже без Брайана Пула), некогда бывшая ядром триумвирата – вместе с «Marmalade»и «Love Affair», —безуспешно пытавшегося завоевать трон «The Beatles»в «серебряный век» британского бита. Всем было очевидно, что у них нет будущего, так же как и у многочисленных поставщиков однодневного поп–шлягера – « The Casuals»(хотя они, так же как и ливерпульская четверка, были «ветеранами Гамбурга»), «Cupid's Inspiration», «Pickettywitch»,ливерпульские «Arrival»и вся остальная шатия–братия, что пару раз засвечивается в Тор 30и пропадает в неизвестном направлении.

Конечно, при желании даже любовные песенки вроде «Loving Things»в исполнении «Marmalade»и «Jesamine»группы « The Casuals»можно истолковать как политические, поскольку они выражают определенную точку зрения, однако после «19th Nervous Breakdowns», «Dead End Street»и «Strawberry Fields Forever»у композиторов появился совсем иной «источник вдохновения»: пропавшие без вести солдаты в Индокитае, жертвы бойни на антивоенных демонстрациях и, конечно же, Ирландия, кровавая Ирландия. Последнюю тему затронула некая Дана из Ольстера, в весьма саркастическом ключе исполнив «Isn't It a Pity»Джорджа Харрисона, написанную в 1969 году. Еще более прямой намек на драматические события в Северной Ирландии содержался в песне Эдвина Старра «War».Однако войны и теракты стали настолько обычным делом в девятичасовых новостях, что они пугали телезрителей не больше, чем перестрелка в каком–нибудь третьесортном боевике.

Когда ему задавали вопросы о Вьетнаме или еще на какие–нибудь животрепещущие темы, Старр был достаточно хорошо проинформирован о мировых событиях, чтобы изрекать суждения вроде того, что убивать людей – это неправильно. Он не присоединился – в отличие от Мика Джаггера – к тем, кто вышел к посольству США на демонстрацию против войны во Вьетнаме, и даже не разразился каким–нибудь хитом на злобу дня вроде ленноновского «нерешительного» гимна «Revolution»,зато он проявлял прямо–таки бурную активность – естественно, в несколько отстраненной, обтекаемой манере, как это делают все поп–звезды, – изливая свой пацифизм бурным потоком слов: «В данной ситуации мы, конечно, можем выразить наши чувства, но это мало что изменит. Я не доверяю политикам. Вы же прекрасно знаете, они все лгуны. И когда идет голосовать более младшее поколение, всегда интересно посмотреть, за кого оно отдаст свои голоса, а за кого нет. Все молодые люди хотят мира, и они его получат – для этого нужно немного подождать, все равно они переживут всех этих политиков».

Воспитание отпрысков Старра проходило без эксцессов и каких–либо серьезных травм, которые могла бы повлечь за собой слава отца семейства: «Я бы не хотел, чтобы люди проявляли к ним интерес только потому, что они мои дети».Как бы то ни было, Зак и Джейсон были прекрасно осведомлены о богатстве и славе своего снисходительного папаши. Битлоподобное существо, намалеванное четырехлетним Заком, украсило обложку мягкого диска, выпущенного на Рождество 1969 года для фан–клуба.

– Как и любому ребенку, – улыбался Старр, – Заку хочется иметь свои собственные игрушки, да и мои тоже.

Поскольку его отец никогда не любил уроки игры на барабанах, Зак удостоился лишь одного занятия («А потом он мне сказал: «Слушай записи и играй вместе с ними»).Заку был предоставлен свободный выбор, поэтому он предпочитал играть под « The Who»,чем под «The Beatles».Как впоследствии и к его брату, к Заку пригласили учителя по фортепиано. Он также начал учиться игре на рекордере(вид деревянной флейты, распространенный в эпоху барокко, в XVII – начале XVIII века) в начальной школе местной англиканской церкви. Когда семья переехала в Лондон, дети поступили в более престижные учебные заведения, но в Элстеде Старр не хотел устраивать их в частную школу–интернат:

«Я не сделаю этого до тех пор, пока они сами не изъявят свое желание в нем учиться. И потом, если у них будет оставаться всего час свободного времени, я бы хотел, чтобы они проводили его со мной».

После съемок в эпизодической роли в « Candy»его пригласили на одну из главных ролей в фильме «The Magic Christian»вместе с Питером Селлерсом, и Старр рискнул привезти на съемочную площадку свою семью.

«Здесь есть свой скрытый подвох, – рассуждал он. – Детям быстро становится скучно, и они начинают играть со всем, что попадется им под руку. К тому же очень неудобно, если во время съемки очередного дубля один из них вдруг крикнет: «Папа!»

На съемках долгожданной третьей картины « The Beatles» «Let It Be»(«Пусть будет так») детишек Ринго не было заметно. Для одноименной пластинки группа записала пародию на «Lady Madonna»,напичканную таким количеством лишних деталей, что она звучала почти в натуральном виде: сырость звука ранних « The Beatles»эпохи Cavernсочеталась здесь с передовыми технологиями. Пообещав однажды больше никогда не снимать фильмов о самих себе, битлы засели в студии перед камерами и… сделали это еще более откровенно – на этот раз без надуманного веселья, которым буквально дышал «A Hard Day's Night» – «The Beatles»репетировали, записывались, джемовали, а потом устроили импровизированное представление под свинцовым небом Лондона, взобравшись на плоскую крышу Appleв теплых дубленках, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Толпы народа, вытягивая головы в сторону громкоговорителей, высыпали на улицу, перекрывая дорожное движение, а полицейские из ближайшего участка пытались усмирить нарушителей общественного порядка, пусть они и были Членами Британской Империи. Наиболее популярной в то время была шутка Ринго, которая, правда, не попала в фильм:

«Впервые за несколько лет мы даем «живое» выступление. Разве наша вина, что на него пришло всего пятьсот человек?»

Как до, так и во время съемок «Let It Be»к вопросу о том, чтобы вернуться к концертной деятельности – или даже поехать в турне, – музыканты обращались все реже и реже. Джон и Йоко уже создали прецедент, выступив со специальной программой AN Otherна шоу Rock 'n 'Roll Circus,которое до сих пор не было показано; хэдлайнерами этого шоу были «The Rolling Stones»,которые сами вернулись на подмостки в том же году – устроив сенсационное десятиминутное представление на вечеринке для лидеров хит–парада NME.В 1966 году после того же мероприятия « The Beatles»навсегда покинули английскую сцену.

От «не вижу причин, почему бы не…»,когда вопли фанатов из Сан–Франциско все еще звучали у него в ушах, до «…не думаю, что я когда–либо еще…»в 1969 году Ринго холодел при одной мысли о том, что « The Beatles»могут выступить с концертом. В апреле представитель по связям с общественностью компании Appleвоздержался от каких–либо комментариев, пока «Джон и Ринго еще не пришли к соглашению»относительно опрометчивого заявления Леннона о том, что квартет «в этом году даст несколько публичных выступлений».Старр никогда не был против выступлений как таковых, «но пока туда доберешься… Это же такая морока!».Кроме того, он боялся, что после уплаченных налогов и прочих издержек «каждый из нас останется с пятью фунтами и пачкой сигарет».

Несмотря ни на что, Ринго как всегда предпочел подчиниться решению большинства – а именно Джона и Джорджа. Предложенный Ринго вариант – «когда имеется всего одна камера, каждый выходит и делает свое дело, как в Grand Ole Opry»– прошел незамеченным, как будто Старр был не более чем жужжащей мухой. Так как у Леннона, Маккартни и особенно Харрисона было много своих песен для нового альбома, «Octopus's Garden»была на неопределенное время отложена в долгий ящик, хотя Джордж, а затем Джон (сев за барабаны) подкинули Ринго пару забавных идей, когда тот представил песню на суд публики.

Эта снисходительная несерьезность и эпизоды вроде нарочито сюрреалистических диалогов между Джоном и Ринго – «истинными личностями в фильме», как написала о них The Morning Star, —были своего рода «оазисами» в разворачивающейся комедии на фоне бесконечных миль целлулоидных нервов Пола, которые мотали все, кому не лень, демонстративного ухода Джорджа, скрипучего пения Йоко, замаскированных издевок и прочих микроскопических диссонансов, заметных лишь глазу тех, кому выпала нелегкая доля играть в поп–группе, особенно в последние дни ее существования. Зрители могли, например, под болтовню Маккартни ощущать, как у них стекленеют глаза. Как бы то ни было, «The Beatles»удалось справиться с «Let It Be»во многом благодаря живительному присутствию веселого техасского клавишника Билли Престона, старого знакомого группы еще со времен Star–Club,который пришел в Appleи сразу же получил предложение заскочить на съемки, когда появился Харрисон, «сгреб его в охапку и утащил в студию».

За несколько лет до того, как «The Beatles»пригласили его, высокомерный Фил Спектор заявлял, что хочет стать их продюсером. В отличие от дисциплинированного Джорджа Мартина, это был тип, которого пригласили отредактировать, подкорректировать и смикшировать «альбом «The Beatles» новой фазы»(по крайней мере, так было написано на конверте «Let It Be»)и сингл «Get Back»,который показался Ринго несколько своеобразным – Старр, наверное, забыл «Bits and Piece»группы «Dave Clark Five»(«единственная вещь, где барабанщик играет главную роль») – и на котором Леннон сыграл первое в своей жизни слайд–соло «как любитель, но вроде бы прокатывает».

Хотя на этом альбоме Старр вкалывал только за ударной установкой, его энтузиазм не поколебали даже изнурительные сессии «Let It Be».Именно он чаще всех сидел за спиной Фила и давал совет каждый раз, когда в нем была необходимость. Насмешливый ньюйоркец, чьи лучшие времена остались позади, на этот раз был не в лучшем расположении духа после недавней автокатастрофы. Спектор настолько рьяно отдавал распоряжения в подвале Apple,что Старр сжалился над замученными и оскорбленными звукоинженерами – среди них был его старый ливерпульский друг Джордж Пекхэм – и, «отодвинув» Спектора в сторону, попросил его «слегка остыть».

Первое время деятельность Спектора – под присмотром Старра – устраивала Маккартни, который, позвонив Ринго, сказал, что «не собирается прерывать его работу, а потом вдруг заявил, что не хочет больше заниматься этим альбомом. Прошло всего две недели, и Пол решил все забросить».

Спектора, который находился на волне славы после эпизодического появления в «Easy Rider»(«Беспечный ездок»), нашумевшей картине 1969 года, порекомендовал «осиротевшим» «The Beatles»Аллен Клейн, чье предсказание о том, что однажды он будет представлять интересы группы, кажется, сбывалось само собой. Для Ринго Клейн был «…очень влиятельный человек, и кроме того, кто бы что ни говорил, он очень честный».Несмотря на предупреждения со стороны его бывших клиентов и знакомых, Джон и Джордж тоже «повелись» на воркование «Робин Гуда от поп–музыки» по поводу новой контрактной системы, сулившей им золотые горы, подкрепляя свои слова цитатами из их песен. Тем не менее Маккартни, в прошлом его ярый защитник, предпочитал доверять сплетням своего тестя о недобросовестной игре Клейна, его произволе и мошенничестве. Афера под названием «Let It Be»была яблоком раздора, и Клейн – не Спектор – получил письменную просьбу от Маккартни (безрезультатно) о том, чтобы не загромождать «Let It Be»наложенным оркестровым сопровождением и помпезными хорами, которые противоречили изначальной установке возвращения к старому мерсисайдскому звучанию.

Распад группы становился все более очевидным, когда Джон объявил, что собирается вскоре покинуть «The Beatles»,однако при этом согласился, что не стоит выносить это решение на публику, опасаясь, что из–за этого может не состояться грандиозная сделка Клейна с Capitol,сулившая группе солидные авторские отчисления. Тем не менее журналисты усмотрели намек на предстоящие события в шутке Леннона: «Цирк уехал, а мы (клоуны) остались».Этим журналистам – в частности, Рэю Коннолли из The Evening Standard,ливерпульскому приятелю битлов – было очень непросто молчать, обладая такой информацией, однако они сумели сохранить все в тайне; кроме того, они не знали, стоит ли принимать всерьез слова Джона, который стал всеобщим посмешищем, влюбившись в это страшилище Йоко.

«Джон просто сумасшедший, – ухмылялся Ринго. – Сегодня он скажет одно, а на следующий день – совершенно противоположное».

Лишь несколько фэнов, которые обитали неподалеку от Эбби–роуд, услышали шутку Ринго, когда он переходил дорогу, направляясь на очередную сессию 26 августа 1969 года: «Я возвращаюсь в цирк».

10. «Я не мог поверить в то, что это происходит»

Из всех битлов, которые так или иначе готовились к распаду группы, Ринго выбрал самый прагматичный подход. Еще до того, как «Let It Be»с трудом втискивался в хит–парады наряду с «Led Zeppelin II», «Greatest Hits»Энди Уильямса, «Black Sabbath»и последними творениями «Crosby», «Stills», «Nash and Young», «The Who»и «Simon and Garfunkel»,он снова занялся сольной деятельностью, снявшись в «The Magic Christian»,своем втором «небитловском» фильме.

В рассказе Терри Саутерна не фигурировал некто «Янгмэн Гранд», но этого довольно–таки поверхностного персонажа все же решили ввести в сценарий фильма « The Magic Christian»,снятого по его мотивам – привлечение одного из битлов гарантировало фильму кассовые сборы. Отдел по связям с прессой объявил «конкурс Ринго № fab 208»– главными призами в нем были места на мировой премьере фильма; занявшим второе место предлагалась футболка «The Magic Christian».Более того, кроме Старра, внесли свою лепту Джон и Йоко, а в качестве саундтрека выбрали только что заключившую контракт с Appleгруппу «Badfinger»,чьему продвижению к вершине чартов немало поспособствовал шлягер Пола Маккартни «Come and Get It»,звучавший пять раз на протяжении всего фильма.

Прекрасно понимая, что его «используют благодаря его имени»,Ринго очень хотел сыграть эту роль, так как был большим поклонником Саутерна, а кроме того, у него появилась возможность побольше узнать о том направлении, в котором он в дальнейшем собирался двигаться, хотя и «не имел специального образования, зато многому научился, глядя, как играют другие».Получая наглядные уроки от более опытных драматических актеров, что называется, в действии, Ринго прикидывал, как лучше всего использовать долгие паузы между съемками дублей, перемещением камер и так далее. Вместо того чтобы «…стоять там как мумия и ждать непонятно чего, я расслабляюсь и занимаюсь разными делами, в общем, веду себя естественно(намек на «Act Naturally»,которую пел Ринго), можно сказать».Когда Старр не отдавался привычным развлечениям – карточным играм, его руки были заняты новой забавой, одной из которых был «мой новый набор для эмалирования. Я люблю эмалировать вещи или рисовать красками и цветными карандашами».

Еще одним уроком на будущее для Ринго стало осознание того, что бессодержательность фильма можно компенсировать внушительным бюджетом и количеством приглашенных звезд. Кроме Ринго, в « The Magic Christian»«засветилась» не столь знаменитая Рэкел Уэлч, которая хлестала кнутом команду рабынь с галеры, а также Юл Бриннер, исполнивший «Mad about the Boy»Ноэля Коварда. Что же касается главных персонажей картины, сэр Ричард Эттенборо сыграл инструктора по гребле, Лоуренс Харви – актера шекспировских ролей, инспектора дорожного движения – Спайк Миллиган, и Джон Клиз сыграл роль надменного торговца произведениями искусства; один из них, соответственно, был подкуплен, чтобы устроить саботаж во время лодочных гонок Оксфорд – Кембридж; другой возмущал зрителей стриптизом; третий проглотил штрафной талон за неправильную парковку; и четвертый позволил испортить картину Рембрандта.

Вместе с другими из команды Монти Пайтона Клиз также оставил свой след в истории «англоговорящего» кино; их творчество оценили как «в высшей степени гениальное обвинение британскому капиталистическому обществу».Сегодня эта картина считается одной из самых незначительных комедий Селлерса, а Старр был лишь тенью Питера, которому достались наиболее смешные реплики, а сильно измененный сюжет превратился в серию тематических скетчей – о народе, который за деньги сделает все, что угодно – с заведомо известными результатами. Что касается Ринго, сыгравшего роль ливерпульского бродяги, которого усыновил Гранд (Селлерс), то ему сказали: «Просто будь собой»,продолжая эксплуатировать образ простачка, случайно найденный им в «A Hard Day's Night». «Чтобы моим ушам было тепло», —ответил герой Ринго на вопрос «Зачем ты носишь войлочную шляпу?»в сцене в холодном лесу, для которой его вырядили в нелепый охотничий твидовый костюм викторианской эпохи и неуклюжие альпинистские ботинки.

Как и следовало ожидать, самые доброжелательные рецензии появились в еженедельных молодежных журналах: «созданный им образ «своего парня» произвел сильное впечатление» (NME); «у его героя первоклассная мимика» (Disc).Однако большинство рецензентов – да и Ринго был с ними согласен – сходились во мнении, что Старр хорошо справился с ролью, которая не требовала от него особых навыков – «такая же тяжелая, как ведро перьев».Самый саркастический отзыв об игре Ринго напечатала «Daily Express»: «Его печальные собачьи глаза и взгляды, полные невинности, абсолютно соответствуют характеру персонажа; произносимые им реплики, пускай порой несколько монотонные, как правило, соответствуют ситуации».

Как бы там ни было, Ринго, который был, по крайней мере, в кругу друзей, участие в этом проекте принесло большое удовлетворение. Работая с такими ветеранами битловских фильмов, как Патрик Каргелл и Дэнис О'Делл, он был несказанно рад, что на съемках эпизода на железной дороге между Уоргрэйвом и Хенли–на–Темзе в качестве зрителя присутствовал Джордж: Харрисоны собирались купить расположенный неподалеку огромный особняк Friar Park.Пол вместе с новоиспеченной миссис Маккартни (а также принцессой Маргарет) присутствовал в Твикенхэме при работе над одним из студийных моментов. Попытка Леннонов присоединиться ко всей честной компании и пересечь Атлантику, чтобы доснять заключительный этап картины, потерпела неудачу: Джону отказали в американской визе из–за его пристрастия к марихуане. Сочувствие Селлерса чете Леннонов было абсолютно искренним: будучи оратором в Оксфордском союзе, он снискал одобрение других членов клуба, признавшись, что он тоже баловался запрещенными наркотиками.

Ринго, который ужасно нервничал перед камерами в первый день съемок, поразило мастерство Селлерса: «Я видел его раньше, в кино, но когда он начал входить в роль, я был совершенно потрясен».

Тем не менее дружба Селлерса и Старра становилась все крепче после совместных вылазок вроде той, когда они арендовали клуб Les Ambassadeursв Мэйфэре для проведения праздничной вечеринки, (что было достаточно редким явлением для Старра в те дни), которая, прямо как в фильме, кончилась тем, что потолок был увешан сотнями долларовых купюр. Затем последовали две недели, проведенные вместе на юге Франции, а потом – на Багамах, после того, как они выполнили все обязательства по фильму в Нью–Йорке. Готовясь к лондонской премьере «The Magic Christian»,Селлерс и Старр постоянно появлялись вместе на телевизионных ток–шоу.

Во время David Frost Showна Би–би–си они дуэтом спели песню с «Abbey Road»,последнего альбома «The Beatles». «Octopus's Garden»,которая не вошла в «Let It Be»,была на этот раз пересмотрена, когда группа собралась для того, что (с молчаливого согласия Пола и Джона) называлось завершением альбома. «Octopus's Garden»с легким оттенком кантри–энд–вестерна, которая составила бы идеальную пару «Yellow Submarine»,стояла на том же уровне, что и слащавенькие композиции Пола для «Abbey Road»,a также была более простой для восприятия, чем мощная «I Want You (She's so Heavy)»Леннона. Хотя и шедевром ее, конечно, назвать нельзя. В отличие от харрисоновской «Something»с того же альбома, на которую было сделано более двухсот кавер–версий, последний опус Ринго не переиграл никто. Желаемый эффект беззаботности и ребячества был–таки достигнут благодаря смягчающим вокальным гармониям Джорджа и Пола, а также звуковому эффекту, предложенному Ринго: дуть через соломинку в бокал воды, к которому приставлен микрофон.

Жизнерадостное появление Ринго от лица « The Beatles»вместе с Силлой Блэк, « The Holies», «Pan 's People»и прочих гостей на рождественском шоу With a Little Help From My Friends,устроенном в честь Джорджа Мартина на ITV,обозначало скорее нежелание Джона, Пола и Джорджа присутствовать на праздновании, чем заботу маэстро о «подающем надежду Шуберте». Подчиняясь правилам Союза музыкантов, он перезаписал партию вокала, чтобы во время передачи открывать рот под фонограмму, стоя с трезубцем в окружении детишек.

Репутация Ринго как самого примерного семьянина из всех « The Beatles»,который впархивает в гостиную в вечерний час, в тот самый момент, когда начинается реклама Timex,сильно укрепилась после события в семье, которое каждый из его фанатов считал самым что ни на есть «нормальным». Как обычно, в Queen Charlotte HospitalМорин 17 ноября родила третьего ребенка – Ли Паркин, дочь, которую они с Ринго так желали; Паркин – старинное родовое имя семьи Старки. Малышку привезли в дом с шестью спальнями, расположенный на тенистой Комптон–авеню в элитном поместье Глентри, в Хай–гейте. Элстед был расположен «слишком далеко» от Лондона – для ее папочки, который каждое утро ездил в Appleна своем новеньком шестидверном «Мерседесе», это было не очень удобно. Как и в случае с Sunny Heights,Ринго пришлось прождать довольно долго, прежде чем на дом нашелся покупатель – в конце концов Brookfieldsушел за сто тысяч фунтов к Стиви Стиллзу из «Crosby, Stills, Nash and Young»,который изъявил желание поставить в своем саду камень с высеченным на нем текстом: « Within You Without You».Хотя, по его словам, «только после того, как распались «The Beatles», я стал заниматься сессионной работой»,Старр был задействован Стиллзом, который в то время день и ночь ошивался в Apple Studiosв качестве одного из приглашенных музыкантов на его дебютной сольной пластинке; на обложке альбома прославленный битл значился как «Ричи».

В числе знаменитостей, которые встретили Новый год на новоселье Ринго в Хайгейте, были Морис Гибб из «Bee Gees»и его первая жена, певица, которая параллельно работала в средствах массовой информации. Учитывая, что они занимались одной профессией, было бы странно, если бы Гиббс и Старр не сотрудничали друг у друга в домашних студиях. С братом Лулу, Билли Лоури, Ринго записал «Rock and Roller»,которая вышла на сингле в 1973 году, когда Билли решил пойти по стопам своей старшей сестры. Однажды вечером Морис «спел» в «Modulating Maurice»,композиции из альбома, состоявшего целиком из гавканья и щебетанья, которые Ринго состряпал на одном из тех «новомодных» монофонических синтезаторов.

«Они целиком поглощают тебя, эти машины, – ворчал он. – Я включаю все рычажки, нажимаю все кнопки и начинаю заводиться; я достаю несколько микрофонов и включаю их через усилители в мой Revox.Мы нашли один из риффов в памяти синтезатора, и я стал его проигрывать, а Гибб начал мямлить какие–то слова и считывать показания на шкале, прямо как модулятор или что–нибудь в этом духе».

В следующей вещице Старр использовал барабаны с «эффектом эха, и это звучало по меньшей мере странно. Мне очень понравилось. Некоторые из треков получились просто потрясающими»,пускай они в чем–то повторяли «Electronic Sounds»Джорджа, сольный альбом. Вышедшие после « Wanderwall»более «спланированные» альбомы Старра были рассчитаны на публику (ее становилось все меньше), которая кидалась на любой товар, выходящий под лейблом «The Beatles»,пока он «не связался с Джоном Тавернером, сочинившим «The Whale», который был намного более «продвинутым».

Во время скоротечного «классического» периода поп–музыки, когда благодаря «Sgt. Pepper»с его синкретизмом появились концептуальные альбомы, рок–оперы вроде « Tommy»группы « The Who»и прочие сомнительные «творения», продюсеры CBSначали продвигать американских композиторов–минималистов – таких, как Стив Райх и Терри Райли, как будто они были рок–звездами. Но внимание их британских коллег привлек французский ученый–электронщик Пьер Анри и «самурай звука» Стому Ямашита, виртуозный перкуссионист, который получил «классический» Грэмми за альбом, состоявший из произведений Хенце и Максвелла Дэвиса. Высокий длинноволосый Тавернер был для Ринго, возможно, чем–то подобным – в английском исполнении.

Тавернер учился в хайгейтской школе, а затем выиграл стипендию Королевской академии музыки, где он забросил занятия на фортепиано и сосредоточился исключительно на композиции. Поп–музыка прошла мимо него, поскольку, по его мнению, «она не имеет практически ничего общего с тем, что я делаю».На студенческом балу в Royal Albert Hallв 1968 году его первые серьезные творения, «The Whale»и написанное по заказу Би–би–си «The Alium»,были встречены бурными аплодисментами, что сразу же возвело Тавернера на пьедестал того, что Ринго назвал «монстром классического андеграунда»,прослушав кассету с записанной на ней «The Whale»,транслировавшейся по Би–би–си. Ринго нашел композитора по адресу его родителей, и удивленный Тавернер, который даже слабо представлял себе, кто такие «The Beatles»,был приглашен на Комптон–авеню, а затем – на Сэвил–роу, где восторженный Старр представил его Джону Леннону и Рону Каасу, менеджеру Apple Records,чтобы обсудить с ним детали возможного контракта.

Даже более навороченная, чем саундтрек к «Wonderwall»,композиция «The Whale»была скорее «интеллектуальным вызовом», чем продуктом для массового потребителя. Сочетая библейскую притчу об Ионе, которого проглотил кит, и серьезную обеспокоенность о морских млекопитающих, которым люди приносят множество бедствий, точка зрения Тавернера заключала в себе изысканные тональности пост–сериалистов – необычные сочетания тонов, свободную хоровую декламацию и звуковую зарисовку, описывающую эпизод, когда кит выплюнул Иону на берег. «Melodrama and Pantomime»Тавернера, со взрывами и криками в мегафон, конечно, не дотягивала до уровня Гилберта и Салливана, а его следующий номер, «Storm»,был на удивление мягким по звучанию, что вызывало нежелательные ассоциации с « Octopus' Garden»и его «we would be warm below the storm/in our little hideaway beneath the waves»(«нам будет тепло под бушующими волнами, в нашем маленьком убежище в глубине моря»).