Текст книги "Волшебная сказка Томми"

Автор книги: Алан Камминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Я ощущал себе по-настоящему ЖИВЫМ! И в эту поездку все будет так же. Я буду жить! Просто жить, не изводя себя всякими мрачными мыслями, что мне уже почти тридцать, а я до сих пор не имею понятия, что мне нужно от этой жизни и к чему это все приведет. Пошло все в жопу! Томми знает, что ему нужно. Ему нужно в Нью-Йорк!

Да, моя девочка!

9. Индия

Дома не было никого. Ни Сейди, ни Бобби. Ни записки, вообще ничего.

Сперва я напрягся и психанул, а потом рассудил, что это вполне справедливо. Они не обязаны держать меня в курсе, чуда кто пошел и когда вернется, тем более что в последние дни я так старательно избегал всяких контактов, что Сейди и Бобби имели полное право обидеться. Проанализировав свои ощущения, я диагностировал пронзительную тоску по отсутствующим друзьям (как оказалось, я страшно соскучился) вкупе с чувством вины за свое отвратительное поведение.

Я хотел рассказать им обоим о поездке в Нью-Йорк. И еще, может, об обмороке. И, может быть, извиниться за то, что был таким дятлом.

Мне было так странно и неуютно – одному в пустой квартире. Да, в последние дни я старался ни с кем не общаться, но теперь мне хотелось, чтобы все стало как раньше: в гостиной грохочет музыка, мы трое орем в полный голос, потому что иначе ничего не слышно, а Сейди колдует на кухне, сгребает в большую кастрюлю все, что мы не доели вчера, и готовит свою фирменную «поскреблю», когда остатки китайских или индийских обедов навынос соскребаются с тарелок, перемешиваются с чечевицей и запекаются в духовке, или «унылые макароны», названные так потому, что подобная еда и вправду приводит в уныние и заставляет задуматься о тщете всего сущего. Макароны для данного блюда добываются по древнему способу – «по амбарам помести, по сусекам поскрести» – и подаются под соусом из поджаренного чеснока с томатной пастой и медом. На самом деле получается очень вкусно. Сейди сама придумала рецепт. Что называется, «из головы». Непременно попробуйте. Вам понравится. А еще Сейди готовит совершенно волшебное «малоимущее рагу» из неизменной упаковки сарделек, которая всегда прячется где-нибудь в холодильнике (Бобби – страстный любитель сарделек во всех проявлениях: как продуктов питания, так и увесистых членов, именуемых сардельками за толщину и объем), консервированных помидоров и различных продуктов, которые, как правило, просто лежат, и никто их не ест, но в итоге, опять же, получается вкусно. Я так люблю эти вечерние посиделки, когда мы втроем собираемся на кухне, пьем вино, наворачиваем вкуснятину, которую Сейди состряпала на скорую руку, шутим, смеемся и в который уже раз понимаем, почему мы так сильно друг друга любим. Наши воскресные ужины «в тесном семейном кругу» – мероприятие более формальное и торжественное. Они планируются заранее и готовятся обстоятельно и неспешно, причем выбор блюд обсуждается чуть ли не за неделю вперед, и мы специально отводим время на рассудительные разговоры о правилах совместного проживания, о соседях, которые уклоняются от исполнения своих обязанностей по выносу мусора, и т. д., и т. п. Я их тоже люблю, но все-таки мне больше нравятся неожиданные собрания вечером на кухне, когда мы все дома и все хотим есть. Сюрпризы – это всегда приятно. Ну, вот как будто ты шел по улице и вдруг встретил старого институтского друга, с которым вы не общались уже много лет, и вы до ночи сидели в баре и вспоминали всякие приколы, о которых ты сам никогда бы не вспомнил, если бы не эта случайная встреча. Вот такая нечаянная приятность.

Но сегодня... Сегодня сюрприза не состоялось, и никакая фея Починка не взмахнула волшебной палочкой, и кухня не наполнилась запахами сигаретного дыма и готовящейся еды. Бобби с Сейди тоже не появились.

Я пошел в гостиную. Сейди опять навела порядок – журналы на столике были разложены веером, так чтобы было удобно читать названия. Каждый раз после того, как на Сейди находит хозяйственный зуд, наша гостиная напоминает приемную в частной клинике, но уже через пару часов там вновь воцаряется обычный художественный беспорядок.

Я не стал включать свет. Мне было достаточно света от уличного фонаря. Я присел на диван. У нас очень удобный диван – красный, большой, в меру мягкий и в меру пружинистый, – но сегодня, когда я сидел на диване один, он казался уже не таким уютным, каким обычно бывает, когда мы сидим там втроем. На самом деле он сейчас напоминал выставочный экземпляр в витрине какого-нибудь дорогущего мебельного магазина. Подушки были разложены так аккуратно, как будто их выкладывали по линейке. Это у Сейди такая мания: взбивать и раскладывать диванные подушки. Она просто не выйдет из дома, пока не приведет наш диван в «надлежащий вид». Кстати, где Сейди? И Бобби? И тут зазвонил телефон. Я сидел в темноте и слушал, как автоответчик радостно выдает сообщение на три голоса: «Привет, это Томми, Сейди и Бобби».

Помню, как мы его записывали. Сидели, согнувшись над крошечным микрофоном, на полу у камина, толкались, хихикали и пытались сказать эту простую короткую фразу более-менее слаженным хором. Мы просидели так целую вечность – никак не могли сделать запись, которая нравилась бы всем нам, – и наутро у меня болели колени и локти. Да, это не сборник полезных советов, в котором читателя посвящают в сакральные тайны наиболее эффективного способа очистки пепельниц, и все же примите совет на будущее: никогда не записывайте сообщение на автоответчике в позе «на четвереньках, нависая над микрофоном». Во-первых, подобная поза унижает человеческое достоинство, во-вторых, это в принципе неудобно и чревато ломотой в суставах, и, в-третьих, вы гарантированно напугаете человека, который вам позвонит и нарвется на автоответчик, поскольку голос, записанный в такой позиции, получается сдавленным и неестественным и подозрительно напоминает записи голосов жертв похищений, которые передают в новостях, когда похитители отлепляют полоску скотча со рта похищенного и заставляют его сказать несколько фраз, чтобы его родственники убедились, что он еще жив.

«К сожалению, нас нет дома. Наверное, мы где-то гуляем. Или ушли по делам. Или мы все-таки дома, но нас как бы нет, потому что мы заняты и не хотим подходить к телефону. Когда будете оставлять сообщение, имейте в виду, что мы можем быть рядом и слушать, что вы говорите, и чем забавнее и интереснее вы будете говорить, тем больше шансов, что мы все-таки возьмем трубку. Спасибо, что вы позвонили. Пока!»

Я улыбнулся. Редко когда выпадает случай прослушать собственное приветственное сообщение на автоответчике. Сейчас уже делают такие автоответчики, которые вообще не проигрывают вступительное сообщение и включаются только тогда, когда тот, кто звонит, начинает говорить. Но у нас дома стоит дешевый, почти антикварный аппарат без всяких высокотехнических наворотов.

– Томми, это Индия. Ты дома? Э... я сейчас вряд ли скажу что-то забавное и интересное...

У меня внутри все оборвалось. Сердце забилось в учащенном ритме. С Индией мы не общались с прошлого года, с Ночи Гая Фокса, если точнее, когда я пришел в ее новую шикарную квартиру, за которую, надо думать, платил тот самый новый шикарный бойфренд, которого она завела сразу после того, как мы с ней разошлись. Если не до того как. Вполне вероятно, что так и было, и меня до сих пор трясло при одной только мысли об этом, хотя Индия клятвенно уверяла, что да, они встречались, и пару раз он приглашал ее в ресторан, но все случилось лишь после того, как мы с ней расстались. Замечательное выражение. Все случилось. А именно: немец Карл, весь такой гладенький и холеный, всегда безукоризненно отутюженный – даже когда он в джинсах – тип, неприятный во всех отношениях, заправил свой тощий немецкий болт, вне всяких сомнений, столь же безукоризненно отутюженный и, несомненно, обрезанный (поскольку крайняя плоть потенциально чревата сморщиванием) в хипку красивой, безумно красивой, но донельзя наивной, доверчивой девочки, которая когда-то была моей Индией. Которая когда-то была моей. Она говорила мне столько раз: «Я твоя». «Моя пуська – твоя». Ничего не напоминает? Мне вдруг подумалось, что мое выступление с «мой член – теперь твой» это еще не так страшно. Когда человек произносит такие дурацкие фразы, это значит лишь то, что конкретно сейчас у него приключилось временное помрачение мозгов.

«Все говорят что-то такое, Томми, когда увлекаются», – так сказала мне Индия в нашу последнюю встречу во время посмертного выяснения отношений. На что я ответил, что я, когда прихожу в магазин и увлекаюсь процессом приобретения покупок, все-таки сдерживаю себя и не говорю продавщице на кассе, что мой член поступает в ее безраздельное владение. И еще я сказал, что Индии лучше заткнуться и сражать меня своей красотой молча. Так будет лучше для нас обоих: я бы меньше страдал, да и ей было бы проще, поскольку молчать и сражать красотой у нее получается лучше всего. После этого она ударила меня по лицу. Причем приложила неслабо. По-настоящему. Она была тихой, совершенно неагрессивной девочкой, убежденной вегетарианкой, поборницей справедливости и защитницей прав животных, так что этот внезапный припадок агрессии задел меня вдвое сильнее. А потом как по сигналу небо вспыхнуло алыми искрами. (Напоминаю, это была Ночь Гая Фокса.) Индия стояла спиной к окну. Ее глаза полыхали огнем, а щеки были такими же красными, как и небо, расцвеченное фейерверком. Она была похожа на девочку-дьявола, на взбешенную девочку-дьявола, явившуюся из ада, чтобы отомстить мужикам за все обиды, которые они нанесли женскому полу.

– Никогда не разговаривай со мной в таком тоне. – Ее буквально трясло от злости. – Никогда, Томми. Ты понял? Я никому не позволю так со мной разговаривать. Я любила тебя. Да, любила. Я тебе говорила, что я – твоя. И так и было, пока мы с тобой были вместе. А потом мы расстались, и теперь я уже не твоя. У меня есть другой. Я знаю, тебе от этого тяжело. Но придется смириться. И забудь все, что было.

Это были последние слова Индии: «Забудь все, что было». И больше мы с ней не общались.

Но продолжим про автоответчик

– Томми, ты дома? – У меня так колотилось сердце, что я сам испугался. Надеюсь, вы понимаете, что во мне не проснулась былая страсть к Индии. Но зачем она мне звонит? Что ей нужно? И почему рядом нет Сейди и Бобби?! Мне сейчас так нужна дружеская поддержка. Видимо, это карма. Космическое воздаяние. Может быть, в эти последние дни кому-то из них было необходимо поговорить со мной. Может, кому-то из них была очень нужна моя помощь. Что ж, вполне справедливо. И все-таки я иногда поражаюсь на карму. Стервозная все-таки штука. Почему надо было устроить так, чтобы мне позвонила Индия, прекрасная Индия, о которой я так вожделенно мечтал, о которой я бредил в кислотных приходах, на которую столько дрочил за последние полтора года, причем позвонила именно сегодня, когда я начал выходить из депрессии?

Одним прыжком я подлетел к телефону и схватил трубку.

– Да, да. Я дома. – Я очень старался, чтобы мой голос звучал в меру вежливо, в меру сдержанно. Договорив фразу, я убрал трубку подальше от рта, чтобы Индия не слышала, как тяжело я дышу.

– Как дела? – осторожно спросила она, явно не уверенная, что ее сейчас не пошлют куда подальше. Со своей стороны, я тоже был не уверен, как себя поведу. Но я был рад, что она позвонила.

– Замечательно. А у тебя?

– Ну... Бывало и лучше, – сказала она. Интересно, и что это значит?! – подумал я, но решил

не заострять внимания.

– Хорошо, – сказал я и только потом сообразил, что ляпнул явно не то. – То есть... э... у тебя что-то случилось?

Она молчала, наверное, секунды четыре.

– Я не знаю. Мне просто хотелось услышать твой голос. – Меня всегда убивала привычка Индии разговаривать фразами из плохих мелодрам. Когда мы расставались, она мне сказала: «Я уже ничего не знаю». Она действительно так сказала. Слово в слово. Я решил сразу же перейти к сути.

– Вы с ним разошлись?

Еще одна долгая пауза, а потом тихое:

– Да.

Теперь все ясно. Душному Карлу надоела самая перспективная молодая модель этого года (ха-ха два раза, кажется, я забыл упомянуть, что Индия работала фотомоделью), и он умчался на своем безупречно отглаженном «порше» в поисках новых, еще не охваченных пастбищ. И теперь наша малышка Индия, которая просто не мыслит себя без мужчины (у нее постоянно есть кто-то, поверьте, я знаю, о чем говорю, улицы Лондона наводнены ее бывшими бойфрендами: для такой славной девочки Индия ведет очень даже активную половую жизнь), чувствует себя брошенной и одинокой и по этому поводу решила искать утешения у меня – у человека, которого, по ее собственным словам, она в первый раз в жизни полюбила по-настоящему и которого бросила сразу, как только начались какие-то сложности; у человека, который, по сути, никто и напрочь лишен всяческого честолюбия, и, вероятно, поэтому, когда мы были вместе, она понимала, что она тоже не пуп земли и не центр вселенной, и... и... И вообще нам оно надо? Я знал, что она меня все еще любит. И что мы не сможем быть вместе. Но самое главное, я знал, что, если мы встретимся снова, мне это будет отнюдь не на пользу. Тем более в моем теперешнем состоянии.

– И что? – спросил я. – Хочешь встретиться?

– Да, можно встретиться. Давай на следующей неделе?

Я охреневаю от этой женщины. Мы с ней не виделись полтора года, наша последняя встреча закончилась рукоприкладством с ее стороны, а теперь она звонит мне и сообщает, что ее напомаженный гитлерюгенд-переросток сбежал и что ей хочется услышать мой голос, но при этом она может выкроить на меня время только на следующей неделе. Да пошла она в жопу! Откуда я знаю, может быть, все ближайшие вечера у нее уже укомплектованы другими «бывшими», которых она обзвонила раньше и которые откликнулись на ее SOS.

– Ничего не получится. Я не могу на следующей неделе. Улетаю в Нью-Йорк. – Я тихо порадовался про себя, что у меня есть законное и – что еще лучше – эффектное оправдание для вежливого отказа.

– А, понятно. Тогда давай до отъезда. У меня все вечера свободны. – Ага. Значит, вычеркиваем плотно забитые вечера горьких рыданий на плечах бывших любовников. – Просто мне не хотелось, чтобы тебе показалось... ну... – Она не смогла подобрать нужного слова.

– Что все так плохо? – подсказал я.

– Да, наверное. Я понимаю, что с моей стороны это наглость. Но знаешь, мне действительно хочется тебя увидеть. Может быть, вечером в воскресенье? В воскресенье нормально?

– Нормально. – Блин. Мой ответ прозвучал как-то уж слишком поспешно. Как будто мне прямо не терпится поскорее увидеть Индию. Тем более что в воскресенье у меня были другие дела. Мне совсем не хотелось опять пропускать наш воскресный семейный ужин. На прошлой неделе у меня хотя бы была уважительная причина. Мне вроде как было плохо после излишеств с забойным коксом из запасов примадонны. Бобби с Сейди меня не поймут, если я скажу, что не могу ужинать с ними, потому что встречаюсь с Индией. Они ненавидят Индию – то есть не то чтобы ненавидят, просто их возмутило то, как она обошлась со мной. Я – их друг, они за меня беспокоятся, и люди, которые меня обижают, вполне естественно, им неприятны. В самом начале, когда все было нормально, Индия им даже нравилась. Сейди сперва сомневалась – для нее слишком красивые девочки однозначно относятся к категории «только для ебли, и в дом их не водят, а если и водят, то только для ебли, и не приглашают остаться на ужин», – но постепенно прониклась симпатией к Индии, и они даже встречались, когда меня не было в Лондоне. А потом у нас начались сложности, и я тосковал, бился в истерике, заливался слезами и всячески мучился. В общем, мне было плохо. Ведь я был уверен, что это любовь на всю жизнь. Но все закончилось очень быстро. Сейди потом говорила, что она, как только увидела Индию, сразу же поняла, что у нас с ней ничего не получится. Да, в какой-то момент ей показалось, что Индия не такая, как все гламурные молоденькие девчонки, которым хочется бесконечного праздника – пресловутой красивой жизни, – и что она не играет со мной в любовь, а действительно любит. Однако счастливого исключения не состоялось. Да, это грустно, по-настоящему грустно. Но мне надо понять, что, даже если бы мы были созданы друг для друга – а это вряд ли, – мы все равно не смогли бы быть вместе. (Это все слова Сейди, но я с ней согласен на сто процентов.) И кстати, в это воскресенье была моя очередь готовить ужин.

Наверное, тут надо кое-что пояснить

Помните, я говорил, что я себя знаю. И знаю, что не смогу жить с одним человеком всю жизнь. Не смогу быть с ним всегда. Я мужчина, и следовательно... ну, вы уже в курсе. Не сказать, что меня это радует. Но такова неумолимая правда жизни. И эту горькую правду я узнал благодаря встрече с Индией.

Я любил Индию. По-настоящему. Она такая красивая... просто невообразимо красивая. Это та самая красота, которая сражает тебя наповал, и ты просто стоишь, смотришь на это чудо и не можешь поверить, что такое бывает на самом деле. Я люто влюбился, и первый раз в жизни мне показалось, что я встретил человека, с которым смогу быть всегда. Во всяком случае, я мог себе это представить. Да что там представить?! Мне хотелось, чтобы мы были вместе всегда. Наверное, именно так оно и происходит. Ты живешь в вечной гонке за новыми впечатлениями, трахаешь все, что движется, меняешь любовников и любовниц, ищешь того единственного или единственную, которые все не находятся и не находятся, потом пресыщаешься, тебе становится скучно, ты постепенно приходишь к выводу, что по-настоящему счастливые, долгие и прочные отношения возможны только с самим собой, а потом – БАЦ! – я встретил Индию. И поначалу все было волшебно. Так хорошо, что, может быть, даже слегка чересчур. Представьте, что я улыбался все время. То есть действительно все время. Конечно, в какой-то момент мне пришлось перестать улыбаться, иначе я бы заработал себе постоянную судорогу лицевых мышц.

Когда все закончилось, мне было горько, обидно и больно. И не только потому, что я потерял Индию, и мне безумно ее не хватало, и я чуть ли не выл от тоски, но еще и потому, что мои самые худшие опасения подтвердились. Я ведь знал, что у нас ничего не получится. У меня ничего не получится. Никогда. Даже если я встречу женщину своей мечты – из тех женщин, которые, как я всегда полагал, бывают только в красивых фильмах о большой чистой любви, – женщину, которую я беспрестанно хочу, и мне даже страшно подумать о том, что когда-нибудь ее не будет рядом, женщину, на которой я бы охотно женился, если бы не был таким склеротичным дятлом (я действительно собирался сделать ей предложение, но каждый раз что-то меня отвлекало, и я забывал, а потом это стало неактуально). Да, с женщинами в этом смысле гораздо проще. На женщине можно жениться, а жена – это все-таки надежней, чем просто подруга. Когда люди женятся, они обещают любить и беречь друг друга и быть вместе в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас. Разумеется, брачный контракт – это еще не гарантия счастливой и долгой совместной жизни, и если тебе действительно захочется уйти, то никакая бумажка тебя не удержит, но я сейчас говорю о самой по себе возможности жить с человеком, с которым ты хочешь быть вместе, то есть по-настоящему вместе, когда ты действительно любишь этого человека и не будешь ему изменять, опять же, не из-за бумажки, обозначившей тебя мужем, а потому, что тебе больше никто не нужен. Но, допустим, я парень и люблю парня, и мы с ним хотим пожениться? Вот об этом и речь.

Может быть, если бы у нас разрешили гомосексуальные браки, многие геи нашли бы себе постоянных партнеров, и жили бы с ними, и уже не искали бы приключений в смысле беспорядочного интима по клубным сортирам? Кстати, дельная мысль. Как бы только ее донести до консервативно настроенных старых ослов, категорически не одобряющих как однополые браки, так и нетрадиционную сексуальную ориентацию? Пусть геи женятся между собой! Кому от этого плохо?! Если люди хотят жить семьей, это стремление следует поощрять. Разве нет?*

* Книга вышла в 2002 году, а в декабре 2005 года в Англии и Уэльсе вступил в силу закон, разрешающий «гражданское партнерство» среди однополых влюбленных.

Впрочем, к делу это не относится. Я никогда не женюсь: ни на женщине, ни на мужчине. Но мог бы жениться на Индии. Мне самому это странно, но это так. Индия преподала мне горький урок, но, что самое удивительное, я даже рад, что все так получилось. Честное слово. Правда смешно? Индия, которая страна, была сверкающим самоцветом в короне Британской империи, краем сказочного изобилия и немыслимой красоты, раем земным для мародеров-британцев. Девушка Индия – точно такая же: яркая, необычная, безмятежная, соблазнительная и пассивная. Разумеется, в Индии, которая страна, начались гражданские беспорядки, и кровь невинных полилась рекой. Параллель, как мне кажется, очевидна.

Блин! Вечером в воскресенье я увижусь с Индией. Даже не знаю, стоит ли все это затевать. Мне сразу вспомнились все те разы за последние полтора года, когда я вполне себе радостно отрывался в каком-нибудь клубе и вдруг замечал в толпе Индию – и все. Настроение умирало. Краски мира тускнели, и что-то сжималось внутри, и я себя чувствовал так, словно меня пару раз пропустили сквозь барабаны для отжима белья, и мне уже ничего не хотелось, и я возвращался домой. Это было ужасно. Однажды, когда я ехал на работу, я увидел ее из автобуса. Она садилась в такси. Я вышел на следующей остановке, сел на автобус в обратную сторону, приехал домой, позвонил Джулиану и сказал, что сегодня меня на работе не будет, потому что я, кажется, заболел. В общем, я даже почти не соврал. Я весь день пролежал в постели. Меня убивало не то, что я видел Индию (хотя мне было больно, да, все еще больно, но боль постепенно сходила на нет и когда-нибудь, я уверен, прошла бы совсем), а то, что я видел ее неожиданно и был к этому не готов. Но, с другой стороны, до воскресенья еще два дня, и у меня будет время как следует подготовиться. Так что все будет нормально.

Собственно, нам ничто не мешало общаться и после того, как мы с ней разошлись. Мы могли бы остаться друзьями. Я считаю, что это нормально, когда человек сохраняет приятельские отношения с бывшими любовницами и любовниками, во всяком случае, с теми, кого он помнит, как их зовут. Но с Индией все было сложно. Мы решили (каждый – для себя), что нам лучше не видеться, потому что так надо. А почему это надо? Кому это надо? Мы с ней увидимся в воскресенье, и это здорово. Мне будет очень приятно ее увидеть, снова почувствовать ее запах, послушать рассказы о ее друзьях и подругах, которые, кстати сказать, представляют собой совершенно безумную смесь из томных анерексичных моделей и активистов борьбы за что-то или против чего-то.

Так что я не боюсь. Да и чего мне бояться?! Ничего страшного не случится. Мы поужинаем, вспомним прошлое, может быть, даже обсудим сакраментальный вопрос «Почему мы расстались?», и все будет хорошо.

Тем более что она позвонила сама. Это ей, бедной девочке, оставшейся без своего разлюбезного Карла, нужно, чтобы ее утешили. Причем утешил не кто-нибудь, а именно я. Тот, кто был у нее до Карла. А вот я, потерявший Индию, все-таки справился самостоятельно. Превозмог свою боль и нашел в себе силы жить дальше. Как говорится, из боя он вышел изрядно потрепанный, но непобежденный. И плюс к тому умудренный опытом.

Да, моя девочка, даже не сомневайся. Все будет хорошо.

10. Сказка про красоту

Давным-давно, в одной не так чтобы очень далекой стране, был один город, где жили невообразимо красивые люди. Все мужчины в том городе были прекрасны: точеные лица, высокие скулы, носы правильной формы, полные, сочные губы, сверкающие глаза и густые здоровые волосы, отливавшие искрящимся блеском, и часто бывало, что птицы смотрелись в них, как в зеркала, проверяя, хорошо ли приглажены их яркие перышки. Женщины были столь же прелестны. По утрам, встав с постели, они снимали косынки, в которых спали, и роскошные локоны, освобожденные из мягкого плена, рассыпались по их элегантным плечам и струились по восхитительной ложбинке между пышных грудей. Трепет длинных ресниц, прогоняющий сон. Изящная тонкая рука скользит по гладкому лбу. Взгляд на мужчину, который еще не проснулся, но уже зашевелился во сне. Сочные губы приоткрываются так соблазнительно и маняще. Они похожи на лепестки распускающегося бутона, и часто бывает, что бабочки подлетают к ним близко-близко, перепутав с цветами. Женщина улыбается, глядя на своего мужчину. Ее улыбка лучится теплом, которого хватит с избытком на то, чтобы растопить ледяные поля.

Тела жителей города были не менее великолепны, чем их улыбки: ладные, крепкие, безупречных пропорций. Мужчины были подтянуты и мускулисты, но без излишеств, уродующих естественную красоту тела. Они не наращивали себе мышцы, а лишь укрепляли данное им от природы – здоровым физическим трудом на полях и упражнениями на открытых спортивных площадках, оборудованных на каждой площади города. Для описания тел женщин используем определения «цветущий» и «свежий», которые были придуманы как будто специально для них. Гладкая кожа, изящные тонкие руки, не испорченные грубой работой, неторопливые томные жесты, гибкий стан, полные бедра, пышная грудь.

Можно было бы предположить, что секс у жителей города неизменно был взрывом безудержной страсти, поскольку два существа, столь немыслимо прекрасных, должны испытывать запредельное наслаждение, соединяясь друг с другом. Но все было не так. Совершенно не так.

Потому что, когда ты прекрасен и все вокруг в равной степени обворожительны и прекрасны, красота неизбежно теряет очарование. Она становится нормой, чем-то обычным и поэтому невзрачным и даже скучным, и ты отнюдь не считаешь себя красавцем, и всех окружающих – тоже, а любовные утехи с кем-то непривлекательным и невзрачным возбуждают не больше, чем чтение газетных страниц, целиком посвященных поминкам, дням рождения и свадьбам. Ты понимаешь, что все это пресно и скучно, но при этом ты знаешь, что когда-нибудь сам неизбежно окажешься в каком-то из данных разделов.

Люди в том городе жили мирно и безмятежно и поэтому – долго. Хотя и слегка скучновато. На самом деле ужасно скучно.

* * *

И вот однажды случилось великое наводнение, и река, что начиналась высоко в горах, протекала сквозь темный дремучий лес и в конечном итоге впадала в большое озеро посреди города красивых людей, вышла из берегов. Молодая пастушка, жившая в хижине в горах, пришла к реке прополоскать рот (она так делала каждое утро), но как только она наклонилась к воде, бурный поток сбил ее с ног и увлек за собой. Она даже не поняла, что случилось. А когда вынырнула на поверхность, оказалось, что она уже не в реке, а в большом чистом озере, и на берегу стоят люди. Такие красивые, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Пастушку звали Дафна, и хотя с точки зрения физиологии и анатомии все у нее было в норме, то есть без ярко выраженных патологических отклонений, все-таки надо признать, что когда Бог раздавал людям хорошие внешние данные, ее очередь подошла явно не в первой десятке и даже не в первой сотне. Нос у нее был слегка свернут на сторону, уши – немного великоваты в соизмерении с головой, зубы – кривые (некоторых не хватало), глаза не то чтобы критично косые, но косоглазие все же имело место.

– Кто ты? – спросила у Дафны молодая женщина такой поразительной красоты, что Дафна даже не сразу сумела ответить, потому что и вправду была сражена.

– Ты откуда? – спросил молодой мужчина, настоящий красавец с крепкими мускулистыми руками, длинными золотистыми волосами и пронзительными голубыми глазами.

– Я собиралась прополоскать рот, и...

Дафна не сумела договорить, потому что все люди, стоявшие на берегу и не сводившие с нее глаз, издали общий возглас восхищения.

– Обворожительный голос, – сказал кто-то из них.

– Она такая красивая, – сказал кто-то другой.

– Кто? Я? – Дафна обернулась, уверенная, что у нее за спиной из воды вынырнул кто-то еще, но там не было никого. Выходит, они говорили о ней.

Жители города отвели Дафну в ближайший от озера дом, сами выкупали ее в ванной, уложили в постель и укрыли мягким одеялом из гусиного пуха. Дафна заснула мгновенно. Как и многие до нее, она открыла для себя блаженство спокойного сна, знакомое людям, которые знают, что такое всеобщее обожание.

Наутро ей подали завтрак в постель: свежие фрукты и травяной чай.

Его принесла молодая пара, совсем еще юные мальчик и девочка. Они в жизни не видели такой прелестной, очаровательной и желанной женщины, как Дафна. Уже то, что они находились рядом с таким обольстительным созданием, повергало их в чувственный экстаз, известный только героям самой изысканной эротической литературы. Они буквально сходили с ума от желания.

Мальчик весь трепетал, поднося сочную кисть винограда к шершавым, обветренным губам Дафны, а девочка обмирала от сладострастного восторга, глядя на красную прожилку лопнувшего сосуда на кончике носа обворожительной гостьи. Как это обычно бывает в такой ситуации, уже через пару секунд все трое сплелись на постели в клубок безудержной пылкой страсти и столь же безудержного удивления. Это был тот редкий случай, когда все участники сексуального действа думают про себя абсолютно одно и то же: «Неужели это происходит со мной?! Неужели мне выпало такое счастье?!»

Дафне жилось замечательно. Когда в городе стало известно, что эта богиня охотно снисходит до определенного рода потребностей простых смертных и в своей беспредельной божественной щедрости одаряет собою всех страждущих, каждый стремился – нет, не просто стремился, а был преисполнен непоколебимой решимости – приобщиться к сему источнику небывалого наслаждения, который они почитали за воплощение мистического сексуального начала.

Разумеется, Дафна немного скучала по дому, и иногда ей хотелось вернуться в свой маленький домик в горах, и непременно сходить в поселок на той стороне холма, и рассказать деревенским девчонкам о своих приключениях. Тогда бы они точно заткнулись! Только никто все равно не поверит. Ей и самой как-то не верится.

Так проходил день за днем, и постепенно Дафна начала понимать, что попалась в ловушку. Теперь ей уже никогда не уйти из города. Она просто не сможет уйти. Потому что, если она уйдет, она больше не будет такой: новой Дафной, очаровательной, уверенной, соблазнительной Дафной. Дафной, которая в первый раз в жизни сама себе нравилась.